Текст книги "Военная история Грузинского гренадерского Е. И. В. Великого князя Константина Николаевича полка В связи с историей Кавказской войны"

По вышеизложенным соображениям 18 числа, октября 1812 года, в лагере при Аг-Углан раздался барабанный бой, означавший легкий поход[68]68
  Легким походом назывался поход с четырехдневною порциею сухарей и по 40 патронов на человека.


[Закрыть], по которому отряд Котляревскаго стал в ружье. «Братцы! нам должно идти за Аракс и разбить персиян, – сказал генерал собравшимся солдатам, – их на одного десять, но храбрый из вас стоит десяти, и чем более врагов, тем славнее победа; идем братцы и разобьем». Вслед за этим восторженные гренадеры двинулись в путь. Предпринимая опасное дело, Котляревский решился пожертвовать собой в случае неудачи. Вот распоряжения, сделанныя им перед выступлением:

1) Старшему по мне штаб-офицеру:

«Предприняв атаковать персиан за Араксом, я сделал распоряжения, о которых вам известно; в случае смерти моей, вы должны принять команду и исполнять по оным. Если бы случилось, что первая атака была бы неудачна, то вы непременно должны атаковать другой раз и разбить, а без того не возврашаться и отнюдь не отступать.

Когда неприятель будет разбит, то стараться перевесть на сию сторону кочующие близ Аракса народы, потом возвратиться; по исполнении сей экспедиции вы должны донести о сем прямо главнокомандующему и представить диспозицию мою и приказ, отданный в отряде 18 октября 1812 года». Генерал-майор Котляревский.

2) Диспозиция к атаке.

«Первое и второе каре составляют баталионы Грузинскаго гренадерскаго полка; чтобы фузелерныя роты составили шестивзводное каре; взводы гренадер становятся на правую сторону перваго фаса, а взводы стрелков – по левую; таким образом, первый фас делается для лучшаго напора в штыки о четырех взводах. Третье каре составляет рота Грузинскаго гренадерскаго полка, 200 человек Севастопольскаго и карабинерная рота 17-го егерскаго полка; сия становится при сем каре, так как гренадерския роты при первых двух кареях. Орудиям каждаго каре быть в первом фасе, одному между взводом гренадер, а другому между взводом стрелков; вкаждом каре к орудиям нарядить 20 человек из самых надежных людей при офицере и унтер-офицере, которые должны быть неотлучно при оных.

«Две роты егерей с майором Дьячковым выстраиваются вправо от праваго каре, а рота с майором Лентовским – влево от третьяго каре и составляют фланги».

«В, походе две роты егерей впереди, за ними рота гренадер перваго каре, потом два орудия, за ними колонна из средины, после сего в таком же порядке другие два каре, а за оными рота егерей».

«По переправе чрез Аракс тотчас выстраиваются каре, и как должны идти приказано будет».

«Казачие полки идут в авангарде отдельно 50 человек в ариергард; а по переправе чрез Аракс выстраиваются: Краснову вправо от перваго каре, а Попову между первым и вторым, равняясь с задними фасами. По приближении к лагерю, третье каре и рота егерей атакуют левый фланг неприятеля; а первое и второе каре стараются как можно наипоспешнее пробежать к тылу лагерь неприятелей и атаковать средину, где расположена их пехота и артиллерия; две роты егерей с майором Дьячковым должны пробежать, мгновенно атаковать палатку Шах-Зады, для чего дается проводник. Казачие полки оба выстраиваются к тылу неприятеля там, где ударит первое каре, колют и рубят всех бегущих».

«Атаковать в штыки как можно быстрее, и тогда третий фас остается при орудиях, где и знамена».

«Всем приказывается стрелять как можно меньше, чтоб никто не стрелял вверх и сзади, а когда пойдут в штыки, тогда совсем не стрелять, кроме орудий и то разве откроются им толпы неприятеля».

«Главный порядок атаки этой, в случае малых каких отмен по обстоятельствам, о том будет особое приказание».

«За порядок и за исполнение всего, здесь в приказе поясненнаго, отвечают господа штаб-офицеры. Генерал-майор Котляревский.

Октября 18 дня 1812 года».

В сражениях 19 и 20 чисел русских было 1500 ч. пехоты и 500 конницы при 6 орудиях. Отряд этот, сопровождаемый надежным проводником, перешел через Аракс в 15 верстах выше персидскаго лагеря и, согласно данной диспозиции, двинулся в обход турецкаго лагеря[69]69
  Солдаты через Аракс были переправлены на казачьих лошадях. В походе одно орудие увязло в яму и Котляревский, не имея времени возиться с ним, оставил его до возвращения, сказав: «его подберут после, если кто-нибудь вернется».


[Закрыть]. Аббас-Мирза никак не воображал, чтобы дерзость русских дошла до того, что они решились бы атаковать многочисленныя полчища персиан и потому не принял военных предосторожностей. В тот момент, как показались русския войска, упоенный фантастическими мечтами об ожидаемых успехах, Аббас-Мирза безпечно сидел у себя в палатке, окруженный английскими офицерами. В лагере царствовала тишина и часть сарбазов была на ученьи[70]70
  Биография генерала Котляревскаго, графа Соллогуба, стран. 116.


[Закрыть]. Рассказывают, что Аббас-Мирза видел приближение войск и считая их за ополчение какого-нибудь хана, выразил нелестное для его врагов мнение бывшему при нем английскому офицеру, который, посмотрев в подзорную трубу, тотчас же узнал русских. Если поверить точности этого рассказа, получившаго значение анекдота, то нельзя не удивиться нераспорядительности Аббас-Мирзы, который не мог встретить неприятеля в полной готовности[71]71
  Рассказывают, что когда англичанин сказал Аббас-Мирзе, что это русские с Котляревским, тогда он, желая скрыть смущение, с досадой сказал, что поросята сами лезут на нож. См. соч. графа Соллогуба, стр. 116.


[Закрыть], заметив их приближение на таком расстоянии, на котором необходима была подзорная труба. Котляревский напал на лагерь врасплох и, ударив на войска, вышедшия к нему навстречу, штыками опрокинул их. Панический страх довершил дело. Общее смятение, начавшееся в лагере, обратило в бегство армию, преследуемую горстью гренадер; персиане бежали за реку Дараурт, оставив в наших руках весь лагерь, 36 фальконетов и множество сокровищ. Котляревский тотчас же занял лагерь и в ту же ночь двинулся за неприятелем, чтобы окончательно истребить его остатки. Часть персидских войск с Аббас-Мирзою отступила в укр. Асландуз и, к общему удивлению, не только не думали отомстить русским за их дерзость, но безпечно расположилась в лагере кругом пылавших костров. Была глубокая ночь, когда никем не замеченные гренадеры подошли к лагерю и вновь ударили в штыки. Смятение сделалось невыразимое, и русские, при громком крике «ура!», с новым увлечением погнали бегущих к крепости Асландузу, по пятам их ворвались в ворота и заняли его крепостные верки.

Персиане были разбиты наголову. Аббас-Мирза, едва спасшийся бегством, потерял пять знамен, одиннадцать пушек английскаго литья, с надписью: «от короля над королями шаху над шахами», и 537 человек пленных. Рассказывают, что при поверке раненных и убитых, персиян насчитано 9000, но в донесении Котляревскаго сказано: на месте осталось 1200 человек, и совершенно уничтожено четыре персидских баталиона[72]72
  Рассказывают, что когда Котляревскому сказали о настоящем числе убитых и раненных, он ответил: «напрасно писать, не поверят».


[Закрыть]. Русские потеряли убитыми обер-офицера 1, и нижних чинов 27; ранеными штаб-офицеров 2, и нижних чинов 100 человек. В числе раненых был майор Шультен, тот самый, который первым вошел на стены Ахалкалаки.

Первое донесение о знаменитых сражениях 19 и 20 октября 1812 года послано 21 числа[73]73
  Донесение это начиналось следующими словами: «Бог, ура! и штыки даровали и здесь победу войску Всемилостивейшаго Государя».


[Закрыть], а вслед за тем, перейдя обратно за Аракс, Котляревский сделал подробное донесение и вместе с трофеями победы послал с штабс-капитаном Грузинскаго гренадерскаго полка Быховцевым; 23 октября отряд возвратился обратно в старый лагерь при Аг-Углане, где Котлятевский узнал, что отдельныя партии, посланныя Аббас-Мирзою, устрашенныя победами генерала, поспешно возвратились за Аракс[74]74
  Вот приказ, отданный Котляревским по отряду:
  «Благодарение Богу! Одержана победа над неприятелями за Араксом под предводительством самаго наследника Персии и взято штурмом укрепление Асландуз.
  11-ть орудий артиллерии, 36 фальконетов, более 500 пленных и богатый лагерь суть трофеи той победы. Извещая о сем войска в Карабаге расположенныя, я приятнейшим долгом считаю благодарить от всего сердца отряд, действовавший в сем деле, и сказать, что слава, приобретенная им столь знаменитою в здешнем крае победою, делает честь всем и каждому особенно. Исполняя долг мой, я желаю отдать справедливость подвигам каждаго; а потому предписываю господам частным начальникам подать списки об отличившихся офицерах и нижних чинах, кои по Высочайшему манифесту заслуживают знаки военнаго ордена, с отметкою, какия кто оказал отличия, для представления начальству и испрошения Всемилостивойшаго награждения. При том сколь приятно мне благодарить и отдавать справедливость достойным, столь же прискорбно сказать, что в числе отряда сего оказались и такие, которых проступки совсем противны чести русскаго офицера, но как справедливость начальника должна быть ко всем равна, то я помогу умолчать. Севастопольскаго пехотнаго полка майор П… посрамил свое звание: 19 числа он получил контузию легкую и сказался больным».


[Закрыть]. За победу 19 числа Котляревский получил чин генерал-лейтенанта, а за взятие персидской артиллерии и укр. Асландуза в сражении 20 числа орден св. Георгия 3-йстепени. Представленный к этим блестящим наградам асландузский победитель приехал в Тифлис, где был с восторгом принят генерал-лейтенантом Ртищевым. Отсутствие генерала продолжалось недолго; вскоре он опять явился в Карабахе, чтобы совершить свой последний подвиг. Обстоятельства требовали, пользуясь блестящими победами, довершить изгнание персиан из Талыши. Вот как описывает Котляревский эту необходимость.

«За пять месяцев до того персиане вторглись в Талышинское ханство, к чему причины со стороны их были следующия: Талышинское владение находилось в покровительстве России еще со времен Императрицы Екатерины Великой и почиталось важным для пас пунктом, особливо же для нашей Каспийской флотилии; персиане считали его не менее важным для себя, и всеми мерами старались преклонить Мир-Мустафу-хана к себе. Сей, как тонкий политик, в продолжении многих лет отделывался уверением в покорности и преданности, ласкательством и подарками, наконец в 1812 году, потребовали от него, чтобы принял войска персидския, и когда он отказался, то вторглись силою, заняли все ханство и его стеснили на косе Гямушаван; между тем в помощь ему подоспела наша флотилия под командою капитана 1-го ранга Веселаго с десантом, в одном слабом каспийском морском баталионе состоявшим, который и высажен был. Под его защитою, хан с семейством своим и с малым числом преданных, находясь в Гямушаване, безпрестанно просил главнокомандовавшаго генерала Ртищева о спасении его и ханства от персиан, но, по тогдашним трудным обстоятельствам, Ртищев не мог более сделать, как только послать в подкрепление еще две роты. Надобно заметить, что по тогдашнему комплекту и состоянию войск, самое большое число в роте выходило под ружье не более ста человек. Да и сим пользовались одни гренадерские полки; прочие не имели и такого числа. Так прошли лето и осень. Персиане завладели ханством и выстроили новую крепость, а Мир-Мустафа-хан оставался в Гямушаване под защитою малаго отряда нашего.

Но когда после асландузской победы дела наши приняли другой вид, то генерал Ртищев предписал мне, взяв из отряда моего столько войск, сколько признаю возможным, следовать в Талышинское владение, освободить оное от персиан и восстановить Мир-Мустафу-хана. Посему, за оставлением в Карабаге необходимо нужнаго числа, я мог взять 1500 человек пехоты и конницы с шестью орудиями.

«Прибыв в Талышинское ханство, Котляревский объявил народу цель своего прихода, уговаривая их не оставлять своих жилищ и с твердою надеждою на благодушие русскаго Императора ждать своего спасения. Народ остался верен этим словам. Подступя к Ленкорани, Котляревский послал к коменданту крепости требование сдать крепость, угрожая участью Шаха-Заде[75]75
  Шах-Заде – наследник шахского престола, в то время Аббас-Мирза.


[Закрыть]. На это кичливый хан надменно отвечал Котляревскому: «напрасно вы думаете, генерал, что несчастие, постигшее моего Государя, должно мне служить примером. Один Бог располагает судьбою сражения и знает кому пошлет Свою помощь». Однако Котляревский не довольствовался этим ответом; он сделал новое предложение о сдаче крепости, но получив второй отказ, решился на штурм[76]76
  Не смотря на все старания мы не могли отыскать плана города Ленкорани.


[Закрыть].

Вот в подлиннике приказ 30 декабря и диспозиция к атаке:

«Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остается более никакого способа покорить крепость сию оружию российскому, как только силою штурма. Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам, и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно или взять крепость, или всем умереть; за тем мы сюда присланы; я предлагал два раза неприятелю о сдаче крепости, но он упорствует; так докажем же ему, храбрые солдаты, что штыку русскому ничто противиться не может. Не такия крепости брали русские и не у таких неприятелей, как персиане; сии против тех ничего не значат. Предписывается всем: первое – послушание; второе – помнить, что чем спорее идешь на штурм и чем шибче лезешь на лестницы, тем менее урону при взятии крепости, опытные солдаты сие знают, а неопытные поверят; третье: не бросаться на добычу, под опасением смертной казни, пока совершенно не кончится штурм, ибо прежде конца дела, на добыче солдат напрасно убивают».

«Диспозиция штурма будет дана особо, а теперь остается мне только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Грузинскаго гренадерскаго, 17 егерскаго и Троицкаго полков; а малоопытные Каспийскаго баталиона, надеюсь, постараются показать себя в сем деле и заслужат лучшую репутацию, чем доселе между неприятелями и чужими народами имеют; впрочем, ежели бы сверх всякаго ожидания кто струсит, тот будет наказан как изменник; и здесь, вне границы, труса расстреляют или повесят, не смотря на чин».

Диспозиция штурма.

«Составляется три колонны: первая из шести рот Грузинскаго гренадерскаго под командою подполковника Ушакова, 2-я из 350 человек Троицкаго пехотнаго полка под командою майора Повалишина, 3-я из 350 человек Грузинскаго гренадерскаго и 17-го егерскаго полков под командою майора Терешкевича. В 5-ть часов по пополуночи колонны выступают с назначенных им пунктов, имея впереди стрелков, и следуют к крепости, с крайнею тишиною и скоростию, если неприятель не откроет огня, то стрелки отнюдь не стреляют; когда же от неприятеля будет сильный огонь, то стрелки тот час бьют по неприятелю, а колонны наипоспешнее ставят лесницы и взбегают на батарею и на стены, первая колонна штурмует батарею и стену к Гямушевану, ставя одну лесницу на батарею, а прочие тотчас от оной вправо; 3-я колонна берет батарею, лежащую противу моря к речке и штурмует стену от оной вправо. Каждая колонна, как скоро возьмет назначенную ей батарею, тотчас оборачивает неприятельския орудия и стреляет картечью в средину крепости, между тем очищают стены от себя вправо и влево, а первая колонна отбивает поспешнее ворота, дабы впустить резерв; одна рота Грузинскаго гренадерскаго полка разделяется на две части для фальшивых атак; первая делает оную против батареи, к речке лежащей и ежели возможность будет, то берет сию батарею; другая против батареи неприятельской, назначенной штурмовать; 1-й колонне тревожить неприятеля с левой стороны. Команды сии выступают вместе с колоннами и не тревожат неприятеля, пока не откроется сильный огонь по колоннам, тогда они поспешнее бегут к назначенным местам, и кричат «ура», и бьют тревогу».

«Барабанщики в колоннах отнюдь не бьют тревогу, пока не будут люди на стенах; и люди в колоннах не стреляют и не кричат ура, пока не влезут на стену. Когда все батареи и стены будут заняты нами, то в средину крепости без приказания не ходить, но бить неприятеля, только картечью из пушек и ружей. Не слушать отбоя, его не будет, пока неприятель совершенно истребится, или сдастся, и если, прежде чем все батареии все стены будут заняты, ударят отбой, то считать оный за обман, такой же, как неприятель сделал в Асландузе; сверх того знать, что наши отбой будут бить три раза, который повторять всем барабанщикам, и тогда уже прекращается дело».

«Господам лейтенантам Франку и Кремлу быть в колоне Терешкевича».

«Резервам на прежних батареях состоять из остающихся от штурма людей; так как уже сказано в приказе, что отступления не будет, то остается теперь сказать, что если сверх чаяния, которой-либо колонны люди замнутся идти на лесницы, то всех будут бить картечью».

«В 5-ть часов утра 31 декабря войска двинулись на штурм. Не смотря на отчаянное сопротивление персиан и убийственный огонь из орудий, штурмующия колонны успели добежать до рва и закинуть лесницы, но здесь, встреченные фланкирующими огнями укреплений и ручными гранатами, перебившими почти всех начальников, гренадеры столпились во рву и остановились. Видя это, генерал Котляревский, стоявший на ближайшей батарее, бросился к войскам. Одушевленныя присутствием знакомаго героя, солдаты снова бросились на штурм и мгновенно взошли на стену. Но этой торжественной минуты Котляревский уже не видел. Пораженный тремя пулями в тот самый момент, когда он над трупами своих сподвижников воодушевлял оставшихся в живых, он повалился без чувств. Одна пуля попала, ему в лицо и раздробила челюсть. Полумертвый шеф Грузинских гренадер, оплакиваемый своими подчиненными, был отнесен во взятую им крепость, где провидение, спасшее жизнь героя, дало ему возможность увидеть русския знамена развивающимися на неприятельских стенах, обагренных его кровью. Донося о штурме крепости, Котляревский прибавил: «Я сам получил три раны и благодарю Бога, благословившаго запечатлеть успех дела сего собственною моею кровью. Надеюсь, что сей же самый успех облегчит страдания мои. Впрочем никакая потеря не может сравниться с важностью взятия крепости, о коей в перехваченных бумагах сардарю Садык-хану Аббас-Мирза писал, что ежели и целыя горы войск восстали против него, он не должен колебаться, но защищать до последней капли крови. Сей есть ключ к сердцуПерсии».

Взятие Ленкорани было последним подвигом храбраго Грузинскаго полка под начальством всеми любимаго Петра Степановича Котляревскаго. Вслед за этим асландузский герой уехал для лечения ран и уже больше не возвращался к своему полку, хотя еще целый год считался его шефом и помышлял еще продолжать службу в его рядах. К несчастью случилось не так. Удрученный ранами, он всю остальную свою жизнь провел в одиночестве, врачуя свои неизлечимые недуги. Осыпанный щедротами Императора, даровавшаго ему на 31-м году жизни георгиевскую звезду на генерал-лейтенантском мундире, Котляревский, как виновник заключения славнаго Гюлистанскаго мира, по которому Россия получила мусульманския провинции восточнаго Кавказа, остался памятным, как в истории своего отечества вообще, так и особенно Кавказа.

От природы одаренный здравым умом, энергиею и величайшею храбростью, Петр Степанович Котляревский был и величайшим полководцем и прекраснейшим человеком. Он любил свой полк, как заботливый начальник своих подчиненных, и потому его имя долго передавалось из уст в уста, от старых гренадер молодым и теперь уже сделалось чем то мифическим, наравне с именами Суворову, Наполеона и других.

С отъездом Котляревскаго кончился героический период жизни Грузинскаго гренадерскаго полка. Вслед за этим начинается новая обстановка, бывшая необходимым следствием новаго порядка вещей. Гюлистанский мир, заключенный в 1813-м году, окончил тринадцатилетнюю войну с Персией, и Россия с этих пор получила возможность заняться введением новаго порядка в Закавказье. При преобразовании войск, бывшем в это время, Грузинский гренадерский вместе с 7 карабинерным и Херсонским гренадерским полками составили резервную гренадерскую бригаду и заняли штаб-квартиры, ближайшия к Тифлису. Грузинский гренадерский полк, расположенный в Мухравани, имел свои части раскинутыми по всей Кахетии, преимущественно по Алазани, и занимал караулы в столице Грузии. Это положение ставило полк в роль постояннаго резерва, выдвигавшагося только в необходимых случаях, и потому в период от 1813–1826, во время начала систематической войны против кавказских горцев, веденной кавказским вождем Алексеем Петровичем Ермоловым в Чечне и Дагестане, полк оставался в Грузии, изредка выдвигаясь для усмирения белоканских лезгин.

Генерал-лейтенант Котляревский, отъезжая в отпуск, сдал полк на законном основании полковому командиру и командиру 1-го баталиона, подполковнику Дьячкову. Это обстоятельство послужило поводом к довольно оригинальной переписке между шефом Грузинскаго гренадерскаго полка и начальником дивизии, генерал-лейтенантом князем Орбелиани, и вот по какому случаю: в Грузинском гренадерском полку считался подполковник князь Абхазов, который был по службе старше подполковника Дьячкова и во время отъезда генерал-лейтенанта Котляревскаго был в командировке. По возвращении из командировки князя Абхазова, князь Орбелиани приказал бумаги подписывать князю Абхазову, а хозяйственною частью заведывать подполковнику Дьячкову.

Об этом распоряжении кн. Орбелиани Дьячков уведомил Котляревскаго в письме, в котором говорит: «полком командует по наружности подполковник князь Абхазов, а по внутренности я». Котляревский восстал против распоряжения: князя Орбелиани, котораго считал своим недоброжелателем, и потому писал Ртищеву: «как шеф Грузинскаго гренадерскаго полка обязан будучи заботиться о состоянии онаго везде, где бы я ни был и как генерал, не осмелившийся мыслить противно Высочайшему Его Императорскаго Величества уставу, по коему полковой командир в отсутствии шефа есть настоящий командир полка, долженствующий командовать и отвечать за исправность онаго, равно как и шеф, даже и тогда, когда не принят бы был полк на законном основании, вынуждаюсь о сем представить Вашему Превосходительству и просить всепокорнейше предписать по точности устава о полевой пехотной службе командовать во всех частях до возвращения моего Высочайше утвержденному полковому командиру». Вместе с этим он писал к Ртищеву частное письмо, замечательное по оригинальности содержания, свидетельствующаго о здравом уме и прямом характере Петра Степановича Котляревскаго[77]77
  Милостивый государь, Николай Федорович!
  Из рапорта моего Ваше Превосходительство изволите усмотреть о распоряжении князя Дмитрия Захарьевича совершенно противно Высочайшему уставу – сим же вынуждаюсь я доложить, что Дмитрий Захарьевич в бытность: мою в Грузия старался делать мне неприятности, и по отъезде моем, как кажется, поставляет себе приятностию продолжать оныя; ибо поручение полка другому, когда есть Высочайше утвержденный полковой командир, не можно ни к чему отнести, как только к сей одной причине. Я прошу всеподданнейше Ваше Превосходительство, как справедливейшаго начальника, войти в рассмотрение.
  Если командующий дивизиею может делать противное Высочайшему уставу, то где же порядок службы и для чего положен полковой командир; сверх того распоряжение таковое может произвести только расстройство полка: ибо я никак не могу верить, было ли бы тело здорово, когда б дали оному две головы; так точно и в полку два командира. Простите мне, Ваше Превосходительство, что я так откровенно осмеливаюсь писать; это происходит от благорасположения Вашего ко мне и от любви Вашей к правде. При том же, если б не намерен я был возвратиться в Грузию, то принимал бы обстоятельство сие равнодушно, но признаюсь, располагая служить еще с Грузинским гренадерским полком, мне крайне больно, что хотят, чтобы оный был расстроен.
  Рана моя все еще показывает кости, но становится лучше.
  Ея Превосходительству, милостивой государыне, Катерине Николаевне прося засвидетельствовать мое глубочайшее почтение, с таковым же и совершенною преданностию к Вам имею честь быть, Вашего Превосходительства покорнейшим слугою Петр Котляревский. 25 ноября 1813 года. Г. Купянск.


[Закрыть].

Генерал-лейтенант Котляревский, был последним шефом Грузинскаго полка до назначения Его Императорскаго Высочества, Великаго князя Константина Николаевича, то есть, по сентябрь 1827 года. Мы уже сказали, что вслед за заключением Гюлистанскаго мира в Закавказьи сделалось полное спокойствие, вследствие чего внимание новаго главнокомандующаго было обращено на успокоение кавказских горцев, продолжавшееся до персидской войны 1826 года. В этот период времени генерал Ермолов занимался походами в Чечню и Дегестан, а войска, расположенныя в Закавказьи, проживали в своих штаб-квартирах, занимая караулы в Тифлисе и изредка собираясь в отряды для усмирения джарских лезгин. После возвращения из Персии, в 1813 году, Грузинский гренадерский полк, расположился на постоянных квартирах в уроч. Мухравани имея один баталион в Тифлисе и один на Алазани. Это было время отдыха, от котораго гренадеры отвыкли со дня выступления из Георгиевска. Впрочем мирная жизнь эта продолжалась только до 1822 года, в котором полк отправился в поход против джарских лезгин и пробыл там до персидской войны 1826 года. О походах 1822–1826 годов скажем в V главе, с которой начинается описание лезгинских походов, занимающих собой большую часть последующих страниц.