Текст книги "К вопросу о миражах"

– И что невропатолог? – перебил ее Женя.

– Да я не знаю, ничего особенного; он такой обходительный, говорил нежным тихим голосом, когда осматривал меня, а потом… – сказала Пивнер и посмотрела на Женю странным взглядом.

Она на минуту затихла и задумалась, как будто что-то вспомнила.

– Потом, мне кажется, я как будто бы очнулась после сна, а врач что-то писал в своем журнале.

– И что это было? – тихо спросил Женя.

– Да не знаю я, в голове замутилось, вроде чей-то голос слышала, но, может, мне это показалось, – неуверенно ответила Ольга Моисеевна.

– А вам не показалось это странным? – задумчиво спросил Женя.

– Да что вы меня допытываете, – с возмущением ответила Пивнер, – ничего странного я не вижу, после болезни всякое может быть.

– Скажите, Ольга Моисеевна, а ключи от квартиры и сейфа где находились в тот момент? – поинтересовался Кудрин.

– Так где им быть: от квартиры – у меня в сумочке, а от сейфа у меня на цепочке и сейчас висит, – ответила Пивнер и показала Жене цепочку вокруг шеи, на которой болтался маленький ключик.

– А больше вы в поликлинику не обращались? – спросил Кудрин.

– Да нет, больше не обращалась, – ответила хозяйка квартиры.

– Спасибо вам, Ольга Моисеевна, за помощь, здоровья вам и мужу, – сказал Женя и направился к выходу из квартиры.

– И вам не хворать, – ответила Пивнер.

Женя вышел из подъезда дома, где проживала Пивнер, сел в троллейбус и поехал на работу. Мысли его бегали в разные стороны, выстраивая различные конструкции версий. Он в голове прокручивал разговор с Пивнер и понимал, что, возможно, он ухватил ниточку этого запутанного клубка, и нужно было бы еще раз переговорить с Рылеевой по поводу ее визита в поликлинику. Что-то ему подсказывало, что нужно идти именно в этом направлении, хотя до конца осознания не было в реальности этой версии. Приехав на работу, он сразу же позвонил домой Рылеевой.

– Здравствуйте Нина Николаевна, – начал разговор Женя, – я хотел спросить у вас, в поликлинике, когда вы были на приеме у терапевта, ничего не показалось странным?..

– Да нет, все как обычно, врач послушала и закрыла бюллетень, но направила меня на следующий день на прием к невропатологу, сказав что-то про сосуды. Мы люди уже не молодые, вот и сосуды так же стареют с нами. Она мне выписала талон на прием невропатолога на следующий день, и я ушла, – сказала Рылеева.

– А что было на следующий день у невропатолога? – продолжал спрашивать Кудрин.

– Вы знаете, он меня также осмотрел, а потом… – Рылеева замолчала.

– Так что потом, Нина Николаевна? – почти закричал в трубку Кудрин.

– А потом мне показалось, что я вроде заснула, а он что-то говорил, говорил тихим голосом, но, может быть, это показалось мне, – ответила Нина Николаевна.

– Постойте, так вам показалось или все было на самом деле? – не унимался Женя.

– Я даже не знаю, что и сказать вам, но было какое-то странное чувство невесомости, но я это отнесла к последствиям болезни, – ответила Рылеева.

– И еще вопрос, а где был в тот момент ключ от квартиры? – продолжал Кудрин.

– У меня в дамской сумочке, он всегда там лежит, – ответила она.

– Больше ничего странного не заметили? – спросил с напором Женя.

– Да нет, врач прописал мне успокаивающие капли, и я ушла, – сказала Рылеева.

Поблагодарив Рылееву за информацию, Кудрин положил трубку телефона.

Через четверть часа Женя уже докладывал начальнику отдела о результатах встреч с потерпевшими и своей складывающейся версии этого дела.

– Иван Михайлович, – сказал Женя, резюмируя сказанное, – прямо-таки мистика какая-то, думаю, что, возможно, это похоже на гипнотическое воздействие, хотя и не уверен полностью. Мне бы проконсультироваться у какого-нибудь известного невропатолога, но, к сожалению, никогда не сталкивался с ними.

– Это правильная мысль, – сказал Стуков, – у меня сосед по лестничной площадке известный невропатолог, профессор медицинского института Даренский Яков Наумович, очень приличный человек и зачастую обращается ко мне с разными просьбами: то техосмотр машины сделать без очереди, то сыну права помочь сделать. Я еще ни разу с просьбами к нему не обращался, вот я и позвоню ему, чтобы он тебя принял и проконсультировал о гипнозе. Как дозвонюсь, сразу же скажу тебе об этом.

Поблагодарив начальника отдела, Женя усталой походкой побрел в свой кабинет. Там его уже ждал курсант Мышко, который сказал, что ничего заслуживающего внимания в архиве он не нашел, а Женя в свою очередь рассказал ему о своих встречах и версиях.

В конце дня позвонил начальник отдела и сказал, что Даренский ждет Женю завтра в десять утра в кабинете № 18 в здании первого медицинского института.

Женя набрал телефон Колосова и попросил у того узнать фамилию молодой женщины-терапевта по имени Светлана Ивановна и данные на невропатолога из поликлиники на Варшавском шоссе. Через час Женя уже знал, что терапевт – Семушкина Светлана Ивановна, а невропатолог – Колобко Вадим Сергеевич.

На следующее утро Женя уже входил в здание медицинского института. Даренский встретил его приветливо, он оказался хотя и пожилым человеком, но очень подвижным. Пока они беседовали, он ходил в разные стороны комнаты, складывая руки за спину, и клинышек его бородки вибрировал в такт шагам. При этом глаза блестели, как у молодого бычка, а длинные волосы спадали на глаза, делая его лицо смешным, а подчас карикатурным.

– Так, значит, вас интересует гипноз, молодой человек, – спросил он Женю.

– Да, если можно в популярной форме, – ответил Кудрин.

– Итак, – начал Даренский, – гипноз – это временное состояние, которое характеризуется фокусировкой на содержание внушения и связанное с изменением функции контроля и самосознания. Это особое психофизическое состояние, возникающее под влиянием направленного психологического воздействия, то есть внушения. Так, например, после перенесенной болезни, когда организм наиболее ослаблен, может возникнуть наиболее глубокая степень гипноза, когда пациент не воспринимает внешние раздражители и поддерживает контакт только с гипнотизером; пациента можно заставить ходить, отвечать на поставленные вопросы и тому подобное. Как показывает практика, легче поддаются гипнозу женщины, чем мужчины, а лучшее время для гипноза – вечер, когда уставший за день организм человека, а особенно ослабленный болезнью, в большей степени подвержен такому воздействию.

– Скажите, Яков Наумович, но не на всех же людей действует гипноз? – спросил Кудрин.

– Конечно, не на всех, – ответил профессор, – если вы не захотите этого сами и будете знать о такого рода воздействии, то трудно будет вас загипнотизировать.

– Видимо, что-то произошло у вас, если понадобилась моя консультация, а может быть, весь МУР загипнотизировали, и он перестал ловить преступников, – с усмешкой сказал он.

– Да нет, – ответил Кудрин, – МУР ловит кого надо, не надо ерничать, гражданин профессор.

– Вот, уже и гражданин, – продолжая улыбаться, ответил Даренский, – да не хотел я вас обидеть, вот у меня в прошлом месяце из гаража украли велосипед, и до сих по одни разговоры, а велосипеда нет.

– Так купите себе самокат, уж его никто не украдет, – усмехнулся Женя.

– А вы шутник, Евгений Сергеевич, но мне нравится ваш шутливый тон, – ответил профессор, – в наше время с юмором легче жить. Вот сейчас все говорят, что у нас застой. А если перефразировать, то это отстой, а мы должны плавать поверх его, как продукт жизнедеятельности организма, и кричать, что мы живем в развитом социализме как высшей стадии коммунизма, при этом пытаясь извлечь из него все самое лучшее для каждого человека в отдельности.

– А что значит самое лучшее извлекать, красть, что ли? – ехидно спросил Женя.

– Ну почему же, совсем не обязательно, – ответил профессор, – к примеру, если каждый человек будет стремиться к профессионализму в своем деле и получать достойную оплату за свой качественный труд, без оглядки на всякие пункты в паспорте, вот и получится: государство получит качественный продукт труда, а человек тоже извлечет для себя несомненную пользу в достойной его оплате.

Вот у нас в ЖЭКе работает слесарь Сема Шпигель, фамилия по нашим меркам не проходная, но все большие ученые, артисты, чиновники, живущие в нашем доме, боготворят Сему за его золотые руки. Вот недавно у знаменитого ученого-микробиолога Васильева произошла авария в туалете, все поплыло в комнату. Вызвали аварийку, но те ничего сделать не смогли, перекрыв только воду. Представляете, знаменитый профессор, депутат, и весь в дерьме. Так вот только Сема в течение часа все починил.

– Сема, конечно, молодец, но я пришел не о слесаре говорить, а несколько о другом, – жестко произнес Женя.

– А вот и зря вы так, – ответил профессор, – вы учтите, что Сема и гипноз – это звенья одной цепи, это реальное развитие личности и осознание своего «Я». Так же, как Сема развил в себе природные способности быть классным слесарем, так и гипнотизер своим трудом достигает умения внушать окружающим свои желания, то есть развивать у себя механизмы воздействия на человека.

– Скажите, Яков Наумович, а вы давно занимаетесь проблемой гипноза? – спросил Кудрин.

– Как вам сказать, это не есть моя прямая обязанность, но лет двадцать занимаюсь этими проблемами в научных целях, – ответил Даренский.

– А ученики у вас есть? – спросил Женя.

– Да, имеются, у нас на кафедре многие студенты пробовали заниматься проблемами гипноза, но не у всех получалось, – задумчиво ответил профессор.

– А фамилия Колобко вам ничего не говорит? – спросил на удачу Женя.

– Вадик Колобко, да, конечно, помню, очень талантливый молодой человек, – ответил профессор, – он на последних курсах института активно занимался проблемами гипноза у нас на кафедре и отлично овладел техникой его применения. Он еще кандидатскую диссертацию думал написать о влиянии гипноза на психосоматическое состояние больных, но потом как-то охладел к научной работе и после института ушел работать в какую-то поликлинику.

– А вы с ним больше не виделись? – спросил Женя.

– Да нет, как-то не случалось, хотя я его часто вспоминал как одного из лучших невропатологов, практикующих гипнозом, – пробурчал Даренский.

– И еще, скажите, Яков Наумович, вы сказали, что наиболее подвержены гипнозу люди, перенесшие болезнь, это так? – уточнил Женя.

– Ну это и понятно, – ответил профессор, – у перенесших заболевание людей организм ослаблен и более подвержен гипнотическому воздействию.

– А что вы, профессор, можете сказать о Колобко? – продолжал Кудрин.

– Да ничего особенного, – ответил Даренский, – кроме таланта, которым его бог наградил, он практически ничем не отличался от других студентов. Был очень робким, застенчивым, мухи не обидит; не лидер, одним словом. Я ему всегда говорил, что его на улице подхватит какая-нибудь барышня – и поминай как звали, а он только усмехался и штудировал свои учебники.

– Спасибо Яков Наумович, вы нам очень помогли, – сказал Кудрин, показывая своим видом, что разговор закончен.

– Послушайте, Евгений Сергеевич, – тихо спросил профессор, – а что, Вадик Колобко что-то натворил?

– Да пока за ним ничего такого нет, – ответил Женя.

– Пока нет, – повторил профессор, – люди вашей профессии просто так ничего не говорят, прошу вас передать поклон Ивану Михайловичу, и до свидания.

Приехав на работу, Женя доложил Стукову о встрече с Да-ренским.

– Что ты думаешь, капитан, обо всем этом? – спросил он.

– Ну, во-первых, – начал Женя, – после встречи с потерпевшими стало ясно, что все они болели и вызывали врача на дом; во-вторых, врач-терапевт всех этих женщин почему-то направляла к невропатологу, хотя, как они утверждают, необходимости в этом не было; в третьих, возникает подозрение на интерес терапевта к ценным вещам в квартирах потерпевших; в четвертых, после общения с профессором Даренским выяснилось, что невропатолог Колобко был его учеником и активно занимался проблемами гипноза. Он был одним из лучших учеников и даже хотел написать кандидатскую диссертацию по этой проблеме. И еще интересный момент, Даренский сказал, что наиболее подвержены гипнозу больные люди или перенесшие болезнь, а также женщины. Если сложить весь этот пасьянс, то получается, что потерпевшие – женщины, и все после болезни. Здесь вырисовывается, что терапевт, оказывая помощь больным, вычленяла богатые квартиры и сообщала Колобко, а тот, используя методы гипноза, выведывал у них места схрона ценностей и грабил квартиры. По существу, Семушкина была наводчицей, а Колобко – исполнителем преступлений.

– Ход твоих размышлений мне понятен, – проговорил Стуков, – но есть еще некая Беридзе, которая отказалась с тобой общаться. Нужно как-то проверить через поликлинику, не обращалась ли она к врачу в период с 10 по 20 мая. Если же и она обращалась и ей выписывался талон к невропатологу, тогда действительно пасьянс будет складываться, и будем думать дальше, каким образом их брать.

Женя вышел от Стукова весь в раздумьях, реализация этого дела представлялась ему непостижимо трудной, как и на чем брать этих грабителей, ведь трудно предугадать, какая жертва будет следующей.

В кабинете его уже ждал, томно позевывая, курсант Мышко.

– Ну что, Васек, заскучал? – спросил Кудрин. – Здесь нет погони, стрелялок и кошмарных убийств. У нас больше думать надо головой, а не просто крутить ей из стороны в сторону. Ну да ладно, мы с тобой вместе прямо сейчас отправимся в ту самую районную поликлинику; ты, используя все свое обаяние, должен узнать в регистратуре, не вызывала ли гражданка Беридзе на дом врача в период с 10 по 20 мая. И еще – выписывали ли ей талон на прием к невропатологу Колобко. А я отправлюсь на прием к невропатологу.

Женя набрал номер телефона своей бывшей работы и узнал, кто из участковых инспекторов обслуживает поликлинику. На его удачу, в этот момент в отделении милиции было совещание, и все сотрудники еще не разошлись по территории. Он попросил позвать капитана Машкова, именно он и обслуживал эту территорию.

– Добрый день Николай Николаевич, – начал Женя, – мне необходима ваша помощь. Каким-то образом мне надо попасть на прием в поликлинику, которая находится на вашей территории, к невропатологу Колобко. Я понимаю, что там запись, но это надо для дела, и хочу попросить вас использовать свое служебное положение.

– Женя, какие могут быть вопросы, конечно, все сделаю, хоть к невропатологу, хоть к венерологу – всегда пожалуйста, – проговорил Машков.

– Вот только не ко второму, – засмеялся Женя, – через час буду у поликлиники.

Через час Женя и курсант подъехали на троллейбусе к поликлинике. Мышко сразу пошел в здание, а Кудрин встретился с капитаном Машковым и, обсудив на ходу некоторые детали посещения врача, они также зашли в холл поликлиники.

Через пятнадцать минут Женя уже входил в кабинет невропатолога. Перед ним стоял толстый моложавый мужчина в роговых очках с выпуклыми линзами, лет тридцати, с явными признаками залысин, в мятых брюках и в стоптанной обуви.

– На что жалуетесь, товарищ милиционер? – тихим голосом проговорил он.

– Да что-то в шею прострелило, простыл, наверное, – ответил Женя.

Врач начал осматривать его шею, мягкими толстыми пальцами разминая ее со всех сторон.

– Ничего страшного не вижу, – сказал он, – я вам выпишу мазь, и перед сном намажете шею, обвязав ее теплым платком.

– Спасибо, доктор, – сказал Кудрин, взял рецепт и вышел из кабинета Колобко.

Женя спустился на первый этаж, подошел к регистратуре и спросил, в каком кабинете принимает врач Семушкина. Ему ответили, что она принимает в кабинете № 8 на первом этаже поликлиники. Женя подошел к кабинету и, открыв дверь, увидел молодую, довольно симпатичную девушку в белом халате, ведущую прием посетителя. Женя извинился, сказав, что перепутал кабинет, и закрыл дверь.

На улице его уже ждал курсант, и по его сияющему лицу Женя понял, что тот узнал ценную информацию.

– Евгений Сергеевич, все сходится, – сказал Мышко, – в регистратуре есть запись посещения 10 мая на дом врача Семушкиной к больной Беридзе. И талон на прием к невропатологу также был выписан Семушкиной, но уже на пять часов вечера 16 мая.

Приехав на работу, Женя сразу пошел на доклад к Стукову.

– Ну, вот и сложился твой пасьянс, капитан, – с улыбкой сказал начальник отдела, – теперь надо думать, как их взять… Сделаем следующим образом: на стадии реализации этого дела я подключу Санина Сергея, команду я дам сейчас, и вместе с ним продумайте алгоритм реализации его. Завтра с утра оба ко мне заходите и выкатывайте свои предложения.

Не успел Женя войти в кабинет, как вошел Сергей Санин.

– Привет, опера, – поприветствовал он громким голосом, – звонил начальник и приказал мне принять участие в вашем оперативном мероприятии.

Женя детально рассказал ему про это дело в целом и тонкости в реализации его на завершающем этапе.

– Надо же брать этого хмыря с поличным, иначе ничего не выйдет, – задумчиво произнес коллега, – нам с тобой тут надо голову крепко поломать.

– А про меня забыли, – раздался тихий голос курсанта.

– И кто это там пищит такой маленький, – с насмешкой проговорил Санин.

– Да ладно тебе, Серега, Васек нормальный парень, – сказал Кудрин и пригласил курсанта к разговору.

– Может, какую-нибудь женщину заслать к нему с перстнями на всех пальцах? – робко спросил Мышко.

– И на ногах тоже, – усмехнулся Санин.

– Нет, – сказал Женя, – если специально такую посылать, то расколет он ее сразу же; она в гипнотическом сне так и скажет, что прислали ее два опера и один практикант.

– А может, обратиться к цыганке, ее он не сможет загипнотизировать, да и перстней у такого рода людей много, – выдвинул идею Мышко.

– Слушай, курсант, ты глухой, что ли, на ухо, ведь крадут ценности, а не железные перстни, которые носят цыганки на улице, – с раздражением сказал Санин.

– Ведь по сути дела Колобко в гипнотическом сне выпытывал у пациентов места, в которых те прятали свои драгоценности, и изымал их оттуда. Эти места знали только хозяева, и найти их было не так просто, я сам в этом убедился у потерпевшей Пивнер, – размышлял Кудрин.

– Ясное дело, что расчет Колобко строился на том, что поскольку эти ценности он крал у богатых людей, то в милицию они обращаться не будут. В принципе, если бы не заявление Рылеевой, все было бы шито крыто, – проговорил Санин.

– А как же он входные двери открывал и сейф у Пильнер? – спросил курсант.

– Это вопрос по существу, – ответил Женя, – взломов не было, замки были целы…

– Мужики, а что если под гипнотическим сном Колобко просил у потерпевших дать ему ключи, а он снимал с них слепок пластилином, ну а потом в любой мастерской делал дубликат, – воскликнул Санин.

– Да не в любой мастерской, там что, идиоты работают, да засекли бы сразу, – ответил Кудрин, – но ход мыслей интересный.

– Значит, еще один подельник нашелся – неизвестный слесарь, – задумчиво произнес Санин.

– Эта идея интересна тем, что преступник абсолютно точно знал, где лежат ценности, поэтому, открыв дверь дубликатом ключа, сразу направлялся к тому месту, изымал их и быстро уходил, – проговорил Женя, – на все про все от силы минут десять, а может, и еще меньше.

– Так как брать-то их будем? – спросил Санин.

Все замолчали, поглядывая друг на друга, возникла долгая пауза.

– Значит, так, – сказал Женя, – подставлять нам специально никого нельзя – это факт, а если сыграть сценку не с вымышленными героями, а с настоящими?

– Ты чего несешь, Женя? – удивленно спросил Сергей.

– Погоди, Серега, мысли бегают вокруг всякие, – ответил Кудрин.

– Смотри, чтобы не убежали, – посочувствовал Санин.

– Идея! – воскликнул Женя. – Слушайте меня внимательно. У меня есть один знакомый директор большого универмага на Варшавке; подворовывает, конечно, но нигде пока не прокололся, а так вполне нормальный мужик, да еще и член партии. Так вот, этот Голубинский Михаил Матвеевич имеет передо мной должок. Несколько лет тому назад так называемые коллеги по работе решили его подставить, чтобы спихнуть с хлебного места. Они все так грамотно сделали, что сидел бы он сейчас где-то очень далеко, там ущерба от кражи было тысяч на пятьдесят. Мы тогда размотали это тяжелейшее дело, и Голубинский тогда говорил, что обязан нам своей жизнью. Но это – преамбула, главное состоит в том, что можно с ним поговорить и, если он пойдет навстречу, инсценировать самим алгоритмику прихода врача на дом, с последующим визитом его жены к алчному невропатологу. Уж к Голубинскому-то ну наверняка придет на дом этот же терапевт.

– А если квартира Голубинского не находится на участке нужного нам терапевта, то может другой врач прийти, – проговорил курсант.

– Да нет, насколько я помню, он живет как раз в этих же домах, – ответил Женя.

– А Голубинский согласится, чтобы его жена была приманкой? – спросил Санин.

– Так я же уже сказал, что заключительный акт этой пьесы можно сыграть только с его согласия, – пробурчал Кудрин.

– Понимаете мужики, – с запалом продолжал он, – тогда может получиться все естественно. Например, Голубинский накануне объявляет жене, что все драгоценности они теперь будут хранить в каком-то определенном месте. Та, естественно, ничего не знает о нашем уговоре, и у нее в мозгу эта информация запомнится, поэтому, когда Колобко будет в момент гипнотического сна выпытывать, где лежат ценности, она честно все расскажет, ну а дальше – дело техники.

– Ну а теперь главное, – сказал Санин, – каким таким образом должна заболеть жена Голубинского?

Воцарилось молчание, все смотрели снова друг на друга и не знали, что сказать.

– Да, без этого вся наша конструкция разрушается, – задумчиво произнес курсант.

– А давайте сделаем так, я завтра утром встречусь с Голубинским, и, может быть, он что-нибудь придумает, – проговорил Женя.

На этом и решили, было уже поздно, все устали и разошлись.

Домой Женя ехал в полупустом троллейбусе и пытался, как мог, переключиться на другую тему. Он вспомнил о Леночке, с которой его познакомил Костя Малахов, как они договорились встретиться у кинотеатра «Ударник», но вечернее совещание, затеянное руководством, спутало все планы, и он не пришел. Леночка обиделась и сказала, чтобы он больше ей не звонил. А Юля, с которой он познакомился на дне рождении коллеги, целый час ждала его у входа в парк культуры Горького, где было назначено их свидание. Опять же – срочный выезд на место происшествия также сломал все его планы, и Юля тоже отшила его, сказав по телефону обиженным тоном все, что думает о нем.

– Да, подумал Женя, уткнувшись носом в окно троллейбуса, – ну и работенка у меня, никакой личной жизни!..

Утром, придя на работу, он сразу пошел к начальнику отдела и поделился с ним выработанной накануне схемой действия. Стуков не без сомнений дал согласие на эти действия, и, созвонившись с Голубинским, Женя подъехал к универмагу. Тот встретил Кудрина как старого товарища и пригласил к себе в кабинет. Женя в общих чертах рассказал ему о цели приезда и о деле, которое он расследует. Когда он подошел к моменту реализации дела и роли Голубовского и его жены, Михаил Матвеевич, немного подумав, сказал, что в их возрасте много разных болячек начинают появляться. Так, его жена уже несколько лет страдает радикулитом, а сегодня, например, она с большим трудом пошла на работу. Голубинский немного подумал и согласился помочь Кудрину.

– Значит, так, Михаил Матвеевич, – сказал Женя, – сегодня вечером в разговоре по поводу болей у нее в позвоночнике подтолкните свою жену к вызову врача на дом. После того как придет врач, – продолжал он, – соберите вместе с супругой ценные вещи и положите их в укромное место.

– А, я понимаю, – сказал Голубинский, – нужно, чтобы у нее в голове четко отложилось, что ценности спрятаны в определенном надежном месте, и тогда при воздействии гипнотизера она могла ему об этом четко сказать.

– Ну конечно же, Михаил Матвеевич, – ответил Кудрин, – вы все отлично понимаете. Я уверен, что через несколько дней, когда она пойдет в поликлинику закрывать бюллетень, ее направят к невропатологу. А на следующий день мы с коллегами с раннего утра будем в вашей квартире ждать этого невропатолога.

Женя поблагодарил Голубинского за содействие, и они договорились созвониться после прихода в квартиру терапевта.

Почти весь следующий день Кудрин думал только о приходе врача на дом к Голубинскому и постоянно смотрел на часы. Уже под вечер тот позвонил и сказал, что вчера они с женой припрятали ценности в сумке в ванной комнате, а сегодня жена вызвала врача на дом, и приходила терапевт из районной поликлиники Светлана Ивановна. Она выписала лекарства и талон на прием к ней через четыре дня.

Поблагодарив Голубинского, Женя почти побежал к Стуко-ву, чуть не опрокинув стоящего у двери курсанта.

– Ну что же, Женя, все складывается как нельзя лучше, – сказал Стуков, – что дальше думаешь предпринимать?

– После того как жена Голубинского побывает у Колобко, а я уверен, что так будет, ну не упустит он такой шанс поживиться у директора крупного универмага, на следующий день с самого раннего утра мы с Саниным будем ждать невропатолога в квартире Михаила Матвеевича; с Голубинским все обговорено, он правильно все понимает, – проговорил Женя.

– Ну, хорошо, держи меня в курсе событий, – сказал Стуков.

Через четыре дня позвонил Голубинский и сказал, что его жена была у терапевта, и та ей выписала талон на завтра в шесть вечера к невропатологу.

«Итак, послезавтра все должно решиться, завершается последний акт пьесы», – подумал он.

Женя пригласил в кабинет Санина, и они стали обсуждать свои действия в квартире Голубинского.

– А меня возьмете с собой? – спросил курсант.

– Конечно, но ты в квартиру не пойдешь, а будешь на подстраховке в подъезде, но только этажом выше этой квартиры, – ответил Женя.

Мышко удовлетворенно махнул головой, и глаза его засветились.

Через день в семь часов утра Женя с Сергеем Саниным уже находились в квартире Голубинского в новом кооперативном доме прямо напротив районной поликлиники на Варшавском шоссе. В восемь часов утра хозяева, закрыв дверь, ушли на работу, и они, оставшись вдвоем, осмотрелись в квартире. Квартира была большая, хорошо обставленная, и видно было, что живут в ней состоятельные люди. Особенно их интересовала ванная комната, где по придуманному ими сценарию за батареей были спрятаны ценности. Женя и Сергей зашли на кухню, сели на табуретки и стали ждать посетителя.

Примерно через час они услышали характерный щелчок открывающегося замка двери, они насторожились и приготовились к встрече, Сергей даже достал свой пистолет.

Дверь открылась, и кто-то, войдя в квартиру, быстрыми шагами направился прямиком в ванную комнату. Женя буквально в два прыжка влетел туда и увидел перед собой… среднего роста небритого мужика в стоптанных ботинках, от которого на расстоянии сильно пахло потом. Тот от неожиданности и испуга присел на корточки, округлив на Женю глаза, а подскочивший Санин уже надевал ему на руки наручники.

– Ты кто такой? – закричал Кудрин, сам обалдевший от увиденного.

– Да я ничего, я… я… Толик, – заикаясь проговорил мужик.

– Какой на хрен Толик, ты откуда взялся? – резко спросил Санин.

– Да я ничего, – испуганно сказал мужик, – на улице сейчас ко мне подкатил один амбал и попросил за десять рублей зайти в квартиру и из ванной под батареей достать черную сумку и принести ему.

– А что, он сам не мог прийти, если это его квартира? – проговорил Женя.

– Да он мне, когда давал ключ, сказал, что они с женой в разводе, поэтому не хочет светиться, а только взять свои вещи, и пообещал дать еще десять рублей, – ответил мужик.

– А где он тебя сейчас ждет? – спросил Санин.

– Да здесь, в подъезде, этажом ниже, – ответил он.

В этот момент в квартиру вошел курсант и прямиком вошел в ванную комнату.

– Какого хрена ты пришел? – заорал на него Женя. – Ты же нас засветил.

– Да я же был этажом выше, – пробормотал оторопевший курсант, – и увидел, что в квартиру кто-то зашел, ну и подумал…

Подумал ты… – перебил его Женя. – Теперь ищи ветра в поле…

– Так, – сказал Санин, обращаясь к мужику, – вспоминай, как тот амбал выглядел?

– Да такой здоровый, нос картошкой и с родинкой под глазом, – всхлипывая, пробормотал он.

– Вспоминай, Толик, это в твоих интересах, – проговорил Кудрин, показывая тому свое удостоверение, – ты, наверное, понял, во что вляпался.

– Да куда уж не понять, – ответил мужик, – только больше ничего сказать не могу, я сам в первый раз его видел.

– Ага, и сразу же пошел квартиру бомбить, – проговорил с иронией Санин.

– Да клянусь вам, не знал, ведь он сказал, что это его квартира, – вытирая слезы, пробурчал мужик, – знал бы, никогда не пошел.

– Думай, Толик, что еще заметил у этого амбала, – продолжал настаивать Кудрин, понимая, что только сейчас, по горячим следам, можно выудить у Толика всю нужную информацию.

– Ну, еще у него на руке, когда он давал мне десятку, я увидел наколку солнца с лучами, а на двух пальцах – татуировки перстня с белым крестом внутри, и это все, что могу сказать, – проговорил Толик.

«Где-то я видел такие наколки», – подумал Женя, но ничего сейчас не приходило в голову.

– Ну, все, поехали в контору, там будем дальше разговаривать, – сказал Кудрин, и они направились к выходу, где у подъезда их ждала дежурная оперативная машина.

В управлении их ждала еще одна новость – рано утром у себя в квартире была убита врач Семушкина; соседи, увидев открытую дверь и лежащую на полу коридора женщину без признаков жизни, вызвали милицию.

Санин, как они условились с Женей, отвел Толика в свой кабинет для дальнейшего допроса и попытки составить словесный портрет амбала, а Кудрин направился к начальнику отдела.

По внешнему виду начальника Женя понял, что Стуков не в настроении, и когда он закончил свой доклад, тот несколько минут молчал, скользя недобрым взглядом по своему подчиненному.

– Я уже в курсе убийства врача, – начал он, – по первой оценке эксперта, ее задушили, что собираешься дальше предпринимать?..

– Буду думать, Иван Михайлович, – неуверенно ответил Женя.

– Вот что, думский чиновник, – с иронией сказал Стуков, – бери дежурную машину и немедленно бери этого невропатолога, а то, не ровен час, и он может стать следующей жертвой, а потом все обсудим.

Уже через час невропатолог Колобко сидел перед Женей в кабинете и растерянным взглядом озирался по сторонам, словно пытался кого-то отыскать в этом кабинете.

– Ну что, гипнотизер, рассказывай о своих подвигах, – начал Женя, – ну надо же додуматься до такого, и это лучший ученик Даренского! Учитель и представить себе не может, какого «прогресса» добился его ученик в познании проблем гипноза. Это уже не кандидатская, а криминальная диссертация с обсуждением ее не на Ученом совете, а в суде.