Текст книги "Deja Vecu [Уже пережитое]"

– С книжным магазином, – спокойно продолжил сосед по столику. – Конечно помню! Про эту историю все мои друзья знают, да я никогда ничего и не скрывал.

– Не поделитесь?

– Мне прислали странную инструкцию, документы на мое имя и вознаграждение. Мы с ребятами тогда проверили несколько раз – вроде все чисто. Вот я и воспользовался загадочной помощью.

– Помощью? – эта история имеет намного больше общего с моей, чем я предполагал. Неужели он тоже предприниматель? – Какой помощью?

– Мы тогда задумали открыть музыкальный клуб, у которого была концепция вне времени и формата. Ну и как всегда – амбиций море, а денег хватало только на сосиску в тесте. Поэтому та сумма нас спасла. И вот!

При этих словах он обвёл рукой помещение и улыбнулся. Меня же ждало новое открытие – я внезапно осознал, что никогда не связывался с теми, кто что-то создает. Трудности в бизнесе, нехватка финансов или угроза банкротства – да, но чем именно занимаются мои должники, меня никогда не волновало. Те, кто передали мне ежедневник наоборот знали, что делали. Их средства не пропали даром, а ушли в созидание.

Черта под «Итого» становилась чернее некуда. Кто хозяин ежедневника, и что за сила за ним стоит – большая тайна. Если у меня есть карма, то я её почти уничтожил, и что принесёт мне вся эта история – непонятно.

– Прости, – предпринимаю последнюю попытку. – А был обратный адрес на конверте с инструкцией и договором?

– Нет, не был. Иначе, я бы поблагодарил этих людей.

Это тупик.

Глава 7

Возраст: 33 года

Место: Москва

Сырая земля с тяжёлым стуком падала на крышку гроба, с каждым взмахом лопаты всё больше скрывая последнее пристанище покойника. Эти звуки гигантским молотом вбивают в меня ледяной кол от макушки до самых пяток, будто меня пригвоздили к промёрзлой земле, парализуя любое желание двигаться. Похороны всегда вгоняли меня в тупой ступор, и мысли теряются где-то в районе груди глухой пробкой, от которой и дышать тяжело, и говорить не хочется, и аппетит терялся на несколько дней вперёд.

Однако моей Анюте было гораздо хуже. Два дня назад её словно выключили, когда она узнала о смерти своего брата. До того активная и жизнерадостная девушка искрила по нашей квартире идеями и планами, заполняя пространство вокруг себя теплым уютом. Услышав телефонный звонок, она спрыгнула с дивана, успев стукнуть меня по плечу своим кулачком, и поговорив по телефону исчезла в самой себе. Снаружи от неё осталось только выбеленное лицо и стеклянный взгляд. Моя жена не плакала, не закатывала громких рыданий со стонами и причитаниями. Нет, не было ничего подобного. Аня просто ни на что не реагировала, до самых похорон оставаясь ходячий мраморной статуей, огромными партиями запихивающая в себя противно пахнущие лекарства.

Когда Лёшу закапывали, моя благоверная стояла пошатываясь, уткнувшись взглядом в заполняемую землёй яму. Она молча плакала с застывшим лицом, и только белые ручки яростно теребили носовой платок. Складывалось впечатление, что еще мгновение, и она нырнет в яму вслед за своим братом.

Двинувшись вместе с процессией к выходу, Аня облокотилась об мою руку, и я повел её до машины. И опять ни слова – только гнетущее молчание, чавкающая земля под ногами и противный весенний дождь, бьющий по нашему зонтику тяжелыми серыми каплями. Сев в машину, Анька в конце концов разрыдалась. Сам не в силах сдержаться от слёз, я вышел из машины. Когда горе утраты переполняет, не хочется ни на кого вываливать тёмную массу своих переживаний, намачивая верхней край жилетки. Наоборот, возникает потребность переосознать произошедшее в себе, понять и принять это, и в конце концов найти себя в мире, где этого человека больше нет.

В конце концов слёзы и сигареты у меня закончились, и я решил сесть за руль обратно, а заодно и привести Аньку в порядок.

– Как ты, солнышко? – спросил я, застегивая ремень безопасности.

– Нормально, – гнусаво ответила она. – Прости, сорвалась…

– Не смей так говорить, я всё понимаю и…

– Слушай, Саш, я долго думала… И поняла…

Анька вновь уронила голову в платок, конвульсивно сотрясаясь от рыданий. На этот раз она быстро взяла себя в руки и оправилась буквально через минуту.

– Я долго думала… – она явно была в замешательстве. Давненько я не видел свою жену в таком состоянии, с трудом подбирающую слова, сражаясь с внутренними сомнениями. Даже свой висок она массировала особенно яростно. – Я понимаю. Всё понимаю – это порядок вещей, и нарушать его нельзя. И все же, ты бы не мог… Одолжить… Да, одолжить ежедневник. Мне нужна одна, всего одна запись.

– Ты хочешь спасти Лешу? – спрашиваю я.

– Прости… – она вновь начала плакать, не в силах взять себя в руки. – Я понимаю – так нельзя…

– Почему нельзя?

– Ну как же, – Анька даже немного забылась. – Кто его знает, может для наших душ нет времени. Может для них не существует ни начала, ни конца… Ну, в нашем понимании? Вдруг, если мы отправляемся назад и спасаем жизнь, то вытаскиваем на этот свет не того, кто жил раньше, а лишь его физическую оболочку, когда душу уже вернуть невозможно. Поэтому и сомневаюсь.

– А если без сомнений, то ты хочешь не дать Лёше сесть в ту машину?

– Угу, – ответила она, и воспоминания о гибели её брата вновь вызвали приступ слёз. Я понимаю её, мне тоже жалко Лёху, он занимал хороший кусок моей жизни, и вместе с его кончиной этот самый кусок из меня вырвали с корнем. Но было кое-что ещё, что угнетало меня кроме самого факта смерти.

– Это не поможет, – отрезал я, чувствуя что во мне вскипает раздражение и злость.

Аня постаралась прекратить плакать.

– То есть? – всхлипывая переспросила она.

– То и есть. Не получается. Ты помнишь, откуда у него эта машина?

– Он её купил две недели назад…

– Всё верно. А деньги у него от меня. Помнишь, около месяца назад мы с ним в баре сидели? Он у меня денег хотел занять, а я ему за место этого результаты матчей на неделю расписал. На выигрышные деньги он эту машину и купил.

– Так не говори ему результаты матчей и всё! – взволновано парировала Аня.

Ох, милая моя, если бы это «и всё» заключалось в таком простом действии, ты бы сейчас не на поминки ехала, а со мной в Италию летела.

– Ты думаешь, я идиот? Конечно два дня назад я так и сделал. Но это не помогло – тогда твой брат повесился от безысходности.

– Так дал бы ему сумму, но не такую большую…

– Твою мать, Аня! – я стукнул по рулю, не в силах больше сдерживаться. – Твою мать!!! Ты думаешь тебе плохо и больно от потери брата? Я пережил восемь его смертей. Восемь! Я перепробовал всё – давал денег, не давал, и работу ему предлагал, и охрану приставлял, и сам с ним находился. Ничего не получилось. Даже когда я его насильно отвёз в элитный санаторий, у него ни с того ни с сего просто остановилось сердце…

– Боже… – Аня с ужасом наблюдала мою тираду, не смея даже пикнуть. Она даже и вообразить не могла, что я испытывал в эти два дня, которые обернулись для меня двумя неделями сплошного кошмара.

Каждая новая смерть становилась новым кругом ада. Я знал, что Лёха должен умереть, но ничего не мог с этим поделать. Вновь и вновь Анька уходила в себя, охваченная горем утраты. Я уже стал ненавидеть этот проклятущий телефон, с его грёбанными новостями. Вновь и вновь меня окатывала волна тупой немощности из-за потери друга и осознания собственного бессилия. Меня словно выжигали изнутри на протяжении двух недель без остановки.

– Значит это судьба… – потупив взгляд, прошелестела моя спутница

– Чёрт-чёрт-чёрт! – меня несло по инерции. – Грёбаный фатум, грёбаный ежедневник, гребанное всё!!!

– Сашенька, ты чего?

– Ты что, не понимаешь? У меня в руках сила, которая меняет ход времени. Ты представляешь, какая это власть?! А я ничего не могу поделать с одним единственным событием…

– Может ты не с того начинал исправлять?

– Ты меня учить будешь? – я в секунду вытащил ежедневник из кобуры и кинул его Аньке на колени. – На, сама бери и делай, если такая умная.

Она не мешкая взяла книгу и уже потянулась за ручкой, как что-то её остановило, и моя жена замерла с вытянутой рукой, вопросительно прожигая ежедневник глазами. Ритуально помассировав висок, она отмерла и захлопнула книгу.

– Нет, – отрезала она. – Мало ли… Нет-нет… Я за это не возьмусь.

– Хорошо, давай по-другому, – я схватил ежедневник и положив на руль, раскрыл его. – Вот так сойдет?

В моей голове фонтанировало месиво из обиды и гнева (больше на самого себя и отчасти на ежедневник), сжав в крепкие тиски мой измученный разум. Находясь на грани истощения, я ударился в крайность, словно протестующий подросток, и трясущейся рукой написал дату своего рождения с пометкой «я родился».

– С этого момента всё исправлять?

– Ты сдурел совсем?! – вскрикнула она. – С ума сошел? Хватит истерить и возьми себя в руки, идиот! Ты хоть представляешь какие последствия могут быть, если это зачеркнуть? Ты вообще о последствиях последние лет десять задумывался, или для тебя это слово совсем перестало существовать?

Аня так вошла в раж, что совсем забыла и про себя, и про своего брата. Она вырвала ежедневник из моих рук и бросила его на заднее сиденье как нечто грязное и противное.

– Придурок! – не могла она успокоиться.

– Прости, – начал я остывать. – Я очень устал. Хотел вернуть Лёшу и провёл две недели в какой-то непонятной погоне. Вся эта история с неудачными попытками в конец меня вымотала.

– Да, я понимаю, – она тоже взяла себя в руки, вновь начиная всхлипывать. – И ты прости. Лёшку уже не вернёшь и надо учится с этим жить. Слушай, что у тебя с кондиционером? Жарко как-то…

Бедная Анюта – похороны плюс скандал дают довольно неслабую сумму, наваливающуюся тяжёлым камнем на бедный организм, вот температура и скакнула.

– Всё нормально, это тебе жарко, а не в… – я не успел договорить, как Анька уже начала колдовать на панели «климат-контроля», порхая своими пальчиками-бабочками над цветками-кнопками. Как и полагается всякому пассажиру, она совершенно не понимала куда нажимать и зачем все эти светящиеся кнопочки, а попытки помочь ей были встречены шлепком по моей ни в чём неповинной кисти. Минуту промаявшись, моя жена каким-то образом начала набирать не очень хорошую комбинацию, которую знал только я.

Ой, нет. Ой-ёй, нет-нет!

Щёлк!

– Сашенька, что это? – уставилась она на тайник, открывшийся справа от моего сиденья.

– Это пистолет, – как можно хладнокровней ответил я. Не хватало еще оправдываться в этот день за оружие.

– Боже, зачем тебе?

– Так, знаешь что! – я закрыл обратно тайник и настроил кондиционер похолодней. – На всякий, как говорится. Нужно же мне быть спокойным…

– Ох, солнышко, – выдохнула она. – Осторожней, Сашка. Бога ради, будь осторожней.

– Хорошо.

Я отвёз Аню на поминки, но сам в дом заходить не стал – не было во мне сил сидеть за столом, где сконцентрировано гнетущее настроение по ушедшему. Хватит с меня. Во всей бесконечной вселенной я хотел лишь в душ, крепкий сухой скотч и баньки. Через час я подъехал к своему дому и уставившими глазами искал место, где можно было припарковать свою «Марусю». Стоило мне увидеть подходящую пустоту для своей машины, как в моё окно кто-то постучался.

Так и хочется прокричать «Судьба, баста! Хватит меня испытывать!», или небесным прейскурантом мне сегодня покой вообще не предусмотрен?

– Да, – почти прокричал я, открывая окно, но тут же сменил тон, вместе с этим избавляясь от усталости и натягивая на своё лицо улыбку. – Чем могу быть полезен?

На меня смотрела маленькая фотография Кирилла Павловича, аккуратно вклеенная в его собственное удостоверение. Собственно, рука держащая «корочку» принадлежала ему же.

– Александр Георгиевич? Нам нужно с вами поговорить. Не хотелось вас врасплох дома заставать, поэтому решил к вам на улице подойти.

Скотина, как всегда вежлив до зубного скрежета.

– Хорошо, я только припаркуюсь, – ответил я такой же сладенькой вежливостью и закрыл окно.

Ох и дурное у меня предчувствие на это раз, ох и дурное!

Одновременно выполняя манипуляции с разворотом автомобиля, я быстро набрал нужную комбинацию на электронной панели, открыл тайник, и, стараясь двигаться как можно незаметней, переложил пистолет себе в пальто.

Анькино предостережение «Будь осторожней» звучало эхом в моей черепной коробке, что пугало меня ещё больше. Всё это очень скверно пахнет.

Закрыв «Марусю» я пошёл к Кириллу Павловичу, ожидавшего меня возле чёрной иномарки, припаркованной неподалёку от моего подъезда. За восемь лет Павлович ни раз ко мне наведывался с целью «побеседовать», и каждый раз наша встреча заканчивалась ШМЯКом, который исправлял ситуацию. Но сегодня всё было иначе: не было рядом с ним подкрепления, и машина была не та, и домой он ко мне ни разу не приходил. Кирилл Павлович ждал меня возле своего авто как-то напряжённо, словно куда-то спешил.

– Вы хотели побеседовать у меня дома? – как можно спокойней говорю я.

– Угу, – он смотрел на меня исподлобья, сканируя острым взглядом. Никогда он так на меня не смотрел. Открыто и враждебно. Какая муха его укусила? – Ну, что скажешь?

Только сейчас я заметил, что в его машине кто-то сидел. Таинственный «некто» вышел из чёрной иномарки, показываю свою гладковыбритую голову, огромные, как у кота Базилио, чёрные очки и белою трость с красными полосами. По всей видимости он был слепым.

– Ого! – удивился лысый. – Я такого никогда не видел.

– Давай вердикт! – не сводя с меня глаз ответил Павлович.

– Сейчас, – лысым оказался молоденький паренёк, каким-то образом затесавшийся в компанию моего преследователя.

Не теряя времени, слепой бесцеремонно приблизился ко мне и начал совершать странные действия – он как собака обнюхивал вокруг меня воздух, но только не носом, а как будто ушами, бормоча несуразную ересь себе поднос. Что это еще за шапито с уродцами во главе со мной?

– Кирилл Павлович… – не выдержал я.

– Ну?! – грозно подал голос «директор цирка», и паренёк с какой-то невероятной скоростью и легкостью нашёл его в пространстве.

Он точно слепой?

– Это очень странный человек… Его много… – в голосе лысого слышался коктейль из восхищения и страха. Так обычно говорят, когда видят большущую статую, возвышающуюся так высоко, что невольно берёт оторопь – как древние могли так строить без современной техники, и не грохнется ли эта байдовина тебе на голову.

– То есть, «много»? – насупил брови Павлович, а у меня неприятно засосало под ложечкой.

– Его просто много, ну… – парень с трудом находил слова, помогая себе руками. Да что здесь происходит, черт побери?! – Его здесь и сейчас как-бы множество вариантов. У него как будто множество вариантов его же самого. Они как бы для него предусмотрены вселенной…

– Чего? – сказали мы с Мефистофелем одновременно.

Слепой приосанился и сделал глубокий вдох-выдох, становясь похожим на учителя по физике, который пытается объяснить троечникам, как работает паровой двигатель.

– Представьте, – мотал он башкой, обращаясь то ко мне, то к Кириллу Павловичу. – Только представьте: есть наша вселенная, где всё находится на своём месте, даже самая мельчайшая частичка. Этих маленьких частичек много-много-много, и они складывают картину вселенной. Если посмотреть глазами математика, – он сконфужено хохотнул поле этих слов. – То получится, что Вселенная это «система», а частички «цифры», которые составляют «цифровой код» нашего мироздания. Гипотетически, цифровой код можно переписывать, меняя наш мир, если у тебя есть «ключ» к этому коду. Меняешь код, меняешь картину вселенной, меняешь мир вокруг себя. Как формула в задачке. Неправильно решил, возвращаешься на исходную, и вновь переписываешь. Мы с вами, Кирилл Павлович, имеем всего один вариант нашего мира, потому что у нас нет «ключа», то есть исходного кода. А этот человек может и живёт сразу во множестве вариантов, бесконечно переписывая наш мир.

Что за астральные консультации средь бела дня, и кто этот парень? Сволочь в точности описал принцип ежедневника, просто взглянув на меня.

– Это точно? – для Кирилла Павловича эти объяснения должны были выглядеть как полная бредятина, но похоже он безоговорочно верил во всё, что говорил слепой.

– Абсолютно.

– Так значит засранец имеет «ключ»! – он угрожающе двинулся на меня, раскрывая истинность своей натуры: движения плавные, слегка пружинит при каждом шаге, глаза как когти коршуна, цепко ухватились за жертву, то есть меня.

Хищник, не дать не взять! Прыжком накинется и с лёгкостью природной грации в секунду порвёт клыком сонную артерию. Как и полагается истинной жертве, я уж было вошёл в завораживающий транс, цепенея под взглядом своего убийцы, и уж точно бы пал под его натиском, если бы нас не отвлёк другой хищник, тот что по-меньше.

На крыши одного из автомобилей громко и зычно мяукнул большущий черный кот. Мы втроём рефлекторно повернулись посмотреть на нарушителя нашей тишины, и эта короткая пауза дала мне фору. Адреналин в крови встал на место спортивного судьи, взял в руки пистолет и выстрелил в моё тело приказом «Беги!».

Я сорвался с места как африканский спринтер за золотой медалью. Ох, как я их понимаю – если не добежишь, то сожрут. Сразу же просыпается вулкан желаний связанных с завтрашним днем, обливая сладкими фантазиями больное воображение, где может случится тысячи светлых свершений, если только выживешь.

Главное выжить, главное выжить!

С такими мыслями я и бежал, расталкивая прохожих, щедро одаривая их брызгами из луж, перепрыгивая всевозможные мелкие преграды и петляя по мокрым дорогами, только бы запутать след. Но мой преследователь ни разу не оторвался, находясь на расстоянии трёх-четырёх шагов от меня, маневрирующий в беге не хуже, чем ракета самонаведения в воздухе.

Вот ведь подготовка у людей – гвозди из него делай, не иначе.

Начиная задыхаться, я решил искать укрытие и на полном ходу залетел в проём забора, огораживающего от людной улицы строительство огромного бизнес-центра. Судя по всему, строительство было замороженным, поскольку техника стояла неподвижна, стройматериалы бережно укрыты от дождя, и на всей территории четырёхэтажного бетонно-металлического скелета не было ни души. Только грязь, смешавшаяся с бетоном, и обломки металлических прутьев, повсеместно торчащих из всего и вся. Если я когда-нибудь застану урбанистический апокалипсис, то теперь наверняка знаю, как он будет выглядеть – месиво уродливых останков человеческой жизнедеятельности.

Преодолев заброшенную площадку, наша погоня перетекла в само строение, которое представляло из себя сплошной лабиринт из голых холодных стен. На мое счастье будущий бизнес-центр был не типовым, из-за чего его здание оказалось сверх запутанным, и разобраться без плана во всех витиеватых прихотях архитектуры мог разве что сам создатель сия чуда инженерной мысли.

Через три минуты я насчитал три лестницы, пять коротких коридоров, два длинных и два больших холла, в которые утыкались все построенные четыре этажа. Еще через минуту у меня уже было полное понимание всего здания, благодаря моей памяти, и я мог точно определить где нахожусь сам, и где гипотетически бежит Павлович. Остановившись возле широкого дверного проёма на третьем этаже, выводивший в пропасть огромного холла, я начал вслушиваться в шаги моего преследователя.

Конечно же, старого «службиста» просто так не проведёшь, и он сразу где-то затаился, чтобы я не смог его вычислить. Осторожно шагая по неровному полу я выглянул из-за дверного проема в холл.

Раскатистый «бум» прогремел словно одиночная гроза по всему зданию, и пуля со свистом ударила возле меня прямо в стену, разбрасывая бетонные осколки маленьким фонтанчиком. Не задавая лишних вопросов, моё тело само рефлекторно спрятало меня за стену. Значит Павлович находится на первом этаже, и в ожидании спрятался где-то за широкими колоннами в холле. Я сейчас на третьем, от куда выходит смотровой балкон прямо в этот самый холл. Пока преимущество на моей стороне.

– Что же ты убегаешь, сучёныш? – громко подал голос Кирилл Павлович.

– Привычка такая, – отвечаю я, и трясущейся рукой взвожу затвор своего пистолета. – Ты догоняешь, я убегаю.

На последних словах я резко наклоняюсь в дверной проём, выстреливаю куда-то в сторону голоса моего преследователя и так же быстро возвращаюсь на место. Оказывается, маленький пистолет ба-бахает выстрелом настолько громко, что первые мгновения все звуки превращаются в одни протяжный писк в ушах.

– Что за «Базилио» ты с собой привёл? – я и сам не заметил, как перешёл на панибратское «ты». Всё-таки общая погоня, перестрелка и пересечение интересов объединяет очень быстро, сближая людей пуще всякой дружбы.

Правильно говорят – береги врагов своих, они могут быть ближе и дороже, чем любой твой друг.

– Скорее «Коровьев», – насмешливо парировал Павлович, отвечая на мой выстрел своим. – Парень такие чудеса творит, не поверишь! Слепой, а видит больше, чем мы с тобой вместе взятые. Я его из спецотдела «свистнул» на часок. Может хватит в прятки играть и нормально поговорим?

– Ага, ща-а-аз!

После короткого диалога я сорвался с места и побежал вдоль стены до аналогичного дверного проема, который так же выходил в холл. Судя по трём выстрелам, сопровождавших мою короткую перебежку, мой дуэлянт точно знал, как и куда я перемещаюсь. Мало того, он и сам передислоцировался, усложняя мне задачу.

– Значит «ключ»? – крикнул он. Не понимаю, он тянет время или действительно ведёт разговор?

– Да, ежедневник, – а почему бы и нет? Раз уж у нас разговор «по-душам», то может и он расскажет, чего он так в меня вцепился. Мне-то скрывать вообще нечего, ШМЯК, и нет такого разговора. – Пишешь там дату и событие, потом зачеркиваешь и перемещаешься в то событие, которое зачеркнул.

– Невероятно! – ожидаемая реакция нормального человека. – Но допустим. Если так, получается я к тебе не первый раз прихожу…

– Четырнадцатый… А как ты… – я потерял бдительность, в любопытстве выглядывая из укрытия, на что мне сразу ответили аж двумя выстрелами, как предупреждение «не расслабляться!».

– Финансовая схема у тебя больно подозрительная. Я на тебя только недавно вышел. Начал было просматривать твои махинации, а там очень странная штука получается – на протяжении стольких лет все дела ты подчищал прямо впритык перед тем, как я выходил на ту или иную фирму. То есть, если бы я на тебя выходил раньше, то это происходило бы именно тогда, когда у тебя всё исправлялось.

– И что?

– Ну, брат, не скажи! – он сорвался с места, прикрывая себя выстрелом, я в свою очередь не стал дожидаться милостивой подачки от госпожи удачи (в этот день она забыла мой адрес, сволочь недобитая!) и тоже поменял место своей обороны. Очередная маленькая перебежка, и мы снова осели в новых точках обстрела.

– Не скажи! Ладно бы это два-три раза было. Это Удача. Пять-шесть раз означало бы, что у тебя осведомитель в конторе. Таких у нас не оказалось. Но десять лет подряд уходить прямо у меня из-под носа? Это просто фантастика! Тут два варианта – либо ты очень хорошо просчитывал свою схему документооборота и финансовых потоков, либо заранее знал, как я до тебя доберусь.

– Слабое доказательство, – ради приличия я тоже пальнул из пистолета, чтобы этот стрелок не очень-то расходился. Какая же всё-таки сильная у них отдача! Мою кисть ломило от одного только воспоминания о том, как эта железяка дергается во время выстрела. – Очень слабое!

– Согласен! Мало того, мне за такие отчёты голову бы открутили, и в баскетбол ею сыграли. Поэтому я и пришел с объектом из спецотдела. Никогда не доверял этим ребятам, а вот сейчас жалею, что постоянно к ним не ходил.

– Как же ты паренька-то бросил? Он же слепой!

– Доберётся сам куда захочет, это он умеет. Поверь.

Мой дуэлянт вновь сорвался с места и размашистыми прыжками влетел на лестницу, скрываясь за очередной стеной. Двигался он словно маятник, по невероятно кривой траектории, от чего попасть в него было так же невозможно, как если бы мишени в тире начали играть в игру «броуновское движение молекул».

Судя по всему, побежал он на мой этаж, и это было плохая новость – если я буду как и прежде убегать в качестве жертвы, то погоня загонит меня прямиком в тупик. Надо бежать ему навстречу, чтобы не дать Павловичу шанса прижать меня в углу как «кисейную барышню». Немного поплутав в бетонных стенах я забежал в большущую комнату, судя по расположению, предназначавшуюся для какого-нибудь «ресепшена» или просторной приёмной. На ходу сбив несколько деревянных «лесов», я пристроился за одними из них, согнувшись в три погибели и затаив дыхание. Надежды, что Кирилл Павлович меня не вычислит мало, поэтому я пошёл на тактическую хитрость – для своего стихийного укрытия я выбрал не ту точку, из которой комната просматривалась как на ладони, а менее удобную позицию. Такая нелогичность должна дать мне фору в огнестрельной битве.

Через полминуты в комнату прибыл мой преследователь. Я не мог его видеть, а двигался он как можно тише, но чутье охотника, вдруг взыгравшая во мне от экстремальной ситуации, подсказывало – он оглянулся, посмотрел на беспорядок и понял что я где-то здесь.

– Таимкин! – угроза в голосе просто зашкаливала, а его обладатель укрылся за «лесами», лежавшими возле входа. – Хватит. Я тебя все равно поймаю, ты же не дурак, сам это понимаешь.

Я молчал.

– Ты даже стрелять не умеешь, а я умею воевать. Вылезай, надо поговорить!

Выждав внушительную паузу, он не выдержал и выстрелил в то укрытие, которое лучше всего подходило для обзора всего помещения. Есть! Моя маленькая хитрость сработала – наверное я и впрямь произвожу впечатление беззубого новичка, державшего пистолет в первый раз.

Стоило его пули достичь своей цели, и я незамедлительно открыл ответный огонь, произведя четыре выстрела в сторону, где предположительно мог находится Кирилл Павлович. Я не помню, что чувствовал в те моменты, когда нажимал на курок, не помню, какие предметы вырывало из пространства моё зрение и как хорошо работал мой слух. Мои рецепторы смешались в одну сплошную невнятную кашу, которая сразу же изменилась на застрявший в горле ком.

Выстрел – это укрощение мощности взрыва. Ударная волна работает во все стороны одновременно, в одну отправляя пулю по направлению ствола, в противоположную заставляет затвор автоматически перезарядить пистолет. Единственное, что осталось от первичной силы взрыва это отдача и шум. Четыре маленьких взрыва в замкнутом помещении это вам не комариный писк в знойную летнюю ночь. Такой гром оглушительным децибелом разрывает барабанные перепонки, оставляя вместо звуков сплошной монотонный звон. Наверное, минуту продолжалась пульсация ультразвука в моих ушах, пока слух постепенно восстанавливался.

Первое, что я услышал, это как Кирилл Павлович кряхтел и стонал, пытаясь сквозь зубы говорить что-то более вразумительнее, чем членораздельные звуки. Вместо удовлетворения от победы мне стало бесконечно страшно, комок застрявший в горле с треском провалился в область сердца, заставляя ноги и руки дрожать, а дыхание с сердцебиением участиться до всех возможных пределов.

– Кирилл Павлович! – я кинулся к побежденному, в абсурдной надежде, что промахнулся и меня пытаются таким образом обмануть. – Господи-господи, Кирилл Павлович…

– А-а-а, Таимкин! – было непонятно, сколько раз я попал и куда, но мой дуэлянт обхватил живот руками, покачиваясь из стороны в сторону в лужи собственной крови. – Ты дурак! А-а-а… Какой же ты дурак…

– Я всё исправлю! Сейчас-сейчас… Всё исправлю… Надо вызвать скорую…

Трясущиеся руки без моего ведома вытащили сотовый телефон, а пальцы начали тыкать во всё что можно, пытаясь вспомнить как нужно вызвать подобающие для такого случая службы.

– Нет, – прокряхтел Кирилл Павлович. – Пока они доедут по этим пробкам, я тут сдохну.

– Зачем? Зачем?! – я в панике окончательно потерял самообладание, и сам не заметил, как слезы градом текли по моим щекам. – Зачем я тебе сдался? Чего ты от меня хочешь?

– А-а-а, – продолжал он стонать. – Ты дурак… Таимкин, дурак ты… Ты… Ты даже не понимаешь кому ты денег давал… Куда они шли и на что… А-а-а!.. Это страшные люди. Безжалостные, расчётливые… Они хотят власти… Ты своими руками спонсировал катастрофу!

Сквозь безумство панического страха моя память услужливо воспроизвела сомнения покойного Лёши по поводу фирм, которые странно похожи своими долгами друг на друга. Как он тогда сказал – это лажа! Черт, ну почему меня окружают умные покойники, к советам которых поздно возвращаться?

Стоп!

– Нет, я тебя вытащу! – сказал я, находя в себе силы вылезти из бессознательного колодца паники, и вернуть себе способность хоть как-нибудь соображать. – Я всё исправлю. Ты только потерпи немного.

– Давай только быстрей! – с каждой секундой раненому становилось всё хуже и хуже. – Долго я не протяну…

Не мешкая ни секунды, я обыскал Кирилла Павловича и извлек из его внутреннего кармана мобильный телефон.

– Вот, – набирая свой номер на его аппарате, я положил сотовый возле головы раненого и включил громкую связь. – Говори что-нибудь. Постоянно. Можешь орать или мычать, но не теряй сознания. Понимаешь?

– Давай быстрее… Беги, придурок, беги…

Эти слова я уже слышал через специальную гарнитуру, набегу прилаживая устройству к своему уху. Моя цель была проста – добежать до машины, где лежал ежедневник. Но вопреки элементарности задачи, её выполнение оказалось отнюдь не легким. Маршрут я помнил превосходно, а вот силы во время огнестрельного боя меня покинули, и бег оказался тем ещё испытанием: в середине пути ноги начали деревенеть, при каждом шаге заполняя мышцы жгучей болью, воздух в легких стал заканчиваться, сжимая грудную клетку кашлем курильщика, голова стала тяжёлой и неудобной, словно ненужный груз, а зрение превратилось в сплошную размытую кляксу из-за слёз.

И всё же я добежал. Задыхаясь от спазмов, чувствуя вместо ног сплошную кислоту и ничего не видя вокруг. В общем, сам чуть концы не отдал, но добежал. Всё это время Кирилл Павлович поддерживал связь по телефону, иногда срываясь на крик, иногда на целые тирады, где подробно и во всех красках описывал, кто я есть и на кой хрен я вообще на свет появился.

Пусть так, чем совсем ни как.

– Ещё чуть-чуть, – садясь по привычке за руль, успокаивал я и себя, и свою жертву. – Ещё немного…

Уже почти дотянувшись до книги лежавшей на заднем сиденье, я краем глаза зацепил переднее пассажирское сиденье, и во мне молнией вспыхнуло воспоминание о сегодняшнем утре и нелицеприятный разговоре с Анютой.

«Может для наших душ нет времени?»

«Мы вытаскиваем на этот свет не того, кто жил раньше…»

«Значит это судьба…»

Твою мать, Аня, зачем ты это сказала именно сегодня!