Текст книги "Гламур 2.0: Телесериалы, масскульт и соцмедиа как создатели виртуальной реальности"

В целом мы можем отнести всю эту ситуацию к конфликту реальности и виртуальности. Для победы над реальностью, то есть для перестройки ее в нужном направлении, избирается та или иная виртуальность, которую должна принять аудитория, на которую и осуществляется воздействие.

Реальность все равно остается, виртуальность не может ее полностью подменить. Но виртуальность не только политически, но и экономически выгодна. Голливуд приносит прибыль большую, чем вся американская автопромышленность. В этом плане нематериальные грезы оплачиваются лучше материальных, ведь машина это тоже воплощение мечты владельца.

Все большие политические проекты типа коммунизма базировались на такой же большой виртуальности. Ее все время пытались материализовать фильмами, демонстрациями трудящихся и т. п. И идеология, и религия любят такие материализации, им недостаточно опираться только на вербальные коммуникации, они стремятся возвеличивать себя визуально, что оказывается более сильным, чем любые слова.

Реальность очень часто ломается в угоду виртуальности. Реальность может быть некрасивой, виртуальность – всегда красива. Поэтому она часто в наших головах стоит вместо реальности. А об идеологии или истории, как и о других виртуальных продуктах, и говорить нечего. Переход одной виртуальности в другую дает еще больший воздействующий эффект, чем переход реальности в виртуальность (см., например, множество видеоигр на тему «Игры престолов» [16]). Или таким же образом виртуальные лучшие в мире советские вожди легко перекодировались в самые жесткие анекдоты [17]. При этом они сразу становились узнаваемыми героями, поскольку в этих анекдотах эксплуатируются повторяющиеся, но индивидуальные их черты.

Статус виртуальности подтверждается тем, что научную фантастику просят читать как бизнес-лидеров [18], так и военных [19]. Это дает лучшее понимание будущей реальности, что все время приближается. Тот, кто раньше других будет обладать пониманием наступающего будущего, скорее всего, и получит его в свои руки.

В заключение один интересный пример прямого столкновения виртуальности и реальности. Речь идет об известном феномене реагирования публики на действие, происходящее на сцене театра. Но этот пример интересен тем, что реагировали известные деятели советского времени: «Пикировка между Львом Львовичем, сыном Льва Николаевича Толстого, и Григорием Васильевичем Романовым возникла в третьем акте пьесы „Возвращение на круги своя”. Самого Льва Николаевича играл Игорь Владимирович Ильинский. В ложе находились сильно подвыпившие хозяин города Романов и комсомольский вождь того времени Евгений Тяжельников. Услышав высокомерное заявление сына Толстого о том, что русский мужик – трус, хозяин города опротестовал его истошным криком на весь зал: „Нет, русский мужик не трус!” Последующая за этим мизансцена обомлевших от изумления артистов и зашумевшего от возмущения зрительного зала сменилась выходом на авансцену Игоря Ильинского в роли Льва Толстого. И в более смятенном состоянии великий артист умел взять себя в руки. Так и в этот раз он произнес текст, который по содержанию пьесы должен был сказать чуть-чуть позднее: „Сегодня России, как никогда, нужна религия. Потому что без религии наступит царство денег, водки и разврата”. При последних словах Игорь Владимирович поднял руку и словно вонзил свой указующий перст во все еще находившихся в ложе Романова и Тяжельникова. Тот и другой из театра выскочили, как ошпаренные, и тут же уехали» [20].

Что происходит при столкновении пропаганды с мягкой силой? Дж. Най имеет такое мнение: «В мировой политике репутация всегда имела значение. Тем не менее, сейчас доверие стало даже более важным источником силы. Информация, которая выглядит как пропаганда, может не только презрительно отвергаться, но и оказываться в итоге контрпродуктивной, если она подрывает репутацию и доверие к стране (и, следовательно, сокращает ее мягкую силу). Самая эффективная пропаганда – это не пропаганда. Это двусторонний диалог между людьми» [21].

Виртуальность часто оказывается сильнее реальности, поскольку она специально создана так, чтобы соответствовать потребностям нашего мозга, чего нельзя сказать о реальности, которая может вступать в противоречие нашим желаниям. Именно это заставляет искать к ней нашу зависимость, сходную с наркотической, которые активно возникли в наступившей эпохе интернета. Правда, последние исследования не столь однозначны в этом отношении. Соцмедиа, например, имеют не такой сильный эффект на самочувствие подростков, как считалось до этого [22–23], возникли сомнения в существовании зависимости от видеоигр. Хотя это и является серьезной проблемой для Восточной Азии, где «многие ощущают, что игры дают яркую альтернативу реальности, в результате молодые развивающиеся мозги изменяются беспрецедентным способом за счет долгого времени за игрой, и такие изменения могут быть компонентами нового типа зависимости» [24].

Обнаружен интересный феномен такого же рода у людей, играющих в поиск Покемонов [25]. Их часть затылочной области мозга, отвечающая за зрение, ярко реагирует на образы именно покемонов, чего нет у людей, не занимавшихся их поиском. Руководитель исследования Джесси Гомес, который сам в детстве играл в эту игру, говорит: «Уникальность покемонов заключалась в том, что их сотни, вы должны были знать о них все, чтобы успешно пройти игру. Та вознаграждала вас за то, что вы разбирались в различиях между похожими персонажами. Если бы для этого не нашлось отдельной зоны, такое было бы невозможно» ([26–28]).

Иногда реальность напрямую вторгается в виртуальность. Так произошло с бумажным стаканчиком из «Старбакса», оказавшимся в одной из сцен «Игры престолов». И это имело хорошие последствия – маркетинговая компания Hollywood Branded оценила рекламный эффект от этой коллизии в 2,3 миллиардов долларов [29]. Например, в онлайне, на телевидении и радио появилось 10,627 упоминаний «Старбакса» и «Игры престолов». Другая платформа соцмедиа насчитала 193 тысячи упоминаний в течение 48 часов (см. также [30]).

Телесериал «Игру престолов» начинают обсуждать с точки зрения будущих президентских выборов в контексте того, каковы шансы на успех в них кандидата-женщины [31]. В Путине увидели Тайвина Ланнистера [32], а израильская газета Haaretz видит в «Игре престолов» политическое шоу, несущее уроки для Нетаньяху и Путина [33]. Newsweek анализирует, как сериал отражает президентскую политику [34].

И понятно, что у украинских избирателей в голове в момент выборов был не только Зеленский, но и и его герой Голобородько, и теперь их придется шаг за шагом отделять друг от друга. Придуманное начинает влиять на реальное сильнее, чем любая реальность. Перефразируя другого киногероя, можно сказать, что сила не в правде, сила – в виртуальности.

В. Шкляров справедливо отметил: «С 2015 года он с успехом приучал публику к своей президентской роли. Медленно (годами!) транслируя удобные смыслы ничего не подозревающей публике, Зеленский вел, пожалуй, самую длинную избирательную кампанию в истории уже не только Украины. О такой избирательной технологии могли бы мечтать многие кандидаты. Не всем выпадает оказаться «в нужное время в нужном месте», не все могут в это время и в этом месте так превосходно воспользоваться случайно сложившимися обстоятельствами. Запуская сериал четыре года назад, Владимир Зеленский вряд ли планировал выйти из кино в реальность в придуманном образе, а потому не мог рассматривать сериал как избирательную технологию. Но в итоге именно это и вышло» [35].

Сила реальности управляет телом, сила виртуальности – разумом. Но на помощь усиления реальности может прийти виртуальность в виде героизма и патриотизма. Помощь виртуальности оказывают памятники героям как физическая фиксация социальной памяти. Президенты часто заранее пытаются перейти в виртуальность, считая себя непогрешимыми, несущими исключительно добро. Виртуальность всегда оказывается человеку ближе, чем реальность, поскольку она родная, а реальность может оказаться и чужой.

Литература

1. Келли К. От Петрушки до Павлика Морозова // gorky.media/context/ot-petrushki-do-pavlika-morozova/.

2. Дружников Ю. Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова // www.rp-net.ru/pdf/Druzhnikov-PavlikMorozov.pdf.

3. Келли К. Товарищ Павлик. Взлет и падение советского мальчика. – М., 2009.

4. Дружников Ю. Катриона Келли, Павлик Морозов и Лубянка // inosmi.ru/inrussia/20051125/223912.html.

5. «Пусть Полевой напишет об этом потом подробнее». Как Сталин «заказал» книгу о летчике Маресьеве // news.tut.by/culture/585423.html.

6. Правда о Зое Космодемьянской // cripo.com.ua/stories/?p=93578/.

7. Правда и мифы о Зое Космодемьянской // agonia-ru.com/archives/1541.

8. История болезни. Бильжо против Космодемьянской // www.livejournal.com/media/1440042.html.

9. Детцель А. Четыре опровергнутых факта о жизни Зои Космодемьянской // www.vologda.kp.ru/daily/26132.4/3023302/.

10. Веденеев Д. «…Хочу умереть честным человеком». Закат карьеры чекиста-«религиоведа». Ч. 1 // pravlife.org/ru/content/hochu-umeret-chestnym-chelovekom-zakat-karery-chekista-religioveda-ch-1.

11. Новиков В. В. Михаил Булгаков – художник Глава 5. Последняя пьеса М. Булгакова. Ее творческая история // www.russofile.ru/articles/article_68.php/.

12. Нехамкин С. Сталин, Булгаков, «Батум» // argumenti.ru/history/n446/352877.

13. Огородников А. «Батум». Пьеса и жизнь. Часть первая: «Загадка «пастыря» // web.archive.org/web/20141006113743/http://delostalina.ru/?p=3983/.

14. Кургинян С. Меня собирались шлепнуть как американского шпиона. Интервью // www.markdeich.ru/publicism/1999/st_1999_4.html.

15. Фефелов А. Пастырь. Интервью С. Кургиняна // zavtra.ru/blogs/1997–12-1652.

16. Дубровский А. В ожидании «Игры Престолов»: сражения за Железный трон в видеоиграх // regnum.ru/news/society/2607272.html.

17. Самые жесткие советские анекдоты о Хрущеве, Брежневе, Горбачеве // ege59.ru/2019/04/02/samye-zhestkie-sovetskie-anekdoty-o-hruscheve-brezhneve-i-gorbacheve/?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com.

18. Peper E. Why Business Leaders Need to Read More Science Fiction // hbr.org/2017/07/why-business-leaders-need-to-read-more-science-fiction.

19. Cavanaugh M. L. Can science fiction help us prepare for 21st-century warfare? // www.latimes.com/opinion/op-ed/la-oe-cavanaugh-art-and-war-20180528-story.html.

20. Сенкевич А. Н. Мейерхольда по пяткам // www.ng.ru/ng_exlibris/2019–03-28/14_976_meierkhold.html.

21. Най Дж. Project Syndicate (США): американская мягкая сила в эпоху Трампа // inosmi.ru/politic/20190509/245055914.html.

22. Orben A. a.o. Social media’s enduring effect on adolescent life satisfaction // www.pnas.org/content/early/2019/04/30/1902058116.

23. Social media effect ‹tiny’ in teenagers, large study finds // www.bbc.com/news/health-48147378.

24. Zastrow M. News Feature: Is video game addiction really an addiction? // www.pnas.org/content/114/17/4268.

25. Евглевский А. В мозге людей нашли «зону покемонов» https://naked-science.ru/article/psy/v-mozge-lyudey-nashli-zonu-pokemonov.

26. Gomez J. a.o. Novel childhood experience suggests eccentricity drives organization of human visual cortex // www.biorxiv.org/content/10.1101/415729v1.full.

27. Vinopal L. Why Do Kids Love Pokémon? It Changes Their Brains // www.fatherly.com/health-science/why-do-kids-like-pokemon-pikachu-change-brain/.

28. Ouellette J. Pokémon characters have their own pea-sized region in brain, study finds // arstechnica.com/science/2019/05/theres-a-brain-region-for-pokemon-characters-if-you-played-a-lot-as-a-kid/.

29. Whitten S. That ‹Game of Thrones’ mistake gave Starbucks over $2 billion in free advertising // www.nbcnews.com/business/business-news/game-thrones-freebie-gave-starbucks-over-2-billion-free-advertising-n1003231?fbclid=IwAR1yPaH2-d9NTaNhYmXwg6zVObOb-SWksRvX7dREeOBHhThtrz4oT12YtZ8.

30. Бумажный стаканчик кофе из Старбакса. Создатели «Игры престолов» удалили из новой серии ляп со стаканом кофе // ria.ru/20190508/1553339537.html?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop.

31. Arkin D. ‹Game of Thrones’ dragon queen suddenly has a 2020 problem: ’Electability’ // www.nbcnews.com/pop-culture/tv/game-thrones-dragon-queen-suddenly-has-2020-problem-electability-n1003376.

32. Vladimir Putin Is Basically Tywin Lannister // www.wired.com/2018/08/geeks-guide-garry-kasparov/.

33. Alpher R. A Game of Thrones Lesson for the Age of Netanyahu and Putin // www.haaretz.com/opinion/a-game-of-thrones-lesson-for-the-age-of-netanyahu-and-putin-1.7184865.

34. Walters J. Sunday’s ‹Game of thrones’ tackled presidential politics // www.newsweek.com/door-game-thrones-mirrors-2016-american-p-462701.

35. Шкляров В. Политехнология Зе // www.novayagazeta.ru/articles/2019/04/07/80130-polittehnologiya-ze.

3.4. Виртуальность всегда готова к бою, или Как песни, сказки и телесериалы нам строить и жить помогают

Мы растем в рамках виртуальной реальности вокруг нас. И ее даже больше, чем настоящей реальности, тем более она такая яркая и зрелищная, готовая запасть в нашу память навсегда. Как дети мы знали, кто плохой в «Трех толстяках» Ю. Олеши или «Незнайки на Луне» Н. Носова, а примеры для подражания брали из книг А. Гайдара. То есть «мягкая идеология» присутствовала и достаточно активно в советской детской литературе.

Взрослые тоже знали своих врагов во главе с «американским империализмом» с его «звериным оскалом». Это «жесткая пропаганда», а «мягкая» – светилась с голубых экранов или, например, со смотрела страниц журнала «Крокодил», где, конечно, была карикатура, но не такая страшная.

Пышные телеконцерты сопровождали взрослых во все праздники – звучали правильные песни и шутки, над которыми можно было смеяться. Все это – определенная утрировка ситуации, но система в целом работала именно так. Она все время удерживала в голове конечный результат, завершающую цель.

Сама политика была, конечно, не развлекательной, а серьезной. И, слушая доклады Брежнева, следовало проникаться уважением к мудрости партии. Но одновременно все понимали, что это ритуал, который непозволительно нарушать.

Как виртуальная реальность строила жизнь, точно так она могла ее и разрушать, и песни с музыкой не стали исключением. Западная эстрадная музыка была не так страшна, поскольку слова ее были непонятны. Правда, эта непонятность тоже манила. А за «своими» смотрели в оба глаза, даже КГБ создал ленинградский рок-клуб, чтобы не выискивать музыкантов по гаражам поодиночке.

Олег Калугин вспоминал: «Как офицер КГБ, военнослужащий, я не имею права раскрывать людей, которые в силу каких-то обстоятельств сочли необходимым или возможным сотрудничать с Комитетом, – это было бы просто аморально. К тому же некоторые агенты выполняли необходимую для общества работу. Пусть лучше они сами раскроются, пусть их гражданская совесть заговорит! И вообще, давайте попробуем посмотреть на дело с другой стороны. КГБ создал в Ленинграде рок-клуб, был его спонсором, а непосредственные организаторы – нашими агентами. Да, Комитет стремился поставить под контроль анархические тенденции в музыкальной жизни города, но объективно создание рок-клуба было полезным для общества! Зачем же теперь раскрывать этих мальчиков-джазистов? Может, они и так клясть себя всю жизнь будут, мучиться? Они же не принесли вреда, были незнающими и не ведающими ребятами, пусть проявившими слабость, но честными и порядочными. Некоторые из них сейчас стали известными людьми…» (цит. по [1]).

Мы видим, что индустриальный метод слежки в этом случае заменил индивидуальный. И это не очень помогало – рок сам стал инструментарием воздействия. А, может, потому и стал, что его курировали нужным способом люди в погонах. Как пишется в этой же статье: «Рок-музыка стала частью информационно-психологической обработки населения, вселившая в людей бунтарский дух. „Кино” была в авангарде, а песня Виктора Цоя „Мы ждем перемен…” стала своеобразным неофициальным гимном „Перестройки”. Четверо участников ансамбля „Битлз” в свое время заявляли: „Рок-н-ролл – это более чем музыка, это энергетический центр новой культуры и новой революции”. Не менее категорично утверждение музыковеда Джерри Рубина: „Рок обозначал начало революции”. А его коллега Эбби Хофман пошел еще дальше: „Рок является источником революции”».

Песня интересна своим сочетанием эмоционального и рационального: на эмоциональное воздействие музыки накладывается рациональное воздействие слов, возникает синергическое воздействие целого, которое уже не может контролироваться рационально, поскольку обладает сильной эмоциональной составляющей. Это в принципе влияние не на разум, а на душу. Поэтому чисто рациональные запреты начинают приносить обратный эффект.

В Советском Союзе у населения существовал инструментарий обратного реагирования на спускаемые сверху правила. Примерами его служила такая народная реакция:

• «если рекламируется, значит покупать нельзя, потому что плохое»;

• «если запрещается – нужно читать/слушать»;

• «если заставляют – нужно сопротивляться».

В результате западную философию изучали по книге «Критика буржуазной западной философии» и пр. Кампания критики не смогла остановить и распространение музыки «Битлз»: «К критике „идеологически чуждых” битлов приложили руку многие, в том числе и многоуважаемый композитор и общественный деятель Никита Богословский. В статье „Из жизни „пчел” и навозных „жуков”, в части „А теперь о жуках”, опубликованной в „Литературной газете” от 3 марта 1964 года, он писал: „Кто же они, эти загадочные „жуки”, имеющие такую фантастическую популярность?” – спросит читатель. Увы, это всего-навсего английский эстрадный ансамбль „Битлз” (жуки), состоящий из четырех человек – Джорджа Харрисона, Пола Маккартни, Джона Леннона и Ринго Стара. Трое с гитарами, один ударник – и все четверо… чуть было не сказал – поют! Трудно себе представить, какие звуки издают эти молодые люди под собственный аккомпанемент, какое содержание в этих опусах. Достаточно сказать, что одна из их песенок называется „Катись, Бетховен!” Когда „Битлз” испускают свои твистовые крики, молодежь начинает визжать от восторга, топать и свистеть”» [2].

Как видим, пугала даже внешняя неуправляемость, хотя следует признать, что можно управлять с помощью порядка, когда все чинно сидят в ряду кресел, а можно, вероятно, и с помощью беспорядка, давая возможность выпустить пар. И, кстати, в Советском Союзе все время существовали представители интеллигенции, состоявшие в непосредственном общении с населением типа Высоцкого, Любимова, Гранина, которые нарушали правила, потом каялись и никогда не сходили с Олимпа. Особенно активным это выпускание пара было во времена Андропова, хотя, возможно, к этому времени был накоплен такой уровень раздражения населения, что его можно было унять только интервенциями.

М. Козырев, правда, несколько преувеличивая, заявляет: «Я думаю, что есть десяток песен, которые прикончили Советский Союз. Без них СССР мог бы еще протянуть, но они реально раскачали лодку – и она утонула. Вся страна знала эти песни и с удовольствием их пела. Это были „Дальше действовать будем мы” Цоя, „Не спеши ты нас хоронить” „Чайфов”, „Скованные одной цепью” „Наутилуса”, „Поезд в огне” „Аквариума”, „Красное на черном”, „Мое поколение” и „Мы вместе” Кинчева, „Предчувствие гражданской войны” и „Революция” Шевчука… Вся страна их пела. Думаю, без них Советский Союз мог кряхтеть вперевалочку еще какое-то время. А эти песни отрубили все капельницы, на которых он еще держался» [3].

Он также дает сопоставление с Западом: «По масштабу влияния русский рок сопоставим с воздействием рок-музыки на окончание войны во Вьетнаме. Вудсток, постельная демонстрация Джона Леннона и Йоко Оно, на которой Джон на вопрос журналиста, что они делают в постели и зачем, ответил: «Just to give peace a chance». Дать миру шанс. И из этого получилась песня. Через полгода проходит полумиллионный марш мира в Вашингтоне, и эти полмиллиона скандируют: «Give peace a chance!» А через несколько месяцев США выводят войска из Вьетнама. Вот на такого масштаба перемены и вдохновляет людей рок-н-ролл».

Молодежи всегда требуется новое, эмоциональное, яркое, но при этом определенное чувство «стадности», присущее ей всегда подталкивает к тому, что уже выбрали другие. Это странное сочетание: новое, но такое, как у других.

Вот параллельно мнение о роке А. Троицкого: «Рок-н-ролл действительно сыграл существенную роль для распада Советского Союза, поскольку он в моральном и эстетическом смысле сделал огромную часть советской молодежи антисоветской. Нам нравилась западная музыка, прически, стиль одежды, а все совковое, которое на этом фоне выглядело серо, блекло, скучно и бесполезно, нам совсем не нравилось. Таким образом, миллионы молодых людей в советской стране переориентировались на «вражеские» страны Запада в плане своих культурных, художественных и даже бытовых предпочтений. В этом смысле рок можно считать музыкой перестройки. И неудивительно, что до сих пор антисистемные и протестные песни из репертуара русского рока, например: „Скованные одной цепью”, „Мы ждем перемен”, „Поезд в огне”, до сих пор помнят, поют и крутят на всяких митингах» [4].

Перестройка также не так проста, как нам казалось. В Советском Союзе все, что могло нести пропаганду, несло. Поэтому отключить все это даже чисто психологически было непросто. Но шаг за шагом «заветные» советские идеологические точки становились мишенями советских же орудий.

Все это – процессы, которые могут запускать верхи, но они могут идти и снизу. В советской модели вообще был инструментарий «писем трудящихся», на которые следовало реагировать. Сначала подбирали письма, чтобы, опираясь на них, начать борьбу с чем-то.

Идеология и религия, в принципе – обладатели больших нарративов, в которых есть все ответы на любые вопросы современности. Разрушение такого главного большого нарратива сразу лишает достоверности множество маленьких, базирующихся на нем.

Из советского нарратива забрали все: сначала пошла критика Сталина и его сподвижников (Ленин при этом сохранялся), потом критике подвергся Ленин и его сподвижники, при этом ЦК искал то, как именно СССР критиковали из-за рубежа, чтобы пойти и по готовому пути, а не придумывать что-то новое.

А. Яковлев является примером создания негативного нарратива с целью разрушения имевшегося советского позитива. Н. Леонов вспоминает о нем: «Его деятельность носила открытый характер. Он руководил идеологическим фронтом и заменил всех руководителей центрального телевидения, радио и газет. То есть к власти пришла целая плеяда людей, которые потом организовали то, что мы называем информационной революцией, произошедшей под видом «перестройки». Вспомним публикации тех дней. Это был ужас. Нам рассказывали, что в метро у нас крысы по метру ростом развелись. Что у нас в колбасе есть останки человеческих тел. Абракадабра была какая-то, но исполнили ее по-мастерски. Информационная пропаганда определила исход 1991 года» [5].

Это был не чистый информационный поток, а скорее информационно-виртуальный, поскольку действовал по методу «взрыва», системно уничтожая ключевые события, на которых держался СССР. Возникла определенная социальная шизофрения, так как в массовом сознании теперь сидели противоположные интерпретации многих событий: одна – из школы, другая – из перестроечных реинтерпретаций.

Перестройка вписана в историю вместе с понятием гласности, то есть она была бы невозможной без определенной настройки информационных потоков, причем от смены всеобщего позитива на всеобщий негатив голова должна была пойти кругом. Рациональное заглушалось, все перешло в чисто эмоциональную плоскость, и это свойственно вообще групповому мышлению.

При этом следует принять во внимание мнение А. Ципко: «Запад и сейчас, когда уже всем все стало ясно и все стало на свои места, не может понять самого главного. С самого начала перестройки, практически с 1988 года, аппарат ЦК КПСС был более антикоммунистическим, чем противостоящая ему интеллигентская оппозиция, во главе которой стояли шестидесятники. Аппарат был антикоммунистическим, белым, по крайней мере, потенциально. Если бы этого не было, мы бы не стали свидетелями того мгновенного, быстрого перехода «партийных аппаратчиков» во всех республиках с красных позиций на белые, перехода от марксизма-ленинизма на национал-антикоммунизм. Кравчук ни в коем случае не является исключением. Разве нынешняя команда Ельцина не проделала этот же путь от аппаратного коммунизма к аппаратному антикоммунизму» [6].

И еще: «Партийный и государственный аппарат, который обвиняли в консервативных настроениях и догматизме, был больше готов к переходу от марксизма-ленинизма к государственному, конструктивному антикоммунизму, чем шестидесятники, называющие себя левой, демократической интеллигенцией. Именно по этой причине мои статьи, призывающие не связывать больше судьбы страны, России, то есть нынешней СССР, с судьбами марксизма, получили отпор не со стороны государственного аппарата, а со стороны перестроечной интеллигенции».

При этом на тоталитарную советскую пропаганду была опущена такая же тоталитарная антисоветская. И она была более эффективной, поскольку «стреляла» по точкам уязвимости массового сознания, известным в Союзе всем. Только если раньше эти токи находились под защитой, то теперь сама эта защита широко распахнула ворота.

И еще об одном аспекте вспоминает Ципко – скрытые и прямые запреты на поездку за границу, которые использовали КПСС и КГБ, чтобы удерживать интеллигенцию в рамках преданности: «Ситуация невыездного не только калечила жизнь, часто убивала талант, но и мешала доброму здравому восприятию и закрытого от нас буржуазного мира, и, главное, своей же страны. Невыездной не мог не идеализировать Запад, где действительно нет всех тех душевных мучений, которые выпали на долю советской интеллигенции. Она из-за жизни за железным занавесом и своего изначального противостояния с властью не могла не страдать синдромом подпольного человека. Отсюда глубокий мировоззренческий конфликт шестидесятников. С одной стороны, они считали представителей расстрелянной Сталиным „блестящей когорты революционеров-ленинцев” порядочными людьми, но, с другой, ненавидели созданный их кумирами общественный строй, большевистскую тоталитарную власть» [7].

В результате всеобщего разрешенного разномыслия перестройки начали рушиться основы истории. В них стали находить персонажей, которые вышли на первое место чисто по пропагандистским мотивам. В ряде случаев их геройские поступки даже не зафиксированы документально, а во многих случаях, как оказалось, за этими героями не было героизма – особенно это касается периода Великой Отечественной войны. И по героям не все так гладко, и даже водружение знамени над рейхстагом оказалось постановочным [8–10].

Глядя на все это, следует также задуматься о всесилии пропаганды, которая может кроить историю, как вздумается. Но так было и по отношению к более далеким историческим периодам. Александр Невский, например, не побеждал во время Ледового побоища, поскольку побоища не было [11]. Хотя прекрасный фильм С. Эйзенштейна повествует об обратном. Александр Невский не боролся с Золотой ордой, а собирал для нее дань [12].

Государства выстраивают свою защитную иммунную систему, отбирая в прошлом события, которые могут удерживать фундамент современности. Из разрушения прошлого сразу же возникает разрушение настоящего, поскольку ему не на чем стоять. Эти детально отобранные события прошлого и составляют затем канву истории.

В. Багдасарян видит целый инструментарий по уничтожению истории: «Технология поражения противника через подрыв его исторического сознания выглядит следующим образом. Вначале история отделяется от национальной ценностной матрицы как „история академическая”, „история фактов”. В российском случае это осуществлялось в рамках кампании деидеологизации истории. Далее обнаруживаются „черные страницы” исторического нарратива, что, казалось бы, противоречит исходной установке устраниться от ценностных и этических ракурсов. На деле это выражается в запрете на позитивное освещение при поддержке освещения негативного, смене парадигмы сакрализации парадигмой инфернализации. При расширении пространства, занимаемого „черными страницами”, вся национальная история оказывается чередой злодейств и преступлений. Вместо чувства гордости за свою страну, задаваемого священной историей, закладывается чувство стыда, и более того – ненависти к собственной стране („смердяковщина”). Вывод из этого исторического прочтения может быть только один – целесообразность самоликвидации. Устыдившийся своей истории социум распадается. Осколки его принимают иные идентификаторы, встраиваясь в чужие исторические нарративы, в том числе в нарратив противника» [13].

Но не только прошлое, однотипно и будущее в виде фантастики должно функционировать в роли продолжения настоящего. Советская фантастика при всей любви к ней тоже была идеологичной хотя бы в плане противостояния землян инопланетянам. А поскольку главным сюжетом фантастики является колониальный, то именно в нем проявлялась правильная фантастика.

М. Лапиков, например, пишет: «Любые попытки выставить советскую фантастику жанром бессмысленной дружбомагии на грани суицидального идиотизма есть типичный случай так называемого вранья. Гуманизм, забота и доброта в советской фантастической традиции зарезервированы исключительно для гуманоидов. Любые неразумные или недоговороспособные гады утилизируются советскими героями без малейшей рефлексии – эффективно и безжалостно» [14]. Правда, так было всегда с «Войны миров» Уэллса. «Чужое» всегда выглядит страшным – мы его не понимаем и потому боимся. Чужой всегда опасен, ведь не зря Серый волк веками тиражируется как такой, кто съедает Красную Шапочку.

Возможен и обратный взгляд на мир, отталкиваясь от фэнтези, а не от реальности. Так, к примеру, посмотрели на кандидатов в президенты Украины – Порошенко, Тимошенко и Зеленского [15]. С другой стороны, актеры «Игры престолов» рассказывают, как съемки в фильме изменили их жизнь [16]. Правда, и «Слуга народа» тоже стал катализатором изменений. Идут выступления военных на тему, как, например, «Игра престолов» объясняет современную военную стратегию» [17].

Сегодня наши мозги трансформируют множеством способов. Если мы возьмем современность, то в ней поменялась даже и суть, и роль рекламы, которая, как и паблик рилейшнз, является основным способом коммуникации производителя и потребителя. Р. Уильямс, например, пишет: «Что такое реклама в мире избыточности информации? Оправдание рекламы всегда давалось на базе ее информационных преимуществ, и исторически она всегда функционировала в рамках этих медиа как исключение из правил информационной доставки, например, появление коммерческого банка на телевидении или билборда возле дороги. Однако в дигитальных медиа реклама сегодня является правилом: она перешла от места под контентом к месту над ним. В конечном счете, у нас теперь нет концепции того, для чего нужна реклама, поскольку больше нет ясного понимания, что такое реклама вообще» [18].