Текст книги "Сергей Беликов. Исповедь, или где-то меж Правдой и Истиной. Автобиография певца и музыканта ВИА «Самоцветы» и группы «Аракс»"

Группа «Мы»

Так прошел первый курс, началась учеба на втором. И тут в моей жизни произошло важное событие. На танцверанде нашего Красногорского городского парка иногда выступал ансамбль под названием «Мы» – три гитары и ударные инструменты. Это были уже взрослые ребята, всем далеко за двадцать. В один из таких дней я набрался смелости и подошел к ним после очередного выступления. Не помню точно, в каких выражениях, но я предложил им себя в качестве клавишника, а также пообещал поставить им более качественное звучание. Ребята от меня не отмахнулись и пригласили на репетицию в старом Доме культуры Красногорского механического завода.

На самом последнем этаже здания, практически под крышей, была их репетиционная комната. Колонки, усилители и прочая аппаратура находились там же, при этом в комнате было довольно свободно, и мы вполне комфортно там размещались.

Основной репертуар группы составляли каверы западных групп. Тогда все это называлось одним словом – шизгара[3]3
  «Шизгара» – народное название песни «Venus» группы Shocking Blue, возникшее благодаря первым словам припева («Sheʹs got it»). Прим. ред.


[Закрыть]. Правда, было и небольшое количество советских песен, появившихся уже тогда первых ВИА. Мое вливание в коллектив произошло триумфально. На первой же репетиции я подправил им голосоведение в текущем репертуаре, добавил свой голос в определенные вокальные партии, подправил некоторые неправильно берущиеся аккорды. После этого ребята поняли, что зазвучали совсем иначе, и я был сразу же зачислен в коллектив. А так как группа состояла на балансе ДК и музыканты получали зарплату, то и я был сразу оформлен с возможностью получать деньги. Стандартный оклад в ДК на тот момент был 60 рублей в месяц. Именно тогда я и стал получать первую зарплату в жизни, вдобавок к стипендии в училище. В репетиционной комнате находился орган «Юность», который ребята практически не использовали. Я встал за этот клавишный инструмент.

Вокалистами в ансамбле были барабанщик Дмитрий Графонов и бас-гитарист Борис Денисов. Помимо сольных песен, я поставил еще точное унисонное пение. Где-то на два голоса, где-то на три. И, надо признать, именно тогда группа «Мы» заблистала на самодеятельной сцене. Нас сравнивали с другими коллективами, существовавшими тогда в округе, и признавали, что равных нам по части пения не было. На наши выступления на танцплощадке в Красногорском городском парке народу набивалось под завязку. И еще масса людей просто стояла на склонах вокруг танцплощадки, слушая нашу игру. О степени нашей популярности в городе говорят несколько похожих эпизодов, произошедших со мной. Как-то раз, идя от платформы домой после учебы, я услышал за спиной окрик:

– Пацан, стой!

Я обернулся и увидел приближающуюся ко мне группку из 3–4 парней моего возраста. Ну, и как обычно:

– Закурить не найдется?

Не надо объяснять, что они собирались сделать. Я никогда не был драчуном, и ситуация для меня принимала скверный оборот. И вдруг один из них восклицает:

– Так это же Беликов! Серега, ты?!

– Да.

Он обводит взглядом своих дружков и с придыханием восклицает:

– Это же Серега Беликов из группы «Мы»!

Избиение одиноко шедшего студента отменилось, и меня отпустили с напутствием:

– Серега! Если кто прие…ся, ты скажи. Мы тебя в обиду не дадим!

И почти такая же ситуация как-то повторилась в другое время, в другом месте.

Расписание наших выступлений было таким, что зимой мы играли три раза в неделю в здании самого ДК на танцах, а летом – три дня на открытой танцверанде в городском парке. Ну, и, конечно, были выступления, приуроченные к каким-то праздникам. Надо заметить, у бас-гитариста Бориса был талант к написанию текстов песен. Довольно легко он писал тексты на русском на музыку популярных западных композиций. Например, неплохой текст на композицию Uriah Heep – «Look at yourself». Также написал несколько русских текстов на песни «Червонных гитар», в частности, «Не задирай носа». Публике очень нравились его русскоязычные адаптации западных хитов.

Наш гитарист Борис Захарченко был довольно авторитетным музыкантом. Помимо собственного фирменного усилителя, у него была гитара фирмы Vox. Не Musima, не Cremona, а Vox! Фирма, известная по инструментам, на которых играли сами The Beatles – очень круто по тем временам! Если я правильно помню, то Борис служил в армии за границей и привез оттуда инструмент. В дальнейшем Борис стал стюардом на международных авиалиниях и поставил доставку аппаратуры из-за границы на серьезную основу.

Помимо ранее перечисленных групп, мы исполняли песни из репертуара Shocking Blue и The Beatles. Наши голоса и наши возможности очень хорошо ложились на эту музыку. Еще играли что-то из репертуара группы Iron Butterfly. Почему именно это запомнилось? А потому, что в этих композициях довольно длинные органные вставки. И если на улице было прохладно, особенно осенью, то руки замерзали, и играть эти куски мне становилось довольно тяжело.

В коллективе была довольно творческая атмосфера. Я мог периодически пробовать играть на репетициях на бас-гитаре, мог на ударных инструментах, причем в игре на них достиг немалых высот. Обучая себя координации и ритмике, я научился вполне сносно стучать. Были случаи, когда я отыгрывал несколько выступлений вместо барабанщика, и ребята весьма комфортно себя чувствовали со мной в качестве ударника.

Наши заработки, конечно же, не ограничивались окладом в ДК. Мы выступали на разных мероприятиях, то, что сейчас называется одним словом – корпоративы. Но надо сказать, что почти все деньги уходили на приобретение аппаратуры и инструментов. Если нужно было купить что-то, то мы все скидывались для этой покупки.

А дальше путь лежал в Москву на Неглинку. На этой улице, в доме номер 14 находился магазин «Ноты», там же был отдел инструментов – вот где кипела вся музыкальная жизнь. Например, становилось известно, что в понедельник выкинут болгарскую бас-гитару «Орфей». Естественно, количество ограничено. Инструменты в небольшом количестве попадали на прилавок, но большая часть расходилась среди особо приближенных. Те, в свою очередь, продавали своим людям, накидывая процент. Те – своим и так далее. В какой-то момент бас-гитара на улице перед магазином приобретает стоимость в три-четыре раза выше исходной. Дефицит, что поделаешь! Своего рода рынок музыкальных инструментов. В принципе, купить можно было все. Но, если уж ты увлечен музыкой, то инструмент нужен хороший. И, соответственно, дорогой. Поэтому наши вроде бы неплохие доходы уходили на приобретение качественных инструментов.

В какой-то момент группа «Мы» стала счастливым обладателем аппаратуры Regent-60 производства ГДР. Это было статусно и качественно. Когда мы играли, используя ее, слышно было по всей округе, на километр-два точно.

Однажды, когда мы выступали на танцверанде, появилась компания спортивных молодых людей, в которых мы узнали прославленных хоккеистов «ЦСКА» во главе с вратарем Владиславом Третьяком. База хоккейного «ЦСКА» была совсем недалеко, в Архангельском. До них дошли слухи о нашем коллективе, и они приехали посмотреть и послушать нас. После выступления Владислав Третьяк подошел к нам и сказал:

– Мне очень понравилось, как вы играете! Не могли бы вы поиграть на моей свадьбе?

Мы, конечно же, согласились. Свадьба была в гостинице «Украина», в большом зале на первом этаже. Красногорская группа «Мы» веселила всю хоккейную элиту Советского Союза. И наш ансамбль настолько понравился, что с некоторым интервалом мы отыграли еще на паре свадеб армейских хоккеистов.

В то же самое время я продолжал учиться в музыкальном училище. Где-то к третьему курсу мое обучение каким-то образом стабилизировалось, и учиться стало достаточно легко. Надо сказать, что к процессу обучения я подходил ответственно и организованно, и училище окончил с красным дипломом. Учебе совершенно не мешало то, что я играю в практически полупрофессиональном ансамбле и занимаюсь футболом.

Где-то на стыке 1973 и 1974 годов, после очередного нашего выступления к нам подошел человек и предложил перейти на профессиональную сцену. Это был Альфред Быков. Он когда-то был бас-гитаристом первого состава вокально-инструментального ансамбля «Голубые гитары» под руководством Игоря Гранова, но какой-то момент прекратил выступления в качестве музыканта и сосредоточился на организаторской деятельности. Быков хотел создать коллектив в какой-нибудь филармонии под своим руководством.

Альфред подошел к нам и предложил:

– Ребят! Не хотите перейти на профессиональную сцену?

Мы переглянулись.

– А что для этого нужно?

Быков нам объяснил, что есть место в Оренбургской филармонии. Для этого нужно подготовить соответствующую программу, сдать ее в филармонии и начать работать. Кроме этого, необходимо расширить состав музыкантов, пригласить певца и певицу. О духовых инструментах речи не было. Но тут возникли некоторые сложности: все ребята работали, у двоих были семьи и дети, я же был студентом музыкального училища, а нас звали в какие-то неведомые дали. На решение всех организационных вопросов требовалось несколько месяцев.

Тем не менее, мы начали репетировать. Из Москвы к нам приезжали певец и певица. Певец был лет на десять старше меня, уже взрослый сформировавшийся молодой мужчина. Пел баритоном, а-ля Магомаев или Мулерман. По плану Быкова он должен был исполнять несколько сольных песен в программе. Певица была весьма привлекательной и умной женщиной, тоже старше меня, пела в основном сольно. Не скрою, в какой-то момент я был тайно в нее влюблен. Такое впечатление она производила на меня своим поведением, спокойным, рассудительным, интеллектуальным, что ли.

Для начала мы отрепетировали композицию в стиле фолк. И хотя нам это не совсем нравилось, как сказал Быков, это было необходимо для сдачи программы. Чтобы было понятно, композиция была наподобие «Порушка-Параня» ансамбля «Ариэль».

Ближе к майским праздникам Альфред Быков пришел на репетицию и сообщил, что наш коллектив пригласили участвовать в праздничных сборных концертах во Дворце спорта в Лужниках. Это была программа в рамках «Москонцерта». Хедлайнером, как сейчас говорят, был тогда ансамбль «Веселые ребята». Честно говоря, остальных участников не помню. Наш коллектив должен был открывать концерт специальной для этой программы композицией. Перед этим мы съездили на просмотр в какой-то ДК. Комиссия (видимо, от «Москонцерта») нас посмотрела, прослушала и дала добро на участие. В программе мы значились как «вокально-инструментальный ансамбль под управлением Альфреда Быкова».

Впечатления от тех выступлений были просто духозахватывающими. Открывается занавес, мы стоим на авансцене, а перед нами огромный, переполненный Дворец спорта. И мы выступаем.

Как я понял, Быков нас хотел кое-кому показать. И, судя по всему, мы произвели очень хорошее впечатление. Режиссер программы и сам Быков были очень довольны.

Что еще запомнилось? Наш барабанщик Дима Графонов, человек склонный к задиристости и понтам, очень долго ходил вокруг барабанной установки «Веселых ребят». Тогда барабанщиком «Веселых» был Владимир Полонский. Они познакомились, нашли общий язык и что-то обсуждали. Но в итоге Дима оказался не в восторге от их установки, сказав нам, что его собственные барабаны лучше. Другого от Димы мы и не ожидали. Но подтвердить или опровергнуть его точку зрения не могли, доверившись Диме на слово.

После этого события наша жизнь вернулась в привычное русло. Я окончил музыкальное училище. Как уже говорил, курса с третьего я поймал нужный вектор обучения. Особо не напрягаясь и не перетруждая себя, я довольно легко сдал все экзамены и получил красный диплом.

После окончания училища решил поступать в Гнесинку на факультет народных инструментов по тому же баяну. Я был подготовлен очень хорошо, но во время вступительных экзаменов по основному инструменту потерпел фиаско. Первый экзамен – основной инструмент баян. Я сел играть и меня переклинило. Руки отказывались слушаться, забылось, что за чем следует. Забирая документы, случайно узнал, что в Институте культуры открылось дирижерско-оркестровое отделение. Меня это очень заинтересовало, тем более что в училище у нас был такой предмет. По части чтения партитур и дирижирования в училище я имел твердые пятерки. И преподаватели, и декан факультета отмечали мои неплохие способности по этой части, хвалили за то, как я чувствую оркестр. И я решил, что надо поступать туда. Институт культуры и по сей день располагается в городе Химки, рядом с МКАД. Сдав туда документы, я довольно легко прошел все экзаменационные туры и стал студентом первого курса.

Нас, поступивших на первый курс, сразу же отправили на «картошку». Знакомились с сокурсниками мы уже там, в колхозе. Жили в бараке. Утром оделся, что-то перекусил и прыгаешь в кузов трактора, который повезет тебя на поле. В процессе уборки я сблизился со студентами дирижерско-хорового отделения: Александром Клевицким, Олегом Курятниковым и его будущей женой Еленой Жигаревой, с Ириной Неугодниковой… Ирина впоследствии стала моей первой женой.

Мы часто собирались вечерами у костра, пели песни под гитару. И кто-то вдруг озвучил такую идею:

– А ведь в клубе наверняка есть какие-то музыкальные инструменты!

И когда нас запустили в местный клуб, мы обнаружили там и гитары, и ударную установку, и колонки. Кто-то умел играть на гитаре, кто-то на басу, кто-то на барабанах. Решено было провести одну репетицию и попробовать «сыграть танцы». Выбрали десяток известных композиций западных групп. Речи о каком-то сыгрывании и спевке не было. Тем не менее, отыграли неплохо, я пел. Мне показалось, что мое пение произвело впечатление, в частности, на Александра Клевицкого. Чуть позже будет понятно, почему.

В октябре «картошка» закончилась, и мы приступили к обучению. Хотя учебное заведение находится от Красногорска недалеко, добираться было не совсем удобно. Я садился в электричку у себя в «Павшино», ехал до «Войковской», там пересаживался в метро и ехал до «Речного вокзала», оттуда на автобусе минут двадцать до института – вот такой непростой маршрут. И тогда же, в октябре, в самом начале учебы на первом курсе я встретил в коридоре института Сашу Клевицкого, и он предложил мне прослушаться в группу «Аракс», работавшую в Театре Ленинского Комсомола. В коллективе происходили некоторые перестановки, и руководитель Юрий Шахназаров искал музыкантов.

Совсем недавно, лет пять назад, я узнал от Олега Курятникова, что Клевицкий и ему предлагал прослушаться в «Аракс», но Олега что-то не устроило, и он отказался. С Олегом и его женой Леной мы дружим всю жизнь, а такого рода интересные факты открылись только недавно.

Я совершенно не помню эмоции, которые меня охватили в тот момент, когда Саша Клевицкий предложил мне поехать на прослушивание. Возможно, мне стало просто интересно. Я не был вхож в московскую «биг-битовую» тусовку, не знал, что происходило тогда в Театре Ленинского Комсомола, у меня не было модных тусовок и «флэтов», как тогда говорили. Я был простым красногорским парнем, увлеченным музыкой.

«Ленком»

Мы договорились встретиться с Сашей Клевицким у входа в Театр Ленинского Комсомола. Прошли внутрь. Конечно, на меня многое произвело впечатление: зрительный зал, фотографии актеров, сама атмосфера. Саша провел меня в репетиционную комнату «Аракса», познакомил с Юрой Шахназаровым.

У ансамбля театра было две комнаты: одна – маленькая, где можно было отдохнуть во время спектаклей, и вторая – большая, для репетиций. Никакой студии тогда не было. Серьезная аппаратура в театре появилась после триумфа спектакля «Юнона и Авось», уже в 80-е. В театр пошли серьезные гранты. А тогда музыканты играли на собственных инструментах. Единственное, что театр мог приобрести – это несколько колонок с советскими динамиками А-32, очень популярными тогда у музыкантов, и венгерские усилители «БИГ».

Юрий Шахназаров произвел очень приятное впечатление, сразу сложилось нормальное человеческое общение. Я стал воспринимать Юру как человека, за которым я должен идти, по ряду причин: Юра старше меня, и он руководитель коллектива, куда я пришел прослушиваться. Для начала он попросил меня спеть. Я сел за рояль и что-то спел, сейчас уже не вспомню, что. После Юра предложил вместе спеть The Beatles, мы спели с ним несколько фрагментов из песен, где поется в унисон. Юре понравилось, как сочетаются наши голоса. Мы вместе попели что-то еще и стало понятно, что получается неплохо. Затем Шахназаров объяснил, что они сейчас ищут поющего бас-гитариста, потому что один из основателей этой группы, бас-гитарист Эдик Касабов уходит из коллектива и хочет прекратить профессиональную музыкальную деятельность.

Игра на бас-гитаре тогда была не самым сильным моим качеством – я так и сказал Юре. Тем не менее, он представил меня как нового музыканта группы главному режиссеру Марку Захарову и директору Рафику Экимяну, и так я понял, что принят в ансамбль театра.

Теперь мне предстояло как-то объясниться с ребятами из группы «Мы». Очень важным событием, которое состоялось чуть раньше, было мое знакомство с Сергеем Рудницким. Случилось это следующим образом: в нашем коллективе (я имею в виду группу «Мы») прошел слух, что в соседнем Дедовске на танцах играет группа, в которой очень ярко проявляет себя гитарист. Я решил съездить и посмотреть на эту команду. То, что я увидел и услышал, мне очень понравилось. Гитарист и фронтмен группы Сергей Рудницкий «нарезал» Блэкмора в композициях Deep Purple весьма и весьма лихо и при этом еще умудрялся что-то петь. Я так говорю потому, что в своей дальнейшей карьере Сергей никогда не позиционировал себя, как певца – он пел исключительно бэки.

Именно тогда мы и познакомились с Сергеем. Я рассказал своим ребятам обо всем, что увидел. И было решено пригласить Рудницкого в состав группы «Мы». Сергей согласился с нашим предложением, понимая, что группа «Мы» стояла гораздо выше всех по классу игры в Красногорском районе, и что перед ним открывались перспективы профессиональной работы. Это все происходило летом 1974 года.

Но когда я принял предложение из театра, получилось так, что я и Сергея оставлял не у дел: пригласил, а сам ухожу из группы. Тем не менее, мы продолжали общаться несмотря ни на что.

Когда я сообщил ребятам из группы о том, что ухожу в ансамбль театра Ленинского комсомола, конечно, были обиды. Уходя на работу в театр, я становился де-факто и де-юре профессиональным музыкантом. Наш бас-гитарист, самый интеллигентный из музыкантов, работавший инженером на заводе, упрекал меня, что мы и так должны были перейти в профессионалы. Было непонимание моего поступка. Но, с другой стороны, если проводить спортивные параллели, я уходил из команды, которая только вышла в Высшую лигу, в топ-клуб – это они все-таки понимали.

Конечно же, на меня обиделся и Альфред Быков – из-за меня одного срывался переход в филармонию. Узнав, что я покидаю проект Быкова, наш солист сообщил, что тоже уходит и будет поступать в педагогический. Спустя годы он меня нашел, позвонил, пообщались. Он ушел из мира музыки и работал учителем в школе. А наша певица устроилась в «Москонцерт». Много лет спустя я видел ее выступление в сборном концерте, она работала в стиле Жанны Бичевской, однако потом я потерял ее из вида. К сожалению, память стерла имена этих людей.

С моим уходом группа «Мы» прекратила свое существование. Только наш барабанщик Борис Грифонов позже оказался в концертной организации, в составе, который аккомпанировал какой-то певице. Хотя я и признаю свою вину, но не понимаю, почему нельзя было вместо меня пригласить какого-то другого музыканта и продолжать играть в свое удовольствие.

Начав работать в театре, я продолжал учиться на дневном отделении института. Утром ехал в институт, а днем, после учебы, выдвигался в театр, но с каждым днем учиться становилось все сложнее. Та планомерность обучения, которая была ранее, начала рушиться: было очень много спонтанного при работе в театре и в выступлениях группы «Аракс». Я начал пропускать занятия в силу занятости в театре, меня стали вызывать к руководству института. Обо всем этом я рассказал руководству театра и, с его помощью, получил возможность свободного посещения занятий. Моя задача состояла только в том, чтобы сдавать сессии, что меня устраивало. Помог мне в этом не сам Захаров, не Экимян, а человек по фамилии Сосин – это был пожилой мужчина, внешне напоминающий серого кардинала. Если на него надеть папскую мантию, то был бы копией какого-нибудь Бенедикта Четырнадцатого. Манерная речь, неспешная походка, но во всем чувствовалась железная рука. Именно он занимался моим вопросом.

Марк Анатольевич Захаров считал, что я нужен театру, иначе никто не стал бы со мной возиться и давать указание выбить свободное посещение. На тот момент Марку Анатольевичу был сорок один год, а многие люди его возраста к нам относились, как к инопланетянам: волосатые ребята, с гитарами, что-то там поют. Мы их раздражали или, в лучшем случае, были безразличны и чужды. В общем, особого понимания не было. А Захаров, будучи взрослым человеком, имел определенный интерес к этой новой музыкальной формации. Его, по-своему, не по-музыкантски, а по-театральному это интересовало. Думаю, что определенное влияние на Марка Анатольевича оказывал автор музыки к спектаклям «Автоград XXI» и «Тиль», композитор Геннадий Гладков, большой любитель The Beatles. Мы играли его музыку и порой вносили в нее определенную динамику, какие-то интересные ходы, и он почти всегда соглашался с нашими версиями, нашими фантазиями.

Где-то в течение месяца или полутора я осваивал бас-гитару. Навык игры у меня уже был, благодаря репетициям с красногорской командой, да, к тому же, партии бас-гитары в спектаклях театра, в которых играл «Аракс», были несложные. На спектакли приезжал играть, как и ранее, Эдик Касабов. Тогда же я познакомился с ним, очень теплым, по-восточному приятным человеком. Отношения сложились приятельские, Эдик всегда пытался мне помочь, чем мог, если в этом была необходимость. Познакомился я и с прежним барабанщиком, Арменом Чалдраняном. Он тоже приезжал по каким-то делам к Юре Шахназарову. На ударных инструментах некоторое время работал Владимир Полонский, на тот момент ушедший из ансамбля «Веселые ребята». С ним мы еще пересечемся в другом коллективе, но об этом позже.

Я особо не интересовался историей группы «Аракс», но знаю, что до 1974 года в коллективе была постоянная текучка кадров, свойственная многим любительским группам. Но об одном человеке хочется вспомнить особо – об Александре Лермане.

Лерман, по сути, не работал в «Араксе». В тот момент он ушел из «Веселых ребят», и по советским законам ему надо было куда-то пристроить свою трудовую книжку. У него тогда полным ходом шло оформление эмиграции. То, что он сыграл в десятке спектаклей и паре студенческих вечеров, по сути, ни о чем не говорило. Так получилось, что он засветился в эпизоде фильма «Афоня», и многим стало казаться, что Лерман работал в «Араксе». Но он не приходил работать в «Аракс», и не связывал с этой группой свое будущее, а пришел, просто чтобы переждать момент. Практически в это же время Александр успел поработать в ВИА «Добры молодцы». Мы ходили с Юрой Шахназаровым на концерт этого ансамбля. Лерман выходил на сцену и исполнял ровно одну песню, и все. Когда я стал полноправным участником группы «Аракс», то видел Лермана в «Ленкоме» считанное количество раз: он приходил к Юре Шахназарову, и они что-то обсуждали. Именно тогда я впервые услышал его знаменитую «Лестницу», и в одно из его появлений в «Ленкоме», по предложению Александра, мы попробовали ее спеть. Получилось неплохо. Эта песня до сих пор в моем репертуаре, я исполняю ее на концертах. Я всегда относился к Александру Лерману с большим пиететом: человек знал на то время несколько иностранных языков, да и внешний вид его вызывал уважение – высокий, благородного вида. Юра Шахназаров всегда говорил о нем, как о небожителе.

Однажды Александр меня спросил, кого из советских исполнителей я мог бы выделить. Тогда мне очень нравилось творчество «Песняров», и я откровенно признался Саше в этом. В ответ услышал:

– Хочешь, я тебя устрою в «Песняры»? Могу поговорить с Мулявиным. Думаю, ты им подойдешь.

Я был в шоке. Будем считать, что это был комплимент со стороны Александра Лермана в мой адрес. Кстати, сам Лерман довольно иронично относился к «Песнярам», называл их «Хор Пятницкого с электрогитарами».

Приблизительно в это же время мне довелось познакомиться с Александром Градским. Однажды мы с Юрой Шахназаровым пошли на концерт польского ансамбля «Скальды». В фойе встречаем Александра Градского. Юра, который играл в «Скоморохах», знакомит нас. Вместе мы идем в зал. Мы с Юрой показываем наши билеты и нас спокойно пропускают. Просят и Градского показать билет, на что он произносит:

– Какой билет? Я – Градский!

Билетер снова просит билет. В ответ:

– Старик, ты не понял! Я – Градский.

Билетер:

– Ну и что, что вы Градский. Где билет?

Начинается жуткая перепалка на повышенных тонах. Мы с Юрой прошли в зал, и я так и не понял, попал ли Градский на тот концерт или нет. Но для меня, тогда двадцатилетнего, такое поведение стало шоком. Откуда такая беспардонность? К тому же тогда он не был тем Градским, которым стал впоследствии. Тогда он еще не спел ту песню, которая принесла ему всесоюзный успех.

Через некоторое время Градский обратился к Юре:

– Шах, у меня концерт. Мне нужна аппаратура.

Юра согласился с условием оплаты аренды аппаратуры, к примеру, за 10 рублей. Градский подъехал на небольшом фургончике, мы с Юрой помогли ему погрузить колонки, пульт и так далее, поехали вместе на его выступление. Когда концерт окончился, мы стали грузить аппаратуру, чтобы отвезти обратно. И тут Градский заявляет:

– Я сегодня пел как бог! Плант отдыхает!

Я в этот момент держал в руках колонку, так она у меня просто выпала из рук от такой фразы. Бывало, что мы разговаривали с Шахназаровым об этом, но он отшучивался:

– Не обращай внимания! Это же Градский!

В течение дальнейшей жизни мы довольно часто пересекались с Александром, и я всегда наблюдал со стороны проявление такого рода богоизбранности. Не знаю, помогал ли ему в карьере такой запредельный уровень самомнения, но для меня с тех пор Александр Градский стал персоной, о которой мне говорить совсем не хочется.

Мы продолжали репетировать с Юрой Шахназаровым. На пару выступлений (как тогда говорили – сэйшнов) я съездил вместе с ними в качестве зрителя. На бас-гитаре играл по-прежнему Касабов. И к концу моего подготовительного этапа (назовем это так) в ансамбле появился новый барабанщик, Александр Данилович. В итоге сформировалось трио под названием «Аракс»: Шахназаров-Беликов-Данилович. Я очень признателен и благодарен Юре Шахназарову за то внимание, которое он уделил мне как наставник и руководитель группы. В какой-то момент мы этим трио вошли в два спектакля театра – «Автоград XXI»[4]4
  Спектакль «Автоград XXI» был поставлен Марком Захаровым по пьесе Юрия Визбора. Это была первая постановка Марка Захарова в театре имени Ленинского комсомола. В основе сюжета строительство автогиганта на Урале. Главный герой – директор завода. Его роль играл Олег Янковский. Также в спектакле были заняты Александр Збруев, Арчил Гомиашвили и другие. Стихи к песням написали Юрий Визбор и Роберт Рождественский.


[Закрыть] и «Тиль Уленшпигель»[5]5
  Спектакль «Тиль Уленшпигель» был поставлен Марком Захаровым по пьесе Григория Горина по мотивам комедии Шарля де Костера. В главных ролях – Николай Караченцов и Инна Чурикова (во втором составе – Елена Шанина). Стихи к песням написали Юрий Энтин и Евгений Евтушенко.


[Закрыть].

В спектакле «Автоград XXI» было больше сольных вокальных моментов, чем в «Тиле», и все сольные номера поручили исполнять мне, а Юра присоединялся, когда требовалось исполнить что-то в унисон. Что касается внешнего вида, то в «Автограде XXI» мы выходили на сцену в стройотрядовских спецовках, а в «Тиле» – в монашеских мантиях.

Первыми впечатлениями красногорского парня, героя танцверанды, были очень яркими. Вокруг тебя звезды театра и кино: Янковский, Чурикова, Збруев, начинающий Абдулов. Поражала атмосфера театра, уважительное отношение к нам, музыкантам, всех актеров. Я попал в мир искусства. Эта атмосфера вдохновляла меня на какое-то другое поведение в жизни, на более высокий уровень творчества. Тот же Юра Шахназаров вовлек меня в более глубокое освоение творчества The Beatles, я взглянул другим взглядом на их музыку. Шахназаров был поклонником и Карлоса Сантаны. Он приносил виниловые пластинки, мы их слушали и разбирали каждый кусочек композиций. В моей красногорской юности были Uriah Heep, Deep Purple, Creedence Clearwater Revival, но не было Jethro Tull, не было Cream – с этими группами я начал знакомиться более детально и более предметно, по-музыкантски. У меня получалось осваивать очень важные исполнительские и аранжировочные аспекты в этом жанре, возникло понимание, что помогло мне потом сформироваться как автору произведений, которые музыканты того времени называли не иначе как «крутяк».

Благодаря Юре я стал по-другому одеваться, носить другую прическу, под его влиянием я изменялся в лучшую сторону не только как музыкант, но и в плане имиджа.

Помимо спектаклей мы продолжали периодически выступать на студенческих вечерах. На одном из выступлений группы, когда на бас-гитаре еще играл Эдик Касабов, Юра представил меня как нового участника группы. Я вышел на сцену и исполнил одну песню – «Поговори со мной в полночной тишине» из кинофильма «Крестный отец» с русским текстом. Эта песня производила фурор среди публики. Юра совершенно случайно услышал, как я ее исполняю просто так, для себя, и решил включить в репертуар «Аракса».

Второй моей песней на концертах стала «Трава-мурава». Ранее ее пел Юрий Шахназаров, а я начал исполнять, когда уже полноценно вышел на сцену в составе «Аракса», играя на бас-гитаре. В свое исполнение я добавил вокализ[6]6
  Вокализ – способ пения, при котором не используются слова. Прим. ред.


[Закрыть]. Тогда у западных групп было модно исполнять фрагменты песнен очень высоко, можно сказать, в женском диапазоне – такого рода вокализ я и вставил в «Траву-мураву». А вообще эту песню написал Александр Буйнов еще в «Скоморохах», оттуда Юра Шахназаров и принес ее в «Аракс». Жаль, что не сохранилось этих записей.

Вскоре для исполнения музыки к спектаклям «Автоград XXI» и «Тиль Уленшпигель» потребовались еще и клавишные инструменты, тогда к нам присоединялся пианист Сергей Анашкин, музыкант классического направления, работавший в театре по договору. Чтобы с ним сыграться, нам понадобилось не более двух репетиций, но он оставался инородным телом. Именно это сподвигло меня в разговорах с Юрой предложить вариант с приглашением постоянного клавишника. Конечно же, я имел в виду Сергея Рудницкого, которого не терял из виду и с которым очень хотел поиграть.

Думаю, мысль о клавишнике имелась и у Юры Шахназарова. Вряд ли я, совсем новичок, мог оказывать на него влияние, но основным моим доводом было то, что у меня есть знакомый парень, который играет и на клавишных инструментах, и на гитаре. И Юра сказал:

– Приводи!

Я поговорил с Рудницким, он дал согласие.

Я устроил встречу Шахназарова и Рудницкого. Сергей так же, как и я, приехал в театр, и они сыграли с Шахназаровым мини-сэйшн. Юру все устроило, он понял, что такой музыкант, играющий и на клавишных, и на гитаре, украсит наше звучание, и Сергей Рудницкий был официально зачислен в группу «Аракс», а точнее – в музыканты театра.