Текст книги "Судьба олигарха"

– Ал…, Ал…, – и не найдя слов, отрицательно затряс головой, говоря этим жестом, что нормальных людей на эстраде теперь трудно сыскать днем с огнем; если б они были в наличии, то конечно бы он расстарался и сделал бы всё в лучшем виде!

– Уволю, – тихо прошипел Колобок, наконец, отводя взгляд. Обессиленный директор чуть не рухнул на пол, понимая, что увольнять его будут – и все из-за этой гребаной наркоманки! – не в связи с переходом на другую работу, а по состоянию здоровья. Инвалид с отбитым ливером и переломанными конечностями никому уже нужен не будет.

А в небольшом зале творилось что-то неимоверное!

Выдав для разогрева пару проверенных хитов, Алена исполняла теперь слезливый медляк. Она пела что-то про одиночество, но Максим не слышал слов, разрезав ледоколом собравшуюся толпу, он стоял возле сцены, заворожено глядя на певицу, околдованный ее животным магнетизмом. Винницкая была в коротком топике и миниатюрных облегающих шортах на голое тело, волосы она подняла вверх и они лежали живописной копной. Исходящая от нее сексуальность, отражаясь от присутствующих, увеличивалась многократно; сводящий с ума запах секса – брутального, грязного животного совокупления – ощущался так явно, что Макс представил на миг себя в клубке из сотен извивающихся в оргазме тел.

Происходящее на сцене поражало воображение – за три минуты Алена десять раз «трахнула» стойку микрофона, а потом, по очереди, всех присутствующих, невзирая на пол, возраст, национальность и вероисповедование. Стоя в метре от исполнительницы, глубоко засунув в карманы брюк руки, Макс ощущал зовущий запах женского тела, парфюма, пота, кожи высоких сапог. Он знал теперь, как пахнет чистый, словно слеза секс, такой же невинный, как первородный грех, без всяких добавок и примесей.

Алена извивалась перед ним, будто заправская звезда стриптиза. Мягкая ткань шортиков, на которую только и смотрел Максим, как начинающий гинеколог, разглядывая проступающий сквозь материю половой орган – ничего не скрывала, повторяя линии и изгибы звездного тела. Лишь в глазах ее было пусто, в них не было ничего человеческого – Максу казалось, он смотрит в глаза зомби, и он перевел взгляд…

***

– Слушай, всё хочу спросить, а почему Бройлера Бройлером зовут? Потому что кабан? – отвлек его от воспоминаний Паша.

– Фамилия у него птичья, – вздохнув, неохотно отпуская испуганные вопросом образы, пояснил Макс. – Курицын Валерий Иванович. Было время, еще в начале девяностых, я тогда только из армии пришел, Валера толи трусами торговал на рынке, толи резиной для машин. Вся информация сейчас под грифом «Особо секретно». А Арнольд, он тогда в «авторитете» был, «получал» с него, как с лоха. Подойдет, бывало, встанет в стойку и с правой Бройлеру по пузу слегка «бух»:

– А ну, Валерчик, дай-ка мне сто долларов на обед!

А потом, когда Колобок из Сербии приехал, Бройлер просек тему и под него подлез. Стал правой рукой и с Арнольдом за старое поквитался – «Мерс» у него забрал, и с базара выжил. Арнольда через какое-то время «закрыли», ходят слухи, не без Валериной помощи.

Припарковав «Майбах» на VIP-стоянке «Пятого Элемента», клуба здоровых удовольствий, как значилось в названии, Олигарх, взяв сумку, остановился у машины.

– Валера не понимает простой истины: зарабатываешь сам, дай и другим возможность заработать. А он гребет всё под себя.

– Так мы из-за того и ушли, что нет перспектив – Бройлер не заинтересован в нашем росте! Я у него почти десять лет проработал, а хватало только на жизнь, – заметил на это Макс.

– Говорит мне: Стас, я считаю тебя равным себе, чего ты с этими перебежчиками связался?

– Да зачем ты вообще так долго с ним разговаривал? Сказал бы: Всё, Валера, до свидания, у меня нет времени с тобой лясы точить.

– Что делать? – удивленно спросил Макс Пашу.

– Ну, разговоры разговаривать.

– Да он все переливает из пустого в порожнее – а вот как мы с тобой то, а вот как это. А я его попросил однажды решить финансовый вопрос по землеотводу, дал ему двести тысяч…

– Долларов? – ахнул Пашка.

– Конечно долларов, гривен что ли? Так он из этих денег отдал только пятерку, а остальное себе забрал. Но самое обидное, вопроса не решил, все на мне и повисло. Как с ним работать, если он видел во мне дойную корову? – Стас извлек из кармана бумажник и, достав пятьсот гривен, протянул Максу:

– Пообедаете в ресторане, здесь хорошая кухня. Если не хватит, добавьте свои, я потом верну. Чем сейчас заниматься, ума не приложу, да и не на что, этот кризис еще, – загрустил Вирчас, идя к спорткомплексу. – С кредитами кислород перекрыли, а живых денег не осталось – весной лежали себе три миллиона «баксов», никого не трогали, так я их еле скинул по четыре и шесть и вложил в коттеджи. А сейчас доллар семь и восемь, если б по этому курсу поменял, еще бы два миллиона заработал на ровном месте.

С невеселыми мыслями Олигарх ушел заниматься, а охрана, найдя ресторан, пошла обедать.

– Я вот понять не могу, – подозрительно спросил дорогой Максим, – он постоянно твердит: «Нет денег, нет денег». Он что, нас морально подготавливает, что зарплаты не будет?

– Скажет, вы свои деньги в ресторанах проели? Да ну, не должен, – тревожно посмотрел на приятеля Паша, высказанное Максом предположение очень не понравилось ему. – Ты же слышал, какой у него девиз: «Сам зарабатываешь, дай возможность заработать другому» – золотые слова!

– Дай Бог, – кивнул Макс, но не мог удержаться от ложки дегтя: – Но я и другие помню, что в этом месяце он ничего не заработал.

– Нет, я в Стаса верю, он на копейки не разменяется! – откинул сомнения Павел, заходя в сверкающий белизной накрахмаленных скатертей зал ресторана.

– Ну, что нам Бог послал? Посмотрим, посмотрим, – жизнерадостно произнес Максим, открывая меню. – А ты чего не выбираешь, объявил голодовку из солидарности со стремительно беднеющим классом крупного капитала?

– Да я все равно в этих названиях ничего не петрю. Выбери и на меня, по своему вкусу.

– Тут такие цены, что приходится исходить из финансовых возможностей. Слышал, что Стасик сказал: доплатите, я верну. У тебя сколько есть?

– Десятка.

– У меня двадцать. И того, – Максим заглянул в прейскурант, – на тридцать гривен здесь можно выпить чашечку чая. Девушка, – спросил он подошедшую официантку, одетую в короткую белую юбку и футболку с эмблемой клуба на груди, – а горячее, борщик да с потрошками, сколько ждать придется?

– Минут двадцать, – ответила та.

– Не годиться, – насупился Макс. – Значит, принесите нам два «Греческих» салата и ролы, по порции. Ты сколько дома борщ варишь? – негромко спросил он, когда официантка ушла, кладя кожаную папку на стол.

– Полдня.

– Это, если руки растут не из плеч, но в любом случае часа полтора уйдет, ему же еще настояться нужно.

– Ты это к чему?

– К тому, мой уже не юный, но по-детски наивный друг, что за двадцать минут ни один чудо повар борщ не приготовит, а это значит, что первое тут, как в столовке, из общего котла.

– Что это за ролы такие? – с удивлением заглянул в меню Паша.

– Ты суши ел?

– Это рыбу сырую что ли? Нет, от нее глисты могут быть.

– Ну, брат, извини, я не знал, что ты гурман. Но, ни на что другое у нас денег не хватит, в следующий раз сам будешь заказывать.

– Так поехали в «Макдональдс», еще и останутся! – нашел выход Пашка.

– Да-а, – грустно покачал бритой головою Макс, – для гиганта мысли масштабчик-то мизерный. Успеешь еще хлебнуть из клоаки американских ценностей. В фастфуде нет ничего натурального, сплошные канцерогены, я если что и ем там, то только мороженое. Почувствуй себя в этом логове олигархов, своим среди чужих, наслаждайся жизнью! Боюсь напророчить, – со вздохом заметил приятель, – но возможно мы здесь первый и последний раз.

Напротив них, в другом конце огромного зала снимали что-то киношники. Поставив перед собой белое полотно экрана, за таким же столиком, под лампами софитов сидела к ним спиной девушка кожи цвета кофе с молоком, в голубой футболке и светлых джинсах, разговаривая о чем-то не слышном на таком расстоянии с парнем лет двадцати пяти.

– Это же эта, как ее?.. – пытаясь вспомнить, защелкал пальцами Макс.

– Каролина Ашион, – подсказал Паша.

– … Ведущая с М1! – и набрав в легкие воздуха, Максим закричал через весь зал: – Каролина!!! Каролиночка!!!

На его зов обернулась не только мулатка – ведущая, но и все бывшие в тот момент в ресторане, даже повар, в сбившемся на бок колпаке, выглянув в зал, удивленно посмотрел на него.

Не смутившись, Макс приветливо помахал девушке:

– Я твой фанат!!! Африка Юкрейн – фройндшафт!!!

После обеда напарники вышли в фойе и, ожидая Олигарха, подошли к бару. Максим заказал чашечку кофе, а Пашка поинтересовался:

– У вас протеиновый коктейль делают?

– Да, – устало ответил бармен, – тридцать гривен – пятьсот грамм.

– Что, коктейльчик тебе взять? – спросил Макс, подсчитывая сдачу от обеда. – Сделай два, – сказал он парню, величественно протягивая последние деньги. – Бахнем перед тренировочкой.

После работы они освобождались, когда в семь, когда в восемь вечера и на горячую воду из столитрового бойлера в зал ДЮСШ не успевали. Поэтому ездили на Печерск в «мажорский» зал, как называл его Макс, где с горячей водой проблем не было. Еще в первое совместное посещение Максим сказал тренеру, показав пальцем на Пашу:

– Это со мной, – и вопрос об оплате отпал сам собою. «Титан», новая Пашкина «качалка», размещался в полуподвале, во всю длину здания «Водоканала», в самом центре старого города. Если занимавшиеся в «Стимуле» старались вырваться из нищеты за счет своей силы, то молодые люди, ходившие сюда и живущие, в большинстве своем, в квартирах по полмиллиона долларов, ставили перед собой другие цели.

– Тут у них знаешь, какая фишка? – спросил Макс, складывая вещи, в забронированный за ним первый слева шкафчик раздевалки. Причем застолбил он его очень просто: вынув оттуда висевшую одежду, Максим сложил ее на шкаф, а подошедшему тренеру сказал сердито:

– Еще раз сюда кто-то «киши» повесит – выкину на пол!

– Это же мажоры, самая актуальная тема здесь – мужской стриптиз и мальчики по вызову. Тут самый центровой, вася с раздвоенным, как у змеи языком. Что бы проникать в самые труднодоступные места, представляешь?

– Это же мас-эс-сдом какой-то, как Артем выражается, – осуждающе покачал головою Паша.

– Так этот змей вербует в зале кадры. Я в душе вытирался, слышал, как он телефон малолетки одного записывал, спрашивает его в полголоса: «Ну ты же понимаешь, чем нужно будет заниматься?». Не удивлюсь, если они не только с женщинами спят, – добавил Макс и поторопил Пашку: – Давай быстрее, чего ты так долго копаешься?

***

На следующее утро, в четверг, подъезжая к дому Олигарха, Максим сказал бесстрастно:

– Бройлер нам стрелу забивает, в Яме, завтра в восемь вечера. Так что по-отдавай долги, чтоб не быть должным, напиши заповит.

– Что, всё так серьезно? – встревожился Паша.

– Да кто его знает, что у Бройлера на уме, мы же его в угол загнали. Не станет нас, и Олигарху деваться будет некуда, – спокойно произнес Максим, выходя из машины.

Взяв ключи у охранника, он выгнал Трансформер на улицу, а на его место поставил свою «девяносто девятую».

– Стас уезжать собирается в первых числах до середины января. Так что, может быть, будут у нас рождественские каникулы.

– Почему может быть?

– Ну, если караимы нас до этого времени не укокошат.

Зайдя в парадное, Макс поздоровался с консьержем (по-новому – ресепшн-герл), как со старой знакомой.

– Здравствуйте, опять Вы сегодня?

– Сменщица попросила подменить, так я на вторые сутки осталась. Куда ж деваться, все мы живые люди, – вздохнула пожилая женщина.

Чтобы не мерзнуть на улице, охрана заходила в подъезд, ожидая шефа под недоуменными взглядами выходящих жильцов.

– А у нас ЧП, и, как назло, на моей смене, – всплеснула руками дежурная. – Квартиру обворовали, целый день здесь вчера милиция сидела. Не везет мне, как пороблено – то кража, а то пьяныця якыйсь прыходыв, я аж испугалась. Сижу вечером, с неделю назад, только стемнело, и стучится какое-то страшилище:

– Впустите, в сто пятьдесят седьмую, меня там ждут.

А на голове маска, толи оленя, толи черта какого-то. Страшная, упаси Господь! – вновь рас переживалась женщина. – Я откуда знаю, ждут его там или нет? Говорю ему: «Меня никто не предупреждал, что бы я тебя пускала. Пусть тебе через домофон открывают». А он: «Да я хочу сюрприз сделать, а то так не интересно будет».

Под сто пятьдесят седьмым номером значилась квартира Вирчасов, и Максим, со значением посмотрев на напарника, спросил дежурную:

– А дома был кто в этот момент?

– Хозяйка была, но я его так и не пустила.

– Бройлера работа, сто процентов – его почерк, – тихо поделился с Пашей соображениями Макс, – решил ударить по незащищенному месту.

В этот момент из лифта, ведя детей за руку, вышел Гена, а за ним жена Олигарха, Елена Сергеевна. Приветливо поздоровавшись с консьержем, она прошла мимо ребят, даже не взглянув в их сторону.

Минут через десять появился Вирчас, держа в руках по полиэтиленовому пакету. Мусоропровода в новых домах не делали, дабы скопившийся мусор не вонял на этажах, и жильцы выбрасывали его в контейнеры возле парадного. Видя, что бизнесмен в настроении, Паша поинтересовался, как бы между прочим:

– Стас, а чего твоя жена с нами не здоровается?

– Не знаю, может, не заметила или на своей волне была, – пожал тот плечами, опуская кульки в мусорный бак. – Я третьего числа в Альпы улетаю, вернусь перед Крещеньем.

– Так и Новый год бы там встретил, – посоветовал Паша, заходя вслед за шефом в гараж.

– Это семейный праздник. У тебя семья есть? – спросил Олигарх.

– Нет.

– Ну, вот когда будет, поймешь. Хочется всем вместе отметить, с родителями, с детьми, а так дети еще маленькие, куда их в Австрию везти.

– Слушай, Стас, – не отставал от него Пашка. Максим молчал, неодобрительно глядя на товарища, но тот не замечал его предостерегающего взгляда. – Ты когда анкету заполняешь, при пересечении границы или, заселяясь в гостиницу, ты что пишешь в графе «Место работы и занимаемая должность» – Олигарх?

– Да, так и пишу, – улыбнулся бизнесмен, открывая «Майбах». – Только я в гостинице там не селюсь, у меня свой дом в предгорьях. Сейчас на заправку, а потом в банк.

Парни сидели в кафе, в предвкушении заказанных блинчиков, когда вошел взволнованный Вирчас. Видя, что что-то случилось, охрана тут же поднялась на ноги.

– Макс, а я тебе черный пакет не давал? – спросил он все еще надеясь, но Максим ответил удивленно:

– Ты же их в мусорник выбросил.

– Давайте быстро ко мне под дом, найдите его, – проклиная себя за оплошность, попросил шеф, все же найдя в себе силы улыбнуться безжизненной улыбкой. – В нем четыреста тысяч.

– Гривен? – с надеждой спросил Пашка, хватая дубленку с вешалки, Максим, забыв кепку, уже бежал к Трансформеру, но Олигарх лишь безнадежно покачал головой.

– Это ты его отвлек своими разговорами! Как ты вообще додумался такое спросить: почему твоя жена с нами не здоровается?! Да мы для нее слуги! – кричал Макс, выжимая из внедорожника все, что в нем было. – На ней пуховичок один, как три твоих зарплаты. Какая тебе разница, что и где он пишет, ты кто ему, друг? Если сейчас не найдем деньги, Гоша нас кончит. Придется идти Бройлера убивать, что бы как-то со Стасом рассчитаться. И то должны останемся.

Влетев во двор, они, выскочив из джипа, подбежали к контейнеру, но пакета с деньгами в нем не было.

– Женщина, – закричал Макс, вбегая к дежурной, – Вы не видели, тут бомжи возле бака не крутились?

– Видела, крутился один, минут десять назад.

– А куда он делся? – стараясь говорить спокойно, спросил Максим.

– Ушел, – махнула дежурная вдоль дома. – Да что случилось-то?

– Стас кольцо обручальное в мусорное ведро уронил, – на ходу придумал Макс, увлекая Пашку за собой.

За углом многоэтажки они увидели двух человек. Сидящего на лавочке у песочницы неряшливо одетого субъекта, промышлявшего «пушниной» из мусорных баков и обновлявшего оттуда же свой разношерстный гардероб и стоящую перед ним местную темную личность, судя по бандитской роже. Этот подозрительный тип что-то объяснял бомжу на пальцах одной руки, а во второй держал черный полиэтиленовый пакет. «Тот самый!», – мысленно воскликнул Пашка, а Макс, подойдя к «темной личности», произнес укоризненно:

– Что же ты, кореш, такой солидный человек, а в помойке роешься? – и добавив металла в голос, рявкнул: – Давай сюда!

Но подозрительный тип оказался не робкого десятка, а может быть сумма, которую в первый раз в жизни держал в руках, придала ему храбрости, как глоток «Red Bulla» – крылья, если верить рекламе. Выхватив из кармана нож-бабочку, он замахал им перед носом Максима, очень недружелюбно ответив:

– Вали отсюда, гнида, или я тебе сейчас лысину на британский флаг порэжу!

Не найдя взаимопонимания, Макс печально посмотрел на Пашку, говоря скорбным взглядом: и это все из-за тебя! А потом, вытащив из-за пояса пистолет, направил дуло в промежность непонятливому парню:

– Давай пакет, придурок, или сейчас без писюна останешься, станешь звездой кунилингуса.

Несостоявшийся обладатель Джек-Пота в три миллиона гривен с огромным сожалением, убрав нож, протянул пакет, проворчав напоследок:

– Банкуй, лысый, сегодня ты с «плеткой».

Судя по безграничной печали, запечатлевшейся на лице молодого человека, стороннему наблюдателю могло показаться, что в этом мусорном кульке лежит что-то неизмеримо ценное для него.

– Пересчитай, – не отводя пистолета, сказал Макс, и Паша, заглянув внутрь, увидел четыре затянутых в полиэтилен упаковки стодолларовых пачек.

– Порядок, – ответил он, и лишь после этого Максим подошел к несостоявшемуся миллионеру, злобно глядевшего на него, утешительно похлопал по плечам и вдруг с силой ударил головой в переносицу. Тот пошатнулся и, схватившись за разбитый нос, опустился на корточки.

– Это тебе за британский флаг. Люби Родину, урод, она тебя человеком сделала.

Подойдя к поверженному конкуренту, Пашка с силой лягнул его в бок и назидательно произнес:

– На чужой каравай рот не разевай.

Возвращаясь на заправку, Максим скептически осмотрел в зеркало свое лицо, с красным пятном на лбу от удара.

– Чем ему моя лысина не понравилась? – непонимающе спросил он. – Да, лысый, зато так честно: не зачесываю волосы с затылка и не ношу парик. Как некоторые.

– Да ты красавец, Макс! – поддержал товарища Паша.

Максим набрал Олигарху и, включив громкую связь, сказал:

– Стас, деньги у нас. Куда дальше?

Вирчас обрадовано выдохнул, видно было, что с души его свалился не один камень, а целая египетская пирамида.

– Езжайте в центр. Знаешь, где банк «Крещатик»?

– Примерно.

– Тогда ждите меня у Главпочтамта, я туда еду.

– Нужно быстрее двигаться, мы пока на Трансформере доплетемся, он уже давно там будет, – проворчал Максим, включая скорость.

Остановившись на светофоре, он протянул напарнику телефон.

– А ну-ка, Паха, щелкни меня на память, – Макс, взял в каждую руку по две запакованных в полиэтилен пачки. – Только, что б пистолет из-за пояса торчал.

– А как снимать-то? – удивленно спросил Паша, наводя видоискатель фотоаппарата на приятеля.

– Никак, он сам снимет. Как загорится зеленая лампочка, жми пуск.

Следя, чтобы в кадр поместилось все, что нужно, Пашка осторожно нажал кнопку и протянул телефон.

– Пойдет для первого раза, – произнес Максим, оценивающе глядя на снимок. – Молодец, Шрайбикус.

– Почему Шрайбикус?

– Ты какой язык учил?

– Французский. А ты?

– Конечно немецкий. Чего я, на четверть чистокровный ариец, буду французский учить? – удивленно посмотрел на него Макс. – У меня «лягушатников» в роду не было. В школьном учебнике был нарисован такой персонаж, в берете и с фотоаппаратом – репортер Шрайбикус. Кумтеляпасе-е, вженема-а, – заговорил он вдруг с прононсом. – Я во французском тоже малеха кумекаю, хоть десять лет его не зубрил.

Олигарх еще не приехал, безнадежно застряв в тянучке, и парни ждали его в условленном месте минут пятнадцать.

– Видишь, что значит опыт? – довольно улыбнулся Максим. – Стас хоть в Киеве живет, и город знает, а в трафике плохо соображает. Не ориентируется, какая улица больше-меньше загружена в определенное время. Зато мы уже на месте, ждем его и это нам плюс.

– Взял бы себе водителя, или тебя за руль посадил, ездили б вместе.

– Не доверяет, – вздохнул Макс. – Начальная цена такой машины, как у него от пятистатысяч у.е., да и не хочет, видно, что бы мы его разговоры слушали. Едет, наконец.

Пристроившись за «Майбахом», Максим въехал под арку и, припарковавшись на банковской стоянке, отдал Олигарху деньги. Тот протянул им по сто долларов, благодарно сказав:

– Спасибо, пацаны, вы меня выручили капитально. Это не мои деньги, взял у кума, что б хоть что-то двигалось.

Вирчас ушел, а охрана стояла возле машин, разминая ноги.

– Маловато, конечно, по сто «баксов» с почти полмиллиона, да ладно.

– А что у него за кум, что по четыреста тысяч дома держит? – спросил Паша.

– На моряка похож: в тельняшке, борода, как у капитана и трубку курит. Плотный такой дядька, лет шестидесяти, с меня ростом.

– Так что, он плавал, что ли?

– Моряки не плавают, потому и зовутся мореходами, – со знанием дела внес поправочку Максим.

– Так что, ходил? – не отставал от него приятель.

– Да, – кивнул Макс, – шел, но исключительно по этапу. И так двадцать лет: сел – вышел, вышел – сел. А когда понял, что хорош, купил себе поле за Киевом, небольшое, сто гектар. Построил дом, церквушку сварганил с куполом, крестом и звонницей, что бы быть ближе к Богу, посадил дерево, пруд вырыл для лебедей и теперь живет в свое удовольствие. Никуда не спешит, дабы не успеть раньше времени.

– Серьезный мужик, – уважительно заметил Паша. – Такому палец в рот не клади – по локоть отгрызет.

– А я о чем. Они хоть и кумовья, но, по-моему, Стас сам его боится, на Вы называет и по отчеству. А то, что деньги дома держит, так не он один. Бройлер тот тоже, если и доверяет банкам, то только трехлитровым.

***

На следующий день, в последнюю пятницу уходящего года, Стас с утра съездил в «Пятый элемент» и после обеда отбыл до понедельника на дачу. Макс с Пашей, дождавшись вечера, поехали на «забитую» Бройлером «стрелку».

Ямой киевляне называли пойменный пятикилометровый участок Левого берега, отведенный городской властью еще тридцать лет назад под дачные участки.

Сейчас времена изменились, и от тех фанерных построек практически ничего не осталось. Ветхие лачуги уступили место основательным кирпичным особнякам, больше похожих на дворцы, чем на дачи. По узкой дороге, на обочинах которой не горело ни единого фонаря, в выходные дни беспрерывным потоком шли автомобили, мелькали желтые маршрутки и совсем изредка проплывал сдвоенный гармошкой рейсовый автобус.

Припарковав машину у метро «Осокорки», молодые люди ожидали Гошу. Выбранное Бройлером место и время не вселяло оптимизма, для конца декабря восемь вечера – это уже почти ночь, а для этого глухого района и подавно.

Увидев в зеркало остановившийся за «девяткой» джип, Макс бросил, выходя из машины:

– Пошли, – и Пашка, хлопнув дверью, поспешил следом.

Съехав с дороги за заправку, в незаметный с шоссе переулок, Гоша достал из багажника спортивную сумку:

– Разбирай, «братва», даст Бог, не пригодится.

Заглянув внутрь, Паша увидел помповое охотничье ружье и автомат Калашникова, с круглым диском, как у ППШ военных времен.

– Из ружья стрелял? – спросил Макс, предоставив товарищу право выбора.

– С обреза, в забор.

– Попал?

– Нет.

– Тогда бери автомат, а я «помповуху» возьму.

– А он стреляет? – усомнился Пашка, вынимая из сумки АКМ.

Вместо ответа Максим достал телефон и, включив просмотр видеофайлов, молча протянул Паше.

Видеоролик снял зиму или позднюю осень, снег еще не лег, но листья уже опали, и было довольно холодно. Одетый в короткий пуховик и вязаную шапочку, Гоша стоял с автоматом в руках, а Макс снимал его камерой своего телефона. На заднем плане позади Гоши присел на корточки Юра, и мелькнул в кадре Валик. Видя, что Макс готов, Гоша нажал курок, и длинные автоматные очереди разрезали грохотом тишину скованной морозом лесной поляны.

– Попал, попал! – крикнул Юра, камера дернулась, показав бетонную тумбу, метрах в двухстах, со стоящими на ней пустыми бутылками.

– Ты что, думаешь, мы в игры играем? – сухо спросил Макс, забирая телефон. – Едем на боевую «стрелу» с макетом? Стрелять как знаешь?

Взяв АКМ, Пашка «застрочил», подражая длинным очередям: – Та-та-та-та-та! – водя дулом из стороны в сторону.

– Не годится, – вздохнул Максим, – если ты будешь «поливать», как Анка Пулеметчица, то через пятнадцать секунд у тебя не останется пули даже застрелиться. Вдруг дойдет до пальбы, экономь патроны и, Паха, постарайся никого не убить.

– Ну, автомат понятно, а ружье? – Пашка вопросительно посмотрел на приятеля.

– Что, ружье? – не понял тот.

– Гильзы-то все отстреляны, хозяина сразу заберут.

– А тебе что? Пусть забирают. Хозяин – алкаш «помповик» два года назад продал, его, поди, и в живых уже нет. Да и что он скажет – кому-то продал, а кому не знаю.

– Ну что, разобрались? – подходя к ним, спросил Гоша; вставив в ПМ обойму, он засунул пистолет за брючной ремень. – Разговаривать будем мы, а вы будьте на подстраховке. Надеюсь, до серьезного не дойдет, но кто его знает. Поехали.

Сидя с автоматом в руках на заднем сидении, Пашка слушал, как тревожно замирая, бьется сердце и думал, что два месяца безработицы, это не самое худшее, что было в его жизни. Он вспомнил свой старый продавленный диван, купленный с рук год назад телевизор, вазон, сиротливо стоящий на подоконнике, тренера из зала и грустно вздохнул, не зная, увидит ли он это все еще раз, а если и увидит, то, как скоро?

Невеселые мысли прервала милицейская сирена, поставленная ринг тоном Гошиного телефона. Тот снял трубку и, одной рукой ведя внедорожник, не глядя на номер, ответил:

– Да, Леша.

Что говорил ему собеседник, Паша не расслышал, как ни напрягал слух, но судя по тому, как внимательно слушал Гоша, речь шла о чем-то очень важном.

– Спасибо, брат, с меня причитается! – поблагодарил он в конце. Спрятав трубку, водитель развернул джип и поехал в обратную сторону, глядя в зеркало на едущую за ним машину.

– Валера нас «мусорам» сдал, вместо него там сбушное маски-шоу. Бройлер кому-то проплатил, что бы нас на полгода закрыли, хорошо, что товарищ из Шестого отдела успел предупредить.

– Вот сука, – прошипел сидящий между Пашей и Максом Юра. – Так и думал, какую-нибудь подлянку выкинет.

Возвращаясь, домой Пашка заметил, вдруг, что город за прошедший час изменился. Люди стали улыбчивей и словно добрее, даже стоявший у обочины гаишник, с побеленными инеем усами, не казался больше таким суровым и выглядел вполне добродушно. Выглянувшая из пелены облаков полная на две трети Луна, смотрела на Пашку озорно и весело, и он, не удержавшись, подмигнул ей, как старой знакомой.

***

В понедельник Олигарх поехал на тех станцию у Дарницкого вокзала, на территории которой находилась «БУлавка» – салон подержанных автомобилей. Осмотрев выстроенные под открытым небом в несколько рядов иномарки, Вирчас остановился возле красного «Митсубиси-Лансер», на номерах которого была пластиковая табличка: «С пробегом». Олигарх придирчиво разглядывал машину, а Паша негромко спросил Максима:

– Может это он нам «тачку» ищет, в благодарность за отнятые деньги?

– Хорошо бы, – вздохнул напарник, в душе он мечтал о «Мерседесе», но был согласен и на «Лансер». – Хотя, вряд ли. Ты цвет видишь? Это он для своей рыжеволосой бестии подарок ищет, сто процентов.

После тренировки, Вирчас попросил их, вручая Паше, одиноко лежащий в файлике стандартный лист:

– Я сейчас в центр, а вы езжайте на тех станцию, где утром были, на Сивашской, найдите директора и отдайте ему.

– А потом? – спросил Макс.

– Домой. Ждите меня возле гаража.

Олигарх уехал, Максим завел Трансформер и, взяв файлик, вытащил лист с ксерокопией паспорта.

– Грищенко Нина Геннадьевна, – прочел он вслух, разглядывая расплывчатое фото. – Родилась тридцатого декабря тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Место рождения: село Летки, Киевская область. У меня дача в Летках, но что-то я эту Нину Геннадьевну там ни разу не видел, по-моему.

– У нее день рождения завтра, – ввернул Паша, вкладывая лист в целлофан. – Так Стас ей подарок решил сделать.

– Молодая, да ранняя, – с уважением заметил Макс, выезжая с VIP-стоянки. – Развела Стаса на «Митсубиси» с пробегом, и будь уверен, пробега этого там совсем понты. А ты размечтался. Вопросы? – спросил он, но Паша промолчал, все и так было ясно.

В мутной воде нового времени, как Феникс из пепла возродился вновь, казалось почивший в бозе класс содержанок. Таких себе разноцветных рыбок-прилипал. Они кормились с руки разномастных бизнесменов, положив на алтарь финансового благополучия свою молодость, пожертвовав личной жизнью. Работали на хороших работах или не работали вовсе, ездили с подружкой на море, за счет покровителя, посещали фитнес клубы и совершали шопинг. Затворницы евро гаремов ожидали подолгу своих благодетелей, боясь постареть раньше времени и быть списанными со всех счетов.

– Доживем до весны, поедем ко мне на дачу, в Летки. Энергетика там хорошая, никакой суеты, ничего на тебя не давит, и природа обалденная. Я тебе одну реку покажу, Любич, в Десну впадает, широкая, но мелкая – до пояса, ну максимум по грудь, а вода йодистая. Если какая рана на теле, пятнадцать минут в воде подержал и заживает. А в эту реку впадает еще одна, забыл название, но там никто не купается.

– Чего? – полюбопытствовал Паша.

– Глубокая, вода в ней всегда ледяная, темная какая-то и еще живет в ней чудо.

– Юдо?

– Нет, наше, из славянской мифологии. Башка круглая, как у гигантского сома и на человеческую похоже, только без ушей. Чешуя с одно гривенник, на животе золотистая, а со спины черная.

– А глаза, как блюдца?

– Да, – удивился Макс. – А ты откуда знаешь?

– Читал где-то в желтой прессе, – неопределенно пожал плечами приятель.

– Мужички местные решили его изловить, чтобы воду не баламутило, людей не пугало, ну и подзаработать хотели, на чучеле. Смастерили бомбу, из эха войны, подплыли к омуту, где оно предположительно обитает, бросили в воду, только мина у них развалилась. Они же чудище ловили не на трезвую голову, – пояснил Максим. – Потом хотели взрывчатку поднять со дна, договорились с водолазом, тот нырнул и через две минуты вынырнул без бомбы. Говорит: боюсь, вода ледяная, черная, как сажа, на десять метров опустился, а до дна не достал. Вдруг, это страшилище меня там и впрямь дожидается.