Текст книги "Рожденный с мечом в руке. Военные походы Эдуарда Плантагенета. 1355—1357"

Однако в более поздние времена значение слова «рыцарственный» так расширилось, что нам сейчас необходимо указать, что оно означало в XIV веке. В то время главными качествами рыцаря были верность и доблесть. Быть рыцарственным означало принимать сложившийся общественный порядок таким, какой он есть. Рыцарский идеал облагородил манеры при дворе и установил четко определенные правила ведения боя для турниров и даже для войны. Но он не имел никакого отношения к принципу общественного устройства, который был выражен вопросом «Кто был тогда дворянином?». В понятие «рыцарственный» не входила и обязанность проявлять милосердие и сердечную доброту к тем, кто не участвует в боях. Рыцарское благородство было, по сути дела, совместимо с открытым и безжалостным истреблением людей, и вскоре принц проявил холодное безразличие к человеческим страданиям[8]8
  Его поведение в Лиможе хорошо известно, но эта черта характера видна и в нескольких эпизодах первого рейда, что принц был «отважен и жесток, как лев» (Comme uns lyon fels et crueus) в битве при Пуатье, и ср. с этим le prince estoit cruels en son air. (На тогдашнем французском это, видимо, значит «принц имел вид жестокого человека». – Пер.) Его отец проявил такую же бесчеловечность во время хорошо известных событий в Кане и Кале.


[Закрыть].

Жизнь принца в том виде, как ее вел Эдуард, стоила дорого. Однако он не становился от этого менее щедрым. Принц продолжал дарить своим друзьям деньги, лошадей, части доспехов, украшения, чаши золотые, серебряные или из позолоченного серебра с эмалью; не только близким друзьям, но всего лишь знакомым и даже гонцам, приезжавшим от влиятельных особ, он дарил скаковых и боевых коней, вьючных и ломовых лошадей, парадных верховых коней. Он тратил крупные суммы на игру (вероятно, проигрывал в кости) и покупал себе очень дорогие украшения тонкой работы. К 1355 году из-за собственных больших расходов и щедрых подарков казна принца была обременена долгами. Поспешно отправлялись в путь гонцы с указаниями собрать и прислать доходы как можно скорее, заключались соглашения о займах под залог будущих доходов. О причинах такой расточительности можно только догадываться. Поведение принца не было недавно возникшей семейной традицией. (Его отец стал королем в шестнадцать лет. Его дед примерно за пятьдесят лет до времени действия этой книги стал королем в двадцать три года и не отличался чрезмерной расточительностью, пока был наследным принцем.) Возможно, это была расчетливая политика, а возможно – нерасчетливая щедрость или просто слабость к подобного рода действиям.

Несмотря на финансовые затруднения принца, его стремление достойно проявить себя в воинском искусстве не ослабло. Перемирие с Францией длилось около восьми лет. Его завершение обещало в будущем возможность отличиться на поле боя. Принц был рад, что военачальник де Бюш потребовал его присутствия в Гаскони, и попросил короля, чтобы тот позволил ему первому переправиться через море. Король, совет и парламент одобрили обе просьбы.

К XIV веку уже существовало представление, что война в какой-то мере должна вестись по правилам, которые должны соблюдать обе стороны конфликта. Летописцы применяли в своих хрониках выражения «законы войны», «закон оружия», «законы рыцарства»; и хотя, разумеется, никого нельзя было принудить к исполнению этих законов (точнее, международных обычаев), все же эти обычаи были очень прочными, и их нарушение могло быть названо неверным или даже бесчестным поступком. Эти правила ведения войны произошли от двух источников. С одной стороны, всеобщее желание иметь какой-то общепринятый порядок действий в повторяющихся ситуациях (например, при сдаче города) привело к формализации отношений между воюющими сторонами и между победителем и побежденным. Эта прогрессивная мера имела международный характер, поскольку командующие каждой из противостоящих армий считали, что их противник обязан соблюдать эти обычаи. С другой стороны, рыцарство уже было международным понятием, объединявшим все военное сословие на основе соблюдения определенных принципов и смягчавшим формальные отношения, установленные законом. Например, по закону пленный был собственностью того, кто взял его в плен, а по правилам рыцарства ему было обеспечено хорошее обращение, пока он находился в плену; по закону от пленного можно было потребовать уплаты выкупа до того, как он будет отпущен на свободу, а по правилам рыцарства пленный мог быть отпущен под честное слово, чтобы отдать распоряжения о сборе денег для своего выкупа.

Законы и обычаи войны не делали различия между теми, кто воюет, и теми, кто не воюет. Как бы ни сожалел об этом наблюдатель (и Фруассар часто сожалеет), но, если город был взят приступом, его жители отдавались на милость победителя так же, как солдаты оборонявшегося гарнизона. Обычно начальник гарнизона и мужчины благородного происхождения оказывались в плену, знатных женщин (если они находились в городе) победители щадили, некоторым богатым горожанам, которые могли заплатить за себя большой выкуп, сохраняли жизнь. Но всех остальных, если им не удавалось спастись бегством, победители могли убить – и часто убивали.

Поэтому жизнь людей, не участвовавших в войне, была под угрозой. Их свобода и имущество тоже не были в безопасности. Когда их захватывали в плен, то уводили из домов для переговоров о выкупе. Командующий вторгшейся армии забирал у людей их скот, зерно и вино и ничего не платил за них; а золотом, серебром и прочими ценными вещами завладевали солдаты.

По этой причине, хотя воины в очень многих случаях искренне желали сражаться для того, чтобы прославиться своей отвагой, бои были также возможностью обогатиться. Фруассар, подводя итоги битвы при Пуатье, даже объединяет эти две цели, когда перечисляет ее выгоды. Он пишет, что все, кто сопровождал принца, «стали богаты честью и имуществом». Все ожидали, что военные действия должны быть прибыльными, а самую большую прибыль можно было получить, захватывая пленных, которые могли заплатить за свою свободу большой выкуп. Если не вдаваться в подробности, то правило было такое: рыцарь, захвативший пленника, должен был договариваться о выкупе и оставлял значительную часть этого выкупа себе[9]9
  Раздел добычи подробно рассматривается и Хэем. Hay, D. The Division of the Spoils of War in Fourteenth-Century England (далее – Hay). Это ценное, но, по моему мнению, не полное исследование этого вопроса.


[Закрыть]. Знатные пленники иногда долгое время находились в плену, ожидая передачи (наличными) тех сумм выкупа, о которых договорились.

Однако свобода самых знатных пленников могла стать предметом не только финансового, но и политического торга. Поэтому король – во всяком случае, в Англии – оставлял за собой право на владение такими пленными и на ведение переговоров об их освобождении. Тот, кто захватывал такого пленного, разумеется, получал достойное вознаграждение. Джон Копленд, сумевший в 1346 году взять в плен Давида, короля Шотландии, был награжден очень щедро, и об этом, должно быть, в армии принца знали все до одного. Томас де Холланд тоже получил крупную сумму денег за то, что взял в плен и передал королю графа д’О. Возможность, что в будущей экспедиции будут захвачены ценные пленники, была формально учтена в скрепленном печатью договоре, который заключили между собой король и принц. В этом договоре даже был пункт о том, что, если в плен будет взят «глава» войны, право на него принадлежит королю.

Нужно также добавить, что с пленными, которых удерживали в плену ради выкупа, обычно обращались хорошо. Если это были рыцари, с ними обращались как с почетными гостями, которые случайно были подданными другого короля. Их могли отпустить под честное слово, а во время перемирия воюющие стороны договаривались о том, чтобы таких пленников пропускали через границы, когда они ехали уплатить часть выкупа или возвращались к тем, кто их захватил в плен, если не смогли внести такой платеж. С заложниками и послами тоже обычно обращались достойным образом.

В общем и целом война была ужасающе жестокой; лучники стреляли с твердым намерением убивать и должны были всеми силами обороняться от одетой в кольчуги и латы конницы, но возникли обычаи, которые руководили поведением воинов, принадлежавших к рыцарскому сословию, и в некоторых случаях облегчали для них тяготы войны.

Для них война в каком-то смысле была игрой или опасным спортом, предназначенным только для дворян. Обучение воинскому искусству было дорогостоящим и трудным. Турниры были прекрасной возможностью для этого и большими событиями светской жизни. Рыцари Золотого руна и Звезды, а также рыцари ордена Подвязки получали приглашения на такие состязания и участвовали в них, и дворяне имели склонность переносить на поле боя те правила, настроение и великолепие, которые царили на рыцарских турнирах. Это было прекрасно и величественно, но это не была война. Эдуард III, хотя и был рыцарем из рыцарей и любил церемонии и роскошь, не одобрял турниры. А король Иоанн, напротив, поощрял их.

Личные подвиги, как на поле для состязаний, так и на поле боя, были не только военными, но и социальными успехами того, кто их совершил, поскольку служили доказательствами его доблести, самого ценного из качеств воина; а доблестью называлось сочетание большого приобретенного умения владеть оружием и величайшей храбрости. Доблесть ценилась так высоко, что полководческое искусство оказывалось на заднем плане. Командовал армией король, один из членов королевской семьи или кто-либо из знатнейших аристократов, но его пригодность для этой должности значила мало; честь доставалась тому, кто сражался храбрее всех. Не было ни какого-либо подобия позднейшего генерального штаба, ни карт, ни точного представления о ресурсах. Конечно, старшие по возрасту среди рыцарей имели некоторые приобретенные на опыте познания в тактике, но во многих кампаниях не было никакой стратегии[10]10
  «Долгие переходы с неясными целями» (Thompson A.H. Указ. соч. C. 798); «прерывистость и бесцельность многих средневековых кампаний» (Tout. Medieval and Modern Warfare, 24); «Он скорее не был медлительным, а действовал без плана» (Belloc H. Crйcy).


[Закрыть], и все они сводились к разорению – то есть разграблению территории и унижению ее жителей – земель, по которым армия проходила либо к вражеской столице, либо без ясно определенной конечной цели. У исследователей стало нормой считать эти военные операции не кампаниями, а рейдами, но современники Черного принца не делали различия между рейдом и кампанией. Сам король во главе большой армии в Нормандии или Генрих, герцог Ланкастер во главе армии среднего размера в Гаскони действовали так же, как военачальник более низкого ранга, воевавший на границе с Шотландией. Операции отличались масштабом, но не своим характером.

Глава 2
ПРИГОТОВЛЕНИЯ

Весна и начало лета 1355 года были временем напряженной подготовки к будущей войне. Согласно обещаниям, данным Карлу Злому и гасконским дворянам, были составлены планы перевозки войск в Нормандию и Гиень (Гюйен). Король также заявил, что сам поведет армию против врага. Таким образом, готовились три похода со схожими задачами, но на разных театрах военных действий. Англия никогда раньше не прилагала так много усилий, как в то лето, когда собирала людей, коней, оружие и корабли для продолжения войны с Францией.

Архиепископам, канцлерам университетов и главным должностным лицам четырех монашеских орденов король в немногих словах объяснил причины возобновления войны и попросил их молиться за него и его людей. Одной этой просьбы было достаточно, чтобы все англичане поняли, какова новая политика их монарха.

Другие меры короля коснулись других сторон жизни народа. Было, разумеется, необходимо реквизировать подходящие корабли и собрать их вначале в устье Темзы, а затем в Саутгемптоне или Плимуте. Стало необходимо контролировать, как обычно делалось во время войн в XIV веке, передвижение людей, продовольствия и даже изменение цен. Отныне никто не имел права отплывать за море без согласия короля, зерно можно было экспортировать только в Кале. Поскольку потребности крупных военных экспедиций требовали накопления запасов вина и вызывали рост цен на него, был отдан приказ осмотреть все винные погреба Лондона, записать количество хранящегося в них вина каждого сорта и определить, какое его количество следует принудительно продать по установленным ценам крупнейшим феодалам и другим владельцам феодов, чтобы общенародный труд – подготовка к войне – шел без задержки. Огромный спрос на доспехи вызвал повышение цен и на них. Поэтому было приказано осмотреть лавки оружейников, оценить находящийся в них товар и выставить его для продажи по разумной цене «знатнейшим господам и прочим владельцам феодов, которые собираются выступить на защиту королевства».

Когда в Англию дошли слухи о том, что французы готовятся уничтожить английский флот и вторгнуться на английскую территорию, в южных графствах были отданы приказы выпускать в море только хорошо вооруженные корабли, в гаванях ставить все корабли близко к берегу, а всем мужчинам этих графств иметь при себе оружие для защиты своего края. На холмах было приказано устроить, «согласно обычаю», сигнальные костры, чтобы местные жители могли быстро узнать о появлении врага и вовремя оказаться «в тех местах, где возникнет опасность».

В мае – июне были набраны участники для тех походов, одному из которых посвящена эта книга.

Армия, которую принц должен был возглавить, делилась на две непохожие части – тех, кто шел с ним самим, и тех, кого привели крупные феодалы, назначенные сопровождать его. Чтобы набрать свою часть воинов, принц сначала отправился в графство Честер, которое уже давно было известно тем, что давало в королевские армии особенно много солдат. Оно управлялось иначе, чем остальная Англия, имело места, где могли скрыться преступники, бежавшие от суда, и уже поставляло большие отряды для завоевания Северного Уэльса, для войн Эдуарда I в Шотландии и для армий, сражавшихся во Франции в 1346 – 1347 годах. Кроме того, люди из Чешира под началом командира-чеширца, сэра Хью Келвели, участвовали в малой войне, которая, несмотря на перемирие, продолжалась в начале 1350-х годов в Бретани.

В делах административного управления к Чеширу обычно присоединяли Флинтшир, а Северный Уэльс тоже находился под управлением чиновников принца. Эти три области, объединенные таким образом, хорошо воспользовались выгодами мира: во Флинтшире шла добыча полезных ископаемых, а Честер стал рынком для значительной части Северного Уэльса.

Хотя национальные чувства валлийцев не угасли, старинная вражда кельтов и саксов ослабла. В таких обстоятельствах валлийские солдаты сражались в составе английских армий в Шотландии и во Франции. Поэтому Флинтшир и Северный Уэльс, так же как и Чешир, были местами, где можно было набрать войска.

Но вербовали солдат в этих трех местностях по-разному. В Чешире нанимали только лучников. В Уэльсе обычно половина нанятых солдат были лучники, а другая половина была вооружена копьями. У чеширских лучников жалованье было выше, чем у валлийских. Кроме того, англичане, жившие в Уэльсе, никогда не служили в валлийских отрядах.

До середины XIV века солдаты, набранные в этих трех местностях, шли на войну в зелено-белой униформе (cotecourtepiz) и носили шляпы таких же цветов. К этому времени предоставление одежды солдатам было достаточно распространенной практикой, но считается, что валлийцы были первыми войсками, которые появились в униформе на поле боя в континентальной Европе. Как были изготовлены эти мундиры, неясно. Сукно для них закупал судья или королевский управляющий Честером. Именно этот управляющий в 1347 году был обязан «выдать каждому (солдату) короткий плащ и шляпу двух цветов – зеленый справа». Но единственное упоминание об их пошиве, которое я смог найти, – это упоминание о 50 s., уплаченных за «кройку и шитье упомянутых cotecourtepiz» (1328). Записи в документах 1355 го да, касающиеся и солдат из Чешира, и солдат из Северного Уэльса, позволяют предположить, что они получали сукно и сами отвечали за изготовление из него одежды.

В 1346 и 1347 годах лучники, отобранные в этих местностях для войны с Францией, всегда получали плату вперед за столько дней, сколько должен был продолжаться их путь от границы графства до порта, где они должны были сесть на корабли, или до того места, где они должны были присоединиться к принцу. Обычно этих дней было четырнадцать, пятнадцать или шестнадцать, а путь солдат проходил через Сэндвич или Дувр. Такие платежи были, несомненно, необходимы, чтобы солдат мог прокормиться в дороге. Кроме того, они облегчали труд офицера, который должен был вести отряд: были случаи, когда валлийские войска отказывались отправиться в путь, пока им не выплатят этих денег.

В 1355 году, когда появились планы возобновления войны, принц вернулся к прежним источникам снабжения действующей армии. Не следует полагать, что его титулы и связь с этим краем к тому времени уже сделали его там очень популярным: принц еще ни разу не был в своем владении (то есть в Уэльсе. – Пер.). До 1353 года он не приезжал и в свое графство Честер, а в том году появился там лишь из-за опасного восстания, которое он подавил, применив демонстрацию силы, после чего ему были уплачены очень большие штрафы. Он еще ни разу не вел армию в бой. Позже, после того, как в 1357 году он вернулся в Англию с победой, в народе должна была возникнуть сильная любовь к нему лично, но новобранцы 1355 года шли в войска не под влиянием чувств.

В апреле или мае 1355 года принц провел совещание с некоторыми из своих чеширских рыцарей и оруженосцев по поводу военных налогов, а затем объявил свои указы. Из различных частей графства Чешир нужно было набрать триста «лучших и самых умелых лучников» обычным путем («отобрать, испытать и поставить в строй») и еще «сто лучших и самых умелых лучников, каких можно найти в графстве». Кроме того, требования принца было положено удовлетворять в первую очередь, раньше всех остальных. Из Флинтшира было решено набрать сто лучников, а из Северного Уэльса – сто сорок солдат (неясно, были они лучниками или нет).

Во главе чеширских солдат должны были стоять от сотни (то есть округа. – Пер.) Меклсфилд – сэр Джон Найд и Роберт Лег; от сотни Эддисбери – Роберт Браун; от сотен Виррел и Брокстон (совместно) – Хамо де Мески и Хью Голбурн; от сотни Нентвич – сэр Джон Гриффин. Солдат из Северного Уэльса должен был вести Грону ап Гриффит. Для солдат из Флинтшира не назван ни один начальник.

Рыцари получали 2 s. в день, оруженосцы и Грону ап Гриффит 1 s. в день, чеширские лучники 6 d. в день, лучники из Флинтшира и солдаты из Северного Уэльса 3 d. в день. Был также один валлийский священник, получавший 6 d. в день.

Солдатам были выданы обычные бело-зеленые мундиры и шляпы – один комплект форменной одежды для каждого солдата.

Все три отряда должны были направиться в Плимут, и солдаты из Чешира должны были дойти до этого порта к середине июля. В пути они должны были как-то кормиться, и потому им, как обычно, жалованье было выдано вперед – лучникам из Чешира и Флинтшира за двадцать один день, солдатам из Северного Уэльса (чей путь был, однако, длиннее) за десять дней, рыцарям за столько дней, сколько пройдет от их отъезда из дома до прибытия в Плимут, – формулировка слишком расплывчатая, но, вероятно, срок устанавливался в соглашении, которое заключал с рыцарем управляющий городом Честер. Сэр Хоуэлл ап Гриффит должен был проделать свой путь «за разумное число дней (жалованье ему заплатил управляющий Северным Уэльсом). Рыцари, кроме того, получили вперед плату за полгода службы.

Тем, кто поступил в войско принца, были выданы охранные грамоты, которые действовали до середины июня 1356 года, а у некоторых грамот, составленных позже, срок действия продолжался до 28 июля 1356 года.

Из Честера большая проезжая дорога вела в Шрусбери, а затем по долине Северна через Бриджнорт, Вустер, Тьюксбери и Глостер в Бристоль. Очень вероятно, что интересующие нас солдаты отправились в путь именно по этой дороге. В Эксетере они вышли бы на дорогу, которая шла от Лондона через Солсбери, Шафтсбери и Йовил до Плимута.

Расстояние от Честера до Плимута – примерно 275 миль. Получается, солдатам, чтобы уложиться в оплаченное время, надо было проходить примерно 13 миль (около 21 км) в день. Идти было легко, светлых часов в сутках было много, и эта задача была вполне по силам этим людям – при достаточном количестве еды. Возможно, кому-то из лучников приходилось стрелять кроликов, снимать с них шкуру и готовить мясо.

Что же касается солдат из Северного Уэльса, то если действительно им выплатили вперед на такой долгий путь жалованье только за десять дней, пришлось, возможно, перенести большие лишения. Может быть, наместник Северного Уэльса еще раньше отослал принцу так много денег из текущих доходов, что не смог оплатить солдатам столько дней, сколько оплатил наместник Честера. Ведь и в Честере было бы невозможно выплатить такие большие суммы, если бы там не были под рукой деньги, собранные, когда жители графства уплатили большие штрафы, наложенные на них в 1353 году.

Операция по набору солдат прошла не совсем гладко. Хотя и было объявлено, что нужды принца следует удовлетворять в первую очередь, есть данные о том, что некоторые чеширские лучники, которые были «отобраны, проверены и поставлены в строй», чтобы идти на войну в его войске, вступили в отряды других командиров. Роберт де Фулсхерст (или Фулшерст. – Пер.) служил королю под командованием другого военачальника, то ли получив на это разрешение, то ли нет, а некоторые солдаты перешли в войско Генриха, герцога Ланкастерского. До отплытия армии из Плимута небольшое число солдат было признано слишком больными, чтобы отправиться вместе со своими товарищами во Францию, а некоторые дезертировали – около двадцати флинтширцев, четырнадцать солдат из Северного Уэльса и четыре из Чешира. Среди четверых чеширцев был некий Ричард из Вистастона, который исчез и унес с собой 6 l. денег, полученных в качестве жалованья «для себя и своих спутников».

Чеширские лучники были первой группой солдат, следовавших за принцем. Второй группой были люди, набранные способом, который в то время становился нормой. Их набирали не по поручению о поставке солдат в войско и не обязательно из какой-то определенной области; они не были и феодальным ополчением, потому что время, когда бойцы, составлявшие эту громоздкую структуру, действительно служили как солдаты, уже прошло. На смену феодальному ополчению приходила – и к 1350-м годам уже пришла – система военной службы, согласно которой солдаты служили добровольно, и все служившие в войсках, даже крупнейшие феодалы, получали за это плату. Такие нововведения давали возможность набирать войска для более удаленных театров военных действий, повысить дисциплину и принять в армию людей, которых по какой-либо причине привлекала жизнь солдата. Служба за морем была основана на контрактах (имевшего форму договора за печатью) между королем и частными лицами. В таком контракте указывалось число солдат (отдельно для каждой категории), которых следует привести, срок службы, иногда место, где эти солдаты будут служить, и всегда сумма жалованья и размер «наградных» платежей, то есть премий. В контракте также оговаривалась (или подразумевалась) выплата компенсации за лошадей, погибших во время войны, и мог быть установлен порядок распределения «военных выгод». Войска, набранные таким способом, оставались под началом того, кто заключил договор с королем, и командующий сам выплачивал своим подчиненным жалованье (которое лично получал от короля для всего своего отряда вперед – к примеру, за следующую четверть или половину года).

С середины 1340-х годов, когда возникла необходимость отправлять военные экспедиции в Гасконь, Шотландию, Пикардию и Бретань, эта система стала применяться шире, и число солдат, которых аристократ или рыцарь должен был по контракту набрать или держать в готовности, могло быть большим. Например, Ральф, граф Стаффорд в 1354 году согласился «до конца своей жизни оставаться с королем во главе ста вооруженных людей в военное и мирное время».

Подобные договоры, скрепленные печатью, заключались и с людьми, служившими у принца. В 1347 году сэр Джон Хайд, сэр Джон Уиллоуби и сэр Томас Фернивел поступили на службу к принцу на один год, а сэр Джон Фицуолтер на полгода. Условия договора включали для каждого из рыцарей размер его жалованья, количество людей, которые должны его сопровождать, договоренности о поставке продовольствия рыцарям и их солдатам, размер жалованья солдат и в некоторых случаях количество лошадей и условия их содержания. В 1353 году сэр Джон Сюлли был пожизненно зачислен «в особую свиту принца в военное и мирное время, в сопровождении одного оруженосца». Условия договора с этим дворянином служат примером того, какова была основная обстановка жизни рыцаря в то время. Его жалованье составляло 40 l. в год, которые следовало уплатить из доходов, полученных с одного поместья в Девоншире, которое принадлежало герцогству Корнуоллскому. В мирное время он и его оруженосец «будут есть в зале, а его управляющий будет есть в зале или получать жалованье в размере 2 d. в день. Он будет иметь пять коней, которых будут кормить сеном и овсом и подковывать, и четырех конюхов... Во время войны он будет получать продовольствие при дворе или получать жалованье натурой или деньгами... и будет иметь девять коней... Сам он будет получать верховых коней от принца... Если его вызовут к принцу, ему возместят дорожные расходы».

Вторую группу тех, кто следовал лично за принцем, составляли тяжелая кавалерия и лучники, нанятые командирами, заключившими с принцем договоры на поставку того или иного числа солдат. Имена многих из этих людей встречаются в записях Хенкстуорта. Им платили стандартное жалованье (рыцари получали в день 2 s., тяжеловооруженные всадники 1 s., конные лучники 6 d. и пешие лучники 3 d.). Их общая численность не указана, но известно, что общее число этих солдат, чеширских лучников и людей самого принца, было 433 тяжеловооруженных всадника, 400 конных лучников и 300 пеших лучников, а потому возможен приблизительный подсчет.

Третью группу составляли слуги и чиновники принца, которые не были наняты для экспедиции, а сопровождали его, исполняя свои обычные обязанности. Имена некоторых из них будут названы на одной из последующих страниц этой книги.

Перейдем от тех, кто следовал за самим принцем, к свитам крупных феодалов, назначенных сопровождать его, а именно: графов Уорвика, Суффолка, Оксфорда и Солсбери, сэра Джона де Лайла и сэра Реджинальда Кобхема. Отряд де Лайла насчитывал 100 человек; в это число входили он сам, 20 рыцарей, 39 оруженосцев и 40 конных лучников. Численность других отрядов неизвестна, но они должны были быть крупнее – вероятно, намного крупнее. С их знатными предводителями были заключены договоры – в том смысле, в котором мы употребили эти слова немного раньше. Они получили от короля жалованье за полгода вперед и отправились в путь так, чтобы достичь порта в июле. Де Лайл и его люди прибыли на место 9 июля.

Попытки установить общую численность экспедиционной армии основаны на трех источниках. Во-первых, летописцы в своих хрониках называют цифры: Эвесбери сообщает о 1000 тяжеловооруженных всадников, 2000 лучников и большом отряде валлийцев. Найтон говорит про 800 тяжеловооруженных всадников и 1400 лучников. Уолсингем пишет, что в войске было 1000 лучников и 1000 тяжеловооруженных всадников. Во-вторых, договор за печатью между королем и принцем, датированный 10 июля 1355 года (к этому времени подготовка могла считаться завершенной), содержит указание, что армия состояла из свиты принца, в которую входили 433 тяжеловооруженных всадника и 700 лучников (из них 400 конных и 300 пеших), и отрядов крупных феодалов. В-третьих, были сделаны остроумные, но не доведенные до полного завершения попытки определить количество людей в свитах крупных феодалов по различным «наградным» выплатам и платежам за морские перевозки. Эти расчеты слишком сложны, чтобы приводить их здесь, но конечный результат можно сформулировать так: общая численность армии принца была около 2600 человек. Если делить их по «родам войск», то армия включала чуть больше 1000 тяжеловооруженных всадников, 1000 конных лучников, от 300 до 400 пеших лучников и около 170 валлийцев.

Войско, имевшее эту структуру, состояло вовсе не из безымянных бойцов. Авторы хроник называют имена многих знатных господ и мелкопоместных дворян, а в записях сохранились имена нескольких сотен других участников похода. Предоставление охранных грамот, выдача наград за хорошую службу, назначение поверенных (которые по закону получали право действовать от имени солдата на то время, когда он будет находиться за пределами Англии) – все это зафиксировано в документах. Даже дезертиры и больные, вернувшиеся домой из Плимута, названы по именам, а дневник Хенкстуорта содержит сведения о многих десятках других людей.

Состав этого войска был, вероятно, достаточно типичным для экспедиционных армий того времени. Поскольку король и герцог Ланкастерский были заняты другими делами, главой армии стал принц. С ним были, с одной стороны, четыре виднейших аристократа и, с другой, лучники с берегов рек Ди, Мерси и Уивера. К ним было добавлено по горстке людей почти из каждого графства страны. Жители пограничных с Шотландией земель должны были выполнять другую обязанность – охранять Англию от нападений с севера, но из Уэстморленда приехал рыцарь Роджер де Клиффорд, который поступил в отряд графа Уорвика, а из Йоркшира явились несколько человек более низкого происхождения[11]11
  Например, люди из Кингстон-апон-Халла и Свайнфлита, которые были прощены.


[Закрыть]. Было также несколько иностранцев, отнесенных к категории Almains («германцы». – Пер.)[12]12
  Они могли присоединиться к армии в Бордо.


[Закрыть]. Если характеризовать солдат этой армии не по тому, откуда они прибыли, и не по общественному положению, то нужно сказать, что среди них был, пожалуй, слишком большой процент людей, обвиненных в убийствах. Другие были обвинены в кражах, изнасилованиях, похищениях людей, побегах из тюрем. Было и несколько людей, против которых служители закона вот-вот должны были пустить в ход свою чиновничью машину, и им нужно было получить отсрочку приговора. Но в одном отношении армия принца не была типичной: военачальники того времени обычно не имели в своем войске и конных, и пеших лучников одновременно. Основной упор явно был сделан на лучников, и это, в сочетании с отсутствием минеров и умелых ремесленников (которых использовали в осадных операциях), а также саперов (которые прокладывали дорогу телегам больших обозов), может говорить о том, какого рода боевые действия англичане предполагали вести в Гаскони.

Иногда общение между солдатами из разных составных частей армии было затруднено. Валлийцев и англичан разделял языковой барьер, но даже между уроженцами северных и южных графств Англии была большая разница и в словарном составе языка, и в произношении; а принц и графы говорили на англо-нормандском языке, принятом при английском дворе (т. е. на французском языке. – Ред.). Вероятно, они понимали английский язык (Фруассар отметил один случай через несколько лет после этой экспедиции, когда принц говорил по-английски). Прибыв в Бордо, предводители англичан должны были работать с гасконскими дворянами, которые говорили на французском диалекте юго-запада Франции. Некоторые из гасконских солдат говорили на беарнском диалекте. Венгфельд, Бургерш, Чендос, Лоринг и другие приближенные принца, должно быть, говорили и по-английски, и по-французски[13]13
  Основная часть реестра Черного принца составлена на французском языке.


[Закрыть].