Текст книги "Греческие наемники. «Псы войны» древней Эллады"

Ификрат продолжил захваты гарнизонов, которые Спарта оставила на территории Коринфа, за исключением Лехея. Эта кампания оказала прямое воздействие на дальнейший ход войны. С этого времени спартанцы отказались от своих попыток завоевать Коринф посредством набегов на его территорию. Вместо этого они повели войну путем вторжений в Акарнанию или Арголиду и постарались восстановить свое утраченное господство над заморскими землями. Впоследствии положение Ификрата стало менее устойчивым. Он также вызвал недовольство в Коринфе своим активным противодействием партии, которая выступала за ассимиляцию Аргоса. О действиях Ификрата сообщили афинскому демосу, и он был освобожден от командования войсками в Коринфе.

Теперь это мало значило для афинян, поскольку война на перешейке приобрела позиционный характер. Но вот на побережье Малой Азии Спарта возобновила свою экспансию. Поэтому Ификрата отрядили с 8 кораблями и 1200 пелтастами в Сеет противостоять новому спартанскому гармосту города Абидоса, Анаксибию, которого послали с деньгами для оплаты 1 тысячи наемников, готовых чинить неприятности Афинам в районе Геллеспонта. Там Ификрат повторил свой успех в борьбе против спартанской моры в несколько иной форме. Он устроил засаду Анаксибию, когда тот возвращался из Антандра. Внезапное нападение на растянутую колонну, спускавшуюся по склону горы, привела к гибели гармоста со всеми его соратниками-спартанцами, около 200 наемников и 50 воинов авангарда абидосцев. Ификрат продолжал свои операции в районе Геллеспонта вплоть до достижения в 387 г. до н. э. Анталкидова мира. И даже после закончившейся в связи с этим войны со Спартой он оставался в этом районе и служил фракийским вождям в ходе их междоусобиц.

Хронология его походов, однако, утеряна, если не принимать во внимание недостоверные и сомнительные истории.

Победы Ификрата (386–379 до н. э.) имели один важный результат: Котис отдал ему в жены свою дочь и таким образом привязал его к Фракии. Поэт-юморист Анаксандрид дал колоритное описание свадьбы. Видимо, фракийские цари практиковали еще раньше делание зятьями служивших им греков. Например, Ксенофонт получал такое же предложение от Севтома II.

Пост Ификрата в Коринфе занял Хабрий, который появляется с этого времени впервые в литературных источниках. Из одной надписи нам известно, что он служил прежде Фрасибулу в Геллеспонте. Он командовал «чужеземцами в Коринфе», когда Аристофан сделал одиночную ссылку на их существование, но Хабрия освободили с этого поста всего лишь через год (389–388). Однако нет оснований полагать, что это случилось из-за какого-то его проступка. Важность этого поста снизилась, а Ификрат взял с собой в Малую Азию многих пелтастов, с которыми начинал службу. С тех пор не обнаруживается никаких позитивных ссылок на успешную карьеру Хабрия.

Хабрия послали на Кипр. Любопытно, что он повторил поведение Ификрата в том, что не вернулся в Афины после заключения мира, но остался со своим войском на Востоке. Таким образом, оба афинских полководца, командовавшие пелтастами на чужбине, предпочли продолжение своего военного ремесла вдали, если не в пику своему родному городу. Прежде такого не происходило, и это показывает, как даже на ранних стадиях развитие профессиональной армии и ее командиров стимулировало разрыв наемников с городами-полисами.

…И никогда уже не вступают в войну без помощи эллинов, враждуют ли они друг с другом или же отражают нападения этих самых эллинов…

Ксенофонт. Киропедия

(О персах своего времени)

История действий греческих наемников в IV в. до н. э. до походов Александра Македонского является хронологией их службы царю царей или его врагам. Весь этот период Персидскую империю раздирали местные князьки, возглавлявшие мятежи, или могущественные сатрапы, стремившиеся укрепить свою независимость. Обе эти сепаратистские силы опирались на греческих наемников с целью обратить их оружие против Персии, в то время как царь царей считал не менее необходимым для себя настроить греков против греков. Конфликт между эллинскими наемниками порой приобретал разные формы, когда некоторые греческие полисы, особенно Афины, считали полезным поощрять одну сторону или другую прямой поддержкой посредством предоставления полководцев. (Мы уже знаем, как сатрапы в V столетии до н. э. содержали греческую личную гвардию. Это перешло в IV в. до н. э., например, Тиссаферн обычно использовал аркадцев и, отчасти, милетцев, вероятно изгнанников. Греки использовались также для гарнизонной службы, например Киром.)

Не сохранилось никаких свидетельств относительно самого крупного мятежа местных князьков – таких, как Амиртей в Египте. Этот мятеж, должно быть, произошел незадолго до конца V в. до н. э. Поэтому невозможно сказать, принимали ли в нем участие греческие наемники. Их участие в одном из крупнейших мятежей сатрапов – поход «десяти тысяч» – мы уже описали.

Кипр явился ареной следующего восстания против Персии. Эвагор, царек Саламина, имел в отношении Артаксеркса II обязательства верности и повиновения как верховному владыке. Но в течение некоторого времени он вел подготовку к обретению полной независимости и суверенитета всего острова. К сожалению, из кратких замечаний Диодора или нескольких риторических фраз Исократа невозможно сформулировать какую-нибудь ясную концепцию о первоначальных военных силах Эвагора.

Вероятно, он, подобно своему предшественнику по тирании, Абдемону, обзавелся обычной для тиранов личной гвардией. Его двор был также знаменит как прибежище для политических беженцев, которые, должно быть, представляли собой готовый материал для вербовщиков наемников. Диодор упоминает также его богатство в связи с обладанием им большой военной мощью. Но вероятно, у Эвагора было не слишком много войск для ведения войны на суше.

Разумеется, он также поддерживал связь с зарубежными союзниками – Египтом и Афинами. Беженцы-афиняне, которые пользовались его гостеприимством, такие как Аристофан, Никофем и другие, уговорили полис одолжить Эвагору в 390–389 гг. до н. э. десять триер, в то время как сами за свой счет обеспечили ему отряд пелтастов и оружие. Но эти экспедиционные силы не смогли прибыть на Кипр, поскольку встретили на пути спартанского наварха Телевтия, и триеры и войска на них попали в плен или были уничтожены. Однако в следующем году состоялась более успешная экспедиция. Хабрия отстранили от командования в Коринфе, и он отправился морем на Кипр с 800 пелтастами Коринфского гарнизона и некоторым числом афинских гоплитов. Там он достиг заметных успехов, а Эвагор с его помощью подчинил почти весь остров.

Конечно, Хабрий действовал там лишь как полководец, посланный союзниками. В данное время он не был кондотьером, хотя его войско состояло в основном из наемников. Но сколь мало это значило для предводителя такого войска, проявилось в 386 г. до н. э. В этот год Анталкидов мир прямо исключил Кипр из числа свободных владений Греции и поэтому не позволил Афинам продолжать поддержку. Но Хабрий, как и Ификрат в то же время, домой не вернулся и не распустил свой отряд. С другой стороны, он был достаточно благоразумен, чтобы не оставаться на службе Эвагору – что вызвало бы проблемы для него в отношениях с афинским демосом. Вместо этого он сделал лишь один менее рискованный шаг – поступил как военачальник на службу Египту по приглашению фараона Ахориса (правил в 392–379 гг. до н. э.). У Афин разрешения не испрашивалось, потому что, хотя Египет был их союзником, очевидно, такого согласия он не получил бы в связи с тем, что Персия предприняла попытку вернуть утраченную провинцию. Хабрий был рад уберечь свой город от нарушения буквы Анталкидова мира, однако его поступок, возможно, приходил в противоречие с духом соглашения. Между тем Эвагор не особо печалился об его уходе, поскольку из-за того, что внимание Персии обратилось на Египет, ему требовалось защищать остров лишь со стороны моря.

Никакого содержательного свидетельства о войне с Египтом не осталось. Диодор (упомянутый выше) свидетельствует, что царь царей «собрал значительные силы наемников. Ибо, предлагая большое жалованье тем, которые служили ему, и, выступая благодетелем многих, он вскоре привлек к себе на военную службу многих греков». След их присутствия в Египте можно признать в греческой надписи, обнаруженной на посвящении близ пирамиды Хеопса. Полагают, что выбитые на ней имена, как правило, принадлежат воинам, а не купцам, а стиль письма относят надпись к первой половине IV столетия, но не более точно. Добавлены города, откуда происходят те, кто посвящают: 5 из Афин, 1 – из Коринфа, 1 – из Беотии, 1 – из Нисироса, 1 – из Карианды, 1 – из Кирены. То, что половина из них были афиняне, толковалось всеми как указание на участие этих воинов в одном из двух походов Хабрия в периоды 386–380 гг. или 361–359 гг. до н. э. Одни источники определяют одну дату, другие – другую.

Имеются некоторые соображения, которые позволяют считать раннюю дату более правдоподобной. (В 369 г. Хабрий командовал египетским флотом, а не сухопутным войском, которое возглавлял Агесилай. Поэтому нет доказательств того, что он брал с собой каких-нибудь наемников, ни доказательств того, что сколько-нибудь значительное количество афинян служило в Египте.) Даже конкретные города происхождения, видимо, указывают на ранний поход Хабрия. Пять афинян, а также беотиец и коринфянин входили, возможно, в число «чужеземцев Коринфа»: они происходили из трех городов, затронутых этой войной. Воины из Нисироса и Карианды, возможно, были завербованы Хабрием в помощь Эвагору. Кирениец присоединился к войску Хабрия в Египте. Возможно, является чистой случайностью то, что эти имена укладываются в схему столь аккуратно, но если так, то это просто совпадение. Все соображения, связанные с надписью, воспроизводят интересную параллель с надписью в Абу-Симбиле (Абу-Симбеле). Разительный контраст состоит в высокой пропорции наемников, которые в IV столетии до н. э. происходят из континентальной Греции.

Перед лицом этих сил наступление персов во главе с их лучшими полководцами полностью провалилось (война 385–382 гг. до н. э.).

Тогда Артаксеркс обратил все свои силы против Эвагора, который нарушил его линии коммуникаций, захватив Тир. Царь Кипра не остался совсем без наемников после ухода Хабрия. Но численность его войск трудно определить. События с 389 по 381 г. до н. э. Диодор вместил в три последовательных главы, и поэтому у него нет четкого различия между периодами до и после Анталкидова мира. Согласно Диодору, у Эвагора было «6 тысяч собственных воинов (то есть киприотов), гораздо больше числа союзников, и, кроме того, он собрал много наемников, поскольку имел много денег». Если, как, видимо, замышлялось, эти данные относятся к периоду после 386 г., то следует предположить, что союзниками были не греки, но египтяне и сирийцы, и наемники, возможно, из многих различных народностей.

Исократ, наоборот, в одном чрезвычайно эмоциональном отрывке из «Панегирика» представляет Эвагора после Анталкидова мира как «владеющего для защиты своей земли всего лишь 3 тысячи пелтастов». Это было бы смехотворной недооценкой в отношении всех сил Эвагора, но, возможно, правильной оценкой численности одних его наемников. Конечно, ход войны показывает, что Эвагор был слишком слаб, чтобы воевать с персами на суше. Как только его разбили на море, он был вынужден ретироваться в свой на Саламин на Кипре.

Поход персов против Кипра – первое событие, когда мы узнаем об использовании царем царей большого количества греческих войск. Исократ здесь не очень надежный источник, поскольку его целью являлось преувеличение зависимости Персии от греческих наемников. Но он, вероятно, правдив, когда говорит, что «из тех, которые служили Тирибазу, наиболее эффективная часть была собрана из этих земель», то есть в самой Греции. После Анталкидова мира для них не было бесчестьем служить персам против того лидера эллинского мира, которого Греция не признавала. Но служба оказалась для них неподходящей. Исократ где-то отмечает, что «персы обращались с теми, которые служили им в кампании против Кипра, хуже, чем с пленниками» – риторическое заявление, которое можно истолковать посредством ссылки на Диодора. От него мы узнаем, что после того, как армия высадилась на Кипре, ее блокировал флот Эвагора. Последовавший за этим голод вызвал мятеж наемников, которые винили во всем своего командира-перса и не успокоились, пока не прибыл продовольственный конвой. Позднее, после победы на море, Тирибаз смог добиться у царя царей 2 тысяч талантов. Часть этой суммы была использована для того, чтобы примирить наемников со службой Персии.

По завершении войны с Эвагором Артаксеркс II снова занялся Египтом, который теперь лишился своего самого сильного союзника. Но сначала он отнял у Египта другого союзника – Хабрия, который находился в стране после отъезда с Кипра. Фарнабаз (назначенный командующим персидскими войсками в новом походе) отправил послов в Афины, где они обвинили Хабрия в провоцировании вражды между афинянами и царем царей посредством принятия командной должности в египетской армии. Поэтому афиняне отправили (зимой 380/379 г. до н. э.) послание Хабрию с требованием вернуться в Афины к определенной дате, угрожая смертной казнью в случае неподчинения. Хабрий не был настолько независим, чтобы проигнорировать вызов, поэтому вернулся в Афины перед выборами 379 г. до н. э.

Возвращение Хабрия на родину является четким указанием на то, что полководец-наемник не вполне был свободен от контроля соотечественников. Кроме того, как логичное следствие Анталкидова мира, этот факт завершает определенный период деятельности греческих наемников на Востоке.

Глава 7
ДИОНИСИЙ I

Военные тираны и наемные армии одновременно возродились в Сиракузах как следствие нашествий Афин и Карфагена (см. выше, главу 2). Ведь эти конкретные типы полководца и воинов стали результатом сложной обстановки в Сицилии. Кроме того, они способствовали подъему друг друга. Сицилийский тиран был невозможен без большого войска профессиональных воинов: умелое использование такой армии было не под силу ежегодно избираемым магистратам. Именно поэтому правители Сиракуз добивались постоянства власти и величия.

Первая попытка установления тирании сорвалась. В 410–409 гг. до н. э. демократы Сиракуз (которые усилили свое влияние в городе в связи с провалом похода Афин) отомстили своим соперникам тем, что добились высылки Гермократа, наиболее известного среди этих соперников. Он был отправлен к берегам Малой Азии командовать флотом Сиракуз, который поддерживал Спарту. Его командиры были готовы проигнорировать указ о ссылке или обещали, с другой стороны, обеспечить его возвращение, когда снова прибудут в Сиракузы. Но Гермократ некоторое время отказывался от таких методов утверждения во власти. Однако позднее, узнав о первом вторжении карфагенян в Сицилию, счел момент благоприятным для попытки вернуться на остров при помощи наемников. Поэтому он «получил, прежде чем попросил, деньги от Фарнабаза» и подготовил тысячу наемников и 5 триер, с которыми высадился в Мессане. Здесь Гермократ сразу же получил подкрепление в виде сотни беженцев из Гимеры, которая была только что разграблена карфагенянами. С этим небольшим войском он попытался совершить нападение на Сиракузы, но, потерпев неудачу, решил продемонстрировать слабость демократического правительства захватом Селинунта, другого города, разграбленного карфагенянами. Он сделал его базой для набегов на владения карфагенян и отправил в Сиракузы останки граждан, убитых в Гимере. Таким способом ему удалось дискредитировать своих оппонентов, показывая, насколько эффективнее он мог бы бороться с карфагенским нашествием. Однако ему не удалось добиться возвращения дипломатическими средствами. Поэтому Гермократ снова обратился к вооруженной силе. С 3 тысячами воинов (из 6 тысяч собранных им в Селинунте) он двинулся на Сиракузы. Но из-за какой-то ошибки в договоренности о месте встречи он прибыл к городу лишь с несколькими своими сторонниками. Здесь, хотя друзья в городе впустили его, Гермократ был убит на рыночной площади, а его сторонники разгромлены.

Одним из этих сторонников, которым посчастливилось вырваться живыми, был не кто иной, как будущий тиран Дионисий. У него было много общего с Гермократом в попытках добиться верховной власти. Оба были знатного происхождения, оба обрели военную силу в наемниках и беженцах, оба добивались повышения престижа в борьбе с карфагенянами. Но в то время как Гермократ был вынужден пробиваться к власти из изгнания, Дионисий смог воспользоваться поддержкой знатных и богатых друзей, оставаясь гражданином Сиракуз. В его продолжительной и содержательной жизни нужно удовлетвориться отбором тех периодов, когда он был особенно заинтересован в наемниках.

Когда весной 405 г. до н. э. Дионисия выбрали одним из членов нового совета стратегов, призванных дать отпор Карфагену, его первым шагом стало обеспечение себя приверженцами, которые бы сражались за него в случае необходимости. Поэтому Дионисий призвал изгнанников, и летом, когда его послали защищать Гелу от карфагенян, он занялся укреплением преданности армии к себе. В Геле располагался лаконский периэк Дексипп с наемным войском. Этот авантюрист впервые появляется в повествовании Диодора об осаде карфагенянами Акраганта (406 до н. э.): «В борьбе им помогал лакедемонянин Дексипп, прибывший незадолго до этого из Гелы с пятнадцатью сотнями наемников. В то время он, как говорит Тимей, проживал в Геле, своем родном городе, и пользовался большим уважением». (Каким образом он оказался там, невозможно определить. Он мог отстать от войска Гилиппа или прибыть из Ионии вместе с Гермократом. В любом случае он был просто авантюристом, место происхождения которого как-то выделяло его и позволяло ему вербовать наемную армию.) Там его, во-первых, обвинили в предательстве, когда он вкупе с другими полководцами отказался возглавить вылазку против противника и, во-вторых, когда он порекомендовал уйти из города. За эту рекомендацию он, как говорили, получил от карфагенян 15 талантов. Но, несмотря на неудачи и плохую репутацию, Сиракузы приняли его к себе на службу и отправили его с наемниками в Гелу.

Дионисий вознамерился привлечь этих наемников, а также граждан, которых привел с собой из Сиракуз, на свою сторону. Сиракузцы были задобрены обещаниями двойной платы. Дионисий оплатил воинам Дексиппа задолженность по жалованью: деньги добыли посредством конфискации имущества богачей Гелы. Кроме того, Дионисий предложил самому Дексиппу союз, а когда тот отказался, Дионисий вернулся в Сиракузы и при помощи агитационных мероприятий сделался «стратегом автократором» (стратегом с неограниченными полномочиями). В то же время он выполнил свое обещание гражданам, издав указ о повышении вдвое их жалованья. Затем, по его приказу, все сиракузцы вплоть до 40 лет занялись снабжением месячной провизией похода на Леонтины, лишив таким образом город способности сопротивляться ему.

Леонтины, кроме того, стали идеальным плацдармом для следующего шага Дионисия к тирании, поскольку это была вновь образованная колония беженцев из Акраганта. В ней также было много изгнанников и чужеземцев. Там он снова воспользовался старым средством имитации покушения на свою собственную жизнь, с тем чтобы требовать личную гвардию. Ему позволили завести 600 воинов, но на самом деле он увеличил это число до тысячи. В гражданском ополчении он заменил командиров и сместил Дексиппа, отправив его назад в Грецию; его наемников он отослал из Гелы в Леонтины (Дексипп затем оказался в составе «десяти тысяч» (см. главу 5 этой книги) и плохо кончил во Фракии). Потом Дионисий вернулся в Сиракузы и устроил свою штаб-квартиру на территории верфей, где находилась наиболее выгодная позиция. Его военная диктатура стала реальностью, город наводнили вооруженные наемники.

Но оставалось еще одно препятствие установлению Дионисием военной тирании. Следовало побудить Карфаген приостановить враждебные действия. Вопрос остается спорным, насколько благоприятствовал устремлениям Дионисия ход последующих событий, или его планы полностью провалились, а конечный успех был просто подарком судьбы. Маловероятно, что он преднамеренно пошел бы на риск осады Сиракуз в то время, когда город был не настолько укреплен, насколько он сделал его таким впоследствии. Поэтому он, вероятно, не хотел, чтобы битва за Гелу закончилась поражением сиракузян. С другой стороны, видимо, не было случайным, но преднамеренным то, что гражданское ополчение было вынуждено вынести главный удар в этой битве. В планы Дионисия не входило, чтобы наемники понесли большие потери до того, как граждане признали его верховную власть. Он не мог предвидеть, что войска сиракузян будут полностью разгромлены перед появлением его профессиональных воинов.

Окончательное поражение гражданских ополчений Сицилии в боях с карфагенянами повлекло за собой немедленное падение Акраганта и Селинунта в результате яростных мятежей молодых всадников из Сиракуз. Во время отступления из Гелы они отделились от разбитого войска и устремились в Сиракузы, где подвергли разгрому дом тирана. Они пренебрегли достаточными мерами предосторожности для обеспечения собственной безопасности, полагая, что Дионисий не осмелится их атаковать. Но наемники тирана, только преданность которых и спасала его прежде от гибели, оставались после битвы, где не понесли потерь, верными ему. Поэтому, рассчитывая на успех внезапного нападения, Дионисий бросился в погоню за всадниками с отрядом в 100 конников и 600 пехотинцев. Этот небольшой отряд ворвался в Сиракузы и перебил всадников до того, как им смогли оказать помощь горожане, даже если бы они и захотели это сделать.

Дионисий подчинил себе знать, демократы еще представляли потенциальную угрозу. Между тем он заключил унизительный мир с Карфагеном. Затем, отведя угрозу со стороны чужеземцев, Дионисий продолжил укреплять свое положение в борьбе с внутренними врагами. Он полностью овладел первоначальным центром Сиракуз – островом – и отгородил его от остального города стенами с башнями. Внутри острова была сооружена цитадель, включавшая в себя доки. Его сторонники и еще больше наемники получили на острове дома, сам он поселился в акрополе. Таким образом, он построил город внутри города, населенный его приверженцами.

Теперь у наемников Дионисия была база, которую следовало защищать, и прошло не так много времени, как она пригодилась. Первый военный поход за пределы города с целью нападения на сицилийский город Гербесс предоставил ополченцам-гражданам возможность обратить свое оружие против тирана, и они осадили его в цитадели с моря и суши. Но их самым опасным ударом было назначение большой денежной суммы за голову тирана и предложение наемникам-дезертирам гражданства Сиракуз. Некоторые из воинов Дионисия приняли предложение и встретили благожелательный прием сиракузян. Поэтому тирану пришлось обдумывать выбор между смертью и капитуляцией. Но он не поддался отчаянию, но стал и дальше уповать на помощь наемников. Сделав вид, что договаривается об условиях сдачи, он тайком послал гонцов за наемниками из италийской области Кампания в карфагенские владения в Сицилии, предлагая им любое вознаграждение за поддержку. Сиракузяне, согласившись выпустить этих гонцов и пять кораблей, ослабили свое наблюдение за островом. Поэтому кампанские наемники численностью 1200 конников смогли позже туда прорваться. В то же время 300 наемников прибыли морем из какого-то неуказанного места. С этими подкреплениями Дионисий смог совершить вылазку и разгромить осаждавших его ополченцев. С этих пор он больше не опасался серьезных мятежей. Своим успехом он был обязан в первую очередь наемникам.

Поскольку Дионисий не доверял кампанцам, он отослал их назад во владения карфагенян, как только выдал им жалованье. (Они захватили сицилийский город Энтелла и закрепились в нем, умертвив все мужское население. Как мы увидим, для бродячих наемных войск, не имевших нанимателя, частой практикой было поселение в городах, очищенных от коренных жителей.) Но, предпочтя избавиться от них, Дионисий вовсе не отказался от поддержки наемников. Он не питал никакого доверия к покорности горожан. Поэтому, воспользовавшись их отсутствием в связи со сбором урожая, он конфисковал в их домах оружие. В то же время он увеличил число наемников. В течение следующих пяти лет Дионисий постепенно сформировал, возможно, крупнейшую армию в Средиземноморье. В его армию воины приходили отовсюду.

Во-первых, в самой Сицилии из-за неустойчивой обстановки в стране было нетрудно навербовать греческих и сицилийских новобранцев.

Во-вторых, варварские племена Западного Средиземноморья – иберийцы, лигурийцы и кампанианцы – стремились служить Карфагену. Дионисий в дальнейшем принимал их на свою службу.

В-третьих, после падения Навпакта мессанцы, изгнанные оттуда и из Кефаллении, были выдворены за пределы страны с оружием в руках. Некоторые из них отправились морем в Сицилию и поступили на службу Дионисию. (Другие отправились в Кирену под командованием некоего Комона.)

В-четвертых, Дионисий набирал своих греческих наемников не среди врагов Спарты, но фактически на территории ее империи. В это время Спарта доминировала в Греции, и Дионисий заручился союзом с ней. Отсюда ему разрешили набирать столько наемников, сколько он хотел. И нет сомнений в том, что из-за неустойчивой обстановки и нищеты, последовавшей за Пелопоннесской войной, многие желали служить у Дионисия за хорошую плату.

Наконец, в-пятых, независимо от наемников Дионисий мог призывать на военную службу граждан подвластных городов с целью формирования армий для летних походов. Он даже поощрял избирательный набор отрядов сиракузян с принятием надлежащих мер предосторожности. Полиен сообщает, что оружие выдавалось им, когда они покидали город, и отбиралось при их возвращении.

Относительно численности наемников Дионисия никаких цифр не приводится, но известно, что вся его армия насчитывала около 80 тысяч пехотинцев и более 3 тысяч конников. Возможно, наемники составляли от четверти до трети этой общей численности.

В дополнение к живой силе Дионисий обзаводился оружием и доспехами. С этой целью он собирал ремесленников точно так же, как воинов в подвластных городах, из Греции и Италии, из владений Карфагена, предлагая им хорошую плату. Такой сбор работников в тех же странах, откуда привлекались воины, велся не без умысла. Ибо Дионисий не хотел подводить всех своих воинов под единый шаблон. Напротив, он понимал ценность диверсифицированного, специализированного вооружения и безусловную важность военной подготовки. Поэтому каждый ремесленник должен был делать оружие по образцу, принятому в стране, откуда он происходил. И наемник, откуда бы он ни происходил, мог быть вооружен привычным для него оружием.

В дальнейшем Дионисию удалось создать обширный арсенал вооружений. Сохранились некоторые сведения о его содержимом: 140 тысяч щитов с кинжалами и шлемами соответственно. Более 14 тысяч панцирей различных типов и отличной выделки. (Они предназначались для конников, пехотных командиров и воинов личной гвардии Дионисия.) Подробности, приводимые Диодором, перемежаются с красочным повествованием так, что можно предположить очевидца в источнике этих сведений, то есть Филиста. Цифры дают некоторое представление о колоссальном масштабе военных усилий Дионисия. Его приготовления проводились в жизнь мощной движущей силой, поскольку тиран поощрял ремесленников личным вниманием и щедрым вознаграждением. Благодаря этому он, как утверждают, наладил производство двух примечательных новинок – катапульт, которые впервые применил именно Дионисий, и боевых кораблей с пятью рядами весел (пентер, в отличие от триер с тремя рядами весел). (Во флоте, как и в армии, он использовал наемников, около половины морских экипажей были ополченцами.) С присущей ему расчетливостью он сначала заботился о производстве вооружения, а затем набирал наемников, чтобы не платить им жалованья до того, как они будут использованы в войнах.

Для этих навербованных наемников Дионисий предусматривал три вида применения, точно соответствующие их использованию персидскими сатрапами. Во-первых, имелась традиционная личная гвардия тирана – телохранители. Должно быть, их число росло по мере того, как Дионисий превратил «остров» в город, а семейное владение в монарший двор. Позднее традиционные источники живо описывали тщательно разработанные меры по обеспечению безопасности тирана и подозрение, с которым он относился к личной гвардии и собственной семье.

Во-вторых, существовала также гарнизонная служба помимо той, что выполнялась в непосредственной близости от тирана. Когда его держава расширилась, Дионисий в соответствии со старым сиракузским обычаем занимал наемниками главные места, которые аннексировал. Командирами, насколько они нам известны, видимо, были знатные сиракузцы, поддерживавшие тиранию.

В-третьих, главные обязанности наемников заключались, однако, не в гарнизонной службе в условиях мира, но в участии в агрессивных войнах. Дионисий был истинным прототипом воинствующей тирании, и именно с этой целью он правил автократическими методами и содержал постоянную армию.

В первые несколько лет правления он захватил многие города Сицилии. Его излюбленным методом при этом было внезапное нападение, часто при помощи изменников внутри этих городов. Наши источники не настаивают на том, что наемники были единственными войсками в таких делах, но их свидетельства вполне соответствуют этому предположению, и мы узнаем, что после захвата Катаны Дионисий изгнал из этого города его население и поселил в нем своих кампанцев. В нападении на Наксос (город на восточном побережье Сицилии севернее Катаны, на полпути к Мессане. – Ред.) число его воинов равнялось 7 тысячам (Полиен) (вполне возможно, это численность его наемников уже тогда, в начале его правления).

Еще более важными были войны Дионисия против Карфагена. Так как это было дело, касавшееся в определенной мере всех сицилийцев, он смог пойти на риск обеспечения оружием и использования гражданского ополчения. Так, Дионисий, узнав, что карфагеняне проникли в центр страны, без промедления собрал все силы, какие мог, из сиракузян и наемников и выступил навстречу врагу с армией численностью не менее 20 тысяч человек – оценка, проливающая свет на приблизительное число наемников, участвовавших во внезапном походе. Тем не менее в опасных предприятиях предпочтение отдавалось наемникам. Например, Архилай Фурийский с отборными воинами был отряжен на ночной штурм Мотии. (Архилай явно был наемником.) Они преуспели в выполнении своего задания, а командир наемников, первым забравшийся на стену, получил вознаграждение 100 мин (то есть 10 тысяч драхм или 5 тысяч статеров. – Ред.). Аналогичным образом, когда военная удача ему изменяла, Дионисий был вынужден полагаться на наемников более, чем когда-либо. После падения Мессаны, и опять же после победы карфагенян на море, он обратился в Пелопоннес за дополнительной помощью, помимо той, что оказала ему Спарта как союзник.