Текст книги "Джаз. Великая история империи греха и порока"

Глава 4. Возмездие

Гравюра, изображающая линчевание в Окружной тюрьме. Коллекция фонда исследований истории Луизианы, Университет Тулейна

ТРУДНО БЫЛО ПРЕДСТАВИТЬ, чем вызвана задержка. Все присутствующие в главном зале суда в Сент-Патрик-Холле не сводили глаз с закрытой двери, за которой уже восемнадцать часов заседали присяжные по делу об убийстве Хеннесси[75]75
  Сцена ожидания вердикта воссоздана по материалам «НОДА» от 13 и 14 марта 1891 года.


[Закрыть]. Большинство наблюдателей, набившихся в коридор зала суда уже в десять утра, ожидало, что вердикт объявят немедленно. Утренняя «Пикайюн» писала, что присяжные приняли решение еще прошлым вечером[76]76
  Слухи о раннем принятии решения упомянуты в номере «НОДП» от 13 марта 1891 года.


[Закрыть]. Но прошло уже два часа после начала утреннего заседания, а дверь кабинета присяжных оставалась накрепко закрытой.

Для многих новоорлеанцев ожидание правосудия оказалось слишком долгим. Урок, который мэр Шекспир обещал преподать врагам закона и порядка, затянулся почти на пять месяцев – пять месяцев полуночных рейдов, нелепых обвинений соседей соседями и массовых арестов итальянцев. Уже наутро после убийства Хеннесси начались разговоры о том, что задержанных нужно немедленно жестоко наказать. Но в итоге закон – таков, каким он был в Новом Орлеане, – все-таки восторжествовал. Комитет пятидесяти под началом лидера ДАМ У. С. Паркерсона, служившего посредником между комитетом и городской администрацией, провел расследование предполагаемого заговора. Под неумелым «руководством» комитета полиция арестовала больше сотни итальянцев[77]77
  См. «НОДА» от 16 февраля 1891 года. [NB: Газеты и большая часть населения Нового Орлеана были уверены, что в городе действовала полноценная «Мафия», организованная по образцу сицилийской. Многие историки позже приняли это как факт, несмотря на отсутствие неоспоримых доказательств. Другие, среди которых Ричард Гамбино и Гумберт Нелли, с ними решительно не согласны. Хотя я полагаю, что неразумно утверждать, что в итальянской диаспоре города, особенно в поздние годы, полностью отсутствовала организованная преступность (см. довольно неубедительную книгу Майкла Л. Курца «Организованная преступность в истории Луизианы: мифы и реальность»), я согласен с Нелли в том, что в 1890 году она была в лучшем случае плохо организованной и децентрализованной.]


[Закрыть]. Большую часть из них позже отпустили из-за отсутствия доказательств причастности к преступлениям, но девятнадцать подозреваемых все же предстали перед судом. Девять из них были признаны непосредственными исполнителями убийства, а остальные – в числе которых оказались и такие влиятельные итальянцы, как Джозеф П. Мачека и Чарльз Матаранга, – соучастниками, покрывавшими исполнителей после совершения преступления. Но ограничивался ли круг заговорщиков против Хеннесси этими девятнадцатью? Немногие верили в это. Но если бы эти люди понесли заслуженное наказание, это стало бы неплохим началом.

Однако, когда утром 16 февраля 1891 года начался судебный процесс, стало ясно, как нелегко будет добиться торжества справедливости даже в такой мелочи. Этот процесс по делу Хеннесси стал первым из двух. Окружной прокурор Чарльз Лутценберг боялся, что судить девятнадцать обвиняемых одновременно будет сложно. Поэтому перед судом предстало девять человек, а остальным десятерым пришлось ждать своей очереди.

Но даже этот процесс оказался чудовищно сложным и затянутым[78]78
  О сложности выбора присяжных и допроса свидетелей, обвинениях в подкупе и выходках Полицци источники пишут повсеместно. О том, что Пилер предположительно был пьян, см.: Смит, «Линчевания в городе – полумесяце», стр. 176.


[Закрыть]. Чтобы найти двенадцать присяжных, не имевших о деле «предвзятого мнения», сформированного на основе слухов, газетных статей или предубеждения против итальянцев, потребовалось рассмотреть более 1300 кандидатур. Когда же коллегия наконец собралась, ей пришлось выслушать показания более чем 140 свидетелей, более 60 из которых были на стороне обвинения и более 80 – на стороне подзащитных[79]79
  Об обилии свидетельских показаний с обеих сторон особенно подробно пишет Смит.


[Закрыть]. Большая часть этих показаний оказалась противоречива и недостоверна.

Два ключевых свидетеля со стороны полиции по неизвестным причинам вообще не были привлечены к даче показаний – одним из них был капитан Уильям О’Коннор, попрощавшийся с убитым за несколько минут до первого выстрела. А важнейший свидетель со стороны городских властей (художник М. Л. Пилер) по весьма убедительным показаниям свидетелей защиты был пьян, когда заявил, что узнал стрелявших.

С другой стороны, у защиты дела обстояли не лучше. Многие свидетели могли лишь поручиться в «добропорядочности» того или иного обвиняемого; другие предоставляли алиби, которые было сложно или даже невозможно подтвердить. А один из них и вовсе совершенно запутался. Он утверждал, что видел одного из обвиняемых на рынке Полидрас в нескольких кварталах от места преступления точно в то время, когда произошло нападение. Когда же его спросили, почему он так уверен, когда именно это произошло, он сказал, что посмотрел на рыночные часы, зная, что об этом его спросят в суде (но откуда он мог знать, что в этот момент совершается преступление?).

Кроме того, течение судебного процесса осложняло множество других факторов. Однажды утром в зале суда появился знаменитый боксер Джон Салливан[80]80
  О появлении в зале суда боксера Джона Л. Салливана см.: Гамбино, «Вендетта», стр. 76.


[Закрыть], пожелавший наблюдать за процессом, о котором писали газеты всего мира. Его усадили на почетное место у скамьи присяжных, чтобы великий ирландец-боксер помог отомстить за своего соотечественника-полицейского. Тем временем пошли слухи о том, что сторонники обвиняемых подкупили присяжных; по обвинению в подкупе вскоре был арестован частный детектив Доминик О’Малли, знакомый подсудимого Чарльза Матаранга. У одного из подсудимых – торговца фруктами Эмануэля Полицци, не говорящего по-английски, – неоднократно случались припадки безумия (подлинного или симулированного), из-за которых заседание суда приходилось прерывать. Он топал ногами, простирался по полу и даже пытался укусить тех, кто к нему приближался.

Что думали присяжные об этом спектакле и о бесчисленном множестве путаных и неубедительных показаний, сказать было невозможно. Но многие из тех, кто в тот промозглый вечер 13 марта 1891 года оказался в зале суда – как и толпа новоорлеанцев, собравшаяся на улице возле Сент-Патрикс-Холла, – ни на минуту не сомневались в том, что хоть кого-то признают виновным. Из девяти подсудимых судья оправдал всего двоих – для обвинительного приговора не хватало доказательств, зато остальные семь были признаны виновными и должны понести наказание. Никакой другой исход дела – если верить газетам – не был бы удовлетворительным[81]81
  Газеты того времени (см. к примеру «НОДА» от 3 марта 1891 года) считали доводы обвинения убедительными, но я полагаю, что они выдавали желаемое за действительное. Стоит заметить, что федеральный следователь, читавший протокол суда несколько месяцев спустя, счел доказательства обвинения «абсолютно неубедительными» (см. Гамбино, «Вендетта», стр. 192).


[Закрыть].

В половине второго в комнату присяжных наконец постучали[82]82
  Мгновения до объявления вердикта описаны в номере «НОДА» от 13 марта (там же упоминается, что толпа шумела едва ли не сильнее, чем на следующий день после убийства).


[Закрыть]. Шериф Габриель Вильер спешно вошел внутрь. По залу суда пробежал нервный шепоток, а несколько минут спустя шериф, выйдя из кабинета присяжных, направился к судье Джошуа Г. Бейкеру. Затем Вильер позвонил в тюрьму и приказал доставить заключенных в суд для оглашения окончательного вердикта.

Судья Бейкер велел всем, кроме адвокатов и представителей прессы, покинуть зал суда. Беспокойная толпа, собравшаяся снаружи, бурлила и волновалась все больше. Секретарь полиции Вандерворт, предчувствуя беду, позвонил в центральный участок и вызвал наряд, чтобы в случае чего суметь сдержать эту толпу. Полиция не хотела, чтобы обвиняемые пострадали – по крайней мере, до оглашения вердикта.

Около половины третьего двенадцать присяжных вошли в зал суда. Большинство из них отвело глаза от обвиняемых. Обычно это дурной знак для подзащитных (немногим присяжным нравится смотреть в глаза людям, которым они выносят обвинительный приговор), но здесь причина могла быть иной. Обвинения в подкупе создали вокруг присяжных атмосферу подозрения, и они знали, что любое их решение будет встречено скептически.

Председатель коллегии присяжных Якоб Зелигман вручил письменный вердикт секретарю, а тот передал его судье Бейкеру. Велев обвиняемым встать, судья развернул листок и около минуты молча смотрел на него. Репортеры позже отметили, что взгляд его был неодобрительным. Затем он зачитал написанное.

Вердикт шокировал почти всех собравшихся. В случае трех обвиняемых, включая предположительно невменяемого Полицци, присяжные разошлись во мнениях, и поэтому всем троим предстояло повторное слушание. Остальные шестеро – от богатого грузоперевозчика Мачеки до Аспери Марчези, мальчишки, обвинявшегося в том, что он свистом предупредил убийц о приближении начальника полиции, – были единогласно признаны невиновными.

Такое решение заставило собравшихся «развернуться и уставиться друг на друга в немом изумлении»[83]83
  «НОДА» от 14 марта. Там же – о том, как осаждали присяжных.


[Закрыть]. Но затем раздались крики – как в здании суда, так и снаружи. Репортеры окружили присяжных, собиравших вещи, чтобы уйти, и засыпали их вопросами, но они отказались комментировать свое решение. Шериф Вильер, зная, как присяжных встретят снаружи, посоветовал им покинуть здание через черный ход. Но обсудив проблему, присяжные решились выйти на суд горожан через центральные двери. И хотя толпа снаружи была настроена воинственно, присяжным удалось протиснуться сквозь нее без вреда. Мальчишка, убежденный в том, что присяжных подкупили, крикнул одному из них: «Так сколько же вам заплатили?»

Девятерых обвиняемых встретили враждебно. Шестерым из них, несмотря на снятие обвинения в убийстве, предстояло вернуться в тюрьму – они продолжали обвиняться по другим статьям. У здания суда их ждали полицейские фургоны. Толпа бесновалась. Но арестованных все же удалось посадить в фургоны без эксцессов и увезти под свист и улюлюканье.

Статьи об итогах процесса в вечерних газетах были беспощадны. «Кровожадные убийцы[84]84
  «НОДА» от 14 марта 1891 года.


[Закрыть] покусились на сам Закон, и его служители оказались бессильны наказать их за этот подлый поступок», – заявила газета «Дейли Айтем». Журналист газеты «Дейли-Стейтс» зашелся в настоящем припадке праведного гнева: «Убийцы-чужаки[85]85
  «НОДС» за то же число.


[Закрыть] запятнали всю нашу хваленую цивилизацию кровью мученика». И этих убийц вскоре должны были освободить. С точки зрения газеты, это была вопиющая несправедливость, исправить которую можно было только одним способом: «Восстань, народ Нового Орлеана». И некоторые представители «народа Нового Орлеана» уже серьезно задумались над этим предложением.

* * *

Когда в тот вечер адвокат Уильям С. Паркерсон подошел к своему кабинету на втором этаже дома по адресу Коммершиал-плейс, дом 7, он обнаружил, что у дверей его ожидает несколько десятков разгневанных граждан, и с каждой минутой их становится все больше[86]86
  Описание того, как Паркерсон провел вечер, когда объявили вердикт, составлено в основном по его интервью журналу «Иллюстрейтед Американ» (номер от 4 апреля 1891).


[Закрыть]. Паркерсон провел весь день в другом зале суда, но уже узнал о вердикте по делу Хеннесси и понимал, почему эта толпа здесь: люди возмущены вердиктом и хотят с его помощью исправить вопиющую несправедливость.

То, что граждане обратились именно к Паркерсону, неудивительно – он, несмотря на молодость, успел стать авторитетом в их глазах. Лысеющий тучный тридцатипятилетний адвокат в очках[87]87
  Описание внешности Паркерсона и его репутации составлено по его интервью журналу «Иллюстрейтед Американ», статьи о нем в третьем томе справочника Фортье «Луизиана» и некролога в номере «НОТП» от 15 февраля 1915 года.


[Закрыть] на первый взгляд не напоминал харизматичного лидера, но напор, с которым он выступал в зале суда, сделал его легендой. Он был одаренным оратором и давно стал заметным политиком, выйдя в первые ряды Демократической Ассоциации Молодежи (ДАМ). Но сейчас у него искали помощи потому, что он был главой неформального ополчения ДАМ, в котором состояло множество влиятельных горожан. Этих так называемых «регуляторов» один историк описывал как «особый полицейский отряд джентльменов-южан»[88]88
  Джиозе Риманелли, цит. в Хант и Шелдон, «Глубокая вода».


[Закрыть]. Именно эти люди привели к власти мэра Шекспира, и именно они теперь считали своим долгом исправить «ошибку» присяжных.

Через пятнадцать минут Паркерсон велел собравшимся разойтись, назначив встречу позже в тот же вечер у Франклина Бреварда Хейна, молодого торговца хлопком, тоже возглавлявшего ополчение «Регуляторов». И когда толпа собралась вновь в гостиной дома на углу улиц Роял и Бьенвиль-стрит[89]89
  Расположение дома Хейна указано в номере «НОДП» от 15 марта 1891 года.


[Закрыть], гнев ее почти достиг предела. Многие уже слышали о шумных демонстрациях, устроенных в тот день итальянцами[90]90
  Встреча в доме Хейна описана у Ханта и Шелдон, «Глубокая вода», стр. 337–41. [НБ: Некоторые влиятельные итальянцы настаивали на том, что демонстрации проводились в честь дня рождения короля Умберто и не имели никакого отношения к вердикту по делу Хеннесси.]


[Закрыть]. Поговаривали даже, что те в прямом смысле слова плевали на американский флаг. А это означало только одно: эмигрантская мафия праздновала победу над силами закона и порядка.

Собравшиеся граждане почти единогласно решили не мешкая ни минуты отправиться в тюрьму и отомстить преступникам, которых оправдали присяжные. Но у Паркерсона появилась идея получше. Он считал, что любому, кто решается на подобный самосуд, необходима народная поддержка, и поэтому предложил на следующее утро провести митинг для привлечения сторонников. Собравшиеся составили объявление, которое напечатали все утренние газеты. Его подписал шестьдесят один человек, и оно гласило:

МАССОВЫЙ МИТИНГ!

Все добропорядочные граждане приглашаются на массовый митинг в СУББОТУ, 14 марта, в 10 утра у Статуи Клея, с целью принятия мер для исправления несправедливого вердикта по делу ХЕННЕССИ.

Приходите и будьте готовы к решительным действиям[91]91
  Текст объявления приведен в нескольких источниках (см., к примеру, Смит, «Линчевания в городе – полумесяце», стр. 213.


[Закрыть].

В объявлении не уточнялось, что подразумевается под «решительными действиями», но последующие действия Паркерсона ясно объясняли его намерения: после завершения встречи в доме Пейна он поехал в хозяйственный магазин на другом конце города вместе с группой близких друзей, которым он мог доверять. Там они нагрузили повозку большим запасом веревки, боеприпасами и ста пятьюдесятью винчестерами и двустволками. Этот арсенал отвезли обратно в дом Хейна и уложили в несколько больших чемоданов, чтобы воспользоваться им назавтра[92]92
  О поездке в хозяйственный магазин Альберта Болдуина за оружием см.: Хант и Шелдон, «Глубокая вода», стр. 341.


[Закрыть].

* * *

Когда на следующее утро шериф Габриэль Вильер прочел газеты, у него не осталось никаких иллюзий по поводу того, чем закончится запланированный митинг, и он хотел быть готовым к нему. Его убеждения не имели значения – на нем лежала ответственность за безопасность девятнадцати заключенных. Поэтому полдевятого утра он покинул свой кабинет[93]93
  Описание того, как Вильер искал мэра, составлено по материалу «Иллюстрейтед Американ», а также по Ханту и Шелдон, «Глубокая вода», стр. 342.


[Закрыть] в окружной тюрьме и направился в городскую ратушу в поисках мэра Шекспира. Он хотел, чтобы мэр помог ему организовать охрану и возможно даже заручиться поддержкой военных на случай, если во время митинга возникнут беспорядки.

Примерно в то же время Паскуале Корте, консул Италии в Новом Орлеане, шел по улице в том же направлении[94]94
  Корте описал поиски мэра в письме послу Франческо Фава от 15 марта 1891 года, текст которого приводится в нескольких источниках (например, Гамбино, «Вендетта», стр. 158–60).


[Закрыть]. Объявление, появившееся в газетах, встревожило его. По крайней мере двое из обвиняемых были итальянскими националистами, и Корте чувствовал, что должен позаботиться об их безопасности. Поэтому он тоже направился к мэру, чтобы попросить его защитить тех из них, кого уже оправдали.

Шериф Вильер уже был в ратуше, когда туда явился Корте, но обоих ждало разочарование. Ни мэра Шекспира, ни его секретаря на месте не было, и никто не знал, где они. Преемник Хеннесси, начальник полиции Декстер Гастер, оказавшийся на месте, был готов лишь выслать несколько патрульных в окружную тюрьму, опасаясь решиться на что-то большее. Более эффективные меры предосторожности Корте и Вильеру могли предпринять только после разговора с мэром, а тот – как на удачу, говорили позже острословы – должен был появиться в ратуше только к полудню.

Корте и Вильер, расстроенные и встревоженные, поспешили к губернатору Луизианы Френсису Т. Николлсу, который в то время приехал в город, чтобы посоветоваться со своим юристом[95]95
  Письмо Корте свидетельствует о том, что губернатор был «недалеко от офиса юриста», в то время как другие источники (например, Гамбино, «Вендетта», стр. 79) говорят о том, что он гостил у друга, жившего на окраине города.


[Закрыть]. Но от него они тоже не дождались помощи. Седовласый бывший генерал Конфедерации Николлс[96]96
  Описание внешности и прошлого генерала составлено по Гамбино, «Вендетта», стр. 80.


[Закрыть] с сочувствием выслушал их, но сказал, что помочь ничем не может. Для того чтобы задействовать военных в любом городе штата, ему требовалось письменное разрешение мэра. Без подобного документа, по его словам, он был бессилен. Но Николлс по крайней мере знал, где найти Шекспира: мэр завтракал в Пиквикском клубе. Он предложил джентльменам присесть и отправил посыльного с просьбой мэру явиться в его кабинет.

В это время у памятника Генри Клею, стоявшего в 1891 году на пересечении Канал-стрит и Роял-стрит, уже собирались люди[97]97
  Митинг у статуи Клея широко освещался в прессе.


[Закрыть]. В десять часов, когда на место прибыл Паркерсон со своим самопровозглашенным «комитетом справедливости», на авеню уже столпилось шесть-восемь тысяч граждан. Движение на перекрестках остановилось, а трамваи на Канал-стрит едва двигались.

Паркерсон и его соратники из комитета начали митинг под радостные возгласы толпы. Они трижды обошли памятник, и Паркерсон взошел по лестнице у подножия статуи. Он снял шляпу, и толпа снова радостно зашумела.

– Граждане Нового Орлеана! Я предстал перед вами не потому, что жажду славы или власти. Меня вновь вынуждает к этому долг перед обществом, – заявил он, имея в виду свое участие в выборах 1888 года. – Положение наше столь плачевно, что члены организованного и цивилизованного общества, видя, что законы его бесполезны и неэффективны, вынуждены защищать себя сами. Когда суд не способен выполнить свое предназначение, действовать должны граждане[98]98
  Полный текст речи Паркерсона напечатан повсеместно (например, Гамбино, «Вендетта», стр. 157).


[Закрыть].

Толпа снова одобрительно загудела. Некоторые из зрителей уже забрались на крыши трамваев, чтобы разглядеть оратора получше. Другие наблюдали за ним с балконов и из окон с театральными биноклями в руках.

– Кто же еще защитит нас, если начальника нашей полиции лишили жизни среди бела дня, а его убийцам-мафиози позволено разгуливать на свободе? Пришло время заявить, что жители Нового Орлеана больше не потерпят подобного беззакония… Я прошу вас задуматься над этим. Позволите ли вы, чтобы это продолжалось? Или же все собравшиеся готовы встать на мою сторону и отомстить за убийство Д. К. Хеннесси? Достаточно ли здесь людей, чтобы оспорить вердикт присяжных, каждый из которых – негодяй и клятвопреступник?

Шум толпы не оставлял никаких сомнений в том, каким был ответ. После того как еще несколько человек произнесли свои речи у ног Великого Миротворца, обезумевшая толпа услышала последние слова Паркерсона: «Следуйте за мной, жители Нового Орлеана! Я буду вашим вожаком!»

Толпа разошлась, и Паркерсон с соратниками двинулся по Роял-стрит[99]99
  Газеты расходятся в том, каким маршрутом прошла толпа к Окружной тюрьме.


[Закрыть]. В доме Хейна на углу Бьенвиль-стрит заранее собранный отряд вооружился двустволками и винчестерами и разобрал заготовленный днем раньше запас веревки. Затем все они вернулись на Канал-стрит и двинулись к окружной тюрьме. Газета «Дейли Айтем» позже писала: «Толпа выстроилась рядами по три-четыре человека[100]100
  «НОДА» от 14 марта 1891.


[Закрыть]. Впереди шли самые состоятельные и уважаемые жители Нового Орлеана. За ними – честные труженики: механики, рабочие, купцы. И все они хотели добиться того, чего не добился закон».

Толпа «могучим ревущим потоком»[101]101
  Эта и другие детали в этом абзаце заимствованы из репортажа «Дезере Уикли» от 21 марта 1891 года.


[Закрыть] прошла по Канал-стрит, повернула на Рампарт-стрит и двинулась к площади Конго. По пути заплаканные женщины махали им платочками с балконов, а мужчины кричали, взбираясь на крыши и навесы, пивные бочки и тележки с продуктами, и подбадривая оттуда идущих. Некоторые даже скандировали «Кто убил начальника?» – этот вопрос еще много десятилетий будут с ненавистью бросать в лицо итальянцам Нового Орлеана. Немногих полицейских, оказавшихся в толпе, прогнали, осыпав дождем из камней и грязи.

Вооруженные люди во главе процессии маршировали с почти военной выправкой.

– В жизни не видел ничего более жуткого[102]102
  Из интервью Паркерсона журналу «Иллюстрейтед Американ», стр. 321.


[Закрыть], чем та тихая решимость толпы, – позже хвастался репортерам Паркерсон. – Не было никаких беспорядков.

С винчестером в руке и револьвером в кармане Паркерсон вывел сторонников на площадь Конго-сквер, в квартале от тюрьмы. Там он остановился и снова обратился к ним с речью о важном долге, который им предстояло исполнить.

Двое городских следователей вышли из парка и побежали к окружной тюрьме, чтобы предупредить надзирателя Лемюэля Дэвиса о приближающейся толпе[103]103
  Сцена с Лемюэлем Дэвисом составлена в основном по Ханту и Шелдон, «Глубокая вода», стр. 344. Другие свидетельства о ней весьма сходны, хотя источники расходятся в том, передавал ли Дэвис ключи заключенным.


[Закрыть]. Надзиратель понял, что уже не успеет перевести заключенных в другое место, поэтому ему и его подчиненным придется сдерживать толпу. Он тотчас велел запереть двери тюрьмы изнутри и позвонил в центральное управление полиции, запросив подкрепление. Затем он направился к пленникам, ожидавшим освобождения на втором этаже, в обширной слабо охраняемой зоне, так называемой «Палате Звезд». Узнав о приближающейся толпе, самый влиятельный из заключенных, Джозеф Мачека, попросил надзирателя раздать арестантам оружие, чтобы они смогли защитить себя. Дэвис не решился выполнить просьбу, но согласился выпустить заключенных из камеры ради их безопасности. Он послал охранника в женский корпус тюрьмы с приказом освободить здание, чтобы там смогли укрыться итальянцы. Затем он отдал заключенным ключи и позволил им рассеяться по огромному зданию.

Толпа к тому времени достигла ворот тюрьмы. Офицеры четвертого полицейского участка, находившегося в том же здании, тщетно пытались отогнать ее. Один из заместителей шерифа оттолкнул от ворот мужчину, и тот в ответ молча приставил к его голове пистолет.

– Я сделал все, что мог, – сказал офицер, отходя от ворот с поднятыми руками[104]104
  Смит, «Линчевания в городе – полумесяце», стр. 220.


[Закрыть].

В конце концов, к железным воротам подошел сам Паркерсон[105]105
  Здесь газетные репортажи и вторичные источники незначительно расходятся в деталях.


[Закрыть]. Он позвал надзирателя Дэвиса и настоял на том, чтобы ему передали ключи от ворот, ибо такова воля жителей Нового Орлеана. Дэвис отказался и не уступил, даже когда Паркерсон пригрозил выбить ворота. Тогда Паркерсон послал отряд к неприметной деревянной двери с боковой стороны большого здания тюрьмы. Дверь вела в кабинет надзирателя. Охранники заколотили ее изнутри досками, но повстанцы Паркерсона без большого труда устранили это препятствие и проникли внутрь. Паркерсон поставил охрану у входа и приказал отряду карателей разыскать нужных заключенных. Ни один замок, ни одни ворота не смогли сдержать натиск ненавидящей оправданных преступников толпы.

Вооруженные мстители рассеялись по огромному зданию, а заключенные – среди которых был и Филипп Лобрано, ожидавший в тюрьме начала процесса по делу об убийстве Питера Дойблера[106]106
  Присутствие в тюрьме Лобрано упомянуто в статье об иске семейства Марчези к городским властям, вышедшей в «НОДП» от 19 декабря 1893 года.


[Закрыть], – наблюдали за ними. По некоторым свидетельствам, Паркерсон заранее составил список тех заключенных, которых нужно убить или же пощадить. Мальчишку Аспери, к примеру, трогать запрещалось, – наверное, из-за возраста – как и тех двоих, кого признали невиновными в убийстве Хеннесси. Но остальных нужно было схватить, вывести наружу и торжественно казнить.

– Мы не собирались никого расстреливать[107]107
  Из интервью «Иллюстрейтед Американ».


[Закрыть], – позже признавался Паркерсон в интервью. – Но когда мои люди вошли внутрь – их было примерно пятьдесят, – они рассвирепели. После того как они ощутили вкус крови, их уже было не остановить.

Несколько палачей выбежало на опустевший двор тюрьмы. Один из них увидел лицо в окне второго этажа.

– Скаффиди там![108]108
  Реплика, как и вся сцена, в основном заимствована из Смит, «Линчевания в городе – полумесяце», стр. 223.


[Закрыть] – закричал он, узнав одного из обвиняемых, а затем поднял револьвер и выстрелил.

Для остальных это был сигнал к действию. Забыв о дисциплине, они тоже взялись стрелять в окно. Пули раскрошили раму, и вниз хлынул дождь из щепок и белой пыли. Надзиратель Дэвис выбежал во двор, призывая к спокойствию и порядку, но вооруженные люди рванулись по лестнице на второй этаж.

Там и разгорелась настоящая бойня. Подзуживаемые собравшейся снаружи толпой, заулюлюкавшей с первыми выстрелами, палачи принялись искать жертв. Мачеку заметили еще снизу: в поисках выхода из тюрьмы он убежал на третий этаж – несмотря на предостережения надзирателя – и теперь вместе с еще двумя заключенными стоял в коридоре у двери в четвертый полицейский участок, пробуя один ключ за другим[109]109
  Убийство Мачеки лучше всего описывают Хант и Шелдон («Глубокая вода», стр. 352–354).


[Закрыть]. Когда его преследователи взбежали по лестнице, он бросил ключи и пытался выбить замок, но безрезультатно. В тот момент, когда дверь между лестницей и коридором открылась, Мачека развернулся – и в этот же миг схлопотал пулю в лицо. Двое его спутников тоже погибли. Одного из них убило выстрелом с нижнего этажа. Другого, отца Аспери Марчези, отбросило к стене, когда открылась дверь. От сильного удара головой он застыл без чувств, двое повстанцев расстреляли его из своих двустволок на месте.

Еще семеро итальянцев успели укрыться в женском корпусе, но карательный отряд вскоре обнаружил их и загнал в угол тюремного двора. Они молили о пощаде, но мстителей уже было не остановить: расстрел на месте поразил сразу пятерых. Шестого вначале тяжело ранили и, заметив, как он шевелится в груде трупов своих товарищей, добили последним выстрелом в упор.

Позже обнаружилось, что в живых остался еще один заключенный, Антонио Багнетто. Его также притащили в тюремный двор и повесили вместе с невменяемым Эммануэлем Полицци. Первого – на дереве, второго – на фонарном столбе на углу улиц Трем и Сент-Эннс. Тела повешенных на глазах у многотысячной толпы изрешетили пулями.

Когда бойня закончилась, из тюрьмы под одобрительные возгласы вышел Паркерсон. Сам он не сделал ни одного выстрела, но принял на себя полную ответственность за произошедшее.

– Багнетто, Скаффиди, Полицци, Джо Мачека, Монастеро и Марчези мертвы, – объявил он толпе, взобравшись на перевернутый трамвай. – Я исполнил свой самый трудный долг… Если вы доверяете мне и моим сподвижникам, прошу вас мирно разойтись по домам. Вы проявили мужество. И теперь проявите себя, как мужчины[110]110
  Описание казни Полицци и Багнетто и речи Паркерсона см. в материале «Иллюстрейтед Американ» (стр. 322) и у Хант и Шелдон («Глубокая вода», стр. 35).


[Закрыть].

Но некоторые из собравшихся были не готовы разойтись по домам. Они триумфально пронесли Паркерсона на плечах к статуе Клея на Канал-стрит. Там адвокат произнес еще одну речь – «Сегодня вы смыли пятно с доброго имени нашего города!»[111]111
  «НОДА» от 15 марта 1891 года.


[Закрыть] – и снова попросил толпу разойтись, пообещав разобраться с теми, кто подкупил присяжных. На сегодня дело было окончено.

В Окружной тюрьме соратники Паркерсона позаботились о том, чтобы жители Нового Орлеана видели, что было сделано ради их благополучия[112]112
  Сцена составлена по описанию Гамбино, стр. 87.


[Закрыть]. Двоих повешенных оставили висеть на всеобщее обозрение, а тела остальных разложили в просторном тюремном помещении, чтобы на них могли прийти и посмотреть посетители. В следующие пять часов через это прошло почти пять тысяч мужчин, женщин и детей. Говорят, что некоторые женщины макали кружевные платочки в лужи крови, чтобы сохранить их на память, а другие забирали одежду и шнурки от обуви умерших. Один ушлый горожанин даже содрал кору с дерева, на котором висел Багнетто, чтобы принести ее домой в качестве сувенира.

* * *

В тот день в Окружной тюрьме погибло одиннадцать человек. Трое из убитых были оправданы, в отношении еще троих присяжные разошлись во мнениях, а пятеро оставшихся так и не предстали перед судом. Когда Паркерсона позже спросили, не сожалеет ли он о произошедшем, он был непреклонен.

– Конечно, нехорошо стрелять в безоружных людей[113]113
  Из интервью «Иллюстрейтед Американ», стр. 322.


[Закрыть], – признал он. – Но мы воспринимали этих людей как негодяев. Это был чрезвычайный случай, ничего подобного не случалось ни в Нью-Йорке, ни в Чикаго, ни в Цинциннати… Убийство Хеннесси ударило в самый корень американского общества. На преступления мафии, подкупающей присяжных, можно ответить только самыми решительными мерами. Я не признаю власти превыше народа.

Паркерсон был не одинок в своем мнении. Многие жители Нового Орлеана чествовали его и его сторонников как героев. Деловое сообщество одобрило произошедшее почти единогласно[114]114
  Реакцию газет и делового сообщества на самосуд см. у Ханта и Шелдон, «Глубокая вода», стр. 358.


[Закрыть]; Резолюции, одобряющие самосуд, вскоре вынесла торговая палата, а также сахарная, хлопковая, товарная, древесная и фондовая биржи. Местные газеты тоже встали на защиту толпы. «Именно народ наделяет власть полномочиями, и именно он волен лишить ее этих полномочий, если чувствует, что власть неэффективна»[115]115
  «НОДП» от 15 марта 1891 года.


[Закрыть], – писала «Дейли Пикайюн». «Дейли Айтем» вторила ей: «Когда обычные способы достижения справедливости не действуют, приходится прибегать к крайним мерам. Это отличительная черта американского народа, и сегодня наш народ продемонстрировал это весьма впечатляющим образом»[116]116
  «НОДА» от 14 марта 1891 года.


[Закрыть].

Вдохновившись решительным ударом, нанесенным мафии, Паркерсон и его Комитет правосудия пообещали принять дальнейшие меры по борьбе с этой угрозой. Паркерсон пригрозил спалить Итальянский квартал[117]117
  Угроза спалить Маленькое Палермо – из интервью «Иллюстрейтед Американ», стр. 322.


[Закрыть], если его жители попытаются отомстить за своих граждан, и продолжил самостоятельное расследование предполагаемого подкупа присяжных (несмотря на то, что параллельно велось и официальное расследование). В итоге обнаружилось, что некоторым присяжным действительно предлагали взятку, но обещанного они так и не получили. Многим из двенадцати присяжных, вынесших вердикт по делу Хеннесси, пришлось покинуть город[118]118
  О том, что пришлось пережить Зелигману и другим присяжным, см.: «Нью-Йорк Таймс» от 15 марта 1891 года и «Дезере – Уикли» от 21 марта 1891 года.


[Закрыть]. Среди них был и председатель коллегии Джейкоб М. Зелигман, которого уволили с биржи и исключили из молодежного клуба гимнастов. В конце концов, он решил, что не может жить в Новом Орлеане, и переехал в Цинциннати.

Что же до линчевателей[119]119
  Заключение большой коллегии присяжных по делу о линчевании и подкупе присяжных полностью приведено у Гамбино, «Вендетта», стр. 163–181.


[Закрыть], то большая коллегия присяжных, заявив о «невозможности обвинить всех граждан Нового Орлеана»[120]120
  Цитата из заключения большой коллегии присяжных по делу о линчевании и подкупе присяжных, приведенного у Гамбино, «Вендетта», стр. 180–181.


[Закрыть], предпочла не выносить обвинений, назвав произошедшее «спонтанным восстанием горожан». Однако сами участники восстания ничуть не сомневались в том, кем были его зачинщики. Паркерсон, всенародно признанный главарем линчевателей, стал своего рода национальной знаменитостью[121]121
  Информация о позднем периоде жизни Паркерсона взята из газетных статей и его некролога в «НОДП».


[Закрыть]. Его приглашали выступить с речью в таких отдаленных местах, как Бостон и Блумингтон, штат Индиана. На протяжении нескольких лет он получал письма с угрозами (многие из которых были на итальянском), а его дом в Новом Орлеане дважды пытались сжечь. Но ни он, ни другие участники восстания не были наказаны – по закону или нет – за свой поступок.

Для «респектабельного» Нового Орлеана линчевание обернулось триумфом. Хотя в остальной части страны мнения о произошедшем сильно разделились, многие влиятельные люди высказались одобрительно. Среди них был даже молодой Теодор Рузвельт, в то время – член комиссии по делам гражданской службы в Вашингтоне. Будущий президент назвал линчевание «неплохим поступком»[122]122
  Лучше всего о последствиях суда Линча и эффекте, который он оказал на международные отношения США и Италии, пишет Гамбино, см.: «Вендетта», стр. 97 (реплика Рузвельта) и стр. 113–128.


[Закрыть] на приеме, где присутствовали, как он выразился, «различные дипломаты-даго». У этих дипломатов – как и у итальянской диаспоры США и Европы – разумеется, имелось на этот счет иное мнение. Этот самосуд стал самым массовым в истории США и спровоцировал политический кризис, в результате которого США и Италия оказались на грани войны. Но в итоге конфликт был урегулирован после того, как семьям погибших выплатили $25 000 компенсации. С точки зрения «законопослушных граждан» как Нового Орлеана, так и других городов страны, Паркерсон и его сообщники сделали важное и благородное дело: преподали беззаконной итальянской диаспоре своего города тот самый жестокий урок, к которому еще в октябре призывал городской совет.

Мэр Шекспир остался несказанно доволен результатом. Он получал письма с похвалами со всех концов страны (в одном из них его благодарили за то, что он «благоразумно остался дома и занимался своими делами»[123]123
  Письма мэру Шекспиру (включая цитируемое) взяты из Архива Джозефа Шекспира в Исследовательском Центре имени Уильямса (Архив истории Нового Орлеана, папка 7, рукопись 96).


[Закрыть], когда шла осада тюрьмы) и чувствовал себя в долгу у своего друга и бывшего председателя избирательного штаба за давно назревшую чистку рядов итальянской диаспоры. Когда газетный репортер спросил его о положении мафии в Новом Орлеане после того самосуда, мэр ответил оптимистично:

– Они затихли[124]124
  Смит, «Линчевания в городе – полумесяце», стр. 277.


[Закрыть]. Так тихо не было уже много лет. В окружной тюрьме им преподали отличный урок, и думаю, что они больше не причинят нам неприятностей. Можете объявить, что с мафией в Новом Орлеане покончено.

Эта фраза, разумеется, оказалась чересчур оптимистичной. Но криминальный мир города – мафия ли то была или нет[125]125
  Были ли обвиняемые в убийстве Хеннесси виновны в этом преступлении или нет, сейчас с точностью сказать невозможно. Никто и никогда не рассматривал версию о том, что убийцами были не итальянцы. Но как заметил Гамбино, вне зависимости от того, искренне ли мэр Шекспир и деловая элита города верили в то, что обвиняемые были виновны в убийстве (и были орудиями Мафии), в их интересах было, чтобы в это верили жители города.


[Закрыть] – действительно на время победили. В Итальянском квартале города на протяжении 1890-х воцарилась относительная тишина.

Но попытки реформаторов очистить город не окончились убийствами в окружной тюрьме. Им предстояло нейтрализовать еще немало угроз и преподать немало уроков. Война за власть над Новым Орлеаном только началась.