Текст книги "Жизнь и фильмы Сэмюэла Л. Джексона, самого крутого человека в Голливуде"

Фильм начинается со сцены, в которой Джексон выступает в роли парня, торгующего всякой всячиной на тротуаре Нью-Йорка, а Феликс врезается на велосипеде в стоящую неподалеку машину такси. Осматривая разный хлам, Феликс предлагает обменять украденный в магазине йогурт и сардины на пластинку и мухобойку, но Джексон вручает ему волшебные барабанные палочки. После этого Джексон исчезает из фильма и больше не появляется. В своей короткой сцене он играет превосходно: он знает, что он всего лишь человеческое средство для развития сюжета, но с дешевой сигарой во рту и со смекалистым видом он просто очарователен.

«Эдди Мерфи без купюр» (1987)

Персонаж: Дядя Эдди

Фильм: 5/10

Коэффициент SLJ: 2/10

Минут до его появления: 0

«У этого парня есть талант!»

Эдди Мерфи, одна из самых больших звезд в мире, с важным видом выходит на сцену в Нью-Йорке, одетый в черно-фиолетовый кожаный костюм, и мастерски разыгрывает комедию. Он делает смертельный удар по Биллу Косби; рассказывает историю о том, как ввязался в драку в ночном клубе (обвиняя белых парней в том, что они стали агрессивными, насмотревшись фильмов о «Рокки»); завершает он блестящей пародией на своего пьяного отца, который неумело устанавливает закон, неправильно цитируя песни Motown.

Кроме того, когда речь заходит об отношениях между мужчинами и женщинами, Мерфи с радостью высказывает гомофобные взгляды и ведет себя абсолютно токсично. Он одержим идеей, что женщина может обманом втянуть его в брак, чтобы потом развестись с ним и забрать половину его денег, что приводит к продолжительному риффу о желании найти себе жену-африканку («сумасшедшую голую суку на зебре»), не обученную американским традициям. Неудивительно, что он уморителен, даже когда извергает желчь; что еще интереснее, так это то, насколько полно он входит в роль своих женских персонажей, не просто улавливая их физическую сущность, но и проявляя достаточно эмпатии, чтобы сделать их яркими. Даже если он и признавался в этом, он знал, что жизнь сложна. (Годы спустя он откажется от большей части этого материала, заявив, что тяжело переживал разрыв. «Я был молодым парнем с разбитым сердцем, ну, знаете, таким засранцем», – признался он.)

Кстати, его мнение о Майкле Джексоне оказалось невероятно провидческим для 1987 года. Говоря о том, насколько Джексон был понятен белой Америке, Мерфи сказал: «Мы не знаем всего о Майкле Джексоне. За закрытыми дверями он может оказаться настоящим ублюдком. Он отшельник. Знаете, за закрытыми дверями он может быть совершенно другим».

Перед тем как Мерфи выходит на сцену, мы видим кадры его лимузина и восторженных поклонников у Мэдисон Сквер Гарден. А перед этим мы получаем трехминутный скетч о поднятии занавеса, действие которого происходит в 1968 году, когда Мерфи было семь лет. Большая семья Мерфи собирается на День благодарения, и дети развлекают взрослых, устраивая после ужина шоу талантов: один мальчик танцует шаффлбат, а одна девочка (юная Татьяна Али, которая впоследствии прославилась в сериале «Принц из Беверли-Хиллз») поет песню. Затем юный Эдди рассказывает пошлую шутку о льве и обезьяне. Семья в шоке, но один из дядей Эдди, одетый в модный свитер, белую шляпу и солнцезащитные очки, хлопает в ладоши и от души смеется. Задача Джексона, который играет этого дядю, состоит в том, чтобы его энтузиазм выглядел правдоподобно, что ему и удается, даже в неловкой фразе: «Мне нравится эта реплика про ду-ду!»

«Школьные годы чудесные» (1988)

Персонаж: Лидс

Фильм: 7/10

Коэффициент SLJ: 7/10

Минут до его появления: 66

Не вырезанные ругательства: bitch, motherfuckers, shit, fuck (×2)

«Мы тебе не братья. Почему вы, ублюдки из колледжа, думаете, что это вы всем заправляете?»

Второй полнометражный фильм Спайка Ли похож на работу режиссера, который не уверен, что ему когда-нибудь удастся снять еще один фильм, и хочет втиснуть в этот все, что в его силах, поместив на экран как можно больше ранее не представленной жизни черных. Таким образом, этот мюзикл-комедия-драма о жизни в традиционно черном колледже включает в себя и степ-шоу, и Straight & Nappy, песню о социально-политическом значении причесок черных женщин.

Страсть Спайка Ли видна в том числе и в финале, когда актеры ломают четвертую стену, глядя в камеру и призывая зрителей «проснуться». Видна его малобюджетная изобретательность: вместо того чтобы поставить сцену футбольного матча, Ли держит камеру на болельщиках на трибунах. Видны и его слабости, особенно в обращении с женскими персонажами: когда член братства (Джанкарло Эспозито) приказывает своей девушке (Тиша Кэмпбелл) совратить новичка (сам Ли), а затем жестоко расстается с ней, говоря, что она не прошла тест на верность, это больше похоже на отражение гендерных патологий Ли, чем его персонажей.

Чтобы заполнить кампус разношерстными персонажами, Ли снял целое поколение чернокожих актеров, которые были примерно студенческого возраста. Лоренсу Фишбёрну (тогда его называли Ларри) было 27 лет, что раздвигало возрастные границы, но он сыграл притягательную, звездную роль активиста студенческого городка Дэпа. Джексон, которому на момент выхода фильма было 40 лет, был слишком стар, чтобы сойти за студента-философа, зато он запомнился в роли Лидса, местного жителя, который насмехается и противостоит Дэпу и его друзьям, когда ребята из колледжа заходят в Kentucky Fried Chicken.

На парковке Лидс выплескивает свое негодование в споре об идентичности и классовом разделении. Кульминацией сцены становятся его слова в адрес студентов: «Вы все ниггеры и навсегда останетесь ниггерами. Как и мы. Ниггеры».

Дэп властно отвечает: «Вы не ниггеры». Когда он уходит, в саундтреке раздается звонок, возможно, поезда или трамвая. Об этом звуковом сигнале Ли сказал: «Как будто раунд окончен», – и именно такое ощущение создает эта сцена. Это вербальный боксерский поединок Джексона против Фишбёрна: два чернокожих актера, оба перспективные, оба тяжеловесы.

«Поездка в Америку» (1988)

Персонаж: Налетчик

Фильм: 5/10

Коэффициент SLJ: 5/10

Минут до его появления: 60

Не вырезанные ругательства: fucking, asshole, fuck (×2)

«Выкладывайте деньги, все! Не тяни время, толстяк!»

Всего через год после выхода «Эдди Мерфи без купюр» Мерфи перевернул свой оскорбительный стендап-сценарий, в котором искал себе управляемую африканскую жену («Мерфи женится на дикой сучке» – такой заголовок он себе представлял), и сыграл изнеженного африканского принца, который приезжает в США в поисках самостоятельности и умной независимой невесты. Это милая романтическая сказка, несмотря на то что юмор слишком сильно зависит от того, в кого Мерфи (и его закадычный друг Арсенио Холл) переодевается: Мерфи играет не только добродушного принца Акима, но и пожилого парикмахера, у которого есть свое мнение, белого еврея – фаната бокса, который спорит с этим парикмахером о Рокки Марчиано, и R&B-певца (бюджетная версия Рика Джеймса), который выступает в группе Sexual Chocolate.

Актерский состав почти полностью состоит из афроамериканцев, а Замунда (государство, которым управляет монарх в исполнении Джеймса Эрла Джонса) – это страна чудес, казалось бы, не тронутая колониализмом, самое идиллическое африканское королевство в кино до Ваканды из «Черной пантеры», что вышла три десятилетия спустя. Спайк Ли, который не стесняется критиковать других кинематографистов, назвал этот фильм «серьезным шагом Эдди Мерфи к созданию фильма о чернокожих людях с их же участием».

В погоне за девушкой своей мечты принц Аким устраивается на работу в ресторан быстрого питания, подделку «Макдоналдса» под названием «Макдауэллс». В середине фильма появляется растрепанный Джексон и пытается ограбить заведение, пробив дыру в потолке выстрелом из дробовика. Роль Джексона в фильме – выкрикивать приказы до тех пор, пока невозмутимый принц Аким не одолеет его ручкой от швабры. Но, несмотря на то что Джексон внушает страх, он передает и отчаяние своего безымянного героя всего одной репликой. Когда он нетерпеливо бормочет: «Давай же», мы видим человека, который знает, что для него все закончится плохо, хотя именно он держит в руках пистолет.

«Я отлично провел время на съемках, и мне заплатили, – сказал Джексон. – Но надо придать этому месту какую-то энергию, какую-то мотивацию, чтобы было понятно, зачем ты это делаешь. Почему ты грабишь это место? Какая безвыходная ситуация заставила тебя средь бела дня зайти туда с ружьем и ограбить кого-то? Найди отличную мотивацию, зайди внутрь и сделай это. Используй эту энергию, чтобы зажечь других участников сцены, и это будет заразительно. А сцена наполнится такой энергией и динамичностью, и люди запомнят ее».

Так какова же была его тайная мотивация в этой сцене? Джексон признался, что он не играл наркомана, который хочет купить наркотики. В его голове отчаяние исходило от «человека, чья девушка говорит ему: “У тебя нет денег ни на оплату счетов, ни на еду. Тебе нужно это, тебе нужно то. И ты либо достанешь эти деньги, либо можешь не возвращаться домой”; это был я».

6
Стоп-кран

«Летний кинолагерь Спайка Ли» – так Джексон прозвал ежегодный опыт работы над фильмами Спайка Ли. В то время Ли снимал фильмы раз в год, всегда летом, нанимая для каждого из них в основном один и тот же состав актеров и съемочной группы. «Спайк стал нашим спасителем, когда мы все были начинающими актерами в Нью-Йорке, – сказал Джексон. – Каждое лето мы знали, что поедем в летний кинолагерь Спайка Ли и заработаем достаточно денег, чтобы дожить до Рождества».

Ли набирал актерский состав за несколько месяцев до съемок, обзванивая всех по телефону. По словам Джексона, это занимало меньше минуты: «Сэм! Как ты? Как насчет "Никс"? "Делай как надо"[43]43
  «Делай как надо» (англ. Do the Right Thing) – комедийная драма 1989 года, в которой Спайк Ли, помимо сценария и режиссуры, сыграл еще и главную роль. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] этим летом!»

Ли предпочитал актеров из Нью-Йорка актерам из Лос-Анджелеса. «Актеры из Нью-Йорка больше думают о работе, а так оно и должно быть, – высказался он. – Дайте мне таких актеров, как Билл Нанн и Сэм Джексон, в любое время». Так случилось, что Нанн недавно переехал в подвал особняка Джексона на 143-й улице. Друзья прозвали подземную квартиру Пещерой – и Пещера стала центром вечеринок. Джексону достаточно было спуститься по лестнице, чтобы погрузиться в свои дурные привычки.

Третьим полнометражным фильмом Ли стал «Делай как надо», действие которого разворачивалось в квартале района Бедфорд-Стайвесант в Бруклине. За четыре месяца до начала съемок Ли планировал взять Лоренса Фишбёрна на роль Радио Рахима (персонаж с несколькими репликами, но внушительным видом с бумбоксом наперевес), Нанна на роль сеньора Лав Дэдди (местного радиодиджея) и Джексона на роль раздражительного местного жителя. Потом кандидатура Фишбёрна отпала. «Фиш решил, что больше не хочет играть второстепенные роли после фильма "Школьные годы чудесные". Ему кажется, что теперь он звезда, – писал Ли в своем дневнике в апреле 1988 года. – Узнав, что Фишбёрн не будет сниматься в этом фильме, я понял, что пора как-то крутиться». Он перевел Нанна на роль Радио Рахима, Джексона – на вакантное место за микрофоном диджея, а Джанкарло Эспозито – на роль Баггина Аута.

Фильм снимали на натуре в Бед-Стай. Ли нанял членов организации «Плод ислама», чтобы очистить местные притоны. Джексон сказал, что местные наркоторговцы затаили обиду. Когда он вышел со съемочной площадки и зашел в местный магазин, его приветствовали не фразой «Наверное, все дело в мелко нарезанном луке», а чем-то ближе к такому: «Вы, актерские ублюдки, пришли сюда и разрушили наш бизнес, мы вам всем зад надерем».

Джексон не сдавался. «Были и такие ребята, они могут запугать, но и среди нас были такие, кто говорил: "Знаете, так получилось, что я актер, но раньше я был таким же парнем, как и вы, поэтому, когда вы говорите, что надерете мне зад, вы реально думаете, что я буду просто стоять и терпеть? Ничего подобного"». Актер-ветеран Осси Дэвис, который тоже входил в актерский состав, разрядил не одну конфронтацию. «В то время мы все были довольно сумасшедшими, – признается Джексон. – Осси был для нас чем-то вроде ограничителя».

Бóльшую часть съемок Джексон провел в будке радиостанции FM 108 We Love Radio, изолированный от остальных участников съемочной группы, появлялся на заднем плане, с тоской глядя в окно, как маленький ребенок, который не может выйти поиграть, пока не доделает домашнее задание. Джексон всегда приходил на съемочную площадку с книгой: иногда он убивал время за чтением, иногда дремал. «Половину времени я там спал, потому что почти всю предыдущую ночь был на ногах, напивался, тусовался с друзьями», – говорит он.

Когда съемки фильма закончились, Джексон продолжал суетиться и проходил прослушивания по всему городу. У него не было привилегии выбирать роли, но он делал все возможное, чтобы его взяли. Его техника: «Я иду на прослушивание, играю так, что мозги сводит, и меня берут». Всякий раз, когда он связывался с агентом по телефону, Джексон задавал ритуальный вопрос: «Из Голливуда сегодня звонили?» В их катехизисе шоу-бизнеса ответ всегда был один и тот же: «Нет».

Джексон сыграл небольшие роли в достаточном количестве фильмов, чтобы друзья прозвали его Королем камео[44]44
  Камео – эпизодическая роль, в которой используется известный, узнаваемый образ. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Он был мастером производить большое впечатление за небольшой промежуток экранного времени, несмотря на то что многие из его персонажей были задуманы как характерные типы, – наиболее очевидно в случае с фильмом 1989 года «Море любви», где его роль фактически называлась Черный парень. Джексон усмехнулся: «Такое было имя у персонажа. Так и написано в титрах: Черный парень».

14 декабря 1988 года Джексон ехал в метро, как и каждый день. Выходя из поезда, он увидел, что женщина уронила вещи, и наклонился, чтобы помочь ей их поднять. «Очень не по-нью-йоркски с моей стороны», – отметил он. В этот момент двери метро закрылись на его лодыжке: бóльшая часть его тела оказалась на платформе станции, но правая нога была зажата в вагоне метро. Это было неприятным, но не выдающимся моментом в истории нью-йоркской системы общественного транспорта. Однако то, что произошло дальше, не было чем-то типичным: поезд начал отъезжать от станции, увлекая за собой Джексона. Машинист поезда должен был проводить визуальный контроль на каждой станции, чтобы никто не застрял в дверях. «Чувак сказал, что не видел меня, хотя на мне было красное пальто», – жаловался Джексон.

Многое произошло всего за несколько секунд. Джексон, вопя во всю глотку, пытался не отставать от поезда, подпрыгивая на левой ноге. Люди в вагоне метро пытались стянуть с него правый ботинок, чтобы он мог вытащить ногу из двери. Джексон лихорадочно огляделся в поисках чего-нибудь, за что можно было бы ухватиться, но ничего не нашел. Двое полицейских, увидев происходящее, побежали за поездом, крича на машиниста. Когда поезд ускорился, Джексон потерял равновесие и упал на спину, его протащило по платформе. (К счастью, на нем был рюкзак, который защитил его от сильной травмы головы.) Когда состав метро вошел в туннель, Джексон смирился со своей скорой смертью и осознанием того, что «Рождество будет грустным». А потом, как раз перед тем, как он врезался в стену туннеля, поезд остановился. «Парень на костылях дернул за аварийный шнур», – сказал Джексон.

Джексон, который выходил из средней двери последнего вагона, остановился примерно в полутора вагонах от стены. Ему повезло, что он остался жив, но все же он покалечился: у него был полный разрыв передней крестообразной связки и частичный разрыв мениска, а также повреждение хряща. После хирургической операции по восстановлению колена он провел десять месяцев на костылях и полтора года в реабилитационном центре. На всю оставшуюся жизнь у него останется пара лишних шурупов в правой ноге.

В профессиональном плане травма вывела Джексона из строя на несколько месяцев – актеров на костылях не очень-то берут, но он все же принял участие в Летнем кинолагере Спайка Ли 1989 года (также известном как «Блюз о лучшей жизни»). Джексон должен был играть своего персонажа, бандита, который хочет получить долг за игру, с заметным протезом на ноге и тростью. В один из дней участница съемочной группы рассказала ему о своей подработке – музыкальном видео для группы Public Enemy «911 Is a Joke». Они не нашли никого, кто мог бы сыграть отца Флейвора Флейва в видео, и она спросила Джексона, не сможет ли он вечером приехать в Бронкс. «Я понятия не имел, что меня ждет, – я просто приехал», – сказал Джексон. Его задача в клипе заключалась в том, чтобы стоять на заднем плане в черных трениках и с бокалом вина в руке, переживая за свою жену, которой требовалась скорая помощь. Флейв (со своими фирменными часами на шее) занял передний план, читая рэп о недостатках служб скорой помощи в черных кварталах и гримасничая на камеру. Видео снимали всю ночь: за кадром Джексон и Флейвор Флейв тусовались вместе, пили и курили травку.

После выздоровления Джексон продолжал ходить на прослушивания; Голливуд продолжал молчать, а его товарищи продолжали получать роли в крупных проектах. «Вот чувствуешь, что находишься на том же уровне в плане таланта, идешь на прослушивание и знаешь, что ты справился, но тебя не берут, и ты удивляешься – почему? – сказал Джексон. – Я приходил на прослушивание, а у меня были слишком красные глаза, или от меня пахло пивом, выпитым перед началом, или была еще какая-то причина, и я не получал работу».

Писатель и кинопродюсер Нельсон Джордж вспомнил, что примерно в это время он столкнулся с Джексоном на 57-й улице. Джексон подошел к нему и поинтересовался, нет ли у Джорджа для него работы. «Он выглядел подозрительно, – сказал Джордж. – В то время я и правда не знал, что у него проблемы с наркотиками, но об этом необязательно было говорить. Я и сам видел: он выглядел одичавшим. Это был самый разгар эры крэка в Нью-Йорке. Вокруг меня было много людей, употреблявших наркотики, а Сэм был в ужасном положении».

«Я был гребаным наркоманом и бóльшую часть времени был не в себе, но у меня была хорошая репутация, – настаивал Джексон. – Приходил вовремя, знал все свои реплики, попадал в цель».

Осенью 1989 года Ричардсон играла в спектакле Манхэттенского театрального клуба под названием «Талантливый десятый» – комедийной драме Ричарда Уэсли о совести стареющих темнокожих яппи. Один из людей, работавших над пьесой, вспоминал, как заметил Джексона на вечеринке для актерского состава: «В многокомнатной квартире одного из членов труппы, расположенной в довоенном центре города, Джексон сидел в темной комнате, свернувшись клубком. Подозреваю, что это было не самое лучшее время в его жизни».

Ричардсон знала, что у ее мужа проблемы, хоть и не осознавала их в полной мере: она называла их особняк на 143-й улице «Виллой в аду». Джексона часто не было дома, а когда приходил, как он сам признается, то «всегда был замкнутым, ворчливым и раздражительным». Он цеплялся за малейшие жесты приличия. Джексон никогда не употреблял наркотики в присутствии Зои, даже когда водил ее в парк порезвиться на качелях – и тогда он вел себя так, словно это было большим достижением.

«Я мог оплачивать счета, – говорит Джексон, словно защищаясь. – Я не тащил барахло из дома, чтобы потом продать. Я не крал игрушки у дочери. Я не крал деньги из кошелька жены. Я мог пойти к банкомату и снять деньги на кокаин. Я просто продолжал тратить деньги и находить людей, с которыми можно кайфануть».

Джексон не думал, что курит крэк, потому что он покупал порошкообразный кокаин и готовил его сам: ему нравился этот ритуал перед тем, как словить кайф. «Люди, которые курят крэк, покупают кристаллический кокаин. Я думал, что я курю не растворимые в воде наркотики, но, как оказалось, это одно и то же», – рассказал он.

Джексон вернулся в Yale Rep в марте 1990 года, сыграв главную роль в последней пьесе Огаста Уилсона «Два поезда идут», действие которой происходит в ресторане в районе Питтсбурга 1969 года, который вот-вот захлестнет джентрификация[45]45
  Джентрификация – реконструкция пришедших в упадок городских кварталов путем благоустройства и последующего привлечения более состоятельных жителей. – Прим. пер.


[Закрыть]. Он сыграл Вульфа, сборщика ставок для проведения нелегальной лотереи, вместе с Лоренсом Фишбёрном в главной роли, но спектакль шел всего месяц, и его перенос на Бродвей был отложен.

В начале лета 1990 года Джексон целый день провел на мальчишнике своего друга, писателя, актера и режиссера Рубена Сантьяго-Хадсона, который был в составе гастрольной труппы спектакля «Солдатская пьеса». Весь день Джексон праздновал предстоящую свадьбу своего друга, попивая текилу. Возвращаясь вечером домой совершенно разбитый, он подумал: «Нужно немного кокаина, чтобы сгладить все это дерьмо». С ошибочной уверенностью наркомана он выполнил этот план: «Я пришел на место, взял, пошел домой, приготовил это дерьмо и вырубился, даже не успев его выкурить, пьяный. Вот тогда жена и дочь нашли меня на полу».

ЛаТаня и Зои проснулись на следующее утро и столкнулись с неоспоримой проблемой: Джексон лежал без сознания на кухонном полу, все еще сжимая в руках кокаин. Ричардсон сделала несколько телефонных звонков, и в течение 24 часов Джексон оказался в реабилитационном центре на севере штата Нью-Йорк. «Я пригрозила бросить его, если он не пройдет реабилитацию, – сказала она. – Я знала, что не смогу оставить этого парня, которым так восхищалась. Но я была на него обижена. Я ненавидела, когда он неразборчиво бормотал. Жене неприятно видеть своего мужа слабым».

Джексон провел 28 дней в реабилитационном центре и ненавидел каждый из этих дней. На групповой терапии его товарищи-наркоманы постоянно морочили ему голову, а консультанты работали в режиме жестокости из милосердия, «что на меня не действовало», вспоминает Джексон. Зато он узнал о том, как алкоголизм передается по наследству, и наконец признал свою неуемную потребность в излишествах. Если у него было шесть банок пива, он никогда не брал только одну – ему нужно было выпить их все. «Я никогда не считал себя алкоголиком, я просто пил всю свою жизнь, – говорит он. – Но я любил выпивать до потери сознания: я просыпался в разных местах и не понимал, как я туда попал».

Он переживал, что станет невеселым, если протрезвеет, что не сможет выступать без веществ в организме. Но он понимал и то, что ему нужны перемены: «Я подумал, что, раз я пробовал один способ в течение 28 лет и он не сработал, почему бы не попробовать другой и посмотреть, что получится?» И он научился молиться о силе, необходимой, чтобы не употреблять алкоголь и наркотики: «Я нашел смирение, которое мне было необходимо, чтобы встать на колени».

Все время, пока Джексон находился в реабилитационном центре, он звонил Спайку Ли, который находился на стадии подготовки к съемкам своего следующего фильма «Лихорадка джунглей». Там была важная роль второго плана, которую Джексон очень хотел сыграть, – роль Гейтора Пьюрифая, наркомана, чья зависимость разрывает его семью на части. «Я все изучил, поэтому знаю, что у меня все получится, – уверял его Джексон. – Просто подожди немного».

Ли, по понятным причинам, был не уверен – и кураторы Джексона в реабилитационном центре были категорически против того, чтобы он брался за эту роль. Они считали, что, если Джексон будет работать с тем, что связано с наркотиками, и обсуждать, какое удовольствие приносит крэк, это неизбежно спровоцирует его и заставит вернуться к своей зависимости. Джексон привел контраргумент: за восемь недель работы ему заплатят около 40 тысяч долларов. Он сказал им: «Я никогда не вернусь сюда, хотя бы потому, что больше не хочу вас видеть».

Менее чем через две недели после того, как Джексон покинул реабилитационный центр, он уже работал над «Лихорадкой джунглей». Тощий и страдающий от детоксикации, он очень походил на наркомана – настолько, что в первый съемочный день, когда он подошел к столику с закусками для съемочной группы, чтобы перекусить, охранники попытались прогнать его, приняв за местного наркомана.

Джексон привнес в эту роль не только непосредственное знание о том, каково это – быть под кайфом от кокаина, но и о том, как наркоманы отталкивают от себя окружающих. Сам он в своей жизни сделал так, что в его доме все боялись с ним разговаривать, и выжал все деньги и добрые чувства из своих отношений с друзьями. «Те немногие друзья, с которыми я общался, смотрели друг на друга как-то странно, потому что мы использовали друг друга», – заметил он.

Хотя отношения Гейтора с его братом Флиппером (Уэсли Снайпс) были напряженными, основная динамика была связана с их снисходительной матерью (Руби Ди) и религиозным отцом (Осси Дэвис). Гейтор танцует для своей матери, чтобы выманить у нее деньги, но в конце фильма, когда он танцует для отца, его танец становится вызывающим, угрожающим, с покачиванием плечами. Джексон сказал: «Я хотел, чтобы он посмотрел на меня и увидел все то, что пугало его самого в роли доброго преподобного доктора: бабника, насильника, самодовольного монстра. Тот танец, который я придумал в тот момент, был для него олицетворением зла».

Гейтору удается его спровоцировать – так хорошо, что отец стреляет в него. Эта сцена стала для Джексона сильным катарсисом. «Когда мой персонаж умер, это было почти то же самое, как если бы я покончил с этой частью своей жизни», – сказал он. Сцена его смерти стала последней сценой, которую Ли снял для фильма.

Когда Джексон очистился, он понял, насколько сильно был изолирован от собственного таланта: роль Гейтора была его лучшей работой за всю жизнь. Он наконец-то смог выйти за рамки «безжизненных» выступлений, от которых его предостерегала Ричардсон, потому что он больше не заглушал собственные эмоции. Джексон сказал, что для него это было «как закрытый бутон, на который внезапно попало солнце и раскрыло его».