Текст книги "Реорганизованная преступность. Мафия и антимафия в постсоветской Грузии"

Воры в законе и регулирование незаконной деятельности

В данном разделе рассматриваются примеры деятельности, в которой не было попытки рэкета законного юридического лица, однако вместо этого воры в законе получали прибыль от предложения арбитража и нелегального правосудия после совершения правонарушений преступными группами. Часто эти группы контролировались ворами в законе. В двух приведенных мною примерах – похищение людей и угон автомобиля – преступная группа делала мишенью своей преступной деятельности отдельных людей или похищала личное имущество, а воры в законе предлагали услуги по разрешению споров и защите после совершения преступления.

Здесь я различаю монополизацию защиты в законных отраслях деятельности и монополизацию различных незаконных видов деятельности, такие как угон автомобилей, вооруженное ограбление, кража со взломом, торговля наркотиками, проституция, похищение людей, а также контроль за ними. Это различие, конечно, в действительности может быть довольно размытым. Такая деятельность, как похищение человека, может являться формой наказания или навязывания своей воли в ходе рэкета законной фирмы. Однако похищение также может являться независимой деятельностью, которая используется на разовой основе для получения денег путем вымогательства. Эта деятельность может быть монополизирована и использована в преступных намерениях без какой-либо дальнейшей цели. Похищениями могут заниматься не только организованные преступные группировки, о чем я расскажу далее.

Похищение вообще и похищение невесты в частности

В отличие от Сицилии, где мафия запретила похищения людей по причине воздействия, которое эти похищения оказывали на ее клиентскую базу [Gambetta 1993; Paoli 2003], в Грузии в 1990-е годы похищение людей стало широко распространенным и совершалось не только ворами в законе, их сообщниками и неуправляемыми военизированными группами, но и правоохранительными органами. В начале 2000-х годов были раскрыты крайне неоднозначные случаи похищения бизнесменов и доставки их чеченским боевикам, укрывшимся в Панкисском ущелье, а также убийства известного журналиста за репортаж об этом [Lomsadze 2002]. Когда в Кодорском ущелье на западе Грузии пропали без вести сотрудники ООН, грузинское правительство обратилось к известному вору в законе Т. Г. Ониани с просьбой найти виновных и договориться об освобождении похищенных, что ему удалось благополучно сделать. Возможно, его успех не был случайным; в некоторых случаях похищения организовывались в первую очередь ворами в законе и осуществлялись преступными группировками, которые затем предлагали услуги вора в законе в качестве доверенного посредника для решения вопроса о выплате выкупа и безопасном освобождении [R12].

Проблема, с которой сталкиваются похитители и заложник, это, по сути, проблема доверия, когда речь идет о гарантиях того, что произойдет в будущем, если выкуп будет выплачен и заложник освобожден [Gambetta 2009а]. Похитителям нужны гарантии того, что, если они освободят заложника, он не будет мстить в судебном порядке или другими способами. Заложник должен знать, что, если он заплатит похитителям, они ни при каких условиях не убьют его, чтобы предотвратить будущую месть теперь, когда их требования выполнены. Сильный и авторитетный посредник может обеспечить оптимальное для обеих сторон решение путем обеспечения соблюдения заключенных соглашений, то есть обеспечения защиты от нарушения взятых сторонами на себя обязательств на более позднем этапе. Таким образом, похитители могут получить свои деньги и не опасаться дальнейших последствий своих действий, заложнику удается остаться в живых, а посредник получает свою долю. В Грузии, где похищение людей стало довольно обычным делом, воры в законе оказались убедительными кандидатами на эту посредническую роль.

В постсоветский период в республике возродился еще один, когда-то традиционный вид похищения – похищение невест. Эта практика была распространена на Кавказе и в Центральной Азии вплоть до начала советского периода, когда Коммунистическая партия попыталась ее «искоренить». Возрождение этой практики в 1990-е годы свидетельствует о провале такой политики [Kokhodze 2006]. Однако в Грузии, пережившей десятилетия советской модернизации, в некоторых слоях общества отношение к похищению изменилось. Именно разрыв, появившийся в 1990-е годы между возрожденной старой горской традицией и более прогрессивным, часто городским отношением к ней создал плацдарм для разрешения споров.

Возрождение практики похищения невест породило конфликты между семьями и, таким образом, предоставило возможность их разрешения стороннему посреднику с репутацией надежного и способного к насильственному принуждению субъекта. Указанный тип похищения предусматривает участие мужчины (иногда с сообщниками), который увозит нужную ему женщину в тайное место, а затем заявляет на нее права как на жену. Согласно традиции, если похищение пройдет успешно, семья женщины должна согласиться на брак. Результат похищения невесты зависит от срока пленения: чем дольше женщина находится в руках похитителей, тем больше вероятность того, что ее семья уступит требованиям (это, по-видимому, связано с повышенной вероятностью того, что она потеряла или могла потерять девственность по обоюдному согласию или иным образом). Это означает, что для выхода из ситуации семье женщины будет жизненно важно максимально быстрое решение проблемы.

В случаях, описанных респондентами, вопрос заключался в том, как вернуть похищенную невесту и предотвратить ее повторное похищение [Rl; R16]. В одном эпизоде, когда девушка была похищена молодым человеком С., склонным к участию в деятельности воровского мира, семья жертвы пригласила к себе домой для посредничества имеющие отношение к делу семьи и хорошо знакомого полицейского:

Полицейский заверил нас, что не будет арестовывать С., но на самом деле это не имело никакого отношения к закону; дело было в том, что тот находился в доме пригласившей его семьи, и арестовать его там было бы постыдно. С. заставили написать и подписать заявление, в котором он соглашался больше не предпринимать попыток похищения… Родители, я думаю, знали, что С. не следует понятиям [неформальным правилам] полицейских, и через пару дней они организовали еще одну встречу, на которую уже привели знавшего их семью вора в законе. На этот раз С. заставили дать слово больше не предпринимать попыток похищения. Вор в законе услышал это и заявил, что, если соглашение будет нарушено, это будет иметь последствия для С…. Однако С. был известен некоторым влиятельным криминальным авторитетам, и я думаю, его было бы трудно наказать [R1],

И похищение с целью выкупа, и похищение невесты обеспечивали рынок для разрешения споров. В первом случае спрос мог быть увеличен за счет использования преступных групп, занимающихся похищением людей, в первую очередь именно для того, чтобы привлечь преступного посредника. Работа вора состояла в том, чтобы обеспечить исполнение соглашения к удовлетворению обеих сторон. Разрешив спор, вор в законе мог предложить жертвам защиту от повторного похищения. В случае похищения невесты, как мне представляется, вор в законе был приглашен главным образом для того, чтобы договориться о скорейшем решении проблемы и отговорить молодых людей от повторных попыток украсть невесту.

Угон автомобиля

Генерируя незащищенность, преступность была способна заставить людей пользоваться услугами воров сама по себе, однако особенно много работы им давало такое преступление, как угон автомобиля. Эта деятельность часто осуществлялась связанными с ворами в законе преступными группами, которые не пытались продать угнанный автомобиль, а именно «похищали» его с целью вернуть владельцу за определенную плату. Там, где респонденты сообщали, что общались с ворами в законе лично, это часто происходило из-за угнанной машины. Во многих случаях в попытке вернуть машину именно жертва обращалась к известному в соответствующей местности вору в законе или к кому-нибудь, кто его знал. Иногда, по аналогии с похищением человека, такая жертва получала информацию об угоне и потенциальных посредниках, которые могут организовать возврат автомобиля, по телефону. Однажды чиновнику местного самоуправления позвонили и сообщили об угоне его автомобиля. Поэтому он был удивлен, увидев свою машину там, где он ее оставил; очевидно, ответственная за угон банда ошиблась в идентификации владельца [R40].

В тех случаях, когда переговоры шли гладко, выплаченная сумма могла зависеть от личных отношений жертвы и посредника. Один из респондентов, хорошо знакомый местному вору в законе, согласился с тем, что тот взял в качестве оплаты только фрагмент автомобильного оборудования – проигрыватель компакт-дисков, – и когда пострадавший посетовал на это, ему ответили, что «мальчики должны что-то получить за свою работу!» [R17]. В других случаях плата могла быть согласована. У одного из респондентов в 1995 году в Кутаиси угнали машину, но в полицию он не обратился:

В то время вы не могли полагаться на них [полицию], они сами лишь использовали воров в законе, чтобы сделать что-то… вместо этого я обратился к своему другу… у него были контакты… В конце концов он позвонил и предложил мне встретиться с ним на улице рядом с его домом… мы подождали, и подъехали несколько машин… мы подошли, а потом, когда я заглянул внутрь, я узнал одного из парней, он был вором в законе… он спросил меня: «Ты вообще разговаривал с полицией?» Когда я ответил, что нет, это, казалось, его вполне удовлетворило… Он просто сказал: «Хорошо, вам не нужно идти в полицию, просто приходите к нам, мы можем вам помочь»… После этого машина была возвращена мне через моего друга, но я потерял на этом 400 долларов [R23].

Расположение города Зугдиди рядом с демилитаризованной зоной, отделяющей Грузию от сепаратистской Абхазии, облегчало укрытие там украденных автомобилей, которые можно было легко переправить через фактическую границу. «Все перевозят краденое через границу, потому что оттуда никто не может ничего вернуть. Грузинская полиция не имеет там никакой власти, поэтому она ничего не может сделать. Как только там что-то окажется, оно пропадет, если у вас нет знакомств» [R22]. Однажды через границу в Абхазию был угнан и доставлен в Гали, город, все еще населенный грузинами, микроавтобус. В Зугдиди местный вор в законе согласился вернуть его за одну тысячу долларов [R22].

Угон автомобиля также представляется областью, в которой разрешение споров имеет не слишком четкую границу с более общим понятием, продажей защиты, когда на первое место выступает необходимость предотвратить кражу. В этой области воры в законе снова использовали свое положение криминальных авторитетов и могли использовать преступные группы для увеличения спроса на свои услуги. Суть этих услуг – продажа защиты и разрешение споров – с советских времен изменилась мало.

Заключительная часть

В этой главе было показано, что воры в законе занимались множеством видов деятельности. Для большей ясности тем не менее эти виды могут быть сведены к одному: к обеспечению защиты на данной территории. Воры в законе вполне могут заниматься другой, не связанной с мафией, активностью, например законным бизнесом, но до тех пор, пока они также участвуют в обеспечении защиты и претендуют на своего рода господство над областями, где они эту защиту обеспечивают, они могут справедливо рассматриваться как мафия. Защита, которую обеспечивает мафия, может рассматриваться как форма внеправового управления, которое включает в себя регулирование споров, сбор налогов и притязание на власть над сферами бизнеса и территорией [Varese 2010].

Воры в законе, как мафия, существовавшая до распада Советского Союза, стали одной из многих форм внеправового управления, которая смогла претендовать на влияние после распада Советского государства. Хотя это очень трудно сопоставить, сравнивая советский и постсоветский периоды, мне кажется, что капитализм в слабом государстве представлял для мафии больше возможностей, чем «вторая экономика» в сильном социалистическом [Lotspeich 1995]. Вся экономика начала постсоветского периода, как легальная, так и нелегальная или серая, несмотря на ее спад, оставалась незащищенной и нерегулируемой государством, превосходя в этом отношении все, что наблюдалось в последние дни коммунистического правления. Спрос на защиту в связи с этим возрос, и потому число действующих лиц, конкурирующих за возможность предоставить такую защиту, также возросло.

Выше мы рассмотрели спрос на услуги мафии и их предложение ворами в законе. Завершая главу, следует добавить, что Грузия объединила в себе две структурные особенности, которые помогают ответить на тревожный вопрос: почему по сравнению с другими постсоветскими республиками именно она так выделялась в производстве воров в законе? Как и в случае с Сицилией и с «отсталым» югом Италии, для объяснения особого положения воров в законе в Грузии часто используются тамошние менталитет и культура – похоже, это служит либо для того, чтобы изобразить Грузию и грузин несовременными и атавистичными, либо представить их исключительно мужественными, романтичными и свободолюбивыми – в зависимости от того, кто о них говорит и какова целевая аудитория. Альтернативное и более соответствующее действительности объяснение этой загадки начинается с того, что на исходе своего советского периода Грузия объединила одну из крупнейших «вторых экономик» с одним из худших случаев государственного коллапса в регионе после 1991 года (хуже дела обстояли только в Таджикистане). В связи с этим спрос на внеправовое управление со временем рос и оказался в Грузии исключительно высоким даже для постсоветского региона. Конечно, для объяснения такого имевшего место в грузинской культуре отклика воров в законе на потребность в удовлетворении этого спроса должны быть привлечены и другие факторы, но акцент на заинтересованности в услугах мафии, по крайней мере, является началом ответа на заданный выше сложный вопрос, без участия в эссенциалистских дискуссиях о национальных или культурных «чертах» или «грузинском менталитете».

Если говорить об устойчивости воров в законе, их деятельность на протяжении двух рассмотренных периодов обеспечивала им приток ресурсов. В сущности, воров в законе в постсоветский период следует рассматривать как растущую силу с увеличившимися ресурсами и более разнообразным портфелем заказов, чем когда-либо прежде. Однако, хотя такое положение вещей, в принципе, должно было повысить устойчивость воровских структур к экзогенным шокам, оно также оказалось связано с другими влияющими на эту устойчивость факторами, такими как конкуренция, динамика отношений с представителями государства, внутренние отношения, приверженность друг другу и контроль границ членства в отныне еще более прибыльной преступной сети. В следующих главах я рассмотрю эти элементы по очереди и начну с взаимодействия мафии и государства.

4. Хищник против хищника: государство и мафия до и после «революции роз»

8 марта 1931 года предшественник КГБ Особое государственное политическое управление, иначе известное как ОГПУ, выпустило директиву 108/65, которая предписывала тюремной системе использовать пролетариев и крестьян для участия в политических репрессиях «чуждых», то есть политических, элементов советской лагерной системы – ГУЛАГа [Емельянов 2006]. Обычные преступники считались «социально близкими» коммунистическому режиму, более близкими, чем политические заключенные. Является ли такая политика катализатором возникновения сообщества воров в законе, неясно. Сознательно ли советская власть создавала эту преступную касту и манипулировала ей в своих целях? Вопрос об истинных взаимоотношениях между ворами в законе и государством возник в момент зарождения этого преступного сообщества, и данная глава в основном посвящена этим взаимоотношениям, развивавшимся в Грузии с 1980-х годов[42]42
  Широко распространено мнение, что советская власть, желая подавить политзаключенных и контролировать лагеря, опираясь на прежние иерархии и неформальные правила, существовавшие в прошлом, создала братство воров в законе. Данная версия никогда не была убедительно обоснована, хотя есть некоторые основания полагать, что она соответствует действительности. Известно, например, что, будучи молодым революционером, Сталин использовал криминальные элементы для помощи себе в тюрьме и знал об использовании преступников для подавления политических заключенных или помощи им [Монтефиоре 2014]. С другой стороны, вполне можно объяснить появление воров в законе, не обращаясь к роли, сыгранной в этом государством. Не исключено, что ради стабильности, порядка и самосохранения в хаосе нового советского пенитенциарного режима, характеризующегося в 1920-е годы массовой текучкой заключенных, для выполнения необходимых для этого функций сформировались новые иерархии и появились воры в законе.


[Закрыть]. В главе рассказывается о том, как они изменились в конце советского периода истории республики и в 1990-е годы и как борьба с организованной преступностью успешно, хотя и неоднозначно велась с 2003 года после так называемой «революции роз», которая привела к мирному свержению Э. А. Шеварднадзе. Но сначала я кратко опишу концептуальные рамки, которые буду использовать для понимания взаимодействия мафии и государства.

Сети доверия и государственное хищничество

Государства и сети доверия, будь то мафии, тайные общества, утопические общины, религиозные ордена, диаспоры и т. д.[43]43
  См. главу 2, где я теоретически рассматриваю концепцию сетей доверия применительно к ворам в законе.


[Закрыть], обладают ресурсами, которые они используют для стратегического взаимодействия друг с другом. В зависимости от их сравнительных размеров и силы они используют различные методы. Когда это возможно, государство пытается реквизировать ресурсы сетей доверия. Как пишет Тилли: «В течение длительного исторического периода самыми стойкими и эффективными хищниками, жертвами которых становились сети доверия, были должным образом сформированные правительственные агенты, которые просто выполняли свою работу» [Tilly 2005: 86]. Тогда, когда сети доверия не подлежат подавлению, государства могут либо терпеть их, либо даже способствовать их существованию [Tilly 2005: 104–105].

Участники сети доверия, в свою очередь, могут использовать для взаимодействия с государством «восходящие» стратегии. Тилли [Tilly 2005: 104] выделяет семь таких стратегий, а именно:

1. Хищническое поведение по отношению к государству со стороны сети доверия.

2. Сокрытие себя от нежелательного внимания государства.

3. Отношения клиента и патрона, когда последний предоставляет защиту от имени государства.

4. Обман или притворное подчинение.

5. Вербовка и переход на сторону государства.

6. Договоренности при прямом и непосредственном контакте с представителями государства.

7. Роспуск сети с намерением ее воссоздания в будущем или без него.

Далее Тилли уточняет, что стратегическое взаимодействие между государствами и сетями доверия может привести к трем возможным уровням интеграции: отделению от государства, договорной связи с государством или интеграции с государством. Отделение включает в себя такие явления, как тайные, обособленные религиозные секты и монашеские ордена, хотя полное отделение знает примеры в виде пиратских сообществ, которые становятся каперами, а затем пополняют государственный флот, или независимых ополчений, которые потом объединяются с государственными армиями. Средний уровень, договорная связь, относится либо к патронатным отношениям с использованием в государственных учреждениях действующих лиц среднего уровня, либо к комиссионерской автономии, предусматривающей признание сети доверия и ее прав.

Мафии представляют собой хорошие примеры для наблюдения за подобными стратегиями в отношениях между государством и сетью доверия. В основном это связано с тем, что государство и мафия претендуют на одни и те же ресурсы, получение материальной дани от общества в обмен на предоставление защиты [Tuuii 2016; Poggi 1990; Skaperdas, Syropoulos 1995]. Исследования мафий в разных частях мира и в разное время показывают, что они использовали целый ряд «восходящих» стратегий Тилли в переговорах, связанных с конкурентными в своей сути отношениями с государством [Reuter 1995; Rawlinson 1997; Milhaupt, West 2000; Jacobs et al. 2001; Schneider, Schneider 2003; Hill 2006; Kupatadze 2012][44]44
  Применительно к Японии см. [Milhaupt, West 2000; Hill 2006]. Они показывают, что в своем взаимодействии с японской политической машиной якудза практикуют притворство, открыто действуя по правительственным правилам и замещая государство там, где правительство намеренно отказалось от своей власти, но, несомненно, все еще готовы использовать для достижения своих целей летальное насилие. На Сицилии связи между мафией и государством на протяжении 1980-х годов, по-видимому, представляли собой стратегию договоренностей с политиками высшего уровня. «Коза ностра» яростно отреагировала, когда в 1990-х годах достигнуть таких договоренностей не удалось и результаты выборов угрожали сложившемуся статус-кво [Jamieson, Violante 2000; Orlando 2001; Schneider, Schneider 2003]. Аналогичная ситуация существовала и в Америке: для примеров см. [Jacobs et al. 2001: 130]. Кроме того, исследование Янковским [Jankowski 1991] американских уличных банд показывает, что эти группы также используют в переговорах, связанных с угрозой правительственных репрессий, такие стратегии, как отношения патрона и клиента, притворство и даже вербовка – например, помогая получить голоса для местных политиков в обмен на их благосклонность.


[Закрыть].

Однако было бы ошибкой рассматривать мафии и государства как некие монолитные образования без оценки их составных частей [Hill 2006]. Вместо того чтобы исследовать всеобъемлющие стратегии группового уровня, будет более плодотворным анализировать взаимодействие государства и мафии на уровне индивидуальностей, отношения на котором могут быть прагматичными и включать в себя стратегию «услуга за услугу». Однако при их достаточно широком распространении прагматические связи между отдельными представителями государства и мафиози могут перерасти в нежелание на государственном уровне проводить антимафиозную политику. Политики могут предположить, что агрессивная кампания против мафии может привести к конфронтации или подтолкнуть организованную преступность к перетеканию в другие области, что повлечет за собой большие издержки, чем постоянная терпимость к присутствию мафии [Celentani et al. 1995; Reuter 1995]. Государственная машина также может быть наводнена влиятельными личностями, для которых наступление на мафию принесло бы ущерб личным материальным интересам [Kupatadze 2012]. Решение о борьбе с мафией также может быть обусловлено другими факторами макроуровня, такими как популярность правительства, политическая оппозиция, доступные ресурсы и идеологическое позиционирование коллективных действующих лиц, таких как НПО и политические партии.

Ниже я буду утверждать, что, будучи мафией, грузинские воры в законе, взаимодействуя с государством, использовали смесь «восходящих» стратегий Тилли. Эти стратегии и их результаты чередуются с течением времени: поздний советский период (1980–1991 годы), по-видимому, представляет собой время как терпимости, так и репрессий со стороны государства и отношений «клиент – патрон» со стороны воров в законе, с созданием в результате договорной связи через покровительство локальных государственных деятелей. В отличие от этого постсоветский период (1992–2003 годы) представляет собой время, когда государство относилось к ворам в законе терпимо и оказывало им содействие, а некоторые из этих воров могли договариваться с политическими фигурами и интегрироваться в государственные и экономические секторы. Наконец, период, последовавший за «революцией роз» (2003–2012 годы), характеризующийся репрессиями и массированным давлением государства на организованную преступность, привел к переориентации на сопротивление государству, сокрытие и маскировку. Ниже я подробно рассмотрю каждый упомянутый период.