Текст книги "Золотая коллекция классического детектива (сборник)"

Наступило молчание. Первым заговорил Холмс.

– Английские законы в основном справедливы. Никто не станет специально сгущать краски, мистер Дуглас. Но вот что я хочу знать: как этот человек узнал, где вы живете, как попасть в дом и где вас дожидаться?

– Понятия не имею.

Лицо Холмса сделалось бледным и глубокомысленным.

– Боюсь, что история эта еще не закончилась, – сказал он. – Вам может грозить опасность пострашнее английского правосудия или даже ваших американских врагов. Зло не оставило вас. Мой вам совет, мистер Дуглас, – все время будьте настороже.

А теперь, мои терпеливые читатели, я прошу вас вместе со мной покинуть Берлстоун и старинную усадьбу, а также и тот год, когда мы совершили эту удивительную поездку в Суссекс, закончившуюся странным рассказом человека, который называл себя Джоном Дугласом. Я хочу перенести вас на двадцать лет в прошлое и на несколько тысяч миль западнее для того, чтобы поведать о событиях настолько фантастических и жутких, что, возможно, вы откажетесь в них верить, даже несмотря на мой рассказ, даже несмотря на то, что все это происходило в действительности.

Не подумайте, что я берусь за новую историю, не доведя до конца предыдущую. Читая дальше, вы убедитесь, что это не так. А когда я изложу вам подробности и вы разгадаете эту загадку прошлого, мы с вами снова встретимся в квартире на Бейкер-стрит, где, подобно множеству других невероятных событий, и закончится эта история.

Часть 2
«Сердитые»Глава 1
Человек

Было четвертое февраля тысяча восемьсот семьдесят пятого года. В последние месяцы в Гилмертонских горах мело почти не переставая, так что ущелья были завалены снегом чуть ли не до самых вершин. Правда, железнодорожную линию, которая соединяла растянувшиеся на долгие мили поселки шахтеров, добывающих каменный уголь и железную руду, постоянно расчищали паровыми снегоочистителями. Вечерний поезд медленно полз в гору, пробираясь из Стэгвилла в долине до Вермиссы, местного центра, расположенного в изголовье долины с тем же названием – Вермисса. Оттуда путь шел вниз, по направлению к разъезду Бартонс в Хелмдейле и округу Мертон, традиционно сельскохозяйственному району. Эта железная дорога была одноколейной, но на каждой ветке, а их тут было множество, стояли длинные груженные углем и железной рудой составы, свидетельствующие о том скрытом под землей богатстве, которое и привлекло в эту глухомань простой грубоватый люд и наполнило ее кипящей, беспокойной жизнью.

И правда, другого такого глухого места было не сыскать во всех Соединенных Штатах Америки! Вряд ли первый землепроходец, пересекший эту долину, мог представить себе, что прекрасные бескрайние прерии и покрытые буйной растительностью земли не стоят ничего по сравнению с этим краем унылых черных скал и дремучих лесов, где над темными, почти непроходимыми зарослями со всех сторон вздымаются огромные лысые утесы в шапках снега, оставляя в середине длинную излучистую равнину. Вот эту-то равнину и пересекал маленький поезд.

Масляные лампы только что зажглись в первом пассажирском вагоне. Здесь ехало человек двадцать-тридцать, и большей частью это были рабочие, возвращающиеся домой из долины. Около дюжины из них были шахтерами, на что указывали их темные от въевшейся пыли лица и висящие на плечах фонари. Они сидели группой, курили и тихими голосами что-то обсуждали, то и дело посматривая на двух мужчин, сидевших в другом конце вагона, форма и значки которых свидетельствовали о том, что это полицейские.

Кроме них, в вагоне ехало несколько бедно одетых женщин, пара-тройка других пассажиров, возможно мелких местных лавочников и молодой человек, который держался в сторонке. Именно этот человек нас и интересует. Присмотритесь к нему получше, ибо он того стоит.

Выглядит он свежо, особенным ростом или статностью фигуры не отличается, и с виду ему немногим более тридцати. Из-за стекол очков поблескивают большие серые глаза, добрые, но проницательные, которыми он время от времени, помаргивая, с любопытством обводит людей вокруг себя. Легко можно понять, что по натуре он открыт, скорее всего, общителен, дружелюбен со всеми, кто его окружает. Любой, едва взглянув на него, сразу скажет, что рядом с человеком с такой располагающей улыбкой и живым умом никогда не почувствуешь себя скованно или неуверенно. Но тот, кто присмотрится к нему внимательнее, заметит и твердый обвод скул, и строгую линию губ, и поймет, что на самом деле он совсем не так прост и что, в какое бы общество ни попал этот приятный темноволосый ирландец, он непременно оставит в нем свой добрый или недобрый след.

Попытавшись пару раз заговорить с сидящим рядом шахтером и не услышав в ответ ничего, кроме нескольких коротких неприветливых фраз, путешественник угрюмо замолчал и стал смотреть в окно. Пейзажи, на которые пал его взгляд, не были живописными или радостными. В сгущающихся сумерках на склонах холмов пульсировали красными точками горнила. Повсюду были видны огромные шлаковые и угольные горы, над которыми возвышались копры шахт. Иногда мимо проплывали группки жмущихся друг к другу убогих деревянных домишек с тускло освещенными окнами, и все многочисленные полустанки, которые проезжал поезд, были запружены их чумазыми обитателями.

Железорудные и угольные долины Вермиссы – не место для праздных или изнеженных. Здесь повсюду видны мрачные следы безжалостной борьбы за выживание. Здесь нет таких, кому живется легко. Работа здесь тяжелая, и выполняют ее люди сильные и грубые.

Молодой путешественник всматривался в безрадостный пейзаж за окном с отвращением и интересом, что свидетельствовало о том, что в этих краях он впервые. Время от времени он доставал из кармана толстый конверт, вынимал из него письмо, читал и делал на его полях кое-какие заметки. Один раз откуда-то из-за спины он достал предмет, который никак нельзя было ожидать увидеть в руках такого приятного с виду молодого человека. Это был флотский револьвер самого крупного калибра. Когда он повернул его наискосок к свету, в барабане блеснули медными капсюлями патроны – револьвер был полностью заряжен. Он быстро вернул оружие в потайной карман, но не раньше, чем на него обратил внимание рабочий, сидевший на соседней скамье.

– Ого, приятель! – воскликнул шахтер. – Я вижу, ты хорошо подготовился.

Молодой человек неловко улыбнулся.

– Да, – сказал он. – В тех местах, откуда я еду, такие штуки иногда бывают очень кстати.

– Откуда ж ты к нам пожаловал?

– Из Чикаго.

– В наших краях впервые?

– Да.

– Здесь эта игрушка тебе тоже может пригодиться, – заметил рабочий.

– В самом деле? – несколько оживился молодой человек.

– Ты что, не слыхал, что тут творится?

– Нет, ничего такого не слышал.

– Надо же, а я думал, в стране только об этом и болтают! Ну ничего, скоро ты все узнаешь. Так что тебя привело к нам?

– Говорят, здесь всегда есть работа для того, кто не боится руки мозолить.

– Ты состоишь в Союзе?

– Конечно.

– Ну, тогда, я думаю, без работы не останешься. Друзья у тебя есть?

– Пока нет, но я знаю, как их найти.

– Это как же, интересно?

– Я член Великого ордена свободных тружеников. В каждом городе есть своя ложа, а там, где есть ложа, я всегда могу найти друзей.

Это признание произвело неожиданное впечатление на его попутчика. Он с подозрением оглянулся на остальных пассажиров. Шахтеры все еще шушукались, двое полицейских дремали. Мужчина подсел ближе к молодому путешественнику и протянул ему ладонь.

– Держи, – сказал он.

Они пожали руки.

– Вижу, ты говоришь правду, – сказал рабочий, – но всегда неплохо и проверить.

Он поднял правую руку и прикоснулся к правой брови. Путешественник тут же поднял левую руку и прикоснулся к левой брови.

– Темные ночи неприветливы, – произнес рабочий.

– Да, для странников в чужом краю, – ответил сероглазый ирландец.

– Этого хватит. Я брат Сканлан, ложа 341, долина Вермисса. Добро пожаловать в наши края.

– Спасибо. Я брат Джон Макмердо, ложа 29, Чикаго. Владыка – Дж. Х. Скотт. Но я рад, что сразу же встретил брата.

– Вообще-то нас тут много. Нигде в Штатах Орден так не процветает, как здесь у нас, в Вермиссе. Но ты, я вижу, парень хваткий, нам такие нужны. Скажи, а что же ты в Чикаго без работы остался, если ты член Союза?

– Работы было полно, – ответил Макмердо.

– Почему же уехал оттуда?

Макмердо кивнул в сторону полицейских и улыбнулся.

– Я думаю, что эти ребята тоже хотели бы это узнать.

Сканлан понимающе хмыкнул.

– Что, проблемы? – спросил он, понизив голос.

– Большие.

– Каталажка светит?

– Даже хуже.

– Неужто ты пришил кого?

– По-моему, нам еще рано обсуждать такие вопросы, – сказал Макмердо с видом человека, который понял, что сболтнул лишнее. – Я уехал из Чикаго, и у меня были на то причины. На этом все. А с чего тебя это так интересует? – Его свинцовые глаза неожиданно зло блеснули за стеклами очков.

– Да все в порядке, приятель, я не хотел тебя обидеть. Нашим ребятам все равно, что ты там натворил. Так куда ты путь держишь?

– В Вермиссу.

– Это через две остановки на третью. Где ты остановишься?

Макмердо достал конверт и поднес его к грязной масляной лампе.

– У меня тут записано… Джейкоб Шафтер, Шеридан-стрит. Эту гостиницу посоветовал мне один знакомый в Чикаго.

– Такой не знаю. Но я в Вермиссе редко бываю – сам-то я живу в Хобсонс-пэтч. Как раз подъезжаем. Знаешь что, перед тем, как мы распрощаемся, я хочу тебе кое-что посоветовать. Если в Вермиссе возникнут неприятности, иди сразу в Дом Союза, к боссу Макгинти. Он владыка вермисской ложи. Все, что происходит здесь, делается по воле Черного Джека Макгинти. Ну, прощай, приятель. Может, как-нибудь еще увидимся вечером в ложе. Но не забудь: если что – иди к боссу Макгинти.

Сканлан сошел с поезда, и Макмердо снова остался наедине со своими мыслями. За окном наступила ночь, и в темноте гудели и прыгали огни металлургических печей. На фоне этих зловещих огненных языков четко выделялись темные фигуры, которые медленно, натужно сгибались и выпрямлялись, словно в неимоверном усилии крутили колеса невидимых лебедок, и движения их словно были подчинены ритму не имеющего ни начала, ни конца лязга металла и вечному реву огня в горнилах.

– Наверное, примерно так выглядит ад, – произнес чей-то голос.

Обернувшись, Макмердо увидел, что один из полицейских, вытянув шею, смотрит в окно.

– Что там выглядит! – поддержал второй полицейский. – Может статься, что это он и есть. Если в мире и существуют настоящие дьяволы, то живут они именно здесь. Вы, молодой человек, впервые в этих краях?

– Ну, допустим, и что с того? – неприязненно произнес Макмердо.

– Я всего лишь хочу посоветовать вам, мистер, быть внимательным в выборе друзей. На вашем месте я бы не стал начинать с Майка Сканлана или кого-то из его банды.

– А какое вам дело до того, кто мои друзья? – вскричал Макмердо таким голосом, что все, кто был в вагоне, повернулись в его сторону. – Я что, просил мне советовать? Или вы думаете, я такой сопляк, что без вас не разберусь, что мне делать? Если мне понадобятся ваши советы, я сам к вам обращусь, только ждать вам этого придется очень долго!

Он задрал подбородок и осклабился, показав зубы, как рычащий пес.

Полицейские, оба грузные и добродушные, были удивлены таким несдержанным ответом на обычный дружеский совет.

– Никто не собирался обижать вас, – сказал один из них. – Это было просто предупреждение для вашего же блага, вы же сами сказали, что до этого здесь не бывали.

– Не бывал, зато мне уже приходилось встречаться с вашим братом! – зло бросил Макмердо. – Думаю, все вы одинаковые, суетесь со своими советами, когда вас никто не просит.

– Ничего-ничего, может, скоро мы снова встретимся, – один из полицейских усмехнулся. – Вы, я вижу, парень не промах.

– Да, я тоже так думаю, – поддержал его напарник. – Встретимся и познакомимся поближе.

– Только не надо меня пугать, я вас не боюсь, – воскликнул Макмердо. – Я Джек Макмердо… Захотите встретиться – найдете меня у Джейкоба Шафтера на Шеридан-стрит в Вермиссе. Убедились? Я не собираюсь ни от кого прятаться. Можете приходить хоть днем, хоть ночью.

По группе сидящих поодаль шахтеров прокатился одобрительный гул. Полицейские пожали плечами и вернулись к своему разговору.

Через несколько минут поезд остановился у большой полутемной станции. Из вагонов вышли почти все, поскольку Вермисса была самым крупным населенным пунктом на этой железнодорожной линии. Макмердо взял свой саквояж и уже хотел выходить, как к нему обратился один из шахтеров.

– Клянусь Богом, приятель, неплохо ты отшил фараонов, – с уважением сказал он. – Мы тут просто заслушались! Давай свой саквояж, я помогу нести, заодно дорогу покажу. Мне домой как раз мимо Шафтера идти.

С платформы они спускались под одобрительные возгласы остальных шахтеров и дружные пожелания спокойной ночи. Так сорвиголова Макмердо стал известен в Вермиссе еще до того, как ступил на ее землю.

Окрестности города производили гнетущее впечатление, но сам город казался еще более ужасным местом. В долине, в безумной пляске огней и медленном движении бескрайних клубов дыма, хотя бы чувствовалось какое-то грозное величие. Циклопические горы шлака, окружающие каждую шахту, говорили о силе и упорстве людей, которые их создали. Город же мог поразить разве что крайней степенью уродства и нищеты. Движение превратило главную улицу в ужасную кашу из слякоти, перемешанной со снегом, тротуары были узкими и неровными. Тусклый свет многочисленных газовых фонарей только подчеркивал, какими убогими и грязными были дома, выстроившиеся длинными рядами верандами на улицу.

Когда они подошли к центру городка, картина немного освежилась яркими витринами нескольких магазинов. Оказалось, что здесь даже имеются несколько баров и игорных домов, в которых шахтеры расставались со своими, хоть и заработанными тяжким трудом, но все же немалыми деньгами.

– Это Дом Союза, – провожатый указал на один из салунов, почти дотягивающий до уровня гостиницы. – Тут главный Джек Макгинти.

– А кто это? – поинтересовался Макмердо.

– Ты что, никогда не слышал о боссе?

– Ты же знаешь, что я только что приехал, как я мог о нем слышать?

– Ну, я думал, что его по всей стране знают. В газетах о нем постоянно пишут.

– С чего бы это?

– Да так, есть причины, – понизил голос шахтер.

– Какие причины?

– Господи! Чудной ты человек, в самом деле. В здешних краях интересуются только одним. «Сердитыми».

– А, я в Чикаго, кажется, читал о «сердитых». Это ведь банда убийц, верно?

– Тише ты! – шикнул шахтер и тревожно оглянулся по сторонам. – Что ты орешь на всю улицу? Жить надоело? Тут у нас и не за такое могут избить до смерти.

– Да я ничего о них не знаю. Так в газетах пишут.

– Я и не говорю, что в газетах пишут неправду. – Мужчина все беспокойнее всматривался в тени, как будто почувствовал приближение опасности. – Если казнь называть убийством, то да, это убийцы. Только боже упаси тебя, незнакомец, упоминать рядом с этим словом имя Джека Макгинти. Он знает о каждом вздохе на улицах этого города, а уж такое он просто так не оставит, можешь быть уверен. Вон дом, который тебе нужен, вон тот, в глубине улицы. Говорят, старина Джейкоб Шафтер – честный человек.

– Спасибо тебе. – Макмердо пожал руку новому знакомому, дошел до гостиницы и, не выпуская из рук саквояжа, громко постучал.

Дверь распахнулась почти сразу, но, увидев, кто ее открыл, молодой человек удивленно замер. Это была женщина, молодая и необыкновенно красивая. Лицо у нее было германского типа: светлая кожа, белокурые волосы, только прекрасные глаза ее были неожиданно темны. Слегка смутившись, она окинула взглядом гостя. Макмердо показалось, что еще никогда в жизни он не видел ничего более красивого, чем эта девушка, стоящая в потоке света, льющегося на унылую темную улицу из открытой двери. Случись ему найти прекрасную нежную фиалку на одном из тех черных холмов шлаковой массы, которыми усеяна вся долина, он и то удивился бы меньше. Молодой человек был настолько поражен, что стоял и молча смотрел на девушку, пока она сама не заговорила.

– Я думала, это отец, – с приятным, едва заметным немецким акцентом произнесла она. – Вы к нему пришли? Он ушел в город, но должен с минуты на минуту вернуться.

Макмердо еще какое-то время рассматривал прекрасную незнакомку, чем смутил ее еще больше. Не выдержав его прямого взгляда, она потупила глаза.

– Нет, мисс, – наконец сказал он. – Я пришел не для того, чтобы с ним встретиться. Мне посоветовали вашу гостиницу. Я зашел посмотреть, все ли меня здесь устроит… Теперь вижу, что устроит.

– Быстро же вы осмотрелись, – улыбнулась дочь хозяина гостиницы.

– Я же не слепой, – ответил молодой человек, во все глаза глядя на девушку.

– Входите, сэр, – рассмеявшись, сказала она. – Я мисс Этти Шафтер, дочь мистера Шафтера. Мать умерла, поэтому я в доме хозяйка. Вы можете посидеть в гостиной у печи, пока отец вернется… Ах, вот и он! Договаривайтесь с ним.

К дому подошел немолодой плотный мужчина. В нескольких словах Макмердо объяснил ему свое дело. В Чикаго этот адрес дал ему человек по фамилии Мерфи, который в свою очередь узнал его от кого-то еще. Старый Шафтер был рад оказать свои услуги. Приезжий не задумываясь согласился на все условия и о цене спорить не стал. Денег у него, очевидно, хватало, так что, заплатив семь долларов за неделю вперед, он получил полный пансион.

Итак, Макмердо, который, по его же собственным словам, не в ладах с законом, стал жить под одной крышей с Шафтерами. И это был первый шаг, приведший к долгой и мрачной череде событий, закончившихся в далекой стране за тысячи миль отсюда.

Глава 2
Владыка

Макмердо нельзя было назвать неприметным человеком. Где бы он ни появлялся, скоро о нем знали уже все. Не прошло и недели, как он оказался в центре внимания постояльцев гостиницы Шафтера. Кроме него здесь жило еще человек десять-двенадцать, но все это были обычные тихие прорабы или продавцы местных магазинов, которые не шли ни в какое сравнение с молодым ирландцем. По вечерам, когда все они собирались, его шутки вызывали самый радостный смех, его рассказы слушали с наибольшим интересом и его песням аплодировали громче всего. Он был буквально создан для общества. У него был настоящий дар притягивать к себе людей. И все же бывали случаи, когда настроение у него резко менялось, как тогда в вагоне, он неожиданно выходил из себя, и всем, кто его знал, это внушало уважение и даже страх. Он не скрывал глубочайшего презрения к полиции и всему, что с ней связано, чем у одних своих соседей по гостинице вызывал восхищение, а у других – тревогу.

С самого начала он открыто дал понять, что дочь Шафтера с первого взгляда пленила его сердце красотой и нравом. Робким поклонником он не был, так что уже на следующий день сказал ей, что любит ее, и стал повторять это снова и снова, не обращая ни малейшего внимания на ее отговорки или возражения.

– Кто-то другой? – кричал он в ответ. – Так ему же хуже! Пусть пеняет на себя. Я не собираюсь ради кого-то другого отказываться от своего счастья. Можете продолжать говорить «нет», Этти. Когда-нибудь настанет такой день, когда вы ответите мне «да», и я достаточно молод, чтобы дождаться этого.

Он был опасным поклонником. Острым на язык, обходительным и настойчивым. К тому же было в нем и сочетание опытности и загадочности, которые так манят женщин. Он рассказывал о милых его сердцу долинах графства Монахан, откуда он был родом, о далеком прекрасном острове, о невысоких холмах и зеленых лугах, которые здесь, в этом месте, где нет ничего, кроме въевшейся грязи и снега, казались ему еще более прекрасными.

Потом он принимался рассказывать о больших городах Севера, о Детройте, о жизни в поселке лесорубов у великого озера Мичиган, наконец, о Чикаго, где он работал на лесопильне. После этого прозвучал намек на некую тайну, на то, что в этом огромном городе с ним произошли какие-то странные события. Настолько странные и затронувшие такие глубоко личные стороны его жизни события, что о них и рассказывать было нельзя. С тоской в голосе он поведал о том, как ему пришлось поспешно уезжать, сжигая за собой все мосты, о побеге в эту унылую долину, которая кажется ему совершенно незнакомым миром. И Этти слушала, слушала, ее черные глаза начинали блестеть от жалости и сострадания… от тех чувств, которые так незаметно и быстро превращаются в любовь.

Макмердо был хорошо образован и временно устроился на должность счетовода. Почти все свое время он проводил на работе и пока еще не успел представиться главе местной ложи Великого ордена свободных тружеников. Однако вскоре ему об этом напомнили, и сделал это не кто иной, как Майк Сканлан, который однажды вечером зашел к нему в гостиницу. Его давешний попутчик, невысокий дерганый человек с острым лицом и темными глазами, был рад новой встрече. После пары стаканов виски он поведал о цели своего прихода.

– Все просто, Макмердо, – приятельским тоном произнес он, – я запомнил твой адрес, ну и решил наведаться. Знаешь, я удивлен, что ты еще не представился владыке. Ты почему к боссу Макгинти до сих пор не сходил?

– Некогда было, работу искал.

– Ну, уж на него тебе нужно было найти время. Черт возьми, Макмердо, ты совершил большую ошибку, когда не пошел в Дом Союза в первый же день! Если вздумаешь пойти против него… В общем, о таком и не думай.

Макмердо удивился.

– Я состою в ложе больше двух лет, Сканлан, но никогда не слыхал о таких строгостях.

– Это у вас в Чикаго.

– Но здесь-то общество то же.

– Ты думаешь?

Сканлан бросил на него долгий, значительный взгляд. Что-то зловещее было в его глазах.

– А разве нет?

– Поговорим об этом через месяц. Я слышал, ты после того, как мы расстались в поезде, успел и с полицейскими поговорить.

– Откуда ты знаешь?

– Люди говорят… В наших краях новости быстро расходятся.

– Да, поговорил. Я сказал этим псам, что о них думаю.

– Ну ты даешь! Макгинти это оценит.

– Он что, тоже фараонов ненавидит?

Сканлан рассмеялся.

– Тебе нужно с ним встретиться, парень, – сказал он, собираясь уходить. – Если ты этого не сделаешь, он не фараонов, а тебя начнет ненавидеть! Послушай дружеского совета, сходи к нему как можно быстрее!

Случилось так, что в тот же вечер у Макмердо состоялся еще один, более важный разговор, который закончился обсуждением той же темы. Может быть, внимание, которое он оказывал Этти, стало более заметным или просто наступило время, когда добрый Шафтер наконец-то понял, какие отношения завязываются у его дочери и Макмердо, но, какова бы ни была причина, старый немец пригласил молодого человека в свою комнату и без околичностей сразу же заговорил на волнующую его тему.

– Мне кажется, мистер, – сказал он, – что фы сильно уфлечены моей Этти. Это так или я ошибаюсь?

– Да, это так, – ничуть не смутился молодой человек.

– Что же, тогда я должен сказать фам, что фы напрасно тратить фремя. У нее уже есть кафалер.

– Я знаю, она мне об этом говорила.

– Мошете поферить, она гофорить правду. Она сказала фам, кто он?

– Нет. Я спрашивал, но она отказалась признаваться.

– Ну конечно! Наферно, она не хотела фас испугать.

– Испугать? Меня? – Кровь тут же закипела в жилах Макмердо.

– Да-да, мой друг! Но не фолнуйтесь, ф том, чтобы бояться такого человека, нет ничего зазорного. Федь это Тедди Болдуин.

– Что еще за Тедди Болдуин, черт возьми?

– Это помощник босса «сердитых».

– «Сердитых»! Я уже не первый раз слышу о них. Почему все кругом только о них и говорят? И почему всегда шепотом? Чего же вы все так боитесь? Да кто они такие, в самом деле?

Хозяин гостиницы невольно понизил голос, как делали все, кто говорил об этом страшном обществе.

– «Сердитые», – многозначительно произнес он, – это Великий орден свободных тружеников!

Молодой человек оторопел.

– Как! Но я ведь сам – член Ордена.

– Фы?… Фы! Да я, если б об этом знал, никогда не пустил бы фас к себе в дом… Даже если бы фы платили и сто долларов ф неделю.

– Но почему? Ведь Орден служит для того, чтобы оказывать помощь нуждающимся и поддерживать своих членов. Так сказано в уставе!

– Может быть, где-то так и есть, но только не здесь.

– А в чем разница?

– Здесь это общестфо убийц, фот ф чем разница.

Макмердо недоверчиво рассмеялся.

– Как это? Вы что, можете это доказать?

– Доказать? Пятьдесят человек уше убито, фам этого недостаточно? Милман, Фан Шорст, семья Николсонов, а старый мистер Эйм, а малыш Билли Джеймс, а остальные? Доказать! Да ф этой долине фсе об этом знают.

– Послушайте, – твердо сказал Макмердо. – Либо возьмите свои слова обратно, либо докажите, что говорите правду. Я не уйду из этой комнаты, пока вы этого не сделаете. Поставьте себя на мое место. Я в этом городе человек новый. Я являюсь членом совершенно безобидного общества. Его отделения вы найдете в любой точке Соединенных Штатов, и нигде никто не считает его обществом злодеев. А здесь, когда я собираюсь обратиться к своим братьям за поддержкой, вы мне заявляете, что мое общество – это воплощение зла, и утверждаете, что Орден тружеников и банда убийц, которые называют себя «сердитые», – это одно и то же! Вы либо должны извиниться, либо объяснить, что здесь происходит, мистер Шафтер.

– Я могу фам рассказать только то, что и так фсем изфестно, мистер. И тем и другим общестфом упрафляют одни и те же люди. Чем-то не угодите одним, с фами разделаются другие. Мы фидели этому слишком много доказательстф.

– Да это просто… слухи! Мне нужны настоящие доказательства! – воскликнул Макмердо.

– Если пожифете здесь подольше, получите доказательстфа. Но я забыл, фы же один из них. Фы скоро станете таким же, как они. Фам нужно найти другую гостиницу, мистер. Я не хочу, чтобы фы у меня остафались. Мало того, что один из них уфифается за моей Этти, а я не осмеливаюсь отказать ему, так еще терпеть у себя ф гостинице другого! Зафтра же съезжайте!

Итак, приговор был вынесен: Макмердо было отказано в праве занимать свой удобный номер и видеться с девушкой, которую он любил. Тем же вечером он нашел ее в гостиной и рассказал о своих бедах.

– Ваш отец меня выставляет, – сказал он. – Если бы дело касалось только жилья, мне было бы наплевать, но поверьте, Этти, я знаком с вами всего неделю, но вы для меня все. Вы – воздух, которым я дышу! Я не смогу жить без вас!

– Тише, мистер Макмердо! Умоляю, не говорите так! – взволнованно воскликнула девушка. – Я же говорила вам, что вы опоздали. Есть другой человек, я хоть еще и не дала ему слова выйти за него, но не могу обещать этого никому другому.

– А если бы я оказался первым, Этти, у меня была бы надежда?

Девушка закрыла лицо руками и тихо промолвила:

– Я была бы счастлива, если бы первым оказались вы.

Макмердо бросился перед ней на колени.

– Во имя всего святого, Этти, пусть все будет так, как мы хотим! – вскричал он. – Неужели вы погубите и свою, и мою жизнь из-за кого-то! Желанная моя, прислушайтесь к своему сердцу! Это лучший подсказчик!

Он взял ее белую ладонь своими сильными смуглыми руками.

– Скажите, что будете моей, и вместе мы справимся со всеми трудностями!

– Я не могу.

– Можете, можете!

– Нет, Джек! – Он уже прижимал ее к себе. – Я здесь не могу… Ты увезешь меня отсюда?

На лице Макмердо отразилась внутренняя борьба, но лишь на миг.

– Нет, здесь, – твердо сказал он. – Я сумею защитить тебя, Этти. Мы должны остаться здесь.

– Но почему мы не можем уехать вместе?

– Нет, Этти, я не могу отсюда уехать.

– Но почему?

– Я не смогу дышать полной грудью, если буду знать, что нам пришлось от кого-то убегать. К тому же чего нам бояться? Мы же свободные люди и живем в свободной стране. Если мы любим друг друга, кто посмеет встать между нами?

– Ты не знаешь, Джек. Ты слишком мало здесь прожил, чтобы понять, кто такой этот Болдуин. Ты не знаешь ни Макгинти, ни его «сердитых».

– Нет, я их не знаю и не боюсь, и я не верю в них! – сказал Макмердо. – Мне приходилось жить среди жестоких людей, моя дорогая, и не я боялся их, а они всегда боялись меня. Слышишь? Всегда. Это безумие какое-то! Если эти люди, как говорит твой отец, совершили столько преступлений в этой долине и если об этом известно всем, почему до сих пор никого не судили? Ответь мне, Этти!

– Потому что все боятся! Никто не осмеливается давать против них показания в суде. Тот, кто это сделает, не проживет и недели. К тому же у них всегда найдутся люди, которые под присягой покажут, что тот, кого обвиняют, был где-нибудь совсем в другом месте. Но как же так, Джек, неужели ты ничего об этом не читал? Ведь во всех газетах по всем штатам пишут про это.

– Нет, что-то я, конечно, читал. Но я думал, что все это выдумки, что у этих людей, может быть, есть какое-то оправдание, что, может быть, что-то их заставляет так поступать.

– О, не говори так, Джек! Так же и он говорит!

– Болдуин… Значит, вот что он тебе говорит.

– Поэтому я его так и презираю! О Джек, теперь я могу сказать тебе правду. Я презираю и ненавижу его всем сердцем, но я боюсь его. Я боюсь за себя, но еще больше я боюсь за отца. Я знаю, что нас постигнет большое горе, если я осмелюсь вслух сказать то, что чувствую на самом деле. Поэтому я и тяну время, не говоря ему ни «да», ни «нет». На самом деле для нас это единственная надежда. Но, если бы ты согласился бежать со мной, мы бы взяли отца и стали бы жить где-нибудь далеко-далеко, где этот страшный человек не имеет власти.

Опять по лицу Макмердо скользнула тень, но он снова совладал с собой.

– Никто не причинит тебе вреда, Этти… Ни тебе, ни твоему отцу. А что касается этих людей… Может статься, что скоро я сам покажусь тебе страшнее самых страшных из них.

– Нет, нет, Джек! Я верю тебе!

Макмердо горько рассмеялся.

– Боже, как же мало ты обо мне знаешь! Твое чистое, невинное сердце даже не догадывается, что творится у меня в душе. Но постой! Кто это там?

Дверь в гостиную резко распахнулась, и в комнату развязной походкой с хозяйским видом вошел молодой парень. Лощеный, красивый, он был примерно одного возраста и роста с Макмердо. Под широкополой черной фетровой шляпой, которую он не потрудился снять, на красивом лице с хищно изогнутым носом зло блеснули холодные и властные глаза. Он остановился и посмотрел на пару, сидящую у печи.

Этти вскочила и срывающимся от смущения и волнения голосом сказала:

– Рада видеть вас, мистер Болдуин. Я думала, вы будете позже. Прошу, проходите, садитесь.

Болдуин остался на месте. Уперев руки в бока, он смотрел на Макмердо.

– Это кто? – резко спросил он.

– Мой друг, мистер Болдуин. Он наш новый постоялец. Мистер Макмердо, познакомьтесь, это мистер Болдуин.

Молодые люди холодно кивнули друг другу.