Текст книги "Конец Вавилона"

Глава III
На финикийском судне

Жизнь на борту. – От Харибды к Сцилле. – Буря. – Заход в критский порт. – Храм. – Покупка рабыни. – Татуированная девственница.

Подтвердились ли опасения капитана Мирабаля? Как бы то ни было, неподалеку от Сицилийского пролива на маленькую эскадру обрушилась жестокая буря.

До этого момента плавание проходило спокойно. Виетрикс уже не сожалел о том, что покинул галльскую землю. Теперь он горел желанием посетить страны Востока, культура которых была куда более утонченная, чем у паризиев. Уже в Марселе и на этих финикийских суднах он встретился с неведомыми ему прежде, но столь притягательными роскошью удобствами и с отнюдь не варварским, а вполне просвещенным взглядом на жизнь. Да и сам капитан Мирабаль проявлял познания, какие тщетно было бы искать даже у самых именитых из воинственных галлов. Так, например, он сообщил Виетриксу, что на земле этрусков набирает силу новая, чрезвычайно одаренная народность, чье влияние, по всей вероятности, вскоре ощутит на себе весь мир. Кое с кем из этого молодого племени Мирабаль был знаком. Даже греческие республики, без сомнения, пострадает от этой опасной конкуренции. Так, увлеченный восхитительными беседами под безоблачным небом и убаюкивающим ветерком, Виетрикс предавался на корабле беззаботной жизни. Сушеный инжир и изюм, составлявшие рацион путешественника, казались ему пищей богов.

* * *

Увы, чудовищному несчастью суждено было омрачить это морское путешествие. Корабли успешно миновали пучины Харибды, но на подступах к Сцилле ветер усилился, и море вздыбилось зловещими валами. Капитан отдал приказ пассажирам и большей части команды укрыться в каютах, оставшись на палубе вдвоем с кормчим. Неожиданно корпус судна задрожал, вокруг неистово вздыбились волны. Образовался водоворот и две гигантские волны, столкнувшись между собой, с жутким грохотом обрушились на смельчака. Послышался последний приказ кормчему, затем возглас: «Ваал Шамаим!» Вал схлынул, но капитана и кормчего на палубе не было!

Помощник капитана бросился на корму и ухватился за кормило. Мощным поворотом выправил судно прямо по ветру и остановил корабль. Тщетно пытались обнаружить место, где смыло отважных моряков. Пучина в считанные секунды поглотила свою добычу.

Судно снова двинулось в путь – оставаться здесь было опасно. Впрочем, буря утихла. Второе судно и галеры сумели сменить курс, заметив, какой опасности подвергся Мирабаль, глава каравана. Всем кораблям незамедлительно сигнализировали об ужасном происшествии. Не теряя ни минуты, Канабаль ответил:

– Теперь я старший и беру командование на себя. Приказ «Милитану» (так называлось судно Мирабаля) занять второе место.

Вскоре, теперь под командованием Канабаля, маленькая эскадра благополучно завершила переход к острову Крит. После трагического происшествия Виетрикс утратил доброе расположение духа. Помимо того, что его болезненно потрясла смерть добродушного Мирабаля, он не ожидал ничего хорошего от новых порядков. Тем не менее путешествие приближалось к концу.

Буря серьезно потрепала парусные и гребные суда, так что пребывание в критском порту должно было продлиться не менее недели.

Поблизости находилась Греция. Виетрикс подумал, что более благоприятного случая получить представление об этой необычайной цивилизации у него не будет. С самого своего отбытия из Лютеции он, обложившись картами и свитками, усердно занимался изучением сведений о восточных странах, их культуре и языках, сожалея при этом, что у него нет времени лично посетить эти замечательные земли. Путеводные звезды – финансовые и прочие – вели его все дальше к Востоку. К тому же Виетрикс все чаще подумывал о том, что его холостяцкое существование лишено многих благ и удовольствий, а потому спешил поскорее встретить обещанное ему таинственное создание, отмеченное знаком свастики, который друид начертал на священном камне.

* * *

Первый день пребывания на Крите был посвящен столице острова, Кноссу, где галл полюбовался лабиринтом Дедала и величественным храмом олимпийского божества. Бог был изображен здесь без ушей, дабы показать – чтобы услышать жалобы и молитвы людей, полновластный владыка вселенной не нуждается в этих органах.

За крепостной стеной, посреди священной рощи, располагалось прекрасное здание. Портик с двадцатью колоннами из восточного гранита вел к изукрашенным богатой отделкой бронзовым воротам, возле которых возвышались два изваяния, олицетворявших Истину и Правосудие.

За воротами храма открывался широкий перистиль, окруженный колоннами из порфира и нумидийского мрамора.

На расстоянии один от другого здесь расположились многочисленные алтари, посвященные небесным богам, а между колоннами стояли статуи земных божеств. Крышу колоннады снаружи покрывали серебряные пластины, а изнутри потолок украшали изображения героев, удостоенных обожествления.

Виетрикс вошел в храм. Тишина и величие этого места внушили ему страх и почтение. По примеру находившихся здесь критян, чтобы не оскорблять их чувства, он сделал вид, что исполнен религиозного благоговения.

Затем он осмотрел шедевры, прославившие на весь свет это необычайное место. Благородство и выразительность статуй поразили его больше, нежели роскошь и пышность алтарей. Будучи уже осведомлен по части греческой мифологии, он без труда узнал все божества и сюжеты, изображенные в представших перед его взором аллегорических фигурах.

Он обратил внимание на то, что каждое божество держит в руке золотую табличку. На этих табличках были выгравированы законы Миноса и ответы, данные оракулами этому владыке и законодателю, когда он вопрошал их о природе богов или о порядке отправления культа.

Особенно поразили Виетрикса слова, выгравированные на одной из табличек: «Я даю существование, жизнь и движение всем созданиям; никто не может познать меня, кроме того, кто хочет быть таким, как я».

* * *

Виетрикс узнал, что знаменитый философ Пифагор находится сейчас на острове, и, будучи наслышан о его обходительности с чужеземцами, от лица жаждущего знаний молодого жителя Галлии попросил о встрече. Согласие было получено без труда.

* * *

Тем временем в порту происходили удивительные события. Канабаль стал притеснять экипажи, пользуясь своей неограниченной властью. Особенно он налегал на торговцев рабынями, чтобы добиться утоления своих страстей. В этом отношении остров Крит и впрямь был весьма беден на предложения, по крайней мере, для путешественников. В здешнем порту, как, впрочем, и в большинстве остальных портов, торговали весьма низкопробной любовью.

Проститутками здесь были зрелые потасканные бабенки, общедоступные и начисто лишенные фантазии. Увы, Виетрикс имел случай убедиться в этом. Поэтому он не был огорчен, узнав, что работорговцы в конечном счете согласились продать некоторых девушек навсегда или на пару недель в зависимости от цены, которую готов был заплатить покупатель.

– Так что, – сказал Виетрикс торговцу Аарону, – приведешь ко мне одну из этих девиц. Ту смуглянку, ставшую невольной причиной купания твоего жирного евнуха на марсельской пристани. Вещи мои в беспорядке, белье заношено и потрепано, давно не чищенные меч и портупея ржавеют. Я не откажусь взять в свою свиту, помимо мужской прислуги, служанку, которая, если придется, сможет быть использована и в ином качестве.

– Но, благородный чужеземец с Севера, может быть, ты предпочтешь какую-нибудь белокожую девушку из твоих мест? У нас есть румяные кимврийки с роскошными прелестями, скифки с твердыми грудями и печальными глазами. Они не могут тебе не понравиться.

– Я буду испытывать неловкость, принуждая девушку расы, близкой к моей, исполнять столь презренную работу. А вот какую-нибудь чернавку…

Аарон был в замешательстве.

– Ладно! Дам тебе девушку из песчаной страны.

– Я хочу смугляночку.

– Видите ли, господин… Капитан Канабаль требует ее себе и, не стану скрывать, похоже, готов отсыпать мне довольно много звонких монет.

– Но этот мешочек, что я ношу на поясе, набит золотым песком!

Глаза еврея загорелись.

– Ладно! Я только что отвел ее к капитану, пусть оценит. Потом приведу к тебе.

Они спустились в каюту, и вскоре жирный евнух пришел туда с маленькой рабыней.

Она разделась, и Виетрикс смог с ног до головы рассмотреть ее тело. Здоровая девочка. Об этом убедительно свидетельствовали ее белые зубы и свежее, без единой морщинки лицо. У нее были тугие смуглые грудки, прямая спина и длинные тонкие ноги. Аарон обратил внимание галла на ее развитую мускулатуру и легкость движений. Золотисто-коричневый оттенок ее кожи местами переходил в синеватый. Это объяснялось многочисленными татуировками, покрывавшими тело девушки.

– Странный обычай, – заметил Виетрикс.

– Эти узоры нанесли на ее тело жрецы их страны. Мне говорили, что подобные рисунки полагаются только девочкам благородных кровей. Эта – с крайнего юга страны иберов. Думаю, ее украли во время какой-нибудь междоусобицы.

Виетрикс с любопытством осмотрел тело девушки, которую, похоже, немного смущал их торг. От груди до пяток ее кожу покрывали различные изображения: плоды, цветы, человеческие профили. Все вытатуированные лица были обращены к ее гладкому круглому животу. Там, среди изящных виньеток, виднелись три человеческие ноги, ориентированные в одном направлении вокруг центра, расположенного между пупком и девственным бугорком. Да, в свои четырнадцать лет девчушка была девственницей, что особо отметил Аарон.

– Капитан Канабаль захотел взять ее внаем на двенадцать лун за семь талантов и пять сотен сиклей за луну. В итоге мы сговорились на девять талантов за луну, сорок пять из которых – вперед. Я свое слово сказал, но если ты хочешь взять ее у меня…

– Больше трехсот талантов не дам.

– Три сотни талантов! Да ты шутишь, господин! Где ты найдешь такую хорошенькую покладистую и пригодную к работе рабыню? Ни капли лишнего веса, привычка к покорности. Это жемчужина. Я не могу отдать ее меньше, чем за пять сотен талантов.

В конце концов они сошлись на трехстах семидесяти пяти талантах, из которых половина должна быть уплачена немедленно, а остальное – по прибытии в Тир. Договор по всей форме был составлен на египетском папирусе.

– Капитан не захотел сразу подписать договор, тем хуже для него!

Золотой песок взвесили на маленьких весах, которые Аарон всегда имел при себе. Однако сейчас у Виетрикса не было времени заняться своей рабыней. Солнце уже стояло в зените, и ему следовало поспешить в Кносс – как раз сегодня после полудня у него была назначена встреча с Пифагором.

«Полагаю, я только что дал маху», – подумал Виетрикс.

Оседлав коня, он спешно тронулся в путь.

Глава IV
Короткий разговор с Пифагором

Вавилонская дорога. – Научное толкование свастики. – Воспитание юношей и девушек. – Золотой век. – Как родились целомудрие и сладострастие. – В Лабиринте. – Предательство Канабаля.

Философ оказал молодому путешественнику сердечный прием.

– В прохладной тени этой священной рощи мы сможем спокойно побеседовать, – молвил он, – а потом отправимся в Лабиринт, честь посещения которого я с превеликим удовольствием разделю с вами.

– Оказавшись здесь, на этих благословенных греческих островах, я просто не мог не искать встречи со знаменитым ученым и философом, слава о котором докатилась и до моей далекой деревни.

– Безусловно, жители Крита, наших лакедемонских, коринфских, афинских и прочих провинций, являют миру пример едва ли не совершенного общественного устройства и весьма высоких духовных запросов. Однако – увы! Мудрость философов уже подвержена здесь суровым испытаниям. Поэтому я советую вам, юный чужестранец, проследовать еще дальше на Восток. Если вы жаждете узнать мир, спешите углубиться в песчаные, выжженные солнцем края, что расположены за царством финикийцев. Торопитесь, ибо оракулы дали нам знать, что разрушение великих городов Халдеи и Ассирии близко. Из центра Азии и с равнин, находящихся на севере Греции, придут захватчики, которые превратят страну великого Вавилона в пустыню.

– Вавилона?

– Именно там сейчас сосредоточена деятельность мира. Другие страны – всего лишь земли художников, воинов или купцов. Идите в Вавилон и, пока он еще не повержен, вы познакомитесь с роскошными, величайшими чудесами, созданными руками человека. А потом вы сможете вернуться к нам, чтобы обсуждать с мыслителями и остроумными риторами достоинства человека и его тщеславие.

* * *

– Увы, великий философ, один жрец из священной рощи на моей родине предсказал, что я обрету покой и душевное равновесие…

– Да, знание превыше всего, дитя мое…

– …только когда повстречаю ту, что рождена под знаком, который я сейчас начерчу на песке, знаком, который вы, разумеется, знаете.

И Виетрикс изобразил свастику.

После короткого размышления Пифагор сообщил:

– Могу сказать без ложной скромности, что я до пределов возможного преуспел в науке, изучающей соотношение линий и углов. Такая компоновка углов и линий, в том виде, в котором вы ее изобразили, относится, думается мне, как раз к этой науке. В сочетании этих прямых линий я вижу немалое число прекрасных теорем. И все же символический смысл этого знака, пожалуй, не открылся мне с первого взгляда. Но я полагаю, что в восточных краях, где туманные науки толкований символов, столь далекие от нашего ясного греческого духа, всегда имели успех, вы точно найдете решение. Моя же собственная трактовка…

– Говорите же, учитель, прошу вас. Я – можно сказать, религиозно – разделяю ваш восторг при виде этого креста, но с некоторых пор он постоянно тревожит мой сон. Говорите же, прошу вас…

– Нет, моя собственная трактовка не может сравниться с той, которую, уверен, дадут вам халдейские и индийские волхвы. Уж они-то без труда укажут вам женщину…

– По крайней мере, она ли, как уверял меня друид, предвестник счастья?

– Поэты, чувствительные к далекой и таинственной красоте знака, могли бы наплести здесь многословные рулады. Свастика схожего вида, кстати, имеет отношение к культу некоторых наших божеств… Для меня, скажу вам честно, высшим законом мироздания является чистая геометрия. И здесь, в этом знаке, присутствует, как мне кажется, сама суть геометрии. Полагаю, дитя мое, что судьба непременно отметит тех, кто будет жить под этим знаком.

* * *

«А старина Пифагор довольно ловок, – подумал Виетрикс. – Да и могу ли я протестовать против его объяснения?»

– Благодарю вас за столь блистательную трактовку, – произнес он вслух. – Значит, следуя вашему совету, я отправлюсь в город Вавилон искать ту, что мне суждена… Однако если я не слишком злоупотребляю вашими познаниями, скажите, почему этот великий город обречен на гибель?

– Кому дано постичь гнев богов? Под этими словами я подразумеваю тайные силы, которые определяют наши судьбы и, прямо скажем, далеки от математической строгости. Однако я полагаю, что народам и цивилизациям, слишком далеко отошедшим от естественной жизни первых людей, суждено сгинуть. Смотрите, здесь, в Греции, прилагаются невероятные усилия к тому, чтобы удержать человеческие страсти в соответствии с природой. Такова цена гармоничного общественного устройства. Чрезмерная утонченность ведет к извращенности, а извращенность – к смерти. Вот почему в Лакедемоне законом предписано, чтобы юноши и девушки нагишом упражнялись в беге и других гимнастических дисциплинах, способствующих тому, чтобы делать их тела красивыми и сильными.

– Подобное зрелище должно производить приятное впечатление.

– Особенно важно, чтобы и те и другие получали более простое представление о любви. Столь же важно помешать этой молодежи проводить время в праздных беседах, к которым мы, греки, столь расположены. Отныне, коли мы не хотим, чтобы нас постигла участь, уготованная, если верить оракулам, могучему Вавилону, нам следует вернуться к природе, к золотому веку.

* * *

– А в каком виде представляется вам этот золотой век, строгий и проницательный философ? В своей стране, у тех, кого вы называете варварами, я, увы, уже довольно сталкивался с неистовыми страстями. А ведь мы у себя в Лютеции не достигли в общественном совершенствовании даже уровня основанного вами Марселя! Мне следовало бы хоть немного знать о том, что такое великая цивилизация и извращенная цивилизация. Соблаговолите же прежде всего поведать мне об этом благословенном времени на земле. Дабы столь неопытный ум, как мой, мог судить об этих вещах более здраво.

Тем временем собеседники вместе с сопровождающими Пифагора учениками прибыли к Лабиринту и углубились в его запутанные ходы. Каждый прислушивался к значительным словам, слетающим с уст философа, который сейчас, похоже, испытывал поэтическое вдохновение:

– В золотом веке люди жили в полнейшей невинности. Блаженное состояние людей на земле было схоже с пребыванием героев на елисейских полях. Они не знали ни ненастья, ни битвы стихий; северные ветры не вырвались еще из своих глубоких пещер; лишь нежный зефир оживлял природу своим теплым дыханием. Люди золотого века никогда не ощущали ни летней жары, ни зимней стужи; увенчанная цветами весна сочеталась на земле с осыпанной плодами осенью. Смерть, болезни и преступления не смели приблизиться к этим благословенным местам.

Первые люди, расположившись среди благоуханных рощ, вкушали чистые радости дружбы или, сидя на пиру богов, насыщались нектаром и амброзией. Порой Зевс в сопровождении других богов запрягал свою колесницу и катал их над небесами: там души видели истину, справедливость и мудрость в их первоначальном виде. Там глазами чистого разума наблюдали они первичную сущность, которой Зевс и другие боги являются лишь лучами. Они напитывались этим зрелищем до того, что, не в силах более вытерпеть сияния, спешили спуститься в свою привычную обитель.

Тогда боги посещали сады Гесперид и получали удовольствие от бесед с людьми. Боги любили пастушек, а богини не отвергали любви пастушков. Грации повсюду сопровождали их, и грации эти были сама добродетель. Но, увы, золотой век оказался недолог.

Однажды люди не последовали за облачной колесницей Зевса. Они остались на поле Гекаты, опились нектаром, утратили склонность к чистой истине и отделили любовь к удовольствиям от любви к порядку. Пастушки заглядывались на свое отражение в источниках и превратились в поклонниц собственной красоты; теперь каждая была занята лишь собой. Они рассматривали в хрустальной воде источников свои белые бедра, искали на лугу углубления под свои зады, млея от неги, охватывали округленными ладонями свои груди. Эти ревнивицы прятали свои прелести под покрывалами. Отныне мужчины при свете дня уже не осмеливались выражать свои сокровенные желания. Смертоносный дух исследования поселился в них. Любовь покинула землю, и вместе с ней исчезли все боги небесные; лесные божества превратились в сатиров, напеи – в вакханок, а наяды – в менад. Добродетели и грации разделились, и ложная любовь к себе, мать всех пороков, породила сладострастие, источник всех бед…

* * *

Пифагор нарисовал пасторальную картину, исполнившую души слушателей невыразимым восхищением. Неожиданно кто-то заметил, что ночь уже покрывает Лабиринт своими тенями…

«Сладострастие – источник всех бед!» – мысленно повторял Виетрикс.

Однако следовало найти выход. Это оказалось не так просто – Лабиринт был построен с дьявольской изобретательностью. Игра в прятки продолжалась допоздна. Пифагор терялся в расчетах, чертя на стенах замысловатые фигуры своим стилом. Наконец Виетрикс определил верное направление и осмелился указать его. Он угадал.

– Вот что вам в ближайшее время больше не удастся, – насмешливо заметил Пифагор. – В любом случае не здесь сможем мы обнаружить людей, способных так запросто чувствовать, как было когда-то. Ах, наши предки из золотого века не напрягали извилин… Как бы то ни было, прощайте. Нашу славную беседу, молодой человек, продолжим позже… Но опасайтесь восточных риторов.

* * *

Неприятный сюрприз ожидал Виетрикса, когда он во весь опор примчался в порт. Пять кораблей снялись с якорей. А ведь отплытие было назначено только на завтра! Справившись в таверне, куда захаживали финикийские матросы, он узнал, что отплытие произошло сразу после полудня.

Так что этот бандит Канабаль хладнокровно бросил его, без предупреждения оставил своего пассажира. А как же маленькая рабыня, которая должна ждать его в каюте, принаряженная, надушенная, доведенная до соблазнительного совершенства усилиями жирного евнуха! Речи Пифагора, конечно, прекрасны, но одного их сладкозвучия недостаточно для молодого парня вроде Виетрикса! Именем всех жестоких богов Галлии и некоторых других стран он проклял предателя-капитана. Да, кстати, а не специально ли тот так поступил? Взять, например, маленькую рабыню…

Да ладно, неважно! Проворонил! А что до женщины… И все же Виетрикс всю ночь испытывал страшную ярость в дурной комнате постоялого двора на улице Конопатчиков…