Текст книги "Девушка и ночь"

Гийом Мюссо
Девушка и ночь

Guillaume Musso

La jeune fille et la nuit

Copyright © Calmann-Lévy, 2018.

© И. Алчеев, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Флоре – в память о наших беседах той зимой за бутылочкой в четыре утра…

Загадка ночи не разрешена. И как же пережить ее тогда?

Анри Мишо

Тропа контрабандистов

 
Девушка:
Поди, поди ты
С глаз моих долой, безносая плутовка!
Я молода еще, поди ж ты прочь!

Смерть:
Дай руку мне, о нежное,
Прелестное созданье!
Подругой буду я твоей, тебе со мною
Нечего бояться. Уж ты поверь!
Я страх твой мигом утолю.
В руках моих ты сном забудешься
Смиренным.
 

Маттиас Клаудиус. Девушка и смерть

2017 год

Южная оконечность мыса Антиб. 13 мая.

Манон Агостини, сотрудница муниципальной полиции, поставила служебную машину, старенький «Кангу», в самом конце дороги Ла-Гаруп и захлопнула дверцу, проклиная в душе обстоятельства, которые заставили ее здесь оказаться.

Часов в девять вечера охранник одного из роскошных особняков на мысе позвонил в комиссариат Антиба и сообщил не то про взрыв петарды, не то про выстрел – словом, про какой-то странный шум, прогремевший на каменистой дороге, пролегающей вдоль парка в поместье. В комиссариате не придали большого значения звонку и перенаправили его в муниципальную полицию, а там не нашли ничего лучше, как связаться с ней, хотя она уже ушла с работы.

Когда позвонил начальник и попросил ее глянуть, что там стряслось на прибрежной дороге, Манон уже надела вечернее платье и была готова выйти из дома. Она с радостью послала бы начальника куда подальше, но отказать в просьбе не смогла. Тем утром добряк-начальник разрешил ей взять служебный «Кангу» после работы. Личная машина Манон приказала долго жить, а этим субботним вечером колеса были ей нужны позарез: она собиралась на важную встречу.

Лицей Сент-Экзюпери, где она когда-то училась, праздновал свой пятидесятилетний юбилей, по этому случаю там устраивали вечер, и на торжество должны были прийти ее бывшие однокашники. В глубине души Манон надеялась повидаться с парнем, который в свое время был к ней неравнодушен. Он был не похож на других, но в ту пору она его попросту не замечала, предпочитая ему ребят постарше, хотя те, как выяснилось, все до одного были беспросветными кретинами. В этой надежде не было ни капли благоразумия: Манон даже не знала точно, будет ли тот парень на предстоящем вечере – он наверняка про нее уже и думать забыл. Но ей очень хотелось верить, что в ее жизни наконец что-то случится. Маникюр, прическа, беготня по магазинам – всю вторую половину дня Манон кружилась как белка в колесе. Три сотни евро она ухлопала на прямое темно-синее платье из шелкового трикотажа с кружавчиками, у сестры позаимствовала жемчужное ожерелье, а у лучшей подруги – замшевые туфли-лодочки от Стюарта Вайцмана, которые были той маловаты.

Манон включила телефонный фонарик и прямо так, на высоких каблуках, двинулась по узкой дорожке, тянувшейся километра два с лишним вдоль побережья до виллы Эйленрок. Она хорошо знала это место. Еще девчонкой отец приводил ее рыбачить в здешних бухточках. Когда-то местные называли эту дорогу тропой таможенников или контрабандистов. А потом в туристических справочниках она уже появилась под другим, более красочным названием: «тропа Тир-Пуаль[1]1
  Tire-Poil – буквально «Охочие до поживы» (фр.). Здесь и далее, если не указано иное, прим. перев.


[Закрыть]». В наши дни название ее как-то обесцветилось, лишилось оригинальности – и она стала просто прибрежной дорожкой.

Метров через пятьдесят Манон наткнулась на ограждение с предупреждающей табличкой: «Опасная зона: проход закрыт!» В середине недели бушевал сильный шторм. Сокрушительные удары волн вызвали оползни – местами было не пройти.

Недолго думая Манон решила перелезть через ограду.

1992 год

Южная оконечность мыса Антиб

1 октября.

С радостным сердцем Винка Рокуэлл шла порхающей походкой мимо пляжа Жольетт. Было десять часов вечера.

Чтобы добраться сюда из лицея, ей удалось уговорить подружку из подготовительных классов, у которой был мотороллер, подбросить ее до дороги Ла-Гаруп.

Выйдя на Тропу контрабандистов, она почувствовала невероятное воодушевление. Алексис… Она спешила вернуть свою любовь!

Хотя ветер валил с ног, ночь стояла чудесная, на небе ни облачка, и видно было почти как днем. Винка просто обожала этот уголок: он выглядел диким и совсем не походил на затасканный образ Французской Ривьеры в летнюю пору. В солнечном свете желтовато-белый блеск известняковых скал и переливающаяся бесконечными оттенками лазурь бухточек завораживали. Как-то раз, бросив взор в сторону Леринских островов, Винка даже разглядела дельфинов.

А в сильный ветер, как нынче вечером, кругом все менялось до неузнаваемости. Крутые скалы становились опасны, оливковые деревья и сосны, казалось, корчились от боли и будто пытались вырваться из земли с корнями. Но Винке все было нипочем. Ей надо было вернуть свою любовь.

2017 год

Фу-ты черт!

Каблук у одной туфли Манон с треском подломился. Что за напасть такая! Вместо того чтобы отправиться прямиком на вечер, придется вернуться домой, а завтра получить разнос от подруги. Она скинула туфли, сунула их в сумочку и пошла дальше босиком.

Она все шла по узенькой бетонной дорожке, тянувшейся вдоль скального отвеса. Воздух был чистый, бодрящий. Мистраль расчистил ночное небо, и оно озарилось мириадами звезд.

За крепостными стенами Старого Антиба открывался потрясающий вид на Ниццкую бухту и подступающие к ней горы. За укрытием из сосен ютилось несколько самых прекрасных поместий на Лазурном Берегу. Было слышно, как внизу пенятся волны, обрушивая на берег всю свою силу и мощь.

В былые времена в этих краях случались весьма трагические события. Волны уносили в море рыбаков, туристов и уединявшихся на морском берегу влюбленных. Под огнем критики властям пришлось обезопасить дорожку – построить каменные лестницы, разметить ее указателями и оградить барьерами, дабы любителям походов неповадно было подходить слишком близко к краю обрыва. Однако стоило разгуляться ветру, как через какую-нибудь пару часов эта живописная местность снова становилась чрезвычайно опасной.

Манон добралась как раз до недавно рухнувшей алеппской сосны, сокрушившей ограждение и перекрывшей проход. Идти дальше было невозможно. Манон решила повернуть обратно. Кругом не было ни души, мистраль распугал всех охотников до пеших прогулок.

Уноси-ка ты отсюда ноги, девочка!

Она остановилась и стала прислушиваться к вою ветра. В нем слышалась как будто жалоба, близкая и вместе с тем далекая. И глухая угроза.

Прямо так, босиком, она вскарабкалась на скалу, чтобы обогнуть препятствие, и, подсвечивая себе фонариком телефона, служившим ей единственным источником света, двинулась дальше.

Внизу, под скалой, громоздилась какая-то темная куча. Манон прищурилась. Нет, слишком далеко – ничего не разглядеть. Она попробовала спуститься, глядя в оба. Послышался треск. Порвалась кружевная оборка платья, но она не обратила на это внимания. Ее взгляд был направлен на ту странную кучу. Это было тело. Труп женщины, брошенный среди скал. Чем ближе она к нему подбиралась, тем сильнее ее сердце сжималось от страха. Это был не несчастный случай. Лицо у женщины было размозжено и представляло собой сплошное кровавое месиво. Бог ты мой! Манон почувствовала, что ноги ее совсем не держат и она вот-вот упадет. Она включила телефон, чтобы вызвать подмогу. Связи не было, но на экране высветилась надпись: «Только срочные вызовы». Манон собралась было нажать кнопку автоматического вызова и тут вдруг сообразила, что она здесь не одна. Чуть в стороне сидел какой-то мужчина, весь в слезах. Он сокрушенно рыдал, обхватив лицо руками.

Манон не на шутку испугалась. Сейчас она горько пожалела, что не прихватила с собой никакого оружия. Она осторожно подошла ближе. Мужчина выпрямился. И, когда он вскинул голову, Манон его узнала.

– Это сделал я, – сказал он, указывая на мертвое тело.

1992 год

Грациозно и легко Винка Рокуэлл перепрыгивала с камня на камень. Ветер крепчал. Но Винке нравилось все это. Волны, опасность, пьянящий морской воздух, головокружительные отвесы. Ничто в жизни не волновало ей кровь так, как встреча с любимым человеком. Глубокое, полное помрачение. Слияние тел и душ. Даже если бы она прожила сотню лет, ничто не могло бы сравниться с тем воспоминанием. Надежда снова увидеться, пусть тайком, и соединиться со своей любовью среди скал будоражили ее воображение.

Она чувствовала, как ее целиком обволакивает теплым ветром – он обдувает ей ноги, вздымает полы платья, будто предвещая, что впереди ее ждет вожделенное единение тел. Сердце бешено стучит, волна жара подхватывает и качает, кровь пульсирует, безудержный трепет охватывает каждую частицу тела.

Алексис… Ей надо было вернуть свою любовь. В глубине души Винка понимала, что ведет себя глупо и все это не к добру. Но всепоглощающую радость этого мгновения она не променяла бы ни на что на свете. Ожидание, безумная любовная страсть, мучительное наслаждение ночного плена.

– Винка!

На фоне ясного неба, озаренного лишь светом полной луны, вдруг возник силуэт – Алексис. Винка сделала два-три шага навстречу тени, возникло чувство близкого наслаждения. Сильного, жгучего, неистового. Тела слились и растворились. Гомон чаек заглушил крики. Судороги, валящий наземь взрыв, слепящая белая вспышка, испепеляющая, обращающая в прах все существо.

– Алексис!

Внутренний голос снова шепнул Винке, что это не к добру. Но ей было наплевать на будущее. Любовь – это все или ничего.

Важно только настоящее мгновение.

Обжигающее, отравляющее искушение ночи.

Вчера и сегодня

(«НИС – МАТЕН» – понедельник, 8 мая 2017 года)

Международный лицей Сент-Экзюпери празднует 50-летие

В предстоящие выходные в ведущем учреждении – технопарке «София-Антиполис» готовятся задуть 50 свечей.

Этот международный лицей был основан в 1967 году Французской светской миссией с целью обеспечения школьным образованием детей, оказавшихся за границей, и представляет собой не совсем обычное учебное заведение на Лазурном Берегу. Он стал известен благодаря высочайшему уровню преподавания, а обучение там проводится на иностранных языках. На двуязычных отделениях лицея, где сегодня обучается около тысячи французских и иностранных школьников, выдаются международные аттестаты. Торжественные мероприятия начнутся в пятницу 12 мая со дня открытых дверей, в течение которого учащиеся и педагогический состав лицея представят свои творческие проекты – фото, фильмы и театральные постановки, – приуроченные к этому знаменательному событию.

Праздник продлится до полудня следующего дня и завершится коктейлем, на который соберутся бывшие ученики и преподаватели лицея. Во время этой церемонии заложат первый камень нового корпуса, названного «Стеклянной башней»: это шестиэтажное здание будет воздвигнуто на месте нынешнего спортивного корпуса, который предполагается снести в самое ближайшее время. В новом сверхсовременном комплексе, кроме того, разместятся подготовительные классы для желающих поступать в высшие учебные заведения. В конце того же дня, на вечере выпускников все, кто окончил лицей в 1990–1995 годах, удостоятся чести стать последними посетителями старого спортивного корпуса.

Директор лицея г-жа Флоранс Гирар надеется, что по случаю юбилея на торжество соберется рекордное число гостей. «Я сердечно приглашаю всех бывших учеников и членов педагогического состава разделить вместе с нами этот миг единения. Свободный обмен мнениями, встречи после разлуки и воспоминания подскажут нам и помогут понять, откуда мы и куда держим путь», – продолжала директор свою несколько сумбурную приветственную речь, после чего уточнила, что специально по этому случаю в «Фейсбуке» была создана отдельная группа.

Стефан Пьянелли

Вечно молодая

1. Вишневая кока-кола

Когда сидишь в самолете, который вот-вот разобьется, незачем пристегиваться – бесполезное дело.

Харуки Мураками

1

«София-Антиполис»

Суббота, 13 мая 2017 года

Я припарковал взятую напрокат машину под соснами возле автозаправки, в трех сотнях метров от входа в лицей. Приехал я прямиком из аэропорта, с рейса Нью-Йорк – Ницца, так и не сомкнув глаз за весь перелет.

Получив накануне по почте статью, посвященную пятидесятой годовщине моего бывшего лицея, я спешно покинул Манхэттен. Конверт со статьей мне отправил через почтовое отделение моего издательства Максим Бьянкардини, мой старый добрый друг, с которым мы не виделись целых двадцать пять лет. В конверт он вложил и номер своего мобильного телефона, но набрать его я не решался, пока не понял, что теперь мне не отвертеться.

– Читал статью, Тома? – спросил он меня без околичностей.

– Поэтому и звоню.

– Знаешь, что это значит?

В голосе его угадывались прежние знакомые интонации, только теперь к ним прибавились незнакомые возбужденность, торопливость и страх.

Я не сразу ответил на его вопрос. Да, я знал, что это значит. Это был конец нашей прежней, так хорошо знакомой жизни. И следующую ее часть нам суждено провести за решеткой.

– Тома, тебе надо приехать на Лазурный Берег, – после короткого молчания выпалил Максим. – Надо придумать, как из этого выкрутиться. Надо что-то делать.

Я закрыл глаза, прикидывая в уме последствия этого дела: масштаб скандала, юридическую подоплеку, неприятности для наших родных.

В глубине души я всегда знал: когда-нибудь этот день все-таки настанет. Я прожил почти двадцать пять лет – вернее, притворялся, что жил, – с дамокловым мечом над головой. Я постоянно просыпался в холодном поту среди ночи, вспоминая те давние события и неизменно думая о том, что однажды все раскроется. По ночам я глотал седативы, запивая их каруидзавой[2]2
  Сорт японского виски.


[Закрыть], но заснуть снова мне редко когда удавалось.

– Надо что-то делать, – твердил свое мой друг.

Я понимал: он тешит себя иллюзиями. Ведь бомбу, грозившую обратить нашу жизнь в прах, мы сами и заложили тогда, декабрьским вечером 1992 года.

И мы оба понимали: обезвредить ее невозможно никакими силами.

2

Я закрыл машину и направился к автозаправке. Это был маленький супермаркет, наподобие американского, который все называли «У Дино». За бензоколонками располагалась крашеная деревянная постройка – здание в колониальном стиле, где помещались магазинчик и уютное кафе с обычной просторной террасой под навесом.

Я толкнул ходящую взад и вперед дверь. Внутри почти ничего не изменилось – время совсем не тронуло это заведение, со всеми его причудливыми особенностями. В глубине магазина, в окружении высоких табуретов, помещалась беленая деревянная барная стойка со стеклянными колпаками в дальнем ее конце, под которыми, точно в ларцах для драгоценных камней, лежали разноцветные пирожные. Оставшуюся часть помещения, как и террасу, занимали диванчики и столики. На стене висели эмалированные таблички с рекламой старых, ныне уже не существующих торговых марок, а также плакаты с изображениями Ривьеры в «безумные» годы[3]3
  Имеется в виду период 1919–1929 годов.


[Закрыть]. Чтобы вместилось побольше столиков, убрали бильярд с игровыми автоматами, в которых я оставил кучу денег в бытность мою фанатом «Автогонок», «Арканоида» и «Уличного хулигана-2». Остался только настольный футбол – старенький «Бонзини» с протертым чуть ли не до дыр полем.

Я не удержался и погладил футбольный стол из крепкого бука. За этим самым столом мы на пару с Максимом часами напролет снова и снова переигрывали все крупные матчи с участием ОМ[4]4
  Футбольный клуб «Олимпик Марсель» (сокращенно ОМ).


[Закрыть]. На меня потоком нахлынули воспоминания: хет-трик[5]5
  В футболе три гола, забитые в одном матче одним игроком.


[Закрыть] Папена в Кубке Франции 1989 года; игра рукой Ваты в матче против «Бенфики»; удар Криса Уоддла внешней стороной правой стопы в игре против «Милана» в тот достопамятный вечер, когда на стадионе «Велодром» вырубился свет. К сожалению, мы с ним так и не отпраздновали долгожданную победу в Лиге чемпионов в 1993 году. В то время я уже покинул Лазурный Берег – уехал в Париж учиться в коммерческой школе.

Я впитывал в себя атмосферу кафе. Максим был не единственный, с кем я имел обыкновение захаживать сюда после уроков. Самые яркие воспоминания у меня были связаны с Винкой Рокуэлл, девчонкой, в которую я был тогда влюблен. В нее были тогда влюблены все мальчишки. Это было вчера. С тех пор прошла целая вечность.

Направляясь к стойке, я чувствовал, как волосы у меня на руках встают дыбом по мере того, как в голове возникают мгновенные, но все более отчетливые образы. Я вспоминал чистый смех Винки, щелочки между ее верхними резцами, ее воздушные платья, непостижимую красоту, отстраненный взгляд на вещи. Помнится, летом здесь, «У Дино», Винка пила вишневую колу, а зимой заказывала по несколько чашек горячего шоколада с плавающими на поверхности мелкими зефирками.

– Что будете заказывать?

Я глазам своим не верил: в кафе все так же заправляла итало-польская чета Валентини. Глянув на хозяина, я тут же вспомнил его имя. Дино (ну конечно…) оторвался от чистки кофемашины-эспрессо, завязав со мной разговор, а Ханна между тем продолжала листать местную газету. Он раздобрел и полысел, а ее кожа больше не была золотисто-желтой, и у нее изрядно прибавилось морщин. Впрочем, со временем Дино и Ханна, казалось, стали еще больше подходить друг другу. Сказывался эффект старости – она обесцвечивала слишком яркую красоту и вместе с тем придавала легкий налет лоска самым обыкновенным физическим чертам.

– Мне кофе, пожалуйста. Двойной эспрессо.

Подумав мгновение-другое, я решил окунуться в прошлое, вызвав в памяти призрачный образ Винки:

– И вишневую колу со льдом и соломинкой.

Тут мне показалось, что один из Валентини вроде бы признал меня. Мои родители директорствовали в Сент-Экзе с 1990-го по 1998 год. Отец руководил лицеем, а мать заведовала подготовительным отделением, на основании чего они пользовались служебной жилплощадью на территории кампуса. Поэтому я был здесь частым гостем. В обмен на пару-тройку бесплатных заходов в «Уличного хулигана» я иногда помогал Дино убирать в подвале или готовить его знаменитый замороженный заварной крем, рецепт которого он унаследовал от своего папаши. Покуда его жена все так и сидела, впившись глазами в газету, старый итальянец получил от меня деньги и подал мне напитки, но при этом в его усталом взгляде не мелькнуло ни искорки.

Три четверти зала пустовало, и это было удивительно, тем более для субботнего утра. В Сент-Экзе немало учеников жили при лицее, и в мое время большинство из них оставались там и на выходные. Воспользовавшись этим обстоятельством, я направился к нашему с Винкой любимому столику – последнему, в самом конце террасы, под благоухающими ветвями сосен. Поскольку звезды тяготеют друг к другу, Винка всегда предпочитала сидеть лицом к солнцу. С подносом в руках я сел на свое обычное место – спиной к деревьям. Поставил перед собой чашку с кофе, а стакан с вишневой колой водрузил перед пустовавшим стулом напротив.

Из динамиков лилась старая популярная песня группы R.E.M. «Теряю веру» – слушая ее, многие думали, будто она про религиозную веру, хотя на самом деле в ней говорится про горькую, неразделенную любовь. Про то, как парень в отчаянии кричит любимой девушке: «Эй, гляди, вот он я! Ну почему же ты меня не замечаешь?» В этих словах – вся история моей жизни.

Слабый ветерок слегка трепал ветви деревьев, солнце освещало покрытые пылью половицы. За несколько мгновений случилось чудо, и я перенесся в начало девяностых. Прямо передо мною в пронизывающем ветви деревьев свете возник призрак Винки, и до моих ушей донеслось эхо наших воодушевленных разговоров. Она с увлечением рассказывала мне про «Любовника»[6]6
  Автобиографическая повесть французской писательницы Маргерит Дюрас (1914–1996), опубликованная в 1984 году.


[Закрыть] и «Опасные связи»[7]7
  Роман в письмах французского писателя Шодерло де Лакло (1741–1803), опубликованный в 1782 году.


[Закрыть]. А я в ответ расписывал ей «Мартина Идена»[8]8
  Роман Джека Лондона, впервые напечатанный в журнальном варианте в 1908–1909 годах и вышедший отдельной книгой в 1909-м.


[Закрыть] и «Любовь властелина»[9]9
  Роман швейцарского писателя Альбера Коэна (1895–1981), изданный в 1968 году.


[Закрыть]. За этим же столом мы обычно часами обсуждали фильмы, которые смотрели вечерами по вторникам в кинотеатре «Стар», в Каннах, или в «Казино Антиб». Она была без ума от «Пианино»[10]10
  Фильм новозеландского кинорежиссера, сценаристки и писательницы Джейн Кэмпион (р. 1954), выпущенный в 1992 году.


[Закрыть] и «Тельмы и Луизы»[11]11
  Фильм британского кинорежиссера Ридли Скотта (р. 1937), вышедший в 1991 году.


[Закрыть], а мне нравились «Ледяное сердце»[12]12
  Фильм французского кинорежиссера Клода Соте (1924–2000), вышедший в 1992 году.


[Закрыть] и «Двойная жизнь Вероники»[13]13
  Фильм польского кинорежиссера Кшиштофа Кесьлевского (1941–1996), вышедший в 1991 году.


[Закрыть].

Песня закончилась. Винка надела солнцезащитные очки «Рэй-Бэн», втянула через соломинку глоток колы и подмигнула мне из-за цветных стекол. Ее образ поблек, а потом и вовсе пропал, подведя черту под нашим чудесным отступлением.

Мы уже не томились под беспечным зноем лета 1992 года. Я остался один-одинешенек, мне было грустно и с трудом дышалось после погони за химерами утраченной юности. Я не видел Винку вот уже двадцать пять лет.

Впрочем, ее вообще никто не видел вот уже двадцать пять лет.

3

В воскресенье 20 декабря 1992 года Винка Рокуэлл, девятнадцати лет, сбежала в Париж вместе с Алексисом Клеманом, двадцатисемилетним преподавателем философии, с которым она поддерживала тайную связь. Последний раз их вдвоем видели на следующее утро в гостинице Седьмого округа, возле базилики Святой Клотильды. Потом все следы их пребывания в столице были потеряны. С тех пор они больше не объявлялись и не связывались ни с друзьями, ни с родными. Они буквально испарились.

Такова официальная версия.

Я достал из кармана статью из «Нис-Матен», которую перечитывал уже раз сто. За внешней обыденностью в ней скрывались сведения, повлекшие за собой драматические последствия, которые ставили под сомнение то, что все уже знали об этом деле. Сегодня принято уповать на правду и открытость, но правда на поверку редко бывает таковой – и в этом конкретном случае она не сулила ни умиротворения, ни безутешной скорби, ни истинной справедливости. Правда обещала только беду, погоню и клевету.

– О, простите, мсье!

Проносясь между столами, неловкий лицеист задел рюкзачком стакан с колой, но я, мгновенно среагировав, подхватил его, не дав разбиться вдребезги. Потом сгреб в кучу салфетки и вытер стол, но колой залило мне брюки. Я прошел через кафе к туалетам. Мне понадобилось добрых пять минут, чтобы оттереть все пятна, и еще столько же времени, чтобы просушить брюки. Лучше было вообще не ходить на встречу бывших учеников, не то все подумают, что я обмочился.

Вслед за тем я вернулся на свое место за пиджаком, висевшим на спинке стула. Глянув на стол, я почувствовал, как у меня заколотилось сердце. В мое отсутствие кто-то сложил вдвое ксерокопию статьи и положил сверху солнцезащитные очки. «Рэй-Бэн Клабмастер» с цветными стеклами. Кто же сыграл со мной эту злую шутку? Я огляделся кругом. Дино болтал с каким-то типом возле бензоколонок, а Ханна поливала герани на другой стороне террасы. Кроме троих уборщиков, коротавших рабочий перерыв за барной стойкой, среди посетителей кафе было несколько лицеистов – они сидели, уткнувшись в свои «Макбуки» или мобильные телефоны.

Черт!..

Пришлось потрогать очки руками – только так я убедился, что они мне не привиделись. Подняв их, я заметил на газетной вырезке пометку. Короткое слово, выведенное аккуратным округлым почерком:

Месть.