Текст книги "Шизариум"

Шизариум
Глеб Океанов

© Глеб Океанов, 2023

ISBN 978-5-0055-9823-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Каждой клеточкой

Довольно недалёкое будущее

Свет, пробившийся сквозь оконное стекло, шлёпнул по глазам. Даже под зажатыми веками появились яркие всполохи, точно эти глазные шторы начали таять на солнце. На кровати засеребрилась на свету чья-то начавшая рано седеть щетина.

Вася проснулся уже с полчаса как, но всё дурачил вселенную будто спит.

Дым сигарет – такой же сигнал начала нового дня, как и солнце за окном – туманом сочился из-под двери. За окном вяло переругивались редкие машины, за стеной встречала новый день истошным воплем парализованная старуха, кто-то пьяный под окном посипывал уже который час матерные песни.

Для Васи новый день – это не новая страница книги. Ни дел, ни забот. Какое сегодня число – похеру вообще. Просто очередной день. Вся жизнь была бы этим самым одним унылым днём, если б периодически не прерывался на сон.

Василий присел на кровати. Принюхался. Воняет. Наверное, это нормально – что поделать-то с этим? И не разберёшь, откуда воняет – с улицы, из коридора, или так просто. Вася крякнул, а потом так громко хрустнул шеей, что бугорок под одеялом вздрогнул, засопел, почавкал и перевернулся на другой бочок. Вася нежно погладил зад подруги через ткань, а затем рывком поднялся с продавленной кровати. Тут же закружилась голова и он чуть не оступился, точно пьяница, встающий из-за барной стойки, чтобы отлить.

Подошёл к окну. Открыл. Тут же отшатнулся от шума, ветра и вони. Матернулся. Щурясь осмотрелся, перегнулся через подоконник и смачно харкнул далеко вниз. Закрыл окно.

Тем временем густой харчок пролетел восемнадцать этажей из двадцати пяти и, почти не расплескавшись, шумно ухнул в чью-то кружку утреннего кофе. Хозяин кружки с ужасом и омерзением решил, что это птичий помёт, и вылил содержимое вниз. Испорченный кофе приземлился на брезентовый карниз паршивой забегаловки и коричневым кипятком расплескался на головы нескольким проституткам, что тут же с визгом выбежали под дождь. А их ещё и проехавший мусоровоз обдал радужной водой из дыры в асфальте.

Василий Моржов тем временем сидел на унитазе, курил и смотрел на сухие белые пяточки своей женщины – дверь туалета он не закрыл, так как там не имелось вытяжки для дыма.

Через какое-то время девушка тоже окончательно проснулась. Вася всё тужился на унитазе, застигнутый вдруг какой-то непроходимостью, когда она прошла мимо него к раковине.

– Доброе утро, – чмокнула его в висок и нагнулась над раковиной чистить зубы.

– Доброе, – он вытер рукой пот со лба.

– Что с работой? – спросила она, когда Вася через какое-то время потеснил её у раковины – вдвоём в ванной не протолкнуться, прямо не ванная, а душевая кабина в качестве отдельного помещения. – Есть новости?

– Какие, в жопу, новости, Джесс? Заводу крышка, городу крышка… а у меня и на телефоне минус до хрена евро – если б вдруг что и изменилось, мне всё равно фиг дозвонишься…

– Я брошу денег…

– Да куда ты бросишь – он и не заряжается уже, кусок пластмассы, а не трубка.

Девушка осталась принять душ, а Вася опять открыл окно и снова закурил. Сигарета после пробуждения и сигарета после мятной зубной пасты – это два разных вкуса.

Талмуды неоновой рекламы за окном уже давно не горели, и уже вряд ли их когда-либо вновь зажгут. Никто не будет поедать глазами полуголых баб с рекламы шампуня и полуголых гомиков с рекламы трусов. Их будет поедать только коррозия. А в данный момент всю эту рекламу посасывал утренний туман.

– Так что ты будешь делать? Сегодня? – спросила Джессика, выйдя из облака пара с тюрбаном полотенец на голове. – Бред… где моя одежда вообще?

– Ничего, – Вася не оборачиваясь протянул ей видавшие виды розовые трусы, что висели на верёвке у окна. – Ждать.

– Ясно…

Ему не понравилось, как Джесс это сказала. Вася зашвырнул сигарету куда подальше и захлопнул окно. Обернулся.

– А что такое? У нас же есть ещё деньги?

Под «У нас есть деньги?» подразумевалось «У тебя».

Она задумалась на несколько секунд, с трудом натягивая юбку-карандаш в серую клетку на крутые бёдра.

– Есть.

– Вот и славно! Живём мы тут пока бесплатно – кризис у всех, всем Мухосранском в один колодец с поносом упали, все всё понимают. Глядишь, скоро вообще продуктовые карточки введут… – произнёс он чуть ли не мечтательно. – Зарплату всё равно через месяц-другой уже нечем платить будет. Так что надо ждать, что будет.

Джессика тем временем совсем преобразилась – в захламлённой однушке-студии, что вся в пепле и пахнет влажным бельём откуда-то взялась шикарная бизнес-леди, в деловом наряде и в очках. Стройная, серьёзная, похожая на утончённый стебель цветка, оканчивающийся нежным бутоном.

Она засеменила к Васе и прошептала ему в лицо, глядя глаза в глаза:

– Вась, надо уезжать из этой дыры! Тут скоро начнутся погромы…! Я тебе говорила, на работе перешёптываются – с моими связями у меня… у нас есть возможность по-тихому скрыться вместе с властями. Нужно решать скорее – они в любой момент могут открыть окружение для разового выезда…!

– Нет, – сказал он, усмехнувшись. – Я тебе уже сто раз говорил: это мой дом, я ни ногой отсюда, ни в какие Америки, – этой фразой он, как тузом, уже ни раз побеждал в этом разговоре. – Ты же со мной?

Она вгляделась в своё отражение в его глазах и кротко закивала.

– Вот и славно, – он чмокнул её, развернул и шутливо шлёпнул под зад. – Не опоздай на работу.

Когда дверь захлопнулась и по коридору застучали каблучки, Вася оттянул слипшиеся яйца, а затем выудил из-под комья тряпья под кроватью заныканный туда телефон. Трубка без проблем включилась, и Вася стал набирать кому-то сообщение.

***

Рабочий день Джессики в этот день завершился к обеду. Впрочем, как и вся её работа вообще. Директор и замдир опустошили сейфы и помахали всем ручкой. Сказали разбирать домой что плохо лежит и не привинчено. Некоторым подмигнули или помахали. Джессике, например. Это означало: «Ну, мы-то скоро увидимся». Правительство города тайно готовило колонну для прорыва блокады. Так что вскоре мэр, чиновники и избранные лики града сего покинут этот проклятый Мухосранск, как называл его Вася. Удивительно, но среди избранных оказалась и Джесс, выпускающий редактор городского новостного агентства. Главное только, чтобы её начальник и дальше думал, что она станет его любовницей, как они покинут город…

Время – обед. Джессика тащила увесистый пакет рабочих мобильников, которые она быстренько собрала по офису в то время, как её коллеги растаскивали на сувениры кабинет директора. Она-то знала, что там всё поддельное. Она там часто бывала. Готовя почву под истекающего половою истомой начальника. А мобильники, авось, они с Васей смогут продать по дешёвке.

Она зашла в лифт, нажала восемнадцатый и закурила электронную сигарету. Ручки пакета натянулись от тяжести. Тут, этажей через десять, лифт резко остановился, подпрыгнув и свет погас. Пакет, оторвавшийся от ручек, грузно рухнул и по полу рассыпались тут же зажёгшиеся экранчики.

Джесс матернулась.

Кнопка вызова диспетчера погасла вместе со всеми лампочками и не работала. Впрочем, маловероятно, что сами диспетчеры находились вообще на постах.

Сколько можно забывать, что в городе проблемы с электроэнергией? Вот только что же сама размышляла о всей этой ситуации в стране – мировой нефтяной кризис, падение доллара, нефтегазовый коллапс в России, вскрывший самую наглую коррупционную аферу в истории страны, бегство правительства и со дня на день начинающаяся гражданская, о которой уже почти в открытую говорят ЧВК различных корпораций, что уже начали пилить территорию России-матушки, выкупая в собственность целые регионы задарма…

А тут ещё этот проклятый город, куда её угораздило перевестись, обнесли колючей проволокой под напряжением и лазерной защитой, чтобы жители просто не разбежались после закрытия завода концерна УралЗаПил – градообразующего предприятия, на деньги которого этот город построили и на которое все его жители работали. Да недавнего времени.

И вот результат – редакторы газет сидят в застрявших лифтах, с краденными телефонами, в неудобных юбках, а ведь так хочется ссать…

Через час лифт всё-таки поехал. И вот уроженка Коннектикута, получившая филологическое образование в российском Санкт-Петербурге, немного растрёпанная, шла по коридору полузаброшенной гостиницы блокадного промышленного городка в Уральских горах, оставляя своими туфлями мокрые следы от мочи в виде точки и треугольника.

Хорошо хоть камеры в лифтах не работают. Они никогда не работали. Ещё до проблем с электроэнергией. Их, наверное, сразу поставили нерабочими, только для вида. Так что Вася с Джесс иногда использовали тесные загаженные лифты, чтобы разнообразить свою сексуальную жизнь.

Вся в раздумьях, Джессика даже не сразу поняла, что на прошедшей мимо губастой и грудастой татарке надета её бирюзовая шёлковая рубашка. Вот же и след от укуса зубов Василия на том месте, где у Джессики сосок, а у этой стерляди практически подбородок.

Распахнув рот, американка проводила взглядом спину этой женщины, и со злорадством проследила, как та вляпалась в лужу, зайдя в лифт, и обрызгала джинсы. Затем Джесс резко обернулась, как плёткой ударив себя же волосами по щеке, и как раз вовремя. Тут её заметил и Вася. Стоял себе и курил посреди коридора, неотрывно провожая взглядом татарский толстый зад. Поверх трусов с майкой он так ничего за день и не надел. Столкнувшись взглядом с Джесс, он мигом ретировался в их квартиру, будто там всё это время и сидел с ногами на подоконнике в ожидании своей любимой кормилицы.

Джесс прыжком подскочила к двери, начала крутить ручку. Её держали с другой стороны. Потом заперли замок. Вне себя от гнева, трясясь, она выудила из сумки ключи и отперла заново дверь.

В первую секунду Вася попытался сделать вид, что только узнал о её приходе. Но она тут же влепила ему пощёчину, чем выбила из него весь вдруг пробудившийся артистизм.

– Так вот куда мои вещи пропадают!

Потом влепила ещё пощёчину, уже довольно увесистую – они, всё-таки, не раз тренировались в этом плане, а не только трахались.

– Я на работе, а он раздаёт мои вещи узкоглазым татарским шалавам!

А затем она и вовсе расцарапала ему правую часть лица.

Сопровождала это всё отборным матом и речитативом, состоящим из по-разному спряжённых форм слова «Ненавижу!».

Тут до динозавринного мозга Василия дошло, наконец, что происходит. Он отвесил ей в ответ звонкую оплеуху. Потом ударил кулаком. Потом схватил за каштановый хвост и нанёс более прицельный удар.

Джессика упала на пол. У неё разбита губа, а под левым глазом наливался синяк. С судорогами по всему лицу, плача и шмыгая, она выползла из квартиры, и дверь за ней тут же захлопнулась с ноги. Из носа пошла кровь – она не поняла, от удара или ещё от чего.

Девушка доковыляла до рассыпанных по коридору краденных телефонов и, ползая на четвереньках собрала их все в чёрный пакет без ручек. Затем она, с пакетом в руках, вышла на лестничную клетку. И восемнадцать этажей молча спускалась вниз на негнущихся ногах.

Повсюду были люди. Курили. Пили. На одном этаже прямо трахались. Валялись шприцы. Всем было плевать на неё, но это понятно, ведь ей самой было на них вообще насрать. Пусть передохнут все. А она уедет отсюда. Раздвинет ноги перед тем, кто скажет, и уедет отсюда. Навсегда. А на этот город пусть скинут бомбу…!

***

Вася Моржов и Джессика Павлович заселились в гостиницу «Quaking Aspen» четыре года назад, когда Васиня старуха-мать выгнала тридцатипятилетнего сына из квартиры. Слишком уж часто он, так сказать, приносил работу на дом. А работал он на пивзаводе. У них там вообще за нечего делать считалось взять ковшик и зачерпнуть немного продукта «для дегустации». Работающий на алкогольную корпорацию город спивался, а градообразующее предприятие говорило об этом как о «профессиональной деформации».

Сначала они снимали грошовые апартаменты за, собственно, гроши. Вася, как человек без высшего образования и с минимальным опытом, получал мало, и все деньги они оба тратили на Джессику, которая была его на девять лет моложе и только начинала строить свою карьеру. Впрочем, двигалась она по этой лестнице явно через ступеньку, а то и две. Так что все возможные деньги уходили ей на одежду, косметику, гаджеты и транспортные расходы, чтобы она в главном городском информагентстве могла показать себя во всей красе. А непритязательному Васе по жизни хватало пенного напитка на работе и ночной благодарности в постели от любимой девушки.

Но потом всё рухнуло, и стало отчётливо видно то, что ранее закрывала ширма влюблённости. Как кризис в стране и городе залепил всем эмоциональную оплеуху, так будто очнувшаяся Джессика увидела, что её мужчина не какой-то там витающий в облаках аскет, отдающий ей всё, что есть, а простой и примитивный недееспособный пьяница. Как у него пропала работа, а потребность пить осталась, тут же исчезли подарки и какие-либо траты на неё. Тут же начались скандалы и различные пьяные неадекватные выходки. Другую работу Вася не искал, просто сидел целыми днями дома, пил, воровал у неё деньги, курил и пердел, пердел и курил. А как ей стало некогда ухаживать за их крохотным номером из-за разраставшихся вместе с повышениями обязанностей, помещение превратилось в свинарник, в который не хотелось возвращаться. И идея прописаться на диване из кожзама у своего начальника уже не казалась такой уж отвратительной и гадкой.

Как весь город оказался без работы, без денег и в блокадном состоянии, Квакин Аспен превратился из гостиницы в какой-то сквот. Да как и весь город, собственно. Кто эти люди и на каком основании они здесь живут? Почему эти странные личности не скрываясь ширяются по вене прямо при людях и находят это нормальным? Наркотики больше не преступление? А кто когда в последний раз видел полицейского? Хоть одного?

Одна хозяйка гостиницы, престарелая нимфа Агнесса Херцена, всё расхаживала по своим захарканным владениям в видавшем виды алом платье с еле вмещающим бюст вырезом и причмокивая посасывала сигаретку через мундштук. Плевать, что семьдесят пять.

Не имея возможности брать теперь с постояльцев деньги, и как будто лишившись собственного здания вместе с бизнесом, она утешала себя тем, что стала спасительницей заблудших душ. Мол, пусть эти бедные чада лучше будут умирать под моей крышей, чем в канавах. Она до последнего хотела считать, что всё контролирует. Но покровительница заблудших душ больше походила на потасканную Лилит в малобюджетном аду.

Стоило её упомянуть, как в офисе гостиничной бизнесвумен зазвонил чудом сохранившийся проводной телефон. Вот фрагмент того разговора:

– Да, она может въехать в любое время. С учётом, что у нас сейчас нет сотрудников, а вашей мадам может понадобиться помощь, а вы ещё и деньги заплатите… хоть какие-то… я заселю её в номер, где сейчас проживает всего один мужчина. Её не смущает, что эта особь мужского пола? Wonderful! Итак, мы находимся по адресу… Да, то высокое здание с огромным граффити – это мы. Да, очень легко найти, ха-ха-ха, вы правы, дорогуша! Жду-у-у! Сучка плебейская…! – добавила она, положив громоздкую трубку винтажного телефона с крутящимся циферблатом, и прикурила одну сигарету от другой.

***

– Слушай, не одолжишь один… пять евриков? – еле выговорил заранее отрепетированную фразу пьяный Вася.

– Евро не доллар – в лес не убежит… Тебе зачем?

Фома Херцен, сын хозяйки отеля, сдружился с Василием сразу как они с Джессикой заселились. Раньше они часто проводили время втроём. Даже устроили секс втроём как-то пьяни. А потом с глаз американки спали розовые шоры, и она увидела реальность какой она есть, без фильтров.

Фома – обычный прихлебатель. Парасит, как их называли в античных пьесах. Такие ещё дружбой обычно называют собутыльничество.

Джесс могла бы отдать всё, чтобы навсегда забыть или отменить ту пьяную ночь втроём. Каждый раз, как она вспоминала об этом, она всерьёз задумывалась о самоубийстве – настолько ей было противно.

Вася ту ночь даже не помнил.

А вот Фома помнил. И с тех пор смотрел всегда на Джесс с таким видом, будто они вдвоём, в обход Василия, знают, что он прямо сейчас мнёт её трусики у себя в кармане.

Работал Херцен где-то в центре, даже сейчас у него всё в этом плане на мази и даже зарплату ни на цент не сбавили. По крайней мере, он так говорил. Кем он там именно работал Вася никогда и не спрашивал, а тот факт, что Фома постоянно ошивается в гостинице своей матери и пьёт за счёт Васи, вечно залитые алкоголем мозги Моржова соединить в одну линию не могли.

Про себя самого, если б кто спросил, Вася мог бы сказать, что он простой, добрый, щедрый и наивный человек.

Если бы кто спросил Фому, пока его товарища нет рядом, он бы сказал, что Моржов – просто тупой кусок говна.

– Ну, чё тебе объяснять, – промычал Вася, – сам же всё прекрасно понимаешь. Работу мне никто предоставить не может, денег нет. А кушать надо. Я же ещё один рот кормлю – у меня же ещё на руках Джессика… любимая. Считай, жена. Семейная жизнь, все дела.

– Вы же расстались, – улыбнувшись, Фома напомнил, о чём они разговаривали буквально пять минут назад.

– Да придёт эта сука! – проорал вдруг Вася и ударил волосатым кулаком по столу. – Куда, сука, денется?! Приползёт… сука… Как миленькая… сука… Сука… в общем…

– Ну, да. Всего же месяц прошёл – конечно вернётся, – усмехнулся Фома (и он усмехнулся бы ещё наглядней, если б был в курсе о планах и способах Джесс покинуть город). – Один евро, говоришь? – тут же перевёл тему Фома.

– Ага, – как бы небрежно ответил Вася, но алкоголики не умеют в такие моменты скрывать голодный огонёк в глазах.

Фома кивнул. Вытащил из кармана брюк смятую купюру. Показательно разгладил её на столе. Почти уже протянул Васе, но не дал.

– Напомни, а зачем тебе? – спросил он, вдруг как будто внезапно вспомнив, что забыл об этом сразу спросить.

– Да я это… – Вася почесал ещё оставшиеся красные полосы на щеке от ногтей Джесс. – Выпить хотел…

Фомочка молча нагнулся под стол, вытащил из саквояжа и поставил на стол бутылку сивухи с голубым оттенком. Затем ещё помахал купюрой как флажком.

Вася шумно сглотнул и стучащим об нёбо языком пролепетал:

– Бабу бы ещё. Проститутку тут одну хотел выз…

Фома жестом руки прервал его. Спрятал купюру, вытащил телефон, набрал и произнёс:

– Софочка, дорогая, человечечка одного обработаешь. Да, и ещё одна часть должка минус, – он кивнул Васе, мол, всё устроено и показал на бутылку.

Моржов достал из кармана раскладные пластмассовые розовые рюмочки, обтёр их от пятен пальцами и принялся разливать им двоим содержимое, пока Фома объяснял девушке, как до них доехать (– Обращала внимание на возвышающееся здание на юге с кислотным граффити в двадцать этажей «Ты никогда не покинешь Мухосранск, пока Мухосранск в твоей голове!»? Вот, это мы).

Ночью Васина кровать жутко скрипела несколько часов. Девушку нещадно имели во все отверстия, что явно выходило за рамки «минус ещё одного должка», но бедняжка была вынуждена проглотить в том числе и это.

А сам Вася всю ночь проспал в туалете, вырубившись лицом в унитазе.

***

Ночь. Дверь апартаментов Васи Моржова после продолжительного скрежета ключей всё-таки отворилась. Но сначала пьяные руки царапали ключами покрытие двери, потом всё никак не могли войти в замок, всё время почти-почти, но нет – или как usb, что входит лишь со второго или пятого раза, или толстый член импотента, что приходится проталкивать.

Но дверь всё-таки сдалась из жалости перед пьяным Фомой Херценым и, скрипнув, созналась, что не закрыта.

Фома сделал пару шагов внутрь тёмного помещения. Он не дурак – он тут бывал, так что сразу ступал осторожно носочками туфель, чтобы не нарваться на бутылку/презерватив/рвоту или грязные трусы. Чуть осмотрелся, посветив смартфоном. Вернулся в коридор. По дороге чуть растолкал в стороны мусор, этим тёмным утром оказавшийся не таким уж и обильным – так, пара носков. Один из них – розовый носочек Джесс. За неимением трусиков бывшей Вася Моржов онанировал носком бывшей.

Фома вкатил в помещение среднего размера аквариум на колёсиках.

Сама конструкция звука почти не издавала и двигалась плавно, но какой-то мелкий мусор в полутьме всё-таки намотался на одно колесо и резервуар, скрипнув, чуть подпрыгнул. Пара капель брызнули в стороны и ещё несколько потекли по стенкам.

– Извиняюсь, – сказал обильно потеющий после пьяной ночи Фома.

Кто ж знал, что камеры в гостинице до сих пор работают? Когда он, наконец, закончил со своей в конец (во всех смыслах) опустившейся кузиной Софочкой, мать тут же написала ему, что раз он освободился, то должен немедля ей помочь. Сама-то она спускается со своего этажа только когда работает её электронное настенное кресло – с двадцать пятого на двадцать третий. Двадцать четвёртого этаже просто нет – настолько Агнесса Херцена предпочитает держать людей на расстоянии, по крайней мере пока она не напудрит груди и не заготовит сочащиеся мёдом речи.

И вот теперь бедный, мучающийся похмельем и жгущимся после секса с родственницей обрезанным пенисом, вынужден капать проспиртованным потом в аквариум, извиняться, а затем понимать, что нельзя ж говорить: «Извиняюсь» – надо говорить: «Прошу прощения».

– Извиняюсь, – вместе с солёно-спиртовым потом рухнуло слово невежественного пьяницы в аквариум.

Зачем он сказал это аквариуму? Настолько пьян, что извиняется перед предметами?

– Ничего страшного, – ответил голосок из аквариума.

– Ага… – только и осталось сказать Фоме – жизнь впервые заставила его разговаривать с аквариумом, тут не подберёшь сразу нужные слова.

Он подкатил стеклянный ящик к окну, сделал его форточкой и зашторил жалюзи.

Лежащий рядом же на кровати огромный Вася Моржов хрюкнул во сне, и в аквариуме со дна пошли пузырьки, пара из которых раздулись на поверхности.

– Не бойтесь, – вполне услужливо сказал Фома.

Он смотрел с ненавистью и презрением на тушу, жировые отложения в местах бывших мышц которой чуть не стекали на пол с кровати. В этот момент он представлял, как расстёгивает ширинку и мочится на этого урода, точно зная, что тот с утра такое даже и не заметит – настолько он вонюч и настолько он потеет после десятков литра пива.

Одного Фома представить не мог вот вообще ну никак – что содержимое аквариума читает мысли людей, и сейчас почти воочию увидело эту картину.

– Это – жилец, хозяин номера, – договорил Фома, «выссав до капли» явившийся ему образ. – Звать его Вася. Стандартное национальное имя у людей в России. Завтра прос… завтра должен проснуться, познакомитесь.

– Я думаю, у нас с ним не будет проблем, – пролепетал девичий голосок из, казалось бы, пустого аквариума.

Что-то не понравилось Фоме в этом ответе. Секунду потупил. Понял. Это прозвучало, как будто голос-из-воды на что-то намекал. Но, тут же спохватился Фома, а звучит ли из аквариума голос вообще, или это что-то общается иными способами.

Похмельная голова Херцена начала накаляться и пошли рвотные позывы.

– Всего вам хорошего и приятно провести время в нашем Мухосра… в Квакин А… Бль… – на этом Фома максимально изобразил, будто никуда не спешит и понёсся по коридору в поисках туалета – то, что его внутренности забурлили не случайно, он, конечно же, не мог догадаться.

Пара полупрозрачных глазика прилипли к стеклу аквариума, провожая так смешно ретирующегося сына хозяйки. Затем пропали. А затем аквариум сам, как по волшебству, подъехал ещё поближе к окну. Чья-то прозрачная конечность, похожая то ли на тентакль, то ли на желе нажал на кнопочку в стене, и жалюзи обратно раскрылись, швырнув в помещение кислотные краски зелёного, голубого и фиолетового.

Вася только снова хрюкнул во сне и перевернулся, рукой натянув на плечи одеяло. Пробормотал что-то. Ему снилась Джесс.

Неоновый свет из окна обнажил содержимое аквариума, которое до этого так искусно скрывалось.

***

В основном лазерные ограждения вокруг блокированного города светились фиолетовым. Но из-за перепадов энергии огни то тухли до голубого, то, при скачках, взрывались жёлтым, посыпая землю вокруг семенами искр.

Кто-нибудь, умеющий находить красоту в окружении, мог бы этим и залюбоваться. А кто-нибудь другой, попроще, мог бы тут же сунуть его харю в тысячеградусный лазер. А затем обшманал бы труп, с черепа которого слезли и причёска и лицо. Это Россия – тутошние гопники персонажей постапокалипсиса в попу трахают.

К экранам подвалил чуть запомаженный русской грязью электрокар, всё ещё редкий в этой стране. У бензобака выгравирован позолоченный автограф создателя. Машина – редкий, недешёвый эксклюзив.

Кар чуть постоял почти в упор к раскалённому экранированию. Затем отъехал назад. На безопасное расстояние, если точнее.

Как опустилось стекло в режиме тонировки, случайный человек, окажись он каким-то чудом возле этой тачки в этом месте в это время, расслышал бы голос с пассажирского сидения:

– Нет, Мишель! No! Просто подышим воздухом с Владимиром и кое-что обсудим. In private.

Стекло вернулось на место, открылись задние двери. Двое мужчин среднего возраста выбрались из авто с заниженной подвеской и неспешно двинулись к лучам экранирования.

На том, что шёл впереди, – дорогой костюм, чуть поблёскивающий ультрамариновым синим на солнце. Галстук – ярко красный. Другой двигался чуть позади, а для этого после каждого шага по привычке чуть выжидал, чтобы не обгонять начальство своими длинными ногами. Этот одет в чёрные брюки, белую рубашку и с подтяжками.

– Тот самый город, да? – усмехнулся шеф и ткнул пальцем в лучи.

Секретарь проследил взглядом за пальцем начальства и, лишь убедившись, что ноготь того не начал тлеть от соприкосновения с лазером, кивнул:

– Так точно, Иван Васильевич. Тот самый город, верно.

– И как давно стоят заслоны? – поинтересовался Иван Васильевич, поправляя свой идеальный идеально висящий галстук.

– Шесть месяцев, – Володя ослабил и вновь затянул галстук шефу – просто чтобы тот о нём не волновался. – Как сообщают информаторы, редкие погромы в городе могут вот-вот перерасти в локальную гражданскую…

– Они ведь метров пять всего в высоту?

– Это лишь видимая часть. Внизу двойная лазерная сетка – специально, чтобы её было видно. На самом деле, город практически в куполе. Ни один дрон не сможет преодолеть эту стену.

Иван Васильевич покачал головой. Затем он отстегнул с запястья смарт-часы, на что тут же из машины показалась голова водителя, она же голова личного телохранителя. Иван Васильевич махнул ему рукой, мол, всё в порядке, мол, уйдись обратно – мы тут тет-а-тет.

Он достал из кармана пиджака сигареты – обычные, не электронные. Дорогие, вкусные, из-за рубежа. Откуда-то, где ещё делают такие. Предложил Володе. Володя благодарно кивнул и выудил одну из пачки. Так-то он не курил, но это работа такая – дышать с начальством одним воздухом, а если понадобится, то и одним дымом.

Иван Васильевич ткнул свою коричневую сигарету в лазер, и та мгновенно вспыхнула, наглядно показав, что установщики этого заслона тут не шутку пошутили. Володе он другой рукой протянул свою старомодную тяжёлую бензиновую зажигалку с выгравированным на ней золотым китайским драконом.

Некоторое время помолчали, перегоняя дым по лёгким.

– Что ещё ты можешь рассказать про этот город? – спросил Иван Васильевич, как следует рассмотрев те немногочисленные здания, что видны с этого ракурса и сквозь весь этот дым, что ветер так и не унёс с прекратившего производство завода.

– Власти самоустранились и скрываются в подполье. Преступность как на Диком Западе. Повышенная смертность, болезни, в том числе венерические, много самоубийств… Закрыты все производства, деньги почти не в ходу, голод, мародёрства, захваты помещений… И, похоже, никто не знает, что с этим делать, а точнее не собирается ничего делать, Иван Васильевич… Они фактически превратили жителей города в биологическую бомбу – ещё немного и они просто сами себя уничтожат… Останется только прибраться, ввезти новых рабочих и запустить заново работу градостроительного предприятия…

– Значит, я займусь открытием города, пока там ещё есть кого спасать.

– Вы уверены?

– Конечно! Спасение целого города! Одного из тех корпоративных анклавов, что ещё недавно позиционировались как семимильный шаг в будущее! Десятки тысяч жизней! Достаточно одного проекта подобного масштаба и кресло президента, считай, моё. Все мои конкуренты только и могут, что обещать вывести страну из кризиса, а я – только представь, Владимир! – ещё даже пост не занял, а уже лично, своими руками, спас от гибели тысячи россиян! Кто может таким похвастаться?

Они оба ещё раз молча поглядели на туманный пейзаж полузаброшенного города. Но теперь уже совсем по-другому – как на проект.

– Как же нам повезло, что мы живём в такое больное время – в нём есть, где развернуться.

Иван Васильевич пульнул свою сигарету в лазерный заслон, и та в мгновение исчезла в нём, точно оптическая иллюзия.

***

Утро у Васи началось с того, что он нажал на кнопку, скрывающую кровать в стене, после чего кровать немного поднялась наверх, потом с грохотом упала обратно и разломалась на две половины. С чего это сонному Васе приспичило вдруг нажать на кнопку, которая никогда не работала, он и сам понять не мог.

Хрустнул шеей и пошёл в ванную. Там взял зубную щётку, что тоже в его утренний туалет редко входило, но воспользоваться ей так и не смог. Вместо этого заблевал всю раковину.

И только когда он принялся жарить на кухне яичницу, Васин мозг определил, что в помещении находится что-то лишнее.

Всё это время у кровати стоял какой-то аквариум.

Вася подошёл к нему и присел на корточки, в результате тут же чуть не рухнул, схватился за аквариум и произошли сразу два чуда: во-первых, Вася всё-таки удержался на носках, во-вторых, он всё-таки умудрился не вылить на себя всё содержимое этой ёмкости с чем-то мутным.

Облегчённо выдохнув, Вася Моржов снова вгляделся в содержимое прозрачного ящика с водой и по ту сторону стекла он различил сначала похожую на огромный харчок медузу, а следом, – что медуза смотрит на него двумя практически человеческими глазками, улыбается и машет лапкой.

Через мгновение Вася уже оказался на максимальном расстоянии от этого ужаса – он запрыгнул с ногами на унитаз, откуда яростно отпинывался от вероятного нападения инопланетных захватчиков и вслух перебирал, словно заклинания или молитвы, все известные ему матерные слова.

Тем временем «медуза» выбралась из своего обиталища, с трудом перевалившись через стенку аквариума, и плюхнулась на поверхность столика, на котором тот стоял.