Текст книги "Фактор внешности"

Если бы я попытался рассказать кому-нибудь об этом противостоянии, мне не поверили бы. Вот почему время от времени, снимая трубку, повторяя заученную фразу: «Офис мисс Роттвейлер» и слыша в ответ бодрый голос с итальянским акцентом: «Чао. Это Данте из Милана, могу я поговорить с Хелен?», – я вынужден был мобилизовать все свои способности к вежливой лжи, не потревожив Мисс, чтобы успешно разрешить щекотливую ситуацию.

Данте Казанова был тем, кого Роттвейлер каждое мгновение своей жизни жаждала отправить на тот свет. Мне не часто случалось видеть столь глубокую неприязнь одного человека к другому, настолько мощную, что она не угасала даже во сне. Я испытывал беспокойство в отношении этой ситуации. Но о самом Казанове знал слишком мало. Его агентство было вторым в мире по значимости после агентства Роттвейлер, офисы находились в Лондоне, Нью-Йорке, Париже, Милане и Майами. И он являлся единственным реально опасным конкурентом «Мейджор моделз», позволяющим себе «браконьерствовать» в наших угодьях и переманивать наших моделей.

Казанова выглядел почти как Ален Делон. Ему недоставало только привычки французской звезды напиваться до полусмерти и садиться за руль «феррари». Он постоянно поддерживал идеально ровный загар, носил рубашку, три верхние пуговицы которой всегда расстегнуты, чтобы виднелась толстая золотая цепь на шее.

Казанова любил прихвастнуть: мол, переспал со всеми своими моделями, что было не так уж далеко от истины. Гораздо хуже то, что несколько девушек Мисс Роттвейлер, заведя роман с ним, впоследствии покинули свою хозяйку и перешли в его агентство. Впрочем, случалось и обратное, когда в результате скандалов, имевших место в заведении Казановы, его модели переходили к Мисс. Несмотря на непрекращающееся соперничество, Мисс Роттвейлер никогда не упоминала его имени. Однажды мне поведали об одном весьма важном звонке, на который не ответили вовремя, в результате чего человек, допустивший такую оплошность, тут же лишился своего места. Так что, когда я впервые услышал в трубке голос Казановы, меня охватило смятение: не следовало ли быть поосмотрительнее и обратиться к Мисс с просьбой ответить во избежание дальнейших неприятностей? Набравшись смелости, я заставил себя подняться и пройти в ее кабинет. Она сидела за столом, глядя на огромную пачку счетов.

– Мисс Роттвейлер, – начал я, испытывая неловкость из-за необходимости произнести вслух проклятое имя, – мистер Казанова просит вас…

Выражение ее лица не изменилось. Но, повернувшись в мою сторону, она с минуту внимательно рассматривала меня и затем едва заметно улыбнулась, такой странной коварной улыбкой, какую мне еще не приходилось видеть. Взяв вазу, стоящую на столе, она спокойно спросила:

– И долго здесь тухнет этот букет?

Я смутился еще сильнее, но не успел и рта раскрыть.

– Выброси его.

– Как мне быть с мистером Казановой?

– Выброси это сейчас же! – закричала она. – Выброси немедленно! – Она махнула рукой, прогоняя меня прочь. – Я хочу тюльпаны! Много белых тюльпанов!

Я выскочил за дверь, держа в руках вазу, полную самых свежих маков.

– Простите, мистер Казанова, – заговорил я, взяв трубку, – но Мисс Роттвейлер сейчас нет на месте. Могу я передать ей ваше сообщение?

– Да, скажите, что я хочу поговорить с ней о Сьюзан.

Сьюзан Тоссейн – супермодель нашего агентства и одна из самых лучших моделей в мире. Я знал еще только одну девушку, пользующуюся не меньшим успехом, как Сьюзан, – это Кара Мерксон. Кара являла собой воплощение аполлонического совершенства в современном понимании красоты – безупречное тело, безупречная кожа, остававшаяся идеальной даже без макияжа. Девушка с прекрасными манерами, йог и медиум, некурящая. Сьюзан была ее дионисийской противоположностью – вытравленные краской волосы, сплошной грим на лице, неумеренное пристрастие к спиртному и ночным клубам. В свете недавних событий этот звонок Казановы не сулил ничего хорошего. Как минимум он был предвестником неприятностей, а возможно, и очень серьезных проблем.

Я уже был достаточно наслышан о скандальном переходе Юшки, одной из топ-моделей «Мейджор моделз», в агентство Казановы, так сильно подействовавшем на Роттвейлер. Мисс разгневалась настолько, что готова была уничтожить изменницу. Возможно, во сне она с не меньшим азартом жаждала прикончить Юшку, чем самого виновника происшествия Казанову. Я не спешил передать Роттвейлер сообщение о Сьюзан, подождав, пока у Мисс улучшится настроение. Мне не хотелось снова соваться к ней с такой болезненной темой в неподходящий момент.

Хотя я слишком мало еще был знаком с моей хозяйкой, но заметил, что стал чувствителен к ее настроениям, и знал интуитивно, когда и с чем к ней следует обращаться. Чутье подсказывало мне, от чего надо воздержаться, чтобы не спровоцировать очередную вспышку ее недовольства.

Дело в том, что Роттвейлер не страдала ни противоречиями, ни раздвоением личности, просто в ее теле обитало несколько личностей, вполне согласованно действующих и взаимосвязанных. Можно сказать, целый хорпичностей – бас, тенор, альт, контральто, сопрано и меццо-сопрано, но все они работали в унисон. Ее способность очаровывать пугала. Она могла соблазнить кого угодно, не брезгуя даже вульгарной откровенной лестью.

Особое значение для Роттвейлер имел зрительный контакт с жертвой. Принцип ее действий заключался в том, чтобы подобраться поближе. Так близко, чтобы схватить жертву за запястье, а еще лучше за оба запястья, чувствовать ее пульс и, заглянув ей в глаза, говорить вещи, перед которыми мало кто способен устоять. Например, убеждать в том, что она самая красивая, самая блистательная, самая умная, самая сексуально привлекательная для представителей обоих полов и вообще для всех людей, которые когда-либо жили на Земле. Но это лишь техническая сторона обольщения. Нередко, чтобы усилить воздействие, Роттвейлер заговаривала о таланте жертвы, о ее выдающихся способностях и экстраординарности личности. Как бы глупо это ни выглядело со стороны, такое поведение всегда оказывалось беспроигрышным. Гениальность! Ну, кто устоит перед человеком, который убеждает вас в вашей гениальности? Божественная красота! Потрясающий стиль! Неудивительно, что она не смущалась даже самой чудовищной лести, если ставила целью завлечь кого-либо в свои сети.

Я пытался научиться у нее этим трюкам, но, увы… Способности Ротти – дар Божий, сверхъестественный и недоступный больше никому. Уж мне точно. Стыд, или скромность, или и то и другое всегда мешали мне вести себя подобным образом. Вообще-то ничего постыдного в ее действиях не было, но для меня бессовестная лесть– табу, которое я нарушить не смог. Роттвейлер же являлась своего рода гуру в области обольщения. Она владела йогой соблазнения, умела заставить чужое эго испытывать оргазм и полностью терять бдительность.

Я становился свидетелем этого ритуала по нескольку раз на дню во время ее общения с моделями. Девушка приходила к ней, терзаемая ревностью и завистью к подруге, получившей больший гонорар или более выгодный контракт, и собиралась предъявить претензии, но через полчаса уходила сияющей от удовольствия, загипнотизированной Роттвейлер и готовой работать сколько угодно.

– Милая, не бери в голову, тебе совершенно не подходит эта работа, она тебя недостойна. Тебе нужно нечто более оригинальное и дорогое, а не эта чепуха. Ты слишком хороша для нее, ты самая красивая девушка из всех, каких я встречала… – Роттвейлер заглядывала ей в глаза и больше не отворачивалась. – Есть деньги, которыми надо брезговать, и слава, которая слишком мелка для таких, как ты. Надо помнить о том, что ты стоишь гораздо больше. Твоя красота завораживает…

– Тебе не следует даже думать об этом. Твоя звезда будет сиять гораздо ярче в свое время.

– Знаешь, когда я смотрю на тебя, чувствую то же, что ощущала, увидев блистательную Рене Руссо.

– Я знаю, как сильно ты хочешь работать, но я берегу твою красоту для более выгодных предложений. Погоди немного, дай мне шанс сделать для тебя гораздо больше, чем этот ничтожный контракт. Индустрия моды подчиняется своим магическим законам, и в ней выигрывает тот, кто ценит себя по достоинству.

Покидая ее кабинет, эти дурочки думали только то, что она закладывала в их умишки. Ротти действительно знала толк в красоте и могла достучаться до сердца любой самолюбивой красотки или лощеного избалованного мальчишки. Если с другими людьми все происходило по известной схеме – они сами становились жертвами красивых девушек и мужчин, перед которыми не могли устоять, то Роттвейлер владела уникальным даром манипулировать носителями красоты в целях своей выгоды. Она знала, что держать человека в подчинении можно, лишь постоянно подпитывая его тщеславие и самолюбие – наиболее уязвимые стороны эго. Самые амбициозные модели становились в ее руках послушными марионетками, поскольку привыкали к лести как к наркотику.

У нее сложилось стойкое убеждение, что между внешностью человека и его самооценкой есть прямая зависимость. Эту зависимость она именовала «законом физики красоты». И закон этот заключался в том, что чем красивее человек, тем сильнее у него страх утратить привлекательность. Хитрость крылась в том, чтобы непрерывно поддерживать в нем гордыню и страх одновременно. Для каждой топ-модели у Ротти была заготовлена «корона» в виде посулов и обещаний, и каждой из них она внушала постоянный страх этой «короны» лишиться. Хелен беззастенчиво тасовала красивых девушек, как колоду карт во время игры в бридж, и никогда не проигрывала.

Но мне Роттвейлер ни разу не польстила – не было необходимости стимулировать мое эго и контролировать его. Единственный комплимент, который я от нее слышал, был обычной дежурной похвалой и ничем больше. Но эта похвала оказывалась тем не менее очень приятной, поскольку звучала как искреннее одобрение моей работы: «Ты точно такой же, как я».

В действительности я вовсе не походил на Мисс, скорее, являлся ее противоположностью. Но я полагаю, что смысл этих слов означал, что Ротти полностью удовлетворяет то, как я справляюсь с порученными мне обязанностями. Благодаря интуиции я всегда мог представить, чего она хочет от меня. Но нельзя сказать, что я восхищался ею или считал ее правой во всем. Иногда чувствовал, что не согласен абсолютно. Вообще же мне порой виделось, что я и она – две стороны монеты: мы не могли совпасть, но не могли и разлучиться. Это было забавно, но лишь до той минуты, пока монета подброшена в воздух и обе стороны равноправны.

ВОЕННЫЕ ИГРЫ

Мне нравились девушки, да. Но раньше эта маленькая слабость не приводила к неприятностям. Теперь же, очутившись в мире красоты и женственности, я попал в довольно сложное положение. Поначалу все вокруг вызывало любопытство. Я и не подозревал, насколько сильно эта перемена в карьере заставит измениться меня самого. А между тем в прямом смысле слова я впал в наркотическую зависимость от присутствия рядом красивых женщин и избавиться от этого наваждения самостоятельно уже был не в силах.

Я узнал о женщинах столько, сколько не знает ни один мужчина. Но в этом крылось что-то глубоко трагическое. Я впервые в жизни стал свидетелем того, как женщины, которых я находил неотразимо привлекательными, блестящими, восхитительными, позволяли унижать себя. Меня поразило до глубины души стремление многих красавиц быть объектом пренебрежения и даже презрительного отношения, вместо того чтобы добиваться психологического равенства. Нередко девушки, на которых разинув рты, оглядывались на улице прохожие и которые вызывали восторг и благоговение публики на подиуме, становились послушными и забитыми животными, преданными мужчине, не ценящему их, равнодушному к ним или даже просто третирующему их, весьма бесцеремонно. Парадоксально, но самым успешным моделям действительно больше всего нравились хамы, грубияны, развязные и самоуверенные распутники, дебоширы и циники.

Фактически то, что Роттвейлер объявила длительную и бесполезную войну плейбою с не вызывающим доверия именем Казанова, и помогло мне достичь успеха в моей работе. Я стал своего рода защитником Красоты, оберегающим ее от вульгарных покушений, попыток ущемлять ее независимость или коварно играть на чрезмерной доверчивости. Казанова для меня стал прообразом и примером всех этих бесконечных негодяев, паразитирующих на женских слабостях, так что в моем лице Роттвейлер очень быстро получила самого надежного союзника.

Данте Казанова был идеальным представителем того типа мужчин, которые умеют манипулировать женщинами. Его возраст не поддавался точной идентификации. Он выглядел на сорок, но ему могло быть и пятьдесят, а может быть, и шестьдесят. Он гордился своим итальянским происхождением, уверяя всех, что в его жилах течет кровь старинного знатного рода.

Фамилию Казанова он носил безо всякого стеснения и даже гордился ею, без малейшего намека на иронию, точно так же, как гордился массивной золотой цепью с крестом на шее. По сведениям Роттвейлер, его настоящее имя было Кастратаро, но оно казалось ему настолько неблагозвучным и неподходящим для взрослого мужчины, что он заменил его псевдонимом. Казанова не был самым преуспевающим членом своего семейства, хотя и достиг известности раньше прочих. Его клан процветал. Он нередко упоминал, что его семья приобрела особое влияние в период Второй мировой войны, и скорее всего это было недалеко от истины – некоторые мафиозные группировки в то время активно сотрудничали с оккупантами. Поговаривали, что в пятидесятые годы XX века его отец и дядя угодили в тюрьму за попытку продать Ватикану краденые картины.

Данте начал карьеру фотографа в семидесятые и добился успеха, но не это сыграло решающую роль в его дальнейшей судьбе. Ему помогли, прежде всего, знакомства с мэтрами фотографии, дизайна и владельцами известных торговых марок – то самое поколение, которое жило ради секса, наркотиков и рок-н-ролла. Благодаря семейным деньгам, полученным, как он заявлял, от торговли оливковым маслом, Казанова приобрел небольшое, но преуспевающее агентство в Милане в конце семидесятых. О моделях его агентства ходила шутка, будто они все сплошь само целомудрие. Естественно, все было иначе – Данте соблазнял женщин, чтобы удержать их при себе и заставить работать, и подкреплял эту тактику тем, что один лишь раз поначалу выплачивал им солидный гонорар, а дальше кормил обещаниями хороших заработков в недалеком будущем.

Его первый конфликт с Роттвейлер относился как раз к тому времени, когда он попытался переманить двух ее лучших моделей. Но обе пришли к Мисс и рассказали ей подробности разговора с Казановой. Роттвейлер была признательна им за честное поведение и пообещала, что вознаградит за преданность. Но затем добавила, что, если они все же полагают, что уход к Казанове сулит им большую выгоду, она ни в коем случае не станет препятствовать их решению, хотя ей и будет грустно потерять своих моделей, потому что она очень дорожит ими и готова сделать для них все, что в ее силах.

Затем Ротти немного потянула время и наконец сообщила им «по секрету», что все-таки должна предупредить: они очень рискуют многое потерять, поскольку Казанова – новичок в мире моды, его агентство еще не завоевало достаточно серьезную репутацию и нельзя исключать вариант, что он вообще вскоре сойдет со сцены и прекратит свою деятельность.

Одна из девушек, по имени Эмма, взвесив все «за» и «против», все же решила остаться с Роттвейлер и проработала с ней еще более пяти лет. Мисс познакомила Эмму с известным голливудским продюсером, она снялась в одном фильме, затем в другом, удачно вышла замуж и вполне счастливо завершила карьеру в модельном бизнесе. Другая девушка, Софи, перешла к Казанове. Вероятно, по его совету она увеличила грудь и какое-то время еще работала моделью. Но длилось это недолго, вскоре она ушла и стала модным фотографом, но никогда больше не сотрудничала с агентством Казановы.

Модели, которые соблазнялись посулами Казановы, как правило, не достигали значительного успеха и не удостаивались хороших гонораров. Его личный интерес к ним быстро угасал, поскольку он постоянно был занят поиском новых «талантов», помоложе и посвежее.

Он стремился максимально выжать выгоду из наиболее известных моделей, пока они еще юны. Если выбирал девушку, то прилагал все силы, чтобы за короткое время превратить ее в супермодель, но предпочитал работать преимущественно с несовершеннолетними особами.

Роттвейлер же была противницей привлечения в модельный бизнес девушек школьного возраста, и никакие доводы не могли переубедить ее. С точки зрения Ротги, пристрастие Казановы к тинейджерам имело две причины, одинаково ей отвратительные. Первая заключалась в маниакальном хобби развращать невинность, вторая в том, что несовершеннолетними и незрелыми личностями манипулировать гораздо легче, чем взрослыми.

Один из клиентов агентства даже говорил мне, что как-то Роттвейлер, дававшая интервью на телевидении, недвусмысленно назвала Казанову педофилом. Казанова не на шутку перепугался, узнав об этом, и адвокату стоило немалых усилий уверить его в том, что никакой опасности это заявление не представляет, а наоборот, может послужить неплохой рекламой. Иногда все же Роттвейлер соглашалась принять на работу девушку, по возрасту чуть более молодую, чем положено, но всегда повторяла, что делает это ради того, чтобы оградить ее от домогательств «всяких козлов».

В некотором смысле Казанова – легендарная фигура. Где бы он ни появлялся, за ним всегда следовала толпа поклонников и любопытных. А путешествовать он любил с размахом и помпой, поддерживая имидж капризного и непредсказуемого плейбоя. Лучшим другом Казановы был человек по имени Гаэтано Рубини. В пределах офиса его называли Гари Рубин, и, похоже, это его настоящее имя. Он претендовал на аристократическое происхождение и заявлял о себе как, о графе Рубини, однако многие за глаза называли его «выскочкой» или ехидно замечали, что он из тех графов, которым никогда не следует давать взаймы. Последнее было не огульным обвинением, а следствием нескольких скандальных историй с участием Рубини, когда он и, правда, проявил себя как недобросовестный должник.

Казанову, как правило, повсюду сопровождали «гарем» его моделей, дорогие спортивные машины, огромные яхты, частные вертолеты, море вина и изысканных сигар, произведения искусства, свидетельствующие о дурном вкусе их владельца, а также неуемное тщеславие, вульгарность и претенциозность, побивающие все мыслимые рекорды.

Некоторые периодически поговаривали о тайных криминальных связях Казановы, но скорее всего это преувеличение, результат сплетен и домыслов, которые подпитывались безобразными скандалами, сопутствующими ему на всех этапах его карьеры. Казанова и его дружки, безусловно, были нечисты на руку и весьма скользки, но вряд ли замешаны в серьезных преступлениях. Девушек они развращали не столько как сутенеры, сколько просто из интереса и скуки. И как бы ни кичились своим вызывающим поведением, на мафиози они не тянули. Самое большее, на что хватало их воображения, – дурить голову молодым девчонкам, используя их доверчивость и невежество в собственных корыстных целях.

За несколько лет существования сквозь двери модельных агентств проходило несчетное множество девушек и заказчиков.

Среди тех, кто время от времени появлялся в агентстве Роттвейлер снова и снова, была Минни, симпатичная темнокожая лесбиянка лет сорока, которая поведала мне однажды историю о том, как Казанова пытался переманить ее к себе.

– Он обещал мне солнце, луну и звезды, – говорила она, – бонус, огромные комиссионные, предлагал стать его любовницей, представляете?

Я представлял.

– Ротти, – она обычно называла Мисс этим уменьшительно-ласкательным именем, – просто монстр. Но она хотя бы неопасный монстр. Только внешне страшная, а на самом деле добрый человек, а этот жеребец, – говоря о Казанове, она использовала гораздо более хлесткое словечко из афроамериканского жаргона, – настоящая змея подколодная. Ротти сразу предупредила меня об этом, и я не жалею, что рассказала ей правду, а не стала лгать.

Роттвейлер – неопасный монстр? Да, пожалуй, с этим можно согласиться. Нечто вроде Годзиллы, которая пыталась разрушить Токио, а закончила тем, что спасла человечество.

О соперничестве Роттвейлер и Казановы знали все, но обсуждать эту тему было не принято. Но мне повезло особо – в модельную войну я вступил по необходимости, вынуждавшей меня отвечать на телефонные звонки.

– Скажите, что я хочу поговорить о Сьюзан.

Эти слова прогремели в моей голове подобно выстрелам. Что мне лучше сделать? Я знал, вражда зашла так далеко, что передать сообщение напрямую опасно: неизвестно, какая еще болезненная реакция последует со стороны Роттвейлер. А вдруг это известие спровоцирует у нее нервный срыв?

В конце концов, я решил посоветоваться с Романом, любимцем Роттвейлер, достаточно честным и порядочным сотрудником нашего агентства.

Роман, которого на самом деле звали Джонни Романо, был серым кардиналом модельного бизнеса. Он переметнулся на сторону Роттвейлер, расставшись с Казановой десять лет назад. Работая с ней, добился положения одного из самых влиятельных людей в фэшн-индустрии. Он слыл авторитетом для фотографов, клиентов агентства, моделей и всех, кто обращался к Роттвейлер за помощью или советом.

Роман не получил высшего образования, но имел целый ряд серьезных преимуществ, выделяющих его среди конкурентов. Итальянец сорока лет, приятной наружности, смуглолицый с проседью, его детство прошло в Нью-Йорке, и он отлично знал специфику жизни в столице. Роман служил и на флоте и в авиации, был геем, но предпочитал скрывать это. Я узнал, только когда он однажды проговорился: «Мой бывший бойфренд…» По нему сходило с ума немало красивых девушек, хотя большинство из них понимали, что у них нет ни малейшего шанса на взаимность с его стороны. А может быть, его недосягаемость еще больше распаляла? Девушки, которые не добивались ответа на свои чувства, рано или поздно начинали относиться к Роману как к старшему брату и любить его совершенно бескорыстно. Он был весьма мужественным человеком и прекрасно разбирался в мужских вопросах, но также мог и утешить женщину и понять ее проблемы.

Поначалу, наблюдая за его отношениями с моделями, я думал, что Роман – топ-менеджер по заявкам клиентов. Но его работа заключалась в ином. Он был лучшим другом Северина Кагана, наиболее влиятельного фотографа в модельном бизнесе и самого талантливого и добросовестного профессионала. Роман пользовался этой дружбой, чтобы заполучить для Роттвейлер лучших моделей, обещая им устроить фотосессию с Северином, и чаще всего не обманывал.

Мы были знакомы с Романом всего несколько недель, но он мне нравился, и думаю, ко мне он тоже относился с симпатией. Я как раз только-только закончил разговор с Казановой и решил обратиться к Роману, сидящему за соседним столом. Он знал Сьюзан еще с тех пор, когда она только появилась в агентстве, будучи в возрасте тинейджера.

Роман что-то объяснял клиенту по телефону, и я ждал, пока он освободится.

– Она не снимается в рекламе белья. Нет, никогда и ни у кого. Возможно, вы что-то недопоняли. Послушайте, это ошибка, вы заблуждаетесь. Вам следовало сразу уточнить информацию, я бы вам ответил, что на эту работу она никогда не согласится. Могу вам предложить Тельму, у нее телосложение не хуже. Я пришлю ее портфолио прямо сейчас. – Роман положил трубку, покачав головой: – Чертов идиот! Я бы его отправил в психушку.

Поскольку я даже не улыбнулся шутке, он тут же заподозрил неладное.

– Что случилось?

– Что-нибудь слышно о Сьюзан?

– Сьюзан?

– Да, Сьюзан Тоссейн.

– Ах, вот в чем дело… Я думал, ты о Сьюзан Сон– тэг. – Он рассмеялся весьма сдержанно, тем приятным смехом, который свойствен только ему и никому больше. – А что такое?

– Звонил… Казанова. Я решил, что звонок важный, и пошел к Роттвейлер. Но она отказалась говорить с ним. Тогда он сказал, что хочет побеседовать с ней о Сьюзан.

– О! – Его глаза расширились от изумления. – Пойдем, покурим.

Я не курил, но вышел с ним на черную лестницу. Он зажег сигарету и прислонился к стене спиной, разглядывая потолок.

– Сьюзан была в отпуске несколько недель. Роттвейлер сама уговорила ее временно не работать. Но имей в виду: только ты, я и Роттвейлер об этом знаем. – Я довольно долго молчал, и он добавил, видимо, на всякий случай: – Ну, я имею в виду, что не следует об этом распространяться, никому, хорошо?

– Полагаю, Казанова об этом тоже знает, – возразил я.

– О да.

– Почему?

– Он знает обо всем, что с ней происходит. Она болтает с ним почти каждый день.

– Так что же, он хочет что-то выяснить по поводу ее отпуска?

– Он до сих пор позволяет себе похлопывать Сьюзан по заднице, посылать подарки.

– А зачем он звонил Роттвейлер?

– Он ей не звонил. Он ведь говорил с тобой? Заметь, дорогой мой.

– Но я же ничего о ней не знаю.

Роман рассмеялся так, словно не поверил ни единому моему слову.

– Возможно, и не знаешь чего-то, хотя я в этом сомневаюсь, но все полагают, что ты знаешь все, и в этом тебе будет трудно их разубедить. Понимаешь, как бы то ни было, Данте осведомлен о том, что Ротти приняла на работу необычного парня – громадного и весьма странного, так что теперь он будет пытаться прощупать тебя на предмет того, чем можно прельстить – деньгами, обещаниями помощи или покровительства…

– Но я ведь всего лишь помощник!

– Мир тесен, друг мой. Все знают все обо всех. Не то чтобы он шпионит или специально собирает информацию, но новости расползаются быстро в нашем мире. Когда ты пойдешь обратно и будешь садиться за стол, оглянись вокруг. Чем все заняты? Они разговаривают по телефону. – Роман засмеялся и добавил немного манерным женственным тоном: – «Бог мой, Мардж, видела бы ты нового цепного пса Ротти – семь футов ростом!» – Он почти безупречно изобразил обычный стиль поведения некоторых женщин в офисе. – «Ты шутишь? Может, он еще и железный?» – «Да-да, он очень хорош!»

Тут уж я не выдержал и расхохотался.

– Поверь мне, все знают в этом «семейном» бизнесе.

– Так со Сьюзан все в порядке?

Роман улыбнулся:

– Ну, это кому как. – Он помолчал немного и затем продолжил: – Возможно, тебе бы показалось, что Сьюзан вообще ни в каком отдыхе не нуждается.

– Ты имеешь в виду, у нее нет проблем?

– Проблем у нее больше чем достаточно, как у всех нас. Но это не значит, что она вынуждена проводить довольно долгое время в клинике реабилитации для алкоголиков и наркоманов.

Мы оба рассмеялись.

– Я не вижу ничего серьезного в словах «отдых» и «реабилитация», когда речь идет о модельном бизнесе. Здесь люди не напрягаются настолько, чтобы потерять здоровье или квалификацию. Да и есть ли у них вообще какая-то квалификация? А если нет, то что они могут потерять? Хотел бы я думать, что я квалифицированный специалист.

Я не сразу нашелся что ответить.

– Не волнуйся, не бери в голову. К тебе это не относится, я просто разглагольствую в свое удовольствие. Могу сообщить только одно: Сьюзан – это кремень, а не женщина, она прекрасно знает, что надо делать. И нашла прекрасный предлог на время снять с себя ответственность – удалилась отдохнуть. Отпуск для модели не означает конец карьеры, она может вернуться, если хочет. И часто добивается даже большего успеха, чем ранее.

Роман достал еще одну сигарету и прикурил ее от предыдущей.

– Она отлично владеет техникой поведения в бизнесе и хорошо знает, кто станет больше всего сожалеть о ее отсутствии. Я не имею в виду, что все это проделано ради того, чтобы заставить Данте добиваться ее возвращения, но, возможно, все это тонко рассчитано ею с Роттвейлер или с Данте вместе.

Я так растерялся, что если бы курил, попросил бы у него сигарету.

– Хочешь сказать, Казанова мог сам настаивать на том, чтобы Сьюзан вернулась к Роттвейлер? Они сговорились?

– Не все так просто, – Роман выпустил клуб дыма, – она до сих пор любит его. Или по крайней мере думает, что любит. Хотя и говорит, что ненавидит. Проверить, так ли это, невозможно. Я думаю, все гораздо сложнее. Никто ее не использовал, она сама знала, что ей нужно, и добивалась этого. Звучит немного странно, но подумай сам: если он такой уж подлец и так скверно с ней обошелся, почему она до сих пор с ним общается? Сьюзан не стала бы унижаться просто так, можешь не сомневаться. Поэтому не заморачивайся по поводу Сьюзан Тоссейн.

– Похоже, ты единственный, кто отверг ее любовь? – спросил я.

– Очень может быть. А ты склонен сострадать подобным «несчастным» женщинам?

Я закашлялся от густого сигаретного дыма, а Роман улыбнулся.

– Перезвони ему и поймешь, чего он хочет, – посоветовал он. – Казанова не дурак и знает, что Ротти с ним говорить не станет, так что рассчитывал он на тебя. Представься ему, может, у него есть для тебя любопытное предложение.

– Я ничего не знаю.

– Зато я знаю, – перебил меня Роман, – и ты в этом убедишься, но только после того, как позвонишь ему.

Мы спустились по лестнице, Роман пожал мне руку.

– Ты когда-нибудь видел такое лицо? – Он ткнул в портрет в золотой рамке, висевший прямо перед нами у двери, – портрет утонченной брюнетки.

– Она великолепна, – согласился я. – Кто это?

– Увы, – отозвался он, – это Дамита. Она могла стать звездой первой величины.

– Она работала в «Мейджор»?

– Начинала, но потом ушла к Казанове.

– И где она теперь?

– На небесах, надо полагать. А может, и в аду. Каждый решает, как ему больше нравится.

Я отыскал номер Казановы в памяти телефона и переписал его в блокнот. Роттвейлер не подавала признаков заинтересованности в случившемся. Два дня спустя она вызвала меня в конце работы и заявила:

– Завтра утром отправишься в аэропорт встретит Сьюзан.