Текст книги "Фактор внешности"

СЬЮЗАН ТОССЕЙН

До того как я стал работать в агентстве, я никогда не читал модные журналы. Если брал их в руки, то лишь ожидая очереди у кабинета врача, и то потому, что у меня не было выбора – либо популярные спортивные издания, либо «Вог». Я предпочитал «Вог», потому что его можно было пролистывать абсолютно бездумно в силу моего невежества. Никакой информации о мире моделей у меня не было. Скорее меня интересовали модели «Плейбоя». Их роскошные груди и чувственные лица впечатляли куда больше, но в то же время они не были так вульгарны, как силиконовые титьки и безобразно раскрашенные лица порномоделей.

Но, даже не зная ничего о фэшн-бизнесе, я слышал мельком имя Сьюзан Тоссейн. Она принадлежала к тому типу женщин, которых нельзя не заметить. В мире гламура у нее было лицо, которое притягивает к себе постоянное внимание и ради которого хочется обернуться, чтобы посмотреть на него еще раз. Ее фотографии можно было найти во всех изданиях. В газетах публиковали снимки какой-то вечеринки на дорогой яхте в Средиземном море, в спортивных журналах она рекламировала бейсболки и куртки, в элитных каталогах представляла новые духи, джинсы и автомобили. Сьюзан Тоссейн была символом мира роскоши, неотъемлемой его частью, так же как дым сигар является неотъемлемой частью атмосферы дорогих клубов.

Меня будоражила мысль о встрече с ней. Я не мог думать ни о чем, кроме случайно полученной от Романа информации о ее длительном отпуске, и до сих пор находился под впечатлением нашего разговора. Сколько фотосессий нужно было высидеть и выстоять, сколько миль пролететь, сколько раз поменять цвет волос, сколько выпить и выкурить, чтобы заслужить такой длительный отпуск без последствий для карьеры? Она заслужила отдых. Тот, кто счел, что ей больше пойдет на пользу провести некоторое время в хорошей клинике, нежели на курорте с вечными пьянками и бессонными ночами, приводящими к еще большему переутомлению, был очень предусмотрителен. Она пробыла в Миннесоте все отпущенное ей время и едва-едва дождалась часа, когда снова получила возможность вернуться в Нью-Йорк, к работе и к привычным интригам, разумеется.

В мои обязанности входило только встретить ее самолет, поприветствовать и помочь добраться до места назначения. Так что вскоре я уже стоял у выхода с букетом желтых роз в ожидании чуда. Сьюзан вышла первой, закутанная в белые меха, настолько умопомрачительные, что они слепили глаза не только мне, но и всем окружающим. Она подошла ко мне.

– Вы, наверное, Чарлз. Господи, какой вы огромный!

Я полюбил ее с первого взгляда.

– О Боже! Те самые техасские розы! Хелен просто очаровательна!

Сьюзан пришла в искренний восторг, и я с удовольствием наблюдал за ней.

Она сбросила мех и накинула мне его на плечи.

– Дайте посмотрю, как вы в нем выглядите. Потрясающе. Поцелуйте меня.

Я прикоснулся губами к ее покрытой тонким слоем румян щеке.

– Полагаю, вы мой новый сопровождающий, ну так пора сваливать из этого паршивого места поскорее.

Она произнесла последнюю фразу с непередаваемой манерностью, но было в ее речи и еще что-то, едва уловимое. Позднее я понял – она говорила с чуть заметным провинциальным акцентом. Он никогда не звучал слишком отчетливо, но в драматические моменты вдруг проскальзывал внезапно и так же внезапно исчезал.

Сьюзан выглядела неотразимо. В розовом костюме от Шанель, с сумочкой от Биркин из голубой крокодиловой кожи, она скорее могла сойти за особу королевских кровей, чем за модель. Я спросил, где ее багаж.

– О, забудьте, я ничего не сдаю в багаж, они же постоянно все теряют, а потом предлагают мизерную страховку.

Сьюзан достала сигарету, но к нам тут же подошел служащий аэропорта с просьбой не курить в зале.

– Ненавижу сотрудников аэрокомпаний! Хелен следовало прислать свой самолет. Не могу поверить, что ей сложно это сделать. И потом, сэкономили бы деньги. Не представляете, какая мука лететь с бизнесменами, которые то и дело спрашивают тебя: «Вы Синди Кроуфорд?»

Она прижала руку к груди и скривила губы. Но я подумал, что в ней действительно есть что-то от Синди Кроуфорд.

– Мужчины почти не разбираются в моделях.

– О да, наверное, не считают нужным тратить на это свое время, – фыркнула она в ответ. – Они полагают, что их интеллект выше.

В то время Сьюзан была не просто топ-моделью, а суперсупермоделью. Возможно, не столь богатая, как Кроуфорд, зато более гламурная. Ей не удалось заработать слишком много именно по этой причине – никто в мире не поверил бы, что Сьюзан способна пить отстой вроде «пепси», и потому немалое количество хорошо оплачиваемых контрактов на рекламу массовой продукции проходило мимо нее. Она не годилась на роль «обычной девчонки» и не опускалась до рекламы нижнего белья. Несмотря на прекрасную фигуру, сексапильность и красивую, отнюдь не маленькую грудь, ее внешний облик не вписывался в легенду для массового покупателя. Зато если речь шла о высокохудожественной съемке, о медленной прогулке по подиуму, ей не было равных. Каждое движение дышало жизнью, не было ни заученным, ни вымученным.

Ее появление могло помочь продаже любого товара. Ее аура словно пропитывала одежду, которую Сьюзан рекламировала, духи, которыми она пользовалась, делала ярче губную помаду, изящнее обувь и солнцезащитные очки. Все, к чему она прикасалась, впоследствии продавалось с огромным успехом. Вообще-то Сьюзан легко могла торговать и мягкой мебелью, на которой оставались бы отпечатки ее тела. Но при всем том нельзя было сказать, что покоряла именно ее красота – покорял ее всепобеждающий гламур. Фэшн сам по себе являлся не чем-то объективным, а был всего лишь эфемерным отношением, и она воплощала это отношение, она была его символом.

– Я слышал, там, где вы отдыхали, очень красиво, – заметил я, когда машина тронулась с места.

– Красиво? Ну да, похоже, на тюрьму с дизайном Ральфа Лорена.

– Нет, я имел в виду местность… природу…

– Честно говоря, я там по окрестностям не гуляла. Сидела в основном в холле и курила, после того как мне запретили курить в номере. Природа, может, и приятное место отдыха, но когда я слишком долго нахожусь в глуши, сама превращаюсь в растение.

У Сьюзан был талант актрисы немого кино, и хотя она обладала чарующим голосом, ее жесты имели выразительный сценический характер. Однако в кино она никогда не стремилась попасть. Ее манера держаться свидетельствовала о чувстве достоинства и сознании своей индивидуальности.

Думаю, она потому так пренебрежительно относилась к кино, что чувствовала себя прирожденной моделью. Мир моды был для нее настоящей театральной сценой. Она действительно хотела быть моделью. И едва ли не единственная знала имена всех выдающихся моделей прошлого. У нее были автографы Сьюзи Паркер и Твигги. Она хранила их в записной книжке. Она была влюблена в этот бизнес, в это занятие еще с тех пор, как восьмилетней девочкой снялась в рекламе Барби. У нее никогда не возникало сомнений в правильности избранного пути.

У Сьюзан от природы были изумрудно-зеленые лучистые глаза, настолько уникальные, что сымитировать их не под силу никаким линзам. А черты ее лица поражали своей чистотой, не нуждавшейся в пластике и коррекции. Тем не менее она отличалась той редкой для моделей способностью, которая позволяла ей, изменяя элементы макияжа, неуловимо изменять само лицо, придавая ему самые разнообразные эмоциональные выражения– суровость, нежность, кокетство, коварство… Ей шел любой цвет волос. С одинаковым успехом Сьюзан могла быть и брюнеткой, и платиновой блондинкой, и огненно-рыжей. Хотя ее натуральный цвет был, что называется, самый обычный, мышиный, вряд ли кто-нибудь помнил о нем и даже догадывался о его невзрачности.

В отличие от большинства девушек ее профессии Сьюзан никогда не появлялась без макияжа, ни при каких обстоятельствах. Она не пыталась поднять мятеж против законов фэшн-мира, не стремилась в свободное время носить потертые джинсы и футболки, как другие модели. Всегда ходила только в дизайнерской одежде, носила платья и костюмы и покупала вещи, о которых другие модели понятия не имели. На любых показах Сьюзан появлялась во всеоружии. Можно было не надеяться, что она выйдет к журналистам в домашних тапочках или простенькой кофточке. Она обожала моду, театр моды. «Быть моделью – это мой сон наяву, который сбылся, и я надеюсь, что мне никогда не придется проснуться».

Говорили, что она могла быть отменной стервой, если этого требовали ее интересы. Линда Евангелиста знаменита тем, что не соглашалась подниматься с постели за гонорар меньше десяти тысяч долларов. Кара рассказывала мне, что на самом деле от Сьюзан она слышала капризы и посущественнее. Но мало кто знал, что Сьюзан не столь меркантильна, как Линда.

Сьюзан любила деньги только за то, что на них можно что-то купить. Такая позиция свойственна многим людям, но Сьюзан отличалась настоящим азартом. Возможно, причину следовало искать в ее детстве, оно прошло в бедности и нужде и в обстановке крайней финансовой нестабильности. Типичная история юной модели, которая жила в доме на колесах, перед тем как переехать в пентхаус. Дома на колесах – неизменные поставщики моделей для фэшн-бизнеса. Как ни странно, неблагоприятные условия служили почвой для произрастания самых красивых и экзотических цветов мира моды. И у меня была своя теория на этот счет.

Во-первых, такие модели подсознательно всегда сохраняли детские непосредственность и капризность. Им были присущи самые разнообразные подростковые комплексы и потребности, которые можно обнаружить у избалованных детей, пользующихся добротой своих чрезмерно занятых родителей. В большинстве благополучных обеспеченных семей у ребенка не может сложиться такой тип характера, поскольку отец и мать с раннего возраста прививают ему ценности взрослой культуры. Но семьи, живущие в домах на колесах, организованы по иному принципу. Там дети сохраняют привычку гораздо непосредственнее реагировать на окружающий мир и потворствовать своим прихотям. Девушки, воспитанные в такой атмосфере, оказываются одновременно наивными и алчными. Они сочетают в себе, казалось бы, взаимоисключающие черты – расчетливость и страсть к роскоши. Этот своеобразный психологический феномен я бы назвал современной цыганщиной. Из таких цыганок получаются лучшие модели, и не только потому, что они раскованны и умеют держаться перед камерой, но и потому, что в крови у них заложен императив – добиться успеха, бороться за него.

Сьюзан выросла в типичном доме на колесах. Семья разъезжала в нем по Арканзасу, Техасу и Оклахоме. Она рассказывала, что их трейлер несколько раз становился жертвой торнадо, но родители находили в себе силы отремонтировать жилище и двинуться дальше. Ее жизнь в детстве напоминала постоянное балансирование на грани опасности – между ожиданием очередной бури и всяческими лишениями, но ни то ни другое не заставило ее разучиться улыбаться. Она родилась под счастливой звездой.

Желтые розы, которые я подарил ей, были своего рода фирменным знаком, связанным для нее с песней «Желтые розы Техаса…». В семнадцать лет Сьюзан очень любила эту песню, она ассоциировалась у нее с роскошью и свободой. Именно под эту песню Сьюзан танцевала, когда на тинейджерской вечеринке ее разглядел бессовестный, но очень проницательный Марио Белломо, хозяин модельного агентства, давний соперник Ротти, ныне работающий во Франции. Он сказал ей, что собирается сделать ее звездой, и взял с собой в Нью– Йорк. Сьюзан действительно вскоре стала звездой, хотя Белломо палец о палец для этого не ударил.

Стартовой площадкой для нее стало знакомство с человеком, который не только болтал попусту языком, но и на самом деле владел технологией делать звезд из тинейджеров. А уж после ее снимки попали в каталог моделей и были замечены одним из самых влиятельных фотографов, Северином Каганом. Северин пришел в восторг от телосложения Сьюзан, но еще большее восхищение у него вызвала индивидуальность девушки. Он тут же сообщил ей, что она напоминает ему Розалинду Расселл и что ей необходимо немедленно посмотреть фильмы с ее участием. В тот же вечер Сьюзан пересмотрела все фильмы, в которых снялась Розалинда Расселл, и Северин влюбился в нее. Не в прямом смысле – интеллектуально. Он посоветовал ей перекрасить волосы в рыжий цвет, научил пользоваться косметикой профессионально, а также стоять, двигаться и придавать лицу выражение, которое требовалось для того или иного рекламного сценария. Так что вскоре она превратилась в суперзвезду. Сьюзан очень быстро освоила все правила, и Северин вздохнул с облегчением, получив подтверждение тому, что не ошибся в ней.

Северин был инициатором карьеры не одной мегазвезды «Мейджор моделз», своей популярностью ему обязаны и Кара Мерксон и Зули Стюарт. На самом деле у Северина была душа супермодели. Просто по иронии судьбы он родился не женщиной, а мужчиной и вынужден был как-то сообразовывать этот факт с выбором профессии. Его длинные ухоженные волосы и утонченные женственные черты лица говорили сами за себя. Думаю, именно эта особенность его натуры и помогла ему сделаться одним из величайших модных фотографов современности. Сьюзан любила его и доверяла во всем. Она относилась к нему как к старшей сестре, но смею предположить, испытывала перед ним благоговение как перед своим создателем.

Всю дорогу, пока мы ехали до Манхэттена, я слушал ее рассказ об отпуске.

– Сначала это было просто ужасно. Их программа наблюдения за пациентами напоминает методы нацистов. По-другому не скажешь. Я чувствовала себя как зависший компьютер. Они все ждали, когда же я начну исповедоваться и скажу им что-нибудь вроде: «Привет, меня зовут Сьюзан, я алкоголичка и наркоманка». Но я так не могу сказать! Потому что это вранье! Но уж если сказала, потом уже не смогла бы от них отклеиться. Вон Зули когда-то тоже у них находилась и приняла их правила игры, так теперь каждый раз ездит на встречи, где они снова и снова повторяют, что алкоголь – яд, и заставляют каяться снова и снова… И это вынуждена терпеть супермодель ее уровня!

– Ужасно, – согласился я, – они не имеют права вмешиваться в частную жизнь. И что это за требования исповедей вопреки желанию…

– О, они и многое другое делают! – воскликнула Сьюзан. – Вы бы не поверили, если бы услышали. Представляете, кто там был, – Дэн Петербороу, очень известный спортсмен, и доктор Элиот Маркэм, хирург с мировым именем! Он делал самые сложные операции безнадежным больным. Но это еще не все. Там был и Уилрайт. Они держались вместе. Вообще-то мне они очень нравились. Мы часто болтали, я слушала, как они играют на гитаре… Правда, там была жена Уилрайта, которая с него глаз не спускала и заставляла глотать все пилюли, какие ему назначали.

Сьюзан закурила четвертую по счету сигарету, когда мы въехали на Манхэттен.

– Я сразу им заявила: «Меня зовут Сьюзан, и я, как все модели в старые добрые времена, предпочитаю напиваться хорошим шампанским!» Они на меня страшно злились. Но если я действительно не алкоголичка и не наркоманка, с какой стати я должна клепать на себя? Только для того, чтобы они могли со спокойной совестью считать потом, что вылечили меня?

– Я полностью согласен, это того не стоит…

Она удовлетворенно кивнула и продолжила беседу:

– Я пашу больше, чем кто бы то ни было. Встаю в пять утра и до понедельника все время на ногах. А потом ночью лечу в Милан, затем в среду в Париж, потом в Японию… У меня вся жизнь проходит в перелетах и суете. И я не нуждаюсь ни в каком лечении. Все, что мне нужно, – это спокойный отпуск на некоторое время, я просто смертельно устаю, как и все люди, но предпочитаю это не демонстрировать. Я даже не могу есть то, что мне нравится, я ношу туфли, в которых большинство женщин и стоять-то не сможет. Вот смотрите! – Она вытянула ногу, тронув мой ботинок носком своей туфли. – Они совершенны, безупречны по форме и на ноге изумительны. Это высший класс, как «кадиллак». При взгляде на них испытываешь эротическое удовольствие.

Лимузин свернул в парковую аллею и выехал на Четырнадцатую улицу.

– Куда мы едем? Я думала, вы меня домой отвезете.

– Мы едем на встречу. Вас ждет Лоренцо ди Лоренци вместе с Северином.

– О, мой дорогой Северин! Я жажду вернуться к работе. Жаль только, что не могу заскочить домой и потискать моих собачек. Бедненький Чарли, он так по мне соскучился! Может, вы их мне привезете?

Я не возражал против того, чтобы доставить ей ее любимцев, но сначала нам необходимо было явиться в офис. Мы прошли в студию, на двери которой висело объявление «Вход воспрещен», и сразу столкнулись с Северином. На лице у него был толстый слой грима, а темные длинные волосы в стиле американских индейцев свисали ниже плеч. Одетый в рабочий костюм, он всем своим видом напоминал Шер, слегка поднакачавшуюся стероидами.

С Северином в студии находились Хосе Рукола, художник по прическам, и еще одна женщина-стилист, афроамериканка по имени Хони.

Узрев друг друга, Сьюзан и Северин радостно воскликнули:

– Дорогой!

– Скуби-Ду!

Сьюзан, видимо, давно привыкла к прозвищу, и они искренне поцеловались, стараясь не притрагиваться друг к другу, чтобы не смазать макияж. Воздух наполнился громким чмоканьем. – Дорогая! – Дорогой!

– Жожо!

– Хони!

– Привет, малышка!

– Скуб, милая!

– Ты выглядишь божественно! – констатировал Северин. – Я тоже решил немного отдохнуть и поправить здоровье.

– И я, – с воодушевлением вмешался Хосе.

– Но пить тебе все равно не следует, – напомнила Хони, разглядывая кожу лица Сьюзан с придирчивостью дерматолога.

– Я подумаю, как это поправить, – обнадежил ее Северин.

– Но только не думай слишком усердно, – посоветовала Сьюзан.

– Ну почему же, эта проблема стоит того, чтобы о ней поразмыслить, – добавил Хосе.

Я уже не следил за их шутками, подхихикиваниями и приветствиями, слишком много было возгласов: «О Боже! Восхитительно! Потрясающе!»

Смысл их общения передать довольно сложно, поскольку оно происходило на специфическом и только им понятном языке. Сьюзан представила меня Северину и Хосе, и те сказали: «Привет», – без особого энтузиазма. Вообще-то они рассчитывали, что Сьюзан приедет одна, мне они не слишком обрадовались. Сьюзан это прекрасно поняла и послала мне воздушный поцелуй, который означал, что мне надлежит немедленно отправиться за ее собачками, не задерживаясь там больше ни минуты.

Но когда лимузин отъезжал от здания офиса, я заметил впереди ярко-алое пятно, которое стремительно приближалось ко входу в студию. Мне нетрудно было распознать в нем красный гоночный автомобиль. Данте Казанова распахнул дверцу и резво выскочил из машины, одетый в джинсы и майку от Версаче, с сияющим золотым крестом на шее. Загар у него был такой ровный и гладкий, что можно позавидовать. Почему-то в тот момент мне подумалось, что ему не помешало бы сняться в каком-нибудь фильме о гладиаторах.

Я даже не мог заранее вообразить себе, на что похожи апартаменты Сьюзан, но мне и в голову бы никогда не пришло, что они могут быть битком набиты дорогими картинами и эксклюзивной мебелью вкупе с плетеными индейскими ковриками. Это был во всех отношениях необычный дом. Я бы подумал, что он принадлежит какому-нибудь эксцентричному профессору-искусствоведу, если бы не знал, кто на самом деле его хозяин.

Прихватив собачек Сьюзан – Коко, Ива и Чарли, – я вернулся в офис и остановил лимузин на углу улицы – увидел пожарную машину. Не имея понятия, что случилось, я окликнул полицейского.

– Пожар! – сообщил он мне, разглядывая свору зверюшек, которых я держал на руках так аккуратно, словно они произведения ювелирного искусства.

Когда пожарная машина чуть отъехала в сторону, я увидел пламя. Горел автомобиль Данте Казановы. Пожарные суетились как могли, стараясь залить огонь пеной, но ее не хватало. Приходилось переключать шланги, и пламя успевало разгореться опять.

– Осторожно, Эдди, давай подождем нормальный объем, – велел шеф пожарных, – спасать ее все равно бесполезно, опоздали. Что за тачка? «Феррари»?

Казанова в это время бесновался на ступенях офиса, пытаясь что-то как можно громче крикнуть в телефонную трубку и безудержно жестикулируя.

– Кто-то взорвал мою машину! Меня хотели убить! Да! Говорю же тебе! Я был бы сейчас мертв, если бы не случай! Ты когда-нибудь видел, как горит «ламборгини»?

В ту же минуту из дверей студии выпорхнули Сьюзан и Северин. Сьюзан, в соболином манто, накинутом поверх переливавшегося золотыми нитями платья, и в золотых босоножках, встала перед горящей машиной и мгновенно начала принимать самые экстравагантные позы, а Северин ожесточенно защелкал камерой.

– О, супер! Великолепно! Гениально! Встань в профиль! Да! Да! Сделай что-нибудь с пальто! Отлично! Я в восторге! Держи его! Хосе, волосы! Надо убрать от ее лица волосы!

Северин, не обращая внимания на то, что его собственные волосы растрепались и макияж смазался, подошел к Сьюзан и поправил ей прическу.

– Просто великолепно! Ода/ Невообразимо!

Пожарные, показывая друг другу на это представление, хохотали до слез.

– Потрясающе! Дивно! – Северин повернулся к Эми: – Хочешь сняться в «Вог»? Станешь на ступеньку ближе к звездам. Надо тебе что-нибудь взять в руки. Хочешь топор? Да… ты умеешь его держать! Это здорово!

Бригада пожарных продолжила сражаться с пламенем.

– О'кей, Эдди, мы уже переключили, оставайся сзади.

Но помощник Северина, Рик Хомовдли, стоя рядом с шефом пожарных, что-то упорно бубнил ему в ухо. Вероятно, просил чуть-чуть повременить, пока закончится съемка.

– Ладно, погоди, не включай, Кэси, пусть они еще пощелкают.

Северин спешил из последних сил, стараясь снять как можно больше.

– Да, Эдди, это красиво, но можешь сбросить свою каску? Да! Точно! А теперь обними Сьюзан/ Сью, дорогая, расстегни манто! Да не волнуйся о манто, Эдди! Оно не наше, это собственность Фенди, это они нам платят миллионы. Да! Вот правильно! О, гениально!

В ту же минуту зазвонил мой телефон. Я поневоле опустил собак Сьюзан на сиденье автомобиля.

Это была Мисс.

– Как Сьюзан?

– Прекрасно, – отозвался я. – Вам стоило бы на нее взглянуть сегодня. Северин снимает ее тут на фоне горящей машины Данте Казановы. Авто взорвалось у дверей студии.

– Так она хорошо выглядит? – Я позабыл, что Казановы во вселенной Мисс не существовало.

– Я ее раньше не видел, поэтому мне она показалась изумительной.

– Скажи, я хочу с ней поговорить.

– Включайте! – закричал Казанова. – Чего вы ждете?

– Мы потеряем такое пламя! – в отчаянии возразил Северин. – Нам нужно еще чуть-чуть!

В визге сирены и вспышках огней прибыла полицейская машина.

– Что, «скорая помощь» приехала? – с надеждой в голосе поинтересовалась Роттвейлер.

– Нет, это полиция. Похоже, они не ожидали увидеть здесь Сьюзан в расстегнутом платье.

– Ну, поцелуй от меня Северина, – добавила Мисс и повесила трубку.

Казанова не унимался и продолжал кричать, повернувшись к полицейской машине:

– Они взорвали мою машину, триста тысяч долларов! Единственный экземпляр в Штатах!

– Кто взорвал ее? – Коп смерил Казанову внимательным недоверчивым взглядом. – Вы кого-то подозреваете, сэр?

– Конечно, нет. Откуда я знаю?

– Может, это ИРА, Мёрфи? – заметил второй полицейский.

Сьюзан подбежала к Казакове, чмокнула его в щеку и побежала обратно к пылающему авто.

– Будем составлять рапорт, сэр, – сказал первый коп, – нам надо обследовать машину на предмет установления, было в ней взрывное устройство или нет.

Казанова с сомнением посмотрел на него, затем покосился в мою сторону. Вскоре за ним приехало такси, которое он вызвал по телефону.

Северин тем временем принялся снимать группу пожарных.

Не могу поверить, что никто из вас никогда не был моделью, – ворковал он, – вы просто неотразимы, вы совершенны! Я обязательно предложу вас «Вог».

– «Вог»? – переспросил один из парней.

Пламя взметнулось последний раз, рассыпав сноп искр по их защитным комбинезонам.

– О'кей, все замечательно, – констатировал Северин.

Он сфотографировал напоследок покрытые лишаями белой пены останки обгоревшего автомобиля ценой в четверть миллиона долларов и стал болтать с бравыми парнями из нью-йоркской пожарной команды, пока Эдди, пребывавший в полном восторге от Сьюзан, слушал чепуху, которую она плела ему, умеренно строя глазки.

– А тебе спасибо за все, Чарли!

Ее слова вернули меня к действительности. Я поцеловал Северина, передав ему, что делаю это по просьбе Роттвейлер, и, дождавшись такси, уехал восвояси.