Текст книги "Клуб Мэри Шелли"

– Гм… – Я прочистила горло. – Я боюсь пауков.

Снова тишина. Я представила, как они переглядываются между собой, уже сожалея о своем решении пригласить меня сюда, и меня охватила легкая паника. Пережив столько испытаний, я могла просто упустить свой единственный шанс.

– Попробуй еще раз, – сказал Брэм. – И не трать попусту наше время.

Паника смешалась с облегчением, оба чувства в равной мере охватили меня. Я могла бы сказать что угодно. У меня были те же универсальные страхи, что и у большинства людей. Я боялась, что с мамой что-нибудь случится. Я боялась потерять все, что у меня есть. Но все же существовало кое-что, чего я боялась больше всего на свете. То, о чем я думала постоянно.

– Я боюсь самой себя, – выпалила я. – Боюсь, что я чудовище.

После очередной минуты молчания Тайер тихо спросил:

– Почему ты себя боишься?

Я думала, что, если скажу правду, они от меня отстанут. Если бы я знала, что меня продолжат расспрашивать, то держалась бы за версию о пауках. Фелисити снова посветила мне фонариком в лицо, и я отпрянула.

– Не знаю, просто… Мне кажется, что я ненормальная. Что, если я способна на очень плохие поступки и это и есть настоящая я?

Я постаралась выражаться туманно, превратить свое признание в более распространенный страх, в нечто менее неприятное. Это не сработало.

– Расскажи нам о Мэтью Маршалле, – приказала Фелисити.

От звука его имени у меня кровь застыла в жилах.

– Откуда вы об этом знаете?

– Мы все знаем, – сказала Фелисити.

– Материалы этого дела не оглашались, – пробормотала я. – Я несовершеннолетняя.

– Мой отец – прокурор штата, – напомнил Тайер, и в его голосе прозвучало смутное извинение. – Это было не так уж трудно выяснить.

Мое сердце затрепыхалось в груди, словно умоляя, чтобы его выпустили на волю. Я не могла выдавить ни слова. Я едва могла дышать.

– Рейчел, ты не обязана нам ничего рассказывать, – заговорил Фредди. – Но мы не сможем принять тебя в клуб, пока ты не пройдешь настоящее испытание. Оно не должно быть легким. Но это послужит для нас доказательством. И, надеюсь, мы тоже сможем тебе кое-что доказать.

– Да, ты не обязана говорить нам, – с меньшей любезностью вмешалась Фелисити. – Но мы и так уже все знаем.

– Ты можешь довериться нам, – мягко произнес Фредди. – Мы не станем тебя осуждать.

Я так старалась скрыть эту часть себя. Оставить позади свою жизнь на Лонг-Айленде и начать все заново. Но передо мной сидели люди, которые желали выслушать эту историю. Они словно бросали мне вызов, заставляли меня говорить об этом. И я хотела ответить им таким же вызовом. Пусть послушают.

– В прошлом году ко мне вломились, когда я осталась одна дома, – ровным тоном заговорила я. – За мной погнался парень в маске. Напал на меня в кухне. Его звали Мэтью Маршалл.

Отчасти потому, что я не видела лиц собеседников, признаваться было легче.

– Я пыталась отбиться, но он схватил меня, и он был сильный. Мы оба упали. Он прижал меня к полу. И я помню лишь, какой холодной была плитка.

Я глубоко вздохнула, ощутив все как наяву, так четко, как будто снова очутилась там, беспомощная. Как будто луч фонарика стал туннелем, уводящим меня прямо в те события.

– Я брыкалась ногами и боролась изо всех сил, но…

Воспоминания нахлынули быстро, но вместо того, чтобы зажмуриться и постараться отвлечься, я погрузилась в них. Говорить становилось все труднее, словно чьи-то руки схватили меня за горло и сжимали все крепче.

– У него был нож…

Я добралась до самой трудной части, о которой говорила только с мамой, полицией и психотерапевтом, прежде чем отказалась вообще вспоминать. Но я уже зашла слишком далеко. Оставалось либо проглотить эти слова, либо выплюнуть.

– Я старалась отвести острие ножа от себя. Мы оба дрались. Он поскользнулся и…

Я провела ногтями по рукам, хотя ничего не чесалось. На самом деле я вообще ничего не чувствовала. В ожидании боли я царапала себя все сильнее и сильнее, не в силах остановиться.

– Нож вошел в него. И он умер.

Стоило сказать это вслух, и я поняла, как неправильно звучат эти слова. Но за ними стояла целая история. О том, кем я была. О том, что я сделала.

Чью жизнь я оборвала.

Я не сказала, что убила его. Хотя именно это я и сделала. Я не смогла этого сказать, даже теперь, когда пыталась освободиться от правды. И не думала, что когда-нибудь вообще смогу произнести это.

Именно об этом я не могла перестать думать целый год. Этот призрак преследовал меня.

– Он был обычным старшеклассником. Поступил в Браун[14]14
  Один из наиболее престижных частных университетов США.


[Закрыть].

Я запомнила факты его жизни, как спортивные фанаты запоминают статистику. Я проявляла к ним рвение мазохиста, голодного, жадно поглощающего все мельчайшие подробности, все посты в социальных сетях, пока меня не затошнило.

– Он был средним ребенком в семье, у него остались старшая и младшая сестры. Состоял в футбольной команде. Встречался с девушкой по имени Элли. Обожал бутерброды с арахисовым маслом и желе, но только с абрикосовым. Он любил аниме и книги Джеймса Паттерсона. Он…

Я закрыла глаза, пытаясь удержать поток слез. Я распахнула свое сердце, признав худшее, что когда-либо делала, – худшее, что кто-либо мог сделать. Я чувствовала себя опустошенной.

– Это была самозащита, – вполголоса проговорила я.

Фелисити перевела луч фонарика на грязный пол. Теперь, когда свет не бил мне в лицо, я снова могла различить очертания человеческих фигур. Я еще не поняла, осуждают ли они меня или испытывают ко мне отвращение. Наверное, и то, и другое.

Я окончательно вышла из оцепенения и рухнула обратно в настоящее, осознав с обжигающей ясностью, что только что поделилась своей самой темной тайной с четырьмя незнакомцами. Нет, хуже: с четырьмя учениками из Манчестерской школы.

Но тут из темноты раздался голос Фредди:

– Спасибо, что поделилась с нами. – И затем: – Мы принимаем тебя в клуб. Если ты желаешь вступить.

Я моргнула. Мне потребовалась минута, чтобы осознать то, что он сказал. Никакого осуждения. Никакого отвращения. Вытирая слезы со щек, я поняла, что чувствую себя по-другому. Легче.

– Ну да, – ответила я. – Да, хорошо.

– Но ты по-прежнему числишься на испытательном сроке, – добавила Фелисити. – До тех пор, пока мы не примем тебя на постоянной основе.

Они поднялись на ноги. По-видимому, посвящение закончилось, и я его прошла. Я тоже встала, отряхивая сзади джинсы. Кто-то открыл дверь, и помещение залил лунный свет. Они гуськом вышли, и я последовала за ними, лавируя между громоздкими вагонами, застывшими на странных железнодорожных путях, которые прежде мне не удавалось разглядеть. Мы оказались в окружении заколоченных игровых будок и заброшенных аттракционов в парке развлечений, вдалеке виднелись похожие на горные вершины и долины изгибы горок аквапарка. Посмотрев на вход в здание, из которого мы только что вышли, я увидела надпись: «Spook-a-Rama» – «Комната ужасов».

Все эмоции, которые я сдерживала, – страх, напряжение, отчаяние, – вырвались наружу в смехе. Это оказался всего лишь смешной, дурацкий заброшенный аттракцион. Не такой уж и страшный.

Фредди держался позади и ждал меня.

– Я никогда раньше не бывала на Кони-Айленде, – призналась я.

– Ну, как тебе такое первое впечатление?

– Кстати, как вам удалось сюда пробраться?

Фредди кивнул в сторону остальных членов клуба, шагающих впереди.

– За деньги можно получить доступ куда угодно.

Логично.

– То, о чем ты рассказала, – начал Фредди. Он поправил очки. – Мне жаль, что это случилось с тобой.

Он мог бы сказать что угодно другое, но я была очень благодарна, что Фредди предпочел именно эти слова. Похоже, он говорил их от души.

– Добро пожаловать в Клуб поклонников Мэри Шелли, – объявил он.

13

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО, когда я пришла в школу, все события прошлой ночи казались мне сном.

Потому что А) это было невероятно странно. Все это – мешок на голове, похищение, парк аттракционов в Кони-Айленде. Чем больше я об этом размышляла, тем более странным мне все казалось.

И Б) никто из членов Клуба поклонников Мэри Шелли больше не сказал мне ни слова. Мне не поступило никаких сообщений от Фредди с дальнейшими инструкциями, и Брэм даже не взглянул на меня, когда я проходила мимо него в коридоре. Хотя, возможно, он поступил так потому, что рядом с ним стояла Лакс, которая, вероятно, сожгла бы школу дотла, если бы я посмела встретиться с ней взглядом.

Но в кои-то веки я не переживала ни из-за Лакс, ни по поводу того, что все остальные в Манчестерской школе считают меня ненормальной, потому что теперь все мои мысли занимал лишь Клуб поклонников Мэри Шелли. Я по-прежнему ломала голову над вопросом: зачем этот клуб создан? Просто ради того, чтобы устраивать беспорядки? Или, возможно, как способ для скучающих богатых детишек поразвлечься? Но это не объясняло факта, что существовала некая игра, требующая от участников мастерства, стратегии и какой-то системы подсчета очков. Все было окутано атмосферой ужаса, но звучало довольно невинно. Детские шалости.

Судя по всему, в клуб меня приняли, но я понятия не имела, когда начнется игра. Думаю, что мне не стоило рассчитывать на получение брошюры с инструкциями и плана проведения, но все же ребята слегка перебарщивали с секретностью. К концу моих утренних занятий я чувствовала, что вот-вот лопну от нетерпения.

Заметив на перемене после второго урока, что Фелисити стоит возле своего шкафчика, я подлетела к ней. Она прятала в шкафчик учебники, словно отчаянно хотела похоронить чей-то труп. Из стопки выпал роман Стивена Кинга в мягкой обложке. Я наклонилась, чтобы поднять книгу.

– «Доктор Сон», – жизнерадостно прочла я. – Эту я еще не читала.

Фелисити бросила на меня взгляд, в котором довольно отчетливо сквозило презрение, и выхватила книгу у меня из рук. Она захлопнула дверцу шкафчика и, не говоря ни слова, удалилась.

– Обсуждать дела клуба в школе – дурной тон, – предупредил Тайер, словно выросший из-под земли рядом со мной.

Я подпрыгнула от неожиданности. Но он так же быстро, как и появился, двинулся дальше. Я поспешила за ним.

– Я ничего не обсуждала.

– Это неписаное правило. Никакого братания на публике. Это позволяет избежать подозрений.

– Поняла. – Я не стала заострять внимание на том, что разговор и совместная прогулка по коридору тоже могут быть неверно истолкованы посторонними как братание. – Фелисити за что-то меня ненавидит?

– Конечно же нет. Может быть. Пожалуй. Фелисити – дьявол, – небрежно ответил Тайер. – Кстати, ты ужасно выглядишь.

– Э-э, спасибо. Прошлой ночью я почти не спала.

– Почему?

Он это серьезно?!

– Меня похитила банда психопатов в фургоне доставки питания.

– Какая же ты шалунья!

– Послушай, я знаю, что мы не должны говорить об этом, но когда уже мне расскажут больше о клубе?

– Извини, Новенькая, пока ничем не могу поделиться, но потерпи, – прошептал он. – Через два дня у меня состоится испытание на страх. Еще многое нужно подготовить. Интересная штука.

– Испытание на страх?!

Эти слова вызвали во мне внезапный трепет. Но Тайер не ответил. Вместо этого он вошел в класс мисс Лю и занял свое место, а мне пришлось искать свое. Брэм сидел сзади. После странного поведения Фелисити и Тайера я не знала, как мне его поприветствовать, да и вообще стоит ли. Я решила последовать примеру Брэма и продолжать игнорировать существование друг друга.

И все шло прекрасно, пока мисс Лю не начала ходить по классу, спрашивая, творчество каких авторов мы выбрали для написания рефератов.

– Патриция Хайсм… – начал было Брэм.

– Мэри Шелли, – перебила его я.

На другом конце комнаты застонал Тайер. Ноздри Брэма раздулись. А мисс Лю сообщила нам, что мы сделали прекрасный выбор.

За обедом я решила покопаться в социальных сетях в поисках дополнительной информации о членах Клуба поклонников Мэри Шелли. Фелисити, похоже, не вела «Инстаграм». Брэм закрыл свою страницу для посещений, но он красовался на всех отретушированных фильтрами снимках Лакс, где позировал, уткнувшись носом в ее шею и время от времени корча глупые рожи. Таким я его еще не видела.

Кто-то красноречиво откашлялся у меня за спиной.

– Сандра! Привет. – Я быстро сунула телефон в сумку.

Она демонстративно села рядом со мной, демонстративно надкусила ломоть дрожжевого хлеба и принялась жевать. Демонстративно. При этом она всем видом показывала, что не собирается разговаривать со мной. Ну я вполне заслужила такое отношение.

– Я сожалею о том, как вела себя вчера, – начала я. – Я была идиоткой. Просто ужасной, огромной, противной идиоткой.

– Продолжай, – разрешила Сандра.

– Со мной просто творится что-то странное. Все в школе считают меня сумасшедшей, а Лакс Маккрей хочет моей смерти, и я почти уверена, что провалила тест по биологии.

– Дальше…

– Прости, что я психанула. Не могу поверить, что ты по-прежнему хочешь сидеть рядом со мной после того, как я так себя вела. Мне повезло, что ты со мной дружишь.

Я почувствовала, что явно Сандра смягчилась. Но чтобы окончательно убедиться в нашем примирении, я откашлялась и кивнула в сторону обеденного стола, за которым собирались популярные ученики школы.

– Брэм сегодня выглядит… очень мило.

По правде говоря, Брэм не выглядел иначе, чем обычно, но это была моя оливковая ветвь.

Лицо Сандры тут же просияло, и вся неловкость между нами исчезла. В эфир вышел регулярный выпуск новостей о Брэме, в котором Сандра одновременно играла роли и ведущей, и эксперта, освещая новейшие события с полей. Прямо сейчас она принялась размышлять о том, что является его лучшей чертой, но когда я оглянулась, в глаза мне бросились лишь недостатки внешности Брэма. Небольшая щель между передними зубами. Глаза темнее бездны. Блестящие каштановые волосы, которые могли бы служить рекламой салона красоты. Ладно, допускаю, что кому-то эти недостатки покажутся очаровательными. Он поднял голову, почувствовав мой взгляд, и я быстро опустила глаза на свой бутерброд.

Сандра продолжала бубнить, а я, как и в случае с просмотром новостей по кабельному каналу, бездумно сидела и впитывала все это. Когда мой мозг онемел, я поняла, что должна что-то сделать, иначе упаду лицом в свою тарелку с жареным сыром.

– Мы с ним теперь вроде как партнеры по школьному проекту, – выпалила я.

Глаза Сандры вылезли из орбит.

– Вы кто?!

– Ага. Так что это будет весело.

– Почему ты так говоришь?

– Как?

– Как будто это будет совсем не весело?

– Потому что Брэм… – Я бросила взгляд в его сторону. – Он, типа, неприступный. Он почти ничего не говорит и все время выглядит сердитым.

– Брэм просто прелесть.

– Ладно, должна же быть причина, по которой ты продолжаешь так о нем говорить.

– И она есть. – Сандра откинулась на спинку сиденья и мечтательно подняла глаза к висящим над нами флуоресцентным лампам, уже погруженная в воспоминания. – Это случилось в старших классах младшей школы во время экскурсии в Эмпайр-стейт-билдинг.

– В старших классах младшей школы?

– Это два старших класса в начальной школе. Мы учились в пятом классе. В общем, мы поднялись на смотровую площадку, и у меня закружилась голова. Как раз в тот момент, когда казалось, что меня сейчас стошнит, или я упаду в обморок, или обмочусь, рядом со мной появился Брэм. Мне было очень неловко, что он увидел меня в таком плохом состоянии.

– Звучит ужасно.

– Это было потрясающе, – продолжала Сандра. – Брэм отвел меня в сторонку, взял за отвратительно потную руку и велел смотреть на него и дышать. Пятиклассник Брэм сделал это! Уже тогда он был таким сдержанным и зрелым. Он не отпускал мою руку до тех пор, пока мистер Порсиф не сообщил, что пора уходить. Я по-прежнему ненавижу высоту, но вернулась бы на верхний этаж Эмпайр-стейт-билдинг, если бы Брэм пригласил меня туда.

Я попыталась сопоставить пятиклассника Брэма с Брэмом, известным мне. Но, по правде говоря, в действительности я не слишком много о нем знала. Разве что один из его секретов. Но у всех нас есть секреты.

– Что тебе известно о Фелисити Чу? – поинтересовалась я. Пока в моем распоряжении энциклопедические знания Сандры, я вполне могу ими воспользоваться. Все что угодно, лишь бы она не болтала о Брэме.

– Фелисити Чу?

Сандра оглянулась, как будто Фелисити притаилась где-то рядом подобно вампиру, готовому напасть. Но, насколько я могла судить, Фелисити в столовой не было. Вообще-то я не замечала, чтобы она тут когда-либо сидела. Возможно, она ела свой обед, запершись в туалетной кабинке и свисая вниз головой с потолочных труб.

– Она чокнутая, – сказала Сандра. – А почему ты ею интересуешься?

– Просто любопытно. Ее шкафчик находится рядом с моим. Почему ты считаешь ее чокнутой?

Сандра уставилась на меня широко раскрытыми глазами, как будто ответ был очевиден.

– Из-за черной помады.

Я закатила глаза, но Сандра не унималась.

– Я серьезно. Вот это выбор, а ведь при этом ее мама является финансовым директором Isee Cosmetics – у нее могут быть все оттенки губной помады, какие душе угодно. Очень жаль, что мы не друзья.

– Что-нибудь еще про нее?

– Ладно, а как насчет того, что она всех ненавидит? И у нее странная влюбленность в Стивена Кинга. Кто в наше время влюбляется в авторов? В старых авторов.

– Она много читает. Это не значит, что она влюблена в автора.

– Она повесила в своем шкафчике его черно-белую фотографию.

– Ого.

– Кроме того, я думаю, что все эти книги ужасов откладываются у нее в голове. Рождают у нее идеи.

– Что ты имеешь в виду? – Я постаралась сохранять ровный тон голоса.

– В прошлом году ее отстранили от занятий за то, что она ударила Александру Турбинадо ногой в промежность во время факультатива по гончарному делу. А потом еще раз за то, что она проделала то же самое с Реджи Хелдом. Что особенно странно, ведь факультатив по гончарному делу выбирают, когда хочется, ну, расслабиться, или влюбиться, или все в таком роде, а Фелисити стала от него очень агрессивной.

Такого бы я точно не нашла в «Инстаграме» Фелисити. Дружба с Сандрой оказалась полезной.

– А Тайер Тернер?

Сандра весело взглянула на меня, и я поняла, что со стороны ей показалось, будто я вразброс перечисляю всех чудаков Манхэттенской частной школы.

– Гм, мне просто любопытно, потому что он кажется милым. Он одолжил мне свои записи.

– Я бы не стала ими пользоваться. Он только и делает, что дурачится на уроках. Просто очередной парень, который считает себя намного более забавным, чем есть на самом деле. Он держится здесь только из-за своих родителей.

– Правда? Мне он показался нормальным.

– Все это часть продуманного образа, – сказала Сандра и сделала глоток напитка из чайного гриба. – Отец Тайера устроил его на нормальную работу в кинотеатр, чтобы всем рассказывать, что его сын ничем не отличается от других подростков. Я предполагаю, что Тайер пошел на это ради бесплатного попкорна. Кто тебе все время пишет?

Я даже не заметила, что у меня в рюкзаке жужжит телефон. Но от внимания Сандры ничто не ускользало. Я выудила аппарат.

«Встречаемся сегодня по этому адресу. В 9 вечера. Фредди».

– От кого это? – спросила Сандра. – Что-то стряслось?

Мне не хотелось лгать ей, но теперь я была связана тайной.

– Нет, просто одна старая подруга.

Мой телефон снова завибрировал. Я быстро пробежала глазами сообщение, избегая испытующего взгляда Сандры.

«Не переживай. На этот раз – никаких похищений.;-)»

14

ШЕЛ ДОЖДЬ, и когда я стояла под зонтиком, глядя на здание, расположенное по адресу, указанному в сообщении Фредди, мне казалось, что я вот-вот войду в особняк из фильма «Шоу ужасов Рокки Хоррора».

Я находилась в Верхнем Ист-Сайде, всего в нескольких кварталах от нашей школы. По мере приближения к Центральному парку здания становились все более красивыми, с элегантными навесами и швейцарами в отделанной золотом униформе, стоящими прямо за стеклянными дверями. Но в еще более причудливых жилищах не было ни швейцаров, ни вестибюлей. Некоторые являлись небольшими музеями или штаб-квартирами сообществ, на их внушительного вида двойных дверях красовались гербы, а по стенам полз плющ; другие были прекрасными частными резиденциями. На указанном в адресе здании я не нашла никаких золотых табличек и почти не сомневалась, что это не музей. Но все равно это был красивый особняк из известняка, который, вероятно, стоил больше, чем моя жизнь.

Я пыталась через сообщения расспросить Фредди о том, кто здесь живет и чем нам предстоит заняться, но он уклонялся от прямого ответа. Поэтому я позвонила в дверь и стала ждать.

Дверь распахнулась, и на пороге, загородив собой проем, возник Брэм.

Он сменил привычную школьную рубашку и галстук на спортивные штаны и черную футболку с черепом, откинувшим челюсть. Каждый раз, стоило нам с ним остаться наедине, мой мозг, казалось, отключался, потому что первым делом я спросила:

– Это твой дом?

– Да.

Если бы только Сандра знала, что я сейчас здесь! Она бы психанула.

– Будешь заходить или нет? – спросил Брэм. – А то сейчас весь порог промокнет.

Я переступила через порог, стряхивая капли с зонтика.

– Я возьму его, – сказал Брэм.

Он бросил мой зонт в оловянную урну рядом с дверью и протянул руку. Я колебалась, пока не поняла, что он тянется за моей верхней одеждой. Процесс раздевания растянулся на невероятно долгую и погруженную в молчание минуту, в течение которой в парадной прихожей слышался лишь шорох моего мокрого плаща, соскальзывающего с плеч, и звяканье вешалок в шкафу.

И все это время я чувствовала нотки сосны и липы в аромате его шампуня.

– Слушай. Я хотела извиниться, – заговорила я. – Помнишь, за то, что произошло возле дома в Вильямсбурге?

Фраза «то, что произошло возле дома в Вильямсбурге» послужила мне заменой для слов «когда я вешалась тебе на шею, как ничтожество». Я откашлялась, чтобы унять жжение на щеках.

– Я была пьяна и, похоже, приняла тебя за кого-то другого. Я знаю, что ты встречаешься с… с другой, и это было неправильно, и я чувствую себя ужасно из-за этого, и это было ошибкой.

Пока я говорила, Брэм наблюдал за мной с безразличным видом сотрудника департамента транспортной полиции, хотя мне показалось, что румянец на его щеках стал ярче. Возможно, это была игра света.

– Поэтому да, – закончила я. – Прости.

Брэм открыл рот, чтобы бросить лишь короткое:

– Окей.

Не самая длинная речь, но я восприняла ее как знак того, что мы наконец-то можем забыть тот унизительный случай. И что, если это пресловутое перемирие распространится и на Лакс? Возможно, если с Брэмом я буду невозмутимая, тогда у меня и с Лакс получится держаться спокойно и вежливо.

Никогда еще крохотное слово «окей» так не обнадеживало.

– Все остальные уже ждут в кабинете, – сообщил Брэм.

Я кивнула, как будто все это было нормально. Разговор, который у нас только что состоялся. Факт, что в этом доме имеется кабинет.

– Кхм, куда идти?

Дом Брэма был огромен, и, оглядевшись, я поняла, что Уайлдинги – богачи. Прямо богатые богачи. Похоже, дом занимал площадь, на которой могли бы уместиться сразу два особняка. Вокруг было невероятное количество дверей, ведущих в комнаты с высокими потолками, заполненные картинами маслом и роскошной мебелью. Я испугалась, что моментально здесь потеряюсь, а опаздывать на свое первое заседание клуба мне не хотелось.

Брэм махнул рукой в сторону винтовой парадной лестницы, которая вела из вестибюля. Поднимаясь по ней, я вспомнила последний вечер, который провела в доме своей подруги Эми на Лонг-Айленде. Это случилось больше года назад. Я решила пройти пешком пять кварталов до дома, и все это время меня не отпускало ощущение, что кто-то следит за мной. В ту тихую ночь, когда на улице не было ни машин, ни прохожих, я слышала лишь, как грохочет сердце, и чувствовала, что чей-то взгляд сверлит мне спину.

Теперь было то же самое, с той лишь разницей, что я точно знала, кто идет следом. Я ощущала на себе пристальный взгляд Брэма так, словно он гладил меня по затылку рукой.

Поднявшись на второй этаж, мы пошли на свет в конце коридора. Кабинет был освещен теплым светом ламп и настенных канделябров, и в нем витал слабый запах книг в кожаных переплетах, заполнявших шкафы вдоль стен. Полки украшали бесценные предметы искусства: греческая урна, покрытая бирюзой; угольный набросок абстрактной обнаженной фигуры; медная балерина, служившая подставкой для книг. Я заметила небольшую картину с изображением пышнотелой дамы и на секунду засомневалась, не оригинал ли это Пикассо, но затем сообразила, что так оно и есть. Наверное, невозможно владеть таким местом и не иметь в своей коллекции Пикассо.

Оказалось, что мама была права, когда говорила, что частная школа расширит мой кругозор. Обычно мне приходилось ходить в музей Метрополитен, чтобы увидеть вещи, которые в семье Брэма использовали в качестве пресс-папье.

Перед створчатыми дверями, выходившими на балкон, стоял большой письменный стол из палисандрового дерева, а в центре комнаты – диванчик, кресло и шезлонг. Фредди, Фелисити и Тайер уже расселись в непринужденных позах, говоривших о том, что это место членам клуба хорошо знакомо. Так ведут себя животные в своей естественной среде обитания.

– Салют, Новенькая, – сказал Тайер.

– Наконец-то добралась. – Фредди, расположившийся на кожаном диванчике, одарил меня улыбкой. Он похлопал по сиденью рядом с собой, но под пристальным взглядом Брэма я вдруг смутилась и села на другом конце, оставив между нами пропасть шоколадно-коричневой кожи.

Фелисити вообще ничего не сказала.

Наконец и Брэм сел в мягкое кресло. Пусть он и нарядился в спортивные штаны, но в большом, похожем на трон кресле по-прежнему выглядел непристойно богатым и надменным. Я невольно подумала: Брэм, в кабинете, с канделябром.

– Давайте начнем. – Брэм потянулся к боковому столику за пультом дистанционного управления и нажал кнопку.

Перед встроенным книжным шкафом опустился проекционный экран, и Фелисити встала, чтобы выключить свет.

Фредди наклонился ко мне.

– Мы любим начинать наши встречи с просмотра фильма ужасов, – пояснил он.

– Выбирай, – кивнул Брэм в мою сторону. Он схватил клавиатуру, положил ее на колени и занес над ней пальцы в ожидании моего ответа. Все выглядело так, будто Брэм испытывает меня и хочет, чтобы я провалила это испытание.

Пока я удерживала взгляд Брэма, мой разум начал лихорадочно работать. Очередная проверка для новичка? Как опрос, который Тайер устроил мне в «Комнате ужасов»? Насколько я знала, члены этого клуба интересовались лишь второсортным дрянным кино или порно с пытками. А что, если бы им нравились только интеллектуальные фильмы: такие номинированные на Оскар шедевры, как «Прочь» или «Молчание ягнят»? Если я выберу классику жанра, то покажусь им скучной? Моим любимым фильмом ужасов был «Изгоняющий дьявола», но они, наверное, видели его миллион раз. Что, если я выберу какой-то фильм, а он никому из них не покажется страшным? Некоторые считают «Гремлинов» фильмом для детей, но эти маленькие монстры могут вызвать настоящую фобию. Я могла бы углубиться в дебри кинематографа и выбрать фильм, о котором никто из них не слышал, но не покажется ли им, что я из кожи вон лезу, чтобы их впечатлить? А если я выберу «Пятница, 13-е: Джейсон штурмует Манхэттен», меня тут же выгонят из клуба?

Впрочем, кого я обманываю? Я бы никогда в здравом рассудке не выбрала «Джейсон штурмует Манхэттен».

Похоже, я размышляла слишком долго. Пронзительные взгляды людей, собравшихся в комнате, вонзились в меня, как в подушечку для булавок. Я решила остановиться на золотой середине. Выбрать классический второсортный фильм.

– «Черное Рождество».

– Оригинал, ремейк или ремейк ремейка? – уточнила Фелисити.

– Не оскорбляй девушку, – сказал Фредди, и в его голосе послышались веселые нотки.

– Оригинал, – ответила я.

Пальцы Брэма заплясали по клавиатуре, а на экране одна папка открывалась за другой, пока не появилась подборка фильмов ужасов.

– Узрите все, перед вами самая полная коллекция фильмов ужасов Брэма! – торжественно объявил Тайер. – Правдивая история: его родители однажды наткнулись на этот священный список, когда, уютно устроившись на диване, собрались посмотреть «Сестричка, действуй-2». Они пришли в такой ужас при виде тревожной картины, указывающей на скрытую агрессию их золотого мальчика, что предложили послать нашего дорогого Брэма к психоаналитику.

– И что же дальше? – Я не могла понять, шутит ли Тайер.

– Конечно же он их отговорил! – ответил Тайер.

– Чемпион команды по дебатам! – воскликнул Фредди.

– Номинирован на премию «Скорее всего, станет ведущим ток-шоу»! – подхватила Фелисити.

– Рекордсмен Книги Гиннесса по трепанию языком! – добавил Тайер.

Они явно подтрунивали над ним, но Брэму, казалось, это нравилось, потому что он сделал то, чего я никогда не замечала за ним раньше. Он улыбнулся. Затем он нажал кнопку воспроизведения, и на экране появилось написанное готическим шрифтом с белым контуром название «Черное Рождество».

Тайер потер руки и радостно улыбнулся.

– Посвященные праздникам фильмы всегда дарят мне приятные мурашки по телу.

Прошло полтора часа, а приятные мурашки продолжали бегать по телу Тайера. Он вздохнул, глубоко удовлетворенный.

– Потрясающе.

Всего одно слово, но оно наполнило меня уверенностью, что я сделала правильный выбор. Я с трудом сдержалась, чтобы не просиять.

– Ты любой фильм ужасов считаешь потрясающим, – заметил Фредди.

Уверенность исчезла.

– Этот фильм может показаться потрясающим, только если ты – вуайерист[15]15
  Вуайеризм – психическое расстройство из разряда парафилии, при котором человек получает сексуальное удовлетворение, шпионя за людьми, которые раздеваются или участвуют в половых актах или других частных действиях.


[Закрыть], которому нравится наблюдать, как терзают всех половозрелых молоденьких девушек в доме, – добавила Фелисити.

Я бросила на Фелисити скептический взгляд. Вуайерист? Ну да, но восемьдесят процентов всех фильмов ужасов сняты так, словно рассчитаны на вуайеристов. Кроме того, половозрелые? Это слово звучит самым отталкивающим образом. Но вслух я ничего не сказала. Я ведь новенькая в их группе. Требовалось действовать осторожно.

– Не говоря уже о женоненавистничестве, – продолжила Фелисити.

К черту все. Осторожные действия – для слабаков.

– Можно рассматривать это так, – заговорила я, – а можно сказать, что слэшеры на самом деле предоставляют Последней девушке[16]16
  Последняя (заключительная) девушка – традиционный персонаж фильмов ужасов, где данная героиня является главным персонажем, а часто и последним выжившим в фильме.


[Закрыть] такую свободу действий, которую никогда не получают женщины в других жанрах кино.

На мгновение воцарилась тишина, все повернулись и посмотрели на меня. Я слегка вжалась в свой угол дивана, опасаясь, что сказала лишнее. Но Фелисити, казалось, пришла в полный восторг, как бездомная кошка, получившая миску свежего молока.

– Да, в конце это происходит, – согласилась Фелисити. – Но перед этим целый час девушки из женского общества бегают голышом…

– …но не в этом фильме.

– …или ждут у телефона, – закончила Фелисити. – Такой избитый сексистский прием.

– Это первичная важная подготовка к сюжетному повороту «звонящий-находится-в-доме», – возразила я. – Нельзя забывать об этом.