Текст книги "Клуб Мэри Шелли"

Фелисити закатила глаза.

– В фильме «Когда звонит незнакомец» это сделано лучше.

– Ты упускаешь главное. В таких фильмах главная героиня берет на себя ответственность за свою жизнь.

– Ее спасают, – не уступала Фелисити. – Я бы не назвала это личной ответственностью.

– Хорошо, но Джесс выжила. Сначала – да, изначально, – нам кажется, что это женоненавистничество, но потом нам показывают, как главная героиня отбрасывает все условности. Это развитие характера. Это отражение реальной жизни.

– Ага, «Черное Рождество» полностью подходит под описание. – Фелисити снова скорчила презрительную гримасу.

Отбросив сарказм, я поймала себя на том, что нетерпеливо подаюсь вперед. Я всерьез обсуждаю с кем-то жанр ужасов! Как сказал Тайер: потрясающе. Я могла бы продолжать в том же духе всю ночь, и судя по тому, как Фелисити сидела, вцепившись ногтями в края сиденья, готовая к прыжку, она с удовольствием составила бы мне компанию. Возможно, я нашла способ заставить Фелисити не ненавидеть меня. Возможно, я нашла способ расположить к себе их всех.

Но тут Фредди снова включил свет, и чары рассеялись.

– Долой патриархат! – Он вскинул кулак в знак солидарности.

На этот раз мы с Фелисити вместе закатили глаза.

– А теперь пришла пора нам ответить на некоторые твои вопросы, – продолжил он.

– У тебя их, наверное, много накопилось! – воскликнул Тайер.

Он вскочил, внезапно решив заполнить собой все свободное пространство кабинета, раз уж взял на себя роль ведущего на моем празднике жизни. Он крутанул медного цвета глобус, который Брэм тут же остановил рукой.

– Во-первых, чем мы занимаемся в Клубе поклонников Мэри Шелли? – провозгласил Тайер. – Ответ прост: мы страстно поклоняемся жанру ужасов. Мы – ценители техники внушения страха. Эксперты в области кошмара.

– Короче говоря, мы любим ужасы, – сказала Фелисити.

– Как давно существует ваш клуб?

– Уже какое-то время, – ответил Фредди. – Но никто точно не знает, как долго. Мы с Брэмом вступили в него первыми. Тайер и Фелисити присоединились к нам в прошлом году, когда другие члены клуба окончили школу.

– Можно сказать, что цель клуба – ответить на простой вопрос, – продолжил Тайер. – Что больше всего пугает людей?

– И это вызывает у нас большие споры, – добавил Фредди, одарив меня загадочной улыбкой.

Я расправила плечи. Будь у меня с собой тетрадь, я бы делала заметки.

Тайер откашлялся.

– Чтобы доказать, кто из нас наиболее хорошо разбирается в способах наведения ужаса, и проверить, какой метод вызывает наибольшую реакцию, мы проводим то, что привыкли называть испытаниями на страх.

– Испытаниями на страх?!

– Каждый из нас придумывает сценарий для фильма ужасов, – пояснила Фелисити. – Это может быть что-то оригинальное или классический сюжет фильма ужасов, возможно, что-то, что ты видела на экране. И тогда мы воплощаем его в жизнь.

Она улыбнулась, не размыкая губ, но достаточно широко, чтобы в уголках ее глаз появились морщинки. Если ей хотелось создать демонический образ, то это сработало.

– Мы привыкли читать страшные истории, слушать их у костра или видеть на экране, – сказал Фредди, – но единственный способ по-настоящему почувствовать страх – это пережить его лично, испытать на себе.

– А приемы из фильмов ужасов вообще работают в реальной жизни? – поинтересовалась я.

– Это часть проблемы, – ответил Фредди. – Неужели все то, что мы видим в фильмах ужасов, страшно только потому, что нас в этом убеждают? Визгливые звуки скрипок, углы съемки? Страшно, когда кто-то неожиданно выпрыгивает из темноты? Или же настоящий страх рождается, если убрать все лишнее? Никакой музыки. Никаких натуралистичных декораций. Только ты и то, что пугает тебя больше всего.

Я чувствовала, как мурашки бегут по рукам, но не от страха или беспокойства. От какого-то радостного возбуждения. Как электрический разряд.

– Каждый из нас сам проводит свое испытание на страх, – сообщила Фелисити. – И каждый играет свою роль.

– Вроде как актеры в пьесе, – заметил Тайер. – Страшной пьесе.

– После проведения испытания на страх мы оцениваем его, – добавила Фелисити.

– Вроде как на Олимпиаде, – сказал Тайер.

– Страшной Олимпиаде.

– Это больше похоже на экзамен, – признался Фредди. – Как и в школе, высший балл равен сотне. Каждый из нас выставляет оценку, а затем вычисляется средний балл. Мы оцениваем технику…

– Особый стиль! – вмешался Тайер, плюхаясь рядом со мной на диван.

– …изобретательность. В основном мы отмечаем какие-то особенности. Выигрывает тот, у кого самый высокий рейтинг.

– Выигрывает что? – спросила я.

Вопрос показался мне вполне разумным, но он был встречен молчанием. Фелисити, в частности, посмотрела на меня так, словно я определенно не заслуживала своего членства в клубе.

– Почет и уважение, – наконец ответил Тайер.

Никакого денежного приза. Ничего блестящего, чтобы поставить на полку. Думаю, это имело смысл. Что можно дать тем, у кого уже все есть?

– Значит, спиритический сеанс на вечеринке в заброшенном доме… это было испытание на страх? – догадалась я. – И кто его придумал?

– Мы разрабатывали его вместе, – сообщил Фредди. – Вроде как для начала соревнования. В качестве разминки.

– Ладно, хватит любезностей, – заговорил Брэм. – Пора обозначить правила.

Он встал. За весь вечер он почти ничего не сказал, так что теперь мы все ловили каждое его слово.

– Мы не рассказываем никому о Клубе поклонников Мэри Шелли, – произнес Брэм.

Тайер наклонился ко мне, чтобы прошептать:

– Мы все слышали шутки о «Бойцовском клубе»[17]17
  Триллер Дэвида Финчера по мотивам одноименного романа Чака Паланика, в котором герои тоже устанавливали правила для членства в клубе. «Первое правило Бойцовского клуба: никому не рассказывать о Бойцовском клубе. Второе правило Бойцовского клуба: никогда никому не рассказывать о Бойцовском клубе».


[Закрыть].

Брэм откашлялся и перешел к остальным правилам. Они заключались в следующем:

– Клуб поклонников Мэри Шелли – это тайна.

– Каждый член клуба проводит одно испытание на страх, а все другие члены клуба должны помочь провести это испытание. Нельзя отказываться от выполнения порученного задания.

– Объект для проведения нужно выбрать до начала испытания. Этот человек считается подопытным. Разрешено пугать всех остальных присутствующих, но если подопытный не испугается, то испытание считается проваленным.

– Игра заканчивается, когда все участники по очереди проведут испытания.

– Судейство остается на усмотрение других игроков.

– Нельзя выбирать члена клуба на роль подопытного.

– Нарушитель любого из этих правил выбывает из игры.

– Испытание на страх считается проведенным, если подопытный закричит.

Я попыталась усвоить все правила, но, даже кивая, понимала, что не смогу понять все до конца, пока не начну играть. А это означало, что у меня остался только один вопрос.

– Когда приступаем?

15

ДВЕ НОЧИ СПУСТЯ я стояла в темном переулке Ист-Виллиджа перед клоуном.

– Красный или синий? – спросила я, держа в руках палитру с гримом для лица. Я помогала Фредди с последними штрихами.

– Красный.

Вечеринка в доме Тревора Дриггса продолжалась уже час, и остальные члены клуба заняли исходные позиции, готовясь к началу испытания на страх, который проводил Тайер. Роль Фредди планировалась не более чем на десять секунд, но он все равно старался изо всех сил. Я знала, что все они очень преданны своему клубу, но эта фанатичность все же казалась немного чрезмерной.

Набор с гримом для лица, который мы купили в «Абракадабре», был сделан из дешевого пластика, но в нем имелись все основные цвета. К нему также прилагался маленький аппликатор для нанесения, но его губчатая поверхность полностью истерлась за время, пока мы покрывали лицо Фредди белым гримом. Остальное пришлось доделывать пальцами.

Я окунула кончик указательного пальца в красную краску и постаралась сосредоточиться, чтобы рука не дрожала. Неизвестно, была ли моя нервозность вызвана уже привычной социофобией[18]18
  Социофобия, социальная фобия, социальное тревожное расстройство – упорная иррациональная боязнь исполнения каких-либо общественных действий либо действий, сопровождаемых вниманием со стороны посторонних лиц: боязнь взглядов прохожих на улице, боязнь находиться в обществе, невозможность заниматься чем-либо при наблюдении со стороны и т. п.


[Закрыть] или тем фактом, что мне предстояло впервые поучаствовать в проведении испытания на страх. Когда я поднесла палец к лицу Фредди, наши взгляды встретились, и меня охватила неуверенность. Или, возможно, причина крылась совсем в другом.

– Все это очень странно, – проговорила я.

– Что? Все клубы требуют участия в какой-то деятельности.

– Да? Для Киноклуба ты тоже наряжаешься клоуном?

– Ты видела членов Киноклуба? Вылитые клоуны.

Я улыбнулась.

– Ты имеешь в виду парней из Тиша?

Лицо Фредди вытянулось.

– Так вот как нас за спиной называют?

– Да. – Я постаралась не рассмеяться при виде выражения его лица.

– Нет, нет, пожалуйста, скажи, что ты шутишь.

– Я бы с удовольствием, но не могу лгать тебе, Фредди.

Он сделал вид, что его тошнит, и я рассмеялась.

– Киноклуб похож на причудливую версию Клуба поклонников Мэри Шелли, – признался Фредди. – Всякий раз для просмотра мы выбираем какой-нибудь фильм Уэса Андерсона. Это любимый режиссер Скотта Тиша. Нам следовало бы вышвырнуть его из клуба.

Болтать с Фредди было настолько легко, что мне удалось забыть о своей нервозности по поводу проведения испытания на страх. Почти.

– Я не хочу все испортить, – сказала я, поднимая испачканный краской палец. – Стой спокойно.

– Не обязательно создавать шедевр Уорхола, – ответил Фредди. – Хотя нет, постой, пусть будет шедевр Уорхола, сделай из меня вторую Мэрилин Монро.

Я ухмыльнулась и нанесла немного красной краски над его бровью, затем осторожно переместила палец вниз, продолжая раскрашивать всю глазницу.

– Я имела в виду не только твое лицо, – сказала я. – Я не хочу вообще ничего испортить.

Я попыталась сосредоточиться на процессе нанесения краски на кожу, но это было довольно трудно сделать, когда я стояла так близко к Фредди. Прикасалась к нему.

– У тебя все великолепно получится, – заверил меня Фредди. Он держал очки в руке, но смотрел на меня так, словно и без них все отлично видел.

– Я не понимаю, что делаю.

– Никто из нас не понимает. По большей части это импровизация.

Если бы я по-настоящему задумалась о том, чем занимаются члены клуба, сегодня вечером и вообще, это показалось бы мне чудовищным. Но, возможно, богатые детишки просто по-другому стали веселиться. Казалось, все остальные вокруг только и делают, что устраивают вечеринки, или занимаются сексом, или сидят на таблетках. Возможно, пугать людей – это просто следующий уровень.

Но я не была богатой. Что, если я не создана для этого?

Я подняла палитру, чтобы Фредди выбрал следующий цвет.

– Зеленый, – сказал он.

– Закрой глаза.

На этот раз я набрала краску средним пальцем и начала с левого глаза Фредди. Он держал его закрытым, пока я красила веко, но второй глаз приоткрыл, наблюдая за мной через щелочку.

– Боюсь, я не умею думать на ходу, – заметила я. – Ненавижу импровизировать.

– Неужели я только что раскрыл тайный страх Рейчел Чавес? – Лицо Фредди, уже выкрашенное в кремово-белый цвет, расплылось в улыбке. – Боязнь импровизации?

Я пошевелила испачканными в красной и зеленой краске пальцами перед его лицом.

– Осторожнее, а то разрисую.

Фредди демонстративно сжал губы, будто запер рот на замок, а я продолжила дорабатывать овальное пятно краски вокруг его глаза. На мгновение повисла тишина, и мне захотелось задать вопрос, который никак не выходил из головы.

– Можно поинтересоваться, почему ты вступил в клуб? Почему ты так усердно стараешься провести этот розыгрыш?

– Это не розыгрыш, – нахмурился Фредди.

Я догадалась, что он слишком гордится деятельностью клуба – самим клубом, – чтобы назвать это просто проведением розыгрышей, и, возможно, тут есть доля истины. То, что мы собирались сделать, будет намного больше, чем просто розыгрыш.

– Ладно, это не розыгрыш. Но вы все тратите огромное количество времени и энергии на свои задумки. На то, чтобы напугать других. – Я опустила руку, не докрасив лицо Фредди. Он размышлял над моим вопросом. – Почему?

– Ну, сегодня вечером Тайер мстит тому, кто с пятого класса превращает его жизнь в ад, – ответил Фредди. – Самосуд – это очень мило.

– Так вот почему Тайер вступил в клуб? – спросила я. – Чтобы отомстить людям, которые причинили ему зло?

– Хочешь знать мое честное мнение о том, почему Тайер, Фелисити и Брэм вступили в клуб?

Я кивнула.

– У них стабильная жизнь. Скучная жизнь. Они ни в чем не нуждаются. Они ложатся спать по вечерам, уверенные, что к моменту их пробуждения утром завтрак будет готов, одежда – выглажена и развешена, а на пороге будут стоять горничные с их любимыми вкусняшками наготове. Они почти как дошкольники. И, вероятно, останутся дошкольниками на всю жизнь.

Фредди говорил это небрежным тоном, как бы констатируя очевидное. Но я видела, что он не вкладывает в свои слова пренебрежительный смысл. Я не сомневалась, что он мог бы сказать то же самое им в лицо. И, вероятно, уже говорил.

– Правда в том, – продолжал Фредди, – что они жаждут хаоса.

Я улыбнулась. Казалось, что, собрав Тайера, Брэма и Фелисити в одну группу, Фредди объединил и нас с ним в другую. Мы отличались от них. Мы не входили в золотую элиту. Думаю, это сделало нас чем-то вроде команды.

– Хорошо, но ты так и не ответил на мой вопрос. Зачем ты сам это делаешь? – спросила я.

– Я тоже жажду хаоса, – ответил Фредди, стараясь подражать выговору людей из высшего общества и сочетая это с дьявольской ухмылкой. – Я рассматриваю происходящее как важный социальный эксперимент. Что делает с человеком страх? Как мы можем свой страх контролировать?

– Контролировать?

– Ага. Мы можем работать со страхом, как скульптор работает с глиной. Это искусство.

Я изогнула губы в скептической улыбке, разглядывая его неумело накрашенное лицо. То, как я нанесла краску, определенно не было искусством.

– Разве что с большой натяжкой.

– Ну, не знаю. – Но по его тону было ясно, что он знает. Фредди, очевидно, много размышлял об этом; я видела это по тому, как загорелись его глаза за стеклами очков. – Искусство существует для того, чтобы вызывать у людей эмоции, верно? Красивая картина может изумить. Песня может заставить плакать. Фильм может рассмешить. Хочется вызвать взрывную, немедленную реакцию? Нет ничего более подходящего, чем страх. Вот почему некоторые люди любят смотреть фильмы ужасов. Мне нравится бояться.

– Да, но мы делаем все это не в надежде, что Тревору понравится. Мы хотим, чтобы он испугался. Мы хотим, чтобы он страдал.

Стоило произнести это вслух, и у меня по спине пробежала дрожь. Не перегнула ли я палку?

– Тревор идет по жизни с мыслью, что он лучше всех, – заметил Фредди. – Страх лишает самомнения. Это великий уравнитель. И когда ты по-настоящему напуган, тебе негде спрятаться – ни в частной школе, ни в популярности, ни в трастовом фонде. Ты остаешься наедине со своими самыми примитивными эмоциями. В страхе кроется истина.

Я подумала о своих собственных страхах – о том, как всякий раз во время паники по коже пробегала дрожь, словно изнутри на волю рвался монстр. Я не позволила себе зацикливаться на этой мысли.

Но помыслы Фредди были грандиозными и заполнили собой маленький переулок.

– Ты по-настоящему увлечен этим делом, – сказала я.

Щеки Фредди вспыхнули под белой краской, как будто он подумал, что выболтал слишком много.

– Я просто пытаюсь сказать, что страх занимает важную часть нашей жизни, – проговорил Фредди. – И никогда из нее не уходит. И если поддаться ему, страх уже тебя не отпустит.

Я подумала о том, как мой собственный страх иногда может взять верх и парализовать меня; как тревога преодолела все доводы разума и стала неким физическим ощущением, управляющим моим телом как марионеткой.

– В Клубе поклонников Мэри Шелли мы забираем страх обратно, – продолжил Фредди. – Если взять его под контроль, он вернет тебе твою силу. Ты сможешь избавиться от него. Это свобода.

– Это кажется безрассудным.

Фредди запрокинул голову.

– Свобода?

– Избавление от страха.

На миг мне вспомнилась Лакс в кладовке с подручными материалами, ножницы в моей руке. Я боялась этой стороны себя. И я чувствовала, как этот страх пробегает сквозь меня, пытаясь взять под контроль, пытаясь отговорить меня от проведения испытания на страх нынешним вечером. Но если Фредди прав, то, возможно, именно проведение испытания по-настоящему вернет мне силы.

– А что, если я завалю импровизацию и все пойдет наперекосяк? – поинтересовалась я. – Существует ли какое-нибудь стоп-слово, чтобы прекратить проведение испытания на страх?

Фредди на мгновение задумался.

– Конечно, мы можем установить стоп-слово. Выбирай.

– Броненосец, – вырвалось у меня. Это было первое, что пришло в голову, и Фредди слегка улыбнулся.

– Ладно, мне нравится. Если что-то пойдет не так… если почувствуешь себя в какой-то момент неловко и захочешь уйти, просто скажи «броненосец». Но все наверняка будет не так страшно. – Он помолчал, потом, смеясь, покачал головой. – Я имею в виду, да, навести ужас – это своего рода цель, но нам самим вряд ли будет страшно. Для нас это будет весело.

– Обещаешь?

– Однозначно, – ответил Фредди.

Его улыбка – как у маленького ребенка – окончательно убедила меня. Он собирался поиграть в свою любимую игру, и у него появился новый друг, с которым можно сделать это вместе. Я улыбнулась в ответ, чувствуя, как в груди нарастает волнение.

– Ладно, я закончила. – Я сделала шаг назад, чтобы рассмотреть свое творение. – Тебе не кажется, что, возможно, ты слишком предан этому клубу?

– Преданность делу – единственный способ победить, Рейчел. – Фредди надел на голову синий кудрявый парик и улыбнулся ярко-красным ртом. – Кому это лучше знать, как не мне, действующему чемпиону?

16

ТРЕВОР ДРИГГС

КОГДА ТРЕВОР ДРИГГС открыл дверь, то обнаружил на пороге третьего ночного незнакомца – невысокую девушку с короткими волосами и чересчур сердитым для гостьи на вечеринке видом.

– Ты кто? – спросил он.

– Фелисити Чу.

– Мы знакомы, Фелисити Чу?

Девушка пригладила пальцами короткую челку и заглянула через его плечо в дом. Вечеринка была в разгаре, и один парень пытался сделать стойку на руках на кофейном столике. Но какая-то девчонка ткнула его в живот, и он рухнул в толпу пьяных.

– Мы вместе ходим в школу, – сказала Фелисити. – Я посещаю вместе с тобой три предмета.

Тревору это по-прежнему ни о чем не говорило.

– На прошлой неделе я дала тебе списать на контрольной по физике.

Нет. Он все еще не мог ее вспомнить. И вообще, на прошлой неделе он у многих списывал. Тревору не хотелось вести себя по-скотски, но…

– Ты уверена, что не ошиблась адресом?

Чья-то рука скользнула на плечо Тревора и сжала его. Тревор обернулся и увидел Брэма с бокалом в руке. Улыбка Брэма говорила, что он уже почти в дым пьяный.

– Впусти ее, парень, – проговорил Брэм. – Чем больше народу, тем веселее, верно?

Тревор не знал, кто этот беззаботный Брэм и что он сделал с настоящим Брэмом, который никогда бы не впустил в дом чужака. Но невысокая девушка, чье имя Тревор уже забыл, воспользовалась заминкой, проскользнула мимо них и тут же исчезла в толпе.

– Чувак, мы сегодня всех подряд впускаем?!

Брэм только пожал плечами и повел Тревора прочь от двери уверенным движением, которое могло бы успокоить любого.

– Ты хочешь провести всю ночь, играя в привратника? – спросил Брэм. – Или хочешь, наконец, сделать шаг к Люсии?

Тревор проследил за взглядом Брэма и увидел Люсию Трухильо, которая сидела на краю дивана и разговаривала с Лакс и Джульеттой. Он безумно влюбился в Люсию, когда в начале этого учебного года она вернулась совсем другой, проведя летние каникулы в Южной Америке. Прежде всего, она загорела, а еще покрасила волосы в медовый цвет, который был ей очень к лицу. И ее тело. Ее тело… В общем, девочка вернулась взрослой.

Он никогда раньше не рассматривал ее как вариант, но сегодня вечером собирался признаться ей в чувствах. Она была лакомым кусочком, а он умирал с голоду.

– И все, что тебе нужно сделать, – сказал Брэм, сунув свой стакан в руку Тревора, – это расслабиться. Поговори с ней. Будь Мужиком.

Тревор хотел сделать глоток, но этого было недостаточно для Мужика, поэтому он выпил все залпом. Водка, чистая. Он поморщился, когда алкоголь огненной волной прокатился по пищеводу.

– Я – Мужик!

Парни присоединились к девушкам, заняв на диване свои места, на которые за время их отсутствия никто не посмел посягнуть. Таких дураков не было.

Тревору это нравилось. Ему также нравилось, что, когда они с Брэмом сели, девочки снова обратили на них внимание. Лакс скользнула к Брэму на колени, а Люсия встала с подлокотника и села рядом с Тревором. Теперь она сидела так близко, что ее бедро касалось его бедра, и их разделяли лишь два тонких слоя джинсовой ткани. Тревору это тоже понравилось.

– Привет, – сказала она.

Обычно, когда с ним заводила разговор хорошенькая девушка, Тревор начинал тормозить. Сначала он улыбался. Забывал, кто он и что он. А затем, с большим опозданием, начинал отвечать.

То же самое всегда происходило с ним на поле. Нервозность притормаживала его реакцию. Тренеру приходилось устраивать ему сеансы психотерапии перед игрой, чтобы держать в тонусе.

– Слушай, Дригги, – обратилась к нему Лакс. – Ходят слухи, что у тебя до сих пор нет пары для зимнего бала.

– До него еще, типа, два месяца.

– Полтора, – быстро возразила Лакс. – Если ты в ближайшее время не пригласишь кого-нибудь, идеальный вариант просто могут увести у тебя из-под носа.

Эта девчонка умела выполнять несколько дел одновременно. Она обменялась взглядом с Люсией, не прекращая ласкать ухо Брэма. Мягко потянула его за мочку, потом накрыла ртом. Тревор смотрел во все глаза, завороженный движением ее губ.

Торможение слегка прошло, и Тревор напомнил себе, что Лакс – девушка его лучшего друга. Но ее рот! Он мельком увидел язык.

Тревор тоже облизнул губы. Но тут он заметил, что Брэм смотрит на него. Брэм в упор уставился на него, пока девушка покусывала ему ухо. В то же время в его взгляде не было злости. Там скорее сквозило понимание. Лакс – горячая штучка, а Брэм – не жадный. Все в порядке, можешь посмотреть.

Но теперь Тревор почувствовал себя каким-то извращенцем. Он быстро отвел взгляд, переместив его на Люсию, которая с готовностью посмотрела в ответ, словно только и ждала шанса поймать его в свои сети. Хороший знак. Она явно заинтересовалась им, но он ни в коем случае не собирался приглашать ее на танцы, до которых еще ждать полтора месяца, как какой-то неудачник, – особенно перед всеми этими людьми.

– Эта песня – полный отпад, – произнес он вместо этого.

– Ага, – согласилась Люсия. – Мне нравится Чанс.

Это был Кендрик, ну да ладно. Беседа замерла, не успев начаться. Когда Тревор не знал, что делать, на поле, он оглядывался в поисках подсказок. Теперь его ищущий взгляд заметался по комнате. Может быть, найдется кто-нибудь, кто сделает какую-нибудь глупость, кого он сможет поднять на смех, чтобы развеселить Люсию.

Вот тогда-то он и увидел это.

– Что?! – Тревор подался вперед.

На тумбочке кто-то закрепил красный воздушный шарик в виде собаки, вставшей на задние лапы и словно выпрашивавшей угощение.

– Я говорю, хочешь глоточек?

– А?! – Он посмотрел на Люсию, которая протягивала ему бокал. Дригги, соберись. Он сделал большой глоток из ее бокала. Опять водка.

Когда Тревор снова взглянул на тумбочку, шарика в виде собаки там уже не было. Но тут Тревор увидел кое-что еще и не глядя отставил бокал, едва не уронив его на пол. Он моргнул один раз, затем – другой, размышляя, не лучше ли притормозить с выпивкой, потому что ему определенно начали чудиться какие-то странные вещи.

В углу гостиной стояла девушка с красным круглым клоунским носом.

– Какого черта?!

– Что-что? – переспросила Люсия.

– Подожди здесь.

Как только Тревор поднялся с дивана, девушка с красным носом отвернулась. Он направился к ней, но она ускорила шаг и затерялась в толпе. Тревор стал протискиваться вперед, расталкивая людей с дороги.

– Эй! – Он схватил девушку за плечо и развернул к себе.

Девушка сердито посмотрела на него. Видел ли он ее раньше? У нее было много веснушек и злое выражение лица. Но никакого красного носа.

Ему определенно что-то мерещилось. И тут до него дошло, кто она такая.

– Ты пыталась убить Лакс.

– Отвали. – Она попыталась уйти.

– Как ты сюда попала? – Тревор схватил ее за локоть и заметил, что кончики ее пальцев покрыты красными и зелеными пятнами.

– Отпусти меня! – Она вырвалась из его хватки.

– Убирайся из моего дома.

– С радостью.

Даже после того, как она ушла, захлопнув за собой дверь, Тревор остался стоять в прихожей и никак не мог выкинуть из головы мысли о красном носе и том шарике в виде собаки. Знакомая тяжесть возникла между лопатками, раздражающее чувство, от которого он не мог избавиться. Он снова открыл дверь, чтобы убедиться, что девушка ушла, но тут же отшатнулся, увидев, что ждет его на пороге.

Клоун. Синий кудрявый парик, нарисованная улыбка и палец, зависший над дверным звонком. Он даже держал в руках воздушные шарики!

– С днем рожденьица! – хихикнул клоун.

– НЕТ! – Тревор захлопнул дверь. Теперь он тяжело дышал и сумел лишь заставить себя изо всех сил навалиться на закрытую дверь. Он попытался успокоиться.

Тревор ненавидел клоунов.

На его седьмой день рождения родители пригласили клоуна. Они заставили Тревора сидеть на коленях у клоуна и фотографироваться. И у Тревора случилась катастрофа. Прямо на коленях у клоуна.

Тот клоун, от которого пахло гримом для лица и немытым телом (Тревор никогда этого не забудет), начал ругаться как сумасшедший, когда почувствовал что-то мокрое. Тревор никогда раньше не слышал, чтобы взрослые произносили плохие слова вслух, и это его напугало. Не в последнюю очередь потому, что некрасивые слова вырывались изо рта, похожего на кроваво-красную рану. Тревору никогда не забыть то выражение чудовищно исказившегося лица клоуна, который схватил его за подмышки и закричал: «Он на меня помочился!» Тревор содрогнулся, представив себе выкрашенные в фиолетовый цвет брови парня, его белый грим, запекшийся на изъеденной морщинами коже и отслаивающийся в некоторых местах.

Но это все случилось очень давно и было ошибкой. Ему нужно расслабиться, вернуться к друзьям и выкинуть все из головы.

Он вернулся к дивану, где Брэм и Лакс уже слились воедино. Его руки лежали на ее бедрах, ее пальцы запутались в его волосах. И их губы. Любой наблюдатель мог бы задаться вопросом, пытаются ли они разъединиться или же погрузиться друг в друга еще глубже. Поцелуй – погружение в зыбучие пески.

Тревор сел рядом с Люсией. Он по-прежнему остался Мужиком. Еще есть время сделать Шаг.

– Я тут подумал…

Он замолчал, но на этот раз не потому, что тормозил. Откуда-то, перекрывая шум вечеринки, доносилась мелодия. Она проникла в ухо Тревора, как противная муха, и парализовала его ум и тело до тех пор, пока не утихла. Он выудил из кармана телефон, но мелодия исходила не оттуда.

– Тебе куда-то надо идти? – поинтересовалась Люсия беззаботным тоном, но она уже явно начинала раздражаться. Тревор убрал телефон и покачал головой.

– Я и с места не сдвинусь.

Но он не мог быть единственным, кто слышал музыку. Дребезжащую, утрированно веселую мелодию. Она зудела в его мозгу.

– Эй, кто-нибудь еще это слышит?

– Что именно? – поднял голову Брэм.

– Мне кажется, музыка доносится сверху. Я же всем запретил ходить на второй этаж!

Тревор уже собрался встать, когда рука Брэма толкнула его обратно.

– Сиди, я сам схожу. – Затем, понизив голос, Брэм шепнул на ухо Тревору: – Будь Мужиком.

Наверное, Брэм просто хочет присмотреть себе комнату для развлечений с Лакс, подумал Тревор, ну пускай. Вернемся к текущему вопросу. Люсия сегодня выглядела особенно полной желания. Но тут Лакс наклонилась, и они с Люсией начали шептаться, игнорируя присутствие Тревора.

В кармане зажужжало, и он достал телефон. Сообщение от Брэма.

«Здесь творится что-то странное».

– Я сейчас вернусь, – сказал Тревор девочкам, которые по-прежнему не обращали на него внимания.

Ему пришлось обойти Джейми Пауэллса, настолько пьяного, что он пытался танцевать брейк-данс, затем Тревор чуть не врезался в девушку, которая летела вниз по лестнице. Фелисити как ее там. Ее глаза были безумными.

– Что ты делала наверху?

Но девушка не ответила. Когда она пробегала мимо, Тревор заметил синий мазок на ее рукаве. «Макияж?» – удивился он, но тут же вспомнил ужасный грим для лица, которым пользовались клоуны. Тревор снова повернулся к лестнице. Помедлил. Происходило что-то странное. Тревор попрыгал на носках, как делал перед игрой, чтобы взбодриться. Бояться нечего.

Поднявшись наверх, Тревор не увидел Брэма. Но он также не услышал никакой странной, дребезжащей мелодии, от которой волосы на затылке вставали дыбом. Было даже слишком тихо. Шум внизу казался приглушенным, словно кто-то приложил к ушам Тревора подушки.

– Брэм?

У Тревора зажужжал телефон. Сообщение от Брэма.

«Брэм ничем тебе не поможет».

– Что?! Брэм, где ты, парень? – пробормотал он.

Опять эта музыка. Теперь Тревор мог разобрать, что это такое. Он уже слышал эту песню раньше. Это была та же самая мелодия, что играла на его седьмом дне рождения.

Она звучала из коридора. Из собственной спальни Тревора. Дверь была открыта, и внезапно внутри зажегся свет. Его прикроватная лампа.

Тревора потянуло на свет, как мотылька. Он медленно двинулся вперед. Тяжесть между лопатками вновь навалилась, все тело напряглось от ужаса. Тревор чувствовал, что за ним наблюдают.

– Брэм?!

В спальне никого не было.

Но тут он увидел ноги, выглядывавшие из-под дальней стороны кровати. Тревор бросился туда и все увидел.

– Брэм!

Брэм лежал лицом вниз на полу в луже крови.

Тревор уже собирался потянуться к другу, когда заметил отпечаток рядом с лужей крови. Тоже красного цвета и такой же жуткий на вид. След ботинка, но слишком большой.

Дыхание Тревора участилось, когда он увидел улыбающееся лицо, проступившее в отпечатке подошвы. Тут Тревор заметил еще несколько следов. Целую цепочку следов, ведущую к двери шкафа.

Надо было бежать. Ему следовало позвать на помощь, сделать что-нибудь. Но опять помешала запоздалая реакция.

Жужжание.

Еще одно сообщение. От Брэма.

«С ДНЕЁМ РОЖДЕНИЯ».

«С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ».

«С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ».

А потом – хихиканье. Безумное, надоедливое, отвратительное хихиканье, становившееся все громче и громче.

– Какого черта?! – крикнул Тревор, отступая.

Дверь шкафа распахнулась, и оттуда, размахивая ножом, выскочил клоун. Он гоготнул, и на этот раз никакого торможения не было. На этот раз Тревор побежал так, словно находился на игровом поле… нет, словно ему исполнилось семь лет и клоун-убийца собирался убить его.

Он бросился вниз по лестнице, едва не запутавшись в собственных ногах. Толпа расступилась, и кто-то выключил музыку. В наступившей тишине Тревор остановился, тяжело дыша. Все уставились на него, некоторые даже достали свои телефоны, чтобы заснять его. Когда он опустил на себя взгляд, то понял почему. Спереди на брюках у него расплывалось мокрое пятно.