Текст книги "Масса Причера"

Губернатор Большого Чикаго опустился в кресло, и Джай, слегка улыбнувшись, подался вперед.

– Я польщен выпавшей мне честью выступать перед гражданами Большого Чикаго, – мягко начал он. – Хотя хотелось бы иметь для этого более приятный повод. Упомянутый выше организатор диверсии – это человек по имени Чарльз Руми Сант, который раньше работал в Чикаго. К моему сожалению, я когда-то испытывал искреннюю симпатию к нему, отдавая должное его незаурядным способностям.

Джай сделал жест в сторону Чаза. Чаз увидел, как на южной стене Эмбри-Тауэр показалось его увеличенное в несколько раз лицо. Изображение через минуту исчезло, сменившись крупным планом озабоченной физиономии губернатора. Потом на экране снова возник Джай.

– Даже сейчас, – продолжил он, – мне тяжело выступать в роли его обвинителя, хотя тесты доказали его полную вменяемость, что означает ответственность за свои поступки. Мне трудно поверить, что человек в здравом рассудке мог подвергнуть смертельной опасности сотни тысяч ни в чем не повинных горожан только ради того, чтобы добиться высокого положения на Массе Причера и получить возможность эмигрировать в новый мир.

Джай снова указал на Чаза. И еще раз Чаз увидел свое лицо, мелькнувшее на стене небоскреба. Толпа зашумела. Изображение сменилось, и на экране опять появился Джай.

– Подробности его замысла имеют техническую подоплеку, – продолжал он. – Но если говорить вкратце, то Сант пытался укрепиться среди руководства Массы Причера, создав иллюзию, будто он не только вошел в контакт с пригодным для обитания миром, но и с разумными инопланетянами. Он продемонстрировал мне свою мистификацию, когда я вышел с ним на Массу и сам вступил в мысленный контакт с иллюзией. Поначалу я решил, что она вполне реальна, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что ничего нового и необычного в этом мире и его обитателях нет. С помощью художника я получил наглядные изображения так называемых инопланетян в том виде, в котором их представил мне Сант. Они у меня с собой, размером в натуральную величину, и вам их сейчас покажут. Обратите внимание, что один из так называемых «инопланетян» – всего лишь обычное земное насекомое, а второй – широко распространенный у нас моллюск.

Джай указал на левый край стола, и Чаз увидел два больших снимка. На одном был изображен Богомол, а на другом – Улитка из того самого мультяшного мира. Чаз перевел взгляд на Джая.

– Я не знал, что ты был со мной, – сказал он. – У тебя и вправду великий дар. Только зачем тебе понадобилось вытаскивать их на свет Божий... Ах да... Тебе нужно как-то оправдаться перед теми на Массе, кто не имеет отношения к Цитадели. Кроме того, ты почему-то хочешь оборвать контакт с миром, который я обнаружил.

Джай не ответил. Он выдержал паузу, чтобы дать зрителям рассмотреть изображения.

– Когда я объявил Санту, что раскрыл его обман, он во всем признался и принялся умолять оставить его на Массе Причера. Однако я вынужден был отказать. Тогда он вернулся на Землю. Оказавшись в нестерильной зоне в окрестностях Чикаго и собрав шайку диверсантов, Сант принялся за осуществление своего плана. Шантажируя город опасностью заражения, он попытался вынудить вас напасть на это здание. При помощи этой угрозы он надеялся заставить нас вернуть его на Массу Причера, да еще в качестве облаченного властными полномочиями лица.

Джай замолчал и доброжелательно улыбнулся. Чаз увидел, как на экране мелькнуло его собственное застывшее лицо.

– Однако мы, – продолжал Джай, – доверяя здравому смыслу граждан Чикаго, решили раскрыть вам его замысел. Как вам уже доложил шеф полиции, в результате успешных действий пресечены попытки произвести еще несколько диверсий, а сам главарь и его помощница арестованы.

И снова лицо Чаза крупным планом. Неприязненный гул толпы стал еще агрессивней.

– Сант и его помощница будут препровождены под полицейским эскортом в Центральное управление полиции. Можете не сомневаться, что правосудие восторжествует, и общественный порядок будет восстановлен. Поэтому прошу вас спокойно разойтись по домам, а тем, кто испытывает к Санту особую неприязнь, даю свое слово, что суд будет действовать в соответствии с законом. Не поддавайтесь искушению совершить самосуд...

Толпа внизу ревела, как гигантское обезумевшее животное.

– Я доверяю вам, – с грустной улыбкой произнес Джай, – так же, как и ваш губернатор и шеф полиции. И мы надеемся, что вы позволите офицерам полиции отконвоировать преступников в здание Центрального управления...

Чаз с усилием вскочил и швырнул кресло в юнца с лазером. Тот упал. Молнией метнувшись к стрелку – хотя ему казалось, что все происходит как при замедленной съемке, – Чаз вырвал у парня оружие. Но не успел он выпрямиться, как на него навалились сразу несколько человек; они сбили Чаза с ног и отобрали лазер. Потом его снова усадили в кресло. Чаз тяжело осел, ощущая полную неспособность двигаться.

– Только не Эйлин... – вяло пробормотал он. Толпа ревом отозвалась на его слова – видимо, Чаза показывали с того самого момента, как он схватил кресло, чтобы запустить им в стрелка.

Джай вышел из-за стола. Его красивое лицо склонилось над Чазом, а голос эхом вторил с экрана – Джай говорил не только с Чазом, но и со всей толпой.

– Боюсь, что этого не избежать, Сант, – грустно произнес он. – За то, что вы оба подвергали угрозе жизнь невинных людей, твоя сообщница должна в полной мере разделить твою участь.

Джай ласково улыбнулся. Чазу снова пришла на ум слегка измененная строчка из баллады Китса:

 
«Le Beau Jai sans Merci, теперь владыка твой...»
 

И вдруг словно вспышка молнии пронзила плотную пелену, до сих пор окутывавшую сознание Чаза...

Безумная ярость, переполнявшая его, наконец вырвалась на волю.

Глава 15

...Но ярость была вызвана не только положением, в котором они очутились. Причины были значительно глубже.

Страдание, копившееся в его душе с самого детства, внезапно взорвалось. Ханжество тетки и кузин; удушающая теснота накрытых куполами улиц и закупоренных домов; человечество, покорно ожидающее неминуемого конца... Все это вкупе с собственным одиночеством и страхом потерять единственное, чем он дорожил в жизни – Эйлин, – выплеснулось наружу яростной силой. Он не позволит бросить Эйлин на растерзание обезумевшей толпе.

Чаз попытался достичь Массы Причера на Земле – как в тот раз, над платформой за орбитой Плутона, когда он хотел вернуться к Эйлин. И это ему удалось – он впитал силу Массы и легко, словно досадную сонливость, отбросил безнадежность, которой окутал его Джай. А ведь мгновение назад он, словно покорный ягненок, был почти готов отдаться в руки толпы.

Чаз будто очнулся от тяжкого сна, и все сразу стало простым и понятным; он теперь знал, что надо делать. Не обращая внимания на тщедушного юнца с лазером, Чаз снова поднялся с кресла – и на этот раз не он, а все остальные стали персонажами замедленных съемок. Приблизившись к камере, Чаз без особого усилия отстранил толстяка и заговорил прямо в передатчик.

– Красный Скиталец! – позвал он. – Взрывай остальные заряды. Все до единого, и немедленно!

Он услышал, как эти слова повторило его собственное изображение на стене здания. Потом заметил приближающегося юнца с лазером, который целился ему прямо в лицо.

– Не валяй дурака! – рявкнул Чаз. – Я знаю, тебе велено не стрелять. Им нужно, чтобы со мной покончила толпа.

Оттолкнув стрелка, он снова повернулся к камере.

– Я прошу у вас прощения, – обратился он к жителям Большого Чикаго, – но рано или поздно вам все равно пришлось бы столкнуться с гнилью. Число изгоев снаружи постоянно растет. Как вы думаете, сколько пройдет времени, прежде чем они примутся терроризировать стерильные зоны по собственной инициативе?

Чаз отошел от камеры. Сидевшие за столом не обращали на него ни малейшего внимания. Все одновременно говорили по телефонам, отдавая приказы загерметизировать дома, комнаты, квартиры; прислать машины на воздушной подушке, чтобы поскорее покинуть пределы Чикаго. Один лишь Джай, грустно и презрительно улыбаясь, молча наблюдал за происходящим. Улыбка сползла с его лица, когда он поймал взгляд Чаза.

– Зачем ты это сделал? – спросил Джай. – Какая тебе от этого польза? Если взорвут еще несколько куполов, то уже ничто не спасет тебя от гнева толпы.

– Обо мне не беспокойся, – ответил Чаз. – Неужели ты не понял, что все кончено? Отныне все будет иначе. Неужели тебе не ясно, что происходит? Даже если я проиграю. Цитадели все равно никогда не победить.

– Не понимаю, о чем ты...

– О Массе Причера, – пояснил Чаз. – Вне зависимости от того, что станет со мной, она не приведет вас к желаемой цели. И если ты действительно был со мной в том мультяшном мире, то должен помнить, что они ответили нам.

– Кто они?

Чаз указал на фигуры Богомола и Улитки.

– Ах, эти? – Джай отмахнулся от них. – Мы найдем другой мир.

– Вы найдете... – Чаз пристально посмотрел на Джая, и тут неожиданно до него дошло. – Черт меня подери! Да ты сам себе запудрил мозги! Несмотря на огромный дар и незаурядный ум, ты, как и все остальные, прячешь голову в песок!

Джай в упор смотрел на него.

– Я тебе сейчас кое-что покажу, – сказал Чаз. Он попытался дотянуться до Массы – той, что была за орбитой Плутона, но обнаружил, что Джай блокировал ее. – Ну ладно, проделаем это прямо отсюда.

Чаз снова обратился к Массе на Земле и с ее помощью добрался до мультипликационного мира Богомола и Улитки, ощущая присутствие Джая.

– Они отказываются верить, – сказал Чаз вслух Джаю и через его разум – Богомолу. – Не могли бы вы еще раз сказать всем, что дорога в другие миры закрыта? Что бежать нам некуда.

– Хорошо, – согласился Богомол. Над прозрачным куполом крыши Эмбри-Тауэр причудливо заклубилась Масса, и реальный мир над Чикаго неожиданно изменился. И не только для Чаза и Джая, но и для всех остальных. На первый взгляд перемена казалась почти незаметной, но на самом деле она была значительной; к окружающему физическому пространству добавилось еще одно измерение, и теперь в нем существовали не только длина, ширина и высота, но и некое четвертое измерение, связавшее Землю с далеким мультипликационным миром.

И в этом новом измерении над городом возникли Богомол и Улитка. С одной стороны, они казались обыкновенными, вырезанными из картона персонажами мультфильма, разве что внезапно ожившими. С другой, это были хорошо видимые во всех стерильных зонах Чикаго гигантские фигуры, зависшие между городскими крышами и плотным покровом облаков. Эти фигуры находились в ином мире, отстоявшем от Земли на сотни световых лет, и в то же время они были здесь, на Земле. Однако для землян все это сливалось в единое реальное изображение. Поскольку, с точки зрения топологии, в четвертом измерении все три проявления инопланетян являлись всего лишь различными аспектами единого целого – вроде трех, совершенно не похожих друг на друга и зависящих лишь от угла зрения проекций тора.

– Это правда, – сказал Богомол, обращаясь ко всем жителям Большого Чикаго. Улитка рядом с ним как бы застыла, на самом деле она по-прежнему продолжала свое бесконечное скольжение по тонкой пленке вечно текущей жидкости. – Существует много других миров, но они тоже закрыты для вашей расы; по крайней мере, пока вы не сможете доказать, что имеете на них право.

– Вы не можете остановить нас, – решительно заявил Джай. В четвертом измерении его дар сверкал, как маленькое солнце среди тусклых огоньков остальных людей. Однако даже это сияние выглядело жалким по сравнению с ослепительным блеском, исходившим от Богомола и Улитки.

– Мы не пытаемся остановить вас, – ответил Богомол. – Мы не будем мешать, но и не собираемся помогать вам. Вам предстоит все сделать самим. Задумайтесь на мгновение – кто вы. Подумайте о себе не как об отдельных индивидуумах, а как о едином живом существе по имени Человек, состоящем из миллиардов крохотных индивидуальных частичек. Этот Человек задался целью построить мост к звездам, но он обманывает самого себя. То творение, которое, как он надеялся, приведет его к другим мирам, на самом деле предназначено совсем для другого.

– И для чего же? – спросил Джай.

– Откуда нам знать? – ответил Богомол. – Это ты Человек, а не мы. Мы можем лишь сказать, что созданная вами конструкция предназначена не только для поиска новых миров. Придет время, и планета, в которой вы так нуждаетесь, несомненно будет найдена. Но и тогда мы поступим так же, как и сейчас, – не будем ни мешать, ни помогать вам. Мы и теперь не стали бы даже разговаривать с вами, если бы среди вас не нашлось той единственной крохотной частички, которая знает, чего хочет Человек. И эта частичка дотянулась до нашего мира с помощью вашего коллективного творения, возложив тем самым на нас моральный долг отвечать на ее вопросы.

Взглянув на Чаза, Богомол исчез. За ним пропала Улитка, а вместе с ними и четвертое измерение. Вырезанные плоские фигурки снова превратились в то, чем они были на самом деле.

Джай перевел взгляд на Чаза, и в то же мгновение из дальнего конца города донесся глухой отзвук взрыва, ударная волна слегка встряхнула пол.

– Это один из зарядов взрывчатки, – сказал Чаз. – Сколько на самом деле вам удалось их обнаружить?

– Четыре, – ответил Джай. – Но только что ты погубил миллионы людей. Я не умру, как и все остальные колдуны. Может быть, уцелеет еще несколько сот человек; мы подозревали, что среди изгнанных за пределы стерильных зон есть люди с иммунитетом. Но как быть с четырьмя миллионами жителей Большого Чикаго, у которых нет иммунитета? Цитадель давала им возможность жить.

– И ты называешь это жизнью? – возмутился Чаз. – Ты заблуждаешься. Никто не умрет, если только люди не побоятся дать бой гнили. Богомол был прав – Масса Причера никогда не предназначалась для нашей эмиграции на новую планету.

– Тогда для чего же?

Чаз покачал головой.

– Ты слепец, Джай. И виновник твоей слепоты не кто иной, как ты сам. Как можно жить в глухой изоляции, среди пластика, стекла и бетона, не заботясь том, что творится снаружи? «Ибо Господняя – Земля...» – писал апостол Павел коринфянам[6]6
  Первое послание к коринфянам, гл. 10, с. 26.


[Закрыть]. А в 1949 году Альберт Швейцер записал в своем дневнике: «На исходе третьего дня пути, на самом закате, когда мы пробирались сквозь стадо гиппопотамов, в голове моей неожиданно мелькнула фраза: “Преклонение перед Жизнью”... И мне вдруг открылся путь к идее о том, что жизнь и этика существуют бок о бок; теперь я знал, что единство идеалов цивилизации и нравственное принятие мира и жизни, содержащееся в этой концепции, имеют под собой основание...»

Тут до них донесся еще один отдаленный взрыв, и башню снова слегка встряхнуло. Нахмурившись, Джай посмотрел на Чаза.

– Не понимаю, – сказал он. – Ты что, проповедуешь всеобщую универсальную мораль? Похоже, ты и впрямь сошел с ума. Единой морали не существует.

– Нет, она существовала всегда, – возразил Чаз. – Универсальные нравственные нормы были присущи человечеству с самого начала – верили мы в них или нет. Некоторые рефлексы так же сильны и устойчивы, как и физиологические законы. Как ты думаешь, почему Богомол и Улитка откликнулись на мой зов? Да потому что они придерживаются законов этики в гораздо большей степени, чем мы; и законов этих у них гораздо больше. Но если мы хотим выжить, то должны подчиняться хотя бы тем законам, которые в состоянии постичь. А если мы будем и дальше плевать на них, то попросту вымрем. Самый простейший закон гласит – нельзя разорять собственное гнездо. Мы забыли о нем, и появилась гниль.

Прозвучал третий взрыв.

– Мы могли бы избавиться от гнили, покинув Землю, – сказал Джай.

– Ничего подобного. Мы неизбежно наделаем новых ошибок и изобретем новые способы самоуничтожения, – возразил Чаз. – Земля – это нечто значительно большее, чем просто поверхность, по которой можно ходить. Когда-то давно, когда человек не знал ни жилища, ни огня, ни даже членораздельной речи, Земля давала ему пищу и кров. И самая древняя часть нашего сознания еще помнит об этом. Именно она заставляет человека рваться наружу из закупоренных жилищ, потому что только в этом истинный источник спасения.

– Не могу в это поверить, – еле слышно пробормотал Джай. – Мы создали Массу Причера... Мы нацелили ее на поиск новых миров...

– Вы создали? – воскликнул Чаз. – Ты и тебе подобные лишь координировали ее создание. Массу творили все живущие на Земле люди, повинуясь инстинктивной потребности создать оружие, способное уничтожить гниль, спасти Землю и их самих. Когда мы встретились с Богомолом и Улиткой, ты был рядом и слышал слова Богомола. Кроме того, ты видел, как я добрался до них. Масса Причера находится не за орбитой Плутона, а здесь, на Земле.

Джай недоверчиво уставился на него.

– Но этого не может быть.

– Почему же? Ты должен помнить, что сказал Богомол: Масса Причера здесь, на Земле. Что для нее координаты и расстояния? Она находится на Земле и всегда принадлежала ей и создавшим ее людям.

– Что за бред ты несешь о людях, создавших Массу на Земле? Паранормальный дар встречается всего у одного из трехсот тысяч – и то не всегда.

– Он есть у всех, – возразил Чаз. – У каждого человека, у каждого животного и растения. Еще пятьдесят лет назад было доказано, что растения особым образом реагируют перед тем, как их собираются срезать или сжечь. Как ты думаешь, почему гниль не коснулась ни животных, ни растений?

– Еще немного, – презрительно произнес Джай, – и ты станешь утверждать, что гниль появилась в результате неосознанного стремления всей флоры и фауны отомстить истреблявшему их виду.

– Вполне возможно, – сказал Чаз. – Однако сейчас речь не об этом. Дело в том, что паранормальные способности не являются чем-то необыкновенным и изощренным. Это нечто достаточно примитивное и универсальное для всех. Только люди забыли, что некогда обладали ими. Они пришли к заключению, что это было давно и не правда, а раз так, то и верить ни к чему. И только те, кто продолжал верить, – колдуны, а также изгнанники, обнаружившие у себя иммунитет, – прибегали к этим способностям, поскольку вера может как убивать, так и спасать жизнь.

– Даже если ты прав, – произнес Джай, – то те, кто не верил, не принимали участия в создании Массы.

– Ничего подобного! Примитивная часть сознания, вопреки неверию, была нацелена на выживание. Только эти люди не могут воспользоваться тем, что создали, пока не поверят в свои возможности.

– Ну, это всего лишь слова, – возразил Джай. – Но если ты ошибаешься, то, когда гниль хлынет сквозь дыры, твое заблуждение приведет их к смерти от медленного удушья.

– И все-таки я не ошибаюсь, – твердо сказал Чаз. – Все, что им нужно сделать, – это не бояться гнили и верить в свою победу над ней.

Он направился к столу с камерой. Толстяк попытался преградить ему путь.

– Пусть говорит, – велел Джай, и толстяк отступил в сторону.

Чаз подошел к передатчику.

– Но ты же сам не знаешь наверняка, – догнал его голос Джая.

– Я в это верю! – ответил Чаз. – И это единственное, что требуется от всех остальных.

Он повернулся лицом к камере:

– Граждане Большого Чикаго! Другого пути у нас нет. Победим мы или проиграем – нам некуда отступать. Воспряньте же духом, поддержите меня, и мы покончим с гнилью!

Чаз снова обратился к Массе Причера. Но на этот раз он представил себя в виде крошечного монокристалла, погруженного в питательную среду дремлющего сознания четырех миллионов жителей Чикаго.

– Давайте же, черт вас возьми! – внезапно разозлившись, выкрикнул Чаз. – Присоединяйтесь ко мне или сидите и ждите, пока гниль доберется до вас. Теперь все зависит от вас. Вы создали Массу – так воспользуйтесь же ею.

Он ждал. Довольно долго казалось, что ничего и не произойдет, но потом медленно, очень медленно к Чазу начало подбираться ощущение, что он не один. Он чувствовал, как его разум увеличивается, становясь все сильнее и сильнее... Масса пробудила дремлющее сознание бесчисленного множества людей. Его разум, подобно монокристаллу, присоединял к себе кристаллики людского разума, разрастаясь в питательной среде подсознания и становясь все сильнее; их единство росло... все быстрей... и быстрей...

– Смотрите! – Чаз обратился к толпе, указывая сквозь прозрачный купол на мрачимо завесу облаков, озаренных на западе багровыми сполохами заката. – Смотрите, мы уже начинаем расправляться с гнилью!

Он обратился к силе Массы. Но на этот раз разум Чаза был намного сильнее, поскольку впитал в себя проснувшееся сознание всего народа. И сила Массы в ответ стала еще могущественней, чем когда-либо. Она откликнулась на его зов.

Масса приближалась; и теперь, как и раньше, ничто не могло устоять перед ней. Она напоминала огромного человека, который, выпрямившись во весь рост, шагает по своей планете. Масса наступала, как воля бессмертного человечества, сметая на пути капканы и ловушки, в которых оно запуталось. Она надвигалась, неудержимая, как ураган.

Бешеным смерчем она пронеслась по улицам города, по его куполам и зданиям, истребляя повсюду споры гнили. Масса набирала силу и ревела, как шторм. Затем, свернувшись спиралью, пружиной рванула к сгущающемуся облачному покрову и словно рогом пронзила серые облака, разметав их в клочья. И облака растаяли на глазах, превратившись в тонкие струйки пара.

Разорвав небо на части, Масса двинулась на запад, уничтожая по дороге облака и споры гнили. Над городом, в плотной завесе облаков, образовался длинный разрыв. Он увеличивался на глазах, а вокруг все гремело, словно на реках после затяжной зимы тронулся лед. И неожиданно в очистившемся небесном клочке ярко засияло солнце.

А под куполом Эмбри-Тауэр разум Чаза все больше и больше обволакивался кристалликами сознания миллионов людей, в которых постепенно просыпались древние инстинкты. Четырехмиллионный Чикаго с наслаждением вдыхал чистый предгрозовой воздух. Теперь не только Эйлин, колдуны и носители иммунитета, вроде Красного Скитальца, не только Джай и члены Цитадели, но и все остальные слились в единый могучий организм. Грозная сила наносила удар за ударом, и враг, загнавший людей в глухие и тесные склепы городов, дрогнул.

Рассеялись последние облака. На западе сиял золотой закат. А на востоке, где уже потихоньку сгущалась ночь, вспыхнули первые звезды – крошечные огоньки надежды в черной бездне космоса.