Текст книги "За гранью времен"

VI

Однажды вечером накануне Рождества, зайдя ко мне в гости, Дерби вдруг совсем расклеился. Я осторожно подводил нашу беседу к совместному путешествию будущим летом, как он вдруг завизжал и буквально выпрыгнул из кресла с выражением неописуемого и неконтролируемого ужаса на лице – им овладел такой панический страх, какой, наверное, могли бы внушить здравомыслящему смертному лишь разверзшиеся недра преисподней.

– Мой мозг! Мой мозг! Боже, Дэн, как давит! Откуда-то извне стучится, царапается эта дьяволица! Даже сейчас – Эфраим! Камог! Камог! Омут шогготов – Йа! Шуб-Ниггурат! Козел с Легионом Младых!.. Пламя – пламя по ту сторону тела, по ту сторону жизни… внутри земли – о боже!

Я усадил его обратно в кресло и, когда его истерика сменилась апатией, влил ему в рот немного вина. Он не сопротивлялся, но губы его двигались, точно он разговаривал сам с собой. Потом я понял, что он пытается привлечь мое внимание, и приблизил ухо к его рту, чтобы уловить едва слышные слова.

– Вот опять… Опять она пытается… Я мог бы догадаться… ничто ее не остановит… ни расстояния, ни магия, ни смерть… она приходит – и приходит, как правило, ночью, я не могу уйти от нее, это ужасно… о боже, Дэн, если бы ты только мог себе представить, как это ужасно…

Когда же он снова впал в апатию, я подложил ему под голову подушки и дал спокойно заснуть. Врача вызывать я не стал, ибо догадывался, чтó услышу относительно душевного здоровья своего друга, и решил по возможности лишь уповать на природу. Около полуночи он пробудился, и я отвел его наверх в постель, но утром он ушел. Он бесшумно выскользнул из дома, и его дворецкий, которому я позвонил, сообщил, что он дома и в волнении расхаживает по библиотеке.

После этого случая состояние рассудка Эдварда быстро ухудшалось. Больше он ко мне не приходил, зато я ежедневно его навещал. Он неизменно сидел в своей библиотеке, уставясь в пустоту с таким видом, будто вслушивался во что-то, ведомое лишь ему. Иногда он заводил со мной вполне разумный разговор – но на банальные бытовые темы. Всякое упоминание о его несчастье, или о планах на будущее, или об Асенат приводило его в состояние буйного помешательства. Дворецкий поведал мне, что ночью с ним часто случаются пугающие припадки, во время которых он способен нанести себе увечья.

Я имел продолжительные беседы с его врачом, банкиром и адвокатом и в конце концов созвал к Эдварду консилиум в составе врача-терапевта и двух его коллег-психиатров. Реакция на первые же заданные ему вопросы была яростной и удручающей, и тем же вечером его, отчаянно сопротивляющегося и извивающегося всем телом, увезли в закрытом автомобиле в Аркхемскую лечебницу для душевнобольных. Я сделался его добрым опекуном и дважды в неделю навещал, чуть не со слезами на глазах выслушивая его безумные вопли и страшным шепотом монотонно повторяющиеся одни и те же фразы вроде:

– Я должен был сделать это… Я должен был сделать… оно мной завладеет! Вон оно там во тьме… Мама! Мама! Дэн! Спаси меня… спаси меня!

Никто не мог сказать, есть ли надежда на его выздоровление, но я старался изо всех сил сохранять оптимизм. В любом случае у Эдварда должна была быть своя крыша над головой, и я перевез его слуг в особняк Дерби, где он, безусловно, должен был поселиться после выхода из лечебницы. Но я ума не мог приложить, что же делать с крауниншилдовским домом, со всей этой кучей сложных приборов и собранием каких-то диковинных вещей, поэтому просто оставил там все как было, попросив слуг Дерби раз в неделю туда наведываться и прибирать в больших комнатах, а истопнику наказав в эти дни затапливать печь.

Последний кошмар приключился в канун Сретения – о чем, по жестокой иронии судьбы, возвестил проблеск ложной надежды. Как-то утром в конце января мне позвонили из лечебницы и сообщили, что к Эдварду внезапно вернулся рассудок. Его по-прежнему преследовали провалы в памяти, сказали мне, однако ясность ума бесспорно восстановилась. Разумеется, ему надлежало еще немного побыть под присмотром врачей, но благоприятный исход дела сомнений не вызывал. И если все будет хорошо, через неделю его можно выписывать.

Вне себя от радости я поспешил к Эдварду, но, когда сиделка привела меня в палату, я буквально остолбенел на пороге. Больной встал с постели поприветствовать меня и с вежливой улыбкой протянул мне руку. В то же мгновение я увидел, что он находится в том странно возбужденном состоянии, какое было совершенно чуждо его природе, – передо мной стоял когда-то ужасно напугавший меня самоуверенный субъект, который, как сам Эдвард признался мне однажды, был не кем иным, как вторгшимся в его тело иновоплощением Асенат. Я увидел тот же пылающий взгляд – столь похожий на взгляд Асенат и старика Эфраима, тот же плотно сжатый рот, и, когда он заговорил, я смог различить в его голосе ту же угрюмую, всепроникающую злобную иронию. Это была та самая тварь, что сидела за рулем моего автомобиля пять месяцев назад, – человек, которого я не видел с того самого дня, когда он почему-то забыл позвонить в дверь нашим условным сигналом и породил во мне смутный страх, – и вот теперь он вновь вызвал во мне то же невнятное ощущение богомерзкой потусторонности и космического ужаса.

Он говорил о необходимых приготовлениях перед выпиской – и мне ничего не оставалось, как соглашаться с ним, невзирая на удивительные провалы в его воспоминаниях о недавних событиях. Я чувствовал, что происходит нечто ужасное, ненормальное. Это существо вызывало у меня совершенно непостижимый ужас. Теперь он был в здравом уме, но точно ли это был тот Эдвард Дерби, которого я знал? Если нет, то кто или что это было, – и куда делся Эдвард? Надо ли было выпускать эту тварь на свободу или держать под замком? Или, может быть, следовало стереть его с лица земли? В каждом слове, изрекаемом этой тварью, было нечто сатанински-сардоническое – а взгляд, в котором угадывался взгляд Асенат, придавал некую особенно омерзительную насмешливость его словам о близкой свободе, завоеванной ценой заточения в слишком тесном узилище. Должно быть, я не сумел скрыть своего, мягко говоря, замешательства и почел за благо побыстрее ретироваться.

Весь этот день и весь следующий я ломал голову над этой проблемой. Что же случилось? Чья душа глядела на меня из чужих глаз Эдварда? Я ни о чем другом не мог думать, кроме как об этой ужасной загадке, и оставил все попытки заниматься своей обычной работой. На второй день из лечебницы позвонили и сообщили, что состояние выздоравливающего пациента не изменилось, и к вечеру я уже находился на грани нервного припадка – это я могу откровенно признать, хотя окружающие потом будут утверждать, что именно мое тогдашнее состояние и повлияло впоследствии на мое поведение. На этот счет мне сказать нечего. Кроме того, невозможно ведь объяснить только моим помрачением ума все затем происшедшее.

VII

Ночью – после того второго вечера – мною овладел неодолимый ужас, от которого я никак не мог избавиться. Все началось с телефонного звонка около полуночи. Я был в доме один, мне не спалось. Я сонно взял трубку в библиотеке. На другом конце линии, похоже, никого не было, и я уже собрался положить трубку и отправиться в постель, как мое ухо различило тончайший звук вдалеке. По-видимому, кто-то с превеликим трудом пытался со мной заговорить. Вслушавшись в звенящую тишину, я вроде бы услышал булькающий звук, какой издают падающие капли воды, – буль-буль-буль, – и в нем я с удивлением распознал намек на невнятные произносимые слова и отдельные слоги. Я спросил:

– Кто это?

Но в ответ раздавалось лишь «буль… буль… буль…». Единственное, в чем я был уверен, так это в том, что звук был каким-то механическим; вообразив себе, что это мог быть некий сломанный аппарат, способный лишь улавливать, но не передавать звуки, я добавил:

– Вас не слышно. Повесьте трубку и свяжитесь с городской справочной.

И тут же я услышал, как трубку положили.

Это, как я уже сказал, произошло около полуночи. Когда же потом стали выяснять, откуда поступил звонок, оказалось, что мне звонили из крауниншилдовского дома – хотя до очередного посещения его слугами оставалась еще добрая неделя. Позднее в доме обнаружили какие-то следы, страшный беспорядок в дальней кладовой-погребе, повсюду грязь, торопливо перерытый комод, странные отпечатки на телефонной трубке, разбросанные листы писчей бумаги и, наконец, стоявшую повсюду отвратительную вонь. Полицейские, бедолаги, высказали свои глупые гипотезы и до сих пор занимаются розысками злодеев-слуг – которым в нынешней суматохе удалось скрыться с глаз долой. Поговаривают об их мести за то, что с ними так бесцеремонно обошлись, и говорят, будто я тоже выбран в число их жертв, будучи ближайшим другом и советчиком Эдварда.

Идиоты! Неужто они вообразили, что эти мерзкие ловкачи могли подделать ее почерк? Неужто они считают, что они могли учинить все то, что воспоследовало далее? Неужели они настолько слепы, что не заметили физических перемен в Эдварде? Что же до меня, я теперь верю всему, что мне рассказал Эдвард. Есть ужасы за гранью жизни, о которых мы даже не подозреваем, и время от времени человеческие злодеяния вызывают их из бездны и позволяют вторгнуться в наши земные дела. Эфраим – Асенат – сие сатанинское отродье призвало их, и они поглотили Эдварда так же, как сейчас пытаются поглотить меня. Могу ли я быть уверенным в своей безопасности? Ведь эти силы способны пережить сколь угодно живучее физическое тело. На следующий день после полудня, когда я вышел из прострации и вновь обрел способность связно говорить и контролировать свое тело, я отправился в сумасшедший дом и застрелил его ради Эдварда и ради всего человечества, но я ни в чем не могу быть уверен, пока его не кремировали! Тело сохраняют для какого-то дурацкого вскрытия, которое препоручили нескольким врачам – но я утверждаю: его необходимо кремировать. Его необходимо сжечь – того, кто вовсе не был Эдвардом Дерби, когда я в него стрелял. Я сойду с ума, если этого не сделают, ибо, возможно, я следующий! Но у меня сильная воля, и я не позволю подорвать ее теми кошмарами, которые, я знаю, роятся вокруг. Одна жизнь – Эфраим, Асенат, Эдвард – кто следующий? Я не дам изгнать себя из собственного тела! Я не поменяюсь душой с изрешеченным пулями исчадием ада, что осталось там, в психушке!

Но позвольте мне по возможности связно рассказать о последнем кошмаре, которому я стал свидетелем. Я не стану распространяться о том, на что полиция упрямо не обращала внимания, – о рассказах про жуткого зловонного уродца, которого видели как минимум трое прохожих на Хай-стрит около двух часов ночи, и о необычных отпечатках ног, замеченных в нескольких местах. Я расскажу вам только о том, что около двух меня разбудил звонок и стук в дверь – звонили и кольцом стучали попеременно и как бы с опаской, в тихом отчаянии, причем тот, кто звонил и стучал, пытался воспроизвести наш с Эдвардом условный сигнал – три-пауза-два.

Вырванный из крепкого сна, мой мозг всполошился. Дерби у меня под дверью и он вспомнил наш старый код? Но ведь тот новый человек его не знал!.. Или душа Эдварда вдруг вернулась к нему? Но почему он пришел ко мне в такой спешке, в таком возбуждении? Или его выписали до срока, а может быть, он сбежал? Наверное, думал я, накидывая халат и спускаясь по лестнице вниз, обретение им своего прежнего «я» сопровождалось приступами бреда и физических страданий, подвигших его к отчаянному побегу на свободу. Что бы ни случилось, он снова был старым добрым Эдвардом и я должен был ему помочь!

Когда я распахнул дверь во тьму вязовой аллеи, меня обдало невыносимым зловонием, от которого я едва не потерял сознание. Но я сумел подавить приступ тошноты и через секунду с трудом различил согбенную маленькую фигурку на ступенях крыльца. Меня призвал к себе Эдвард, но тогда кто этот мерзкий смердящий шарж на человека? И куда это так внезапно исчез Эдвард? Ведь он звонил в дверь за секунду до того, как я ее открыл.

На пришельце было надето пальто Эдварда, его полы почти волочились по земле, а рукава, хотя и были завернуты, все равно закрывали кисти рук. На голову была нахлобучена широкополая фетровая шляпа, нижнюю часть лица скрывал черный шелковый шарф. Когда я сделал неверный шаг вперед, фигурка издала хлюпающий звук, как тот, что я слышал по телефону: «буль… буль…» Его рука протянула мне на кончике длинного карандаша большой плотно исписанный лист бумаги. Все еще не придя в себя от нестерпимого зловония, я схватил бумагу и попытался прочитать ее при свете, струящемся из дверного проема.

Вне всякого сомнения, это был почерк Эдварда. Но зачем ему понадобилось писать мне, когда он только что был у меня под дверью? И почему это все буквы были вкривь и вкось, точно выписанные нетвердой трясущейся рукой? При тусклом освещении я не смог ничего разобрать и поэтому отступил в холл, а карлик без приглашения засеменил за мной, лишь чуть замешкавшись на пороге. От этого диковинного ночного гостя исходил чудовищный смрад, и я понадеялся (к счастью, не напрасно), что моя жена не проснется и не увидит это чудовище.

Потом, приступив к чтению, я почувствовал, как у меня подогнулись колени и потемнело в глазах. Придя в себя, я увидел, что лежу на полу, а этот проклятый листок бумаги все еще зажат в моей сведенной судорогой руке. Вот что там было написано.

Дэн, иди в лечебницу и убей это. Уничтожь. Это больше не Эдвард Дерби. Она – Асенат – завладела мной, хотя сама она уже три с половиной месяца как мертва. Я солгал тебе, сказав, что она уехала. Я убил ее. Мне надо было так поступить. Все произошло неожиданно, но мы были одни, а я находился в своем теле. Мне подвернулся под руку подсвечник, и я пробил ей голову. Она собиралась завладеть мной навсегда в День всех святых.

Я похоронил ее в погребе под какими-то старыми ящиками и стер все следы. У слуг на следующее же утро зародились подозрения на мой счет, но у них самих есть такие секреты, о которых они не смеют сообщить полиции. Я отослал их прочь из дома, но лишь одному Богу известно, что они и прочие члены их секты способны вытворить.

Какое-то время мне казалось, что я в полном порядке, но потом я стал ощущать, как что-то давит мне на мозг. Я понял, что это, – как же я мог забыть! Душа ее – или Эфраима – не покидает земной мир и продолжает витать тут и после смерти, пока не истлеет прежнее тело. Вот она и преследовала меня, заставляя обмениваться с ней телом, – она выкрадывала мое тело, а меня загоняла в свой труп, похороненный в погребе.

Я знал, что меня ждет, вот почему мне пришлось отправиться в лечебницу. И потом это произошло – запертый в разлагающемся трупе Асенат, я стал задыхаться во тьме, в погребе, под ящиками, где я закопал ее тело. И я знал, что она окажется в моем теле в лечебнице навсегда, ибо День всех святых уже прошел, и жертвоприношение должно было сделать свое дело даже и без нее – она переселится в мое тело, готовая обрести свободу и стать угрозой для всего человечества. Я был в отчаянии, но тем не менее смог выбраться наружу, ногтями прорыв себе лаз.

Все это уже зашло слишком далеко, и я теперь не в силах говорить – как не смог поговорить с тобой по телефону, – но я все еще способен писать. Сейчас я соберусь с последними силами и принесу тебе свое последнее слово и предупреждение. Убей эту гадину, если тебе дорого спокойствие и благо мира. И проследи, чтобы эту тварь сожгли. В противном случае она будет продолжать жить, вечно переходя из тела в тело, и я даже не могу теперь предсказать, на что это еще способно. И держись подальше от черной магии, Дэн, это сатанинское занятие. Прощай – ты был верным другом. Расскажи полицейским что-нибудь правдоподобное. Я ужасно сожалею, что втянул тебя во все это. Скоро я обрету покой – это тело долго не протянет. Надеюсь, ты сможешь это прочитать. И убей эту тварь – убей ее!

Твой Эд

Лишь много позже я смог прочитать вторую половину письма, ибо, едва дочитав третий абзац, упал в обморок. Я вновь лишился чувств, когда увидел зловонное существо, комочком свернувшееся на моем пороге. Ночной пришелец более не шевелился и не пришел в сознание.

Мой дворецкий, у которого нервы оказались более крепкими, чем у меня, не упал в обморок, явившись утром. Напротив, он тут же позвонил в полицию. Когда они приехали, меня перенесли наверх и уложили в кровать, а это – это существо – так и осталось лежать на том же месте. Полицейские, проходя мимо него, только закрывали носы рукавами.

В ворохе одежды Эдварда они обнаружили нечто совершенно отвратительное – скелет и пробитый череп. Осмотр зубов позволил идентифицировать череп как принадлежавший Асенат.

Примечания

Дагон

Рассказ написан в июле 1917 г. и опубликован в ноябрьском, 1919 г. выпуске журнала «The Vagrant». Фильм ужасов «Дагон» (2001; режиссер Стюарт Гордон), созданный по мотивам произведений Лавкрафта, сюжетно имеет мало общего с данным рассказом.

С. 5. Дагон (предположительно, от финикийского «даг» – «рыба») – западносемитский бог, покровитель рыбной ловли и податель пищи. Культ Дагона был распространен у филистимлян и у амореев в Верхней Месопотамии. Изображался в виде морского чудовища с телом рыбы и человеческими руками и головой.

Большая война – имеется в виду Первая мировая война.

Гунны – здесь: презрительное прозвище немцев, бывшее в ходу у западных союзников.

С. 8. «Потерянный рай» – поэма Джона Мильтона (1608–1674).

С. 10. Доре, Гюстав (1832–1883) – французский художник, прославившийся как иллюстратор Библии и многих классических литературных произведений, в том числе «Божественной комедии» Данте и «Дон Кихота» Сервантеса.

Булвер-Литтон, Эдвард Джордж (1803–1873) – английский писатель, автор множества исторических и фантастических романов.

Пилтдаунский человек – плод мистификации, устроенной английским археологом Ч. Доусоном, который в 1912 г. якобы обнаружил близ местечка Пилтдаун в графстве Суссекс части черепа древнего человека. «Находка» представляла собой комбинацию из черепной коробки «гомо сапиенс» и челюсти современной обезьяны. Этот обман был разоблачен только в 1953 г., и Лавкрафт упоминает пилтдаунского человека как образец, признанный всем научным миром.

Показания Рэндольфа Картера

Рассказ написан в декабре 1919 г. и впервые опубликован в мае следующего года в журнале «The Vagrant».

С. 15. Кенотаф (греч., букв. «пустая могила») – надгробие, под которым не погребен покойник. Традиция сооружения кенотафов восходит ко временам Древнего Египта и античного мира; эти памятники устанавливались при невозможности обнаружить тело погибшего (например, если он утонул в море) или когда человек умирал где-то на чужбине. Современные варианты кенотафов чаще всего можно встретить на обочинах дорог в тех местах, где люди погибли в автокатастрофах.

Безымянный город

Рассказ написан в январе 1921 г. и опубликован в ноябре того же года в любительском журнале «The Wolverine».

С. 22. Мемнон – в греческой мифологии сын богини зари Эос (Авроры) и эфиопского царя Тифона, один из героев Троянской войны, убитый в поединке Ахиллом. В данном случае речь идет об одной из двух колоссальных мраморных статуй в египетских Фивах, воздвигнутых при фараоне Аменхотепе III, которую греки считали статуей Мемнона. На заре статуя издавала жалобные звуки, и древние думали, что Мемнон так приветствует свою мать либо последняя оплакивает гибель сына (в действительности причиной звука было прохождение воздуха через трещины в мраморе при резкой смене температур).

С. 23. Халдеи – семитский народ, со 2-го тысячелетия до Р. Х. обитавший в районе устьев Тигра и Евфрата. В 626 г. до Р. Х. халдеи образовали Нововавилонское царство, просуществовавшее несколько десятилетий и распространившее свое влияние далеко за пределы Месопотамии (самый известный из халдейских царей того периода – Навуходоносор II). Халдейские жрецы славились своими познаниями в астрономии и оккультных науках; в древности слово «халдей» часто употреблялось как синоним слов «мудрец» или «маг».

С. 27. Дамаский (ок. 458 – ок. 538) – античный философ, последний руководитель Платоновской академии в Афинах, в 529 г. закрытой по приказу императора Юстиниана I. Как язычник, Дамаский подвергался репрессиям – ему, в частности, было запрещено преподавать философию. Кроме основных философских трудов он написал ряд сочинений по теософии, магической практике и оккультизму.

Готье де Метц (XIII в.) – французский священнослужитель и поэт, автор популярной в Средние века поэмы «Образ мира» (ок. 1246), с многочисленными фантастическими подробностями описывающей сотворение Вселенной.

Афрасиаб – легендарный правитель Турана, в иранской мифологии предстающий жестоким и коварным царем-колдуном.

Окс – древнее название р. Амударьи.

Дансени, Эдвард Планкетт, барон (1878–1957) – англо-ирландский писатель, поэт и драматург, один из основоположников жанра фэнтези, подписывавший свои сочинения «лорд Дансени».

С. 37. Абаддон – демон разрушения и смерти в иудейской (а впоследствии и христианской) теологии.

Праздник

Рассказ написан в октябре 1923 г. и опубликован в январском, 1925 г. выпуске журнала «Weird Tales». Прообразом Кингспорта послужил приморский городок Марблхэд к северу от Бостона – одно из старейших английских поселений в Америке. Лавкрафт впервые посетил этот городок в декабре 1922 г., за год до написания рассказа.

С. 39. Лактанций, Луций Целий Фирмиан (ок. 250 – ок. 320) – римский философ и оратор, в 303 г. принявший христианство и подвергнутый за это гонениям. Позднее, при императора Константине I, был воспитателем его наследника Криспа. Автор ряда богословских сочинений, за стилистическое мастерство прозванный «христианским Цицероном».

С. 43. «Чудеса науки» Морристера – вымышленная книга, «позаимствованная» Лавкрафтом у Амброза Бирса, который впервые упомянул ее в рассказе «Человек и змея» (1890).

Глэнвилл, Джозеф (1636–1680) – английский философ и богослов; в упомянутом здесь трактате «Saducismus Triumphatus» (1681) доказывает реальность существования ведьм и посрамляет скептиков, не верящих в их колдовскую силу.

«Демонолатрия» Ремигия – имеется в виду сочинение «Daemonolatreiae libritres» (1595) французского юриста Николя Реми (он же Ремигий, 1530–1616), который лично председательствовал на многих ведьмовских процессах, отправив на виселицу или костер несколько сотен человек по обвинению в колдовстве. Основанный на сведениях, полученных в ходе допросов с пристрастием, этот труд на протяжении столетий являлся настольной книгой для «охотников на ведьм» во многих странах Европы.

Сияние извне

Рассказ написан в марте 1927 года и в сентябре того же года опубликован в журнале «Amazing Stories». По его мотивам были сняты американские фильмы «Умри, чудовище, умри!» (1965; режиссер Борис Карлофф) и «Проклятие» (1987; режиссер Дэвид Кейт), итальянский «Цвет из тьмы» (2007; режиссер Иван Зуккон) и немецкий «Цвет» (2008; режиссер Хуан Ву).

С. 54. Сальватор Роза (1615–1673) – итальянский живописец, помимо сюжетных картин и портретов писавший пейзажи диких суровых гор, глухих лесов и мрачных ущелий.

С. 61. Видманштеттовы фигуры – узоры, получающиеся на отшлифованных частях железных метеоритов при их нагревании или обработке кислотой. Эффект был открыт в 1808 году австрийским ученым Алоизом фон Бекк-Видманштеттеном (1753–1849).

С. 90. Огни святого Эльма – светящиеся электрические разряды в атмосфере, которые обычно концентрируются на выступающих остроконечных предметах: корабельных мачтах, верхушках столбов, деревьев и т. п.

С. 93. Фюссли, Иоганн Генрих (1741–1825) – швейцарский живописец, писатель, теоретик искусства. Для его картин характерны мрачно-фантастические мотивы, изображение демонических существ и сверхъестественных явлений.

Ужас Данвича

Повесть написана летом 1928 г. и впервые опубликована в апрельском выпуске 1929 г. журнала «Weird Tales». По единодушному мнению критиков, главной литературной предтечей этого произведения является роман валлийского писателя Артура Мейчена «Великий бог Пан» (1894), упоминаемый в тексте повести. По мотивам последней в США сняты одноименные фильмы (в 1970 г. режиссером Д. Хэллером и в 2009 г. режиссером Л. Скоттом). Описанный в повести пустынный ландшафт действительно существовал – близ городка Уилбрэм в штате Массачусетс. Лавкрафт побывал в тех местах в начале лета 1928 г., непосредственно перед написанием «Ужаса Данвича».

С. 99. Келено – в греческой мифологии одна из гарпий: монстр с головой женщины и телом (крыльями, когтями) птицы.

Лэм, Чарльз (1775–1834) – английский писатель и поэт, самым известным произведением которого является сборник эссе «Очерки Элии» (1823), из которого и взят эпиграф к повести.

С. 100. …страх, навеваемый криками скрытых во тьме козодоев и мельтешением огромной массы светлячков… – Согласно поверьям, бытующим в глухих уголках Новой Англии, козодои могут перехватить человеческую душу, отбывающую в мир иной, а большие скопления светлячков предвещают несчастье.

С. 141. Тритемий, Иоганн (1462–1516) – немецкий ученый, бывший первым серьезным исследователем криптографии. Его «Polygraphia», опубликованная в 1518 г., заложила основу, от которой отталкивались все последующие авторы. Далее в тексте Лавкрафта перечисляются имена и названия книг, старательно выписанные им из статьи «Криптография» в Британской энциклопедии 1911 г. издания.

С. 144. «Демонолатрия» Ремигия – имеется в виду сочинение «Daemonolatreiae libritres» (1595) французского юриста Николя Реми (он же Ремигий, 1530–1616), который лично председательствовал на многих ведьмовских процессах, отправив на виселицу или костер несколько сотен человек по обвинению в колдовстве. Основанный на сведениях, полученных в ходе допросов с пристрастием, этот труд на протяжении столетий являлся настольной книгой для «охотников на ведьм» во многих странах Европы.

С. 147. Negotium perambulans in tenebris… – Дело, творимое в потемках (лат.).

Сны в Ведьмином доме

Повесть написана в январе – феврале 1932 года и впервые опубликована в июле 1933 года в журнале «Weird Tales». По мнению исследователей творчества Лавкрафта, значительное влияние на нее оказал незавершенный роман Н. Готорна «Септимиус Фелтон, или Эликсир жизни» (изд. 1872). Повесть была экранизирована в 2005 году во второй серии американского телевизионного цикла «Мастера ужасов» (режиссер Стюарт Гордон).

С. 161. Коттон Мэзер (1663–1728) – пуританский богослов из Массачусетса, проповедник религиозной нетерпимости. Автор трудов «Достопамятное провидение, касательно ведовства и одержимости», «Великие деяния Христа в Америке, или Церковная история Новой Англии» и др., в которых доказывалась реальность колдовства.

С. 162. «Книга Эйбона» и «Сокровенные культы» фон Юнцта – выдуманные книги, названия которых были подсказаны Лавкрафту соответственно Кларком Эштоном Смитом и Робертом Блохом.

С. 163. Планк, Макс (1858–1947) – немецкий физик-теоретик, основоположник квантовой теории.

Гейзенберг, Вернер (1901–1976) – немецкий физик-теоретик, один из создателей квантовой механики.

Де Ситтер, Виллем (1872–1934) – голландский математик, физик и астроном, создавший одну из первых моделей эволюции Вселенной.

С. 172. Риман, Бернхардт (1826–1866) – немецкий математик, внесший значительный вклад в развитие дифференциальной геометрии, аналитической теории чисел и ряда других разделов математики. Среди прочего, высказал предположение, что геометрия в микромире может отличаться от трехмерной евклидовой геометрии.

С. 181. День патриота – национальный праздник в США, отмечаемый 19 апреля в память о первых сражениях Войны за независимость (1775–1783).

За гранью времен

Повесть написана в ноябре 1934 – феврале 1935 годов и впервые опубликована в июне 1936 года в журнале «Astounding Stories».

С. 219. Адъюнкт-профессор – помощник профессора; преподаватель, проходящий научную и педагогическую стажировку.

С. 225. «Cultes des Goules» графа д’Эрлетта, «De Vermis Mysteriis» Людвига Принна, «Unaussprechlichen Kulten» фон Юнцта, «Книга Эйбона», «Некрономикон» Абдула Альхазреда – вымышленные книги, ссылки на которые встречаются и в ряде других произведений Лавкрафта.

С. 227. Джевонс, Уильям Стэнли (1835–1882) – английский экономист и философ, один из основоположников теории «предельной полезности». Пытался применить математические средства к анализу экономических явлений.

С. 237. Цикадовые (или саговники) – класс древних голосеменных растений, особенно широко распространенных в мезозое; ныне встречаются в тропиках и субтропиках обоих полушарий.

Лепидодендроны и сигиллярии – два вымерших рода крупных древовидных растений (высотой до 40–50 м) отдела плауновидных, существовавшие на Земле до конца каменноугольного периода.

С. 255. Агглютинация – образование грамматических форм и производных слов путем последовательного присоединения к корню слова грамматически однозначных аффиксов. Примерами агглютинативных языков являются грузинский, венгерский, японский.

С. 259. Лабиринтодонты – подкласс вымерших земноводных, внешне напоминавших крокодилов или саламандр.

Кpиноидеи – разновидность морской лилии, класс иглокожих, шаровидные или чашечкообразные морские животные. Ископаемые экземпляры достигали в длину 20 м.

Бpахиоподы (или плеченогие) – класс морских животных типа щупальцевых с телом, покрытым двустворчатой раковиной.

С. 263. Полипы – морские либо пресноводные кишечнополостные, обычно живущие большими колониями (например, коралловые полипы). Способны к регенерации утраченных частей тела.

С. 268. Большая Песчаная пустыня – расположена на северо-западе Австралии; одна из самых жарких и засушливых областей этого материка.

Тварь на пороге

Рассказ написан в августе 1933 г. и впервые опубликован в журнале «Weird Tales» в январе 1937 г. В продолжение этого сюжета Питер Кэннон (р. 1951), исследователь творчества Лавкрафта, написал два рассказа: «Месть Азатота» (1994) и «Дом Азатота» (1997).

В. Дорогокупля