Текст книги "Британия"

– И ведь налипает, – хмуро сказал Юэн.

– Стала воровать. Просто потому, что жрать надо было. Однажды меня схватили. Хотели отрубить руки. Я их запугала. Потом рассказала о способностях. Мне предложили сделку. Руки в обмен на работу. Сверху кинули еду и одежду. Мне много не надо было. Я согласилась. Очень руки были нужны… И потом… Я не знала, что это будет за работа. А потом бросить ее уже было непросто.

– Я бы отдал руки, – глухо промолвил он.

– Ну да! Ты же герой! Странствующий рыцарь! Тебе-то руки ни к чему! – взвилась она. – Да я была счастлива вырваться из этого гнилого подземелья, понял?! Хоть куда! Откуда тебе знать, что это такое – жить в этом мерзком грязном метро, под мертвым отравленным городом, и всю жизнь выглядеть, как ребенок!

Глаза девушки пылали от ярости, и Юэну показалось, что она вот-вот бросится на него и задушит.

– Каждый мужик хочет глотнуть твоей юности, даже когда ее и след простыл. Все хотят насытиться! – Кейтлин сплюнула, и рот ее скривился от презрения. – Ты доверяешь людям, ждешь, что они тебя прикроют от опасности, а они прикрывают тебя только ночью, стоит лишь уснуть… И вот ты уже просто теплое тело: плачь, ори, борись сколько хочешь – никто не придет на помощь!

Он открыл рот, но Кейтлин перебила его, раздраженно рубанув рукой воздух.

– Я чуть не сдохла в Карлайле, Юэн. Пока они брали штурмом башню, я хотела освободить мальчика с сестрой и спрятаться с ними в руинах.

Мужчина перестал дышать, ожидая, что же она скажет дальше.

– Был взрыв. Один из наших пытался меня убить, потом меня завалило камнями. Когда я очнулась – никого не было.

Юэн понял, что именно в этот момент он ворвался в ее жизнь, а она – в его, но сейчас другой вопрос сжигал его изнутри.

– Как их звали?

– Я не успела их спросить… Я не хотела их спрашивать! Думала, что не смогу им помочь. А зачем мне знать имена людей, которых я обрекла на страдания?! Пусть будут безымянными тенями… Не настоящими людьми с именами… Как звали твоих детей?

– Я не хочу тебе говорить. Ты забрала их! Ты забрала моих детей!

Юэн потряс головой, словно пытаясь отогнать наваждение.

– А вдруг это были Майкл и Гвен? Что с ними случилось? Что случилось после взрыва?

– Майкл и Гвен… Так, значит, их зовут… – тихо произнесла она, вдруг побледнев от внезапного холода.

Голос девушки дрожал от стыда и ненависти к себе, но Юэн понял, что она права. Они долго смотрели друг на друга, и слезы капали из глаз Кейтлин.

Страшная усталость вдруг охватила Юэна.

– И что будет дальше? – спросил он.

Кейтлин грустно пожала плечами:

– Не знаю, Юэн. Ты для меня дороже, чем кто бы то ни было, но ты идешь спасать другую женщину и детей, которых я помогла похитить. Разве можно забыть об этом?

Юэн ничего не мог сказать: за последние полчаса на него обрушилось столько открытий, что он был полностью раздавлен.

– Может, лучше послушаться полковника и поспать? – с грустной усмешкой предложил он. – Бывает так, что выспишься – и жить веселее…

– Да, так бывает. Но не всегда…

Он сидел в апатии, не зная, что ответить.

– Можно и поспать, Юэн, но только помни, что в Лондоне твоя жизнь изменится, и далеко не к лучшему.

– Она и сейчас не сахар, – выдавил он.

– Судьба благоволит к тебе. Вокруг тебя происходят странные события, как будто ими движет невидимая сила. И я боюсь за тебя, потому что не знаю, куда это все приведет.

– Если даже ты не видишь мое будущее, то куда уж мне-то… Кейтлин, я очень устал. И, честное слово, я не хочу тебе зла, но и простить не могу… Пока не могу.

– Тогда спи, – шепнула Кейтлин.

* * *

Мимо проползли руины Дерби, но Юэн уже спал, и Кейтлин любовалась ими одна. Она слышала, что этот город был забросан зажигательными бомбами и что рельсы здесь пришлось менять во многих местах, потому что они погнулись и оплавились от высокой температуры. Теперь от города почти ничего не осталось: развалины практически полностью скрылись под снегом и слякотью. Вдали она заметила небольшое стадо овец и даже разглядела нескольких сторожевых собак. Привстав, девушка прижалась к стеклу и попыталась найти пастухов, но их не было видно.

Позже, в Лестере, ее охватило знакомое уныние. Город пережил войну почти без повреждений, но ужасы послевоенного существования сыграли с его населением злую шутку: оно изрядно натерпелось от радиоактивных дождей, эпидемий, голода и вечного мороза. У местных жителей не было возможности спрятаться в теплых подземных туннелях, а средневековых построек хватило не на всех, и дележка вышла совсем не мирной.

Въезд в город был отмечен столбами, воткнутыми вдоль дорог; на этих столбах вот уже много лет торчали человеческие черепа. Эти дорожные знаки нового времени были единственным напоминанием о давних сражениях. Люди, которые жили здесь сейчас, были слишком слабы и больны, чтобы держать в руках оружие, – жалкие остатки общества, отдавшего последние силы междоусобной борьбе. Даже раболовцы брезговали населением Лестера.

В дверь купе постучали. Кейтлин открыла, приложив палец к губам, и двое солдат, стараясь не шуметь, вошли внутрь и осторожно закрыли окно металлической заслонкой. Потом они ушли, и Кейтлин осталась в темноте одна, если не считать спящего Юэна. В купе имелась низковольтная красная лампочка, работающая от динамо, подключенного к паровозному двигателю, но включать ее Кейтлин было незачем.

Линии сходились – она чувствовала это. Девушка никогда не понимала, почему она знает, что будет впереди и как может влиять на это. Это были далеко не те могучие сверхспособности, о которых писалось в старых фантастических книжках или религиозных текстах. Однако она умела это всегда, сколько себя помнила.

То, что Кейтлин ощущала сейчас, было больше всего похоже на старую китайскую шкатулку с секретом. Она видела такую в далеком детстве: надо было сложить в нужном порядке много мелких деталей, чтобы потом одним простым движением вставить их на места – и открыть шкатулку.

Больше всего Кейтлин беспокоило то, что лежит в шкатулке. Она подозревала, что, как в легенде о Пандоре, там нет ничего хорошего. Но еще она знала, что Юэн все равно откроет шкатулку, в надежде или в слепой вере, что вернет себе утраченную семью.

Она же в этом сильно сомневалась: слишком хорошо знала, что бывает с угнанными женщинами и детьми. Если женщина попадется красивая и здоровая, ее отдадут на потеху солдатне. Тем самым, по мнению властей, она послужит Республике дважды: поднимет армии боевой дух – а заодно, чем черт не шутит, может быть, поднимет и ее численность. С детьми поступят иначе: промоют мозги, чтобы они служили Республике и без лишних вопросов выполняли тяжелую работу: например, чистили узкие вентиляционные шахты, куда не пролезет взрослый человек. Больные, раненые или слишком норовистые дети Республике не нужны; медицинской помощи на всех не напасешься. Кейтлин своими глазами видела в Лондоне колодцы, где десятки маленьких тел гнили под слоем щелочи. В свое время это зрелище сильно ее впечатлило и приучило скрывать от работодателей свои болячки…

Девушка легла на сиденье и расслабилась под баюкающий перестук колес. Они проделали только половину пути.

Кейтлин сторожила сон Юэна, пока они не приехали в Лондон.

Глава 16
Сны

Юэн уснул не сразу: все возвращался мыслями к этапам своего пути и к людям, которых встретил за это время. Его дети были совсем близко, всего в нескольких часах – сперва на поезде, потом пешком по туннелям лондонской Подземки.

Он подумал: «Что скажет Джулия, когда увидит меня?» И впервые за много лет понял, что не стерпит ее брезгливого безразличия. Но все-таки, в глубине души, надеялся, что жена наконец-то его зауважает.

Потом увидел перед собой Гвен, симпатичную девочку, которая вот-вот расцветет и станет красивой женщиной. Тут же всколыхнулся страх за нее, за ее невинность, и он отчаянно попытался задавить в себе этот страх.

Потом увидел Майкла. Румяные щеки и непобедимое упрямство сына всегда вызывали у него улыбку. В полусне он начал вспоминать, как впервые взял его с собой на работу, и этот день встал перед глазами во всех подробностях, как будто это было вчера. И вот уже Юэн не ехал в поезде в Лондон, а шел по шпалам темного туннеля, стараясь не оступиться.

* * *

Впереди и сзади мерцали лампочки, бросавшие пятна тусклого оранжевого света на крохотные пятачки туннеля. Они были наследием прошлого, в котором, по требованиям безопасности, каждый туннель был оборудован системой аварийного освещения. Теперь большую часть работающих лампочек выкрутили и припасли на будущее, в туннелях их осталось мало, и между ними зияли длинные участки почти кромешного мрака.

Юэн по долгу службы часто ходил по туннелям и привык обходиться без света. Сначала он, как все укрывшиеся под землей, боялся темноты, но со временем страх прошел и сменился рутинной скукой. Возможно, Заводной Апельсин тикал не так резво, как в былые времена, но держал ровный, размеренный ритм.

Майкл несколько месяцев доканывал Джулию, чтобы она разрешила ему пойти с отцом. Та ни в какую не соглашалась, но мальчишка проявил редкую предприимчивость и сумел-таки извести мать, взяв ее измором. Он стал ее хвостиком и не отпускал ни на шаг, даже на работе, где она, вместе с другими женщинами, перекраивала новую одежду из старого шмотья. Он бесконечно донимал ее вопросами, шумел, орал, носился вокруг, и через неделю такой жизни Джулия уже была готова сама сплавить его куда угодно.

И тут как раз вернулся Юэн. Он подошел к деревянной хижине, где жила его семья, перед самым ужином, еще с платформы учуяв запах супа. Остановился перед дверью и прислушался к тому, что происходит внутри.

– Мам, мне скучно!

– Майкл, оставь ты ее в покое хоть на минуту! – это Гвен.

– Но мне скучно!

– Майкл! – рявкнула Джулия. – Ради бога, иди куда-нибудь, поиграй!

– Не во что мне играть!

– Найди что-нибудь!

– Что?

– Да какая разница? Что угодно!

– Только не это! – снова Гвен.

Юэн вошел в хижину и увидел, как его дочь вынимает из рук брата нож и кладет обратно в ящик.

– Папа!

Майкл понесся к отцу, презрев все законы гравитации, и со всей силы впечатался ему в грудь. Юэн охнул, подхватил визжащего мальчишку и расплылся в улыбке.

– Я с ума сойду! – сквозь зубы пробурчала Джулия.

Юэн покосился на нее. Он давно привык к таким холодным встречам, но нельзя сказать, чтобы они ему нравились. Джулия обернулась, смерила его взглядом и снова погрузилась в готовку. А вот Гвен радостно улыбнулась отцу и обняла его, хотя пришлось обнять заодно и брата: он вцепился в Юэна всеми конечностями и ни за что не хотел отпускать.

Джулия разлила суп по тарелкам и неодобрительно посмотрела на детей и мужа.

– С возвращением, – буркнула она.

Юэн улыбнулся и взял в руки тарелку.

– Майкл, сядь и поешь по-человечески! – крикнула Джулия: накипевшее раздражение готово было прорваться по любому поводу.

Мальчик, наконец, отпустил отца и сел на потертый ковер. Сестра протянула ему тарелку с супом и ложку.

– Завтра снова пойду, на Сент-Джордж-Кросс.

– Можно, я с тобой? – тут же отозвался Майкл.

– Не говори с набитым ртом! – закатила глаза Джулия.

Майкл проглотил суп и повторил вопрос, опасливо косясь на мать.

– Ну все-таки, можно, я с тобой?

Юэн посмотрел на Джулию, и та яростно замотала головой. Другой реакции он и не ждал, поэтому ее слова стали громом среди ясного неба.

– Забери его, я тебя умоляю!

Ложка в руке Юэна замерла на полпути ко рту.

– Ты не представляешь, как он меня достал! Если ему так хочется пошляться по темным туннелям – пусть идет.

Майкл завизжал и стал подпрыгивать на заднице, расплескивая суп на пол.

– Сиди тихо! – прокричала мать.

После ужина Майкл и Гвен вымыли посуду и сложили в помятую сушилку. Юэн сидел на ковре, удобно устроившись на подушках, и слушал отголоски жизни на станции. Когда возня с посудой закончилась, дети подсели к нему поиграть в карты, а Джулия куда-то засобиралась. Выходя, она виновато посмотрела на мужа.

– Я обещала зайти к Кэтрин…

Казалось, она сама не сильно верит своим словам, но Юэн, как и всегда, не стал задавать вопросов.

– Пока, дорогая, – сказал он, не поворачиваясь.

Гвен, нахмурившись, посмотрела на отца. Тот перевернул верхнюю карту в стопке и открыл туза. Прошло не меньше секунды, прежде чем Майкл заметил и, торжествующе завопив, прихлопнул его туза ладонью.

Юэн взъерошил мальчику волосы, на что тот радостно засмеялся, и Гвен тоже ответила ему улыбкой.

Вечер прошел расслабленно и спокойно. Когда карты надоели, Юэн прочитал им сказку из довоенной жизни. У них была книга о приключениях пяти детей и собаки, и, хотя она была уже читана-перечитана, многое в ней по-прежнему казалось Майклу и Гвен странным, и они часто перебивали отца вопросами. Правда, вопросы со временем менялись: они уже спрашивали не «что такое маяк?», а «зачем кораблям были нужны маяки?». Юэн, как мог, старательно объяснял, но все равно такие понятия, как «мороженое» или «загар», были безнадежно утрачены.

Джулия вернулась, когда дети уже спали, осторожно зашла в хижину и быстро легла на нижнюю койку двухэтажной кровати, прямо под той, на которой спала Гвен. Юэн лежал с закрытыми глазами и вспоминал те далекие дни, когда они с женой ютились на одной койке и не хотели расставаться. Все это осталось в прошлом. Тяжелый труд и жизнь без надежды сломали Джулию; это была уже совсем не та женщина, что спустилась вместе с Юэном в туннели.

Юэн не спрашивал, куда она ходит по ночам. Ему и правда не хотелось знать, изменяет ли она ему или бежит от своих забот в жизнь подруги. Семья была для него единственным лучом света в этом темном царстве; только ради улыбок детей и их благополучия он мотался по туннелям, доставляя на другие станции важные письма и посылки.

Сон подкрался, как бесшумный убийца, и Юэн догадался о его приходе лишь наутро, когда на станции забили старинные часы, давным-давно принесенные кем-то с поверхности.

Итак, наутро Юэн и Майкл стояли на северном конце станции, перед черным зевом туннеля, а вокруг них по-утреннему тихо и неторопливо ходили люди. Мальчик, беспокойно ерзая, вглядывался в чернильную темноту, пока отец обменивался шутками с начальником станции Джоном и принимал от него мешок с посылками и письмами.

Забросив мешок за плечо, Юэн посмотрел на Майкла и увидел, что тот сжал губы и побледнел.

– Там так темно… – Мальчик показал на туннель.

– Только до первой лампочки, – улыбнулся Юэн.

– Мне страшно, – неохотно признался Майкл; ему не хотелось пасовать перед отцом.

Юэн приобнял сына одной рукой.

– Не волнуйся, малыш, со мной ты не пропадешь.

– Потому что у тебя есть нож?

– Нет, потому что у меня есть голова.

– Ну пап! – возмущенно сказал мальчик. – Голова у всех есть!

– Не у всех, Майк, у многих она – только видимость. Голова – это главное наше оружие.

– Почему?

– Когда мы узнаем что-то новое или решаем задачку, у нас работает мозг, который находится где? В голове. Ножи только и умеют, что резать, а автоматы – стрелять. А если сначала пустить в ход голову, оружие может вообще не понадобиться.

Майкл задумчиво переваривал эти слова.

– Пойдем, – Юэн шагнул вперед, и сын взял его за руку.

– Вот бы солдаты пустили в ход головы! – сказал он, глядя на отца. – Ну, то есть, до войны.

– Войну устроили политики, Майк. Солдаты только выполняли приказы.

– Могли бы и не выполнять.

– Могли бы, но в то время закон запрещал не слушать правительство. С их личной совестью никто не считался, а тех, кто не слушался, могли расстрелять.

– Да ну? – изумился мальчик.

– Да, вот так.

– Пап… – робко сказал Майкл, когда они вошли в жерло туннеля.

– Да, Майк?

– А вдруг там чудовища?

– Я тебя не дам в обиду, не волнуйся. Я всегда буду рядом.

– Обещаешь?

Юэн присел и посмотрел сыну в глаза.

– Обещаю, Майк. Для этого и нужны папы – чтобы защищать свою семью.

У курьера в Метро было две обязанности: доставлять почту и смотреть за состоянием туннелей – следить, чтобы всякая пакость не пролезла, а также сообщать о поломках. Вообще-то, работа – скучнее не придумаешь. Юэн убил немало времени в кромешной тьме, меряя шагами расстояние от лампы до лампы, считая шпалы и прислушиваясь к звукам туннелей. С Майклом было во всех смыслах светлее: и не так уныло, и не так темно, потому что он все время просил включить фонарь, не думая о том, что посадит батарейки.

Дорога на Сент-Джордж была недолгой, всего две станции на пути – Бьюкенен-Стрит и Каукедденс. Но для Майкла это было невиданное приключение, ведь он никогда не покидал своего дома на Сент-Инок: порядок предписывал детям оставаться на своих станциях, под строгим надзором родителей. Конечно, в туннелях было гораздо спокойнее, чем наверху, но от беды никто не застрахован. Помимо прочих опасностей, они легко могли заблудиться в темноте и забрести в какой-нибудь заброшенный служебный туннель. Жители метро усвоили этот печальный урок в первые же годы подземной жизни.

Юэн шагал бесшумно: он давно привык ходить в темноте быстро и тихо. Зато Майклу каким-то образом удавалось грохотать, как небольшой армии дикарей-оборванцев. Он так громко топал и так часто падал, что у Юэна заболели уши.

– Ой! – в очередной раз крикнул мальчик, споткнувшись о шпалу. – Пап, ну давай включим фонарь!

Юэн нажал кнопку, и синий луч светодиодного фонаря осветил туннель и рельсы. В этом свете Майкл, растянувшийся на полотне, был похож на привидение. Юэн протянул ему руку и помог подняться.

– Старайся идти по шпалам. Если поймаешь ритм – будешь реже падать.

– Я и стараюсь! Просто у меня ноги короткие.

– Нормальные у тебя ноги.

– Я все время промахиваюсь и бьюсь этой… как ее… щекоткой.

– Щиколоткой, – поправил Юэн. – А ты считай их на ходу, это тебе поможет.

– Попробую.

Они пошли дальше, и Юэн не выключал фонарь, пока они не дошли до первой лампочки.

Этот участок пути всегда был самым спокойным, но теперь, когда рядом шел ребенок, Юэн дергался от каждого звука спереди и сзади. Обычно по пути встречались другие ходоки, но в этот день никто не попался. Одиночество неприятно давило на Юэна, умножая чувство ответственности за мальчика.

– Папа, а вон та лампа светится по-другому! – произнес Майкл.

– Это Бьюкенен-Стрит.

– Ого! Станция? – восторженно завопил мальчишка, который в жизни не видел никаких станций, кроме своей.

– Да.

– У нас есть для них письма?

– Да, есть одно письмо от Розмари.

– Можно, я сам вручу? – Майкл прыгнул от радости и упал. – Ой!

– Не прыгай, тогда и падать не будешь.

– Ладно, но можно, я?

– Валяй, – мужчина улыбнулся в темноте и на ощупь взъерошил сыну волосы.

– Почта! – крикнул Юэн, когда они подошли к станции.

– Заходи, Юэн.

Охранник свесил ноги с края платформы и следил за их приближением.

– Нас сегодня двое.

– Что, взял себе ученика?

– Помощника по особым поручениям.

Майкл выпятил грудь от собственной значимости и безуспешно попытался дойти до конца туннеля, ни разу не упав. Охранник не удержался от улыбки, увидев в свете станционных огней малыша, важно вышагивающего впереди отца.

– У нас письмо от Розмари для… – Майкл растерянно оглянулся на Юэна, но охранник ответил раньше.

– …для Вернона. Они переписываются раз в месяц. – Он сложил ладони рупором и проорал на всю станцию: – Верн!

Затем он помог Майклу подняться на свободный край платформы между путями и рядом деревянных лачуг. Тем временем из одной лачуги вышел седой человек в синем комбинезоне и направился к ним.

Майкл помчался ему навстречу с письмом, написанным на обрывке коричневой бумаги, оторванном от картонки. Панический страх за сына на секунду уколол Юэна, но он прогнал его прочь. Бьюкенен-Стрит была хорошей станцией, и с людьми, жившими тут, ему было так же уютно, как дома.

– Вам письмо, сэр! – восторженно завопил Майкл.

Благодаря курьерам метро оставалось одним большим сообществом, а не горсткой разрозненных станций. Это была очень уважаемая профессия, хотя и опасная. Курьеров тренировали как солдат и старателей, рыскающих по руинам на поверхности.

– Спасибо, молодой человек, – важно поблагодарил мальчика Вернон, принимая письмо, и подмигнул Юэну. – Весь в отца!

– Надеюсь, – Юэн улыбнулся Вернону в ответ и повел Майкла на другой конец платформы, где горел огонь в большой железной печи, от которой под самый потолок тянулся залатанный дымоход. Три женщины жарили на плите яичницу с грибами, а четвертая склонилась над кастрюлей с грибным чаем, источавшей едкий аромат.

– Ну что, заморим червячка? – предложил Юэн сыну.

– Да!

Курьеров всюду принимали гостеприимно. Испытав это на себе, Майкл впервые понял, что его мир не ограничивается одной станцией.

Яичница и грибы жарились на сале, которое использовалось снова и снова, пока не становилось прогорклым. Но даже тогда оно давало еде приятный привкус, и его аромат казался божественным после туннелей, пропахших сыростью и плесенью. Отец и сын ели, опершись спинами о стену, отполированную за долгие годы сотнями других спин, потом передали пустые тарелки и кружки одной из женщин и снова отправились в темноту.

На этот раз Майкл шел тихо, и после первой лампочки Юэн не удержался и спросил:

– Ты чего затих?

– Ага.

– Я спрашиваю, почему?

– А… Просто стараюсь не упасть и смотрю на тебя.

– Ну смотри…

Они прошли еще немного, и тишину нарушали только прыгающие шаги Майкла. Юэн по привычке ступал, не издавая ни звука, как вдруг его посетила неожиданная мысль.

– А как ты видишь меня в темноте?

– Вообще-то, никак, – ответил мальчик очень серьезно. – Но если я вот так поверну голову и посмотрю краешком глаза, то вижу твой… этот… Твою тень в темноте.

– Силуэт.

– Да!

– Это называется боковое зрение.

– Бочковое зрение, – прилежно повторил Майкл, запоминая.

– Бо-ко-во-е!

– Бо-ко-во-е… Боковое?

– Да.

На Каукедденс было темно. Эта станция всегда чем-то напрягала Юэна, и ему совсем не улыбалось обнаружить ее в темноте, когда рядом с ним шагал его маленький сын. Почтальоны миновали последнюю туннельную лампочку перед станцией, и Юэн задумчиво снял с плеча автомат, взяв его наизготовку.

– Пап? – Голос мальчика неуверенно дрогнул.

– Тихо! Встань сзади. Тут что-то не так.

Майкл зашел за спину Юэну и взялся за полу его плаща, чтобы случайно не потерять отца в темноте. Юэн медленно пошел вперед, пытаясь различить хоть какие-то звуки, кроме шума, производимого мальчиком. Сердце колотилось, как бешеное, от тревоги за сына.

– Все в порядке, Майкл, не бойся, – прошептал он.

– Я знаю, пап. Ты же рядом.

От этих слов Юэн чуть не споткнулся, но тут же опомнился и снова вперил взгляд во мрак впереди. Темень была непроглядной и давящей; мальчику вдруг захотелось домой.

Юэн резко остановился, и Майкл по инерции уткнулся ему в спину.

Со стороны платформы слышался странный свистящий шепот, такой тихий, что слов не разобрать. Майкл придвинулся как можно ближе к отцу, а Юэн присел на одно колено, прижал к стволу автомата фонарь, но не включил его, а направил в черноту туннеля перед собой. Так они и ждали, а шепот впереди продолжался, наводя дурманящий морок, как мантра гипнотизера. Он нарастал и усиливался, будто говорил уже не один голос, а много. И тут впереди промелькнула тень, а потом что-то с гулким звуком стукнулось о рельсы. Майкл закричал от ужаса.

Яркий, режущий луч пронзил темноту. Юэн сощурился, пытаясь разглядеть хоть что-то за слепящим светом, а Майкл, зажмурив глаза и поскуливая от страха, вытащил из кармана перочинный нож и размахивал им в сторону невидимого врага.

– Курьер? – раздался сиплый, напряженный голос.

– Он самый. – Голос Юэна был ничуть не лучше, и он откашлялся, чтобы прочистить горло. – Это я, Юэн.

С той стороны помолчали, и свистящий шепот раздался снова. Юэн понял, что это часовой шепчется с кем-то на платформе.

– Кто там с тобой?

– Мой сын.

– Не маловат он шататься по туннелям?

Юэн не двигался с места и по-прежнему стоял на одном колене, направив ствол автомата на свет.

– В нашем деле надо начинать сызмала. – Тут Юэн приврал, но ничего лучше с ходу придумать не смог.

– Положите-ка оружие, братцы.

– Сначала сами покажитесь, – ответил Юэн, не пошевелившись.

– И то верно. Сейчас, погодь.

Луч прожектора поднялся вверх, осветив дугой потолок туннеля и четырех людей, стоящих под ним. Юэн узнал их лица и немного расслабился.

И все-таки что-то здесь было не так.

– Чего в темноте сидите?

Четверо со станции вдруг стушевались, и их понурый вид сразу напомнил Юэну, за что он так не любил эту станцию: местные жители были ленивы, затягивали любую работу и, тем самым, наживали себе массу проблем.

– Да кабель от генератора вчера перегорел…

– Я же, кажется, в том месяце принес вам новый, – невозмутимо напомнил Юэн.

Люди со станции переглянулись: видимо, никому не хотелось отвечать.

– Ну да… – протянул первый часовой.

– И что, он уже тоже накрылся? – удивленно спросил Юэн и медленно поднялся, но автомат не опустил.

– Да нет, все в порядке. Ребята уже чинят.

Теперь Юэну все стало ясно: обычное разгильдяйство снова завело обитателей Каукедденс в беду. Краем глаза он заметил, как сбоку что-то блеснуло, и повернулся к Майклу, который все еще сжимал ножик. Его охватила гордость за сына.

– Молодец, Майкл! Убери нож.

Мальчик сложил лезвие и убрал руку в карман, но и там не расставался с ножом, а держал его в кулаке, на всякий случай.

– Сегодня просто проходим мимо, – сказал Юэн часовым.

– А, ну ладно…

Они слегка расстроились: так всегда бывало, когда Юэн никому не оставлял писем. Все подземные жители изголодались по новостям с других станций, и малейшее известие пожиралось с жадностью и обсасывалось до косточек.

– За станцией-то свет есть? – спросил Юэн.

– Да, это только у нас темнота.

– И на том спасибо! – Юэн двинулся по рельсам вперед. Теперь, когда напряжение спало и они вышли на станцию, Майкл смог, наконец, приглядеться к часовым и к платформе. Грязные, неумытые люди в старой и изношенной одежде – никакого сравнения с жителями Сент-Инока. Их усталые глаза горели от голода, и от этих взглядов Майклу стало очень неуютно. Он заметил, что на платформе не было деревянных хижин, как у них или на Бьюкенен-Стрит. Вместо них торчали лишь навесы из грязных тряпок и прохудившиеся палатки. Детей он не видел, хотя где-то далеко слышался тонкий плач. В некоторых палатках горели свечи и обстановка была, как у него дома, вот только никакого уюта она почему-то не внушала.

У противоположного конца платформы они миновали еще троих часовых, которые молча проводили почтальонов взглядами, и дальше снова начался туннель. К своему удивлению, Майкл был рад вернуться в затхлую и тесную темноту.

– А у нас дома свет никогда не гаснет. Правда, пап? – голос Майкла звенел слишком громко, и Юэн обернулся проверить, насколько далеко они отошли от станции.

– Гаснет, малыш, когда мы чиним проводку.

– Я ни разу не видел, – упрямо произнес Майкл.

Мальчик был уверен, что, если он чего-то не видел, того и не существует.

– Мы это делаем, когда все спят, чтобы никому не мешать.

– О, вот это мудро!

– Обычная логика, Майк.

– А почему на той станции так не делают?

Юэн остановился и задумался, подбирая слова.

– Люди не всегда делают то, что лучше для них.

– Это как? – озадачился Майкл.

Юэн хотел привести пример, который сам слышал от отца, но вдруг понял, что ни у Майкла, ни у других детей подземки никогда в жизни не было шанса объесться конфетами.

– Ну вот представь: тебе давно пора спать, а ты не ложишься. Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно! – улыбнулся мальчик.

– Так, а потом, когда мама тебя разбудит?

– Ну, плохо, хочется еще поспать.

– А теперь представь, что так поступает целая станция.

– Не ложатся вовремя?

– Не делают то, что нужно: не высыпаются, как следует, не запасают еды для всех, не меняют испорченный кабель, пока он не перегорит.

– Это не очень умно, правда?

– Да, малыш, совсем не умно…

Сент-Джордж-Кросс была заселена с соседних станций в первые годы после войны, но не имела своего выхода на поверхность: прямо над ней обрушилось здание, перекрыв все пути туда и обратно. Однако освещение здесь было отлажено лучше, чем на других станциях; по сравнению с ними, Сент-Джордж-Кросс просто купалась в свете. Часовой на подходе издалека заметил Юэна и Майкла и радостно их поприветствовал:

– Здорово, Юэн!

– Привет, мужики!

Напряжение в один миг покинуло Юэна, как будто гора упала с плеч.

– Твой сынишка? – спросил часовой.

– Да, его зовут Майкл.

– Привет, Майкл! Добро пожаловать на нашу станцию!

Часовой говорил ласково и приветливо, и Майкл удивился тому, какими разными могут быть люди, живущие по соседству.

– Проходите, скоро будем обедать.

Они вышли на платформу, по которой деловито сновали местные. На том конце небольшая группа детей обучалась боевым искусствам. Инструкторша ходила среди них и поправляла им технику. Заметив Юэна, она помахала ему как старому знакомому и снова занялась детьми.

Общая кухня располагалась в бывшей подсобке. Стену, которая когда-то отделяла ее от платформы, давно разобрали. У одной стены стояли большая железная печь, открытый очаг, ряды столов и шкафы. В углу гудела морозилка – диковинная вещь, во всем Метро их было две или три.

– Как здесь хорошо! – сказал Майкл, озираясь вокруг.

– Да, мне тоже нравится.

– У нас есть для них письма?

– А как же. И письма, и посылки.

– Больше, чем для остальных станций?

– Им всегда пишут больше, – объяснил Юэн. – Тут делают виски.

С тех пор как Юэн стал отцом, он почти не пил спиртного, но Майкл знал, что мать прячет бутылку под кроватью. Иногда она к ней прикладывалась, и мальчику совсем не нравилось, как от нее пахло после этого и как она себя вела.

– И что, много покупают? – спросил он.

– Много. Так много, что они даже небольшой поезд себе завели.

– Я его видел! Он проезжал мимо нашей станции! – восторженно закричал мальчишка, но его внимание тут же переключилось на кухню, где мужчина и женщина, стоящие у плиты, раскладывали по тарелкам мясное рагу с грибами.

Юэн и Майкл взяли свои тарелки и сели за стол. Они ели, наблюдая за тем, как тренируются дети.

– Я тоже тут учился, – сказал Юэн.

Майкл знал это и кивнул.

Когда война нанесла последний удар, взаперти на Сент-Джордж-Кросс оказалась группа солдат в увольнительной. Их выдержка и авторитет помогли быстро восстановить порядок на станции. Именно они готовили дозорных, охранявших и обходивших туннели, курьеров и старателей, добывавших припасы в городе.

Со всех станций на Сент-Джордж-Кросс присылали подростков, чтобы их обучали военному мастерству в обмен на полезные товары. Первыми стали Юэн и несколько его ровесников, вскоре после заселения подземки, с тех пор так и повелось.

– Ты сюда тоже приедешь, лет через пять, – сказал Юэн сыну.