Текст книги "Планета обезьян. Война"

Смотря на эту картину, Цезарь хмурился и бросал на своего друга сердитые взгляды. Как бы там ни было, Морис всегда следовал зову своей совести, не важно, насколько это было неудобно или опасно, так что Цезарь прекрасно понимал, что спорить с орангутангом по этому вопросу было совершенно бесполезно. И еще он спрашивал себя, правильно ли поступил, позволив Морису и остальным идти за ним.

Морис встретил суровый взгляд Цезаря кивком, как будто успокаивая его, что с девочкой все будет в порядке.

Цезарь не был в этом уверен.

Их обмен взглядами был прерван ворчанием Луки. Посмотрев вперед, Цезарь увидел ряды грубо сработанных крестов, размещенных вдоль самой кромки прилива, там, где песчаный пляж переходил в заросший берег и мелколесье. Сделанные из кусков дерева, выброшенного морем на берег, связанные клейкой лентой или бечевкой, кресты были воткнуты в землю на вершинах свежих могильных холмов, и, кажется, стояли они здесь совсем недавно, потому что совсем не были похожи на заросшие останки устричной фермы.

Обследовав окрестности, обезьяны обнаружили, что находившаяся неподалеку небольшая кипарисовая роща тоже была заполнена рядами крестов, каждый из которых тоже стоял на небольшом холмике. Обезьяны смотрели на них, совершенно обескураженные этой зловещей картиной.

«Должно быть, здесь они хоронят своих мертвых», – показал жестами Морис.

Цезарь внимательно смотрел на кресты. Хотя этот символ ничего не значил для обезьян, он знал, что люди часто использовали кресты для того, чтобы отметить места захоронения. Проезжая по примитивному кладбищу, он заметил, что стволы многих кипарисов испещрены отверстиями от пуль. Присев на корточки, он, несмотря на меркнувший дневной свет, заметил множество латунных гильз от патронов, валявшихся на лесной подстилке. Прищурившись, он посмотрел на эту картину, и ему вспомнились пустые гильзы на полу его бывшего жилища; потом он заставил себя сосредоточиться на тайне, лежавшей под ногами.

– Кажется, здесь кого-то убивали, – сказал Цезарь.

Он пришел к выводу, что это не были массовые захоронения, оставшиеся несколько лет назад после пандемии гриппа. Насколько он понимал, единственными выжившими людьми были те, у которых образовался стойкий иммунитет к вирусу, поэтому никакой новой вспышки не могло быть. Судя по пулевым отверстиям и стреляным гильзам, людей здесь не только хоронили.

Людей здесь расстреливали.

Ворчание Луки привлекло их к другой находке. Совсем рядом с могилами, на небольшой расчищенной площадке, в пепле прогоревшего костра можно было заметить множество обгоревших человеческих вещей: закопченные солнечные очки, пряжки, медали, жетоны служебных собак.

«Они их вещи сжигали», – жестами показал Лука.

Было очевидно, что здесь совсем недавно происходило что-то ужасное, хотя причины этой резни оставались непонятными. Морис в замешательстве смотрел на кучу обугленных личных вещей.

«Почему они убивают своих собственных людей?» – с помощью жестов спросил орангутанг.

Цезарю самому хотелось это понять. Здесь была скрыта какая-то загадка, ответа на которую он еще не мог найти. Ему всегда нравились головоломки, даже когда он был совсем маленьким и жил в городе в доме Уилла, но сейчас он чувствовал, что в этой головоломке не хватало нескольких жизненно важных деталей. Цезарь нахмурился – ему не нравилось пребывать в неведении, когда дело касалось того, чтó люди замышляли против тебя.

«Как стыдно, что этот одинокий солдат заставил меня убить его».

Он все еще размышлял над непонятной загадкой, когда Лука позвал его с другого конца кладбища. Он пересек его и присоединился к Луке, который указал рукой вперед, где сквозь деревья можно было заметить вдалеке маленькие, как булавочная головка, мерцающие огоньки. Прищурившись, Цезарь разглядел бивачные огни и смутные силуэты солдатских палаток. Его глаза расширились.

– Человеческий полевой лагерь, – догадался Цезарь. – Мы нашли его.

Он оскалился в жестоком предвкушении, обнажив зубы и десны. Глухо зарычал.

– Теперь мне нужно найти Полковника…

9

В сумерках виднелось целое поле палаток цвета хаки. Скорчившись в кустах, Цезарь с безопасного расстояния смотрел на человеческий лагерь в бинокль, который они прихватили в разграбленной лачуге. Лука и Ракета лежали по бокам от Цезаря, рассматривавшего лагерь.

Сразу бросался в глаза символ АΩ, нарисованный на стене палатки. Вслед за символом Цезарь рассмотрел другие лозунги, написанные на стенах палаток в разных концах лагеря.

«ЗАБЫВШИЙ СВОЕ ПРОШЛОЕ ОБРЕЧЕН ПОВТОРИТЬ ЕГО».

«ЕДИНСТВЕННЫЙ ХОРОШИЙ КОНГ – МЕРТВЫЙ КОНГ».

«ПОМНИ ЗОЛОТЫЕ ВОРОТА».

От враждебных граффити кровь Цезаря похолодела. Он вспомнил женщину-солдата, участвовавшую в налете и убитую впоследствии Голубоглазым. Она тогда сказала, что она и ее товарищи были «началом и концом». Был в этих словах какой-то оттенок фанатизма, беспокоивший Цезаря, так же как и слова Рыжего о том, что люди-солдаты бесконечно преданы своему жестокому вожаку.

– Для них он больше, чем просто человек, – заявил предатель. – Он – всё.

Тем больше причин было для того, чтобы уничтожить Полковника.

Цезарь продолжал с помощью бинокля изучать лагерь, и на глаза ему попалась пара обезьян. Он проследил их до открытой площадки между палатками, где большие группы людей-солдат грелись у костров. В сумерках было трудно узнать этих обезьян, но Цезарь морщился от отвращения при виде того, как предатели-обезьяны прислуживают людям и наполняют их чашки. Он не знал, что было более отвратительным – то, что обезьяны были предателями, или то, что они прислуживали, подобно рабам.

Одна из обезьян повернулась в сторону Цезаря, и он узнал знакомые черты Рыжего. «Я знал, – подумал Цезарь, – что он снова сбежит к Полковнику».

Затем в круг света от костра попала другая обезьяна. На лице Цезаря отвращение сменилось яростью. Он опустил бинокль, не в силах смотреть на разворачивавшуюся перед ним сцену.

Лука заметил, как изменилось выражение лица Цезаря.

«Ты нашел Полковника?» – спросил он жестами.

Цезарь не был уверен, что сможет заговорить. Он просто протянул бинокль Луке, который поднял его к глазам. Цезарь знал, что он увидел – белоснежный мех редкой гориллы-альбиноса, которую они оба прекрасно знали.

– Снежок, – проворчал он.

* * *

Солнце село, Рыжий устал и был голоден. Он много вынес за последние несколько дней, до и после его побега из лагеря Цезаря, и ему хотелось только одного – отдохнуть.

Но сначала надо было накормить людей-солдат.

Он и Снежок ходили между людьми, неся в руках ведра с тушеным мясом бурундука, которое они черпаками накладывали нетерпеливым солдатам, сидевшим вокруг костров. Снежок, которому все было внове, был явно испуган и робел; Рыжий догадался, что белая горилла никогда в жизни не находилась вблизи такого количества вооруженных людей.

«Лучше бы ему к этому привыкнуть, – думал Рыжий, – если жить хочет».

– Эй, макака, – прорычал один из солдат на Снежка. – Сюда иди.

Рыжий беспокойно наблюдал за сценой. Все солдаты были на взводе после больших потерь в бою с Цезарем и его обезьянами, а этот солдат, Бойл, вообще всегда был какой-то неуравновешенный, даже в самое спокойное время. Бледнокожий человек с короткими соломенными волосами и постоянно злыми глазами, Бойл был похож на дефектную гранату – никогда нельзя было понять, что он выкинет в следующий раз.

Снежок сжался, взволнованный враждебным тоном Бойла. Рыжий подскакал вприпрыжку, чтобы вмешаться, надеясь предотвратить беду.

– Хорошо, хорошо, – сказал Рыжий, пытаясь утихомирить Бойла. – Он сейчас подойдет…

Рыжий кивнул Снежку, чтобы тот поторопился. Горилла нервно приблизился, и Бойл протянул ему грязную металлическую миску. Снежок взял миску и быстро ее наполнил… слишком быстро. Солидная порция тепловатой жижи выплеснулась на ботинок солдату.

– Эй! Эй! – Бойл вскочил на ноги, ярость исказила его безобразное человеческое лицо. – Ах ты тупая…

Он выбил ведро из руки Снежка, и тушеное мясо разлетелось во все стороны. Повинуясь инстинкту, самец гориллы оскалился на человека, который выхватил пистолет и направил его прямо в лицо обезьяны. Снежок в страхе замер, осознав, что он переступил черту.

«Глупая горилла, – пятясь, подумал Рыжий. Он не собирался рисковать своей жизнью, спасая Снежка. – Я старался научить его…»

– Хватит тебе, Бойл, – запротестовал чей-то человеческий голос.

Пастор встал с бревна, пытаясь успокоить Бойла. Рыжий знал, что Пастор был не такой задира, как многие другие люди. Рыжий еще не понял, был ли этот желторотый юнец другом обезьян или просто слабаком. Еще он вспомнил, что Пастор был одним из тех, кому Цезарь даровал жизнь.

– Заткнись, Пастор! – рявкнул в ответ Бойл. – Что, макак любишь? Я думаю, что ты такой добренький оттого, что та обезьяна тебя отпустила.

Некоторые из сидевших у костра солдат засмеялись. Пастор отступил, его щеки вспыхнули от ярости и унижения. Рыжий понял, что этого человека унизили перед его племенем, похоже было на подчинение шимпанзе доминантному самцу.

Бойл все еще держал пистолет перед лицом Снежка.

– Принеси мне новую миску, – проворчал он горилле.

Снежок вопросительно посмотрел на Рыжего, который знаками показал ему, что следует выполнить приказ солдата. То, что Бойл еще не послал пулю в мозги Снежка, было добрым знаком.

Возможно, горилла переживет эту ночь.

* * *

Рядом с одной из самых больших походных палаток была устроена полевая кухня. Повара ушли, приготовив тушеное мясо, так что некому было помочь Снежку, шарившему по столам в поисках чистой миски, чтобы заменить ту, которая упала в грязь. Его сердце все еще бешено колотилось после близкого знакомства со смертью в руке рассерженного человека. Уже не в первый раз он спрашивал себя, не сделал ли ужасную ошибку, сдавшись людям.

Возможно, было еще не поздно сбежать в лес и зажить самостоятельной жизнью?

Найдя наконец чистую тарелку, он встал в полутемном шатре, пытаясь то ли набраться мужества и удрать, то ли вернуться к кострам и людям. Грязное зеркало над раковиной отразило его фигуру, и он тупо уставился на свое отражение, едва узнавая себя. Два восхода солнца тому назад он был уважаемым членом обезьяньей гвардии, ему доверяли Лука и сам Цезарь. А сейчас он был предателем и рабом, которого едва не убили за то, что он пролил немного супа.

«Как я дошел до такого? – подумал он. – Кем я стал?»

Он больше не мог вернуться в крепость, он прекрасно это понимал. Даже если бы он не сказал Полковнику, где она была расположена, Цезарь и другие обезьяны все равно никогда бы не простили ему этого предательства. Он мог или остаться с людьми и надеяться, что Рыжий поможет ему выжить, или рискнуть дезертировать из лагеря, став для обеих сторон отверженным и предателем.

Ни одна из этих возможностей не сулила ничего хорошего в будущем.

Не в состоянии больше смотреть на себя, он стал отворачиваться от зеркала как раз в тот самый момент, когда в нем появилось еще одно лицо.

Резко обернувшись, он увидел стоявшего у него за спиной Цезаря, пристально смотревшего на него холодными беспощадными глазами. Его ледяной взгляд был страшнее, чем множество осуждающих слов или рычаний, которые он мог бы произнести.

«Нет, – суматошно подумал Снежок. – Ты не можешь быть здесь!»

Запаниковав, он кинулся к выходу, но дорогу ему преградил Лука. Громадная обезьяна с седой спиной мрачно глядела на Снежка, и этот взгляд пощады не обещал. Снежок крутанулся в противоположную сторону, но там его ждал Ракета.

Он был окружен.

Снежок снова отступил к раковине, и Цезарь медленно стал подходить к нему.

– Где Полковник? – грозно спросил он.

Хотя молодой самец гориллы был крупнее и сильнее Цезаря, он сник под угрожающим взглядом шимпанзе. Он сглотнул слюну и заговорил:

– Он уехал.

Цезарь скептически посмотрел на него, подошел ближе.

– Уехал?

Затравленно оглянувшись, Снежок заметил, что остальные обезьяны тоже стали приближаться к нему. Его надежды рухнули, когда он попытался убедить Цезаря, что говорит правду.

«Этим утром, – жестами подтвердил он. – Взял с собой много солдат».

Лука и Ракета обменялись обеспокоенными взглядами, явно взволнованные плохими новостями, но Цезарь продолжал пристально смотреть наполненными ненавистью глазами на трясущегося Снежка, который решил задобрить Цезаря, выдав все, что услышал от людей.

«Люди идут сюда, – сказал он жестами, – с их базы на севере. Полковник со своими солдатами собирается встретить их у границы».

– Какой границы? – спросил Цезарь. – Почему?

«Я не знаю, – жестами ответил Снежок. – Но еще больше наших уходит, чтобы присоединиться к ним утром, – он вздрогнул, осознав, что только что назвал солдат Полковника «наши», таким образом включив себя в их ряды. – Рыжий думает, что они вернутся сюда… чтобы помочь до конца разделаться с обезьянами».

Цезарь остановился в полуметре от Снежка.

«Пожалуйста, – показал самец гориллы жестами, – я знаю, что предал тебя. Но разве ты сам не видишь? Мы никогда не победим их. Я просто пытался выжить. Рыжий сказал мне, что люди обещали оставить нас в живых, если мы будем помогать им».

Он вспомнил тот момент в траншее, когда Рыжий убедил его переметнуться к врагам, пока еще имелась такая возможность. Потрясенный видом десятков убитых и покалеченных обезьян, Снежок сделал выбор, о котором сейчас жалел всем сердцем.

«Прошу тебя, – показал он жестами. – Прости меня!»

Цезарь остался равнодушен к его мольбам. Его слова, слетевшие с губ, были наполнены едва скрываемой яростью.

– Мой сын… моя жена… они мертвы.

«Голубоглазый? – подумал Снежок. – Корнелия?»

Чувство вины смешалась со страхом в душе гориллы. Он знал, конечно же, что обезьяны умрут, когда рассказывал Полковнику, как найти крепость за водопадом, но имена и всплывшие в памяти лица погибших ранили сильнее, чем опасался Снежок. Теперь он понял, что Цезарь никогда не простит его.

Пронзительный смех солдат, проходивших мимо шатра, вселил в него последнюю отчаянную надежду спастись. Тени солдат виднелись сквозь сетку, закрывавшую окна палатки. Снежок открыл рот, чтобы позвать на помощь, но Цезарь закрыл ему пасть лапой, заглушая вопль. Другая его лапа с неожиданной силой железной хваткой взяла Снежка за горло. Он повалил изменника на землю, Лука и Ракета бросились ему на помощь, сдерживая сопротивлявшуюся гориллу. Один против троих – он ничего не смог сделать. Но он все равно продолжал сопротивляться, пытаясь высвободиться, позвать людей, пока не стало слишком поздно. Он знал, что от этого зависит его жизнь.

«Обезьяны не должны убивать обезьян», – так учил Цезарь.

Но Коба к ним не принадлежал…

* * *

Прижимая Снежка к земле и зажимая ему рот, чтобы не орал, Цезарь посмотрел в сторону людей-солдат, стоявших снаружи – на стене палатки виднелись темные силуэты. Он с тревогой заметил, что некоторые из этих теней повернулись к палатке, как будто привлеченные приглушенным шумом борьбы. Их резкий смех подозрительно затих.

«Тихо! – подумал Цезарь. – Больше ни звука!»

Он еще крепче сжал горло обезьяны, но тот не прекратил бешеного сопротивления. Хотя его держали три обезьяны старше его возрастом, белый самец гориллы изо всех сил старался вырваться и позвать на помощь. Его розовые глаза уставились на тени солдат, которые были его единственной надеждой. Цезарь изо всей силы сжал горло Снежка, все сильнее и сильнее сдавливая его, пока обезьяна не затихла. Цезарь, сдерживая дыхание, пристально наблюдал за тенями на стене, и через какое-то время у него вырвался вздох облегчения, когда солдаты, отвернувшись от затихшей палатки, продолжили свой путь. Он немного подождал, застыв над своим врагом, пока тени совсем не пропали из виду.

Он медленно выдохнул, за ним выдохнули Лука и Ракета. Друзья кивнули Цезарю, а потом мрачно уставились на неподвижное тело Снежка. Они выпустили из своих рук обезьяну-предателя, но он остался лежать где лежал и больше не боролся за свою жизнь. Цезарь снял свою руку со рта гориллы – тот не дышал. Налитые кровью глаза незряче смотрели на стену палатки.

Снежок погиб – от руки Цезаря.

Осознание этого поразило вожака обезьян, хотя он прекрасно понимал, что Снежок сам выбрал такую судьбу. Лука и Ракета опустили глаза, не в состоянии встретиться с ним взглядами, а Цезарь, выпустив из руки горло обезьяны, пытался понять, чтó он сделал. Даже Кобу вожак не убивал – он просто позволил своему врагу упасть. Цезарь никогда раньше не убивал обезьяну голыми руками.

До сегодняшнего дня.

10

В безопасном отдалении от людских палаток обезьяны мрачно сидели вокруг своего костра. Смерть Снежка огорчила его бывших друзей и наставников, отрешенно смотревших на огонь, и каждый, наверное, по-своему оценивал ужасную судьбу гориллы. Или так Цезарю казалось.

«Он это заслужил», – наконец показал жестами Ракета.

Морис кивнул, но его мрачное выражение лица опровергало это заявление. Орангутанг не принимал участия в том, что случилось в лагере, он остался, чтобы присмотреть за лошадьми и человеческой девочкой, но кончина Снежка повлияла и на него. Морис учил законам Цезаря целые поколения обезьяньих детей. Снежок тоже был его учеником.

– Это война, – сказал Лука, как будто пытаясь убедить самого себя. Снежок был протеже старой обезьяны, перед тем как отвернулся от себе подобных. Теперь Лука должен был смириться и со смертью Снежка, и с его предательством.

Цезарь, погруженный в свои мысли, не сказал ничего. Он задумчиво отхлебывал из фляги, сделанной из выдолбленной бутылочной тыквы, пока не заметил, что рядом с ним сидела девочка. Она пристально смотрела на него своими безмятежными голубыми глазами. «Ее одну, – подумал Цезарь, – не коснулись жуткие события этой ночи».

Он внимательно посмотрел на девочку, моментально проникнувшись к ней благодарностью за то, что она отвлекла его от тяжелых мыслей, и протянул ей фляжку, к которой она жадно припала; холодная вода потекла по ее подбородку. Ему стало интересно, что за история приключилась с ней, а затем он краем глаза заметил нечто, от чего все мысли о девочке вылетели у него из головы. Его глаза расширились от удивления, когда он заметил, что у костра сидела какая-то темная фигура, прямо напротив него.

Вглядевшись сквозь пламя, Цезарь увидел незнакомую обезьяну, сидевшую на корточках на противоположной стороне костра. Морис и остальные, кажется, ее не замечали. Вздымавшиеся вверх искры и дым танцевали между Цезарем и вновь пришедшим, чья голова была зловеще опущена. Встревоженный и сбитый с толку, Цезарь внимательно смотрел на безымянную обезьяну, которая медленно подняла голову – показалось знакомое лицо и только один глаз. Коба ухмыльнулся Цезарю сквозь струившийся вверх горячий воздух, разделявший их. Из могилы донесся хриплый голос.

– Обезьян… нельзя убивать обезьян.

Вздрогнув, Цезарь проснулся и увидел, что он лежит на земле рядом с прогоревшим костром, а утреннее солнце пробивается сквозь вершины деревьев. Сбитый с толку, он приподнял голову и увидел стоявшего над ним Мориса.

«Люди, – знаками сообщил орангутанг. – Они вышли из лагеря».

Эта новость помогла развеять затянувшееся эхо ночного кошмара в сознании Цезаря. Поднявшись на ноги, он заметил в нескольких метрах Луку и Ракету, которые, скрывшись за деревом, наблюдали за человеческим лагерем. Слышался гулкий грохот от двигавшихся людей и лошадей. Цезарь вспомнил Снежка, который сказал, что утром солдаты пойдут на север, чтобы встретиться с Полковником, а потом соединиться с другим большим отрядом, двигавшимся им навстречу. По всей видимости, он говорил правду.

«Прежде чем я убил его», – подумал Цезарь.

Теперь стало ясно, чтó нужно было делать. Если солдаты шли на встречу с Полковником, то он пойдет вслед за ними. Снежок, может, и заплатил за свое предательство, но Полковник все еще был жив. Они будут идти вслед за солдатами столько, сколько нужно.

Хоть на край света, если потребуется.

Обезьяны, сохраняя приличную дистанцию, поехали вслед за войском Полковника. Небольшая армия конных людей-солдат направилась на восток, оставляя у себя в тылу берег океана и двигаясь к поросшим лесом равнинам и лежавшим за ними каньонам. Туман помогал скрыться Цезарю и его товарищам, которые ехали вслед за отрядом по пересеченным заросшим равнинам и прибрежным болотам. По пути им постоянно встречались реликвии погибшей человеческой цивилизации, вроде громадного стального каркаса пассажирского реактивного лайнера, самым неуместным образом лежавшего посреди поля, заросшего высокой травой и полевыми цветами. Проехав дальше, обезьяны миновали длинный отрезок пустынного шоссе, забитого ржавеющими каркасами брошенных машин, грузовиков и прицепов. Сквозь потрескавшийся асфальт пробивалась трава. По пути частенько встречались рухнувшие крыши и шпили давно забытых призрачных городов, так что временами Цезарю казалось, будто они были странниками в какой-то бесконечной похоронной процессии, проходившей мимо разрушенных памятников ушедшего мира, который умер, захлебнувшись своей собственной кровью.

«Это все из-за вируса, – подумал он. – Того самого вируса, который возвысил обезьян».

Стоило ли удивляться тому, что многие люди винили обезьян в гибели человечества, даже несмотря на то, что вирус был создан человеком-ученым в человеческой лаборатории?

Очень скоро перед ними замаячили снежные вершины гор Сьерра-Невады. Покинув прерии и долины, они стали подниматься к зазубренным скалам, туда, где климат был более холодным и снежным и менее гостеприимным, пока наконец не обнаружили себя карабкающимися вверх по узкой тропинке. В лицо им ветер бросал густые белые хлопья, и нельзя было даже увидеть, куда они шли. Шерсть служила им естественной защитой от холода, так что они могли переносить морозные снежные зимы в сосновых лесах, но эта отвратительная погода была жестоким напоминанием о том, что обезьяны как вид сформировались в тропическом климате, а не в этой ледяной пустыне. Цезарь не носил одежды с тех пор, как много лет назад покинул людей, но сейчас он завидовал людям-солдатам, имевшим хоть какую-то зимнюю одежду. Только продолжая двигаться, он и другие обезьяны могли бороться с холодом. Сидя на спине лошади, он зябко ежился и дышал на пальцы, чтобы они не стыли.

«Если люди могут пересекать горы, то и мы сможем».

Его зеленые глаза щурились от холодного ветра, пытаясь отыскать заснеженную тропу впереди. Заботясь о других, он оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, как у них идут дела. Увидел сидевшего на лошади Мориса, закрывавшего своим мохнатым телом человеческую девочку. Немой ребенок прильнул к своему громадному защитнику в поисках тепла его тела. Снег запорошил рыжую шкуру орангутанга, преждевременно состарив его. Цезарь посмотрел за спину Мориса, надеясь увидеть Луку и Ракету. У лысеющего шимпанзе осталось слишком мало шерсти на теле. Цезарь надеялся, что Ракета тоже не слишком сильно страдал от холода.

Вдалеке раздался треск ружейного выстрела, эхом отдавшийся в окрестных скалах.

Лошади испуганно попятились. Одной рукой Цезарь натянул поводья, другой рукой подавая остальным сигнал остановиться. Обезьяны быстро спешились, укрывшись в высокой вечнозеленой траве на склоне холма. Морис еще крепче прижал к себе девочку, обняв ее громадными руками. Цезарь, выглянув из-за обледенелого дуба, пытался понять, что произошло.

Кто стрелял и в кого?

Сквозь завывания ветра донеслись звуки еще двух выстрелов. Обезьяны спрятались среди деревьев, взглядами спрашивая Цезаря, куда им идти. Он жестами приказал оставаться на своем месте. Насколько он мог судить, несмотря на разыгравшуюся снежную бурю, в них пока никто не стрелял. Осторожность говорила ему, что им нужно переждать, даже несмотря на то что задержка очень раздражала его.

Это никак не приближало его ни к Полковнику, ни к отмщению.

Цезарь не мог сказать, как долго они просидели в лесу. Метель почти стихла, слышать и видеть стало легче, но Цезарь больше не улавливал выстрелов. Обезьяны осторожно вылезли из укрытия и стали искать следы враждебных людей-солдат. Под их ногами хрустел свежевыпавший снег, но на этот шум никто не стрелял.

Кажется, то, что они услышали, закончилось.

Снова сев на своих лошадей, обезьяны поехали через горы. Цезарь внимательно осматривал окрестности, опасаясь попасть в засаду, но не заметил впереди ничего, кроме грубого деревянного креста, подобного тем, которые они уже видели, воткнутого в снег на обочине тропы. Сделанный из чего-то похожего на свежесрубленные ветви, крест выглядел совершенно новым, как будто был воздвигнут совсем недавно.

«Пока мы прятались в деревьях?»

Цезарь еще раз приказал остановиться; обезьяны слезли с лошадей и начали внимательно рассматривать находку. Лука осмотрелся и знаками спросил Цезаря: «Куда они пошли?»

Цезарь покачал головой – он не знал, что ответить.

Это была еще одна часть головоломки, но картинка все равно не складывалась. Подойдя к кресту, он сделал страшное открытие. Там, лицами вниз, лежали три трупа, уже почти скрытые снегом. Морис сунул девочку себе за спину, чтобы ребенок не увидел жестокую картину. Цезарь сел на корточки и стал стряхивать снег с трупов – показались безжизненные тела трех людей-солдат, все с уже знакомым символом АΩ где-нибудь на теле или на униформе. Им на головы были натянуты мешки, как казненным преступникам. Окровавленные пулевые отверстия на спинах говорили о том, как они умерли, хотя почему они умерли, все еще оставалось тайной.

«Три ружейных выстрела, – отметил Цезарь. – Три трупа».

Цезарь стянул один мешок и перевернул мертвое тело на спину. Это был труп женщины-солдата. Ее замерзшие глаза блестели как стекло. Под носом запеклась кровь.

Ракета стянул мешок с другого тела – это был долговязый молодой мужчина. Его глаза были закрыты, и под ноздрями тоже виднелась запекшаяся кровь. Ракета наклонился ближе, чтобы взглянуть на него, и глаза солдата внезапно открылись.

Человек, которого явно приняли за мертвого, охнул при виде обезьян, которые были также удивлены его внезапным воскрешением. Запаниковав, он пополз прочь, но Цезарь быстро отреагировал и схватил солдата за ногу, прежде чем тот смог уползти. Он не хотел отпускать солдата до тех пор, пока тот не даст ему ответов на кое-какие его вопросы.

– Почему… они стреляли в тебя?

Но человек просто смотрел на него испуганными глазами. И бестолково мигал, как будто не понимая, что говорил Цезарь. Его безумные глаза остановились на маленькой девочке, которая пристально смотрела на него из-за спины Мориса. Их взгляды встретились, но обмена информацией не произошло – они просто удивленно пялились друг на друга. Мужчина открыл рот, как будто собираясь заговорить, но изо рта вылетели только неразборчивые хрипы и ворчание.

Глаза Мориса расширились от удивления.

– Он тоже не может говорить?..

Цезарь попытался прояснить новую загадку. Повернулся за помощью к Ракете.

– Помоги мне его приподнять.

Шимпанзе наклонился над солдатом, но тот с непонятно откуда взявшейся силой, принимая во внимание пулю у него в спине, высвободил свою ногу из рук Цезаря и пополз по снегу в безуспешной попытке скрыться от обезьян. Его безумные глаза заметались из стороны в сторону в поисках спасения, когда Цезарь, стараясь не спугнуть его, осторожно пошел в его сторону.

Но все было бесполезно. Перекатившись на живот, человек встал на колени, потом вскочил на ноги и бросился в заснеженный лес. Цезарь сначала решил побежать за ним, но смысла в этом не было. Немой человек вряд ли мог ответить на его вопросы.

«Вопросов только прибавилось».

Обезьяны наблюдали, как человек исчезает в лесу, где он, вне всякого сомнения, рано или поздно умрет от полученной огнестрельной раны. Морис удивленно перевел взгляд с девочки на деревья, потом снова посмотрел на девочку.

– Что с ним случилось?

– Я не знаю, – признался Цезарь.

11

День застал всех четырех обезьян сидящими на вершинах деревьев, откуда они пытались рассмотреть ушедших солдат. Каждый, вскарабкавшись на дерево, внимательно выслеживал отряд. Со своего высокого наблюдательного пункта перед Цезарем открывался впечатляющий вид на громадную горную цепь, простиравшуюся на все стороны, но след солдат мог скрываться только в одном направлении.

«Куда они могли пойти?» – знаками спросил Морис.

– Снежок сказал, что они направлялись к границе, – сказал Цезарь.

«Да, – жестами ответил Лука, – но в какой это стороне?»

Цезарь и сам бы хотел это знать.

Далеко внизу на лошади Мориса сидела девочка. Здрав голову вверх, она внимательно наблюдала за обезьянами, сидевшими на своих насестах. Когда ей это надоедало, она смотрела вниз, на свою куклу, и начинала играть с ней, укачивая ее на своих крошечных руках.

Ни она, ни Цезарь не заметили фигуру беглеца, вышедшего из леса за спиной у девочки. Поношенная зеленая парка с отороченным мехом капюшоном скрывали его фигуру и лицо. Изношенные теплые башмаки не издали шума, когда неизвестный подкрался к привязанным лошадям и стал рыться в седельной сумке одной из них. Из его губ вырвалось облачко дыхания, когда он умудрился вытащить из мешка электрический фонарь, и он тут же неуклюже выронил его из рук в снег под ногами.

Он замер, потом оглянулся вокруг, чтобы проверить, не услышал ли кто-нибудь звук от падения, но девочка, сидевшая на другой лошади, была занята своей куклой и не видела чужака.

Обнаглев, он сунул руку глубже в мешок и был вознагражден, найдя дробовик. Он схватил его за ствол, но резкое движение обеспокоило лошадь, и она громко фыркнула в знак протеста, насторожив Цезаря, который, посмотрев вниз, заметил незнакомца, копавшегося в вещах обезьян.

«Кто это?»

Цезарь гукнул, чтобы привлечь внимание остальных, и Лука, заметив незваного гостя, издал чудовищный рев. Пораженная, девочка наконец оторвала взгляд от куклы, а странная фигура, поняв, что его обнаружили, вскочил на спину удивленной лошади и галопом помчался прочь вместе с принадлежавшими им вещами.

«За ним», – жестами позвал Цезарь, но его товарищей не нужно было подгонять. Обезьяны, перепрыгивая с ветки на ветку, спустились с деревьев и вскочили на своих лошадей, причем Ракета вынужден был делить лошадь с Лукой. Не тратя зря времени, они бросились в погоню за незнакомцем в зеленой парке, который свернул с проходящей среди заснеженного леса тропы. Из-под копыт его коня вздымались облака снежной пыли.

«Нет, – подумал Цезарь, – так легко ты не уйдешь».

Цезарь со своим небольшим отрядом преследовал незнакомца, петляя в зарослях вечнозеленых кустарников и перепрыгивая через буераки и стволы деревьев, стараясь не упустить ускользающую добычу, которая то появлялась, то снова исчезала из вида. Цезарь понимал, что, если они на минуту или больше выпустят из вида Зеленую Куртку, как он стал называть про себя безымянного вора, больше никогда не смогут его найти. В горах Сьерра-Невады найдется много уголков, где можно спрятаться.