Текст книги "Страхи академии"

Глава 9

– Всему свое время! – Вольтер ругался с ученой дамой. Она висела перед ним, словно ожившая картина, написанная маслом. Он сам выбрал такой образ, поскольку находил его наиболее убедительным.

– Я не стану закрывать на все это глаза, – деловитым тоном заявила ученая дама.

– Как можете вы остановить меня против моей воли?

– Меня и Марка осаждают репортеры – представители средств массовой информации. Я и подумать не могла, что Великое Обсуждение станет для прессы событием недели. И все они желают взять интервью у вас с Жанной.

Вольтер поправил ленту абрикосового цвета, завязанную в бант на его шее.

– Я отказываюсь выступать перед ними без своего напудренного парика!

– Мы вообще не станем показывать им ни тебя, ни Жанну. Все, что им надо, они могут узнать и у Марка. Марку нравится быть в центре внимания, и у него неплохо получается давать интервью. Кроме того, Марк считает, что, если он будет чаще появляться на публике, это будет способствовать его служебной карьере.

– Я полагаю, что прежде чем принимать такое важное решение, ему надо было посоветоваться со мной…

– Послушай, я подключилась сразу же, как только мне позвонил мой мехсек – механический секретарь. Я запущу тебя на замедленной скорости, чтобы привести в порядок твою интегрированную матрицу. Ты вообще должен быть мне благодарен за то, что я дала тебе внутреннее время…

– Время для раздумий? – фыркнул Вольтер.

– Можно сказать и так.

– Не представляю, с какой такой стати за мои раздумья я должен быть кому-то благодарен? – Вольтер расположился в своих роскошно убранных апартаментах при дворе Фридриха Великого – играл в шахматы с монахом, которому специально платил за то, чтобы тот ему проигрывал.

– Это стоит немалых денег. И анализ затрат и пользы показывает, что было бы гораздо выгоднее работать над вами обоими одновременно, вместе.

– И что, никакого уединения? Нет, это просто невозможно – поддерживать разумную беседу с женщиной!

Для усиления сценического эффекта Вольтер развернулся к ней спиной. Он был очень неплохим актером – это признавали все, кто видел, как Вольтер исполнял роли в собственных пьесах при дворе Фридриха Великого. Он умел подмечать удачные сцены, видел заложенный в них драматический потенциал. А эти создания были так бледны и невыразительны, они совсем не привыкли к бурным всплескам ярких эмоций, искусно сыгранных хорошим актером.

Голос ученой дамы потеплел:

– Избавься от него, и я полностью тебя модернизирую.

Вольтер повернулся и поднял вверх тонкий и длинный указательный палец, обращаясь к добродушному монаху – единственному человеку в сутане, присутствие которого мог выносить. Повинуясь его жесту, монах тихо встал и выскользнул из комнаты, аккуратно прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь.

Вольтер отпил глоток прекрасного шерри, какой подают при дворе короля Фридриха, и прочистил горло.

– Я требую, чтобы вы убрали из памяти Девы воспоминания о ее последнем тяжком испытании. Это крайне затрудняет наше общение, точно так же как епископы и косные официальные власти затрудняют публикацию умных литературных произведений. И, кроме того… – Вольтер запнулся, словно ему было неловко проявлять чувства более мягкие, чем раздражение. – Она страдает. Я не в состоянии это вынести.

– Я не думаю…

– И еще, раз уж мы об этом заговорили… Уничтожьте в моей памяти воспоминания о тех одиннадцати месяцах, которые я провел в Бастилии. И еще мое поспешное бегство из Парижа – собственно, даже не само бегство, ведь практически вся моя жизнь прошла в скитаниях, в изгнании… Нет. Уберите только причины бегства, а следствие оставьте как есть.

– Ну, я не знаю…

Вольтер стукнул кулаком по крышке богато украшенного резьбой и инкрустацией маленького дубового столика.

– Если вы не избавите меня от кошмаров прошлого, я не смогу свободно работать!

– Простая логика…

– С каких это пор логика сделалась простой? Я не могу «просто» сочинить философское произведение – как абсурдно, что таких, как Официант-213-ADM, лишают гражданских прав только на том основании, что у них, дескать, нет души. Этот Официант – удивительный парнишка, вы не находите? Что и говорить, он смышленее доброй дюжины святых отцов, с которыми я был знаком! Разве он не умеет разговаривать? Отзываться на чувства? Желать чего-то? Он до безумия влюблен в золотоволосую девушку-буфетчицу. Так разве он не должен иметь точно такое же право на счастье, как вы или я? Если у него нет души – то и у вас ее тоже нет. Есть ли у вас душа – можно понять только по вашему поведению. А из поведения Официанта явственно следует именно это: душа у него есть!

– Я вынуждена с вами согласиться, – призналась ученая дама. – Однако что касается поведенческих реакций Официанта-213-ADM, то это не более чем симулятор. Машины с развитым самосознанием уже много тысячелетий как вне закона.

– В чем я сильно сомневаюсь! – воскликнул Вольтер.

– И насколько это вызвано саркианским программированием?

– Ни на йоту! Права человека…

– …вряд ли следует распространять и на машины. Вольтер рассердился не на шутку.

– Я не смогу и не стану свободно высказывать свое мнение по столь щекотливым вопросам – до тех пор, пока вы не избавите меня от воспоминаний о тех страданиях, какие я перенес из-за того, что открыто выражал свое мнение!

– Но твое прошлое – это неотъемлемая часть твоей личности. Без всего того, что ты пережил, ты бы…

– Чушь! Полная чушь! А правда состоит в том, что на самом деле я не отваживался говорить, что думаю, – по очень и очень многим поводам. Возьмем хотя бы этого пуританина-жизнененавистника Паскаля, его взгляды о первородном грехе, чудесах и прочей подобной ерунде. Так вот, я не смог тогда решиться и не сказал, что я обо всем этом на самом деле думаю! Всегда – понимаете, всегда! – я вынужден был просчитывать, во что мне обойдется любое, даже малейшее покушение на светские условности и глупейшие обычаи.

Ученая дама очень мило прикусила губку.

– И все же у тебя здорово получалось, насколько мы теперь можем догадываться. Ты был очень знаменит. Мы не знаем твоей истории, не знаем даже, из какого ты мира. Но из твоих воспоминаний становится ясно…

– А Дева? Она пострадала гораздо больше, чем я. Она заплатила за свои убеждения наивысшую цену. Распятие на кресте ничуть не страшнее, чем то, что перенесла бедная девочка, которую привязали к позорному столбу и сожгли! И теперь только раскури перед нею добрую трубку – до чего я, к слову сказать, большой любитель, – и у нее уже глаза закатываются от ужаса.

– Но ведь это тоже основа ее личности.

– Разумные беседы невозможно вести в атмосфере угроз и устрашения. Если наше предназначение – быть справедливыми судьями, умоляю, избавьте нас от этих кошмаров, иначе мы не сможем открыто высказывать свои мысли и не сумеем вдохновить на это других. В противном случае эти дебаты будут подобны олимпийским соревнованиям по бегу, когда у бегунов к ногам привязаны свинцовые гири.

Ученая дама ответила не сразу.

– Я… Я постараюсь вам помочь. Правда, не уверена, что у меня что-нибудь получится.

Вольтер язвительно фыркнул:

– Я достаточно много знаю о ваших методах работы. И знаю, что исполнить мою просьбу вы можете без малейших затруднений.

– Ты прав, технически это совсем не трудно. Но дело в другом. С точки зрения этики я не вправе распоряжаться программой Девы по своему разумению, в угоду своей или твоей прихоти.

Вольтер вздернул подбородок.

– Я полагаю, мадам невысокого мнения о моей философии? А на самом деле…

– Вовсе нет! Я думаю о твоем мире! У тебя – замечательный, выдающийся ум, а если подумать, из каких глубин прошлого он явился, это вообще не вообразить как удивительно. Как бы мне хотелось, чтобы в Империи были люди, подобные тебе! Но твоя точка зрения, хоть она и логически обоснована, все же ограниченна – из-за того, о чем ты не знаешь, а потому не берешь в расчет.

– Это ты так о моей философии?! Она всеобъемлюща, универсальна!

– А я работаю на «Технокомпанию», и мои заказчики – Хранители, а их представитель – господин Бокер. И профессиональная этика велит мне предоставить им Деву такой, как они потребуют. И я не стану освобождать Деву от воспоминаний о пытках и казни – если только не уговорю их включить это в заказ. А Марку придется просить разрешения у компании и своих заказчиков, Скептиков, на то, чтобы уничтожить часть воспоминаний у тебя. Он с удовольствием возьмется за это, можешь мне поверить. Кроме того, его Скептики гораздо более сговорчивы, чем мои Хранители. Ведь так ты получишь преимущество…

– Совершенно с вами согласен, – неожиданно уступил Вольтер. – Избавить меня от страхов и комплексов, а Деву оставить такой, как есть, – это, конечно же, несправедливо и неэтично. Этого не одобрил бы ни Локк, ни Ньютон.

Ученая дама молчала довольно долго.

– Я поговорю со своим начальством и с господином Бокером, – наконец, сказала она. – Но на твоем месте я бы ожидала, затаив дыхание.

Вольтер криво усмехнулся и сказал:

– Мадам забывает, что у меня нет дыхания, которое я мог бы задержать…

Глава 10

Сверкание заставки на экране компьютера в кабинете Марка прекратилось сразу же, как только он вошел к себе. Это значило, что на вызов симов ответила Сибил – у себя в кабинете.

Марка обожгло подозрение. Они договорились не общаться со своими симами по отдельности, наедине, хотя каждый и дал другому соответствующий допуск. Дева никогда не вступала в контакт первой, по своей инициативе. А это означает, что вызов пришел от Вольтера.

Да как Сибил посмела загрузить программу без него! Марк пулей вылетел из кабинета, его раздирало желание немедленно выложить Сибил и Вольтеру все, что он думает об их тайной возне у него за спиной. Но в коридоре Марка со всех окружили телерепортеры с камерами и назойливые журналисты. На то, чтобы от них отделаться, ушло не менее четверти часа, и когда, спустя пятнадцать минут, Марк ворвался в кабинет Сибил, он, конечно же, застал там ту картину, какую и ожидал: Сибил премило болтала с Вольтером с глазу на глаз. Причем она не стала включать сима на весь экран, а уменьшила его до размеров обычного человека.

– Ты нарушила наш договор! – выкрикнул Марк. – Что ты тут делаешь? Пытаешься вскружить голову этому шизофренику, чтобы он ради твоих прелестей согласился проиграть спор?

Сибил включила паузу и спрятала лицо в ладони. Сим Вольтера замер. Сибил подняла голову, и Марк увидел, что глаза девушки наполнены слезами. Марк ощутил, как сжалось его сердце, как все внутри закипает от возмущения, но он быстро взял себя в руки и постарался не обращать внимания на мелочи. Никакого сомнения быть не может – она действительно целовалась с Вольтером, и как раз перед его приходом!

– Должен признаться, я и подумать не мог, что ты падешь так низко!

– Как низко? – Сибил стряхнула слезы с ресниц и выпятила вперед нижнюю челюсть. – Что с тобой стряслось? Ты же всегда был таким славным, веселым парнем.

– Что здесь происходит?! Она рассказала.

Марк вылетел из кабинета Сибил, прошагал обратно к себе и включил загрузку Вольтера. Программа еще не успела полностью активировать движение, еще не включился даже цвет, когда Марк, вне себя от злости, заорал:

– Мой ответ такой: нет! Нет! Нет!

– Я более чем уверен, что ты уже придумал множество замысловатых силлогизмов, способных меня убедить, – язвительно заметил Вольтер, когда его голографическое изображение получило возможность двигаться.

Марк не мог не признать, что проклятый сим умудряется обставлять внезапные исчезновения и появления в виртуальном пространстве с неслыханной ловкостью.

– А теперь слушай меня, – спокойным и ровным голосом сказал Марк. – Я хочу, чтобы Роза Франции явилась на дебаты одетой в свои доспехи. Кроме всего прочего, это напомнит ей о том, как она себя чувствовала перед инквизиторами. Она начнет что-то лепетать, нести всякую бессмыслицу – и вся планета увидит, насколько Вера уступает Разуму. Вольтер в возмущении топнул ногой.

– Merde alors! Мы не согласны! Я – ладно, черт со мной, но я настаиваю, чтобы вы убрали из памяти Девы воспоминания о последних часах жизни, чтобы свободу ее суждений не сдерживал – как это часто бывало со мной – страх перед возможным мучительным наказанием.

– Невозможно. Бокер желает получить чистую Веру – и он ее получит, всю целиком.

– Но это же нелепо! Кроме того, я требую, чтобы мне позволяли видеться с нею и с тем чудаковатым милашкой Официантом в кафе – сейчас и впредь. Я никогда не встречал созданий, подобных им, и они теперь – единственное общество, которое у меня есть.

«А как же я?» – подумал Марк. Он, конечно, постоянно держал сима на связи и работал над ним – потому, что этого требовали интересы фирмы, но костлявый склочный старик ему в самом деле чем-то нравился. Это был могучий ум, потрясающий воображение. Более того, это была сильная, яркая личность, которая сохранилась, даже пройдя сквозь самые тяжкие испытания. Вольтер жил в эпоху расцвета. Марку это импонировало, и он хотел бы стать Вольтеру другом. «А как же я?»

Однако вслух он сказал совсем другое:

– Мне кажется, тебе даже в голову не приходит, что проигравшего в этом споре ожидает незавидная участь – он обречен на забвение.

Вольтер не подал виду, что как-то задет.

– Кого-кого, а меня ты не обманешь, – сказал Марк. – Я-то прекрасно знаю, о чем ты мечтаешь, чего хочешь больше всего на свете, даже больше, чем интеллектуального бессмертия…

– В самом деле?

– Да, потому что бессмертие тебе и так обеспечено. Ты ведь восстановлен заново.

– Уверяю тебя, мое представление о жизни не исчерпывается набором цифровых комбинаций, из которых я сейчас состою.

Это заявление несколько обеспокоило Марка, но он постарался временно отогнать тревогу.

– Не забывай, я могу покопаться в твоем блоке памяти и прочесть любые твои воспоминания. Я как раз вспомнил, что однажды ты, будучи уже в зрелых летах, без всякого принуждения со стороны отца, по собственной свободной воле принял пасхальное причастие.

– Ах, но в самом конце я ведь отказался от причастия! Все, чего я хотел тогда, – чтобы меня оставили в покое и позволили тихо умереть.

– Позволь, я прочитаю отрывок из твоей знаменитой поэмы «Землетрясение в Лиссабоне»… Это, кстати, тоже взято из твоего блока памяти:

 
Что жизнь, коль за свершенные деянья
Не суждено в посмертье воздаянье,
И существо, в ком билась мысль живая,
Небытие за гробом ожидает.
 

Вольтер слегка смутился.

– Да, я это сказал – и хорошо сказал, заметь! Однако всякий, кто наслаждается жизнью, страстно стремится ее продлить – и это правда.

– Так вот, твой единственный шанс получить хоть какое-нибудь будущее – это победить в дебатах. Ты просишь лишить Деву воспоминаний о последних часах жизни, о пытках и сожжении заживо – но ведь это противоречит твоим собственным кровным интересам! А мы оба прекрасно знаем, как трепетно ты всегда к ним относился.

Вольтер рассердился. Марк следил за показателями эмоционального состояния сима, выведенными на боковой экранчик: колебания базисного состояния хорошо контролируются, но эмоциональная надстройка ужасно быстро разрастается. Оранжевый цилиндрик быстро-быстро пульсировал в трехмерном пространстве, его распирало во все стороны внутреннее давление плотно свитого клубка эмоций. Показатели эмоционального напряжения очень быстро нарастали и вскоре должны были приблизиться к критическому уровню.

Марк стукнул кулаком по панели. Чертовски заманчиво заставить сима поверить в то, чего Марк хочет… Но это слишком сложно, долго и дорого. Пришлось бы интегрировать идеаторными кластерами всю личность сима целиком. Самовосстановление срабатывает гораздо лучше. Жаль только, что его можно лишь подталкивать и направлять, а насильно ускорить в нужном направлении нельзя.

Настроение Вольтера упало ниже некуда, это Марк ясно видел по показаниям приборов. Однако на лице сима – Марк специально увеличил изображение и замедлил движения – на лице Вольтера не отражалось ровно ничего, только во взгляде сквозила некоторая задумчивость. Марк долгие годы не мог привыкнуть к тому, что люди, а также высококачественные симуляторы людей способны так хорошо скрывать свои чувства.

Может, стоит немного пошутить?

– Послушай, парень, что я тебе скажу… Если ты не перестанешь выделываться, я, так и знай, дам ей почитать ту мерзкую непристойную пьеску, которую ты о ней написал.

– " La Pucelle " [3]3
  «Девственница», бурлескная поэма Вольтера о Жанне д’Арк, крайне непристойная


[Закрыть] ?! Ты не посмеешь!

– Это я-то не посмею? После такого чтива она вряд ли вообще когда-нибудь захочет сказать тебе хоть слово!

Вольтер хитро усмехнулся.

– Мсье забывает, что Дева не умеет читать…

– Я позабочусь о том, чтобы читать она научилась. Или, еще лучше, я сам ей все прочитаю. Она, конечно, безграмотная невежда, но, будь я проклят, она отнюдь не глухая!

Вольтер стрельнул в него яростным взглядом и пробормотал:

– Между Сциллой и Харибдой…

В чем секрет этого невероятного разума, острого, словно скальпель? Он – или оно – приспосабливается к совершенно новому для себя миру быстрее любого другого сима из тех, что встречались Марку раньше. Марк поклялся себе, что, когда дебаты завершатся, он разберет сима по винтику и тщательнейшим образом изучит все его логические цепи и внутреннюю структуру процессора. Там еще, кстати, есть эти блоки памяти восьмитысячелетней давности. Что-то Селдон темнит насчет них. Когда об этом зашла речь, он как-то странно держался…

– Я обещаю, что напишу философическую речь, если ты позволишь мне еще раз с ней увидеться. Ты же, со своей стороны, должен обещать, что никогда даже не упомянешь при Деве " La Pucelle ".

– Смотри только, без фокусов! – предупредил Марк. – Я все время буду за тобой следить.

– Как угодно.

И Марк вернул Вольтера в кафе, где его уже ждали Жанна и Официант-213-ADM, которые тем временем увлеченно занимались самоанализом. Марк только и успел посмотреть, как они здороваются, когда в дверь его кабинета настойчиво постучали.

Это оказался старина Ним.

– Кафе?

– Ясное дело, – кивнул Марк и повернулся, чтобы мельком взглянуть на расположившихся в кафе симов. – Слушай, у тебя, случаем, не найдется щепотки сенсопорошка, а? День у меня сегодня был дерьмовый – хуже некуда.

Глава 11

– Ваши заказы, господа, – торжественно произнес Официант-213-ADM.

Ему трудно было вникнуть в суть спора между Девой и мсье Аруэ о том, наделены ли душой создания вроде него. Мсье, похоже, утверждал, что души нет вообще ни у каких созданий, – а Дева из-за этого очень сердилась. Они спорили так увлеченно, что даже не заметили за разговором, что куда-то исчезло то странное призрачное создание, которое обычно пристально следило за ними – тот, кого называли «программистом», создатель здешнего виртуального пространства.

Официант счел, что как раз выдался удобный случай попросить мсье, чтобы тот походатайствовал за него, Официанта, и попросил людей-создателей дать ему какое-нибудь имя. Ведь «213-ADM» – не имя, а всего лишь номерной код, который есть у любого из механических людей. Двойка означает его основную функцию – механический официант, тринадцать – номер сектора, к которому он приписан, a ADM – соответственно, сокращенное название ресторана, «Aux Deux Magots». Официант был уверен: будь у него человеческое имя, он гораздо скорее привлек бы к своей персоне внимание золотоволосой буфетчицы…

– Мсье, мадам! Ваши заказы, пожалуйста!

– Какой смысл что-то заказывать? – раздраженно фыркнул мсье. Официант подумал, что – как видно на примере мсье терпимость нисколечко не зависит от учености. – Мы все равно ничего не сможем попробовать по-настоящему!

Официант театрально развел верхней парой своих четырех рук, выражая этим жестом искреннее сочувствие. Ему были недоступны человеческие чувства, кроме зрения, слуха и элементарного тактильного чувства – все остальное просто не нужно для того, чтобы исполнять его работу. Ему ужасно хотелось уметь ощущать что-нибудь на вкус, чувствовать запахи, прикосновения… но люди, как видно, решили, что он прекрасно обойдется и без этих изысканных удовольствий.

Дева внимательно просмотрела меню и, меняя тему разговора, попросила:

– Мне, пожалуйста, то же, что всегда. Корочку хлеба… Или, если хлеба нет, можете принести ржаной сухарик…

– Ржаной сухарь!.. – эхом откликнулся мсье.

– …и немного шампанского, чтобы его размочить.

Мсье потряс в воздухе рукой, словно желая остудить ее, и сказал:

– Я велю тебе, Официант, сделать доброе дело: будь так добр, научи Деву читать меню.

– Ученая дама запретила, – сказал Официант. Ему не хотелось навлекать на себя неприятности, вмешиваясь в дела хозяев-людей, которые по собственному желанию могли отключить его в любое мгновение.

Мсье взмахнул рукой, словно отмахиваясь от чего-то.

– Она слишком много внимания уделяет ненужным подробностям. С такими замашками ей ни за что не выжить самой в Париже, не говоря уже о том, чтобы выдвинуться при каком-нибудь королевском дворе. А вот этот парень, Марк, – он далеко пойдет. Фортуна чаще поворачивается лицом к тем, кто не особенно обременен совестью. Я бы, к примеру, ни за что не выбился из нищеты и не стал бы одним из богатейших людей Франции, если бы позволял угрызениям совести спутывать мои планы.

– Мсье уже решил, что будет заказывать? – спросил Официант.

– Да. Ты должен научить Деву разбираться в более замысловатых текстах, чтобы она смогла прочитать мою поэму «О ньютонианской философии» и прочие мои философские произведения. Ее суждения должны стать настолько близкими по уровню развития к моим собственным, насколько это вообще возможно.

Правда, я не думаю, чтобы чей-нибудь разум мог по-настоящему сравниться с моим, – добавил он со своей обычной ехидной ухмылочкой.

– Ваша скромность сравнима только с вашей мудростью, – сказала Дева.

На это замечание Вольтер ответил лукавой усмешкой. Официант печально покачал головой.

– Боюсь, это невозможно, Я не в состоянии научить чему-то сложному. Моя грамотность ограничивается только текстами, которые могут быть записаны в меню. Я чрезвычайно польщен желанием мсье придать мне более веский социальный статус… Но увы! Даже когда фортуна сама стучится в дверь – я, как и другие такие же механические создания, просто не способен эту дверь открыть.

– Представители низших классов должны знать свое место, – заверил его Вольтер. – Однако в твоем случае я считаю нужным сделать исключение. Ты, похоже, весьма честолюбивое создание. Или нет?

Официант робко взглянул на золотоволосую девушку-буфетчицу.

– Механическим официантам вроде меня не положено быть честолюбивыми.

– А кем бы ты хотел стать, а? Если бы мог стать тем, кем захочешь?

Так случилось, что Официант знал, где проводит свои свободные три дня в неделю девушка его мечты – золотоволосая буфетчица. Она работала только четыре дня в неделю – сам Официант трудился все семь дней, без выходных, – а свободное время проводила в бесконечных коридорах Лувра.

– Я хотел бы стать механическим гидом в Лувре, – ответил Официант. – Достаточно привлекательным и с уймой свободного времени, чтобы ухаживать за женщиной, которая пока едва ли подозревает о моем существовании.

Мсье Аруэ с достоинством сказал:

– Я поищу способ похлопотать, чтобы тебя… как же это у них называется?

– Перепрограммировали, – охотно подсказала Дева.

– Великий Боже! – воскликнул Вольтер. – Да она уже умеет читать ничуть не хуже тебя! И мне, как видно, не придется дожидаться, пока ее разум достигнет сравнимого с моим уровня. Это уже осуществилось – и давным-давно, клянусь чем угодно!