Текст книги "Триумф Рози"

11

Если бы я тогда знал то, что сейчас знаю. В университетские годы – и даже позже – я часто, лежа в постели, фантазировал о том, что бы сделал в школе, повернись время вспять. С тех пор прошло еще тридцать лет, и, зная то, что я знаю сейчас, я мог с уверенностью сказать: если бы я воплотил эти фантазии в жизнь, стало бы только хуже.

Главным образом фантазии включали в себя сцены, где я представляю более удачные – неопровержимые – доводы против не одобряемых мной явлений: неразумных правил; эстетических, религиозных и политических позиций, выдаваемых за факты; фаворитизма и дискриминации. Едва ли учителя склонились бы перед моей великолепной логикой: «О да, Дональд Тиллман прав! Давайте же уберем из правил пункт касательно длины волос, удалим упоминание Бога из школьной молитвы и сделаем Дональда старостой».

Если уж я хотел признания в школе, было бы разумнее фантазировать о том, как я становлюсь капитаном крикетной команды. Блэр Линдли, который занимал этот пост (как и пост старосты), дважды «выдвигался» представлять штат именно в своем спортивном качестве и ныне стал уважаемым консультантом по управлению капиталом. Эту информацию мне в свое время предоставила мать.

Меня даже не назначили старшим учеником[9]9
  Старший ученик следит за дисциплиной в классе (в школах Австралии, США и ряда других стран).


[Закрыть], невзирая на то, что я опережал всех по успеваемости. А впоследствии я «выдвинулся», став ученым, исследующим методы лечения рака. Оба карьерных пути были вполне предсказуемы – если учесть наши детские интересы и достижения. Школа ясно продемонстрировала, какой из них она ценит больше. Именно такого рода аргументацию я воображал себе в университетские годы, представляя, как попадаю в прошлое и выступаю на общешкольном собрании.

Но теперь мне выпал шанс сделать нечто более полезное – поделиться полученными знаниями с Хадсоном. На старте у меня имелись кое-какие личностные черты, которые Хадсон, очевидно, унаследовал от меня (или которым от меня научился), и в школе я испытывал проблемы, сходные с теми, которые теперь испытывал Хадсон. В первые годы учебы в университете у меня развилась клиническая депрессия. Я чувствовал себя изгоем, пока в тридцать девять лет не встретил Рози. И в итоге я все преодолел. У меня была лучшая жизнь на свете. И у Хадсона тоже может быть такая жизнь. Если он будет знать то, чего я, к сожалению, не знал в его возрасте.

Умозаключение Джорджа сыграло определяющую роль в отыскании решения для моих пяти проблем. Впрочем, внесли свой вклад и другие. Вот краткое резюме.

Фил: Не давай психологам совать в это нос.

Клодия: На учителей нельзя полагаться в плане психологической квалифицированности.

Дейв: Не позволяй, чтобы на Хадсона клеили ярлыки.

Ласло: Наклеенный ярлык, скорее всего, приведет к социальной изоляции.

Уоррен, он же Кролик: Хадсону требуется приобретать жизненно необходимые навыки.

Мой отец: Кто его научит кататься на велосипеде?

Исаак Эслер: Жизнь Хадсона имеет параллели с твоей.

Алланна: Хадсон – вылитый вы.

Активистка Лиз: Социально маргинализированным нужно поддерживать друг друга.

Соня: Тебе надо проводить больше времени с сыном.

Марго, мать девочки с аутизмом: По двадцать пять часов в неделю. Мы делали все, что необходимо.

И конечно, Рози: Добро пожаловать в клуб. Женщины занимались этим всегда.

– Я намерен уйти с работы, чтобы посвятить максимум времени подготовке Хадсона к старшим классам.

– Что-что ты намерен? Дон, нет, мы себе не можем позволить… ты не можешь…

Я ожидал этой реакции – или какого-то ее варианта, сводящегося к тезису «Это плохая затея», – и специально взял отгул на один день, чтобы обсудить подробности, которые, скорее всего, обеспокоят Рози. Мы поужинали, и теперь Хадсон читал в постели. Роди закрыла дверь в коридор, чтобы лишить его возможности слышать наш разговор.

– Думаю, я уже рассмотрел все разумные возражения, – отметил я.

– Ну конечно, рассмотрел.

– Возможно, я ошибаюсь. Поэтому я предлагаю приготовить коктейли. Могу гарантировать: к тому времени, как мы их употребим, между нами установится консенсус.

– Как это ты можешь такое гарантировать?

– Либо я успешно справлюсь со всеми твоими возражениями, либо мне это не удастся, в каковом случае предложение будет отвергнуто.

– Ты пока еще ничего официально не заявлял?

– Разумеется, нет. Мне требовалось проконсультироваться с тобой. – Я многому научился со времен Внезапного переезда в Нью-Йорк.

– Ну ладно. Я хочу «Последнее слово».

Я был хорошо знаком с предпочтениями Рози по части коктейлей и подготовился соответственно.

Я извлек сок лайма из холодильника, а кубики льда – из морозилки, выставил на стол два мерных стаканчика, два шейкера и два стакана. Затем я достал предварительно приготовленные стеклянные банки.

– Ты заранее выжал лаймы? – уточнила Рози.

– Совершенно верно. И все банки помечены. «Джин», «Мараскин», «Зеленый шартрез». По набору на каждого из нас.

– Ну что же, да начнутся алкогольные соревнования, – произнесла она.

Рози привыкла проводить эксперименты по составлению коктейлей, хотя мы ни одного не проделали с тех пор, как вернулись из Нью-Йорка. В свое время мы соревновались также в скорости приготовления, и Рози, как правило, побеждала.

Но сегодня вечером – впервые (если не считать ситуаций, которые были сопряжены с какого-то рода инцидентами) – я наполнил свой стакан раньше, чем она.

– Эй, – произнесла Рози. – Если теплый, победа не засчитывается.

Я передал свой стакан, и она попробовала содержимое.

– Ладно, холодный. Я думала, ты мало потряс. – Рози сделала еще один небольшой глоток. – Ух ты, классно, реально классно. – Она попробовала свой. – А мой – дрянь какая-то… может, просто по сравнению.

– Есть вопросы? – спросил я.

– Очевидный вопрос – что ты сюда налил?

– Я имел в виду – по проекту «Хадсон». Уровень его приоритетности выше, чем у коктейльного эксперимента.

– Может, разложишь мне все по полочкам? Ты планируешь уйти с работы и проводить время с Хадсоном…

– Совершенно верно.

– Ты будешь его забирать из школы в мои дни?

– И в дни Фила. Я буду доступен каждый день.

– Значит, я могла бы вернуться на полный рабочий режим…

– Уже слишком поздно снова брать на себя роль научного руководителя проекта?

– Стефан уверен, что эта роль – для него. Он взбесится. Но… Хадсон же все равно почти весь день в школе. Ты мог бы просто перейти на неполный день.

– Моя нынешняя работа требует усилий, выходящих за пределы даже полного рабочего дня. Если человек, выполняющий эту работу, – я.

– Ты все думаешь насчет Ласло?

– У Ласло гораздо более высокая квалификация, чем у меня. Я буду рекомендовать, чтобы его взяли на мое место.

– Значит, ты именно поэтому…

– Это позитивный побочный эффект. К тому же – никаких дисциплинарных слушаний. Больше времени на поездки к отцу. Возможно, возобновление занятий боевыми искусствами.

– Дон, это все замечательно, и я была бы так рада, если бы ты проводил больше времени с Хадсоном, и со мной, и с твоими мамой-папой. Но ты же знаешь, мы не справимся без твоей зарплаты.

На покупку дома ушли почти все наши сбережения.

Рози взяла свой коктейль и сделала маленький глоток.

– Думаю, можно перевести Хадсона в государственную школу. Я просто…

– Нет необходимости. Финансовая проблема решена. Я открываю бар.

У меня почти все утро заняли приготовления к запуску небольшого бизнеса, доходы от которого стали бы заменой моему университетскому жалованью. Мое первое составление коктейлей имело место на встрече выпускников медицинского факультета, где мы с Рози обнаружили, что нам нравится совместная деятельность, что в конечном счете привело к нашему браку и к созданию Хадсона. В конце того вечера хозяин клуба, дружелюбный и сведущий человек по имени Амхад, предложил мне партнерство в бизнесе по приготовлению коктейлей. И дал понять, что готов подождать.

– Так и думал, что в один прекрасный день ты мне позвонишь, – заявил Амхад. – Ну, разве что малость пораньше. Где пропадал?

– Главным образом в Нью-Йорке.

– Умно. Всякий серьезный коктейльщик там рано или поздно оказывается. Ну, не мне тебе говорить, что коктейли снова в моде. Ты тогда опередил свое время – знал всю книжку рецептов назубок, приспосабливал смесь под нужды клиента. Теперь все это делают – и вокруг один сплошной бурбон на беконе и лед гигантскими кубиками.

– Сомнительно с научной точки зрения. Я об этой концепции гигантских кубиков. Снижение разбавления достигается, но охлаждение идет хуже.

– Я тебя ни к чему такому не призываю. Ты, скорее всего, знаешь, что у меня сейчас уже несколько точек. Но я же говорю – игра переменилась. Теперь на этом рынке не протолкнуться. Да, мое предложение в силе. Я тебя по-прежнему приглашаю. Но надо придумать что-то новое. Что-то убойное.

Рози отпила из моего стакана.

– Дон, немного подрабатывать в коктейль-баре – это нормально, это разумно. Но открывать бар? Ты просто сменишь один полный рабочий день на другой.

– График изменится. Пока ты на работе, я смогу заниматься обслуживанием нужд Хадсона – доставка в школу, доставка из школы, заблаговременное приготовление пищи, если необходимо. Разумеется, некоторое домашнее репетиторство. Моя общая трудовая нагрузка снизится вследствие устранения из графика исследовательской работы. Кроме того, когда дела в баре пойдут успешно, я могу сократить часы пребывания в нем.

– Если дела пойдут успешно. Я хочу сказать – это же бизнес, и…

– Я привлек к проекту опытного бизнес-партнера и разработал убойную концепцию.

– Какую?

– Тебе пришелся по вкусу коктейль?

– Лучшее «Последнее слово» из всех, какие я в жизни пила. Реально крепкое. И не слишком сладкое. Похоже, ты налил джин повышенной крепости.

– Неверная догадка. Ингредиенты у нас с тобой были одинаковые, просто свои я выдержал в морозилке. Снизил температуру до минимально допустимой. Лед в таких условиях практически не растворяется и ничего не абсорбирует, а значит – никакого разбавления. Субъективно смесь кажется менее сладкой – из-за сильного охлаждения вкусовых сосочков.

– Изящно. Правда, в баре это будет трудновато провернуть.

– Это вполне осуществимо. Но для оптимизации процесса нужно, чтобы все алкогольные компоненты охлаждались до температуры, чуть превышающей их точку замерзания, которая зависит от содержания спирта в данном компоненте. Отсюда необходимость в системе рефрижерации, сделанной на заказ. Для этого нужен специалист.

– Дейв.

– Совершенно верно.

– А он может этим заниматься, не приезжая сюда из Нью-Йорка?

– Нет. Ему понадобится прибыть в Мельбурн. Как консультанту по холодильным системам. Что обеспечит его и доходом, и целью в жизни. Не говоря уже о поддержке со стороны ближайшего друга, каковая поддержка убедит его приступить к выполнению оздоровительной реабилитационной программы – еще до того, как он вернется в Нью-Йорк. Все проблемы решены.

Рози осушила свой стакан.

– Ты оставил немного в шейкере, правда? И не собирался его трогать, пока я не соглашусь, так?

– Совершенно верно.

– Можешь наливать. Когда я за тебя выходила, я сказала, что хочу безумий в режиме нон-стоп. Поэтому я нас обоих разочарую, если скажу «нет». Профессор генетики и специалист по психическому здоровью открывают коктейль-бар и выписывают из Нью-Йорка эксперта по холодильникам? Прекрасно!

Я разделил остатки «Последнего слова» между нашими двумя стаканами. Получилось немного.

– Сок лайма еще не весь израсходован, – сообщил я. – Хватит, чтобы сделать «Маргариту».

– Знаешь, как мы давно не делали вместе коктейлей? – спросила Рози. – Ты был так занят работой и исследованием, у тебя совсем не было времени на Хадсона. По крайней мере, пока не началась эта история с аутизмом. Я уж думала, мы тебя потеряли.

Она допила свое «Последнее слово».

– Может, этот бар взлетит, а может, и нет, – проговорила она. – Но что-то должно было измениться. Ты правильно сделал, что стал об этом думать.

Вычисляя количества текилы и куантро, необходимые для того, чтобы дополнить неиспользованные тридцать пять миллилитров сока лайма, я параллельно размышлял о словах Рози. И осознал, что чуть не упустил из вида самую серьезную из проблем.

12

Первым моим действием стало информирование профессора Лоуренс.

– Рада, что ты мне позвонил, прежде чем что-нибудь предпринимать, – заметила она. – Никто не должен отказываться от высокой должности в научной организации без…

– Но я уже…

– Выслушай меня, Дон. Я бы предложила тебе взять академический отпуск. Неоплачиваемый. Это удовлетворит всех линчевателей и вызовет к тебе некоторое сочувствие. Если ты в какой-то момент решишь вернуться, ажиотаж к тому времени уже спадет, и у жалобщицы, вероятно, будут другие заботы. Между нами говоря, это не одна-единственная проблема, которую…

– Просто «не единственная проблема».

– Не надо учить меня грамматике.

– Приношу свои извинения. Эта привычка развилась вследствие воспитательных мероприятий с моим одиннадцатилетним сыном.

– В общем, это не единственная проблема, которую она ворошит. Она переключится на что-нибудь еще. Все позабудут про эту историю. Все, кроме тебя, конечно.

– Превосходное решение.

– Я сегодня днем поговорю с председателем дисциплинарной комиссии. Но можешь считать, что завтра тебе на работу не надо.

Я изложил Амхаду свою убойную концепцию. Мне показалось, что он отнесся к ней с энтузиазмом.

– Коктейли по науке. Такое делали. Но придумку с морозилкой я раньше не встречал. Может, это и правда что-то новенькое.

– Кроме того, у меня есть предложение насчет места размещения бара.

Первоначально я намеревался использовать в этом качестве университетский клуб, который в настоящее время специализировался на винах. Однако профессор Лоуренс сочла, что опозоренный ученый, подающий коктейли, будет «смотреться не очень».

Я описал Амхаду помещение, из которого сейчас как раз выезжала компания Дан Мин, занимавшаяся генетическими исследованиями. Эта лаборатория располагалась в одном из ближних пригородов, но сравнительно далеко от других баров, а значит, уровень конкуренции здесь был ниже. Интерьер вполне соответствовал научной теме, а уже имеющееся там холодильное оборудование, вероятно, можно было бы пробрести и затем модифицировать.

– Ты знаешь этих ребят, да? Тех, кто сейчас там сидит? – спросил Амхад.

– Мы встречались два раза. Они были настроены чрезвычайно дружелюбно.

– Тогда, может, ты с ними потолкуешь? Если мы и правда за это возьмемся, я буду заниматься финансовой стороной. Но я уже говорил – сначала нам надо как следует запуститься.

– Кроме того, мне понадобится специалист по рефрижераторной технике.

– Ну, из всех наших проблем это самая маленькая.

– Требования очень специфические. Я знаю одного инженера по холодильным агрегатам…

– И ты хочешь подкинуть ему кое-какую работенку?

– Совершенно верно. Затраты…

– Это все детали. Мы ими займемся, когда у нас будет четкая идея.

Я предварительно не проконсультировался с Дейвом по поводу его роли в проекте. Как выяснилось, он против. Резко и категорически против.

– Что на это скажет Соня, по-твоему? – воскликнул он. – Я оставлю ее сидеть с ребенком и полечу на другой конец света потусоваться с приятелем? В баре?

– Это всего на несколько недель. Соня может взять отпуск. Потому что у тебя появится источник дохода. И мы могли бы поговорить о том, что тебе делать дальше. Наличие работы – один из важнейших факторов сохранения здравого рассудка.

– Слушай, я жутко тебе признателен за эту попытку, и ты всегда отлично придумываешь всякие технические решения, но тут же не только я, тут и другие люди участвуют. Я с трудом хожу. Я, скорее всего, никогда больше не буду работать. Если я к тебе приеду, это будет означать, что между мной и Соней – все. Конец. Соня – она такая.

Соня позвонила мне через девятнадцать минут.

– О господи, Дон. Я прямо не знаю, как тебя благодарить. Спасибо тебе, спасибо, спасибо.

Было очевидно, что она плачет. Такое поведение не являлось для Сони необычным и часто проявлялось в ситуациях, связанных как с положительными, так и с отрицательными эмоциями, поэтому мне трудно было определить, за что она меня, собственно, благодарит. Возможно, Дейв был прав, и я дал ей повод уйти от него. Я попросил разъяснений.

– Как это – за что я тебя благодарю? За то, что ты даешь Дону работу, хоть какую-то. Если б ты его только видел. Он стал такой огромный, мы с ним больше ничего такого вместе не делаем… И теперь нам есть на что надеяться. На что-то, что мы сможем делать вместе. Я всегда хотела увидеть Австралию.

– Ты тоже приезжаешь?

– Да, да, у моей компании есть офис в Мельбурне, у них повсюду отделения, к тому же они так настаивали, чтобы я прошла стажировку в каком-нибудь филиале, а Дон сопротивлялся. Ни в коем случае ему не говори, но я уже была близка к тому, чтобы уехать вместе с детьми в Италию и бросить его тут. Похоже, ты вообще единственный, кто мог его уговорить. Ты просто ответил на мои молитвы, Дон. Кстати, в Мельбурне есть католические школы?

При нашей первой встрече я предположил, что Мин находится на грани клинической маниакальности, и эта гипотеза получила дополнительное подтверждение, когда я позвонил, чтобы справиться по поводу аренды помещения. Мин буквально пришла в экстаз. Она сама была владельцем здания и еще не продала холодильное оборудование. Ей невероятно понравилось то, что я собираюсь сделать с этой площадью. Только я должен был разрешить ее сотрудникам пить там бесплатно. Каждый вечер.

Меня ошеломило это предложение. Я сомневался в его практической осуществимости, не говоря уж о законности. К тому же я полагал, что владельцу научно-исследовательской организации едва ли разумно поощрять прием сотрудниками алкоголя.

Она рассмеялась:

– Нет-нет, я шучу. Просто хочу, чтобы вы знали – мы заботимся о своих людях. Может, мне имеет смысл договориться с тем парнем, который у вас занимается деловой стороной. Может, он хотя бы мне одной разрешит пить бесплатно. Может, только мохито. Вы ведь будете там делать мохито, правда? Включим этот пункт в контракт. А когда вам станет скучно рулить баром, приходите к нам поработать. Я могу этот пункт тоже внести.

– Но я не думаю, что…

– Спокойно! Остыньте. Вот, кстати, отличное имя для этого заведения. «Остынь».

Я ожидал, что, с учетом моей некомпетентности, моя руководительница Диана будет обрадована моим уходом. К моему немалому изумлению, радости она не выказала.

– Дон, ты был страшно ценным кадром для нашего проекта. Просто не верится, что ты можешь думать по-другому. Ты профессор, и я сначала думала, что ты будешь просто заниматься общим присмотром, предлагать советы, наводить глянец, но ты сразу принялся копать вглубь, вникать во все детали…

– Иначе я не смог бы разобраться в сути работы.

– В общем, ты превзошел все наши ожидания. Но эта история с расизмом… Я понимаю, почему ты решил так поступить.

Я порекомендовал Ласло на свое место, отметив, что его кандидатуру отвергли из-за того, как он показал себя во время собеседования, а данный метод оценки профессиональных качеств, как подтверждают многие исследования, не отличается надежностью. Приблизительно через полчаса Диана прекратила дискуссию, и я заключил, что мне удалось ее убедить. Я тут же поделился этой хорошей новостью с Ласло, но он оказался не готов положиться на мою оценку намерений другого человека.

– Мы с тобой, Дон, не большие эксперты в этом деле. Поживем – увидим.

Но пока мы говорили, Диана сама позвонила ему – с предложением о работе. А со мной связалась профессор Лоуренс. Идею годичного неоплачиваемого отпуска поддержали. Комиссия поблагодарила меня за понимание и содействие – и выразила уверенность, что проблема быстро разрешится к удовлетворению всех сторон. По словам профессора Лоуренс, в переводе это означало: они решили, что, если проблему достаточно долго игнорировать, та исчезнет сама собой.

В общем, события развивались стремительно. И мое расписание расчистилось, позволяя вплотную приступить к проекту «Хадсон».

13

В первый же вечер пребывания в новой роли я намеревался составить подробную программу реализации проекта «Хадсон». Однако мне помешали незапланированные события.

Ужин пришлось отложить, так как Рози задерживалась. Ее сообщения гласили: «Я уже скоро», затем: «Надеюсь, буду дома к 7», затем: «Начинайте без меня». Хадсон, что вполне понятно, испытывал раздражение по поводу нарушения заведенного распорядка, а затем – еще и по поводу изменения вечернего меню среды. Он уже хорошо усвоил Типовой рацион питания и ожидал, что тот будет соблюдаться всегда.

К сожалению, недавний эксперимент с выдерживанием коктейльных ингредиентов при низкой температуре потребовал освобождения некоторого пространства в морозильной камере, так что теперь мне следовало употребить в дело соус для макарон, который я извлек перед опытом, а по завершении последнего не вернул на место. Подобная забывчивость, вероятно, стала результатом употребления низкотемпературного алкоголя.

– Получается, у меня после ужина будет меньше времени на чтение, – заметил Хадсон.

– У тебя имелось дополнительное время до ужина. Ровно столько же, сколько ты упустишь после приема пищи.

– Я не читаю между школой и ужином. Я делаю уроки.

– И что же, ты не доделал уроки? Несмотря на дополнительное время?

– Я сделал кое-что из завтрашних. Это было время специально для домашки. Теперь у меня вся неделя наперекосяк. – Он отодвинул свою тарелку в сторону. – Нельзя так.

Я согласился, однако не до такой степени, чтобы лишать себя питания.

– А где «Как там школа?», ты разве не собираешься это спрашивать? – осведомился Хадсон.

– Обычно этот вопрос задает твоя мать, так что, если бы его задал я, это стало бы нарушением ритуала.

– Давай, спроси. Сделай что-нибудь нормальное.

– Как там школа?

– Отлично.

– Если бы в класс проник террорист и перестрелял всех кроме тебя, потому что ты успел разбить окно, выпрыгнуть наружу и уехать на угнанной машине, ответ был бы такой же?

Хадсон коротко рассмеялся. Люди с аутизмом часто не понимают шуток.

– Ты услышал бы про это в новостях. И потом, я не умею водить. А окна у нас, по-моему, из какого-то сверхпрочного стекла. Даже если бы они были обычные, я бы порезался, пока выбирался. И ты заметил бы царапины.

– Как прошел твой день с девяти утра до пятнадцати тридцати? – спросил я, подумав, что отход от привычного ритуала может подвигнуть сына на нестандартный ответ.

– Нормально. – Хадсон отыскал фрагмент орекьетте[10]10
  Орекьетте – разновидность итальянских макарон.


[Закрыть], не находившийся в контакте с соусом, и съел его. – На самом деле кошмарно. Как всегда.

– Ты не мог бы детализировать?

– Я ненавижу учителя. И других ребят. Ну, за одним исключением. Мне не дают делать задачи по математике – ну, решать задачи – таким способом, каким я хочу. А ведь способ работает…

– Что не так с мистером Уорреном?

– Да все.

– Ты не мог бы привести какой-то пример?

– Он никогда нам не разрешает оставаться в классе на перемене. Можно мне уже выйти из-за стола? Пожалуйста.

– Вначале мне нужно поделиться с тобой кое-какой информацией. Позитивной информацией. С сегодняшнего дня и далее я ежедневно буду доступен после школы и смогу помогать тебе в преодолении этих проблем.

– Что? А как же мама? А как же дедушка?

– Мама будет на работе. Ее трудовой процесс интенсифицируется. А услуги дедушки не понадобятся. Я возьму на себя их роль послешкольных попечителей.

– А меня ты не спросил. Ты все переменил, а меня не спросил. Как когда вы решили уехать из Нью-Йорка и перебраться сюда. В этот жуткий отстойник.

Сметя свой ужин со стола на пол, Хадсон принялся вопить – сначала на меня, но затем более обобщенно. Руководствуясь личным опытом, я мог себе представить, что он чувствует. Поначалу он совершенно не контролировал себя. Затем осознал нерациональность своего поведения, однако остановиться не мог – словно заевший бензонасос.

Какой помощи от взрослого я хотел бы на его месте? Мне требовалось предоставить Хадсону повод остановиться. Это означало устранение самой причины изначальной проблемы. Причины, состоявшей в изменении протокола родительской опеки, каковое изменение я представил в неуместно радикальном свете.

– Изменение обсуждаемо, – заметил я, повысив голос, чтобы сын мог меня услышать. Я решил повторить тезис. Хадсон вопил что-то бессвязное, я выкрикивал свою мантру, а ужин Хадсона был по-прежнему разбросан по столу и по полу, когда вошла Рози.

Похоже, какая-то доля Хадсонова гнева рассосалась. Рози подняла кисть руки и опустила сверху другую, в горизонтальном положении: сигнал тайм-аута. И Хадсон тут же побежал в свою комнату.

– Бог ты мой, – произнесла Рози. – И это ведь только День Первый.

– Если думаешь, что у вас с Хадсоном был скверный денек, послушай, что я тебе расскажу про свой, – сказала Рози, когда мы наконец уселись за свежеприготовленные макароны с заново разогретым соусом.

Она успела пообщаться с Хадсоном и доложила, что он уже не так злится, однако по-прежнему расстроен. Я предложил вначале заслушать и обсудить отчет о ее прошедшем рабочем дне, так как эти сведения могли иметь отношение к ситуации с Хадсоном.

– По-видимому, Иуда отказался выполнять свое обещание, а значит, ты будешь иметь возможность заниматься послешкольным попечением…

– Нет, ты погоди, сейчас я тебе все расскажу. В сущности, Иуда сказал – уже слишком поздно. Заявку на грант надо подавать в пятницу. Не хватит времени, чтобы внести в нее поправки – во всяком случае, так он объявил. Я ответила, что это чушь собачья. Какие там поправки? Просто написать, что такие-то функции будут выполнять другие люди. Но он ни за что не хотел уступать. Мол, я могу жаловаться сколько влезет, но начальник – он. И ему виднее, достаточно у нас времени или нет.

– Совершенно неразумно. Похоже, управленческая работа способствует иррациональности мышления – даже среди ученых.

– В общем, – продолжала Рози, – заявка уже в Сети. Я ее отредактировала – поменяла местами имена и все такое. До пяти часов сидела.

– Ты ему сообщила?

– Конечно. Уже после того, как все сделала. Ну что он мог ответить? Я доказала, что он не прав. Тогда он стал искать другие способы не подпустить меня к научному руководству. И когда ничего не прокатило, знаешь, что он мне заявил?

– Как нетрудно догадаться, пока не знаю.

– Он сказал: «Насколько я понимаю, у твоего сына сложности. Разве он не нуждается в том, чтобы ты была дома, с ним?» Словно у Хадсона только один родитель. О тебе он даже не упоминал, потому что… ну, ты сам знаешь почему. Помнишь, какой был Хадсон, когда я только вошла? Вот я такая тогда была. Ну, приблизительно.

– У тебя был срыв?

– Контроля над собой я не теряла, так что – нет. Если мы пользуемся твоим определением.

– Тебя уволили?

– Нет, я получила это место. Во всяком случае, в заявке стоит мое имя, там, где написано «научный руководитель проекта». Еще предстоит выбить финансирование. Но…

– Остальное в данный момент несущественно. Поразительная история. Ты должна быть счастлива.

– Так и есть. Но я все еще злюсь. – Она рассмеялась.

– Превосходно. А теперь мы можем обратиться к проблеме с Хадсоном.

Хадсон, по словам Рози, готов был обсуждать детали. Когда я в свои одиннадцать лет вел себя так же, как недавно повел себя он, отец заявлял, что я лишил себя всякого права на высказывание своего мнения по поводу обсуждаемого вопроса. Вероятно, его целью в таких случаях было недопущение дальнейших срывов, но если бы я мог их предотвращать, я бы сам делал это.

Рози сочла, что именно я должен поговорить с Хадсоном – особенно если учесть мою новую роль. Затем она объяснила, как высоки ставки.

– Если ему нужно, чтобы я часто была рядом, как раньше, – значит, я буду рядом, как раньше. – Словно чтобы повысить уровень сложности моей задачи, она добавила: – И не говори ему, что из-за этого я не смогу быть научным руководителем проекта. Получится эмоциональный шантаж.

Заполняя графу «Мои сильные стороны» в пресловутой аттестационной анкете, которую так и не сдал, я никогда не написал бы: «Умение вести переговоры с оправданно рассерженным и эмоционально нестабильным одиннадцатилетним ребенком, направленные на то, чтобы на более значительные периоды времени отлучать его от матери, при этом не раскрывая информацию о том, что желаемый ребенком исход будет стоить матери работы, ради которой она пересекла полмира».

Весь следующий день, вплоть до того момента, когда мне предстояло забирать Хадсона из школы, я обдумывал оптимальный подход.

– Где мама? – осведомился он, забравшись в «порше». – На машине здоровая царапина.

– Столб ворот, – пояснил я. – Дверца по-прежнему функционирует. Мама на работе. Требуется, чтобы она провела некоторые чрезвычайно важные исследования. Вследствие этого она не будет иметь возможности заканчивать раньше чем примерно в семнадцать тридцать. С понедельника по пятницу. Включительно.

– Вы оба думаете, что ее работа важнее, чем я?

– На глобальном уровне – да. Если эта работа спасет по меньшей мере две жизни, что вполне вероятно, тогда она более важна. С рациональной точки зрения. Но мы с мамой придаем колоссальное значение твоему благополучию, поскольку ты наш сын. По счастью, у тебя полный комплект родителей, так что я могу при необходимости выступать как запасной вариант. Я способен выполнять все задачи, которые выполняет твоя мать.

Я отлично понимал, что Хадсон сейчас роется в памяти, пытаясь подобрать контрпример. По-видимому, это ему не удалось, потому что он сменил тему разговора.

– А какая у нее работа? Как раньше – психическое здоровье, да?

– Верно. Однако изменилась конкретная область, на которой сосредоточены исследования. – Затем я вкратце рассказал ему о биполярном расстройстве и о разнице между восприятием результатов лечения с точки зрения медиков и с точки зрения пациента.

– Лекарства удерживают их от самоубийства?

– Это одно из возможных следствий их воздействия. Они снижают уровень депрессии. Но при этом лекарства ослабляют и маниакальную составляющую поведения. Они как бы замедляют пациентов, а пациентам такое не всегда нравится. И это, в свою очередь, может привести к тому, что они станут меньше ценить свою жизнь: сочтут, что такая жизнь им не очень нужна.

– Но когда человек на таблетках, его легче контролировать, верно? – Я предположил, что Хадсон услышал какие-то рассказы Рози, но тут он пояснил: – Доув сидит на таблетках. Он от них превратился в какого-то зомби.

– Кто это – Доув?

– Тот парень у нас в школе, с аутизмом.

Беседа, которую я провел с Хадсоном, пока он был заключен в пределы «порше», имела несколько последствий. Первое: я выяснил, что заключение сына в «порше» создает отличные условия для разговора. Меньше альтернативных видов деятельности, минимум отвлекающих факторов, никакого визуального контакта вследствие необходимости следить за дорогой.