Текст книги "Сияние"

Глава 12

Возможно, его мать и задумала убить Ильдико за то, что та не струсила перед ней, но Бришен не мог не оценить праздничный пир, подготовленный королевой, чтобы отпраздновать воссоединение семьи.

Трапезная была роскошно украшена. Цветы из королевских садов висели гирляндами над окнами и стояли в вазах на столах, поблескивая лепестками в дрожащем свете свечей и ламп. Столы накрыты скатертями из тонкого льна и шелка, а скамьи, на которых сидели придворные, обложили бархатными подушками.

Стол королевской четы намеренно убрали так, чтобы подчеркнуть богатство и могущество правящей семьи. За столами вдоль стен строем стояли готовые прислуживать лакеи в ливреях.

Праздник был задуман под стать молодому принцу и его херцегеши. Бришену отчаянно захотелось схватить Ильдико за руку, вернуться в ее покои – или в свои – и поесть в относительном одиночестве. Или, по крайней мере, вместе с солдатами из его отряда. Дорожный паек и то вкуснее в приятной компании. Ильдико бы не пришлось снова смотреть на скорпида, а Бришену – на ядовитую пикировку между родителями. Но деваться было некуда, оставалось только молиться, чтобы праздник закончился побыстрее.

Бришен подошел к королевскому столу вместе с Ильдико, на которую были устремлены взгляды множества аристократов, собравшихся в трапезной. Ильдико не дрогнула. В своем черном наряде она воплощала безмятежность и уверенность: плечи расправлены, спина прямая, подбородок высокомерно приподнят, как и подобает девушке из правящей семьи Каи.

Ильдико держалась достойно, но Бришен чувствовал ее страх. Ее рука в сгибе локтя стискивала его руку. Будь у нее когти, как у каи, она насквозь проткнула бы ткань и порезала бы ему руку до крови. К счастью, от ее судорожной хватки у Бришена всего лишь немного онемели пальцы.

Ильдико, возможно, не считает, что ей повезло с мужем, но Бришен понимает – ему с женой повезло. Проницательная и сообразительная. Выросла при дворе и знает, что такое козни и тайная борьба, и как любая мелочь вроде цвета или покроя туники может стать недвусмысленным заявлением. Бришен постарается оградить ее от нападок каи, которые раскритикуют выбранный ею наряд, невзрачную внешность и все остальное, но он верил, что Ильдико даст отпор даже самому язвительному аристократу. Все видели, что она не спасовала перед грубостью Секмис и угрозами, замаскированными под вопросы. Только самые недальновидные придворные посчитают ее трусихой лишь потому, что она человек.

Все кланялись, когда Бришен и Ильдико шли мимо.

Бришен, как всегда, не обращая внимания на чужие взгляды, наклонился к Ильдико.

– Как твой желудок?

Она не взглянула на него, но сильнее сжала его руку и тихо ответила:

– На месте.

Он спрятал улыбку, услышав ее уклончивый ответ. Хорошо, что он заранее показал пирог со скорпидом. Даже среди каи кое-кто считал это блюдо отвратительным. Справиться с живым лакомством намного труднее, чем проглотить мерзкую, но безобидную картофелину.

Реакция Ильдико не удивила Бришена. Удивило другое: ее твердая решимость съесть дергающийся на тарелке комок плоти. Пока Ильдико полоскала рот вином и водой, Бришен выставил тазик за дверь.

– Не хочешь остановиться на этом?

Его захлестнула вина при воспоминании о том, как ее выворачивало наизнанку.

– Не хочу, – покачала головой Ильдико.

– А если тебе снова станет плохо?

Такое вполне возможно. Разрезать пирог и выпотрошить скорпида – еще не самое отвратительное.

Ильдико вздернула подбородок и прошла к своему стулу.

– Не станет.

И прежде чем Бришен успел ответить, она села, схватила нож, отрезала кусочек мяса и положила в рот.

Бришен удивленно поднял брови. Он стоял у двери, готовый подхватить тазик и бежать к жене. Ильдико жевала медленно, сосредоточенно нахмурившись. Проглотив, она отпила вина.

– Ну? – спросил он.

Она мельком глянула на него и отрезала еще кусочек. Мясо вздрогнуло у нее в руке, и она шлепнула его о тарелку.

– На курицу не похоже.

Ильдико снова откусила и прожевала.

Бришен рассмеялся от облегчения и радости.

– Не похоже.

Тазик не понадобится, можно сесть за стол. Его мясо остыло. Наверное, и у Ильдико тоже.

– А на что, по-твоему, похоже? – спросил он, откусывая.

Ильдико рассматривала кусочек, наколотый на кончик ножа.

– На грязь. Солоноватое. Больше всего напоминает рыбу, которую вываляли в земле и запекли в потном ботинке.

Образ получился яркий и точный, и Бришен скривился.

– Придворный повар заболеет от тоски, если это услышит.

Она пожала плечами.

– Меня по его милости вывернуло наизнанку. От одного вида его пирога. Так что совесть меня мучить не будет.

Ильдико опустила нож и отодвинула тарелку, передернувшись.

– Не стану лгать, Бришен, скорпид омерзителен, но я рада, что попробовала его сейчас. Иначе бы я опозорила нас обоих на пиру.

Бришен тоже отодвинул свою недоеденную порцию и взял Ильдико за руку. Она переплела свои пальцы с его, ее кожа казалась такой бледной, что можно было пальцем проследить тонкую сеточку вен.

– Это вряд ли, жена.

Ее щеки некрасиво разрумянились. Еще три дня назад Бришен бы встревожился, решив, что ей дурно. Но он уже знал, румянец – сродни тому, как темнеет кожа каи, когда они сердятся, смущаются или им приятно. Ответное рукопожатие убедило его, что Ильдико доставили удовольствие его слова.

– Твой желудок крепче, чем я думал, если ты проглотила скорпида и тебя не стошнило.

Бришен был удивлен. Она едва могла смотреть, как он потрошит тушку, он не смел надеяться, что от вкуса мяса ее не вывернет снова.

Ильдико освободила пальцы и погладила Бришена по руке.

– Мне кажется, двор каи не так уж сильно отличается от гаура. Придворные следят друг за другом и строят козни. Только и ждут возможности позлословить или кого-нибудь высмеять. Если не хочешь, чтобы скучающие леди и джентльмены вонзили в тебя когти, ешь то, что подали, и делай вид, что пища тебе по вкусу. Я давно научилась жевать не дыша и выдыхать через нос, глотая. И я слежу, чтобы мой кубок всегда был полон.

Она подмигнула Бришену и наколола на нож кусочек, который наконец перестал дергаться.

– Это самое страшное, что мне доводилось пробовать, но оно не сравнится с любимым блюдом короля Сангура – гороховым супом, который – я готова жизнью покаяться – готовит орда демонов в своей же гниющей плоти. Его непременно подавали к столу раз в неделю. Хотя не могу припомнить, чтобы кому-то пришлось вступать в бой с горохом, прежде чем его проглотить.

Беспокойство Бришена за то, выдержит ли Ильдико еще одно застолье, исчезло вместе с любыми сомнениями по поводу того, как она приспособится к новой жизни. Сейчас она стояла рядом с ним в трапезной, испуганная, но полная решимости. Эта гаури не только выживет на земле каи, она будет здесь процветать.

Герольд объявил о прибытии короля и королевы. Разговоры тут же смолкли, и гости одновременно поклонились. Ильдико прильнула к Бришену.

– Молюсь, чтобы королева не решила пустить меня на пирог.

В ее голосе угадывалось веселье, но Бришен различил в нем нотку страха.

Он сильнее сжал ее руку в своей.

– Пусть попробует, и я спущу с нее шкуру и насажу на вертел.

Тихий смешок ласкал слух.

– Нельзя. Она твоя мать, Бришен.

– И безжалостней врага я не встречал, – ответил он.

Они оба выпрямились, потому что королевская чета прошла мимо, и Бришен заметил, что Секмис послала им обоим обжигающий взгляд, прежде чем сесть за стол рядом с супругом. Следом, по правую руку от короля, сели брат Бришена Харкуф и его жена Тайи.

Бришен легонько подтолкнул Ильдико.

– Наши места рядом с королевой, – сказал он.

Ильдико стиснула его руку.

– Очаровательно, – пробормотала она.

Дальше, как всякий раз на пиршествах во дворце, все пошло по заведенному распорядку. Придворные сражались за лучшие места и спорили, чье происхождение и высокое родство позволяет сесть ближе к королевскому столу. Бришен вздохнул, поигрывая столовым ножом. Каждый раз одно и то же, и он нисколько не скучал по всему этому, когда уезжал в свое уединенное поместье.

Ильдико, выпрямившись, молча сидела сбоку от него и смотрела прямо перед собой. Секмис, по другую руку, барабанила когтями по столу в ожидании, пока Джедор начнет пир с официального приветствия жены Бришена как нового члена семьи.

Джедор на этот раз обошелся без язвительных замечаний по поводу внешности Ильдико, лишь произнес краткое приветствие. Бришен решил, что отец голоден и не хочет тратить время на никому не нужный обмен любезностями, пока стынет еда.

Тем не менее он, пусть и коротко, объявил Ильдико членом семьи и тем самым наделил невестку властью, которой у нее прежде не было. Хоть она и гаури, но в по-настоящему важных вопросах – в придворной иерархии – она теперь каи. Официально стала херцегеши, настоящей принцессой. Бришен ощутил облегчение и немного расслабился. Осталось только выдержать нескончаемый пир и гадости, заготовленные для них Секмис.

Долго ждать не пришлось. Едва слуги подали суп, королева сделала первый выпад.

– Люди очень бледные, – произнесла она на всеобщем. – У каи такой цвет лица бывает только во время болезни.

Придворные, сидевшие рядом с королевским столом, услышали ее слова и зашептались, передавая сказанное дальше. Бришен открыл рот, чтобы одернуть мать. Ильдико под столом опустила руку ему на колено.

Она проглотила ложку супа, делая вид, что ее не волнует ни вкус, ни слова Секмис. Промокнув губы салфеткой, Ильдико ответила:

– Вы правы, ваше величество, по сравнению с каи мы кажемся бледными. Каи серые. У людей такой цвет лица бывает, только когда они умирают.

Секмис оскалилась, обнажив острые клыки. Снова послышались шепотки и приглушенные смешки с дальних столов. Королева стиснула рукоятку ножа. Бришен подвинулся к ней, готовый заслонить жену, если мать на нее набросится.

Глаза королевы полыхнули огнем. Она сменила тактику.

– Вы очень плохо говорите на нашем языке, – сказала она на каи.

– Я гораздо лучше владею всеобщим, – согласилась Ильдико на безупречном баст-каи.

Бришен едва сдержал улыбку, глядя в тарелку с супом. Он чувствовал, что ни одной из женщин не понравится, если он вмешается. У него вдруг возникло неприятное ощущение, будто он сидит между двух больших кошек, которые шипят друг на друга, то выпуская, то втягивая когти.

Королева сыпала язвительными замечаниями относительно всего: и прически Ильдико, и того, как она держит ложку. Выбор у королевы был ограничен: она не могла оскорблять происхождение Ильдико, раз уж ее сочли подходящей партией для Бришена, но в остальном Секмис не скрывала презрения. Ильдико отвечала вежливо, но не пасовала и не давала спуску.

Бришен наклонился вперед и бросил быстрый взгляд через стол на брата. Харкуф или не слышал обмена любезностями между матерью и Ильдико, или не обращал внимания. Он был полностью поглощен едой и лишь изредка поглядывал на свою последнюю фаворитку, сидевшую за одним из нижних столов. Другое дело его жена Тайи. Она без интереса ковырялась в тарелке, внимательно прислушиваясь к разговору между Секмис и Ильдико, и выражение ее лица менялось от восхищения до ужаса.

Бришен подумал, что Тайи, должно быть, потрясена услышанным. Она, как и Ильдико, боялась Секмис, но не смела возражать свекрови ни единым словом, то ли оттого, что слабее Ильдико, то ли оттого, что инстинкт самосохранения у нее был развит лучше.

Большую часть обеда королева каи и ее новоиспеченная невестка обменивались колкостями, а гости привставали со стульев, чтобы не пропустить ни слова. Особенно пристально они наблюдали за Ильдико, когда подали последнее блюдо – румяные пироги с живыми скорпидами внутри.

Бришен склонился к жене.

– Готова?

К его удивлению, Ильдико выдохнула с облегчением.

– Да, – шепотом ответила она. – Я готова есть этот мерзкий пирог целыми днями, лишь бы твоя мать наконец замолчала.

Бришен едва не расхохотался. Ильдико вздрогнула, когда он внезапно прижался щекой к ее щеке, отворачивая ее от любопытных взглядов, и коснулся губами ее уха – поразительное проявление нежности на людях. Ясно, что его мать будет кипеть от злости несколько дней кряду, а сплетничать об этом будут несколько недель.

Бришен хмыкнул.

– Я готов завоевать для тебя королевства, ты только попроси, Ильдико.

Она отстранилась и заглянула в его смеющиеся глаза, невольно отвечая на его улыбку.

– Совладаешь с пирогом так, чтобы скорпид никого из нас не ужалил, муж мой, и я буду довольна.

Ильдико не поддержала восторженные охи и ахи, когда подали пироги, но и не дрогнула, когда Бришен вонзил в пирог нож и выпотрошил скорпида. Он почти физически ощутил разочарование гостей: Ильдико съела мясо без лишних церемоний. Бришен один слышал ее ритмичное дыхание – вдох, пауза, выдох – и следил, чтобы вино в кубке не заканчивалось.

Секмис тряслась от досады. Ей тоже подали пирог, и она сорвала гнев на скорпиде: проткнула панцирь и разрезала плоть когтями, а не ножом. С ее когтей текла черная маслянистая жидкость, и она ухмыльнулась Ильдико, упорно не обращавшей на нее внимания, и Бришену, прожигавшему ее свирепым взглядом.

Когда застолье наконец закончилось и король с королевой покинули зал – Секмис на прощание скривилась, взглянув на Ильдико, – Бришен чувствовал себя так, будто только что сошел с поля брани.

Ильдико под руку с мужем кивали придворным, подошедшим поздравить их и удовлетворить любопытство. Пиршество скорее походило на дознание, чем на праздник, но Ильдико стоически терпела. Бришен положил этому конец, отказавшись пройти в покои некоторых влиятельных придворных, чтобы выпить или съесть что-нибудь еще.

Они с Ильдико поклонились и сбежали в коридор.

– Можешь идти побыстрее?

Впервые за весь вечер она широко улыбнулась ему, обнажив лошадиные зубы.

– Могу даже бегом, если хочешь.

– Отлично.

Бришен схватил ее за руку, и они помчались по коридорам, взлетели вверх по лестнице и добрались наконец до своих покоев.

– Я справилась, супруг? – отдышавшись, спросила Ильдико.

Бришен взял ее за руку и поднес ладонь к губам, потом поклонился.

– Ты – великолепная херцегеши, жена.

Она провела пальцами по его руке.

– Думаю, мы оба поняли, что хотела сказать королева, когда растерзала скорпида, Бришен. Твоя мать меня ненавидит. Мне жаль.

Бришен подвинулся ближе и обнял ее за тонкую талию.

– Если Секмис хватит ума – а она очень умна, – она справится с неприязнью и сделает тебя своей союзницей. – Он поцеловал ее в лоб. – На сегодня я достаточно изображал марионетку на веревочках. Теперь я хочу выпить вина в приятной компании. Присоединишься ко мне?

Ильдико кивнула и погладила его по плечам.

– Пригласим твою сестру? Я не видела Анхусет за столом. Думаю, ей будет интересно послушать про праздник.

Бришен кивнул.

– Несмотря на неодобрение семьи, Анхусет не любит шумные компании и любыми путями их избегает.

Ильдико потянула за нитку на его рукаве.

– Я ей завидую.

– И я тоже, – ответил он. – Я передам ей, что мы ждем ее в моих покоях. Она всем рассказала про нашу свадьбу в Присиде. До сих пор грозится перерезать мне глотку за то, что ей пришлось есть кошмарный картофель.

Глава 13

Через неделю после их прибытия в Харадис Ильдико сидела на скамейке в дворцовом саду. Закрыв глаза, она подставила лицо утреннему солнцу. Лучи проникали сквозь живую изгородь и отражались от воды в прудах, превращая их в зеркала.

Ильдико была одна, если не считать стража в капюшоне, стоявшего чуть поодаль. Обитатели дворца спали, в том числе ее муж, который пожелал ей спокойных снов и ушел к себе.

Ильдико казалось, что стоит ей лечь, и она тут же уснет. Она заблуждалась. Лежала в предрассветном сумраке, слушая, как беспокойно ворочается Киргипа и тихонько сопит Синуэ. Обе служанки спали на подстилках у ее кровати. Они все время были рядом, помогали ей одеваться вечером, раздеваться утром и менять наряды для различных ежевечерних собраний, которые созывали король с королевой, наследник престола или высокородные аристократы. Помимо Бришена и Анхусет, служанки были для Ильдико основным источником сведений о дворе каи и их обычаях.

Также Ильдико была признательна им за то, как быстро они свыклись с ее внешним видом. Она по-прежнему ощущала многочисленные пристальные взгляды и слышала довольно громкие перешептывания каждый раз, как появлялась на очередном приеме, которые они постоянно посещали с Бришеном с самого прибытия в столицу.

В целом же Ильдико отлично приспособилась к придворной жизни. Здесь не было места пустой болтовне или дружеским встречам. Каи и гаури, собираясь во дворце, строили планы, заключали сделки или пытались добиться благосклонности. Порой в ход шли угрозы, иногда – подкуп, однако и то и другое осуществлялось безукоризненно вежливо. Открытую враждебность приберегали для настоящих сражений на поле брани, где лилась кровь, но поединок хотя бы был честным.

Ильдико притворялась, что не замечает, как мужчины сочувственно хлопают Бришена по спине или сжимают ему плечо, и пропускала мимо ушей произнесенные шепотом предложения взять себе на вечер любовницу. Какой смысл обижаться? В Присиде ее осыпали комплиментами и считали слишком красивой для отвратительного принца каи с клыками и серой кожей. Но у гаури и каи оказалось гораздо больше сходства, чем различий, хотя различия оказались разительны и резали глаз что одним, что другим, неважно, светились эти глаза или нет.

Мужчины каи держались с Ильдико вежливо и холодно, женщины же разделились на три лагеря. Некоторые были дружелюбны и любопытны, расспрашивали о том, как Ильдико жила в Присиде и каким она находит дворец и двор каи. Большинство вели себя настороженно, как мужчины, церемонно поздравляли со свадьбой, но и только. И наконец, были те, что тряслись от ненависти и зависти, и Ильдико решила, что все они когда-то были любовницами Бришена.

Она слишком мало пробыла замужем, и их брак был слишком странным, чтобы ревновать мужа, но ей было немного любопытно. Чем эти женщины привлекли Бришена? Красотой или чертами характера? Ее муж добрый и веселый. Ильдико не могла объяснить, почему ее так потянуло к нему с самой первой встречи. Потому ли, что она шестым чувством ощутила доброе сердце и светлую душу, скрытую за отталкивающей внешностью? Она не знала, но радовалась его ответной симпатии. Как человек она не могла по достоинству оценить красоту каи, однако понимала, почему женщины каи, которых он однажды одарил благосклонностью, завидуют не только высокому положению жены принца при дворе.

Ильдико постоянно корила себя за то, что вступает в спор с королевой. Пока Секмис ограничивалась оскорблениями, но Ильдико помнила, что Бришен говорил о матери, и держала ухо востро. Познакомившись с женщинами, враждовавшими друг с другом до ее появления при дворе, она обрадовалась, что прилюдно дала отпор Секмис. Пусть теперь прожигают ее взглядами и кривятся, зато они дважды подумают, прежде чем решатся нагрубить.

После целой недели «военных действий» она чувствовала усталость, но заснуть не смогла. Некоторое время Ильдико лежала на спине и смотрела на полог над кроватью. Потом выбралась из постели, надела халат и домашние туфли и вышла из комнаты. Синуэ и Киргипа не проснулись. Страж каи поклонился, когда она прошла мимо него по коридору. Он ничего не сказал, но молча последовал за ней в сад.

Она нашла скамейку, наполовину скрытую ветвями дерева, и села лицом к солнцу, которое не видела с самого отъезда из Присида.

Как и хозяева, сады каи днем погружались в сон. Бришен показал ей их, когда они вернулись от семьи Талумея, куда доставили его огонь жизни. Увидев сад, Ильдико ахнула и захлопала в ладоши. В лунном свете росли роскошные цветы: жемчужно-белые и цвета слоновой кости. Листья на деревьях отблескивали серебром, и весь сад светился в темноте ночи, словно поверхность упавшей звезды.

Сегодня Ильдико впервые увидела растения днем, и при свете солнца они представляли собой мрачную картину. Цветы спрятались за плотными лепестками, а листья казались черными и сухими на холодном ветру. Утро превратило сад в потустороннее место, порождение кошмаров. Сидя под голыми ветвями кривых деревьев, Ильдико чувствовала себя как никогда одинокой и лишней.

Глаза защипало. Она заморгала. Но непролитые слезы коварно продолжали подступать, даже когда лучи восходящего солнца заставили сощуриться. Ильдико медленно задышала, стараясь совладать с тяжестью в груди и подступающими к горлу рыданиями.

– Я устала, – прошептала она. – Я просто устала.

Не о чем горевать. Ее муж не победит на конкурсе красоты Гаура, но он потрясающий мужчина. И очень нравился Ильдико. Многим женам повезло куда меньше с теми, кого выбрали им в супруги, или с теми, кого они выбрали сами.

Каи, за исключением матери Бришена, вежливы и доброжелательны, пусть и в своей сдержанной манере. Они никогда не станут считать Ильдико своей и не примут до конца, но они уважают Бришена и будут уважать его жену. На большее она не рассчитывала.

И все же Ильдико с нетерпением ждала, когда Бришен скажет, что они уезжают из Харадиса в его поместье. Оно граничит с враждебным Беладином, но там целиком и полностью распоряжается ее супруг, и Ильдико надеялась, что со временем она станет там хозяйкой.

Ильдико вспомнила, как они ходили к матери Талумея, Таравин. В тот вечер, после ужасного пиршества при дворе, они ехали по узким улицам Харадиса верхом, а не в экипаже.

– Поедем в карете или сядешь верхом позади меня? – предложил выбрать Бришен. – В карете можно уединиться, если захочешь, но тогда не посмотришь Харадис.

Ильдико решила ехать верхом и была этому рада. Столица оказалась оживленной в ночное время, и она напомнила себе, что для каи сейчас разгар дня. Если не обращать внимания на темноту и толпы серокожих людей с глазами, как светлячки, Харадис в точности походил на любой другой город – торговцы расхваливают товар, дети гоняются по узким улочкам за собаками и курами, женщины кричат им вернуться и смотреть под ноги, а карманники шныряют вокруг, облегчая неосторожным кошелек. Проститутки выставляют напоказ тела рядом с продавцами вина и разной еды, поджаренной на углях или сваренной в горшках.

Они с Бришеном ехали по улицам в сопровождении дворцовой стражи, и толпа расступалась перед ними. Некоторые показывали пальцем, другие приветственно махали, все вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть молодую супругу принца. Низко надвинутый капюшон скрывал большую часть ее лица. Бришен ее наряд сначала не одобрил:

– Ни к чему прятаться. Я не стыжусь своей жены, Ильдико.

Она похлопала его по руке.

– Дело не в том, стыдишься ты или нет, Бришен. Просто так удобнее. Если я появлюсь на улице с непокрытой головой, мы и к рассвету не доберемся до дома Таравин. А если и доберемся, за нами увяжется толпа желающих на меня поглазеть. На месте Таравин я бы таким гостям по меньшей мере не обрадовалась.

Он неохотно согласился, и у Таравин их встречала только кучка любопытных соседей, наблюдавших за ними от дверей своих домов. Как только их впустили, охрана сомкнула ряды на крыльце, отгораживая стеной возможных гостей.

Как все женщины каи, до сих пор виденные Ильдико, мать Талумея была высокой и худой. У нее были серебристые волосы. Она оказалась не такой сильной, как Анхусет, и не такой грациозно-высокомерной, как Секмис, но Ильдико решила, что для каи она красивая. Ее черты отличались мягкостью, а рот был печально изогнут.

Женщина преклонила колени перед Бришеном.

– Вы оказали моему дому честь, херцег[2]2
  Херцег (венгр. herceg) – принц.


[Закрыть]. Вы и ваша супруга.

Бришен помог Таравин встать и удержал ее за руку.

– Жаль, повод нерадостный.

Таравин поднесла их соединенные руки ко лбу.

– Тем не менее, я это очень ценю. Мой сын и мечтать не мог о таких почестях. Я благодарна, что вы доставили его домой. – Она перевела взгляд на Ильдико, и морщинки в уголках ее глаз обострились от бледной улыбки. – Да будет благословен ваш брак, херцегеши. Добро пожаловать в мое скромное жилище.

Домик и в самом деле был маленький, идеально чистый и гостеприимный. За спиной у матери стояла молоденькая девушка, и Ильдико сразу заметила, что она похожа на Киргипу. Таравин представила ее как младшую сестру Киргипы, Аталан.

Бришен предлагал Киргипе поехать с ними. Та отказалась:

– Я отнесу огонь жизни в Эльмек вместе с мамой и утешу ее там. Мне невыносимо видеть, что от моего брата остались лишь огонь и воспоминания.

Они согласились выпить чаю, но от еды, предложенной Таравин, к радости Ильдико, отказались. В горле стоял ком. В доме траур, все говорят вполголоса, будто даже стены и пол затаили дыхание в ожидании, когда вернется Талумей.

Покончив с чаем, Бришен отставил чашку.

– Вы готовы, госпожа Таравин?

Она глубоко вздохнула, кивнула и поднялась из-за стола, чтобы достать маленький хрустальный шар, который стоял на трехногой подставке на полке над камином. Бришен вышел на середину комнаты и показал Ильдико жестом не вставать.

– Вы уверены, что хотите этого, ваше высочество? – поколебавшись, спросила Таравин. – Я могу позвать жрицу, она извлечет огонь и передаст его мне.

Бришен покачал головой и опустился на колени.

– Лишние свидетели ни к чему, госпожа. Ваш сын сражался и погиб, служа мне. Для меня сделать это – честь.

При его словах шар в руках Таравин покачнулся. Она протянула его Бришену, и он накрыл ее руку своей. Тонкие пальцы с черными когтями обхватили сферу.

При первых звуках песни, которую они затянули, Ильдико покрылась мурашками. Она узнала мелодию – эту молитву пели каи, когда помещали огонь в добровольцев.

Она ахнула и вскочила, увидев, как по шее Бришена ползут черные линии – будто усаженные шипами плети лозы, – как они наползают на щеки, лоб и скрываются под волосами. Его веки, пронизанные этими ужасными линиями, трепетали, а губы сжались.

Ильдико не была знакома с магией, но кое-что знала о заклинаниях и понимала, как опасно прерывать того, кто их читает. Могущественное колдовство причиняло боль, и ей оставалось лишь беспомощно стискивать руки, пока ее муж, сжимая в руках сферу, вздрагивал всем телом, стоя на коленях, запинаясь и сбиваясь.

В центре его груди вспыхнула светящаяся точка и быстро разрослась, угрожая поглотить его с Таравин целиком. В комнату хлынул слепящий свет, и Ильдико отвернулась, прикрыв глаза рукой. Когда она снова смогла видеть, Бришен сидел, навалившись на Таравин, как марионетка с обрезанными нитками.

Таравин осторожно держала сферу, светившуюся изнутри огнем жизни и похожую на маленькое солнце. Она передала шар Аталан. Та поцеловала его, обтерла шелком и опустила в маленькую шкатулку на столе.

Убедившись, что обряд закончен, Ильдико бросилась к Бришену. Черная сеть под его кожей исчезла, но поднялся он с трудом. Вместе с Таравин они подвели его к стулу, на котором он сидел до этого. Несколько чашек чая спустя Бришен сообщил встревоженным женщинам, что им с супругой пора.

Когда они вышли из дома, он был бледнее обычного и молча прислонился к своему послушному коню.

– Бришен? – Ильдико стиснула локоть мужа, испуганная его тусклыми глазами и опущенными плечами.

– Все в порядке, Ильдико. Дай мне минутку. Когда отдаешь огонь жизни, внутри поначалу становится пусто. – Бришен провел рукой по лбу и слабо улыбнулся. – Я привык к воспоминаниям Талумея. Знаешь, мать в детстве часто ругала его за то, что он ковырял в носу.

Ильдико поморщилась. Удивительно, как у Талумея вообще остался нос, учитывая, какие когти у каи.

– Ты правильно сделал, что принес огонь его жизни матери, хотя вряд ли твои родители одобрили бы то, что ты встал на колени перед женой торговца.

Ее муж не уступал в гордости любому человеческому принцу, но при этом был любезным и, кажется, совсем не обращал внимания на свой титул. Ни один из тех принцев, графов или баронов, которых Ильдико знала, ни за что не преклонил бы колени перед тем, кто ниже по положению, даже во время религиозного ритуала.

Бришен фыркнул.

– Когда я вчера обсуждал с отцом нападение наемников из Беладина, он перво-наперво оттаскал меня за уши за то, что я унизил себя и опозорил свой род.

Ильдико, получавшая такие же выволочки от тети, ему посочувствовала.

– Надеюсь, это не помешало тебе заснуть ночью?

– Нисколько, – пожал он плечами. – Если преклонение колен унижает меня и позорит мой род, тогда мы – лишь тени. Королями нас не делает первородство или кровь, текущая по жилам, а нечто большее, жена.

По дороге обратно во дворец Ильдико крепко обнимала Бришена за талию. Если бы он потерял сознание, она не смогла бы его удержать, но по крайней мере замедлила бы падение. Время от времени он гладил ее руки, будто хотел приободрить. Она пожалела, что отказалась от экипажа.

В его комнатах их встретила небольшая толпа слуг. Бришен обнял Ильдико, заверил, что заглянет к ней позже, рухнул на кровать и мгновенно уснул. Ильдико распорядилась не снимать с него одежду и укрыла одеялом. Личный слуга мужа пообещал, что приглядит за ним и тут же сообщит, если что-нибудь случится.

Остаток вечера Ильдико провела в своих покоях. Она не ложилась до самого утра, напряженно вслушиваясь в звуки за стеной. Она уснула в тишине и, проснувшись следующим вечером, обнаружила на пороге свежего и бодрого Бришена, который предложил посмотреть королевские сады. На прогулке выяснилось, что он не знает названий цветов и растений, и Ильдико пошутила, что в оружейной от него было бы куда больше толку.

– Верно, – согласился он. – Но мне больше нравится, когда тебя окружает красота, а не вещи, предназначенные для войны.

Он не переставал удивлять Ильдико, этот принц каи с волчьей улыбкой и сияющей душой. Теплые слова тут же превратили сады – сонные черные колючие заросли, залитые солнечным светом – в самое ее любимое место в Харадисе.

– У меня самый лучший муж на свете, – сказала Ильдико вслух самой себе, купаясь в лучах утреннего солнца.

– Целиком и полностью согласен, – вдруг отозвался тот, о ком она думала.

Ильдико вздрогнула, очнувшись от воспоминаний, когда рядом с ней сел укутанный в плащ с капюшоном Бришен. Он повернулся к солнцу спиной – так, чтобы свет не попадал в лицо.

– Ты почему встал? – спросила она.

В такое время не спали только часовые, один из которых стоял неподалеку, в густой тени дерева.

На темном лице Бришена яркими щелочками светились глаза.

– Я могу спросить у тебя то же самое.

– Я соскучилась по солнцу, – ответила Ильдико. Она не жалела, что поменяла привычный режим, чтобы жить, как каи, но организм жаждал солнечного света. – И потом, я все равно не могла уснуть, так что решила пойти сюда. Тут тихо.

– И никого нет? – Он лукаво улыбнулся.

– Никого, – пожала плечами Ильдико. – При дворе гаури тоже много народу, но там я занималась своими делами и на меня не смотрели так…