Текст книги "Летняя рапсодия"

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

– Этот домик, что полагается тебе как помощнику управляющего на Полынных виноградниках, – он меблирован?

Она сумела задать вопрос совершенно спокойно, но с вихрем эмоций внутри. Они уже кончали пить кофе, но он все еще не пытался заговорить о проблеме завещания. И, наблюдая, как он удобно расположился в кожаном кресле возле окна с таким видом, будто все время на земле к его услугам, она почувствовала прилив раздражения – раздражения все возрастающего, так что ей ничего не оставалось, как либо задать наводящий вопрос, либо взорваться.

– Забавно, что ты об этом заговорила. – Он поставил свою чашку на подоконник. – Домик меблирован, но недостаточно… и когда Вики показала мне гостиную, то я сразу понял, чего там не хватает. – И он кивнул в сторону стола Крессиды. – Чего-то вот такого.

– Но тебе же наверняка выделят стол в конторе?

– Да, конечно. В здании винодельни есть современный офис… Но мне хотелось бы иметь стол дома, для личного пользования.

Странный блеск снова мелькнул в его глазах, похожий на тот, что ранее так встревожил Уитни. Уж не смеется ли он над ней? Может, Люк находит эту игру забавной? Уитни чувствовала, как у нее в груди сворачивается тяжелый узел злости…

– Ну вот, – продолжал он неспешно, – я и решил попросить тебя отдать мне бабушкин стол. Ты ведь им никогда не пользуешься, так что, может, отдашь его мне?

О-о! Он игрок. Все еще притворяется, что скоро переезжает на Полынные виноградники. Ладно, она сумеет ему подыграть… еще чуть-чуть.

– Конечно, – сказала она легко и простодушно. – Можешь забрать стол. Еще что-нибудь?

– Нет, я хотел только стол…

Ага, вот и прокол, хотя и маленький! Если бы он все еще собирался переезжать, то сказал бы: «Я хочу только стол!»

– …так как он для меня имеет особое значение. – Встав с кресла, Люк подошел к столу и любовно погладил темное резное дерево. – Мы с бабулей часто оставляли друг другу в тайничке секретные послания.

– В тайничке?

Он вздернул брови.

– Она что, никогда не рассказывала тебе? Когда ты была девочкой? И вы никогда не оставляли там записки друг для друга?

– Нет, я ничего не знаю о тайнике.

– Ну, я… – Люк провел рукой по глазам, но Уитни успела перехватить выражение его лица и увидела, что он глубоко взволнован. – Я думал, тебе она тоже доверила эту тайну. – Его голос слегка охрип. – Это была игра, которая ей так нравилась… Нам обоим нравилась. Я мог оставить там для нее табель со школьными отметками, она мне – деньги на карманные расходы…

На какой-то момент Уитни разрешила себе поддаться сочувствию к Люку.

– Должно быть, она очень дорожила близостью между вами. Ты занимал особое место в ее сердце, Люк… до самого ее последнего дня. Несмотря на вашу ссору, ее любовь к тебе оставалась неизменной. Но я думаю, что ты и сам это знаешь.

– Если бы я этого не знал, я… – Он коротко вздохнул и положил ладонь на поверхность стола. – Ладно. Это потом. Уитни, я сказал уже, что хочу с тобой поговорить насчет… нас.

Уитни поставила чашку на кофейный столик и сжала руки у себя на коленях. Момент, которого она так ждала, наступил. Ее сердце застучало быстрее, и она обхватила себя руками.

– Две ночи тому назад, – хрипловато сказал он, – мы любили друг друга…

Этого она никак не ожидала услышать. И ее глубоко поразило и сбило с толку, что он использовал такие слова, как «любили друг друга», вместо того чтобы просто сказать «занимались сексом».

– …и на следующее утро я отверг тебя…

– Потому что я владелица виноградников, – натянуто сказала она.

– Потому что я очень гордый.

– Продолжай.

– Уитни, если бы виноградники принадлежали мне, то вместо того, чтобы тебя отвергнуть, я бы попросил тебя стать моей женой.

И теперь, по его плану, она должна была бы воскликнуть: «Дорогой, виноградники твои! Сегодня днем я подписала бумаги, передающие их тебе!»

Ее чуть не стошнило. Нет, она явно не годится для подобных игр. Она устало поднялась на ноги.

– Не продолжай, Люк. Я знаю, что ты будешь удивлен… и разочарован… моими словами, но я не собираюсь отдавать тебе поместье и виноградники. Вообще-то… – она сухо и невесело рассмеялась, – вини в этом только себя. Твое выступление вчера утром было настолько убедительно, что я и впрямь поверила, когда ты сказал, что не хочешь получить поместье – во всяком случае, таким образом.

Он смотрел на нее, и вид у него был довольно озадаченный. Похоже, он был по-настоящему удивлен.

– Я слышала, что ты говорил Виктории Мосс по телефону прошлой ночью, – продолжала она. – Ты сказал ей, что виноградники практически твои, что в я конце концов передумала. Интересно, ты ей рассказал, что тебе пришлось со мной переспать, чтобы добиться своего?

Но где же долгожданное торжество? Она чувствовала только холод и пустоту в сердце и в душе.

Но он… О, Люк пустоты не почувствует. Теперь, когда его планы провалились, он накинется на нее без сожаления, с той жестокостью, которую она успела так хорошо узнать.

Слезы задрожали у нее на ресницах, и она отвернулась: она чувствовала, что вот-вот заплачет, и не хотела, чтобы он это видел. Но, сделав всего два шага к двери, она услышала, что Люк двинулся за ней. Ее сердце подпрыгнуло в панике, и девушка кинулась бежать.

Он настиг ее в холле, когда она едва добежала до лестницы наверх. Схватив за плечо, он резко повернул ее к себе.

В ужасе съежившись, Уитни взглянула на него снизу вверх, но когда увидела его глаза, то мысли ее окончательно смешались. В его синих глазах она не увидела никакой злости, а только нежность. Нежность такую всепоглощающую, такую ласковую, что она подумала, будто это ей снится.

– Ты дурочка, – пробормотал он. – Чудесная, прекрасная дурочка. – Он взял ее лицо в ладони. – Как мог я влюбиться в такое глупое создание?

– Ничего у тебя не выйдет, – убито прошептала она. – Ничего не выйдет из твоих трюков с телячьими нежностями. Я не отдам тебе виноградники, Люк. Твоя бабушка этого не хотела. Так что твой расчет неверен. Мог бы не стараться и не спать со мной.

– Ну да. – Он смотрел на нее, явно забавляясь. – Такой труд! – Он поцеловал ее губы, соленые от слез. – Уитни, послушай меня…

Нет, она не будет его слушать. Она не позволит умаслить ее своими речами. Может, она и хочет его, но никогда не полюбит, зная, как много черного у него в душе. Но как же трудно ему сопротивляться!

– Мое сокровище. – В его глазах светилось обожание. – Прошлой ночью, пока тебя не было, я нашел другое завещание. Более позднее.

Все свои силы и помыслы Уитни направила на то, чтобы остаться стойкой к его нежности, поэтому смысл сказанного дошел до нее не сразу. Но даже когда дошел – голова ее не прояснилась.

– Другое… завещание? П-позднее?.. – с трудом проговорила она.

– Да. – Он улыбнулся. – Другое… завещание. П-позднее. Написанное от руки. Датированное месяцем позже, чем предыдущее, и засвидетельствованное двумя подругами моей бабушки по приходу, тогда как другое напечатано и свидетелями были Эдмунд и Чарлз Максвелл.

Она широко раскрыла глаза.

– Но где же оно было? Эдмунд Максвелл обшарил все ящики стола…

– Все ящики, – мягко сказал Люк, – кроме того, о котором знали только я и Крессида.

– Тайник! – охнула Уитни.

– Пошли. – Он взял ее за руку и провел обратно в библиотеку к письменному столу.

Ухватив ее палец, он положил его на маленькую ягодку винограда в причудливо и изящно вырезанной грозди на боковой стенке стола. – Здесь, – сказал он. – Нажимай.

Уитни нажала и ойкнула, когда длинный узкий ящик внезапно выдвинулся из глубины стола.

Внутри она увидела конверт, адресованный Люку.

– Это оно? – спросила она слегка дрожащим голосом. – Другое завещание?

Люк взял конверт, вынул из него единственный листок бумаги и передал Уитни.

С возрастающим изумлением Уитни читала слова, написанные бисерным почерком… и увидела, что, хотя более мелкие детали завещания оставались неизмененными, Крессида оставила Люку виноградники Изумрудной долины.

И «…моей дорогой Уитни Маккензи: поместье Браннигенов со всем содержимым». Ее голова закружилась, и она ощутила невесомую летящую радость. Нет, не потому, что дом принадлежал теперь ей, хотя она всегда очень его любила. А потому, что Люк все-таки ее не обманул.

– Значит, когда ты сказал Виктории Мосс, что надо понимать женщин, то имел в виду ваши отношения с бабушкой?

– И когда я сказал, что кое-кто «передумал», то имел в виду опять-таки бабушку, все-таки оставившую мне виноградники.

– Но… как насчет Виктории Мосс?

– Какой Виктории? – посмотрел он на нее с шутливым недоумением.

Уитни надулась.

– Перестань меня дразнить…

– Да, мы общаемся… но только по делу, мы с Вики старые знакомые… Она даже бегала за мной, когда мы были подростками. Но она никогда не была в моем вкусе… И сейчас тоже. – От его улыбки в груди у нее потеплело. – Зато ты в моем вкусе.

Она глянула на него.

– Ты как-то сказал, что не любишь блондинок!

Он засмеялся.

– Для каждого правила есть исключение. И ты, моя любимая, как раз это самое исключение.

Внезапно посерьезнев, Уитни сказала:

– О, Люк, если бы ты не вернулся в долину, ты так никогда и не узнал бы, что твоя бабушка простила тебя и оставила тебе то, что принадлежит тебе по праву рождения.

– Должно быть, она надеялась, что однажды я все-таки вернусь домой, и знала, что тогда я вспомню про тайник в письменном столе, про письма и нашу с ней любовь. Она знала, что я поищу ее последнее письмо. Так я и сделал, слава Богу, и она не обманула моих надежд.

Он взял завещание из рук Уитни и бросил его на стол. И обнял ее.

– Я так тебя люблю! – Он целовал ее до тех пор, пока голова у нее не пошла кругом, а потом погрузил пальцы в ее кудрявую золотистую гриву. – Выходи за меня замуж, моя красавица, выходи за меня завтра же. – Люк лукаво ей улыбнулся. – Ты ведь тоже меня любишь, не так ли?

– Да, всем сердцем… сильнее, чем считала это возможным.

Он опять завладел ее ртом в горячем поцелуе, от которого у нее подогнулись колени. Когда он наконец дал ей передохнуть, Уитни чуть слышно произнесла:

– Я очень тебя люблю, Люк, но…

Его брови слегка нахмурились.

– Что такое, дорогая?

Она прерывисто вздохнула:

– Ты действительно похоронил прошлое?

– Целиком и полностью.

– Но… если однажды ты начнешь задумываться, не ошибся ли насчет меня? – Она не сумела скрыть сомнения в голосе. – Что, если ты станешь думать, что я вышла за тебя из-за этого наследства – виноградников Изумрудной долины, – а не потому, что действительно люблю тебя?

Он молчал так долго, что ее сердце задрожало. Сумеет ли он справиться с этой проблемой?

А он вдруг улыбнулся. Сначала дрогнули уголки его губ, и постепенно широкая улыбка осветила все его лицо. С озорно заблестевшими глазами он взял со стола последнее завещание своей бабушки и, прежде чем Уитни успела открыть рот, разорвал лист бумаги на сотню маленьких кусочков.

– Люк! – Она уставилась на обрывки, трепещущие в воздухе и опускающиеся на пол, точно хлопья снега – Этого нельзя было делать!

– Нельзя? – Он почесал в затылке. – Но, по-моему, я уже это сделал!

– Но… зачем?

– Мне важно было тебя успокоить. Вопрос был только: как? Бабуля помогла мне решить эту задачу. Знаешь, как говорится: было бы желание… – Он заключил ее в свои объятия и крепко прижал к сердцу.

Уитни взглянула на него, пораженная степенью доверия, какое он ей оказал. С переполнявшей ее сердце любовью к этому мужчине, когда-то ее врагу, она прошептала:

– Значит, теперь… партнеры?

– Партнеры навсегда, любовь моя. – Он поцеловал ее снова, очень нежно, и в этом поцелуе было обещание. – Навечно!