Текст книги "Один на один"

Грейс Райли
Один на один

Original title:

Breakaway

by Grace Reilly

Научный редактор Давид Эджибия

На русском языке публикуется впервые

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Copyright © 2022 by Grace Reilly

All rights reserved.

This is a work of fiction.

All of the characters, organizations, and events portrayed in this novel are either products of the author’s imagination or are used fictitiously.

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2024

* * *

Мойре, которая полюбила Купера с самого начала

Примечание автора

Я пыталась оставаться верной реалиям студенческого хоккея и студенческого спорта в целом на протяжении всей книги, где это возможно, но в тексте все равно могут встречаться неточности, намеренные и случайные.

Пожалуйста, посетите мой сайт для ознакомления с полным списком предупреждений о содержании.

1. Купер

Когда всю жизнь просыпаешься черт знает в какую рань, чтобы ехать на каток – плюс два полных сезона хоккея в МакКи, – можно решить, что ты не такой дурак, чтобы опоздать на первый выставочный матч сезона.

И все же вот он я, сломя голову бегу к центру Маркли, и спортивная сумка болтается у меня на плече, как будто там полно налички, а я пытаюсь добраться до машины, пока копы не приехали. Я лечу через пешеходный переход, наплевав на яростное гудение автомобиля – водитель ударяет по тормозам, чтобы не сбить меня, – и чуть не падаю на задницу, пытаясь обогнуть кучку подвыпивших студентов, направляющихся на вечеринку.

Врезаюсь какой-то девушке в плечо, и она отталкивает меня с криком: «Смотри, куда прешь, скотина!»

Я не успеваю увернуться от стакана пива, который она в меня бросает.

Фантастика. Как могу, отряхиваюсь прямо на бегу. Когда я наконец добираюсь до дверей, то распахиваю их и с заносом на повороте влетаю внутрь.

Я добираюсь до раздевалки в тот самый момент, когда тренер Райдер заканчивает свою речь перед игрой. Все мои товарищи по команде уже в нашей фиолетовой форме, в защите, на коньках и со шлемами и с клюшками в руках. Этот матч против Университета Коннектикута не особо значим для турнирной таблицы, но служит сигналом к тому, что пора становиться серьезнее. Мы неделями готовились к сезону, и это наш первый шанс показать тренеру, как мы усвоили новую тактику, – и мой шанс побороться за место капитана.

Но прямо сейчас? Тренер бросает на меня взгляд своих бледно-голубых глаз – один из тех, что могут резать, как нож. Он напоминает мне моего отца, и не в хорошем смысле.

– Идите, – говорит он. – Покажите, на что вы способны, джентльмены.

– Где ты был? – спрашивает меня Эван, мой напарник в защите. Он отряхивает свои косички, прежде чем надеть шлем. – И почему от тебя воняет, как от мужской общаги?

– Застрял в классе.

По сути, это не ложь: я просто думал, что у меня было больше времени на встречу с профессором Моргенштерн. Мне надо было упросить ее дать мне еще пару дней на эссе по «Макбету» для шекспировского семинара, а когда она расходится, разговор свернуть сложно. До конца семестра остался месяц, но я все еще не разобрался со всякой фигней, особенно с темами трех семинаров, на которые я записался. Шекспир. Феминистическая готика. Гребаный Мильтон. Я неделю ничего не читал.

Я стаскиваю свитшот через голову и кидаю в шкафчик вместе со своей счастливой кепкой «Янкис».

– Увидимся на льду.

– Каллахан, – зовет меня тренер Райдер. – На два слова.

Мой желудок обрушивается вниз, хотя я этого ожидал. Я продолжаю переодеваться, натягиваю защиту как можно быстрее, лишь бы не ошибиться, но поднимаю взгляд, когда слышу его шаги.

У меня в жизни было много тренеров, но ни один не выглядел настолько «тренером по хоккею», как Лоуренс Райдер. Он всегда носит рубашку с воротничком, не только на матчи, но и на тренировки, и пусть он не играл с самого выпускного в Гарварде – когда привел свою команду к победе в «Ледяной четверке», – его переломанный нос и суровый характер доказывают, что он провел много времени на льду. Он сильно выправил мою игру в первые наши два совместных сезона, и мы говорили о моем будущем – единственном будущем, которое я мог принять для себя, – так, как я не мог поговорить со своим отцом.

Я знаю, папа никогда не признает этого (скорее всего, потому что мама ему не позволит), но я уверен: ему все еще хотелось бы, чтобы я влюбился в футбол, как он и мой старший брат Джеймс. А я вместо этого променял бутсы на коньки и никогда не оглядывался.

– Почему ты опоздал? – спрашивает тренер.

Я наклоняюсь, чтобы завязать шнурки.

– Потерял счет времени, сэр.

– Поэтому от тебя разит дешевым пивом?

– Девушка пролила на меня пиво. Рядом с катком. – Я смотрю на него, вставая и балансируя на лезвиях коньков. – Этого больше не повторится.

– Чем ты занимался, что потерял счет времени? – Невысказанный вопрос остается про запас. Не то чтобы я обсуждал с тренером свою личную жизнь, но ни для кого не секрет, что при нормальных обстоятельствах я проводил бы свободное время, шляясь по общагам, каждый раз с новой девчонкой.

– Я отрабатывал часы с профессором.

Он кивает.

– Ладно. Но я не хочу, чтобы ты снова опаздывал, Каллахан. Особенно на настоящие матчи. Подготовка…

– …делает игру, – заканчиваю я. Я слышал это от него много раз. Он ожидает лучшего от нас всех, но особенно – от таких игроков, как я, тех, у кого есть шанс на будущее в хоккее.

Тренер Райдер – тренер при колледже; мы студенты, а не его работники. Университет МакКи не платит нам за матчи. Мы здесь получаем образование, как бы спорт ни был важен для основного профиля колледжа. Науки должны быть важнее всего – но тренер с первого моего курса знал, что если бы я мог, то отправился бы на драфт НХЛ, как только мне исполнилось восемнадцать. Я получаю диплом для родителей: папа всегда убеждал нас мыслить за пределами спортивной карьеры и иметь план до конца всей жизни. Изначально я хотел играть в младшей лиге, потом получить место в команде и окончить колледж дистанционно в процессе, но для отца и мамы этого недостаточно. Единственное успокоение: я отлично подготовился к НХЛ здесь, в МакКи, и надеюсь, что смогу попасть в лигу сразу после выпуска и мне не придется начинать заново в фермерской команде.

Мне только надо продержаться еще два года. Еще два сезона. Теперь я на старших курсах, и давление увеличилось еще сильнее. Куча старшекурсников выпустились и оставили команду в шатком положении. И если что и может надежно укрепить мои планы после выпуска, так это два сезона в роли капитана команды, которые докажут, что я могу быть лидером, а не просто игроком. Не знаю, рассматривал ли тренер меня на это место, но чертовски надеюсь, что рассматривал.

– Да, – говорит тренер, все еще пристально изучая меня серьезным взглядом. – И я думал, что мы разобрались с твоими проблемами еще в прошлом сезоне.

Я держу подбородок, несмотря на боль, которая пронзает внутренности и дергает меня, как рыбу на крючке. Мы не попали в районные соревнования в прошлом сезоне по множеству причин, но не буду спорить, что наказание за драку, которое привело к моему удалению с последнего матча в сезоне, сыграло серьезную роль. Я должен был быть на льду в той игре, а меня не было.

– Разобрались.

– Хорошо, – говорит он и хлопает меня по плечу. – Разогревайся побыстрее. Покажи мне, что ты умеешь.

После самой быстрой разминки, какую я могу сделать, я направляюсь на лед. Пусть это товарищеский матч, там будет куча студентов и даже некоторые поклонники У-Конна[1]1
  Сокращенное название Университета Коннектикута. Здесь и далее примечания редактора.


[Закрыть]. Хотя футбольная программа – настоящее сокровище колледжа, хоккей в МакКи тоже собирает толпу.

Мы с Эваном теперь защитники стартовой пятерки, так что, когда тренер Райдер прекращает болтать с главным тренером У-Конна и судья дает сигнал к первому вбрасыванию, мы уже стоим на льду, защищая нашего вратаря Ремми – Аарона Рембо – и нашу зону. Я быстро включаюсь в игру, получая удовольствие от хода матча, хотя он сам по себе не важен. Настоящее движение вперед я почувствую в эту пятницу, когда начнется новый сезон. С весны я переживал провал последнего сезона и все, что к этому прилагалось, но я наконец готов начать с чистого листа.

Шайба ракетой летит по льду, за ней – один из игроков У-Конна. Я встречаю его у границы зоны защиты и пытаюсь вытеснить из нее, но не успеваю прочесть его пас. Шайба оказывается на нашей стороне площадки, и ее с легкостью перехватывает один из нападающих У-Конна. Он забрасывает ее в сетку прямо между ног Ремми.

Черт. Обычно я не допускаю таких ошибок.

Я ухожу со льда, когда заканчивается моя смена, и смотрю, как наше место занимает вторая пятерка. Сидя на скамье, я делаю глоток воды. Несмотря на все усилия, приложенные, чтобы оставаться в форме в межсезонье, я запыхался от двухминутного спринта. Я тру защиту на груди. За ней прячется давящий узел, из-за которого сложно глотать. Это не только из-за опоздания и упущенной возможности привести в порядок голову перед игрой или из-за пропущенного гола. Это куда глубже, будто трещина у меня в грудине.

Давит необходимость играть так хорошо, чтобы меня взяли в НХЛ после выпуска.

Давит необходимость помочь команде добраться до матчей «Ледяной четверки» в этом сезоне и не пустить прахом все усилия.

Давит необходимость заботиться о младшей сестре Иззи – она на первом курсе в этом году в МакКи. Этого ждут от меня родители, поскольку Джеймс выпустился и ушел в НФЛ.

Обычно я хочу быть на льду. Я там сосредоточен. Спокоен. Но на тренировках в последнюю пару недель, и сейчас во время матча, и прошлой весной, когда я двинул Николаю Эбни-Волкову по зубам и заработал для нас обоих удаление с матча, я потерял эту сосредоточенность вместе со всем остальным.

Если быть совсем откровенным с самим собой, есть и еще одна причина. То, о чем я не хочу говорить, потому что это звучит глупо, даже в голове. Одно дело любить секс, и совсем другое – чувствовать, что я на грани, потому что у меня его нет.

Но у меня его не было месяцами.

Месяцами.

В последний раз я видел сиськи наяву весной. Сейчас уже почти октябрь, мать его, и меня отшивают все девчонки, с которыми я пытаюсь поболтать. Обычно статус звездного хоккеиста в общаге дает мне возможность выбирать из болельщиц, но сейчас я не привлекаю их. Не знаю, что со мной не так; почему такое впечатление, что у меня вши или я еще как будто в начальных классах. Я выгляжу так же, веду себя так же, говорю так же – но обаяние, которое обычно приносило мне по несколько предложений за вечер, не дает мне ровным счетом ни фига.

Секс ничего не решит, но получить оргазм с девчонкой, а не со своим кулаком уже было бы неплохим началом, как бы грубо это ни звучало.

Мы играем периодами по десять минут, поскольку матч товарищеский, так что время летит, и скоро мы оказываемся на последних минутах с равным счетом 1:1.

– Каллахан, – говорит тренер. – Ты и Белл – обратно в игру.

Мы с Эваном перепрыгиваем через бортик и въезжаем на лед. Не проходит и тридцати секунд, когда один из наших новичков, Ларс Халворсен, отправляет прекрасную шайбу в сетку У-Конна. Мы подъезжаем поздравить его. Это гол не в настоящем матче, но пацан талантлив, так что я уверен, очень скоро он забьет всерьез. Плюс мы вырываемся вперед, а нам не нужен овертайм в подобном матче. Еще минута, и мы сможем принять душ и разойтись по домам.

Мы выигрываем вбрасывание, но очень скоро возвращаемся обратно в зону защиты: давление очень сильное. Игрок У-Конна прижимает Эвана к борту за воротами. Я подъезжаю посмотреть, не смогу ли отобрать шайбу, выбить ее в чужую зону и подержать там, пока не закончится время.

– Мамка твоя была красоткой, – усмехается игрок У-Конна, напирая на Эвана плечом. – Когда она тебя заделала, в пятнадцать лет?

Эван застывает. На мгновение у меня замирает сердце, я думаю, что ему больно, но потом понимаю, что он сдерживает слезы. Все мое тело входит в ступор, сердце бьется так сильно, что я слышу гул крови в ушах.

Эван не просто мой товарищ по команде – он один из моих лучших друзей.

Его мать умерла от рака этим летом.

Мой кулак влетает в челюсть игрока У-Конна, и я очень этому рад.

2. Купер

В отдалении я слышу свисток судьи. Чувствую, как чьи-то руки тянут меня назад. Парень из У-Конна наносит удар, сбивая мне шлем набок, так что тот съезжает мне на подбородок, прежде чем нас растаскивают. Я провожу языком по губам и чувствую привкус меди.

Парни все время подначивают друг друга, и он в принципе не мог знать, что затронул настолько больную тему.

Но я знаю, и я на хер не буду такое терпеть. Даже если это значит столкнуться с гневом тренера Райдера.

Когда я добираюсь до скамьи, его глаза сверкают. Он проводит ладонью по гладко выбритому подбородку. Пуговицы на его рубашке выглядят так, будто вот-вот готовы отлететь. На полсекунды я убеждаюсь, что он сожрет меня прямо тут, но потом он качает головой.

– Ко мне в кабинет.

Я киваю.

– Да, сэр.

Я иду в раздевалку, не опуская головы. Я даже удерживаюсь, пока расшнуровываю коньки и снимаю защиту – одну пропотевшую деталь за другой. Команда входит за мной гуськом, разговаривая вполголоса, пусть даже мы и победили. Несколько парней отправляются в душ, но я знаю, что тренер хотел видеть меня прямо сейчас, а не когда я смою с себя грязь после матча.

Я быстро кидаю взгляд на свое отражение в зеркале. Я выгляжу разбитым, волосы лезут в глаза, кровь сочится из губы на бороду. Я подбираю клюшку и ломаю ее пополам о колено, а потом бросаю обломки на пол. За моей спиной кто-то кашляет.

Сука.

Я не жалею о том, что защитил Эвана, но ненавижу, что мистер Ублюдок-Йоу-Мама поддел меня настолько, что я ударил по-настоящему.

Я по привычке стучу в дверь кабинета тренера, хотя он еще с командой, и опускаюсь в кресло у стола.

Когда открывается дверь, я не поднимаю взгляда. Разочарованное лицо тренера такое же, как у моего отца, а этого я уже навидался.

Я слышу, как он устраивается в кресле. Откидывается на спинку, и кресло скрипит в тишине. Он прочищает горло.

– Каллахан, – говорит он.

Это вынуждает меня посмотреть на него. В этом вся разница. Папа зовет меня по имени – Купер, – но здесь я Каллахан. Я – фамилия, написанная на спине моей фиолетово-белой кофты МакКи. Это фамилия моей семьи, но хотя бы на льду она только моя. Папа и Джеймс могут владеть ею на футбольном поле, но мне никогда не было там уютно. Мой приемный брат и лучший друг Себастьян может носить ее на своей бейсбольной майке. Лед только мой.

Тренер вздыхает.

– Непунктуальный, неряшливый и вспыльчивый. Ты обещал мне другое.

Я сглатываю. Я заслужил слышать то, что слышу, но все равно больно.

– Я знаю, сэр.

– Не хочешь объяснить, что произошло? – спрашивает он. – А то Белл болтает не прекращая, и я ценю этого парня, но когда он выдохся после игры, то смысла в нем ни на грош.

Я прикусываю губу, случайно задевая зубами царапину. Сдерживаюсь и не вздрагиваю, прежде чем посмотреть на тренера.

– Тот парень нес херню про его мать.

Губы тренера кривятся.

– Сука.

– Я знаю, мы договорились – никаких драк…

– Мы не «договорились», – перебивает он. – Я отдал тебе приказ, который ты должен был выполнять. А ты не выполнил.

– Я не мог просто спустить ему это с рук.

– Значит, ты должен мстить так, чтобы это не привело к наказаниям. – Он щиплет себя за нос и качает головой, закрыв глаза. – Тебе повезло, что это случилось на таком матче, потому что я умудрился сохранить тебе допуск к открытию сезона.

Тренер смотрит на меня, двигая челюстью. Когда он поднимает бровь, я просто смотрю на него в ответ. Я знаю, что он ждет извинений, но я не собираюсь извиняться. Не за то, что защищал товарища по команде. По правде говоря, я даже не думал, что драка может привести к отстранению, до этого самого момента.

Еще одна ошибка. Еще один шаг в другом направлении – вниз по склону горы, а не к вершине.

– Кто-то должен был его заткнуть, – говорю я в итоге.

Тренер встает и поворачивается, чтобы взглянуть на фото на стене за его столом. Фотограф поймал именно тот момент, когда команда поняла, что они выиграли «Ледяную четверку»: возбуждение, радость, чистое охерительное облегчение от того, что они добрались до вершины горы. Я бы хотел, чтобы это был я – поднимающий ввысь кубок, только в королевском пурпуре МакКи, а не в малиновом.

И это до того, как я доберусь до НХЛ и подниму Кубок Стэнли, разумеется.

– Я хочу, чтобы ты был капитаном, – говорит тренер.

Из всего того, что я сейчас ожидал услышать от него, это не стояло во главе списка. Я вообще не был уверен, что это до сих пор есть в списке.

– Сэр, – говорю я, поправляя свитшот и садясь прямо. – Я…

– Разумеется, я не смогу сделать тебя капитаном, если тебя вышвырнут из-за драки, – говорит он. – Или если ты будешь дерьмово играть. У тебя есть потенциал стать лидером этой команды, Каллахан. Я хочу, чтобы ты им стал. В тебе есть голод. – Тренер указывает на фотографию. Там он стоит прямо в середине толпы гарвардских игроков, легко узнаваемый, даже спустя двадцать лет, и буква К[2]2
  Так обозначается капитан команды.


[Закрыть] на его кофте сияет, как маяк. – Если мы куда и доберемся в этом сезоне, то это будет благодаря тебе.

Я проглатываю чувство, грозящее отразиться у меня на лице. Одно дело – знать, что ты талантлив, и совсем другое – услышать, как тебе говорят об этом прямо. Капитан. Разумеется, я пытался этого добиться, но всерьез не думал, что это может произойти в этом году. Когда выпустилась последняя группа старшекурсников, это очень ослабило команду, но несколько талантливых старших еще оставалось.

– Но я только на третьем курсе, – говорю я. – Как насчет четверокурсников? Брэндон или Микки? Брэндон в центре.

Тренер качает головой:

– Если это кто и будет, то только ты. Но ты должен это заслужить. Ты понимаешь? Больше никаких драк. Не лезь на рожон и сосредоточься на игре.

Я киваю.

– Понял.

Что угодно за эту К на моей кофте. Джеймс де-факто был капитаном футбольной команды в прошлом году, и теперь он возглавляет нападение в «Филадельфия Иглз». Это не прямое сравнение, учитывая, насколько футбол и хоккей разные виды спорта, но два сезона в роли капитана – надеюсь, команды в финале «Ледяной четверки» – помогут мне выйти в НХЛ и получить хорошую сделку для новичка. Очень надеюсь ее ухватить.

– У меня есть идея, которая, по-моему, должна помочь, – говорит тренер. – Ты знаешь городской каток?

Мне требуется секунда, но потом я вспоминаю. Ледовый центр Мурбриджа. Это в центре, рядом с торговой галереей. Мы с Джеймсом ходили туда в прошлом году с его девушкой Бекс – теперь его невестой, – чтобы научить ее кататься на коньках.

– Да.

– Владелице, Никки Родригес, нужна помощь. У них там уроки катания на коньках, что-то типа того.

Мое возбуждение скисает: я вижу, к чему все идет. У всего есть цена, когда это касается тренера Райдера.

– И?

– И я думаю, из тебя выйдет идеальный волонтер. Будешь ходить туда, начиная со среды, помогать на занятиях. Там есть младший класс по ледовому спорту, они собираются каждую неделю.

Я с трудом удерживаюсь от искушения сказать ему, что, по правде, перепих с кем-нибудь куда эффективнее поможет мне сбросить стресс.

– Помогать… детям?

– Ты когда-то был в их возрасте, ты нашел свою страсть к конькам и хоккею. Помоги научить их раскрывать это в себе. Думаю, это поможет тебе обрести некоторое терпение. – Он хлопает меня по плечу. – Которое тебе понадобится, если хочешь быть моим капитаном.

– Я не могу, – говорю я. – Я даже не…

– Сынок, послушай. – Он склоняется над столом и скрещивает руки на груди. Его взгляд полон сочувствия, но это не убавляет напряженности. – Не хочу использовать очевидную метафору, но лед… он тонкий. Либо ты сделаешь это и приведешь голову в порядок, либо в следующий раз, когда ты сорвешься – как бы это ни было оправданно, – ты не оставишь мне иного выбора, кроме как отправить тебя на скамейку запасных.

3. Пенни

Я погружаю игрушку еще глубже, пальцы моих ног зарываются в простыни, а колени разъезжаются. Я тихонько ахаю, когда беру нужный угол. Пусть дилдо – это не теплый член, но хотя бы такой же толстый, и мне проще окунуться в фантазии. Я вставляю его и вынимаю, вжимаясь головой в подушку, пока в мыслях всплывают нужные образы. Сильные татуированные руки обвивают мои ноги, когда я обхватываю ими его узкую талию. Он легонько кусает меня в шею, а потом переворачивает и шлепает по заднице, раздвигая ноги. Его резкий голос шепчет мне на ухо, какая я хорошая девочка, что я пахну как…

Нет. Только не это. Что угодно, но только не это.

Я трясу головой, и фантазия спотыкается. Я изгибаю спину, чтобы дойти до оргазма на ощущениях, но все бесполезно. Мои глаза распахиваются, фантазия исчезает, а образы – очень скверные – заполняют мой разум. Я закусываю губу, тяжело дыша. Полчаса себя разогревала, чтобы опять упереться в стену. Я провожу рукой по лицу.

Это третий раз подряд. Я столько лет трудилась, чтобы не пускать Престона – и любых будущих Престонов – в мою жизнь, но сейчас он пробился в мои фантазии. В мое «хорошее место». Он никогда не мог коснуться двух вещей: моих фантазий – и историй, которые я кропала в тетрадках. Но после этого… Можно сказать, что первое уже пало.

Раньше я могла склепать сценарий хорошей фантазии без проблем. Некоторые девушки не любят мастурбировать, но я наслаждалась этим с тех пор, как поняла, сколько удовольствия могу себе принести. Пару минут подумать про Мэта Барзала или Тайлера Сегина – или, если меня тянуло на сверхъестественное, про сексуального оборотня или орка, – и я была готова кончить. А теперь? Я доходила до момента, когда мой фантазийный парень входит в меня, и, что бы я ни представляла, какой бы ни была поза, обстановка или конкретный вид секса, мой оргазм исчезал, как камень, канувший в середину озера, и не возвращался. Пикантные любовные романы не помогали. Как и хоккейные софиты. И даже возвращение к самым сексуальным отрывкам моего наполовину написанного романа тоже никуда не привело. Что-то напоминает мне о той февральской ночи, о нем – и капля паники отравляет все.

Я прижимаю руку к груди, пытаясь успокоить колотящееся сердце, и сглатываю эту ложку яда, чтобы нейтрализовать его. Я столько лет работала с доктором Фабер над тем, как оттащить себя от края, пока меня не понесло ко дну. Раздражаться – это нормально. Нельзя давать всему этому управлять собой.

Вот только три раза подряд у него получилось.

Мое возбуждение полностью спало, и его заменил опасный и краткий проблеск беспокойства, от которого крутит под ложечкой. Я сглатываю и пытаюсь расслабить напряженные плечи. Я смотрю на дилдо в моей руке и борюсь с волной отвращения.

– Твою мать!

Я швыряю дилдо через всю комнату.

Врывается моя соседка в полотенце, темные волосы перекинуты через плечо, в глазах дикая паника. У нее что, бритва в руке?

– Что происходит?! – спрашивает она – в ту же секунду, как ей по лицу прилетает моим ярко-синим дилдо.

Знаете, как бывает, когда в реальном времени происходит нечто ужасное, а тебе кажется, что все вокруг замедлилось? Да. Вот так и мой дилдо ударил Мию, как чертова шайба в защитную маску. Он задевает ее по щеке, фальшивые яйца подпрыгивают, и дилдо падает на пол с влажным чвяком.

Мы пялимся друг на друга секунду, которая растягивается примерно на миллион лет. Она крепче сжимает бритву, вытирая щеку.

Я вспоминаю один ужасный момент. Моя лучшая подруга играла в софтбол и была питчером.

– Пенни! – кричит она, яростно полосуя воздух бритвой. Я пригибаюсь, но бритва остается у нее в руках. – Я думала, ты тут умираешь! Что это было?

Я набрасываю одеяло на голову. Унизительный стыд обрушивается на меня как лавина, и если я посмотрю на Мию еще полсекунды, то меня стошнит. У меня щеки, наверное, краснее волос.

– Мне так жаль!

– Господь всемогущий. Ты бросила в меня Игорем?! Да я тебя сейчас убью!

Моя паническая атака захлебывается. Я сжимаюсь в крохотный комок, разрываясь между желанием заорать от досады и рассмеяться. Но если я рассмеюсь, Мия может полоснуть меня бритвой. Она дает имена всем моим секс-игрушкам, и до сих пор я забывала имя большого синего дилдо. Игорь.

Она срывает одеяло с моей головы. Я хватаю его и прикрываю сиськи. Вот почему мне понадобилось раздеваться полностью, а? Убийственное выражение ее лица должно бы обратить меня в бегство, но вместо этого распахивает шлюзы – я складываюсь вдвое в приступе смеха, опасно близкого к слезам. Я чувствую, как она тянет меня за волосы, но только фыркаю.

– Игорь, – говорю я в перерывах между всхлипами. – Он полетел.

– И теперь у меня травма на всю жизнь.

Я бросаю взгляд на Мию: она снова вытирает лицо. Я ее не виню. Пусть я и не кончила, но это не значит, что я ничего не чувствовала. Я держала ей волосы, когда ее рвало в канаву, но это не значит, что ей нужно мое… вот это вот… по всему лицу.

– Тебе лучше вернуться в душ.

– Тебе повезло, что я не убила тебя на месте. – Она ухмыляется, но потом выражение ее лица смягчается. – Ты не смогла? Опять?

– Нет. И теперь не могу перестать думать… о нем. Уф. – Я прижимаю ладони к глазам, когда веселье угасает. – Да ну на хер. Я так устала биться в стену.

Мия садится на край кровати и смотрит на меня своими большими ореховыми глазами. Она гладит меня по ноге.

– Он лишь воспоминание.

Я делаю глубокий вдох и киваю. Она права. Я столько лет не видела Престона, и, если для этого мне придется больше не появляться в Аризоне, я это сделаю. Но дело даже не в нем. Дело во мне. Я почти всегда отлично управляюсь с фантазиями и историями, но девушке нужно больше. Вокруг меня все получают университетский опыт своей мечты, а я застряла в нейтрале, неспособная воплотить свои желания. Когда кончать было легко, я могла притворяться, что мне плевать, но сейчас…

Сейчас мне кажется, я закричу, если у меня не будет оргазма. К черту Престона Биллера. К черту любовь, которая у нас якобы была. Я подтягиваю ноги к груди и обнимаю колени поверх одеяла.

– Ненавижу быть сломанной. Я так больше не могу.

– Не говори так.

Мия берет меня за руку. У нас парный маникюр. Вчера мы ходили в пафосный салон в торговом центре Мурбриджа. Ее ногти – ярко-зеленые с черными кончиками и наклейками в виде призраков, а у меня – белые с оранжевыми кончиками и наклейками в виде тыкв. Идеально для октября, который начнется через пару дней. Мия ободряюще сжимает мою руку.

– Может, тебе нужно добавить немного перчинки.

– Я расширила список горячих парней из своих фантазий до орков, – с готовностью говорю я.

Она закатывает глаза.

– Ты понимаешь, о чем я. Может, уже пора.

В моем желудке разверзается бездна, и сердце ухает прямо в нее.

– Я не знаю.

– Ты в здоровенном универе. Наверняка в общаге есть какой-нибудь парень, с кем тебе захочется замутить.

В целом она права: говоря фактически, потенциальные интрижки можно найти повсюду. Мы учимся в Университете МакКи, в который ходят тысячи студентов, и нельзя сказать, что парни не пытались со мной замутить. Обычно это выливается в мерзкий флирт с вопросом, подходит ли мой ковер к шторам, раз я рыжая, но все равно. Парням из универа не нужно какое-то особое приглашение: только моргни – и за тобой будут увиваться весь вечер.

– Ты знаешь, что дело не в этом.

– Знаю, – мягко говорит Мия. – Но дальше так нельзя.

Она лезет в мою тумбочку, достает мой дневник в ярко-розовой обложке и машет им в воздухе.

– Эй! – Я отбираю его у нее и прижимаю к груди. – Полегче с этим!

Когда я только начала ходить к доктору Фабер, она попросила меня вести дневник. И пусть за три года у меня скопилось много тетрадей, я всегда начинаю новую с одного и того же листа. Это список всего, чем я бы хотела заняться в постели, – всего того, чего я отчаянно хочу, но не испытывала. Престон отобрал у меня первые отношения и испортил их, и я хочу добрать, что смогу, чтобы самой всем управлять. После первой попытки составить Список я несколько раз правила: убирала одни пункты и добавляла другие. Поступив в университет в прошлом году, я обновила Список и решила, что все устрою. Я найду себе приятеля для потрахушек или даже пару парней – и пройдусь с ними по Списку пункт за пунктом. Но каждый раз, когда я уже была совсем близко, я не могла спустить курок. Я отступала в книги и фантазии, каким бы сексуальным и приятным в общении ни был парень. Как можно доверять незнакомцу? Он мог быть вежливым тогда, но кто знает, каким он будет на самом деле, когда останется со мной наедине и сможет мной овладеть?

Теперь я учусь на втором курсе и до сих пор ничего не сделала по Списку. Я смотрю на него сейчас, проводя пальцем по странице с пунктами типа «оральный секс», «отсрочка оргазма» и «бондаж». Последний пункт в списке, «вагинальный секс», всегда остается одинаковым. Если я это сделаю, то преодолею самое большое препятствие. Это будет самый серьезный знак доверия.

Я смотрю на Мию.

– А если все опять пойдет на хер?

Мия поднимает бровь.

– Если так и ждать дальше, ты будешь придумывать новые отговорки.

– Ты права, ты права. Я знаю, ты права.

– С тобой явно все хорошо, раз уж ты цитируешь «Когда Гарри встретил Салли»[3]3
  Американская романтическая комедия 1989 года по сценарию Норы Эфрон.


[Закрыть].

Мы улыбаемся друг другу. Мия готова смотреть почти что угодно, кроме романтических комедий, но время от времени мне потакает. Даже она не может отрицать талант Норы Эфрон.

– И, если бы ты действительно этого не хотела, я бы не давила. – Она встает, затягивая полотенце под мышками, и поднимает бритву. – Но я знаю, ты хочешь, Пен. Ты заслужила нормальный секс. Или отношения. Или и то и другое. Но этого не будет, если ты продолжишь прятаться в своей комнате с Игорем. Используй Список.

– Видимо, мне уже можно не думать, что я попаду в положение Беллы Свон, да? – пытаюсь шутить я.

Лицо Мии остается каменно-серьезным. Она стала моей лучшей подругой с тех пор, как нас в том году поселили в одну комнату. Папа переживал из-за того, что я буду жить в общаге, но у меня было хорошее предчувствие, и оно оправдалось с избытком. Мия стала мне более близкой подругой, чем те, кого я знала в старшей школе, даже до случая с Престоном. Иногда мне отвратительна ее честность, но обычно я ею восхищаюсь. Мия говорит, что думает, вне зависимости от того, с кем она разговаривает и где находится. Если бы мы поменялись местами, она бы пошла на вечеринку, нашла парня и вычеркнула первый пункт из Списка в течение часа.

– Ты это заслужила, – говорит она. – Не позволяй ему и дальше портить твою жизнь. Он того не стоит.

Я делаю глубокий вдох.

Я могу вечно ходить кругами – или попробовать сломать шаблон. Я могу пускать Престона в свою жизнь – или похоронить память о нем под новым опытом. Я снова гляжу на Список. Пункт первый – «оральный секс (принимающая сторона)» – выведен моим красивым почерком.