Текст книги "Один на один"

6. Пенни

– И помните, что у вас контрольная в следующую среду, – говорит преподша по химии, стирая все с доски. – Я надеюсь увидеть у многих результаты получше, чем в прошлый раз.

Я засовываю учебники в шопер и закидываю его на плечо, пряча гримасу за шарфом. Словами не выразить, как мне плевать на этот предмет. В нем почти нет смысла, хотя я хожу на все дополнительные занятия с ассистентами, а контрольные просто жуткие. Я бы лучше себе ногти повыдергала, чем высидеть еще сто вопросов, зная, что результат будет одним и тем же, как бы я ни зубрила. Папа поймал меня на микробиологии, но с химией у меня все еще хуже.

Может, если я провалю все в этом семестре, это будет достаточно мощный сигнал, что я не могу. Я пыталась, потому что папа этого хочет (пусть и держится за полуоформившуюся мечту, которая была у меня в шестнадцать, когда я пыталась пережить потерю карьеры в фигурном катании), но если я не справляюсь с занятиями на младших курсах, то как я смогу этим зарабатывать?

Я выхожу из здания, туго обматывая шарф вокруг шеи. Листья шуршат под ботильонами, пока я возвращаюсь в центр кампуса. Здесь столько холмов – с моей точки зрения, это дефект дизайна, – что, когда я дохожу до учебного центра, у меня болит колено. Я нагибаюсь и потираю его сквозь ткань джинсов, нащупывая шрам после операции. Как и каждому фигуристу, мне выпала своя доля травм, но последняя – колено – не залечилась так, как надеялись врачи. В такой холод воздух просачивается сквозь одежду, и мое тело коченеет еще больше.

Я замечаю Мию: она ждет на скамейке у «Лавандового чайника». Уж не знаю, как у нее получается, но черную матовую помаду она носит будто обычную. Прибавьте кожаную куртку и высокие сапоги, и неудивительно, что каждый идущий мимо парень бросает на нее взгляд. Увидев меня, Мия спешит навстречу и заключает меня в объятия – наши холодные щеки прижимаются друг к другу. Она отстраняется, изучая мою недовольную гримасу. У Мии настоящий дар – синдром стервозного лица, а вот я никогда не умела маскировать свои эмоции.

– Как прошла химия? – спрашивает она.

– Ужасно, – хнычу я.

Мы берем друг друга под руку, заходя внутрь. Я делаю глубокий вдох, наслаждаясь ароматами кофе и сладкого.

– Хуже, чем нападение на твою соседку с помощью секс-игрушки? – спрашивает Мия.

Девушка перед нами оборачивается, поднимая брови. Мы пытаемся сдержать смех, но он все равно прорывается. Ну, Мия хотя бы не так сильно злится из-за летающего дилдо. Вчера вечером мы листали «Тиндер» в поисках потенциальных кандидатов для интрижек, и когда наткнулись на парня по имени Игорь, она так смеялась, что сползла с моей кровати.

– Да. Просто кошмар какой-то. – Я копаюсь в сумке в поисках кошелька. – Погоди, я угощаю. Это меньшее, что я могу: ты ведь вчера пережила такую травму.

Мы неспешно продвигаемся в очереди.

– Используем мою скидку сотрудника, – говорит Мия. – Но я закажу огромный карамельный макиато. Готовься.

– Никогда не угадаешь, чем занят мой папа. – Я смотрю на прилавок, изучая, какая у них сегодня выпечка. Похоже, что кофейный торт – мой любимый. Хотя бы что-то сегодня идет по-моему. – Может, хочешь взять пополам кофейный торт?

– Всегда. И чем же?

Я смотрю на меню, висящее на стене, хотя уже знаю, что возьму тыквенную масалу. Это единственное, что сделает мои скучные занятия в аудитории хоть как-то выносимыми.

– Посылает волонтера на один из моих уроков.

– Кого?

Девушка перед нами расплачивается и отходит в сторону, подождать свой напиток, так что теперь заказываю я, прибавляя сэндвич – тоже на двоих. В конце концов, сейчас время обеда. Когда мы составляли этот план, мы надеялись немного поучиться перед работой. Мия машет коллегам, когда мы занимаем столик у окна и садимся, вытаскивая тетради и ноутбуки.

Я отделяю ложечкой кусок торта и смакую его, прежде чем наклониться над столиком. Честное слово, от имени этого парня, произнесенного вслух, минимум трое девчонок поднимут головы, как будто это какое-то заклинание по его призыву. Я понимаю, он красавчик, но таких много среди хоккеистов. А еще среди них много козлов, но это не убавляет интереса у девушек, которым хочется проверить, сможет ли такой, как Купер, управляться с ними так же хорошо, как со своей клюшкой.

– Это Купер Каллахан.

Девушка за соседним столиком смотрит на нас полсекунды, прежде чем снова уткнуться в телефон.

Типично.

Мия поднимает бровь.

– Почему?

– Считает, что волонтерство поможет ему выправить стиль игры – наверное, так. Я не знаю. Наверняка сам Купер этого не хочет, и уж тем более со мной.

Я слышу свое имя и подскакиваю, чтобы забрать напитки. Вдыхаю запах тыквенной сладости, поднимающийся от масалы, и делаю глоток, прежде чем вернуться в наш уголок у окна. Когда я ставлю напитки и тарелку с панини на столик, у Мии на лице такое выражение, что у меня начинает покалывать тыльную сторону шеи. С таким лицом она всегда что-то замышляет.

Обычно в ее замыслах участвует тот, в кого она на данный момент влюблена, но таких, как Купер, она любит не больше меня. Так что сомневаюсь, будто она захочет, чтобы я ее представила. А это значит… она думает о чем-то с моим участием.

– Мия… – начинаю я.

– Пенни, – безмятежно говорит она, отпивая кофе. – Это отличная возможность.

– Услышать, как один из чванливых папиных игроков менсплейнит мне катание на льду?

Она только улыбается.

– Вселенная преподносит тебе дар. Прямым текстом говорит, чтобы ты ловила член, если угодно.

Я давлюсь следующим глотком масалы.

– Ни за что.

– Это идеально! Он не заводит отношений, а тебе нужно, чтобы кто-то гарантированно сделал тебе приятно. В этом плане у него вкуснейшая репутация.

Я краснею и набиваю рот горячим сэндвичем, лишь бы не отвечать. Расплавленный сыр обжигает мне язык, но я заставляю себя проглотить. Лишь бы не думать слишком сильно о «приятной» репутации Купера Каллахана. И ловле его… члена.

– Это правда, – говорит девушка, которая уже на нас смотрела. – Простите, что влезаю, но с ним в том году спала моя подруга, и он заставил ее кончить трижды. Она говорит, это изменило ее жизнь.

Мия указывает в мою сторону.

– Видишь?

– Не смеши. Я не могу замутить с папиным игроком.

– Почему? Честно, из-за этого все еще идеальнее: ты знаешь, что в него нельзя влюбляться.

– Скорее, даже не хочу, – бормочу я. Я уже влюбилась в одного самодовольного хоккеиста, и это испортило мне жизнь. Ни за что на свете этого не повторю. – Папа фактически запретил мне связываться с еще одним хоккеистом. Я не могу прочесывать список его игроков в поисках потенциальных вариантов.

– Он сказал не встречаться с очередным красавчиком-хоккеистом, – закатывает глаза Мия. – И тут я согласна, качки хуже всех. Но это просто замутка, а это совсем другое.

– Я не буду пачкать им свой Список.

– Что такое Список? – спрашивает девушка.

Мия бросает на ее взгляд и произносит:

– Прости, но этот разговор официально закончен. У двери есть свободный столик. Если хочешь и дальше пить свой латте, не боясь, что я туда плюнула, ты пересядешь.

Девушка чуть не падает, меняя столики.

Я вздыхаю и смотрю на Мию.

– Серьезно?

– Пузырь личного пространства вокруг столика в кафе священен, – отвечает она. – И ты не улавливаешь суть! Он и не должен тебе нравиться – просто пригласи его сунуть башку тебе под юбку. Это отличный способ начать идти по Списку.

Я ковыряю кофейный торт. В какой-то степени это логично. Купер Каллахан непостоянен во всем. Сомневаюсь, что он вообще использует слово «девушка» в романтическом смысле, так что никаких запутанных чувств не будет. А я лучше зачахну, чем дам папе хотя бы намек на то, что планирую делать со Списком, так что он ни о чем не узнает.

Несмотря на все это, я поднимаю брови.

– Кажется, ты забываешь, что он побежит в другую сторону, как только поймет, кто его просит.

Мия пожимает плечами.

– Ты же ему не предложение делаешь. Ты слышала ту девицу: ее подруга три раза кончила. Если что, он решит твою маленькую проблему с нужными пиками.

Мой румянец темнеет. Поверить не могу, что она так легко говорит об этом в общественном месте.

– Мия!

– Что? Ты же не можешь вечно оставаться без оргазмов.

Меня передергивает. Это не вариант.

– Это не может быть он. Слишком сложно.

Мия смотрит за прилавок, где Уилл сражается с машиной для эспрессо.

– Хочешь, я возьму для тебя номерок Уилла? Знаю, он просто младенец, но в достаточной степени милый.

– Нет! – Я шлепаю Мию по запястью, чтобы не дать ей встать. – Нет. Я найду кого-нибудь другого, сама.

Она снова садится в кресло, отпивает кофе и открывает ноутбук.

– И ты обещаешь? Не струсишь?

Вчера я говорила серьезно: пора мне взять под контроль собственный опыт. Но проще сказать, чем сделать, даже учитывая психотерапию и наконец-то найденный антидепрессант, который не заставляет меня чувствовать себя зомби. Не могу обещать, что не случится катастрофы, но знаю, что должна попытаться – должна самой себе. И пусть я не собираюсь признавать, что Мия права, Купер Каллахан может быть идеальным вариантом – если я наберусь мужества и попрошу его.

Я оттопыриваю мизинчик и тяну руку через стол.

– Обещаю.

7. Купер

Как только я вхожу в двери Ледового центра Мурбриджа, меня накрывает волной ностальгии. Воздух морозный даже за пределами катка, и уродливый красный ковер у меня под ногами нуждается в замене. Выцветшие флаги свисают с потолка, длинные ряды коньков за стойкой регистрации, запах попкорна и слегка подгоревшего горячего шоколада из закусочной… Все именно так, как на любом другом катке, а значит, я чувствую себя как дома. Может, я и не хочу здесь находиться – и поверьте, всю дорогу сюда я отчаянно тянул время, – но тут хотя бы комфортно. Держу пари, скамьи расшатаны, а заливочная машина время от времени ломается.

– Ау? – зову я, подходя к стойке. Я не вижу никого вокруг, но на парковке было несколько машин.

– Один момент! – Из-за двери с табличкой «Кабинет» поспешно выходит женщина, перебрасывая через плечо длинные волосы. Она в обтягивающих джинсах и розовом свитере с надписью «Это тулуп!» на груди. Я скверно определяю возраст, но, если бы пришлось, я бы сказал, что ей слегка за тридцать: при улыбке у нее появляются легкие морщинки в уголках карих глаз, когда она протягивает мне руку для пожатия.

– Привет, я Никки Родригес. Купер, верно?

– Да. Меня прислал Лоуренс Райдер.

Она тепло улыбается.

– Как дела у Ларри?

Уверен, тренер Райдер не вдавался в детали, почему хочет, чтобы я был здесь волонтером. Она наверняка думает, что я намерен добавить строчку в свое резюме, а не то, что меня заставили ей помогать, чтобы я не потерял контроль, когда кто-то решит постебаться рядом со мной.

– У него все хорошо.

– Хорошо, хорошо. Сегодняшнее занятие начнется через несколько минут, так что, может, встанешь пока на коньки? Пенни уже там, внизу.

– Это же только катание на коньках, да? – спрашиваю я. В замешательстве я чешу шею. Наверное, надо было изучить их сайт, прежде чем ехать сюда. Еще я хочу спросить, кто такая Пенни, но не желаю выглядеть полным идиотом.

– На этом уроке детей учат кататься на коньках и знакомят с ледовыми видами спорта, – говорит Никки. – Большинству из них по шесть-семь лет. Этот семестр только начался, так что в основном они все начинающие. Не волнуйся, ты отлично справишься. Главное, помогай им держать равновесие и научи вести себя на льду.

– Я попробую.

– Ларри сказал, ты лучший у него в команде. – Она благодарно улыбается мне. – Я буду в кабинете, если что-то понадобится. Спасибо, Купер.

Так я смогу остаться на льду там, где для меня это важно, и потому, несмотря на то что живот у меня крутит, я направляюсь вниз по лестнице, на сам каток. Лед выглядит свежим и гладким, и это хороший знак. Я устраиваюсь на скамье и завязываю коньки.

– Вот ты где.

Я смотрю на источник голоса и понимаю, что таращусь на девушку своего возраста.

К черту. На красивую девушку своего возраста.

Видимо, я озабоченный с концами, потому что чувствую, как мое лицо краснеет и кровь приливает и к другому, более непристойному, месту. Она рыжая, длинные светло-апельсиновые волосы перекинуты через плечо. Веснушки покрывают все лицо, как вселенная крохотных звездочек на коже. Глаза у нее голубые, как у меня, но бледнее, будто лед зимним утром. Она утопает в сером вязаном свитере размера оверсайз, но легинсы соблазнительно облегают ее бедра и голени. В руках у нее висит пара ухоженных белых коньков Riedells. Пока мы пялимся друг на друга, она облизывает нижнюю губу, и мой желудок сжимается.

Это плохо. Ужасно. Я сейчас буду рядом с детьми. Я не могу думать о том, как хочу сорвать с нее свитер, чтобы посмотреть, как выглядят ее сиськи.

Она наклоняет голову.

– Купер, верно? Купер Каллахан?

Я откашливаюсь.

– Да.

Девушка скрещивает руки на груди. Она стройная, никаких изгибов практически не видно, но от этого мне хочется взять ее в руки, чтобы посмотреть, насколько большими мои ладони будут на ее мягкой светлой коже. А веснушки у нее по всему телу? Боже, надеюсь, что так.

– Клево. Так и будешь на меня пялиться или собираешься помогать?

Я встаю.

– Прости. Я не знал, кого мне ждать.

Она бросает на меня почти обиженный взгляд, что странно, потому что я в жизни не видел эту девушку. Я бы не забыл такую девушку с огненными волосами и глазами как небо ранней весной.

– Дети скоро придут, – говорит она. – Это класс для начинающих, так что ничего слишком интенсивного. Они еще учатся держать равновесие на льду.

– Понял.

Она указывает на сумку, свисающую с бортика.

– Расставь конусы. В паре метров друг от друга, чтобы между ними можно было проехать.

Я отдаю ей честь.

– Есть, миледи.

Она все еще странно смотрит на меня, но спустя секунду слегка качает головой.

– Ну и ладно. Увидимся на льду.

Гребаный сраный ад. Неудивительно, что в последнее время мне не дают. «Миледи»? Если бы Себастьян это услышал – уссался бы от смеха.

Я поднимаю сумку и выезжаю на лед. Прохладный хрустящий воздух касается моих щек над бородой. Я встряхиваю головой. Надо сосредоточиться. Почему тренер не сказал, что придется работать с такой охерительной красоткой? На такую хрень предупреждающие знаки надо вешать.

Я выставляю все конусы, и как раз вовремя, потому что с десяток детей уже готовы выйти на лед.

Может, это будет и не совсем ужасно. По крайней мере, я буду наблюдать Маленькую Мисс Рыжую целый час.

– Привет, – говорит она детям, обнимая одного за другим, когда они выкатываются мимо нее на непослушных ногах. Я был примерно в их возрасте, когда впервые вышел на лед – благодаря папе до этого я знал только футбольные поля, и это основательно кружило голову. Дядя Блейк устроил мне экспресс-курс по основам, но очень скоро я уже самостоятельно летал по стадиону из конца в конец.

– Пенни, – говорит один из детей, указывая на меня. – Кто это?

– Это Купер, – говорит она. – Он будет нам помогать. Он правый защитник в хоккейной команде МакКи. Там, где я учусь, помните?

Я искоса смотрю на нее, но она не оборачивается. Мой желудок не должен так приятно сжиматься, когда я слышу, что она знает, на какой позиции я играю, но я не могу остановиться.

– Он твой парень? – спрашивает другая девочка.

Я фыркаю. Это заставляет ее бросить на меня взгляд – она прикусывает губу так, словно вот-вот готова рассмеяться. На секунду мне кажется, будто что-то вспыхивает в воздухе между нами – дух товарищества, рожденный между двумя единственными взрослыми в этой ситуации. Что иронично, поскольку мы просто парочка студентов из универа. Но потом она выпрямляется и слегка качает головой.

– Нет, – говорит она. – Что ты вообще знаешь о парнях, Мэдисон?

– Многое, – отвечает Мэдисон, скрещивая руки на груди.

Я давлю смех, пока Рыжая – ну, я полагаю, что ее зовут Пенни, но с такими волосами не могу удержаться, чтобы не назвать ее Рыжей, – непринужденно переводит тему, возвращаясь к занятию. Кажется, тренер был прав насчет всего этого. Есть что-то классное в том, чтобы смотреть на кучу детей, увлеченных тем же самым, что и я. Глаза у них круглые, как тарелки, и они все время шепчутся, пока Рыжая объясняет им технику. Они еще учатся кататься, не держась за перила, и я вижу, с какой опаской они толпятся у бортов. По крайней мере, я могу продолжать быть вежливым.

– Ладно! – весело говорит девушка. – Мы сделаем это упражнение вместе, а потом попрактикуетесь самостоятельно. Помните: держите колени полусогнутыми. Нам надо держаться пониже и балансировать руками. Еще раз, как мы падаем?

– Не на спину, – говорит один мальчик. На нем хоккейная кофта Овечкина. Длинные светлые волосы падают ему на глаза.

– Верно, – говорит она. – Нам надо беречь головы. А еще не стоит подставлять руки при падении, потому что можно повредить запястья. Когда вы держите колени согнутыми, то гораздо проще падать на бок.

Она объезжает меня кругом.

– Хочешь показать, Купер?

– Как падать?

Она кивает.

– Даже хоккеисты иногда падают, да?

– Падаем. – Я выезжаю на середину катка. – Вы будете падать, и это нормально. Она права, я до сих пор много падаю.

Обычно от удара, но я этого не добавляю. Я показываю, как падать, приземляясь на плечо, а не на голову или запястья. После этого Рыжая заставляет меня показать детям, как делать простое упражнение с конусами. Я дважды прокатываюсь по волнистой линии от борта к борту, а потом смотрю, как дети выстраиваются в очередь и пробуют сделать это сами.

Я думал, что это будет сплошная тягомотина, но сам быстро вхожу во вкус. Я спасаю одного мальчика от врезания в борт и делаю замечание девочке, у которой все время подламываются колени. Дети – как новорожденные жеребята, выясняющие, как стоять на ногах, но надо отдать им должное: большинство быстро поднимаются после падения.

Когда подходит время практики, я подъезжаю к мальчику в кофте Александра Овечкина. Его пухлые щеки покраснели от холода. Он уже упал три раза подряд и не может проехать от борта до конусов.

Я нагибаюсь, чтобы наши глаза были на одном уровне. Пацан так крепко цепляется за перила, что от кончиков пальцев отлила кровь. Я отгибаю их один за другим и сам удерживаю его в равновесии.

– Знаешь, я встречался с ним.

Он утирает нос тыльной стороной ладони.

– С кем?

– С Овечкиным. Вежливый, как чер… Очень вежливый мужик. Правда классный.

Пацан сияет.

– Он мой любимый игрок.

– Только он или в целом болеешь за «Кэпс»?

– Болею за «Кэпс», – говорит он.

– Дело хорошее. – Я показываю на конусы. – Знаешь, Овечкин тоже учился держаться на коньках, когда был маленьким. И мне тоже пришлось.

– Я хочу играть в хоккей.

Он прикусывает губу и смотрит в ту сторону, где Рыжая показывает паре детей, как разворачиваться. Я слежу за его взглядом и моментально отвлекаюсь на выражение сосредоточенности на ее лице. На полсекунды мы встречаемся взглядом, когда она откидывает волосы с лица.

Я сглатываю.

– Как тебя зовут?

– Райан.

– Райан – а дальше? Что будет написано на спине?

– МакНамара.

Я хлопаю его по плечу.

– Хорошая фамилия. Отлично будет выглядеть на твоей форме. Но сначала надо научиться держаться на коньках, приятель.

Он кивает и снова трет нос.

– Я знаю.

– Я поеду вон туда, – говорю я, показывая на ближайший конус. – Буду ждать тебя там.

Я остаюсь в согнутом положении, раскрываю руки и смотрю на Райана – надеюсь, с ободряющим выражением на лице. Уверен, через пару недель он будет учиться кататься спиной вперед – ему просто надо попробовать и немного набраться уверенности. Через несколько секунд он отталкивается от перил и очень медленно катится ко мне.

Когда я ловлю его, то даю ему пять.

– Молодец. Давай еще раз.

Когда урок заканчивается, Райан обнимает меня, и это точно не отстойно. Он спрашивает, приду ли я на следующее занятие. Сомневаюсь, что тренер решит, будто я за один урок избавлюсь от того, что мой отец считает склонностью к жестокости, – ну и ладно, поскольку мне понравилось, – поэтому я киваю и говорю, что мы увидимся на следующей неделе.

Когда мы остаемся одни на льду, Рыжая подъезжает ко мне. На ее щеках цветет румянец от прохладного воздуха и физической нагрузки. Ее волосы беспорядочным облаком парят вокруг ее головы, как рыжий нимб. Она морщит свой милый носик. Что-то в ней кажется знакомым, но я не знаю, где мог ее видеть. Может, она в команде МакКи по фигурному катанию? У нас она есть, но я мало о ней знаю. Наши пути могли пересекаться в кампусе с десяток раз, хотя, если так, не представляю, почему я с ней не познакомился. Я провожу ладонью по лицу, позволяя хмурому взгляду заменить улыбку, которая царила на моем лице во время урока.

– Все так плохо, да?

Я двигаю челюстью, раздражение на всю ситуацию возвращается, когда мне больше не на чем сосредоточиться.

– Нет, просто… не то чтобы я об этом просил.

– У тебя хорошо получается. – Она толкает меня плечом в руку. – Я думала, что ты будешь ужасен.

– Ты знаешь, что я умею кататься на коньках.

– Я не про коньки, а про работу с детьми. – Она ухмыляется, и – черт возьми – это мило. Я с трудом подавляю стон. Во время занятия я умудрялся игнорировать жар, который бежал по мне от макушки до пальцев ног каждый раз, как я чувствовал ее рядом с собой. Но теперь тело как может напоминает мне, что я не спал ни с кем слишком долго для парня моего возраста. – Это и правда было мило.

Я ковыряю лед носком конька.

– Да ну, скажи это моему тренеру. Он считает, что это поможет моей игре, но, честно говоря…

Я замолкаю, потому что одно дело жаловаться на воздержание моему брату, а совсем другое – делиться этим с незнакомкой.

– Честно говоря – что? – спрашивает она.

Я смотрю на нее. Может, это глаза выглядят так знакомо? Мы вместе ходили на пары на первом курсе или еще что? На хер, я все равно ее не знаю и вряд ли могу выглядеть еще более жалко.

– Честно говоря, мне просто надо с кем-то переспать. Уже прошло несколько месяцев, и я слишком зажался.

Она поднимает бровь.

– Разве у вас, хоккеистов, нет свиты из болельщиц, которые повсюду за вами следуют?

Я пожимаю плечами.

– Я не люблю проводить ночь с одной девушкой дважды.

– Почему?

– У тебя всегда столько вопросов об интимной жизни других людей?

Она поднимает взгляд: не самая низенькая девушка на свете, но я все еще на несколько сантиметров выше и килограммов на пятьдесят тяжелее ее. Наверное, у нее в прошлом все же было фигурное катание – она очень естественно ведет себя на льду, а такие качественные коньки недешевы. Она тянется вперед, ее изящные пальцы застывают в паре сантиметров от моей груди. Ногти у нее – идеальные овалы с оранжевыми кончиками. У меня возникает абсурдное желание взять ее руку в мою и изучить различия: места, где мои ладони грубые, а ее – гладкие, как внутренняя сторона раковины.

Будь я глупее, я бы сказал, что она готова меня поцеловать.

Мое дыхание останавливается.

Мы встречаемся взглядами, и, кажется, она принимает какое-то решение.

А потом она действительно меня целует – в смысле, в щеку. Ее губы легко, как перышки, касаются моей бороды. Вместо того чтобы говорить вслух, она шепчет мне на ухо. И дрожит, но мне еще хуже. Я застываю на месте, пока мое тело и разум стремятся быть ближе к ней.

– Замути со мной.