Текст книги "Торговец воздухом"

Глава 6

– Я называю это увольнением по-американски. В нашем обществе слишком сильно ценится личность, мистер Булман, но и не менее этого ценятся интересы каждой компании. Главное, что компания ведет свою деятельность, не нарушая закона и обычаев. Еще важнее – она должна вносить свой вклад в процветание экономики страны. В итоге, что мы получаем? – Джеймс Бишоп сделал паузу. – Конфликт, мистер Булман. С одной стороны, у нас стоит личность со своими интересами, а с другой – компания.

– Вы хотите сказать, мистер Бишоп…

– Джеймс.

– Вы хотите сказать, Джеймс, что мое увольнение связано с интересами компании?

– Вы, скажем так, не отвечаете, вернее, перестали отвечать их ожиданиям от того, какой они видят свою компанию в будущем. Так что сейчас ваше место занимает человек, который более всего подходит для этого. Но и он не защищен от того, что произошло с вами. Если, в очередной раз, политика изменится, то кто знает, возможно, и он перестанет подходить.

– Я понимаю…

– Это хорошо, что вы понимаете, мистер Булман.

– Можно просто Норман.

– Норман. К сожаленью, подобная практика прекращения трудовых отношений очень распространена, а значит, такие случаи не являются чем-то диким и вопиющим. Вы раньше сталкивались с увольнением?

– Нет. Никогда.

– Сколько вы проработали там?

– Шесть лет.

– И что вы сейчас ощущаете?

Норману казалось, что он еще не готов ответить на подобный вопрос. Он прекрасно знал ответ, но еще сомневался в самом Джеймсе Бишопе, как человеке, которому он был готов рассказать о своих чувствах, личных и даже стыдливых.

– Опустошенность, мистер Бишоп.

Джеймс не стал второй раз подправлять Нормана, чтобы тот называл его по имени.

– Хорошо, – сказал психолог. – Этого достаточно. Расскажите о своей семье.

– О моей семье… – Норман задумался. Для него переход от личных ощущений после увольнения к рассказу о семье был слишком резким. Он готовился к тому, что Джеймс попросит его рассказать подробнее о своих переживаниях. – Ну, у меня супруга, Сандра, и у нас есть маленькая дочь, Синди.

– Сколько лет вашей дочери? – спросил Джеймс, улыбнувшись.

– Недавно исполнилось пять лет.

– Вы живете в доме или в квартире?

– В доме…

– И наверняка выделили для дочери самую большую комнату?

– О-о, еще бы, – усмехнулся Норман. – Когда мы с женой смотрели этот дом и зашли в ту комнату, то каждый из нас подумал об одном и том же – здесь будет стоять детская кроватка.

– Большое устроили новоселье?

– Было достаточно много народу. Родственники, друзья… Как обычно, знаете ли, – Норман откинулся на стуле и посмотрел в окно. – Но больше всех родственников было у Сандры. А еще я тогда узнал, как много у нее подруг.

– А ваши… – на мгновение Джеймс запнулся. Он хотел спросить про друзей самого Нормана, но подумал, что сейчас это не самая хорошая идея, – ваши родители там были?

– Был отец. Он специально приехал из Чикаго.

– Вы родом оттуда?

– Да.

– Как вы познакомились с вашей супругой?

– Это было в аэропорту.

– Серьезно?

– Да. Не совсем обычное место для знакомства, я думаю. Я возвращался из Остина в Чикаго после фестиваля. В зоне ожидания вылета она села рядом со мной, а потом мы разговорились. Как оказалось, она тоже была на этом фестивале и теперь спешила обратно к родителям.

– Что за фестиваль?

– Музыкальный. В основном там играли джаз, блюз и рок.

– А почему именно Остин? Это практически другая часть страны.

– Мне порекомендавали. Да и в то время просто хотелось вырваться из дома подальше.

– Понимаю. Родительский надзор.

– Не то слово какой… Но больше всего досталось Сандре. У вас с родителями было так же, мистер Бишоп?

Джеймс, как и всегда, внимательно слушал, что ему отвечал клиент, но на вопрос, заданный ему Норманом о его родителях, он сразу не ответил. Джеймс переменился в лице, и на Нормана он теперь смотрел так, как будто не понял вопроса.

– Нет. Я с этим не сталкивался. Так значит, вы любите музыку? – Джеймс сразу задал другое направление в разговоре.

– Люблю, но когда я был моложе, любил ее гораздо больше. Могу я задать вам один вопрос, мистер Бишоп?

– Конечно.

– К чему все это?

– Что вы имеете в виду?

– К чему все эти вопросы? Нет, я заранее прошу у вас прощения, мистер Бишоп, но вы не хуже меня знаете, для чего я к вам пришел. Так зачем вам знать о моих родителях, или о причинах моего посещения именно Остина, или о том фестивале, который я там когда-то посетил?

– Вы правы, Норман. Я прекрасно знаю о целях вашего визита ко мне. Главное – вы тоже это знаете… – последнее утверждение Джеймс сказал с нотой сомнения, и Норман это почувствовал.

– Да, я знаю… – сказал он и нервно сглотнул. Как бы сильно Норман не старался в этот момент скрыть нервозность, Джеймс прекрасно все понял, включая и то, что Норман прилагал неимоверные усилия, чтобы подавить свое волнение. Невзначай он посмотрел на его горло, по которому кадык, поднявшись и немного задержавшись, медленно опустился обратно.

– Вы уверены, Норман? Вы точно знаете, чего вы хотите?

– Я хочу перестать бояться…

– Чего именно?

– Всего, мистер Бишоп. Последние четыре месяца для меня прошли очень тяжело. Признаюсь, мне еще никогда не было так тяжело, как в последнее время. С тех пор, как я узнал о своем увольнении, у меня все начало валиться из рук. Я…

– Вы не пробовали найти другую работу? – перебил Джеймс.

– Конечно пробовал.

– И я так понимаю, вы и здесь столкнулись с проблемами?

– Не то чтобы столкнулся с проблемами, просто… Почему-то после пережитого мной потрясения, а для меня увольнение с работы было большим потрясением, я стал думать как-то по-иному… Вы понимаете?

– Нет, прошу вас объяснить.

– Я всегда считал, мистер Бишоп, что, имея надежную работу и надежный заработок, я защищен. Я и моя семья. Но иллюзия состояла в том, что я видел свою работу как раз такой, самой надежной, но это было не так. У меня не было никакой защиты. Я постоянно действовал, не видя, что на самом деле я кручусь во всем этом, как одинокий, беспомощный человек, все время находившийся в гнилой лодке, без крыши над головой, среди бескрайнего океана, в котором в любую секунду мог накатить шторм.

Нормана словно подменили. Если раньше он старался отвечать на вопросы Джеймса кратко, то теперь он не ограничивал себя в одних лишь словах, предназначенных только для того, чтобы передать смысл собеседнику. Теперь он заговорил, как настоящий мыслитель, имевший за плечами определенный опыт и впервые ощутивший горечь от того, что иногда преподносит жизнь. Норман продолжал:

– И вот я здесь, в вашем офисе, сижу перед вами. Признаюсь, я никогда раньше не посещал психолога, мистер Бишоп. Вы первый.

– Как вы думаете, Норман, мог бы я стать и последним?

– Я бы хотел на это надеяться…

– А от чего это зависит, по-вашему?

– От того, насколько правильно вы выстроите работу со мной и от того, насколько правильно и верно я буду выполнять ваши рекомендации.

– Я не соглашусь с вами, Норман. Все зависит от вас и только от вас. Вы уже стали осознавать, в каком мире нам приходится жить. И это еще до того, как вы посетили меня. Это хорошо. Но теперь, за вами стоит выбор – пускать все на самотек или стараться занять место у руля. Выбор есть всегда, Норман. Он есть всегда. Так что выберете вы?

– Я выбираю последнее, мистер Бишоп.

– В таком случае, я вам больше не нужен.

Джеймс поднялся со своего мягкого кресла, ожидая, что поднимется и Норман. Он собирался пожать ему руку, однако Норман продолжал сидеть, еще не поняв, что их разговор закончен.

– Но, подождите… Мистер Бишоп, я…

– Что?

– Я не знаю, как мне действовать. Ваш метод… – Норман остановился, надеясь, что психолог поймет все сам.

– Зачем он вам? – напрямую спросил Джеймс. – Поймите одно, Норман – вы выбрали место у руля, а значит, вы сами должны определять, что вам делать и как. Но вы вновь пытаетесь переложить задачу по решению ваших проблем на кого-то другого. Именно сейчас – на меня.

– Вы хотите сказать, что довериться вам, значит пустить вещи на самотек?

– Именно. Если вы остановились на втором варианте, то действуйте сами. Я уверен, вы прекрасно с этим справитесь, потом еще и я попрошу у вас совета. Но если вы начнете думать о первом варианте, то вы попросту можете потерять время, выбрав его. Мой вам совет – поговорите с вашей супругой. Перестаньте от нее все скрывать. Она заслуживает того, чтобы вы говорили ей все напрямую. Если вы оба поймете, что вам действительно требуется моя помощь, то вы можете прийти ко мне еще раз. Вдвоем.

Норман, так и не пошевелившись, смотрел снизу вверх на мистера Бишопа недоумевающим взглядом. Он, никогда не посещавший психологов, имел представления о том, как строится их работа, вернее, как она должна строиться. Поведение же мистера Бишопа полностью противоречило его представлениям.

– Мистер Бишоп, я не совсем понимаю вашу логику…

– Вы и не сможете ее понять, Норман. Не сможете. Вы даже не добились ответа на свой вопрос.

– Какой именно вопрос?

– Вы спросили меня о том, почему я задаю вам вопросы, которые, на ваш взгляд, не имеют никакого отношения к обсуждаемой проблеме.

– Так почему?

– Потому что ваши ответы помогли мне узнать о вас больше. Когда я спросил про ваших родителей, вы упомянули только отца, но не мать. Это может означать, что вы воспитывались только им. Я прав?

Джеймс вел разговор аккуратно, соблюдая спокойный тон. В его выражениях чувствовалось, что он только высказывает предположения, а не что-то похожее на факты, в которых он был полностью уверен. К тому же, Джеймс допускал, что он мог ошибаться в своих суждениях.

– Да, мистер Бишоп, вы правы. Меня вырастил отец. Но что с того?

– Я упомянул про родительский контроль после того, как вы сказали, что вам хотелось вырваться подальше от дома. Ведь на тот момент вам было около двадцати трех лет, согласитесь, в этом возрасте человек должен вести самостоятельную жизнь. Но ваш отец так увлекался вашим воспитанием, что, когда вы достигли этого возраста, он все равно продолжал следить за вами. Естественно, вас это осточертело, и поэтому вы уехали. А те родители, которые слишком заботятся о своих детях, не давая им возможности самим решать за себя, при каждом удобном случае не упустят возможности что-то проконтролировать. Он слишком много в вас вкладывал, Норман, слишком много вам давал, а уже потом он следил, чтобы вы делали все правильно, все так, как он от вас и ждал. Если бы он этого не делал, то ни о каких желаниях уехать из дома вы бы не заговорили.

Джеймс сел обратно в кресло и продолжил:

– Что касается вас, Норман, то вы привыкли, что вас контролируют. Вы ждете, что за вас решат ваши проблемы. На сознательном уровне вы взрослый, самостоятельный мужчина, имеющий работу, и вы с гордо поднятой головой идете вперед, приобретая дом в ипотеку для себя и для своей семьи. Но на уровне подсознания вы остались все тем же юношей, который устал от родительского контроля, но который полноправно продолжает ждать, что, в случае возникновения проблемы, ее решит за вас отец. За вас никто ничего не решит, Норман. Ни ваш отец, ни я, ни кто-либо другой. Все в ваших руках.

***

На следующий день после встречи с Норманом Булманом.

Джеймс лег на спину рядом с Верной. Только что они закончили заниматься любовью, и Верна со спины перевернулась на правый бок, обняв одной рукой Джеймса. Погрузившись в свои мысли, они недолго помолчали, пока первым не решил заговорить Джеймс.

– Знаешь, что больше всего привлекает в человеке?

– Что?

– Загадочность.

– Загадочность? Я думала, что загадочность только раздражает.

– Нет. Именно это. А еще нестандартность.

– Да уж, нестандартности тебе не занимать.

Верна медленно провела пальцами по губам Джеймса и сказала:

– Ты стал слишком много работать.

– Я всегда много работал, – Джеймс повернул голову к Верне и добавил: – Но завтра я весь день пробуду с тобой.

Верна, улыбнувшись, спросила:

– Несмотря ни на что?

– Несмотря ни на что.

Уличные дороги и тротуары заливал дождь, и из приоткрытого окна в комнату проникал свежий, прохладный ветер. Джеймс и Верна слушали, как крупные дождевые капли ударялись о металлический карниз. Они оба чувствовали умиротворение и приятную усталость от проведенного за работой дня. Сейчас Джеймс находился в том состоянии, когда голова была наполнена безмятежным туманом, в котором растворялось сознание, пока не наступит сон.

Когда Джеймс заснул, Верна, ощутив уличную прохладу, встала и закрыла окно. Затем она подняла с пола теплый белый халат, который лежал рядом с кроватью, и накинула его на себя. Она нагнулась к Джеймсу, погладила его по голове и, оставив одного в спальне, вышла из комнаты. Заварив себе крепкого зеленого чая на кухне, она с горячей кружкой в руке отправилась в гостиную. Напротив большого плазменного телевизора посреди гостиной стоял широкий кожаный диван, а за ним был пристроен маленький письменный столик. Он был настолько небольшим, что на нем умещались только рабочий ноутбук и лампа салатового цвета. Верна села за столик, включила лампу и поставила кружку с чаем рядом с компьютером. Черный экран ноутбука сменился картинкой, на которой был изображен густой, хвойный лес. Верна открыла одну из папок, содержащую большое количество различных файлов и документов. Выбрав нужный ей, она еще раз легонько прикоснулась к ноутбуку, и перед ней открылась белая страница с текстом черного цвета, набранным ею еще сегодня утром, когда Джеймс отправился в свой офис. Сделав небольшой глоток ароматного чая, который придал ей кратковременное ощущение тепла внутри, она медленно выдохнула и прикоснулась пальцами к клавиатуре.

Верна особенно любила такие условия для своей работы, когда за окном шел дождь, и разгуливал ветер, несущий в себе летнюю прохладу в вечерние или ночные часы. Большой город, который, как любили говорить, никогда не спит, находился в состоянии полудремы, и городские шумы приглушались или исчезали вовсе, не на долгое время, с той только целью, чтобы на следующее утро вновь возникнуть, набирая и набирая обороты с новыми силами. Она старалась использовать каждую такую минуту, каждый такой час, чтобы способствовать появлению новых слов, фраз, целых предложений, в которых отражались ее мысли и чувства. Иногда ей казалось, что она печатает в такт с дождем, когда каждое слово появлялось одновременно с каждым ударом дождевой капли об асфальт. Сейчас она находилась в гармонии не только сама с собой, но и со всем, что ее окружало вокруг. Она была в своей стихии, и слова вырывались наружу, будто торопились занять свое место на чистом, белом фоне.

Обычно Верна старалась много не работать в ночное время, отдавая предпочтение разделу с Джеймсом одной кровати. Но она очень любила дождь. Она любила слушать его успокаивающий звук, а вместе с тем и трудиться с таким же усердием, как дождевые капли хлестали сейчас землю. Так прошло два часа. Верна ни разу не подняла голову над монитором. Ее зрачки, сосредоточенные только на тексте, были сужены. Зеленый чай уже давно остыл, и к кружке Верна больше не притронулась.

***

На следующее утро Джеймс встал раньше, чем обычно. Циферблат часов высвечивал шесть часов утра. Верна спала крепким сном, и Джемс ее не побеспокоил, хотя, как она сама ему не раз говорила, у нее всегда был очень чуткий сон.

Приняв душ, Джеймс направился в комнату, которую они с Верной сделали под кабинет с целью общего пользования. Своей отделкой он напоминал те кабинеты, в которых когда-то протирали свои штаны английские аристократы, работавшие адвокатами или врачами. Мебель была изготовлена из ореха. На всех полках углового книжного шкафа со стеклянными дверками размещались книги – главное материальное сокровище Джеймса, как он сам утверждал. Поверхность письменного стола была покрыта специальным лаком в четыре слоя, от прикосновения к которому ощущалась приятная шелковистость. Часть пола, сделанного из коричневого паркета, который хорошо сочетался с мебелью, занимал шелковый ковер в узорах различных теплых цветов.

Как оказалось, у Джеймса и Верны совпали вкусы и представления о том, каким должен выглядеть настоящий домашний кабинет. Джеймс хотел, чтобы в будние дни здесь работала Верна, продолжая писать свои книги, пока он сам отсутствовал дома. Однако так вышло, что Верна выбрала другое место для своей работы – в гостиной, за маленьким столиком, который она решила поставить позади дивана. Она не смогла толком объяснить свой выбор, но Джеймсу этого и не требовалось. Он прекрасно понимал, какие иногда могли возникать причуды у творческих людей, над чем он время от времени подшучивал. В такие моменты она, в свою очередь, реагируя на шутки Джеймса улыбкой, говорила о том, что ее лучшие работы были написаны ею в их гостиной за этим маленьким столиком. Так оно и было. За последние пять лет, что они прожили в этой квартире, Верна написала три книги, каждая из которых стала национальным бестселлером. Джеймс, испытывая за нее гордость, считал, что в этом не стоит искать никаких знаков свыше, просто, как он любил говорить, пришло ее время.

Как бы там ни было, Верна очень полюбила свой стол и то небольшое пространство, которое он занимал. В большой гостиной она мысленно обозначила границы комфортной для нее рабочей зоны.

Сев в кабинете за массивный стол, он дотянулся до аккуратно сложенной стопки газет, которые Верна собирала для него в течение всей рабочей недели. Свой единственный выходной день он всегда начинал с прочтения почти всех газет от первой до последней страницы, изредка пропуская совсем не интересующие его темы. Прошло около сорока минут, но он продолжал медленно пролистывать один разворот за другим, откладывая прочтенные газеты в сторону. И вот, в одной из них на последнем развороте Джеймс увидел фотографию, на которой был изображен в полный рост молодой человек с широко расставленными ногами и сложенными на груди руками. Такой позе особый колорит придавала его улыбка до ушей. Он был достаточно худой, с острым подбородком и длинными кучерявыми волосами. Сверху фотографии текст с крупными буквами гласил: «Я УЧУ ЛЮДЕЙ ДЕЙСТВОВАТЬ». Чуть ниже обозначалось имя человека, кому принадлежали эти слова: «МАЙКЛ МАР».

Джеймс долго всматривался в фотографию. Имя Майкла Мара ему ни о чем не говорило, но вот сам человек, изображенный на фото, казался ему знакомым. Он начал вспоминать о тех чертах лица, которые он когда-то видел, и тут, бесспорно, эти черты присутствовали, но общий внешний вид молодого человека как бы выполнял функцию отвлечения и не позволял сразу их сопоставить с теми, что он запомнил. Когда Джеймс, наконец, убедился, что это тот самый человек, он откинулся в кресле, закрыл газету и бросил ее на стол. Погруженный в собственные мысли, в голове он мельком прокрутил один из моментов в его жизни, когда-то подаривший ему большую порцию адреналина.

***

Девять лет назад.

Двадцатитрехлетний Стивен Линч одной рукой сжимал грудь своей новоиспеченной подруги. Та терпела легкую боль, изредка вскрикивая. Чтобы заглушить крик, второй рукой Стивен зажимал рот девушки, чье имя уже успел забыть.

– Ты знаешь, что я люблю собак? – Стивен убрал руку со рта, чтобы девушка могла ответить.

– Да-а, знаю-ю.

– А знаешь, что я люблю по-собачьи? Вот, прям как сейчас.

Теперь он крепко схватился за ее бока обеими руками и увеличил темп, который и без того был быстрым.

– ЕЩЕ, ЕЩЕ, СТИВЕН!

Лицом девушка упиралась в зеркало, которое было установлено в гримерной, и от ее дыхания оно запотевало. Девушка облоколачивалась на столик, а иногда полностью ложилась на него, если Стивен убирал руки с ее груди.

– Я люблю жестко! – сказал молодой человек, словно девушке требовалось еще и словесное подтверждение этого, а не только то, что она и так испытывала боль.

В это время за дверью гримерной стоял еще один молодой человек, Марк Грэн, ровесник Стивена и его партнер по бизнесу. Сейчас он выполнял функции сторожилы, на всякий случай, если кто вдруг решит зайти в гримерную. Заблаговременно до того, как Стивен уединился с этой девицей, которую они буквально подобрали на улице и провели внутрь здания выставочного центра, где в одном из конференц-залов совсем скоро должно было начаться их совместное выступление, Марк попросил Стивена «потише». И вновь Стивен не вразумил просьбу своего партнера, и теперь тот был вынужден неловко смотреть по сторонам, боясь, что кто-нибудь пройдет мимо гримерной в тот самый момент, когда девушка особенно хорошо почувствует Стивена «в себе».

Марк поднял руку и взглянул на свой Rolex. Было почти семь часов. Он постучал в дверь.

– Стивен?

– Сейчас! – раздалось с той стороны двери.

Марк открыл дверь и, быстро зайдя внутрь, закрыл ее за собой.

– Стивен, мы и так опоздали.

Марк смотрел на обоих, как на что-то, что было ему совсем привычно. Не раз он был вынужден вести разговоры о бизнесе со Стивеном даже тогда, когда тот развлекался с девушками.

– Подождут! – рявкнул Стивен. Он стянул с себя рубашку и бросил ее в сторону. Его брюки были cпущены, а красные туфли он так и не снял. – Они все привыкли ждать, Марк! Подождут и сейчас! В отличие от меня! Я просто беру и делаю! Да, красотка? – обратился он вновь к девушке. – Скажи же, что Я. ПРОСТО. БЕРУ. И. ДЕЛАЮ.

Стивен отпрянул назад. При этом он ударил девушке ладонью по заднице, отчего на ней остался красноватый отпечаток.

– Ху! Пора! Ты готов, Марк?

– Это ты у меня спрашиваешь?

Стивен поднял рубашку, встряхнул ее и надел обратно. Натянув трусы и брюки, застегивая ремень, он повернулся к девушке и спросил:

– Ты там что-то говорила про клуб… Завтра?

– Да, – ответила та, радостно выдохнув.

– Тогда до завтра. Встретимся у входа в десять. Пошли, Марк. – Стивен ударил партнера по плечу, и они оба вышли в коридор, откуда отправились на сцену.