Текст книги "Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки"

Можно без преувеличения сказать, что принятие А. Ипсиланти руководства Филики Этерией имело решающее значение для успеха ее деятельности. Грекам очень немного было известно о нем, однако они знали, что он имеет чин генерала русской армии, служил адъютантом царя и пользуется его большим расположением. Это создавало видимость того, что деятельность тайного общества и его руководящего комитета – Архи – поддерживается и поощряется петербургским двором. В результате авторитет Архи, уполномоченным которого выступал А. Ипсиланти, был восстановлен, а вокруг Филики Этерии и ее целей объединились различные слои греческого общества. В своей неопубликованной записке о Греческой революции, написанной в 1822 г., известный деятель национального движения митрополит Игнатий отмечал, что принятие А. Ипсиланти руководства тайным обществом не только покончило со всеми сомнениями его членов, но и привело к увеличению их числа «из людей видных классов и уверило их, что этот пресловутый комитет [Архи. – Г. А.] существовал в России под покровительством его величества императора Александра»[279]279
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 468. 1822. Д. 4903. Л. 20.


[Закрыть]. В действительности царское правительство, нисколько не заинтересованное в тот период в каких-либо освободительных выступлениях на Балканах, никак не было связано с греческим тайным обществом и не поощряло его деятельность[280]280
  Подробнее см.: Арш Г. Л. Русское правительство и Филики Этерия в 1820–1821 гг. // Etudes balkaniques. Sofia, 1969. № 1; Он же. Греческий вопрос во внешней политике России (1814–1820) // История СССР. 1978. № 3.


[Закрыть]. Однако убеждение, что единоверная Россия военной рукой поддержит борьбу греков за освобождение, основанное на традициях многовековых русско-греческих связей, глубоко укоренилось в общественном сознании греков, и принятие русским генералом А. Ипсиланти руководства Филики Этерией еще более укрепило это убеждение или, точнее говоря, веру.

После того как А. Ипсиланти принял на себя руководство греческим патриотическим обществом, его планы, о которых он в свое время известил П. Д. Киселева, изменились. Пробыв в Петербурге до конца июня 1820 г., А. Ипсиланти, чтобы полностью посвятить себя делам Филики Этерии, взял отпуск для поездки за границу на минеральные воды, мотивировав его открытием раны, которая действительно доставляла ему большие страдания. Выехав из столицы, он проехал через Москву, Киев, Одессу и в середине октября 1820 г. прибыл в Кишинев. По дороге он проводил сбор средств в греческих общинах России на освободительное восстание, встречался с прибывшими из Греции видными этеристами, посылал греческим военачальникам инструкции о подготовке к вооруженному выступлению. Вся эта кипучая деятельность велась в глубокой тайне от российских властей и стала известна лишь 40 лет спустя из опубликованных И. Филимоном материалов из архива Ипсиланти. Однако изменившееся настроение А. Ипсиланти после принятия им руководства тайным обществом почувствовал, хотя и не зная его причины, российский посланник в Константинополе Г. А. Строганов.

Особого внимания заслуживает письмо А. Ипсиланти Г. А. Строганову от 20 ноября (2 декабря) 1820 г. по вопросу об имущественных претензиях его семьи к Порте. Своим содержанием и тоном письмо это значительно отличалось от предыдущих писем А. Ипсиланти посланнику на эту же тему. Помимо конкретных предложений о решении этого имущественного спора А. Ипсиланти дает весьма резкую оценку системе правления Порты в Дунайских княжествах и вообще этому правительству, которое «убивает, грабит, все присваивает». В письме явственно чувствуются те личные мотивы, которые побудили потомка знатных фанариотов стать на путь решительной борьбы против оттоманского государства. С возмущением он пишет о жестоком преследовании со стороны Порты, жертвой которого стало его семейство. По словам А. Ипсиланти, после того как казнили деда и ограбили сына, это преследование уже «распространилось на третье поколение, обрекая на нужду маленьких детей»[281]281
  АВПРИ. Ф. Претензии разных лиц к Оттоманской Порте. Оп. 702. 1801–1833. Д. 124. Л. 125–126.


[Закрыть]. «Личный счет» к Порте, который имелся у Александра Ипсиланти и его братьев, помогает понять ту решительность, твердость и самоотверженность, которую все они проявили в борьбе за национальное освобождение.

Резкий, требовательный тон письма А. Ипсиланти от 20 ноября (2 декабря) 1820 г. не мог не обратить на себя внимания Г. А. Строганова. Посланник почувствовал в нем и скрытый упрек в том, что он не очень энергично защищает интересы семейства Ипсиланти и недостаточно тверд в отношениях с Портой. Хотя в своем ответном письме А. Ипсиланти от 16 (28) декабря 1820 г. он игнорировал этот упрек[282]282
  АВПРИ. Ф. Претензии разных лиц к Оттоманской Порте. Оп. 702. 1801–1833. Д. 124. Л. 302.


[Закрыть], посланник не мог скрыть своей обиды и раздражения в частном письме И. Каподистрии от 14 (26) декабря 1820 г. «Если бы князь Александр Ипсиланти, – писал Г. А. Строганов, – мог представить себе все то беспокойство, которое доставляют мне его дела, он не написал бы мне письма, способного меня оскорбить…» «Ипсиланти, – продолжал посланник, – потерял руку на службе императора; хочу надеяться, что если его собственные дела не заставят его потерять голову, то он придет к заключению считать меня не таким уж адвокатом турок, как он это полагает, когда он получит результат моих хлопот и моей настойчивости»[283]283
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 468. 1821. Д. 2333. Л. 357.


[Закрыть].

Однако А. Ипсиланти не довелось пожать результаты этих усилий российского посланника по урегулированию его имущественных дел: через два с небольшим месяца началось возглавленное им вооруженное восстание греков против оттоманского владычества.

Вечером 22 февраля (6 марта) 1821 г. Александр Ипсиланти вместе с братьями Георгием и Николаем прибыл в Яссы, столицу Молдавии. На следующий день молдавский господарь М. Суццо сообщил Г. А. Строганову, что, вступив в город, А. Ипсиланти объявил: «Прибыл он для того, чтобы, будучи сам греком, избавить греческую нацию от ига оттоманов и завоевать ее свободу посредством оружия этой самой нации, собравшейся воедино во всех частях турецкого господства»[284]284
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 468. 1821. Д. 2333. Л. 302.


[Закрыть]. В Яссах, где господарская стража находилась под командованием людей Филики Этерии, в тот же день произошло нападение на местных турок. За два дня до этого подобные события имели место и в Галаце.

26 февраля (10 марта) 1821 г. в Яссах, в церкви Трех Святителей, состоялось торжественное богослужение и освящение греческих знамен. Александр Ипсиланти, его братья и все воины поклялись на иконе Христа не вкладывать свои сабли в ножны до тех пор, пока Греция не станет свободной. До начала этой торжественной церемонии провозглашения греческой революции глава Филики Этерии отправил письма и обращения представителям правительства России, видным греческим деятелям, своим друзьям и единомышленникам. Эти важные документы, оказавшиеся в копиях в архиве российского посольства в Константинополе[285]285
  См. подробнее: Арш Г. Л., Пятигорский Г. М. Некоторые вопросы истории Филики Этерии в свете новых данных советских архивов // Балканские исследования. Вып. 11: Политические, общественные и культурные связи народов СССР и Греции (XIX–XX вв.) М., 1989. С. 37–38.


[Закрыть] и по большей части неопубликованные, позволяют дать достоверное объяснение мотивам действий и планам начавшегося в Молдавии национально-освободительного восстания греков и роли России в этом событии. Остановимся подробнее на этих вопросах.

Как известно, Филики Этерия намеревалась сделать основным центром восстания Пелопоннес, где борьбу должен был возглавить лично А. Ипсиланти. Поэтому решения вождя Филики Этерии начать борьбу за освобождение Греции на территории Молдавии стало неожиданностью даже для некоторых его ближайших сподвижников. Сам А. Ипсиланти объяснял свое решение тем, что планы этеристов были раскрыты Портой, и это сделало невозможным его приезд в Грецию, а дальнейшее промедление с началом восстания могло иметь гибельные последствия для всего греческого дела. В письме И. Каподистрии от 24 февраля (8 марта) 1821 г. он писал: «Вся нация могла бы погибнуть, если бы я не решился начать. Мои приметы были даны во все части Греции, и меня подстерегали как на Адриатике, так и на Черном море и в Архипелаге. Вот причины, вынудившие меня начать в этой стране»[286]286
  Арш Г. Л. Иоанн в России (1809–1822). Каподистрия и греческое национально-освободительное движение. С. 307.


[Закрыть].

Следует сказать, что сведения, полученные А. Ипсиланти о раскрытии его планов Портой, которая готовится подавить в зародыше освободительное выступление греков, соответствовали действительности. С конца 1820 г. Порта с разных сторон начала получать сведения о подготовке греками восстания, а в самый канун выступления А. Ипсиланти произошло трагическое и опасное для Филики Этерии происшествие: был схвачен (по-видимому, в начале февраля 1821 г. при переправе через Дунай) видный этерист А. Паппас, которого руководитель тайного общества отправил к вождю сербов Милошу Обреновичу с предложениями о сотрудничестве между греками и сербами в освободительной борьбе. Из захваченных у этеристского эмиссара документов Порта получила информацию о готовящемся против нее восстании. 27 февраля (11 марта) 1821 г. близкий к оттоманскому правительству человек сообщил Г. А. Строганову, что «Портою открыт обширный заговор с целью всеобщего восстания христианских подданных Оттоманской империи и возрождения Греции». За несколько дней до этого оттоманские министры поставили в известность о перехваченных письмах Ипсиланти к Обреновичу и сербскую делегацию, находившуюся тогда в Константинополе[287]287
  Арш Г. Л., Пятигорский Г. М. Некоторые вопросы…, с. 35.


[Закрыть].

В этой обстановке А. Ипсиланти, находясь в Кишиневе, менее чем в ста километрах от границы Оттоманской империи, решил, что у него нет другого выхода, как начать свое восстание в Молдавии. Разумеется, он начал здесь действовать не на пустом месте: Филики Этерия ранее вовлекла в свое движение командиров господарской стражи Валахии и Молдавии, сотрудничавших с вождем начавшегося в январе 1821 г. в Валахии крестьянского восстания Тудором Владимиреску. Но подчеркнем, что решение зажечь огонь восстания не в Пелопоннесе, а в Молдавии было не результатом свободного выбора, как считают некоторые историки[288]288
  См., например: Dakin D. The unification of Greece, 1770–1923. L., 1972. P. 37; Jelavich Ch. and Jelavich B. The Establishment of the Balkan National States, 1804–1920. Seattle and London, 1977. P. 40–41.


[Закрыть], а решением вынужденным.

Не вызывает сомнения, что А. Ипсиланти намеревался с армией, сформированной в Молдавии, пройти как можно быстрее через княжества, пересечь Дунай и пробиться с боем к Греции – главной цели и главному театру борьбы за освобождение. О его плане освободительной борьбы свидетельствуют письма, которые он направил из Ясс своим единомышленникам.

В своем письме этеристскому эмиссару Х. Перревосу, находившемуся в Греции, он сообщал: «Я спешу пересечь эти провинции для того, чтобы прибыть на землю Греции и соединиться со всеми теми, кто готовится свернуть ужасное иго, которое их гнетет»[289]289
  Копии писем А. Ипсиланти из Ясс от 22–23 февраля (6–7 марта) 1821 г. см.: Arš G., Svolopoulos C. Alexandre Ypsilanti… P. 70–75.


[Закрыть].

А. Ипсиланти рассчитывал, что его выступление в Яссах послужит сигналом ко всеобщему восстанию в Греции, центром которого станет Пелопоннес. В его обрашении к эфорам Патр – руководящему ядру этеристов Пелопоннеса – говорилось: «Призовите в помощь Бога и смело беритесь за оружие против тиранов. Обратитесь с призывом ко всем нашим храбрым соотечественникам, которые находятся в Пелопоннесе, воодушевите их своим собственным примером».

А. Ипсиланти направил также обращение к этеристам Константинополя. Он призывал их немедленно начать вооруженное выступление в столице империи в соответствии с ранее разработанным им планом. Этеристы Константинополя вместе с командами стоявших здесь на рейде греческих судов должны были завладеет арсеналом, захватить самого султана и водрузить христианское знамя над храмом Св. Софии.

Таким образом, план освободительного восстания, намеченный А. Ипсиланти, выходил за чисто национальные рамки. Он содержал идеологические моменты, восходившие к предыдущей эпохе, когда борьба за освобождение порабощенных оттоманами народов имела форму противоборства креста полумесяцу. Существование подобных настроений у А. Ипсиланти подтверждают и направленные им одновременно обращения к некоторым высшим иерархам греческой церкви. В письме к иерусалимскому патриарху Поликарпу А. Ипсиланти, напоминая о том, что завоеватели стремились уничтожить православную религию, призывал одного из духовных руководителей православного мира внушать «сынам вашей церкви рвение к вере и свободе». «Ваши проповеди против общего врага, – говорилось в его послании, – прозвучат для соотечественников, дальних и близких, подобно звонкой трубе, страшной для нашего трусливого врага». Подобные же послания вождь этеристов направил константинопольскому патриарху Григорию V и митрополиту Деркон (Фракия) Григорию.

Стремление А. Ипсиланти использовать духовный авторитет православной церкви, чтобы повлиять на умы верующих и побудить их активно участвовать в борьбе за освобождение, естественно. Но руководитель Филики Этерии не учитывал, что высшие структуры православной церкви в Оттоманской империи зависели от Порты и находились под ее контролем. Характерно, что все три представителя высшего духовенства, к которым обратился А. Ипсиланти, поставили подписи под окружным посланием, которым Константинопольская патриархия по требованию Порты предала анафеме А. Ипсиланти и М. Суццо. Однако такая покорность воле Порты не спасла патриарха Григория V и митрополита Деркон Григория от жестокой казни, жертвами которой они вскоре стали.

Учитывая эту позицию константинопольской церкви, а также то, что в столице были сосредоточены отборные вооруженные силы империи, греки же составляли хотя и значительную, но меньшую часть ее населения, замысел А. Ипсиланти поднять восстание в Константинополе выглядит явной авантюрой.

Знало ли царское правительство о том, что А. Ипсиланти готовит освободительное выступление? На этот вопрос следует дать отрицательный ответ, хотя в литературе есть и другое мнение на этот счет[290]290
  См., например: Otetea A. L’Hétairie d’ilya cent cinquante ans // Balkan Studies. 1965. V. 6. № 2.


[Закрыть]. Этот ответ основывается не только на общем направлении политики петербургского кабинета в тот период, о чем говорилось выше, но и на конкретных свидетельствах, относившихся непосредственно к выступлению Ипсиланти. К числу наиболее важных свидетельств относится письмо самого А. Ипсилнати от 24 февраля (6 марта) 1821 г. Александру I. Письмо это хорошо известно с тех пор, как австрийский историк А. Прокеш-Остен опубликовал копию его французского текста[291]291
  Prokesh-Osten A. Geschichte des Abfalls der Griechen von Türkische Reiche. Wien, 1867. Bd. 3. S. 61–62.


[Закрыть], оригинал которого хранится в Архиве внешней политики Российской империи[292]292
  Публикацию оригинала письма см.: Arš G., Svolopoulos C. Alexandre Ypsilanti… P. 76–77. Русский перевод письма см.: Приложение III.


[Закрыть]. В письме греческий патриот, носивший форму российского генерала, извещал о своем решении встать во главе освободительного восстания, подготовленного тайным греческим обществом; А. Ипсиланти также призывал российского монарха стать «освободителем Греции». В письме нет даже намека на то, что планы главы тайного общества были заранее известны императору и получили его одобрение – в противном случае в этом письме вообще не было бы смысла.

Для Александра I действия его бывшего адъютанта стали полной неожиданностью и сразу вызвали его резкое осуждение. Об этом свидетельствует первая неофициальная реакция самодержца на письмо А. Ипсиланти, полученное им в Лайбахе на конгрессе Священного Союза 7 (19) марта 1821 г.

10 (22) марта 1821 г. царь сообщал в частном письме своему доверенному корреспонденту, министру духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицыну: «Мы только что получили известие, что князь Ипсиланти, тот самый, у которого оторвана левая рука и кому я предоставил около года назад отпуск для лечения раны, которая открывается, внезапно появился в Яссах и заявил господарю, что он был призван греками Эпира и Мореи, своими соотечественниками, чтобы освободить их от владычества Порты, и что он собирается встать во главе их». В том же письме Александр I выразил резко отрицательное отношение к действиям А. Ипсиланти, вставшего во главе восстания, которое организовало тайное общество. Император высказал свою навязчивую идею, что все такие общества примыкают к некоему центральному комитету, находящемуся в Париже, и что сама акция Ипсиланти являлась диверсией, предпринятой им по внушению указанного комитета, чтобы спасти революцию в Неаполе, которую готовились подавить державы Священного Союза[293]293
  Николай Михайлович (Романов), вел. князь. Император Александр I. Опыт исторического исследования. СПб., 1912. Т. 1. С. 558.


[Закрыть].

И по другим письмам А. Ипсиланти из Ясс, адресованным его друзьям и единомышленникам, также можно вполне определенно судить о том, что свою освободительную акцию руководитель Филики Этерии начал без какого-либо ведома и согласования с царским правительством и не имел каких-либо оснований рассчитывать на его поддержку.

В то же время в своих публичных обращениях вождь восстания давал понять, что Россия готова оказать помощь повстанцам. Так, в его известной печатной прокламации к греческому народу «В бой за веру и отечество» от 24 февраля (8 марта) 1821 г. имелась фраза: «Поднимайтесь друзья, и вы увидите, как могущественная сила защитит наши права»[294]294
  Βρανούσης Λ., Καμαριανός Ν. Αφανάσιου Ξοδίλου. Η Εταιρεία των Φιλικών και τα πρώτα συμβάντα του 1821. Αθήναι, 1964. Σ. 25. Русский перевод воззвания см.: Русский архив. М., 1868. С. 294–297.


[Закрыть]. (Следует сказать, что в греческом оригинале утверждение А. Ипсиланти о помощи повстанцам со стороны России звучало более определенно, так как греческое слово «δύναμις» означает не только «сила», но и «держава».)

О том, что его акция пользуется поддержкой правительства и лично и императора, А. Ипсиланти довольно определенно давал понять и при сношениях в первые дни восстания с представителями российской власти на местах. Но если публичные заявления такого рода были призваны поднять дух греков, опираясь на их традиционные надежды на помощь России в деле национального освобождения, то подобные утверждения при контактах с российским и властями имели вполне прагматическую направленность – обеспечить беспрепятственное развитие начатого в Дунайских княжествах греческого освободительного восстания хотя бы на его первом этапе.

Успех первых шагов А. Ипсиланти во многом зависел и от реакции российских дипломатов в Оттоманской империи. Следует иметь в виду, что Дунайские княжества – арена освободительных действий А. Ипсиланти – имели автономный статус и находились под особым покровительством России. Учитывая это, вождь восстания в своих сношениях с российским дипломатами старался дать понять, что он действует в княжествах с санкции петербургского комитета. Такой намек довольно прозрачен в его письме Г. А. Строганову от 23 февраля (7 марта) 1821 г.[295]295
  АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Оп. 517/1. 1821. Д. 2563. Л. 1.


[Закрыть], а в письме генеральному консулу России в Дунайских княжествах А. А. Пини от того же числа А. Ипсиланти уже прямо дает ему инструкции и подчеркивает, что, выполняя их, «Вы тем самым будете действовать в интересах России»[296]296
  АВПРИ. Ф. Консульство в Бухаресте. Оп. 540. 1820. Д. 315. Л. 143.


[Закрыть]. Эти «коварные» действия главы греческих революционеров, объяснявшиеся теми условиями, в которых началось его выступление, достигли своей цели. При появлении А. Ипсиланти в Яссах местный российский консул А. Н. Пизани не только не арестовал его, не передал властям Бессарабии и даже не заявил какого-либо протеста против его действий (как он должен был поступить по мнению Г. А. Строганова[297]297
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 468. 1821. Д. 2333. Л. 346.


[Закрыть]), но по его поручению срочно отправил пакет в Константинополь на имя российского посланника.

На юге же России этеристы могли по крайней мере еще целый месяц после начала восстания действовать беспрепятственно и отправлять добровольцев в повстанческую армию Ипсиланти. Конечно, такая благоприятная для греческих борцов за освобождение обстановка сложилась и благодаря тому, что некоторые русские официальные лица испытывали определенные иллюзии относительно реакции Александра I на события в Молдавии. Иллюзии эти рассеялись, когда стал известнее ответ императора его бывшему адъютанту и соответствующие инструкции, посланные из Лайбаха гражданским и военным властям России.

Помимо того, Александр I потребовал от новороссийского генерал-губернатора А. Ф. Ланжерона и наместника Бессарабии И. Н. Инзова объяснений в связи с тем, что они допустили беспрепятственную подготовку А. Ипсиланти восстания на территории России. В своем объяснении Ланжерон признался, что он знал об освободительных намерениях А. Ипсиланти, но что тогда речь не шла о каких-либо конкретных акциях. «Г-н князь Александр Ипсиланти, – писал Ланжерон, – так же как и князь Георгий Кантакузен[298]298
  Г. М. Кантакузен, отставной полковник, видный этерист.


[Закрыть], провели здесь прошлое лето, и я часто встречался с ними; и они много говорили мне о своем желании увидеть возрождение былой Греции. Но тогда ни я, ни оба князя не считали столь близким взрыв, который определенные обстоятельства, вне сомнения, ускорили»[299]299
  Арш Г. Л. Этеристское движение в России. М., 1970. С. 261.


[Закрыть].

Инзов же объяснял свое бездействие тем, что А. Ипсиланти готовил восстание в полной тайне, даже от своих родных. Он, по словам Инзова, «избегая всяких разговоров о делах политических, ни одним словом не подал никогда ни малейшего подозрения относительно того, чтобы он брал какое-либо в них участие»[300]300
  Арш Г. Л. Этеристское движение в России. М., 1970. С. 295.


[Закрыть].

А. Ипсиланти, выйдя из Ясс и пройдя Молдавию и Валахию, 27 марта (8 апреля) 1821 г. подошел к Бухаресту и остановился в его предместье Колентина. К этому времени его войско, частично пополнившееся за счет учащейся греческой молодежи из России, насчитывало около 3000 человек. В Колентине командующий повстанческой армией получил ответ на свое письмо Александру I, написанное по поручению царя И. Каподистрией 14 (26) марта 1821 г. Восстание, начатое А. Ипсиланти, осуждалось. Глава Филики Этерии обвинялся в том, что он обманул своих соотечественников, обещав им помощь России. Император, говорилось в письме, не окажет Ипсиланти никакой поддержки, «так как было бы недостойно его подрывать устои Турецкой империи позорной и преступной акцией тайного общества».

В письме содержался и адресованный А. Ипсиланти упрек личного порядка в том, что он напал на Порту в тот самый момент, когда в результате переговоров российского посольства в Константинополе «претензии Вашей семьи должны были быть удовлетворены, когда султан, как Вы знаете, собирался полностью восстановить справедливость в отношении Вас[301]301
  Это утверждение не соответствует фактическим итогам переговоров об имущественных претензиях семьи Ипсиланти к Порте (см. выше).


[Закрыть]». Распоряжением Александра I А. Ипсиланти и его братья исключались из императорской службы, а самому А. Ипсиланти запрещалось возвращение в Россию[302]302
  Позднее это запрещение было распространено и на братьев А. Ипсиланти Георгия и Николая, которые также участвовали в восстании в Дунайских княжествах. Дмитрий же по поручению брата отправился в Грецию, где сыграл видную роль в освободительной войне.


[Закрыть]. Однако княгиня Ипсиланти, говорилось в письме, по-прежнему будет пользоваться покровительством императора.

Несмотря на безоговорочное осуждения выступления А. Ипсиланти, в ответе Александра I на его обращение присутствовали некоторые моменты, дававшие надежду на начало диалога с восставшими греками. В частности, говорилось о готовности императора – в случае, если сам Ипсиланти укажет способ «прекратить беспорядки», – «вмешаться перед турецким правительством, для того чтобы побудить его принять разумные меры, которые могли бы восстановить в Молдавии и Валахии спокойствие, в котором эти страны испытывают столь настоятельно необходимость»[303]303
  Prokesh-Osten A. Geschichte… Bd. 3. S. 65–67.


[Закрыть].

Указанные положения в ответе петербургского кабинета на обращение вождя греческих повстанцев имели для последнего огромное значение. В это время для А. Ипсиланти стала очевидной невозможность осуществления его первоначального плана, предусматривавшего форсирование Дуная и переход через Балканы в Грецию: повстанческая армия была слабой, надежд на получение содействия в Болгарии и Сербии было мало, а между тем турки успели подтянуть к южной стороне Дуная значительные силы. В создавшемся трудном для него положении руководитель восстания решил воспользоваться предложением российского правительства и попытаться посредством переговоров обеспечить мирный путь его армии из Валахии в Грецию.

31 марта (12 апреля) 1821 г., всего через три дня после прибытия в Колентину, А. Ипсиланти снял свой лагерь и двинулся на север, в сторону австрийской границы. Как свидетельствуют документы, этот неожиданный маневр был непосредственно связан с получением командующим повстанческой армии письма И. Каподистрии и изменением в связи с этим его плана действий. В день выступления из Колентины Ипсиланти сообщил Г. А. Строганову, что он уходит сразу же после получения письма Каподистрии. И далее вождь повстанцев продолжал: «Я направлю чаяния и пожелания греков его величеству императору, и я ожидаю с нетерпением советов вашего превосходительства»[304]304
  АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Оп. 517/1. 1821. Д. 2563. Л. 6.


[Закрыть].

Заняв позиции в горном районе Тырговиште-Кымпулунг и ожидая результатов переговоров Г. А. Строганова с Портой, в ходе которых, как надеялся А. Ипсиланти, будут учтены пожелания восставших греков, командующий повстанческими силами решил придерживаться строго оборонительной тактики. Через каймакамов (заместителей) назначенного Портой нового валашского господаря С. Каллимахи он известил турецких дунайских пашей, что прекращает военные действия, но в случае турецкого вторжения в Валахию и нападения на него будет защищаться до последней крайности[305]305
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 468. 1821. Д. 12373. Л. 21–22.


[Закрыть].

Из лагеря Ипсиланти в Тырговиште Александру I были посланы «чаяния и пожелания греков», о которых говорилось в письме А. Ипсиланти Г. А. Строганову от 31 марта (12 апреля) 1821 г. В прошении «начальников вооруженных греков» российскому императору от 9 (21) апреля 1821 г.[306]306
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 468. 1821. Д. 12373. Л. 12–19.


[Закрыть] отмечалось, что греки всегда надеялись на помощь «могучей единоверной им державы, православных монархов почитаемой России» в деле освобождения. Греческие капитаны напоминали, что как только Россия выступала против «врагов христианской веры», вместе с ней и «греческая нация спешила с большим рвением пролить последнюю каплю своей крови».

Как в свое время А. Ипсиланти, в письме к Александру I греческие военачальники призывали царя стать «спасителем греческой нации». В то же время, учитывая ненависть царя к революционным движениям и тайным обществам, проявившуюся в его ответе на обращение А. Ипсиланти, командиры повстанцев стремились представить освободительное восстание греков как чисто религиозное, основанное на тех же принципах, которые исповедует сам Александр I. Рост надежд греков на освобождение связывался с образованием Священного союза. Происхождение же тех обществ, которые возникли в Греции и сыграли роль организатора восстания, рассматривалось в их обращении как результат деятельности библейских обществ, которым покровительствовал Александр I. Что же касается роли А. Ипсиланти, то в обращении говорилось, что «некоторые уполномоченные» избрали его «генеральным уполномоченным Греции», для того чтобы предотвратить анархию, в которую попадает «нация, освободившаяся от тирании». Представленная в этом документе версия истории Филики Этерии расходится с ее действительной историей: командиры греческих повстанческих сил стремились повлиять на Александра I, побудить его отнестись более благосклонно к восстанию греков. В начале апреля 1821 г. перспективы для греческого дела из лагеря Тырговиште выглядели довольно безрадостно: общебалканское восстание, на которое рассчитывали А. Ипсиланти и его сподвижники, не произошло, а вести о восстании, начавшемся на Пелопоннесе в конце марта 1821 г., до них еще не дошли. В письме греческих командиров создавшаяся ситуация рисовалась в весьма мрачных тонах: «В то время как мы надеялись на всеобщий взрыв, ужасная измена расстроила наши великие замыслы. Тираны нас опередили, они разоружают наших братьев в Греции и держат уже обнаженной саблю, чтобы по первому знаку деспота начать резать миллионы людей». Греческие военачальники обращались к заступничеству императора, чтобы предотвратить эту резню.

Изолированные от мощного национально-освободительного восстания, поднимавшегося в Греции, командиры греческой повстанческой армии в Валахии не выдвигали в своем обращении к императору России конкретных предложений о новом политическом статусе греческих областей, ограничившись общей декларацией о целях своего выступления. «Мы взялись за оружие, – писали они, – не для того, чтобы победить турецкую нацию, не для того, чтобы захватить территории, но для того, чтобы заставить власти дать нам законы, открыть нам путь к благоденствию, позволить нам свободно поклоняться сыну и слову Божию, для того, чтобы на нас не смотрели больше как на скотов и зачислили наконец нас в разряд людей».

Что же касается будущности самой греческой повстанческой армии в Валахии, то командиры ее, чтобы избежать превращения Дунайских княжеств в театр войны, выражали готовность покинуть их без борьбы, если им будет указан безопасный путь в Грецию. Обращение «начальников вооруженных греков» к Александру I было получено в Петербурге лишь в конце мая 1821 г. К этому времени ситуация для этеристского войска в Валахии катастрофически ухудшилась.

Как уже говорилось, уходя из Бухареста в Тырговиште, А. Ипсиланти написал Г. А. Строганову, прося его советов. Но советов этих он не получил, в чем руководитель восстания упрекал посланника позднее в записке для российского правительства о своем заключении в Австрии[307]307
  См.: АВПРИ. Ф. Административные дела. II–11. 1826. Д. 120. Л. 85.


[Закрыть]. Молчание российского дипломата объяснялось теми непреодолимыми препятствиями, с которыми он столкнулся в своих попытках восстановить спокойствие в Дунайских княжествах, не прибегая к силе. По получении сообщения А. Ипсиланти о том, что он прекращает военные действия в ожидании исхода переговоров, Строганов немедленно известил об этом Порту. Российский представитель предпринял затем большие усилия, чтобы предотвратить вторжение турок в княжества. Для этого он предлагал вывести повстанческие силы Ипсиланти из Валахии и Молдавии и интернировать их в Бессарабии или Трансильвании. Для самого же А. Ипсиланти посланник стремился обеспечить беспрепятственный выезд из Валахии через австрийские владения на любой континент, исключая Европу[308]308
  Corivan H. La captivité d’Alexandre Ypsilanti // Balkan Studies. Thessaloniki, 1967. V. 8. № 1. P. 89.


[Закрыть]. Однако предложения Строганова натолкнулись на жесткую бескомпромиссную позицию Порты, не желавшей ни в какой форме вести переговоры с «мятежником» Ипсиланти, а также на сопротивление венского двора, считавшего его «опасным революционером».

В начале мая 1821 г. значительные турецкие силы вторглись в Дунайские княжества. Положение повстанцев Ипсиланти, значительно уступавших неприятелю по численности и вооружению, стало крайне серьезным. Оно еще более усугубилось в результате возникшего у А. Ипсиланти конфликта с руководителем начавшегося в январе 1821 г. народного антифеодального восстания Тудором Владимиреску. Обвиненный без достаточных оснований в сотрудничестве с турками, он был казнен в лагере Ипсиланти 27 мая (8 июня) 1821 г.[309]309
  Эта расправа определила негативное отношение в Румынии к личности А. Ипсиланти и к его кампании в Дунайских княжествах.


[Закрыть] Исход борьбы решила битва при Дрэгэшани 7 (19) июня 1821 г., в которой армия Ипсиланти потерпела тяжелое поражение и начала быстро распадаться.

Участь самого А. Ипсиланти была трагической: он и его братья были заманены на австрийскую территорию и подверглись жестокому заключению, продолжавшемуся более шести лет. Заключение это разделили ближайшие друзья и сподвижники А. Ипсиланти[310]310
  Подробнее см.: Арш Г. Л. Тайный узник венского двора: Александр Ипсиланти в австрийских крепостях // Новая и новейшая история. 1987. № 2.


[Закрыть].

Александр I одобрил репрессивные меры, принятые австрийскими властями в отношении греческих революционеров. Новый же император Николай I, после того как 6 июля 1827 г. в Лондоне представителями Англии, России и Франции был подписан известный договор, завершивший эволюцию политики петербургского кабинета в греческом вопросе: от осуждения освободительного восстания к признанию права греческого народа на самостоятельное существование, решил предпринять демарш с целью освобождения А. Ипсиланти и его братьев. Соответствующая депеша была направлена 9 (21) августа 1827 г. послу России в Вене Д. П. Татищеву, о чем тот известил А. Ипсиланти.

Австрийский император Франц I дал согласие на освобождение греческих узников, но, не желая выпускать из-под своей власти этих, с его точки зрения, «опасных бунтовщиков», оговорил условие, что братья Ипсиланти останутся жить в австрийских владениях под полицейским надзором[311]311
  Подробнее см.: Арш Г. Л. Тайный узник венского двора: Александр Ипсиланти в австрийских крепостях // Новая и новейшая история. 1987. № 2. С. 144.


[Закрыть].