Текст книги "Адам и Ева"

– Скоро порт, – капитан выглядел ошеломленным.

– Что с нами? Утром я успела проститься с жизнью, в полдень увидела твои зеленые глаза, – на лице Изабель отражалось изумление. – Неужели это то, о чем мы мечтаем всю жизнь?

– Взаимная любовь, – Аделард ладонью ласкал шею и уши девушки. – Это она. Необыкновенно сильная.

– А как же расставание. Мы будем страдать, – Изабель, склонив голову набок, смотрела на капитана снизу вверх. – Куда ты теперь плывешь?

– Через шесть месяцев я встану на рейд в порту Борнео.

На груди капитана Изабель лишилась чувств второй раз за день.

Глава 16

Прикладная математика допускает широкий спектр возможностей от программирования до преподавания, и Олег попробовал себя в разных ипостасях, но воспоминание о решении вероятностной задачи его не покидало, и теория вероятностей, и математическая статистика оставались его любимым разделом математики.

Фонд защиты дикой природы объявил международный конкурс на замещение места учителя математики в школе, скрытой в джунглях экваториальной Африки. Олег подал заявку и вскоре в почтовом ящике своего подъезда обнаружил пакет с авиабилетом, кредитной картой и подробной инструкцией дальнейших действий.

В аэропорту столицы Кении Найроби в объятия Олега заключила Муна, представляющая фонд в экваториальной Африке. Спутницу русскому учителю для миссии в Африке аналитики фонда тщательно подбирали.

Муна была египтянкой с внешностью Нефертити. Крупные чувственные губы, обладающие магией сверхъестественной красоты, выразительные темные глаза, совершенная мягкая пластика изумительных форм – все это на тонко чувствующего Олега произвело ошеломляющее впечатление. Когда Муна, руками обнимая за шею, снизу внимательно и нежно взглянула в синие глаза русского учителя, сознанием забывший обо всем на свете Олег умчался в эпоху древнего царства, в легендарные времена строительства великих пирамид Гизы.

Олег был щедро одарен природой. А немногие яркие таланты подобны медведям и показываются на глаза друг другу не чаще бурых разбойников. И с некоторых пор Олег, утратив интерес к особям мужского пола, в большинстве заурядным, оказался окружен школьниками, студентами и присматривающими за ними женщинами. Познакомившись с Муной, Олег ощутил себя благословленной Творцом птицей, обладающей красивыми сильными крыльями. Дальнейшее было полетом.

Олег на Муну произвел впечатление спустившегося с небес пропитанного запахами печного дыма и свежестью трескучих морозов северного божества, созданного природой из замерзшего ствола исполинской лиственницы, в который однажды вдохнули новую жизнь.

Будучи умным человеком, Олег больше слушал, чем говорил, подбрасывая собеседникам наводящие вопросы. Внешне Олег был похож на воплотившегося в человека лесного духа, с рассветом раздвигающего ветви деревьев и пристально рассматривающего разгоняемый стихийной цифровизацией до безумных скоростей, утрачивающий здравый рассудок мир.

Смуглая Муна и белокожий Олег, взявшись за руки, составили на удивление гармоничную пару, подобную дню и ночи, солнцу и луне.

Проведя сутки в железнодорожном вагоне, Муна и Олег оказались на северном берегу подобного морю озера Виктория, на границе Кении и Уганды, недалеко от городка Мьянзи, среди девственной природы, на полуострове, глубоко вдающемся в голубые воды истока Нила.

Школа собирала детей окрестных деревень. Среди детей народов банту и масаи за партами сидели дети европейцев, китайцев, индусов, арабов. Их родители работали в компаниях, выкачивающих из Африки ее богатства, от ценных пород деревьев до алмазов и редкоземельных металлов.

Начав первый урок математики, Олег спросил, есть ли в классе отличники. Три девочки и один мальчик из двадцати подняли руки. Трое отстающих оказались сидящими на последних партах.

Начали со сложения дробей. Мелом на доске Олег отобразил латинскими буквами этот нехитрый процесс и спросил, есть ли желающие выйти к доске решить задачи. Пятеро отличников друг за другом, настороженно посматривая на Олега, сложили, вычли, умножили и разделили дроби.

Олег невольно обратил внимание на особый свет во взглядах ловящих на лету смыслы детей. Этот свет разума обладал неотразимым обаянием. Возраст детей был одиннадцать-двенадцать лет. Начало переходного периода, самая сложная пора процесса взросления.

Отстающие решительно отказывались выходить к доске. Тогда Олег стал приглашать к доске молчаливое большинство. Из их числа одна девочка до урока объявила о том, что у нее ушиблен палец и доктор ей запретил писать. Ее соседка весь урок карандашом на клочке бумаги рисовала и на все вопросы с ангельской улыбкой отрицательно качала головой. В центре класса сидела девочка, активно общавшаяся с соседкой мимикой и жестами и по временам внимательно смотревшая на Олега. В определенный момент ее глаза встретились с глазами учителя, и цель была достигнута. На нее обратили внимание. Девочка, блаженно улыбаясь, замолчала, растворившись среди одноклассников.

Большинство решали задачи с натугой, и Олег ощутил пятикратно возросший расход собственной энергии на толкование многократно повторенных правил. Скоро процесс свелся к тому, что Олег писал на доске правило, а пятеро отличников с удовольствием на доске решали предложенные им задачи. Половина класса записывала ход решений. Половина безмятежно предавалась разнообразным утехам.

Обстоятельства вынудили Олега открыть для себя давно забытое. И все великолепье королевы наук, математики, представилось его зрелому сознанию пленительной сказкой. Математика не терпит лжи, но люди, манипулируя цифрами, умудряются с их помощью лукавить. Однако сама математика прекрасна, как кристалл горного хрусталя, и истинный ценитель пресытиться ею не может, черпая в ней и удовлетворение и вдохновение.

Математика – ревнивая муза. Заниматься ею надо постоянно, иначе густой туман забвения скрывает и самое очевидное. А для постоянных занятий математику надо полюбить. А полюбив ее, Олег пережил вторую юность. Математика же ответила Олегу взаимностью, представляя ранее казавшееся весьма сложным простой очевидностью, немногим сложнее операций с дробями.

Очень скоро Олег глубоко погрузился в область теории вероятностей и математической статистики. Это было похоже на возвращение в родную гавань, к до слез любимым берегам.

Задача расчета вероятности рождения нового вида Homo возникла в сознании Олега словно ниоткуда, сама собой. Постановка и изящество решения увлекли исследователя настолько, что весь мир для него на некоторое время утратил смысл. Но было одно исключение, Муна. Она следовала за Олегом безмолвной тенью всюду, собственной магией защищая синеглазого северянина от немирных духов таинственной Африки.

Любовь Муны представлялась совершенным жертвенным даром сверхъестественной красоты и силы. Устоять Олег не мог и, погрузившись в мир египетской женственности, предал себя ее власти всецело.

Ночами Муна, не выпуская из объятий, согревала Олега собственным трепетным телом. Так кошки греют до блеска вылизанных котят, густым мехом и нежными лапами скрывая их от утренней свежести.

Глава 17

Дорога от Мекки до Эр-Рияда – это семьсот километров желтых барханов, среди которых иногда выступали одногорбые верблюды с облаченными в белое невозмутимыми смуглыми арабами на спинах и палящее солнце, не ведающее пощады.

С глухим ревом поднявшись в растопленные зноем небеса, огромный самолет с иероглифами на борту взял курс на японский остров Хоккайдо, в страну айнов, следуя по пути некогда прошедших Евразию от Леванта до берегов Тихого океана представителей вида Homo Sapiens.

Из Эр-Рияда в Германию отправили контейнер с образцами ДНК современных обитателей Ближнего Востока.

Проснувшись, Изабель, подняв руки, потянулась в кресле с грацией леопарда и, глотнув воды, произнесла:

– Хотела бы я оказаться среди снегов Савойи, на перевале Малый Сен-Бернар, среди лыж и санок, в деревушке Се.

– И намазав разломленный теплый багет клубничным джемом, – Мелиса мечтательно улыбалась, – утопая в шезлонге на широкой веранде деревянного шале, любоваться ослепительной вершиной заснеженного Монблана.

– А вместо этого горсть фиников и лепешка с кунжутом, – Николай поглядывал в иллюминатор на береговую линию Индийского океана. – Но, уверяю вас, минет немного времени, и вы, сидя в кафе на парижском бульваре, будете вспоминать нашу экспедицию как дар судьбы, не веря в ее правдоподобие.

– Пожалуй, – уголки губ Мелисы приподнялись. – Но, откровенно говоря, Африка заставила меня поволноваться.

– А я трижды простилась с жизнью, – Изабель постучала себя сухой лепешкой по лбу. – И потом, я очень устала. Африканская жара лишает меня и разума, и воли. Мне кажется, что девяносто тысяч лет назад я предпочла бы оказаться в пещере Доломитовых Альп в обществе поедающих мясо горного козла неандертальцев, чем с копьем наперевес бродить под палящим солнцем с бушменами и пигмеями по склонам Килиманджаро, по каплям запекшейся крови выслеживая раненного отравленными стрелами буйвола.

– Признаться, я, обитатель севера, устал не меньше вашего, – Николай, глубоко вздохнув, приподнял брови, счастливо улыбаясь одними глазами. – Из собственного опыта знаю, хотя это может показаться необычным, женщины выносливее мужчин. И живут дольше на пять-десять лет. И ДНК у женщин длиннее, и они сложнее устроены.

– И все-таки как нам быть, – Мелиса обратила синие глаза на Николая. – Мы не одолели и половины пути, но уже столько пережили и так устали.

– Когда работа тяжела, – Николай закусил нижнюю губу, – есть один способ довести ее до конца.

– И не надорваться, – Изабель коснулась ладонью груди.

– Да, и не надорваться, – Николай кивнул. – Надо почаще отдыхать.

– Гениально, – глаза Изабель округлились. – Как нам с тобой повезло, Николай. Тогда в Хоккайдо первым делом на пляж.

– И в ресторан японской кухни, – Мелиса облизнула губы. – Мы же не можем подвести доктора Майера и оказавший нам высокое доверие фонд.

– Об этом страшно помыслить, – Николай махнул ладонью, словно отмахиваясь от мухи. – Надеюсь, мы отметим счастливое окончание нашей экспедиции через год на юге Латинской Америки. Дальше дороги просто нет.

– Дальше тюлени, пингвины и холодный штормовой океан, – произнесла Мелиса, засыпая. – Полет долгий, нам надо отдыхать.

Обведя внимательным взором скрытые ливанскими кедрами невысокие горы, пенящуюся линию прибоя Восточного Средиземноморья, полюбовавшись лазурным горизонтом, евразийский Адам с улыбкой пережившего просветление пророка объявил собравшейся вокруг пылающего очага общине:

– Назад дороги нет, – жесты восполняли недостающие слова. – На севере неандертальцы, они сильнее нас, жестоки, как звери, и просто нас съедят. Мы пойдем на восход солнца, на восток, берегом теплого океана и всякий день будем живы, сыты и согреты.

Не все с этим согласились. Кто-то остался в Леванте. Иные осели в горах Загроса, на юге Ирана, на побережье Персидского залива. Но несколько тысячелетий потомки евразийского Адама, собирая моллюсков и крабов на обнажаемом отливами побережье, неуклонно шли на восток, к Индии, в теплые земли, где не было неандертальцев, у которых копье было продолжением руки, и земля не ощущала мертвящего дыхания Вюрмского ледника, укрывающего север Евразии двухкилометровой толщей замерзшей воды.

Однажды идущие берегом теплого океана общины достигли Индии, сполна насладившись плодами сладкого манго, благодаря духов предков и божества природы. И тут случилось нечто, что описать непросто, а люди решили, что духи земли и небес на них разгневались.

Далеко на востоке в огненном, сейсмически активном поясе Тихого океана земля содрогнулась, и вулкан Тобо, тысячи лет, едва дымя, мирно спавший на острове Суматра, взорвавшись, выбросил в атмосферу планеты столб пепла объемом с континент. Ветры понесли пепел всюду над планетой, и он скрыл благословенную Индию с ее плодами сладкого манго толстым слоем.

Планету сковал холод и поглотила серость. Солнечные лучи десяток лет не могли согреть ее атмосферу. Люди, закутавшись в шкуры животных, укрылись в пещерах, у очагов, но голод и морозы не отступали годами. Общины таяли, отчаянно борясь за жизнь. Окно возможностей, позволявшее человечеству, покинув Африку, перейти в Евразию, закрылось. Современное человечество едва не погибло.

Минули века и тысячелетия. Пепел осел, и его слои укрыли дерн и песок. Немногие выжившие потомки евразийского Адама, натянув на луки тетиву, закалив в огне острия копий, продолжили неспешное движение на восток, к Тихому океану. И новое окно возможностей природа не преминула для них открыть, отдавая должное мужеству и стойкости этих маленьких темнокожих охотников, выводящих родство от пигмеев экваториальной Африки.

Снижаясь, громадная железная алая птица подрагивала, раскачивая широкими крыльями, натужно хрипя моторами, словно сказочный дракон.

В аэропорту экспедицию ожидала арендованная «Тойота» повышенной проходимости. Загрузили чудом спасенный от сомалийских пиратов багаж. Повернули ключ зажигания, и Япония, на удивление самобытная страна Восходящего солнца, раскрыла любознательным гостям радушные объятия.

– Признаюсь, японцы меня восхищают, – Мелиса наслаждалась пейзажем с видами гор, ультрасовременных зданий и деревянных храмов синтоизма с тысячелетней историей. – Они для меня загадка. У китайцев есть ресурсы и пространства, и то никто не может понять, как им все удается. У японцев, кроме гряды гор с Фудзиямой, среди океана нет ничего, но никто об их достижениях не дерзает и мечтать.

Сразу обратил на себя внимание феномен японской цивилизации, заключенный в умении на минимальном пространстве создать идеальную среду обитания с глубоким художественным своеобразием. Свежий взгляд иностранцев привлекла утонченная, изысканная нежность традиционного красочного женского костюма с совершенством плавных линий, богатством декора и соблазнительностью приталенного силуэта. В движении ткани кимоно приоткрывали нижние юбки косимаки и футано.

– Как обольстительна японская женщина, – восхищалась Изабель. – Я знаю, что осенью японки предпочитают орнаменты с листьями деревьев, весной украшают себя тканями с изображениями цветущей сакуры, зимой это сосновая хвоя.

– Меня восхищает оби, украшенный вышивкой пояс пятиметровой длины, который японки завязывают бантом, – улыбалась Мелиса. – Представляю нас в кимоно с поясом оби на берегу Эльбы в Гамбурге.

– Или на парижском бульваре летним вечером, – качала головой Изабель.

Показался Тихий океан.

– Кто-то, – Изабель посмотрела на ведущего машину Николая, – обещал пляж, объяснив, что успех любой работы сокрыт в хорошем отдыхе.

– На сей раз приятное совместим с полезным, – Николай старался быть серьезным, скрывая счастливую улыбку. – Деревня айнов находится на побережье.

– И погода хорошая, – улыбнулась Мелиса.

– Как-то уж очень, очень все гладко, – в голосе Изабель прозвучала легкая тревога.

Мелиса и Николай, сидевшие впереди, удивленно переглянулись.

– Какой контраст, – Изабель коснулась ладонями щек. – Из раскаленных песков Аравии попасть в прохладу туманного Хоккайдо.

– До Савои десять тысяч километров, – обернувшись, заметила Мелиса.

– Я о ней уже забыла, – Изабель качала головой с выражением ожидающего праздника подростка. – У меня теперь одно желание – отдаться во власть волн Тихого океана. Я всегда его боготворила. А вижу его впервые, он меня завораживает.

Деревня айнов утопала в густом девственном лесу, подобно жемчужине на морском дне. Десяток просторных деревянных домов изнутри и снаружи был увешан амулетами и сувенирами, уставлен керамикой, украшенной орнаментом древней культуры дземон. Длинноволосые небритые айны на фоне фотографий предков, помещенных в рамы на стены, представлялись немногословными духами природы, гармонично увязывающей стихии океана, небес и покрытых лесами гор островов, рожденных противостоянием двух тектонических плит.

Колоритно одетые женщины пели. Немногословные мужчины демонстрировали себя.

– Они не похожи на японцев, айны, – Мелиса любовалась приведенной в идеальный порядок первозданной дикостью деревни, припоминая селения индейцев Британской Колумбии. – Но чистокровных айнов можно перечесть по пальцам, они растворяются японцами, которым айны противостояли веками.

– Первыми на эти острова пришли айны, – Изабель взглянула на Николая. – И айны были первыми Homo Sapiens, ступившими на побережье Тихого океана.

– Да, – Николай внимательно рассматривал конструкции деревянных домов. – Айны – герои. Они первыми прошли Евразию от Леванта до Хоккайдо, и это было шестьдесят или сорок тысяч лет назад. А японцы здесь завоеватели. Они вторглись на эти острова около двадцати тысяч лет назад и веками теснили айнов, сохранивших себя только на Хоккайдо.

Из деревни к берегу океана лесом спускалась деревянная лестница.

– Я мечтала насладиться Тихим океаном всю жизнь, – Изабель рассматривала в зеркало приобретенное у айнов ожерелье из морских раковин, украсившее ее нежную шею. – Какая-то сила меня неодолимо влечет к нему. Однако припоминаю, что у айнов уже несколько иная генетика, чем у евразийского Адама, – Изабель быстро ступала по лестнице вниз, увлекаемая шумом прибоя.

– Около шестидесяти восьми тысяч лет назад ДНК евразийского Адама мутировала и его гаплогруппа CT породила гаплогруппу DE Y-ДНК.

– Припоминаю, – Изабель обернулась к Мелисе. – Что-то с этой мутацией произошло необычное.

– Да, – объяснила Мелиса. – Гаплогруппа DE определяется уникальным событием – инсерцией YAP. Эта мутация произошла, когда участок ДНК Alu, копирующий себя, вдруг добавил копию в Y-хромосому. И Y-хромосомы, содержащие мутацию YAP, называют YAP+, не содержащие – называют YAP-.

– Такая неестественная мутация, – Изабель задумалась, остановившись. – Могла всерьез вмешаться природа. А уж не взрыв ли вулкана Тобо, погребающий цветущую Индию толстым слоем пепла, и последовавшие десятилетия холода и голода оказались причиной?

– Возможно, – Николай поднял голову к кронам деревьев, и необыкновенно сильный порыв ветра дохнул на волнующийся зеленый покров пахнущей йодом влагой океана. – Вот и сегодня с природой не все ладно.

– Да, – казалось, что-то чувственную Изабель насторожило. – Впрочем, что тут может случиться. Так что же наши героические айны?

– Гаплогруппа DE породила две ветви: D – это айны и народы джарава и онге, населяющие Андаманские острова. Их ДНК сформировалась не позже шестидесяти четырех тысяч лет назад, – Мелису, казалось, тоже что-то смутило в погоде. – И наши айны, пройдя Евразию, укрылись от превратностей природы на островах Японии.

– А вторая ветвь, – Изабель улыбнулась. – Полагаю, не пошла так далеко на восток.

– Да. Вторая ветвь – это гаплогруппа E Y-ДНК, была порождена мутацией около шестидесяти пяти тысяч лет назад, а где она произошла, в Азии или в Африке, непонятно, – Мелиса прислушивалась к нараставшему шуму волнующегося океана. – Носители гаплогруппы E главным образом населяют Северную Африку, и это они пять тысяч лет назад на юге Сахары силами народа банту стерли значительную часть наследия древнейших гаплогрупп A и B.

– Кстати заметить, – усмехнулся Николай. – Носителями гаплогруппы E оказались Наполеон и Гитлер. Видимо, есть зависимость между древностью и дикостью человеческой натуры.

Воцарилась тишина. Лес отступил, и Тихий океан предстал во всем эпическом великолепии.

Изабель и Мелиса, сняв обувь, по колено зашли в пену прибоя. Любовались океаном, вкушая его неукротимую девственную стихию всеми клетками своего естества, около получаса, прежде чем Изабель задала вопрос:

– Ведь у предков айнов, идущих на восток, к Тихому океану, сквозь пепел вулкана Тобо и обжигающее холодом дыхание Вюрмского оледенения, были спутницы, из поколений в поколения тысячи лет воспроизводившие их генетику.

– Да. Об этом нельзя не сказать, – Мелиса с наслаждением умывалась водой океана, слизывая с губ его соль. – У митохондриальной Евы была дочь, рожденная в Восточной Африке, и мы ее митохондриальную ДНК называем L3. Речь о ней уже велась.

– Да, я помню, – Изабель протянула вперед тонкие ладони, словно подходя под благословение. – и L3 породила двух необыкновенных дочерей: митохондриальную гаплогруппу N около шестидесяти пяти тысяч лет назад. И ее женское наследие большей частью распространено в Европе, хотя именно ее дочери в лице митохондриальной гаплогруппы Y пошли с будущими айнами к Тихому океану.

– А еще L3 породила ветвь M около шестидесяти тысяч лет назад. И все потомки митохондриальной гаплогруппы M живут вне Европы, обитая в Азии, Океании и в Западном полушарии, – дополнила Мелиса.

Внезапно земля под ногами наших героев дрогнула. Вдали над океаном появились клубы красного тумана. Птицы, волнуясь, наполнили небеса криком.

– Кажется, я понимаю, что все это значит, – Николай побледнел, а Мелиса и Изабель, переглянувшись, безотчетно прижали руки к груди. – В 1783 году Исландия пережила извержение вулкана необыкновенной силы. Красный туман, вызванный выходом из недр земли в атмосферу сернистого газа, скрыл Северное полушарие. Три года планета переживала холод и неурожаи, унесшие два миллиона жизней. В итоге все окончилось Французской революцией.

– Вулкан мог взорваться на дне океана, – Изабель закрыла ладонью открытый рот. – И теперь…

– Правильно, сталкиваясь, плиты на дне океана сдвинулись, а землетрясение породит, – Николай взглянул на Мелису, и она произнесла, кивая:

– Цунами. У меня земля из-под ног уходит.

В следующее мгновение вода, шипя, стала стремительно уходить в океан, обнажая линию прибоя на сотни метров. На горизонте появился гребень катившейся к побережью громадной волны.

– Бежим, – выдохнул Николай.

– Мы пугающе везучие, – Изабель крепко схватила за руку бледную, растерявшуюся Мелису. – Теперь нас спасут только крылья.

Изабель и Мелиса раз в несколько месяцев покидали Николая, посещая Францию и Британскую Колумбию, где их с нетерпением ожидали горячо их любившие Пьер и Кошачий Глаз. Иного решения не было, и все к происходящему относились с пониманием.

Любовь Николая к Изабель и Мелисе была платонической.