Текст книги "Тайная история капитализма. Почему мы бедные, несчастные и больные"

Этот неолиберальный истэблишмент заставляет нас поверить, что в годы своего «экономического чуда», в 1960-1980-е годы, Корея следовала неолиберальной стратегии экономического развития⁹. Реальность же была совершенно иной. То, чем Корея на самом деле занималась эти десятилетия, так это тем, что вскармливала новые отрасли промышленности, выбранные государством, с привлечением частного сектора, посредством тарифной защиты, субсидий и других форм государственной поддержки (например, маркетинговой информации о зарубежных рынках, предоставляемой государственным экспортным агентством), до тех пор, пока они не «подросли» достаточно, чтобы выдерживать международную конкуренцию. Все банки принадлежали государству, чтобы оно могло направлять кровь бизнеса – кредит. Некоторые крупные проекты были запущены непосредственно госпредприятиями, сталелитейный комбинат POSCO тому лучший пример, хотя Корея придерживалась прагматического, а не идеологического взгляда на вопрос о госпредприятиях. Если частные предприятия работали нормально, что ж, хорошо; если же они не инвестировали в важные области, государство не стеснялось создать госпредприятие; и если какие-нибудь частные предприятия управлялись плохо, государство забирало их, реструктурировало, и, обычно (но не всегда), вновь продавало.

Корейское правительство также обладало тотальным контролем над операциями с дефицитной инвалютой (нарушение правил валютных операций могло повлечь наказание, вплоть до смертной казни). В сочетании с тщательно продуманными приоритетами в расходовании инвалюты, эти меры гарантировали, что с большим трудом заработанная инвалюта, тратилась на жизненно необходимые оборудование и материалы. Также корейское правительство жёстко контролировало иностранные инвестиции, приветствуя их с распростёртыми объятиями в определённых секторах и совершенно не допуская их в другие, в соответствии с регулярно пересматриваемым Планом национального развития. Ещё оно очень спокойно относилось к иностранным патентам, поощряя «обратный инжиниринг» и закрывая глаза на «пиратское копирование» защищённой патентами продукции.

Общераспространённое представление о Корее, как об экономике со свободой торговли было создано её экспортными успехами. Но успехи в экспорте не требуют свободы торговли, как это продемонстрировали также Япония и Китай. В начальный период корейский экспорт – такие товары, как простая одежда и дешёвая электроника – были средством получить твёрдую валюту, нужную, чтобы заплатить за современные технологии и дорогое оборудование, которые были нужны для новых наукоёмких отраслей, которые, в свою очередь, были защищены высокими тарифами и субсидиями. В то же время, тарифные барьеры и субсидии не должны были ограждать новые отрасли от международной конкуренции вечно, но лишь до тех пор, пока они не смогут воспринять новые технологии, наладить новую организацию производства и начать конкурировать на мировом рынке.

Корейское экономическое «чудо» было результатом толкового и прагматического комбинирования рыночных стимулов и государственного руководства. Корейское правительство не боролось с рынком, как это делали коммунистические государства. Но оно и не питало слепой веры в силы свободного рынка. Относясь к рынкам серьёзно, корейская стратегия признавала, что, зачастую, их нужно поправлять посредством государственного вмешательства.

Если бы только одна Корея разбогатела от такой «еретической» политики, то гуру свободного рынка могли бы отмахнуться от неё, как от, всего лишь, исключения, подтверждающего правило. Но Корея – не исключение. Как я далее продемонстрирую, практически все сегодняшние развитые страны, включая Британию и США, якобы родину свободного рынка и свободной торговли, разбогатели, опираясь на рецепты, которые противоречат ортодоксии неолиберальной экономики.

Сегодняшние богатые страны прибегали к протекционизму и субсидиям, дискриминируя иностранных инвесторов – всё это предаётся анафеме современной ортодоксией, жёстко ограничено многосторонними соглашениями, такими как Соглашение об учреждении ВТО, и объявлено вне закона финансовыми донорами и международными финансовыми организациями (прежде всего МВФ и ВБ). Всего несколько стран, такие как Нидерланды и Швейцария (до Первой мировой войны), широко не применяли протекционизм. Но и они отклонялись от догмы в других сферах, например, они отказывались признавать патентную защиту. Послужной список сегодняшних богатых стран в отношении иностранных инвестиций, государственных предприятий, макроэкономического управления и политических институтов также демонстрирует значительные отклонения от сегодняшней ортодоксии по этим вопросам.

Почему же тогда богатые страны не рекомендуют сегодняшним развивающимся странам те стратегии, которые так хорошо им послужили? Почему, вместо этого, они рассказывают сказки про историю капитализма, и притом прескверные?

В 1841 году немецкий экономист Фридрих Лист (Friedrich List) подверг Британию критике за то, что она проповедует свободу торговли другим странам, в то время как сама она достигла экономического превосходства посредством высоких тарифов и громадных субсидий. Он обвинил Британию в том, что она «вышибает лестницу», по которой сама взобралась на вершину мировой экономики: «это очень распространённый хитрый приём, когда кто-нибудь достигает вершины величия, он вышибает лестницу по которой поднялся, чтобы лишить других средства подняться вслед за ним [курсив автора]»¹⁰.

В наши дни совершенно точно есть определённые люди в богатых странах, которые проповедуют бедным странам свободный рынок и свободу торговли, для того чтобы захватить долю побольше на их рынках и предотвратить появление возможных конкурентов. Они говорят: «делайте как мы говорим, а не так, как мы сами делали» и ведут себя как Недобрые Cамаритяне, наживаясь на тех, кто попал в затруднительное положение¹¹. Но что тревожит ещё больше, так это то, что многие сегодняшние Недобрые Cамаритяне даже не понимают, что они вредят развивающимся странам своею политикой. История капитализма была так кардинально переписана, что многие люди в богатых странах совершенно не понимают тех двойных стандартов, которые содержатся в рекомендации свободного рынка и свободной торговли развивающимся странам.

Я не утверждаю, что где-то существует зловещий тайный комитет, который систематически заретушёвывает нежелательных людей на фотографиях и переписывает исторические хроники. Тем не менее, история пишется победителями, и вполне в человеческой природе истолковывать прошлое с позиций дня сегодняшнего. Время шло и, постепенно, зачастую неосознанно, богатые страны переписали свою историю, с тем, чтобы она больше согласовалась с тем, какими они считают себя сегодня, нежели с тем какими они были на самом деле – во многом подобно тому, как сейчас пишут об Италии эпохи Возрождения (забывая, что такой страны не существовало до 1871 года) или причисляют франкоязычных скандинавов (королей норманнов-завоевателей) к числу «английских» королей и королев.

В результате этого многие Недобрые Самаритяне расхваливают бедным странам политику свободного рынка и свободы торговли, искренне, но ошибочно полагая, что именно этими путями их собственные страны пришли к богатству. Но, на самом деле, они только усложняют жизнь тем, кому пытаются помочь. Иногда такие Недобрые Самаритяне могут стать большей проблемой, чем, те, кто сознательно «вышибают лестницу», потому что самодовольство нередко непреклоннее своекорыстия.

Так как же нам разубедить Недобрых Самаритян, чтобы они не вредили бедным странам, какими бы благородными их намерения не были? И что они могли бы сделать вместо этого? Сочетая историю, анализ современного мира, прогнозы на будущее и предложения некоторых изменений, настоящая книга может дать ответы на эти вопросы.

Пхеньян в наши дни

Начать нужно с истинной истории капитализма и глобализации, которым я посвящаю следующие две главы (Главы 1 и 2). В этих главах я продемонстрирую, что многое из того, что читатель мог считать «фактами истории» либо неверно, либо составляет только полуправду. Британия и США не являются родиной свободы торговли; на самом деле, в течение долгого времени, они были самыми протекционистскими странами в мире. Не все страны преуспели, прибегая к протекционизму и субсидиям, но из тех, кто пришел к успеху, почти нет тех, которые бы обошлись без них. Для развивающихся стран свобода торговли редко была предметом их собственного выбора; часто она навязывалась извне, иногда даже военной силой. По большей части, при свободе торговли они жили очень бедно; когда же они применяли протекционизм и субсидии, им жилось намного лучше. Лучше всех экономические показатели были у тех стран, которые открывали свои экономику избирательно и постепенно. Неолиберальная политика свободного рынка и свободы торговли требует жертвовать справедливостью в пользу роста, но, на самом деле, не достигает ни того, ни другого; за последние двадцать пять лет, когда рынки освободили и границы открыли, рост замедлился.

В основной части книги (Главы с 3 по 9), которая следует за исторической частью, я применю сочетание экономической теории, истории и современных нам свидетельств, чтобы перевернуть с ног на голову общепринятые взгляды на экономическое развитие.

• Свободная торговля уменьшает свободу выбора для бедных стран.

• Недопущение иностранных компаний может быть полезно для них [бедных стран] в долгосрочной перспективе.

• Инвестирование в компанию, которая будет приносить убытки в течении 17 лет может оказаться отличным предложением.

• Некоторые из лучших компаний мирового класса принадлежат государству и управляются им.

• «Заимствование» идей у более продуктивных иностранцев жизненно важно для экономического развития.

• Низкая инфляция и экономность правительства могут быть вредными для экономического развития.

• Коррупция существует потому, что рынка слишком много, а не слишком мало.

• Свободный рынок и демократия не обязательно идут рука об руку.

• Страны бедны не потому, что их народы ленивы; народы «ленивы» потому, что бедны.

Так же, как это Пролог, завершающая глава начинается альтернативной «историей из будущего», но в этот раз очень безрадостной. Сценарий намеренно сделан пессимистическим, но его основание прочно коренится в сегодняшней реальности, показывая, как близки мы к такому будущему, если продолжим неолиберальную политику, распространяемую Недобрыми Самаритянами. Далее в этой главе я представлю некоторые ключевые принципы, подытоживающие детально рассмотренную во всей книге альтернативную экономическую политику, которая должна руководить нашими действиями, если мы собираемся помочь развивающимся странам двигать вперёд свою экономику. Несмотря на мрачный сценарий, глава, как и вся книга, завершается на оптимистической ноте, объясняя почему я верю, что большинство Недобрых Самаритян можно изменить и заставить по-настоящему помочь развивающимся странам улучшить их экономическое положение.

Глава 1. Об автомобилях «Лексус» и прелестях мирной жизни

Мифы и факты о глобализации

Однажды, в одной развивающейся стране, её главный автопроизводитель отправил свои первые легковые автомобили на американский рынок. До того дня, небольшая компания делала только низкопробные продукты – плохие копии качественных товаров, произведённых в богатых странах. Машина была обыкновенная, просто дешёвая микролитражка, как говорится «четыре колеса и пепельница». Но для страны это был важный момент, и экспортёр испытывал гордость.

К несчастью, продукт провалился. Все считали, что машинка выглядит ужасно, а искушенные покупатели не хотели тратить серьёзные деньги на семейный автомобиль из страны, где до сих пор делали только второразрядные вещи. Машину пришлось отозвать с американского рынка. Провал вызвал серьёзные дебаты среди жителей этой страны.

Многие из них считали, что компании следовало придерживаться своего первоначального бизнеса – производства простого текстильного оборудования. В конце концов, главным экспортным товаром страны был шёлк. Если компания не смогла выпустить хороший автомобиль после 25 лет непрерывных попыток, значит этому и не бывать. Государство делало всё для её успеха. Оно обеспечило ей высокие прибыли на отечественном рынке через высокие тарифы и драконовский контроль за иностранными инвестициями в автомобильную промышленность. Ещё десяти лет не прошло, как оно даже выделяло государственные средства, чтобы спасти компанию от неминуемого банкротства. Так что, утверждали критики, иностранные автомобили нужно свободно ввозить, а иностранным автопроизводителям, которых двадцать лет назад выгнали, позволить обосноваться вновь.

Другие не соглашались. Они утверждали, что ни одна страна не добилась успеха, без развития «серьёзных» отраслей промышленности, таких как автомобилестроение. Просто им нужно больше времени, чтобы выпустить машину, которая понравится всем.

Год был 1958-й и страна, вообще-то, была Япония. Компания называлась «Тойота», а машина называлась «Toyopet». «Тойота» начинала как производитель текстильного оборудования («Автоматические ткацкие станки Toyoda») и вошла в автомобилестроение в 1933 году. Японское правительство изгнало «General Motors» и «Ford» в 1939 году и поддержало «Тойоту» деньгами из Центрального банка (Bank of Japan) в 1949 году. Сегодня японские автомобили – это так же естественно, как шотландский лосось или французское вино, но менее 50 лет назад, большинство людей, включая многих японцев, считали, что японское автомобилестроение просто не должно существовать.

Полвека спустя после фиаско с «Toyopet», премиум-бренд «Тойоты» «Lexus» стал чемто вроде иконы глобализации, благодаря книге американского журналиста Томаса Фридмана (Thomas Friedman) «Лексус» и оливковая ветвь». Книга обязана своим заглавием тому озарению, которое снизошло на Фридмана на скоростном поезде «Синкансен», во время его поездки в Японию в 1992 году. Он посетил завод «Лексус», который произвёл на него огромное впечатление. На обратном пути из автозавода в Тойота-сити в Токио, в поезде ему попалась на глаза очередная статья о напряжённости на Ближнем Востоке, где он долгое время был корреспондентом. И его осенило. Он вдруг осознал, что «кажется, что половина всего мира настроена улучшать «Лексус», привержена модернизации, ускорению и приватизации своих экономик, для того, чтобы процветать в системе глобализации. А вторая половина мира, иногда половина той же самой страны, иногда другая половина того же самого человека, всё ещё охвачена битвой за то, кому какое оливковое дерево принадлежит»¹².

По словам Фридмана, если они не впишутся в определённый набор правил экономической политики, который он назвал «золотой смирительной рубашкой», страны из мира оливковых деревьев не смогут присоединиться к миру «Лексуса». Описывая «золотую смирительную рубашку», он в основном повторяет сегодняшнюю неолиберальную ортодоксию: для того чтобы вписаться, стране нужно приватизировать государственные предприятия, поддерживать низкий уровень инфляции, сократить численность государственного аппарата, поддерживать бездефицитный бюджет (а ещё лучше иметь профицит), либерализовать торговлю, дерегулировать иностранные инвестиции, дерегулировать рынок капитала, сделать валюту конвертируемой, снизить коррупцию и приватизировать пенсии¹³. По его словам, это – единственный путь к успеху в новой глобальной экономике. Его «смирительная рубашка» – это единственное снаряжение для жёсткой, но пьянящей игры в глобализацию. Фридман категоричен: «К сожалению, эта «золотая смирительная рубашка» во многом «одного стандартного размера на всех» … Она не всегда красива или мягка, или удобна. Но она имеется в наличии и это единственная модель, предлагаемая в данном историческом сезоне»¹⁴.

Тем не менее, факт остаётся фактом, если бы японское правительство последовало в начале 1960-х годов советам экономистов свободной торговли, не было бы никакого «Лексуса». В лучшем случае, сегодня «Тойота» была бы младшим партнёром при какомнибудь западном автоконцерне, в худшем – была бы сметена. И это касалось всей японской экономики. Если бы тогда Япония одела фридмановскую «золотую смирительную рубашку», она бы осталась третьеразрядной промышленной державой, которой она была в 1960-е годы, имея уровень доходов наравне с Чили, Аргентиной и ЮАР¹⁵, страной, премьер-министром которой оскорбительно пренебрёг французский президент Шарль де Голль (Charles De Gaulle), назвав его «продавцом транзисторов»¹⁶. Другими словами, последуй они совету Фридмана, японцы бы сегодня не экспортировали «Лексусы», а всё ещё боролись за то, кому какое тутовое дерево принадлежит.

Официальная история глобализации

Наш рассказ о «Тойоте» подводит к мысли, что есть нечто особенно режущее слух в этой сказочке о глобализации, продвигаемой Томасом Фридманом и его коллегами. Чтобы объяснить вам, что же это конкретно, мне нужно рассказать вам, что я называю «официальной историей глобализации», и в чём её ограниченность.

Согласно официальной истории, глобализация постепенно развивалась в течение последних трёх столетий следующим образом¹⁷: Британия приняла политику свободного рынка и свободы торговли в XVIII веке, намного раньше других стран. К середине XIX века, благодаря впечатляющим успехам британской экономики, превосходство такой политики стало настолько очевидным, что другие страны тоже стали либерализовывать свою торговлю и дерегулировать внутреннее хозяйство. Этот либеральный мировой порядок, окончательно оформившейся к 1870 году при британской гегемонии, основывался: на промышленной политике laissez-faire [невмешательства] внутри страны; на невысоких барьерах для международного потока товаров, капитала и труда; и на макроэкономической стабильности внутри страны и в мире, обеспечивающей принципы здоровых финансов (низкую инфляцию) и бездефицитный бюджет. Последовал период неслыханного процветания.

Британские суда времён англо-голландских войн – века расцвета английского протекционизма

К сожалению, всё пошло наперекосяк после Первой мировой войны. В ответ на надвигающуюся нестабильность мировой экономики, многие страны неразумно начали вновь возводить торговые барьеры. В 1930 году США отказались от свободы торговли и ввели в действие печально известный тариф Смута-Хоули. Такие страны как Германия и Япония отказались от либеральной политики, воздвигли высокие торговые барьеры и создали картели, которые были тесно связаны с их фашизмом и внешней агрессией. Мировая система свободной торговли закончилась в 1932 году, когда Британия, до того дня поборник свободной торговли, поддалась искушению и сама восстановила внешнеторговые тарифы. Последовавшие сжатие мировых рынков и нестабильность, а затем и начавшаяся Вторая мировая война, разрушили последние следы первого либерального мирового порядка.

После Второй мировой войны, мировая экономика перестроилась в более либеральном духе, на этот раз при американской гегемонии. В частности, значительного прогресса достигла либерализация между богатыми странами на раннем этапе переговоров по ГАТТ (Генеральное Соглашение по Тарифам и Торговле). Но протекционизм и государственное вмешательство всё ещё сохранялось в развивающихся, не говоря уже о коммунистических странах.

К счастью, от нелиберальной политики стали повсеместно отказываться после подъёма в 1980-е годы неолиберализма. К концу 1970-х годов, провал так называемой импортозамещающей индустриализации (ISI) в развивающихся странах, основанной на протекционизме, субсидиях и регулировании, стал настолько очевидным, что его нельзя было не замечать¹⁸. Экономическое «чудо» Восточной Азии, в которой уже практиковали свободу торговли и поощряли иностранные инвестиции, явилось сигналом к пробуждению других развивающихся стран. После Долгового Кризиса Третьего мира 1982 года многие развивающиеся страны отказались от интервенционизма и протекционизма в пользу неолиберализма. Это движение к глобальной интеграции было увенчано падением коммунизма в 1989 году.

Беспрецедентное ускорение в развитии технологий транспорта и связи сделало еще более необходимым такие перемены в национальной политике. С их развитием, возможности вступить во взаимовыгодные отношения с партнёрами в далёких странах – через торговлю и инвестиции – радикально возросли. Открытость стала ещё более важным, чем прежде, фактором процветания станы.

Отражая углубляющуюся глобальную экономическую интеграцию, в последние годы укреплялась всемирная система экономического управления. Наиболее важное изменение произошло в 1995 году, когда ГАТТ преобразовалось в ВТО, могущественный орган, продвигающий либерализацию не только в торговле, но и в других областях, таких как регулирование иностранных инвестиций и права интеллектуальной собственности. ВТО теперь образует ядро мировой системы управления экономикой, наряду с МВФ, отвечающим за доступ к краткосрочным финансам и Всемирным банком, отвечающим за долгосрочные инвестиции.

Результатом этих преобразований, согласно официальной версии, стала глобализированная мировая экономика, сравнимая по своей изобильности и возможностям для процветания, только с «золотой эрой» либерализма (1870–1913). Ренато Руджеро (Renato Ruggiero), первый Генеральный директор ВТО, торжественно объявил, что в результате этого нового мирового порядка, у нас теперь есть «возможность искоренить бедность в мировом масштабе в начале следующего [XXI-го] столетия – утопическая мысль ещё несколько десятилетий назад, реальная возможность сегодня»¹⁹.

Такая версия истории глобализации принята повсеместно. Ей полагается быть планом действий для тех, кто формирует политику своих стран, направляя их к процветанию. К несчастью она рисует в корне ложную картину, искажая наше представление о том, откуда мы пришли, где мы сейчас и куда мы можем направиться в дальнейшем. Давайте разберёмся в чём это заключается.