Текст книги "Избранное"

Дикие гуси

 
Вы, гуси дикие, из тёплых стран летите,
Гуськом по небесам несётся ваша стая,
И прямо на меня глядите, пролетая.
 
 
Эй, гуси дикие, на тёплые озёра
У нас в лесах вы нынче опуститесь
И непременно там меня дождитесь!
 
 
Приеду к лету на озёра эти
И в камышах силки поставлю я, охотясь,
И шею вам сверну, когда вы попадётесь!
 
 
О гуси дикие, прошу вас, не хвалитесь
Нас разделяющим далёким расстояньем —
В полёте мы от вас нисколько не отстанем;
Перегоняя вас,
Летать мы в небе станем!
 
 
О гуси дикие, настанет время,
И вот увидите – всё даст наука людям.
По небу мы прогуливаться будем!
 

Да, постарел я…

 
О молодость,
Лес голубой,
Увидеться бы вновь с тобой,
Когда бы мог назад идти
По пройденному пути!
 

 
Да, постарел я…
Годы таковы!
На лоб ложатся волосы седые,
Но сердце и сейчас ещё бунтарь,
Такое же, как в годы молодые.
В лягушек на каком-нибудь пруду,
Как встарь, и нынче камешком кидаю
И забываю важные дела,
Когда утят плывущих наблюдаю!
Эх!
Муэдзин, бросай-ка минарет,
Пойдём на речку да половим рыбки!
На блещущие струи посмотри…
Ручаюсь, что клюют там пескари!
 
 
Тебе, наверно, скучно одному
На минарете в этот знойный час,
В мечети, позабытой мужиками,
А если и придут они сейчас,
Так ведь с пустыми явятся руками
И не сумеют сотворить намаз!
 
 
Жизнь потекла по руслу не тому.
Того, что было, никогда не будет!
…А пескари-то здорово клюют!
Пойдём на речку! Счастлив тот, кто удит!
 
 
Всё так же ест катык[13]13
  Катык (татар.) – кисломолочный напиток.


[Закрыть] деревня.
И послушай:
Как прежде, рыба плещется в прудах,
Всё так же гордо ходят жёнушки петушьи
И торопливо клохчут: «Куд-кудах!»
 
 
Спешит младенец на нетвёрдых ножках.
Взял хворостинку. Несмышлёныш рад
По улице вот этой деревенской
Для развлеченья погонять гусят.
 
 
Но не удастся! Белая гусыня —
Она заботится о каждом сыне.
Накинулась! Мальчишку сбила с ног…
Ах, яростная белая гусыня!
Да! Был и я такой же дурачок
И от гусыни уползал, рыдая…
И вот вернулся снова я сюда,
Но юности не вижу и следа я!
 
 
Прошла она!
Усат я стал,
И стала борода расти.
Но знаю: новое село
Увижу я до старости!
В полях, где копошились сохи,
Стальные тракторы поскачут,
А муллам, как и муэдзинам,
Одно останется – рыбачить!
 
 
Деревня
Древняя моя!
Окно мечети кто разбил? Я!
Мать плакала. Молитвенник её
На самокрутки искурил я!
 
 
Здесь рос я!
По улицам вот этим прохожу
Степенно. Деревенским старикам
Слова саляма говорю, как взрослый.
И шепчет каждая старуха:
– Вот видите, вернулся сын Хайрука!
Вернулся всё-таки назад, стал верующим,
                                              говорят,
Сказал он старикам господне слово,
                                             говорят, —
О, наше слово, говорят!
 
 
О, не хвалите, не спешите,
Прошу во имя я господне!
Во что я верю – на собранье
Доклад вам сделаю сегодня!
Деревня,
Твой я!
 
 
Твой я, как и прежде!
Пою я песню на твоей груди.
Моя родная, косо не гляди
На сына в городской одежде!
 
 
Я песню города пою.
Подхватишь песню ты мою:
«Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!»
 

* * *

Эх, как мне хочется вот эту песню спеть,

Эх, как она душе близка, понятна!

Как песня спетая, так зорька юных лет,

Шумя, прошла

И не придёт обратно.

 
«Пи-пи-пи!» – пищит гусёнок,
Разговорчивый, весёлый.
Только я не разберусь,
Что сказал ты мне, гусёнок!
 
 
Если бы понять я мог,
Я на травку бы прилёг,
Ну а ты щипал бы травку
И гулял вокруг, гусёк…
 
 
Да, гусёнок, ты красиво
Говоришь, а не понять!
Как я вижу, мать твоя
Очень умная гусыня!
 
 
Детство, где гусей я пас,
Похоронено как раз
Вот на этом самом месте!
Ах,
Хоть ругайтесь вы, хоть нет,
А опять я о гусях
И о детстве!
Крылья гуся – перья белые,
У мужчины крылья – лошадь.
Дело детства – в поле бегать,
Огородников тревожить.
Солнце,
Уходи, не балуй!
Горячо и так на сердце.
Развесёлым запевалой
Соловей в ветвях расселся.
Город!
Мною завладел он,
Оторвал меня от дела,
А когда к нему пришёл я,
Он меня поэтом сделал.
Если бы следы мои
На груди моей земли
Вырезались навсегда,
Записались бы тогда
Песни спетые мои пламенем на небесах.
Я писал бы: люди, люди,
Раз досталась вам земля,
Вы поэтами не будьте —
Научитесь обрабатывать
Машинами поля!
 
 
Эх!
В полях пшеница зреет,
Над полями ветер веет…
Здесь бы мне остаться, что ли,
Бросив песни ветру в поле!
 
 
Дочь
Айши
Идёт,
Гусей погоняет,
В руках держит хворостину.
Хроменький гусёнок отстаёт,
Нагибается она к гусёнку.
Звенят монеты в косах у неё.
Минлиниса
Дрова колет,
Треплет косы ей ветер с поля.
Бросив поэзию ветру на волю,
Остаться мне здесь, что ли?
Трактору скоро запеть суждено
Здесь, в этом поле.
Радует, впрочем, не только лишь это одно.
 
 
Счастье и в том,
Что когда-нибудь здесь при луне
Маленькие коммунары
Будут в ночном
Песни петь обо мне.
Они ребята славные! Со мной
Один из них сегодня повстречался:
Глаза горят, на шее красный
                                       галстук…
Вот будущего человек стальной!
 

1927

Сегодняшняя красота

 
Прекрасен мир
Хотя бы потому,
Что я вот, по морозу возвращаясь,
Ругаюсь,
А по следу моему
Насмешник-ветер
Прыгает, кривляясь.
Тьфу!
Опостылел зимний ветер мне,
Но не пришла ещё пора весне,
Во власти ветра город остаётся.
Эй ты, поющий в трубах соловей,
Соскучился? Буранчиком повей!
И впрямь
Буран откуда-то несётся!
Несётся он
И колкий снег
Суёт нам в каждую прореху.
Ах, ветер!
Даже и зимой
Ты, озорник, найдёшь себе потеху!
 

* * *

 
В сани-розвальни мы сядем,
Как птицы, будем мы летать!
Я знаю:
Солнце – наш товарищ,
Нам ветер – друг,
Земля – родная мать!
Спасибо, мама, что меня
Ты родила, баюкала,
«Мой милый» ты меня звала,
Сама ночами не спала,
А всё мне пела песенки!
 

* * *

 
Я, мать, в твоей тяжёлой, чёрной жизни
Не стал помощником тебе,
Но суждено мне жить на белом свете,
Чтоб в яростной участвовать борьбе.
И если чую – порохом запахло,
То гордой мыслью я горю:
На рубеже я стражем встану,
Бойцом я буду, – говорю!
 

* * *

 
Прекрасен мир!
Свободен я!
В грядущее идущий,
Певец великой я борьбы
И красоты певец грядущей.
Краса вчерашнего мертва,
Но завтра новая родится,
Её творят мильоны рук,
Готовых и бороться, и трудиться.
 
 
Сегодняшнюю красоту
Лишь в бурях ищет наше сердце!
И коль запахнет кровью вновь,
Одним предчувствием горю я —
Солдатами на рубежах
Мы скоро будем, – говорю я.
 

Исповедь любви

 
Ты, молодость,
Ужасно тороплива,
И жизнь тебе короткая дана:
Под вечер расцветёшь, а на рассвете
Ты, как цветок, осыпаться должна.
Любовь
Стара, как мир.
Но наше сердце
Её всегда готово обновлять.
Безумна юность – всё отдать готова,
Чтоб чувствами любовными пылать.
О юность пылкая!
Прошедшие любови
Попробуй-ка сегодня оживи!
Теперь уж я ни на кого не буду
Глядеть так жадно в поисках любви.
Давно уж я от этих дел отрёкся,
Душа не буйствует. И разум свой
Над сердцем я давно уже поставил
Властителем, верховною главой.
И с этих пор бедняжка-сердце плачет:
И день и ночь не оберёшься ссор —
Начальник-разум грубо распекает
Бедняжку-сердце с этих пор!
Эх, юность,
Эх, безумная ты юность,
Коротенькая жизнь тебе дана:
Под вечер расцветёшь, а на рассвете
Ты, как цветок, осыпаться должна.
Ушёл рассвет мой вешний, соловьиный,
И многие забыты имена.
Теперь пускай уж молодые любят,
На то им юность и дана!
А я,
Я навсегда теперь зарёкся,
Раскаялся, грешить не буду вновь.
И лишь со стороны я улыбаюсь
Над теми, кто толкует про любовь.
Но всё же, девушки,
Аллаха ради,
Меня вы сторонитесь и сейчас:
Ведь может соблазнить меня однажды,
«Влюблённым» сделав, кто-нибудь из вас.
Но нет! Любовь моя теперь себе хозяйка:
Одну не променять ни на кого!
«Её» портрет никто не сможет вырвать
Уж никогда из сердца моего!
И нынче со спокойною душою
На этом самом месте, где стою,
О Зубайде и о её любимом,
Об этой буйной страсти я пою!
 

I. Фотокарточка Зубайды

 
Бывает: у товарища сидишь,
И как-то ни о чём не говорится,
И со стола альбом тогда берёшь,
Разглядываешь всяческие лица,
Лениво хвалишь… Дело всё ж нашлось…
И вдруг в одно прекрасное мгновенье
Чернейшей тучею распущенных волос
Окутано твоё воображенье.
– А это кто? —
Смеётся друг в ответ.
– А это мать семейства… И большого!
Красива? Вышла замуж молодой.
Теперь ребёнка ждёт уже седьмого! —
Так говорит.
И ты в ответ молчишь,
Чтоб не заметили, что сделал промах.
– Ах, вот как… – ты бормочешь, наконец. —
Да… мало ли бывает что в альбомах.
Весьма недолговечна красота,
У женщины крадут её морщины,
А до чего усы и борода
Преображают лик мужчины!
Любовь —
Великолепнейший цветок,
Но
Вянет с быстротой невероятной.
То загсом завершается она,
А то
И очень-очень неприятно!
Её портрет
В почёте у меня —
На видном месте посреди альбома,
И всем она бросается в глаза.
– А это кто? —
И я в ответ знакомым:
– Красива, будто пери! – говорю. —
И комсомолка, и активна очень!
Но ты, мой друг,
Немножко опоздал…
Кто муж? Наборщик. Человек рабочий!
 

II. Любовь Зубайды

 
Леса большие,
Зори с соловьями
Её любви украсить не могли,
И в честь её на вешнем синем небе
Красивые созвездья не взошли.
А просто
На работе,
На собраньях
Её любовь под осень расцвела,
Весна души девичьей отшумела,
Когда пурга по улицам мела.
Так петь мне хочется! И эти песни
Близки душе, как звуки песен тех,
Которые я пел, когда шумела
Моя весна.
Ей не вернуться…
Эх!
 
 
– Будь, Зубайда, сегодня на собранье!
Ты знаешь: там он делает доклад.
Тебе он улыбнётся и проводит
Домой тебя!
– Иди, иди в театр!
Быть может, встретитесь! В фойе с ним погуляешь!
– Нет, Зубайда, не надо! Так верней!
За ним не нужно, милая, гоняться.
И берегись, пожалуйста, парней.
 
 
Так и промчались эти дни порыва,
От них уже не видно и следов.
Манила юность в тёплые объятья,
Манила и обманывала вновь.
Но как-то раз
Её наборщик
В гости
Привёл к себе.
Сидела с ним она.
Потом
Огонь погас,
Во тьме остались
Они вдвоём…
Та ночь была снежна.
……………………………………
В ту ночь по небу шлялся скучный месяц,
Ходил, ругался, дела не нашёл;
В ту ночь Аухадий в путь-дорогу вышел,
Но испугался – волк навстречу шёл;
И Гыймади, хоть и собака выла,
Спал сладким сном, спокойствие храня,
А вор Шакур в ту ночь с его конюшни
Украл гнедого славного коня.
Но
Где той ночью Зубайда пропала,
Никто не знал.
Её старуха-мать
До самой полночи везде бродила
И не могла нигде её сыскать.
Лишь
В доме, где Махмуд живёт,
Той ночью
Студент один услышал за стеной
Девичью плачущую просьбу:
– Махмуд, ах, отпусти же, милый мой!..
 
 
Шли месяцы,
Шли белые снежинки.
Бедняжка шила детское бельё,
Печально опустивши очи долу…
Наборщик обманул её.
 

III. Письмо Зубайды

 
«Не думала, что вновь обманешь ты!
Ты обещал,
Но не пришёл ты снова.
Я с нетерпением ждала тебя,
А ты…
Тебе одно лишь только слово,
Но очень нужное сказать хотела б я.
Жду.
С комприветом —
Зубайда твоя».
Но он не удостоил и ответом.
Он дело сделал и забыл об этом,
И выбросил он это из ума.
А дальше что? Ему заботы мало!
Ах,
Яблочко румяное,
Сама
Любила
И сама ты жертвой стала!
 

IV. Неженатый месяц

 
А месяц в небе ходит и бранится,
Как только ветер ночью спать уйдёт.
Ведь месяц-то остался неженатым.
Он одинок,
С кем ночь он проведёт?
А ветер носится туда-сюда, —
У некоторых, шляющихся ночью,
Крадёт он даже шапки иногда.
Смеётся месяц:
– Очень интересно! —
Холостяком остался он, старик,
И потому-то
Иногда ночами
Сияньем грусти полон лунный лик.
 
 
Работает ночами мать-старушка;
Иголка блещет, спорится шитьё.
Сестра-малютка занята игрою.
Красивая!
Не сглазить бы её!
 

V. Зубайда и месяц

 
Тоскует
Месяц;
Зубайда тоскует.
Она на месяц подняла глаза,
И на глазах, таких смешливых прежде,
Теперь блестит тоскливая слеза.
Эх, юность,
Эх, безумная ты юность,
Коротенькая жизнь тебе дана:
Под вечер расцветёшь, а на рассвете
Ты, как цветок, осыпаться должна.
 
 
Да, Зубайда,
Родить придётся скоро!
Врач говорит: теперь не долго ждать.
О сердце,
Ты гори, гори, о сердце,
Затем и кровь дана тебе – пылать!
А где отец? Так вот она какая,
Его любовь! Что нынче говорит
Он добрым людям о любви свободной?
Вот как он понимает новый быт!
Огни вечерние погасли на рассвете,
Но снова вспыхнут. День идёт за днём.
Ждёт наша Зубайда ребёнка нынче,
Скучает о наборщике своём.
И шьёт она для дитятки наряды,
И быстро-быстро движется игла.
Ах, Зубайда,
Ты даже и сегодня
Кого-то с нетерпением ждала?
 

VI. Сердитый ветер

 
На улице ветрище с неким пьяным
Гулял, шатался, тени колебал.
Старик Ибай,
Беспутный, неспокойный,
Лопатою сугробы разгребал.
Воскликнул ветер:
– Что это такое?!
Что скажешь людям?!
Прямо зло берёт!
Рука не подымается работать!
Не ценит человек моих забот!
Нагромождаю гору я,
А люди
Хотят её развеять, разгрести.
Я украшаю,
А они выходят
И топчут всё, что есть на их пути!
Тьфу! —
Он сказал.
И крупными шагами
Из города направился он прочь
И, в ярости снега с полей сметая,
Замёл метелью город в эту ночь.
И на рассвете люди снег сгребали
И деда-ветра яростно кляли.
А Зубайду той самой ночью
Родить в больницу повезли.
……………………………
Эй, где ты, где ты, человек, который
Отцом быть должен? Спрашиваю я:
Так любишь? Так ты говорил любимой:
– О, комсомолочка, душа моя!
 

VII. Чем кончилась любовь

 
Вот обессиленно лежит сейчас она.
Одна в палате, светлой и просторной.
А под глазами – синяки.
А губы —
Уголь выгоревший, чёрный.
Она лежит, не шевелясь;
Ей очень трудно,
Очень тяжко.
Кто плачет?
Это малое дитя!
А чьё оно?
О чём оно, бедняжка?
И почему-то голову поднять
Не может мать с подушки.
Что такое?
Но всё-таки она приподнялась:
– О, дайте мне дитя моё родное!..
…………………………..
Мать!
Имя славное,
Что может быть
Его прекраснее и выше?
Вся прелесть женщин, вся их красота
В нём, в материнстве!
Мать, ты слышишь?
В красивом доме малое дитя
Рыдает.
Почему в слезах бедняжка?
А потому, что не пришёл к нему
Любимый папа.
Вот что тяжко!
 
 
Вот падают последние снега,
Они, как зимний снег, не замерзают.
На улице весенние ветра,
Холодными они уж не бывают.
Снега растают,
Выйдет из-под них
Май в испареньях от землицы талой…
Не ведая о близости весны,
На улице пищит котёнок малый.
– Не плачь напрасно!
Мир красив!
Иди – и у меня ты гостем будешь,
И будешь жить со мной,
Коль нравом ты хорош,
Коль дружбу ты мою оценишь и поймёшь,
Не наблудишь, не напаскудишь.
Тебя, озорника, забыла кошка-мать.
Тебя и знать не знал
Твой папа – кот прескверный,
Нет у тебя родных,
И, в городе живя,
Ты никого не знаешь здесь, наверно.
Да, милый друг,
Ваш брат – кошачий род —
Детей своих на произвол бросает.
Но не одни коты, медведи или псы,
А люди, люди так же поступают.
Ты выиграл ещё: ведь кошечка котят
Всё ж, как бы ни было,
В живых всегда оставит,
А люди, коль родить боятся, не хотят,
Своих детей уже в утробе давят!
Айда, пошли!
Любил я с юных лет
Иметь таких друзей четвероногих.
Ты будешь, будешь гостем у меня,
Тем боле, что весна уж на пороге!
…………………………..
В красивом доме
Малое дитя
Рыдает.
Почему в слезах бедняжка?
А потому, что не пришёл к нему
Любимый папа.
Вот что тяжко!
Возможно, папа вовсе не придёт,
И с сыном никогда не станет он встречаться,
Хоть будет сын расти, проворен и красив…
Но нет!
Отец отцом не может не остаться!
 
 
Чу!
Дверь открылась.
Кто-то тихо так
Шагнул к постели,
И свалился камень
С его души.
Заплакал человек,
Лицо закрыв обеими руками.
– Ты, Зубайда, прости меня! – сказал,
И ей на грудь слеза его упала.
………………………………
Так помирились,
И спустя пять дней
Загс
Новой жизни положил начало.
 
 
А месяц ходит в небе и бранится,
Как только ветер ночью спать уйдёт.
Нет ни жены у месяца, ни сына,
Так с кем же, с кем же ночь он проведёт?
А спать не ляжет ветер непутёвый,
Так шнырит по земле туда-сюда.
У некоторых, шляющихся ночью,
Крадёт он даже шапки иногда.
Смеётся месяц:
– Очень интересно! —
Холостяком остался он, старик,
И потому-то
Тёмными ночами
Сияньем грусти полон лунный лик.
 

Диалог Москвы и Лондона
(По мотивам Демьяна Бедного)

Лондон

 
Ну как у вас идут дела,
Снега сошли, и чернозём упруг?
А Бессарабия неужто уплыла
Необратимо из ваших рук?
 

Москва

 
Да всё у нас нормально, мистер,
То трудимся, то отдыхаем,
И небо чисто,
Радуется глаз!
А что у вас?
Что пишут из Шанхая?..
 

Песню я посвящаю тебе

 
Бедная мать, что тебя родила,
В тот миг на лучшие мысли настраивалась,
Но, наверное, и она
После – раскаивалась…
Эй, девица красная!
Так одеваться,
Скажи-ка, какой научил тебя бес?
К чему – колени и так заголяются! —
На юбке делать ещё и разрез?!
Вы, женщины, сами не прочь козырнуть
                          словечком «товарищ»,
А дружб избегаете;
Чтоб свою девственность подчеркнуть,
Платья
Всё выше и выше карнаете!
Начало весёлое! – в добрый час,
Валяйте! И не тяните —
Этак мы скоро увидим вас
И в натуральном виде!
Эх вы,
         «товарищи»!
Ну а как
Ваши слова о «насильниках» – в силе?
Я не шучу —
Одеваясь так,
Вы сами над нами творите насилие!
– Песню я посвящаю тебе,
Юность вручаю,
Клянусь: не остыну!
Но всё-таки
Стань и товарищем мне,
И матерью – нашему сыну!
Берёзы,
Чтобы похорошеть,
Весною наряд одевают зелёный.
Вам этот обычай не по душе,
У женщин – свои законы…
Весною запахло – и всё, конец,
Что ты им ни втолковывай,
Чуть улыбнётся солнце с небес —
Блещут коленками голыми!
Слова
О том, что тебе идёт
Платье, стыда короче,
Пусть ветер с губ твоих украдёт
И спрячет в глубинах ночи.
Я песню тебе посвящаю свою,
Я юное сердце тебе отдаю,
И пусть только ясные, чистые мысли
Приходят
В головёнку твою!
 

Ответная нота лорду Чемберлену от крестьянина СССР Хади Такташа

 
Ты, дядя Чемберлен, как я смотрю,
Считал, что нас перепугаешь!
Вломился в Аркос, наблудил,
А сам
Нахальнейшие ноты посылаешь!
Как вижу я,
По внешности ты гладок,
Монокль тебе как раз по глазу,
Но…
Вот это «но» и губит зачастую!
Да, Чемберлен, вот то-то и оно!
Вот и твои мы ноты получаем.
Откуда нахватал ты столько «писем»
И почему строчишь ты столько нот?
 
 
Наверно,
«Призрак Коминтерна»
Тебе покоя не даёт!
 
 
И вот
Со слов «сиятельный», «почтенный»
Начать тебе я ноту не могу;
Пишу я грубо, как мужик, и в сердце
На Англию я гнев не берегу…
А если так, то не пора ли
Поговорить без дураков?
Пока ты пишешь только ноты,
А там, глядишь, и ультиматум
Вдруг будет у тебя готов!
Беситься начал ты,
Бессонницей страдаешь.
Влияет, видно, духота ночей?
А я вот,
В фонд ответа Чемберлену
Пожертвовав одиннадцать рублей,
Пишу с горящим сердцем эту ноту
Тебе, спесивый лорд. И ты пойми,
Что собранные добрыми людьми
Советские копейки трудовые
В машины превратятся боевые!
Так вот и делай вывод из того ты,
И коль на нас рискнёшь пойти ты в бой,
Не ноты, а вот эти самолёты
Увидишь ты перед собой!
Да,
Орды ваши очень сильны,
Но
На нас их бросить вам не суждено.
Твоё копьё весьма заострено,
Но
Знай,
Что обломается оно!
 

Ещё о гусях

Из Ленинградского порта в Германию

отправлено 15 тысяч живых гусей.

ТАСС

 
Время моё так нескладно прошло…
Растил меня бережно Татарстан,
Как певца своего…
Ну а я, как на зло,
Ни певцом, ни борцом настоящим не стал.
Да, со мной моей родине не повезло…
Словно клён, распустил свои листья я.
Вы цветов моих ждали,
А я не расцвёл,
Каюсь, каюсь, друзья!
Вас я сильно подвёл.
Эта песня пусть будет последней, друзья.
Ты другого поэта, родимый край,
Разыщи, воспитай и с ним подружись.
 
 
А меня
К Чемберлену в пасть отправляй,
Потому что я лодырь,
Растративший жизнь,
Я успел только песню сложить о гусях,
А уж юность моя пролетела вся.
Свою молодость
Я растранжирил давно,
Будто сам её
Выбросил за окно.
Плохо то, что лентяев, подобных мне,
Есть немало ещё в трудовой стране.
И одни протирают в конторах штаны,
А другие в зелёный бильярд влюблены,
Третьи…
Впрочем, не стоит писать о них, —
Вряд ли тема достойна внимания.
Лучше вновь я спою
О гусях мне родных,
О гусях, отправляемых нами в Германию.
Ветер суровый осенний ломает
Крылья у белых гусей молодых.
Не только людей, и гусей разлучает
Жизнь со страною, родною для них,
Да, друзья мои гуси,
Навек вы должны
В край буржуев уехать из нашей страны.
Помню, в детстве ваша дальняя родня
(Может быть, то были ваши предки),
За врага меня приняв, нередко
Мучила, тиранила меня.
Всё проходит.
Быстро время мчится,
Лет летящих удержать нельзя.
Мне мерещится,
Что за границу
Едут давние мои
Друзья.
В дальний путь
Вас гонит крепкий ветер
По солёной, по морской волне.
Не кручиньтесь!
С нами ваши дети
Остаются в радостной стране.
 
 
Мы хотим,
Продавши вас буржуям,
Тракторы у них взамен достать.
Всю страну мы так перелицуем,
Что её не сможете узнать.
Ваши внуки или дети даже,
Выраставшие от вас вдали,
Вам в письме своём спасибо скажут:
Ведь, себя отдавши на продажу,
Вы страну нам строить помогли,
Вам, друзья далёких детских лет,
Ныне шлю прощальный мой привет.
 
 
Что же делать,
В путь вас гонит ветер
По солёной, по морской волне,
Не кручиньтесь!
С нами ваши дети
Остаются в радостной стране.
 

Товарищи

 
Как друг на друга мы похожи!
В шинелях оба – ты и я.
Мы оба веселы. С улыбкой
Всегда глядишь ты на меня,
И я готов обнять тебя.
Нас не знакомили. Но всё же
С тебя я не спускаю глаз!
Как мы похожи!
Как похожи!
Принять за братьев можно нас.
Тамбовский я.
Южней Казани
Явился ты на белый свет.
Я сын мишара, дико росший,
А ты чуваш, ты наш сосед!
Как мы похожи друг на друга!
Шинелей серое сукно,
Одежда, чувства и желанья —
У нас с тобою всё одно!
И вот я расстаюсь с тобою,
Как с братом. Очень грустно мне.
Надолго ли разлука эта?
Я знаю: если быть войне,
Мы оба первыми с тобою
Пойдём отчизну защищать…
А нынче я домой приеду
И так скажу, целуя мать:
– Зачем ты, мама, говорила,
Что у тебя всего три сына?
Когда я в армию пришёл,
Мильоны братьев там нашёл!