Текст книги "Избранное"

Проклятие

Пролог

 
Кровавый занавес вдали:
– Заря, – ответит кто-то.
– Нет, кровь, проклятья низошли
Рекой, – поспорит кто-то.
 

I

 
Достаточно приказа, чтобы чёрт
Оставил пост у адовых ворот
И, спешно прилетев к дворцу страны,
Метнул огонь через гряду стены.
Метнул, ах! Тысячи проклятий! Эх…
Чу! Чей же это слышен хохот, смех?
Сотни копий, окровавленных стрел рой
Насмехаются с издёвкой над страной…
Сыновья дворца златого, оседлав
Стаю тигров, мчат к вратам страны стремглав.
Их вторичное явление сродни
Разрушительному мору для страны…
 

II

 
И дух надломлен… Не взмахнёт крылом,
Напуган ангел в выси голубой.
И небосвод безжизнен, глух и нем —
Сбежали звёзды от стыда гурьбой…
И лишь страна, охвачена огнём,
Смирилась с незавидною судьбой…
 

III

 
Туча, сгинь! Луна, свети,
Покажи-ка снова —
Что за гнёт страну скрутил,
Чёртовы оковы…
Сзади, спереди грохочут
Пушки, стрелы рыщут.
Яма стать могилой хочет,
Кровь фонтаном хлыщет…
Кровью перепачканы,
Руки к счастью тянутся,
Крики вдалеке слышны:
«Смерть всё ближе! Ни страны,
Ни людей не останется!»
 

IV

 
Солнце, прочь! Не выходи
Ты светить сегодня —
Испугаешься… Весь мир, ох, жутче преисподней!
Виселица на горе, уйма, тьма народа,
Видно, в жертву принесут на горе кого-то…
Кто там плачет, слёзы льёт?..
– Молодой рабочий…
Солнце, тёмной тенью стань! —
Не свети нам больше,
Тенью стань и заведи жалостную песню.
К ним лети, оповести:
– Жалость есть на свете.
 

V

 
Посредине неба лучистая луна,
Она полна… И вся земля освещена.
И тень луны на землю не падёт. Земля
Взволнована. В дыму кровавом горит она.
А посреди луны сидит пророк Гайса,
Он опечален и в раздумья погружён…
Устреми, Гайса, на землю свои глаза!
Тобой любимый трудовой народ, сгорает он…
Стой! Не смотри вниз!
Отвернись!..
 

VI

 
Где вы, эй, страны
Богатыри-защитники? Зачем
Не вышли на пиршество кровавое с мечом
Дворца златого супротив плечо в плечо?!
А может, в тесных, душных тюрьмах
Вас заживо сгноили?!
А может, черти по сусекам ада поскребли
И голод, мор, чуму наслали?!
Иль яду вы испили?!
…Скажите, почему молчите?
 

VII

 
Где вы, эй, страны
Богатыри-защитники? Зачем
Не вышли на пиршество кровавое с мечом
Дворца златого супротив плечо в плечо?!
А может, копья,
Что вы сами же отлили,
Со ржаньем варварским
Навылет вас пронзили?!
А может, стёрли вас с земли,
Навечно истребили?!
Взращённые с любовью аргамаки
Сегодня на себе врагов примчали,
Нагнав на вас печали?
– Да, изменили кони-братья…
Тысяча проклятий!
 

VIII

 
Где вы, эй, страны
Богатыри-защитники? Зачем
Не вышли на пиршество кровавое с мечом
Дворца златого супротив плечо в плечо?!
 

IX

 
Вышли, значит… Наконец,
Да надобность прошла,
Тем временем большой дворец
Выгорел дотла,
От большой страны остались
Угли да зола…
В пятнах крови перья, клювы, лапы у ворон,
«Кар!» – несётся не смолкая ор со всех сторон,
«Кар!» – проклятья в этих криках явственно слышны,
«Кар!» – проклятье всем погибшим умершей страны…
 

X

 
Один батыр ступил на плац,
Меч свой острый отложил,
И стал фундамент дома класть,
Чтоб в стране стотяжкой жить…
А вместо глыб и кирпичей
Кладёт он головы друзей,
Отрубленные в сече,
Останки человечьи…
 

XI

 
– Ха-ха-ха-ха…
Нечистые силы, смеяться не стоит,
Огромный дворец из костей он построит,
В отместку назло вам воздвигнет кровавый
Луны полумесяц на купол треглавый…
И в этом дворце будут царствовать воля,
Свобода и радость – прекрасная доля;
Свободолюбивых батыров поселит,
И будет здесь вечное пиршество силы.
Он станет для всех непокорных Каабой,
Свободолюбивым – священнейшим местом.
Вовеки не стихнет кипение мести
И гнева, и бунта, и тени кровавой…
…………………………….
 

XII

 
По тёмной пустыне иду,
Кровавые слёзы ищу,
Из слёз и из крови ещё
Большой монумент возведу…
Отстаньте! Ваяю печаль
На лике, мешать мне нельзя,
Кровавые слёзы я взял,
Горящие сделал глаза…
Имена на груди напишу
Варварские и порочные,
Песню об этом сложу
И запою.
И в самом далёком краю,
Услышав мой голос, и божества,
И дьявол, и черти проснутся,
Взбесятся и ужаснутся.
 

XIII

 
Собрав всю земную несправедливость,
Грустную песню я сочиню,
На помощь сокровище драгоценное —
Зурну души своей призову.
Подхватят песню все страны и вечно
Будут вспоминать их,
И слать на головы изменников и неверных
Тысячу проклятий!
 

XIV

 
Матери, вскармливающие детей
Молоком или хлебом,
Будут смотреть на златые дворцы
С проклятием, с гневом…
 

Лесная девушка

 
Под чёрной шалью, будто это крылья,
Порхая по зелёному раздолью
В густом лесу, шумящем и бескрайнем,
Кто из цветов венки сплетает?
 
 
О Амина. Я вижу, это ты!
Вокруг тебя цветов бушует море.
Ты, наклоняясь, собираешь их,
Как бы играя на цветном просторе.
Сестра моя, кому отдашь цветы?
 

I

 
Ты веселишься. Я же так устал…
Прерывисто моё дыханье.
Но вот я вижу: ты, как жизнь сама,
Идёшь с улыбкой по лесной поляне.
Твоими косами играют ветерки,
Их рассыпая за плечами.
Они счастливые!
А я? О, почему
Гляжу вот так я днями и ночами,
Тебе не смея протянуть руки?
 

II

 
Сестра! Прошу я: косы расплети!
Пускай волна волос на грудь девичью ляжет,
Тебе пойдёт такой убор.
Ты дочь озёр! Русалка! Сделай так сейчас же!
Взгляни глубоким оком на луну,
А отраженье урони в волну.
Пусть там плывёт! Пусть, на тебя взглянув,
«Дочь озера», – прохожий скажет.
Ах, Амина, скажи мне, почему
Ты не русалка в самом деле,
А я не сын лесов, не пастушок —
Твой юный друг? Тогда бы не посмели
Нас недруги ни в чём подозревать
И взглядами косыми провожать.
 

III

 
Вот точно так же косы расплетал
Своей Матильде Генрих Гейне.
Не знаешь ты, как он её любил,
Какое он испытывал томленье!
Потом смотрела, как он умирал,
Та девушка бездонными очами,
А умер – незаметно в лес ушла
И одиноко там жила в печали.
Век на лесной поляне дожила
И тосковала, только тосковала.
И, думая о Генрихе своём,
Вот точно так же косы расплетала.
 

IV

 
Ты веселишься? Ну а я устал.
Прерывисто моё дыханье.
Но вот я вижу: ты, как жизнь сама,
Идёшь с улыбкой по лесной поляне.
Ты говоришь: «Я косы расплету,
Как нежная возлюбленная Гейне.
Усталый друг, приди и оцени
Мою любовь, безмерное томленье!
Люблю!»
…Но ты не скажешь так, о нет!
И если попрошу об этом даже,
«Ах! Ты ведь брат мой!» – скажешь ты в ответ,
Закрыв лицо руками. Вот что скажешь!
И голову наклонишь ты опять,
И будет ветер гладить косы эти,
И будет рассыпать их, расплетать…
Счастливый ветер!
 

V

 
Зачем твои лукавые глаза
В глаза мне смотрят? И чему смеются?
Какие силы, о, поведай мне,
С твоих ресниц лучистых льются?
Когда я эти силы уловлю,
Тогда вершин я достигаю;
А иногда, поникнув головой,
Ах, от тебя я убегаю!
Так что же ты? Зачем он так дразнящ,
Твой взор, и почему он так лучится?
Какая мощь, скажи, какая мощь
Скрывается в твоих ресницах?
Так отведи же, отведи глаза,
Они темны! В них темнота не тает!
Там в них покой. В них чистая любовь
Спокойно спит ещё…
…Светает.
 

VI

 
Иди! Вот-вот и загорится солнце.
Иди, засни. Пусть будет сон глубок.
А мне, о друг, остаться здесь придётся —
Зарю я буду славить, одинок.
Наедине с рассветным ветром
Струну сурны я натяну,
В последний раз я запою, чтоб славить
Твои глаза, твой лик, тебя одну!
И эти звуки ветром повторятся,
По нивам понесутся, по лесам,
И будут молодицы у колодцев
Внимать рассветным голосам.
Иди. Вот-вот и солнце загорится!
Туман предутренний плывёт через поля,
Уже проснулись и зверьки и птицы…
Дай руку, умница, сестра моя!
 

VII

 
У озера сижу я и пою.
У озера я песни создаю.
Эй, ветер утренний, постой! Не вей
Среди ветвей уснувших тальников!
Не вороши листву густую!
Я новый голос чувствую в груди,
Готовится он песней загореться.
Торопит он: найди меня, найди!
И вот огнём пылает сердце.
А я пою:
В лесной зелёной мгле
Есть девушка, как будто ангел добрый,
И ей не только на земле,
Но и на небе нет подобной!
Лес отдал ей свою красу,
Ручей звенел, её балуя,
Когда спала, цветы в лесу
Склонялись к ней для поцелуя.
Луна на девушку, как мать на дочь,
Глядит всю ночь, глаз не спуская,
И утренние пляшут ветерки,
Её одну, её одну лаская.
В ней, в ней одной лесная вся краса,
Лесные тайны в ней и чудеса.
О, этот белый мрамор чистых плеч,
Очей лучистость колдовская!
В лесу она росла…
Дни проходили так.
И вот однажды белою зарёю,
Укрывшись шалью чёрной, словно мрак,
Она пошла гулять тропой лесною.
И вдруг она увидела тогда
У озера, где плещется вода,
Спит путник…
Ею пробуждён
Был этот странник…
 

VIII

 
О дочь зари! Тебе привет
Шлю с предрассветным ветром. Это я,
Усталый путник! Близится рассвет!
Я вижу: приближается заря.
Но ты придёшь и не найдёшь меня,
О Амина, сестра моя!
………………………………….
Чтоб вспомнила меня ты на лесных озёрах,
Тебе цветов я оставляю ворох.
Цветы, вы любите её? Когда она придёт,
Головки пёстрые склоните.
– В тебя влюблённый путник-брат
В далёкий край ушёл! – скажите.
 

IX

 
Пути непроходимые почти
Пройти я должен, должен перейти
Бескрайние и тёмные пустыни.
Там чёрных дней жестокие дозоры
Меня подстерегают: «Он придёт!»
И знаю, ожидают меня горы
Страданий и печали, и забот.
Но знаю, что под этими горами
И скрыт заветный драгоценный камень.
 

Строят

I

 
Они работают, не устают,
Железнорукие и мудрые творцы.
Проходят месяцы, идут года; всегда —
Данг-донг, данг-донг! – Куют они, куют.
 

II

 
Природа! Не враждуй со мной, дружи!
Искусство, я творец твой. Мне служи!
Земля, преображу тебя я в рай,
Пустыни покорю, сотру межи! —
Так говорит рабочий молодой.
Трудясь, он жизнь прекрасную творит.
Вокруг него – моря цветов и трав;
На том просторе путь ему открыт.
 

III

 
Вот ночь. Рабочий думает о том,
Мир настоящий должен быть каков,
Когда людская мощная рука
Освободит природу от оков.
И вот природа, перед ним склонясь,
Сама рассеивает тьму,
И, с небосвода ласково смеясь,
Заря торопится к нему.
 

IV

 
Они работают, не устают,
Железнорукие премудрые творцы.
Проходят месяцы, идут года; всегда —
Данг-донг, данг-донг! —
Куют они, куют.
И вот художник украшает стены,
И вдохновением поэт горит,
И вот рабочий, мощный, словно буйвол,
Железо гнёт и что-то мастерит.
 

V

 
Аллаха Гавриил оповестил:
– Там, на земле, я новый рай нашёл! —
И гордый царь, могучий бог небес,
Сперва расхохотался,
А потом
С ума сошёл.
 

Садоводы

I

 
Тишина… Такая гнетущая тишина…
Вижу могил нескончаемую гряду…
Травы на них желты; про солнце не зная,
Чёрными стали цветы на могилах,
И средь этих бугров унылых
Сижу и жду.
Кто ты такая, эй, кто такая ты,
Что, накинув скорбную шаль,
Сюда каждый день приходишь?
Приходишь —
И долгий взор,
В котором бездонная стынет печаль,
Устремляешь вдаль.
Чего ты из этой дали ожидаешь?
Или кого-то встречаешь?..
Не отвечаешь…
Цветы желтеют в руках твоих,
Смерть словно спит на путях твоих,
И неподвижно стоишь ты среди могил
В немой тоске.
А я, бунтарь, на тебя смотрю,
Пристальным взором молча с тобой говорю,
Сидя невдалеке.
Тишина…
Такая гнетущая тишина…
Если правда, что существует вечность,
То тайны свои во все времена
Глубоко хранить умела она:
Кто может оттуда прийти, неизвестно,
Да, кто оттуда придёт, не знаю, —
Но здесь тишина до того тяжела,
До того грустна!..
Тускнеют твои глаза, неведомая подруга,
Приходящая в сумерках,
Но скажи, ответь:
Может быть, ты умеешь красиво петь?
Спеть бы, спеть бы нам с безумною силой —
Долго ль в тиши могильной, унылой
Эту тоску терпеть?
Да, слышал я: в тёмном большом лесу
Ты пела —
В ночном одиночестве пела,
Я слышал,
Но грустно, негромко, несмело
Песня твоя струилась-звенела…
Постой!.. Дай-ка я спою,
А ты послушай пылкую песню мою:
«Тьма не вечно будет в этом краю!
Солнце взойдёт, весь мир оживится,
Жёлтые травы зазеленеют, взовьются птицы,
Чёрные эти цветы алым огнём расцветут!
Расцветут – и тогда
Садоводы радостные с утра придут,
Примутся дружно за небывалый труд:
Сломают эти надгробья,
Груды обломков прочь уберут,
А вместо них удивительный сад,
Изумительный сад создадут!
А потом
Эти смелые садоводы
Песнь запоют – всех песен чудесней,
Чтоб мир восхищённо застыл,
Чтоб даже во мраке скорбных могил
Очнулись навек опочившие,
На свет поднялись, воскресли,
Пробуждённые солнечной этой песней!..»
Ты тоже, подруга, вместе со мной
Спой, но не с прежней мертвящей тоской —
Песню жизни спой
И уже ни о чём не тревожься!
Или засмейся, – чтоб голос твой молодой
Заиграл-зазвенел золотой струной.
Ну, смелее, засмейся же!..
Не смеёшься?
 

II

 
Садоводы!
Вы что ж до сих пор не пришли?
Или ваш путь жестокие джинны пересекли
И между нами воздвигли преграды?
Иль, вырвавшись из раскалённого ада,
Грозный самум пронёсся – и ваши пути
Горячим песком успел замести?
Все пути успел замести?..
Многие, многие странники
Здесь проходили уже не раз, —
«Скоро окончатся горькие годы,
За нами вослед идут садоводы!» —
Так эти странники
Ободряли нас…
Садоводы!
Так где же вы, садоводы?
Эта земля ожидает вас долгие годы, —
Что же вы до сих пор не пришли?
Или вправду ваш путь
Коварные злобные джинны пересекли
И воздвигли бесчисленные преграды?
И вправду вырвался
Из жерла раскалённого ада
Свирепый самум, и пронёсся, и ваши пути
Бездушным песком сумел замести?
Все пути сумел замести?..
Месяцы, годы прошли?.. А я, как и прежде,
Вижу могил нескончаемую гряду.
Травы на них жёлты, и чёрны цветы
На безымянных безгласных могилах,
И, как прежде, средь этих бугров унылых
Сижу и жду…
 

1923

Вечная сказка

 
Остановитесь, ветры, на рассвете,
И я вам сказку расскажу одну.
А от меня услышанную сказку
Несите с песней из страны в страну.
Есть лес, есть мрачный лес, он беспределен,
Он полон вечных тайн, он в сумрак погружён,
И под порывы бесконечной бури
О прошлых временах уныло воет он.
В лесу таинственном на тайном месте
Есть одинокая могила.
Кто зарыт?
Кто, одинокий, умер, заблудившись
В лесу, которой тайною сокрыт?
Был некий юноша.
Тот юноша несчастный
Немало бедствий испытал;
Тянулись дни в лишеньях и страданьях,
Бессонные он ночи коротал.
Он много думал. Очень много думал:
Откуда человек? Уйдёт куда?
И всё ж ответа на вопросы эти
Не получал он никогда.
И, не найдя ответа, на колени
Он встал и Вечность вопросил: – Ответь! —
Но даже Вечность не дала ответа.
И вот тогда он начал петь:
– Проклятье посылаю вам, проклятье,
Поля и горы, степи и леса;
Вам, превращённые в немой и твёрдый камень,
Науки, боги, земли, небеса!
Я спрашивал. Вы не дали ответа.
И сам на поиски отправлюсь я теперь,
И разломаю мощными руками
Я Вечности окованную дверь.
Её сломаю – для страны открою
Все тайны! —
Он на поиски пошёл
И место тайное нашёл, и в этом месте
Могилу выкопал и в землю он ушёл.
Несчастный юноша, ушёл он, чтоб вернуться,
Но из бездонных недр обратно нет пути,
И я теперь его могилу
Хочу в лесу таинственном найти.
И голос юноши всегда, всегда я слышу
В предрассветных ветрах.
Знаю я,
Что разыщу заветную могилу,
Когда придёт рассветная заря.
Его увижу я, и, как цветок целуют,
Его я буду целовать,
И синих глаз своих не пожалею —
Так слёзы буду проливать.
Я, юноша вот этот синеглазый,
Твою могилу буду целовать.
И буду слёзы лить я на могилу…
Пришёл и я, чтоб тайну разгадать! —
Так я скажу:
О друг мой, будь уверен —
Есть, есть на свете юноша такой,
И в бездны те, которые ты видел,
И он глядит.
А ты найди покой!
 

На улице

I

 
В дверь постучал. Стал слушать: ответа нет.
Опять стучу и опять стучу… И опять…
Зимняя ночь. Так темно, так угрюмо вокруг,
Что жуть берёт: никого во тьме не видать…
Мне страшно, мама! Страшно, скорей открой!
Ведь я – ваш сын! Чего же боитесь вы?
Душа моя стынет от свиста вьюги ночной,
Ветры, проклятые ветры, уймитесь вы!..
 

II

 
В дверь постучал опять. И снова ответа нет…
И не могу понять: это сон, безумие, бред?
Мама!
Ну что же не отвечаешь ты?!
Мама!
Ну что же не открываешь ты?!
Открой же, впусти пришедшего издалека,
В морозной ночи замерзающего сынка!
Знаю: меня на погибель в чужом краю
Бросили вы, чтоб оберечь остальную семью,
И всё же прощаю – не проклинаю вас,
Но, милая мать, признай меня хоть сейчас,
Уж если сына случай счастливый спас!..
Хватит!.. Окно разбиваю, влезаю в дом…
Что это?.. Тьма и холод в доме пустом!..
Страшную новость понять не могу до конца
И, потрясённый, схожу с родного крыльца…
Нет никого…
Я вернулся, чтоб только узнать:
Уже не смогу повидать ни отца, ни мать.
 

III

 
Я молча иду – по проулкам ночным бреду.
Мать умерла… Эй, встречный! Ты слышишь, друг?
Моя бесконечно любимая мать умерла, —
Что делать, приятель, таков нашей жизни круг.
Постой-ка, прохожий! В твоих незнакомых чертах
Какую-то тайну вижу… И скрытый страх!..
А ну, отвечай, злодей, отвечай скорей:
Не ты ли убийца матери бедной моей?
Ах, нет!.. Прости… О, какая ужасная ночь!..
Но в этой глуши, среди вьюги и темноты
Кого-то покрытого кровью, бегущего прочь
Не встретил ты, скажи, не встретил ли ты?..
 

IV

 
Я молча иду – по проулкам ночным бреду.
Не лайте, не лайте, псы, я совсем не вор!
И не безумец, поверь, прохожий, поверь —
Ребёнок, несчастный ребёнок я с этих пор.
Помню, красивою мать у меня была,
Честно жила – трудилась в поте лица.
А может, вы знали отца моего – пастуха?
Гильман-бабай – так старого звали отца…
Теперь их нет… Кто разделит мою беду?..
Я молча иду – по проулкам ночным бреду…
Душа моя стынет… Среди этой вьюги и тьмы
Где дом я найду, где тепло и ночлег найду?
 

Я безмерно грущу…
(Одна картина из стихотворения «Голубые глаза»)

 
Как безмерно грущу я, тоскую
По невозвратному детству —
По навсегда утраченному наследству.
Увы, далеки те дни —
Те лучистые, звонкие дни,
Словно в тумане густом потонули они…
Вот и сейчас
Вижу я их будто самым краешком глаз:
Тот незапамятный край —
Точно таинственный рай,
Недоступный рай,
Где горят-блестят голубые огни, огни…
А на самом почётном месте этого рая
Висит моя колыбель:
«Качай меня, мама, качай!
Всё выше, к самому небу меня поднимай!..»
И так хорошо мне, так хорошо,
Я качаюсь в светлом
Просторном воздухе
И смеюсь, и мой смех – будто птичья трель…
«Качай меня, мама, качай!..»
Где же тот негасимый невозвратимый рай?
Ужель он и вправду невозвратим, – ужель
Навсегда он в тумане исчез —
На краю земель?..
«Качай, сестрёнка, меня, качай!
Уснуть уговаривай,
Ласково повторяй:
– Спи-засыпай!
Чтобы так же смеяться, играть,
Завтра на самой заре ты проснёшься опять…
А пока – баю-бай, баю-бай!..»
О верните мне,
Возвратите мне драгоценное это наследство —
Отдайте мне снова, отдайте
Голубоглазое детство!..
………………………..
Ах, тем солнечным дням
Давно наступил конец:
В тёмно-синий густой туман
Навсегда
Погрузились те дни.
Будто сказочной пери
Приснившийся дивный дворец,
В этом тускло-синем дыму
Еле-еле мерцают они…
Вот я опять —
Голубоглазый малыш
На крохотных ножках —
Ковылять учусь понемножку:
С прутиком в тонкой ручонке
Через порог перелез впервые
И храбро во дворик выбрался поутру, —
Гусят погонять хочу,
А гусята – пушистые, славные,
Такие беленькие, забавные,
Вперевалку бегают по двору.
И за ними,
Махая прутиком, весело я бегу:
На заплетающихся ножонках
Бегу, бегу, никак догнать не могу…
Но вот наконец-то догнал
Их белую стайку смешную,
А они от меня,
Как пушистые шарики – врассыпную!..
Вдруг —
Гусыня-мамаша спешит навстречу врагу!
А враг – это я…
Бьют меня её крепкие крылья…
И, упав, я плачу, малыш, слёзы глотая с пылью…
А гусыня щиплет и бьёт,
Подняться мне не даёт,
И кричу от страха:
             наверно, вот-вот убьёт!..
Но тут уже мать и сестрёнка
Выскакивают на крыльцо,
Гусыню скорей отгоняют,
С земли меня поднимают,
Утирают зарёванное лицо…
И как чудесно
                 их добрых рук —
Тёплых, спасительных рук
Живое кольцо!..
…………………….
Люди!
Мои дорогие люди!
Вас я прошу о единственном чуде:
О верните мне,
Возвратите мне
             драгоценное это наследство —
Отдайте мне снова, отдайте
Голубоглазое детство!
Отдайте… Верните…
Ах!.. Почему отдать не хотите?..
Или вы злые такие?
Или души у вас черствы?..
Неужели моей тоски по далёкому детству —
Тоски по сказочному потерянному наследству
Не замечаете вы,
Не понимаете вы?..
 

Голубые глаза
(Одна часть из стихотворения «Голубые глаза»)

I

 
Сегодня, перед рассветом встав, говорю «салям»[10]10
  Салям (татар.) – приветствие.


[Закрыть].
Кому?
Не знаю сам.
Сегодня, с первым сияньем встав, говорю «салям».
Кому?
Не знаю сам.
С моим посланцем – ветром – я шлю салям
Вам:
Бутонам, тюльпанам,
Долинам, всем землям, зарёй осиянным!
 

II

 
Мой просторный сад всё искусней
Насаждаю я —
День за днём украшаю я,
Лучезарные, спавшие нежно цветы
Пробуждаю я —
Чистой росой орошаю я.
Много-много огней я больших зажёг,
Всей земле золотые эти огни даря.
Мир ещё спит, сладко, спокойно спит,
Не спят лишь двое:
Ветер да я.
 

III

 
Эй, вы! Гостями на землю пришедшие
Путники на нелёгких дорогах судьбы!
Эй, вы, которых не знаю пока —
Бунтари!
Разбойники!
Слуги!
Рабы!
Кем бы вы ни были, безразлично мне,
Всех приглашаю сегодня меня посетить!
Всех вас прошу в этот свободный день
В моём цветнике сегодня гостями быть.
 

* * *

 
Голубоглазый джигит кунаками[11]11
  Кунак (татар.) – гость.


[Закрыть] быть
Приглашает вас.
Слыхали? Он всех зовёт!
Голубоглазый джигит в саду отдохнуть
Приглашает вас.
Эй, вы!
Кто из вас придёт?!
 
 
На этой земле из цветущих веток сирени
Венки чудесные мы сплетём,
Все печали-горести позабудем мы —
Словно дети, играть начнём.
Весело будет!
Никто чужой здесь не увидит нас,
Нет никого, кто мог бы обидеть нас —
Ни джиннов нет, ни Аллаха нет,
Ни мудрецов, ни падишаха нет.
Приходите же все!
А я, чтобы вам не скучать,
«Голубые глаза» – песню для вас спою,
В груди моей хранимую много лет
Тайну одну вам открою мою.
 

IV

 
Так слушайте!
Ясным днём, чудесной весной,
В далёкой-далёкой родной моей стороне
Я, напевая беспечно, ехал опушкой лесной
На красивом, осёдланном, верном коне.
Вспоминаю, я очень был молод тогда,
И голубые глаза мои
Были ещё голубей, ещё веселей…
Вот так я ехал – и вдруг под сенью ветвей
Пенье услышал вдали.
Я двинулся дальше, – и очень скоро
Лесные девушки встретились мне
В зелёной тени, —
Какими казались радостными они!
Словно сияющие цветы,
Улыбались их лица, их молодые черты.
И я коня придержал:
В их толпе, стройна, весела,
Одна – с голубыми глазами – была!
«Кто ж она, кто?» – вы узнать захотите.
Будете спрашивать, да?
От меня ответа не ждите.
Ах, эти тайны темны, хоть и жгут огнём…
Не могу рассказать, уж меня простите!
Не могу обнажить эту рану в сердце моём…
Она взглянуть на меня только раз посмела,
Только миг в глаза мне глядела,
Миг – а затем,
Голову опустив, покрывалом белым
Закрыла лицо, – и тщетно смотрел я,
Лицо закрыла она зачем?
Испугалась ли, застеснялась?
Я так и не смог понять.
Почему, как подружки, не рассмеялась,
Голубые глаза свои побоялась
Мне показать опять?
Почему набросила покрывало?
Почему, улыбаясь и рдея, будто в огне,
«Не смотри так, джигит!» – она не сказала,
Почему «не смущай меня!» не сказала мне?!
 

V

 
Я тоскую,
Смертельно тоскую по ней,
Хоть в памяти горькой моей
Образ её стал мутней за туманом дней.
Но сегодня она, будто в ярком сне,
В далёкой, очень далёкой стране
Волшебною статуей ясно видится мне.
Волшебная статуя…
Лесом бескрайним окружена,
Одета цветущей сиренью, стоит она —
Стоит и глядит.
 
 
Всего человечества став изваяньем живым,
В вечность глаза устремив, под шатром лесным
Стоит и глядит…
 

VI

 
Воспевая имя её, два венка я сплёл —
Один надел, другой я держу всегда.
Справа светлеет заря, чиста, молода,
Цветов предо мною душистая дремлет гряда.
Цветов падишах одинокий, брожу туда и сюда.
Брожу и твержу:
«Той девушки нет, не будет уже никогда!..»