Текст книги "Правильное общество"

Недоверие институтам власти в России согласуется с понятиями взяточничества и коррупции. Согласно данным Transparency International (Te Corruption Perceptions Index, http://www.transparency.org/cpi2012/results), из 178 стран мы занимаем 133 место (рядом с Нигерией и Конго) по уровню восприятия гражданами коррумпированности государственных институтов. Поэтому ясно, что просто ставить цель бороться с коррупцией, показательно сажать чиновников или разоблачать коррупционеров по телевидению – это само по себе довольно бесполезное занятие. Необходимо выстроить институты таким образом, чтобы у граждан не было никакой возможности давать взятки, а у чиновника – вымогать их. Если коррупция связана, например, с вступительными экзаменами – то просто отмените их и введите конкурс аттестатов, например средний балл по профилирующим предметам в школе. Если инспекторы ДПС вымогают взятку – то просто лишите их такой возможности, переведите фиксацию нарушения правил дорожного движения в автоматический режим, а квитанцию на штраф пришлите по почте. Если процедура выдачи разрешения сложна и непонятна, чем и пользуются чиновники, – сделайте ее примитивной, даже если при этом пострадает качество. В случае когда ничего невозможно изменить – сделайте выбор победителя по жребию. Итак, бороться с коррупцией ради борьбы с коррупцией не имеет смысла, но всегда есть возможность сделать процедуру или технологию решения такой, что для коррупции не останется никакой базы. Отсутствие четких и понятных правил в стране – причина коррупции и недоверия людей к государственным институтам и, как следствие, недоверия к государству в целом. В других странах правила соблюдаются до мелочей: например, в Германии даже общественный транспорт приходит на остановку вовремя, с точностью до минуты, и это важно для понимания порядка. Нельзя решить такой глобальный вопрос, как недоверие, если не учитывать причины, которые его порождают. Все проблемы начинаются с неправильно выстроенных общественных институтов, правила определяют наше поведение, создают правильное общество, основа которого – доверие людей друг другу, доверие государства гражданам, а граждан – общественным институтам.

Нам всем не кажется странным, что обман так широко распространен в общественной жизни, что люди в мелочах все время обманывают друг друга, и это не очень-то тормозит общественные отношения, все как-то уже привыкли и научились гибко приспосабливаться к такой ситуации. И на этом фоне нам кажется очень странным, что многие общественные науки вообще не рассматривают обман как вид социального поведения. К таким наукам относится экономика – вы ничего не найдете об обмане в учебниках по экономике, там почему-то молчаливо предполагается, что все люди как экономические агенты ведут себя по-джентльменски, как будто экономическая жизнь привлекает исключительно честных и порядочных людей. Но СМИ только и говорят о многочисленных случаях обмана и мошенничества именно в экономической жизни. Самой распространенной кражей в мире является shoplifing – мелкое воровство в супермаркетах самообслуживания, которые уже смирились с ежедневными потерями; считается, что если крадут 0,5 % от оборота, то это нормально, а плохо – когда от 1 %.

В других науках обман рассматривается как исключительный случай человеческого поведения. В социологии обман относится к девиантному поведению, его представляют одним из видов отклоняющегося поведения, как алкоголизм или наркоманию. Но ведь это не так – обман является повседневной формой человеческого поведения: сколько раз в день ради приличия вам приходится «кривить душой» только для того, чтобы быть вежливым? А представьте – если бы все вдруг решили говорить друг другу только правду? Общество сразу бы развалилось, сколько семей бы распалось, а браков не было бы заключено. Люди все время контролируют передачу информации друг другу, что-то можно рассказать, что-то нет. Асимметрия информации – типичное социальное распределение знания. Поэтому обман надо различать – есть обман как простая асимметрия информации, а есть обман как сознательное введение в заблуждение другого человека с целью передачи ложных сведений о положении дела или как намеренное искажение истинных фактов. В первом случае обман не ведет к какому-либо извлечению выгоды, во втором – обман совершается, как правило, с корыстными целями и носит безнравственный характер по отношению к другому человеку. Ложь зачастую используется людьми для получения выгод, и в этом случае мы представляем другого человека исключительно как средство достижения наших целей, что аморально, тогда пропадает уважение и доверие в человеческих отношениях. Но еще более аморален обман граждан государственными институтами, когда важная информация недоступна для всех или даже намеренно скрывается. Вот такому виду обмана и должно противостоять правильное общество.

Обман и доверие не противоположны друг другу, не обязательно там, где есть доверие, нет обмана. Вполне возможна и распространена ситуация, когда обман как раз работает на доверии. Если, предположим, в какой-то сфере деятельности, например в бухгалтерском учете, не существует правил контроля, то, скорее всего, там возможен обман. Доверие в нормальном обществе предполагает также и некоторый уровень институционализированного недоверия – главное, чтобы он не был неоправданно высок. Например, в демократическом обществе ветви власти контролируют друг друга – законодательная власть контролирует исполнительную, граждане могут контролировать своих представителей в законодательной власти – например, отзывать депутатов, что в России совершенно не распространено, зато частым бывает самостоятельное сложение полномочий в результате партийного воздействия.

Какие есть объяснения того, что люди не обманывают? В институциональной теории предполагается, что общественные институты препятствуют обману. Они просто делают обман невыгодным. Как будто человек, который крадет что-то из магазина, думает: если я попадусь, то штраф или наказание будут больше, чем возможная прибыль от воровства. Но в реальности при совершении преступления люди вообще мало о чем думают. Только 15 % всех преступлений заранее планируются, а все остальные – особенное мелкое воровство – совершаются спонтанно.

Другое дело – сделки в сфере бизнеса. Если сфера судебного разбирательства – арбитража – работает эффективно, то такие общественные институты, конечно, препятствуют мошенничеству. Но нам кажется, что более значимы моральные правила. Именно они ставят заслон различным видам обмана. Обычно в сфере бизнеса репутация имеет наибольшее значение. И если индивид решает совершить мошенничество, то он представляет, что его репутация может сильно пострадать, если вдруг ситуация будет предана огласке, с ним и его фирмой вряд ли кто-то будет работать в будущем. Поэтому сетевые связи и отношения не только формируют доверие, но и ставят заслон обману – обратите внимание, речь идет не об институтах, а о межличностном взаимодействии в экономических отношениях. Люди часто совершают сделки в бизнесе, не подписывая какие-либо документы, если между ними высокая степень доверия. На рынке кинопроката, например, принято, чтобы договоры сначала заключались на словах, потому что поставщики кинопродукции и владельцы кинотеатров должны произвести распространение по кинотеатрам копий новых фильмов оперативно. А документы зачастую приходят по факсу уже после проката. Чем специфичнее сфера бизнеса, тем важнее сохранять хорошие отношения со всеми участниками бизнес-процесса. Один-единственный случай обмана или мошенничества может поставить клеймо на всем вашем дальнейшем развитии. Кроме того, для компаний, чьи акции котируются на бирже, любой мелкий скандал, связанный с мошенничеством и нашедший отражение в прессе, может сразу обвалить котировки акций до такого уровня, что потери будут несопоставимы с выгодами от этого мошенничества.

В России люди ведут бизнес с высоким элементом межличностного доверия. Причем обычно, особенно в регионах, все начинается с совместного похода в ресторан или баню, надо обязательно выпить с будущим партнером, для того чтобы лучше узнать друг друга, обязательно перейти на «ты». Логика действия такова: ведь мы с тобой уже знаем друг друга, обман уже будет не просто преследованием личных интересов, а неким предательством совместной дружбы. Так на помощь бизнесу в условиях нестабильной работы институтов приходят личные дружеские связи, мораль дружбы ставит заслон обману или мошенничеству. Личностный фактор в создании деловых партнерских отношений в России, как нам кажется, является ключевым моментом в построении совместного бизнеса. В общении с зарубежными партнерами личностный фактор также присутствует, но в этом случае требуется больше времени, чтобы перейти на уровень доверительных отношений.

Каждый человек сам выстраивает моральную конструкцию, которая не позволяет ему обманывать. Социологи отмечают, что есть раннее детство и первичная социализация, в процессе которой ребенку объясняют, что и как он должен делать в определенных ситуациях. Во всех культурах по-разному воспринимаются ценности: в американской культуре, например, существуют жесткие санкции за списывание в высших учебных заведениях, в то время как в России преподаватели на это часто закрывают глаза. В связи с этим в учебных заведениях Америки никто не помогает друг другу в учебе, потому что знают: наказание будет обязательным и достаточно весомым для правонарушителя. Экономисты говорят, что обман нужно сделать таким, чтобы он стал дорогостоящим предприятием для правонарушителя и ему было бы не выгодно нарушать законы. Закон является хорошим сдерживающим фактором против обмана. Проблема заключается в том, что обманутым часто не удается добиться справедливости и они сами встают на шаткий путь обмана и лжи. Обращаясь в суд, человек не может отстоять свои права, потому что для этого не созданы соответствующие условия. Мы не можем доверять друг другу, а все начинается с того, что государственная система построена на обеспечении себе выгоды любой ценой.

Что касается обмана гражданами или предпринимателями государства, то здесь в России действуют специфические культурные отношения. Раньше, в эпоху Советского Союза, обмануть государство было некоторой доблестью, ведь государство всегда и везде обманывало граждан, поэтому гражданин лишь возвращал свой «долг» государству, обворовывая его. И до сих пор наши люди вряд ли чувствуют, что государство принадлежит им, а скорее, воспринимают его как некую враждебную силу. Также они не видят, что средства, уплачиваемые ими как налоги – например, транспортный налог (налог, взимаемый с владельцев транспортных средств), – используются по назначению. Сам транспортный налог весьма велик – а вот дороги остаются в ужасном состоянии. Вряд ли такое отношение стимулирует уважение к государству и его тратам. Если люди по всем телеканалам слышат только одну информацию о действиях государства и его институтов, если нет объективности и конкуренции в подаче такой информации, то к ней нет доверия, люди понимают, что государство их обманывает, и, соответственно, отвечают тем же. Обман начинается с государственного телевидения, где ложь и предвзятая подача информации становится системным фактором. Иногда можно обманывать, но нельзя обманывать всех и всегда. Американцы давно шутят над тематикой и подачей новостей в России, где всегда присутствуют три темы: «Наш президент снова все сделал правильно», «Америка скоро рухнет», «МИД опять чем-то недоволен». Но наш телезритель, воспитанный еще в эпоху советского телевидения, сразу отличает правду от лжи, он прямо-таки чувствует, что конструирование новостей идет по линии внешней и внутренней политики правительства, ладно если бы только Первый канал как рупор государства отражал мнение властей, но почему и все другие каналы следуют одной линии?

Итак, подведем теперь краткий итог: обман и доверие – социальные ценности, они создаются в конкретном обществе, передаются людям в процессе социализации и затем интернализируются – становятся из внешних ценностей внутренними убеждениями. Многие люди, их большинство, не воруют в супермаркетах потому, что их научили: воровство недостойно порядочного человека, воровать плохо, поступать так нельзя ни при каких условиях. Как говорил Бенджамин Франклин: «Честность – лучшая политика», то есть честность всегда выгодна. Эти моральные правила, усвоенные индивидом, и являются теми рамками, в которых осуществляется социальное и экономическое действие, выйти за них обычному человеку в нормальной ситуации не представляется возможным. Поэтому в правильном обществе так важно формировать моральные правила – обозначить, что хорошо и что плохо. Эти правила не появляются из ниоткуда, они создаются людьми. Если общество и государство придерживаются политики доверия и честности, то тогда происходит формирование таких правил, если государство само стремится обмануть своих граждан, не доверяет им изначально, считая, что они способны только на обман, тогда возникает и развивается культура недоверия, в которой процветают мошенничество, коррупция чиновников и обман.

Глава 2. Правильно устроенная страна: Россия

Чтобы понять, правильно ли мы как общество устроены, нужно для начала разобраться, а мы – это кто? Какими специфическими чертами обладает русский народ? Какие особенные условия отличают нас от других народов и стран? И какие у нас особенные правила устроения нашей нелегкой жизни?

Отдавая должное географическому детерминизму (вспоминая Томаса Генри Бокля), нельзя не обратить внимание, что Россия – чрезвычайно большая страна, что не может не найти отражение в характере людей и особенностях их совместного социального и экономического существования. Для истории России характерны быстрый рост территории и численности населения. Во времена Ивана Грозного жителей Русского царства (примерно 5 млн человек) было меньше жителей Польши, их число было сопоставимо с численностью населения Грузии. За столетие численность населения России утроилась, а к началу XX столетия составила около 160 млн человек (население США в 1910 г. – 90 млн человек). Всего за один век, в XVI–XVII столетии, русские практически завоевали всю Сибирь (территория царства удвоилась) и в 1639 г. вышли к Тихому океану, в 1648 г. Дежнев открыл пролив между Азией и Америкой, за одно столетие была освоена Аляска, а в 1812-м удалось основать Форт-Росс на побережье Северной Калифорнии. Вот каким было движение на Восток от Москвы до Русской Америки, такая экспансия русских вполне сопоставима с Великими географическими открытиями и колонизацией Испанией и Португалией Центральной и Южной Америки, колонизацией англичанами и французами Северной Америки, а голландцами – Юго-Восточной Азии!

Многие страны, совершившие такой рывок, потеряли все свои силы – и, заложив колонии, утратили метрополию (например, Лиссабон, бывший одно время центром мира, никогда потом не достигал былого могущества). Россия при таком гигантском расширении сумела сохранить себя и свою целостность вплоть до 1991 г., да и сейчас остается самым большим по территории государством мира (рядом с нами Канада – но она в два раза меньше; кстати, не верьте масштабам на карте мира – они сильно искажены, чтобы показать маленькие страны, – ведь в реальности, например, Германия в 50 раз меньше России).

Но все же территория России такова, что даже при впечатляющем росте населения его плотность остается одной из самых низких в мире. Доля городского населения также всегда была крайне низка (в 1913 г. – не более 14 %), при этом население всегда было полиэтничным (в Российской империи вместе жили около 200 народов), а социальное пространство – многокультурным (православные жили рядом с мусульманами, да и сегодня в России проживает не меньше 16 млн мусульман, столько же, сколько во всем Евросоюзе). Соответственно, распространен был характерный для больших миров-экономик, как называл их Фернан Бродель, закрытый или замкнутый способ хозяйствования. Обмен и развитие внутреннего рынка были ограничены (крестьянин не мог в один день доехать до города, продать свои товары и вернуться обратно), жесткое деление распространялось на центр и периферию (все налоги и подати концентрировались в столицах, для регионов не оставалось достаточно средств), гипертрофированно развивалась государственность – с одной стороны, огромным был масштаб власти, а с другой – ее полное бессилие (представьте, однажды правительственная депеша добиралась из Петербурга на Аляску около 3 лет). Российский человек всегда успешно адаптировался к такой масштабности власти, ее абсолютному характеру и ее бессилию – отсюда местничество и казнокрадство (коррупция в современной терминологии), условное отношение к закону и порядку, терпимость к разного рода государственным требованиям (строгость закона можно сгладить его неисполнением), стремление приспособить для себя государство. Тем не менее российская экономика в XVII столетии вряд ли сильно отставала от европейской, особенно впечатляющим является увеличение сельскохозяйственных земель в России того времени, что компенсировало, в известном смысле, меньшую урожайность по сравнению с Европой.

При такой огромной территории русские всегда предпочитали селиться вместе (размер деревень достигал до тысячи дворов, но при этом они не превращались в города) и жить общиной-миром (за исключением Финляндии и Польши в Российской империи), причем общинность строилась по соседскому, а не родственному признаку – каждый, кто выполнял принятые общиной нормы поведения, становился ее полноправным членом, причем общины, а не индивиды платили налоги и выполняли повинности – в том числе воинскую. Поэтому коллективность в ущерб ценностям индивидуализма, отражаемая в общности сознания и поведения, была неотъемлемой и важной чертой русских, она давала способность жить и противостоять трудностям вместе, подчиняла личное общественному, обеспечивала развитый альтруизм и взаимопомощь.

Ситуация стала меняться в советские годы. Это связано с тем, что в советское время ценности коллективизма были объявлены государственной идеологией, а любое проявление собственного «я» рассматривалось как антиобщественный эгоизм. Вообще термин «индивидуализм» стал подразумевать «буржуазный индивидуализм». Советская власть делала ставку на ускоренную индустриализацию, развитие промышленности в городах, поднятие уровня общего образования – все это вело к постоянному оттоку населения из деревни в город и постоянной трансформации общественного сознания. И в 1953 г. городское население в России превысило сельское. Соответственно менялась и психология российского коллективизма. Ни о какой былой общинности нельзя было говорить в эпоху коммунальных квартир, строительных бараков и рабочих общежитий – люди вынужденно мирились с таким проявлением повседневного коллективизма.

Индивидуалистические ценности стали постепенно возрождаться в 1960-е гг., когда жилищная политика была перенаправлена на создание отдельного жилья (пресловутые «хрущевские пятиэтажки»). Раскрытие преступлений сталинского режима способствовало развитию критического мышления в обществе. Однако в то время люди еще продолжали доверять советскому государству и надеяться на него. Особенно резкий переход к индивидуализму в России случился в 1980-е гг., в эпоху рыночных преобразований. Государство в 1990-е полностью перестало выполнять свои обязательства. И люди прекратили надеяться на государство, бросившее их, стали рассчитывать только на себя. Всеобщее крушение коллективных ценностей, слабость закона и разгул криминала – все это привело к тому, что сильная личность могла позволить себе не считаться с другими людьми. Как результат – эгоизм и эгоцентризм людей, которые наконец дорвались до формальной свободы, то есть до произвола отдельной личности. Свобода стала восприниматься как произвол, но она продолжается до тех пор, пока мы не нарушаем свободу других людей. Люди легко могут сосуществовать без взаимопомощи, но как только один человек наносит вред другому, нарушается принцип общей свободы, а этого никто не готов терпеть.

Сравнительные исследования показывают: «…Для среднего россиянина, в сравнении с жителями других стран, характерна более высокая осторожность (или даже страх) и потребность в защите со стороны сильного государства, у него слабее выражены потребности в новизне, творчестве, свободе и самостоятельности, и ему менее свойственны склонность к риску и стремление к веселью и удовольствиям… Речь идет о его сильном стремлении к богатству и власти, а также к личному успеху и социальному признанию. Сильная ориентация на индивидуальное самоутверждение оставляет в сознании этого человека меньше, чем у представителей других стран, места для заботы о равенстве и справедливости в стране и мире, для толерантности, заботы о природе и окружающей среде и даже для беспокойства и заботы о тех, кто его непосредственно окружает». [1]

Эгоистичнее ли россияне, чем другие народы? Насколько сегодня простирается их эгоизм и есть ли место альтруизму? Осуждение эгоизма началось в моральной философии только тогда, когда в XVII–XVIII столетиях появилось понятие «индивид» в западном обществе и его сознании. Тогда же зародилось и противостояние между индивидуализмом и альтруизмом. Раньше человек не мог существовать отдельно от общества, он не отделял свое «я» от сословия или общины. В современном индустриальном обществе каждый проживает свою жизнь сам, гордо говоря: «Это моя жизнь!» – то есть теперь собственная жизнь мыслится и воспринимается только в отношении своего «я». Это яркий пример современного индивидуализма в обществе. Так построены все современные общества, в том числе и в России. Но эгоизм – это не индивидуализм, эгоизм – это когда вы не просто преследуете индивидуальные интересы, но и решаете свои проблемы за счет других или во вред другим. Индивидуализм, переходящий в эгоизм, стал теперь не признаком свободы, а возможностью считать себя лучше других. Парадокс: именно в России люди ожидают от других больше, чем от самих себя. Простой пример: каждый сталкивался с тем, что в театре другие учат нас, как себя вести, а сами при этом не соблюдают общепринятых норм поведения. Затеять ссору на тему того, как себя вести в учреждении культуры, – классическая история для наших дней.

Должны ли существовать какие-нибудь моральные правила, которые регулируют отношения между людьми? Как научить людей относиться друг к другу более терпеливо и уважительно? По оценкам многих социологических опросов, в России в целом многие люди проявляют повышенную агрессию по отношению к другим. Это касается не только отношений людей между собой, агрессия граждан проявляется и по отношению к властям. Наши люди ненавидят власть, и эта ненависть растет с каждым днем все больше. Как сделать людей добрее, терпеливее, порядочнее – вот основной вопрос сегодняшнего дня, который имеет первостепенную важность для политики.

Для этого необходимо понять, что собой представляет коллективизм для русских. В странах, например, Скандинавии присутствует напыщенный коллективизм, который искусственно пронзает все человеческие отношения, при этом форма существенно отличается от внутреннего содержания. В коллективизме европейцев есть некая отчужденность и рациональность, в отличие от коллективизма русских, которых скорее связывает «чувство братства». Русский коллективизм – от души: мы поможем незнакомому человеку на улице, потому что нам станет его жалко. Вспомните, сколько раз наши русские женщины спасали мужчин от разгула, пьянства, безделья и безмерно терпеливо выводили их в нормальную, достойную жизнь! Это все показатели широкой русской души, что чуждо многим европейцам, уж по крайней мере европейские женщины с пьянством мужей вряд ли будут уживаться. Коллективизм понимается в Европе исключительно как возможность сокращать собственные издержки. Европейцы понимают коллективизм не через призму высокой морали и особого отношения к человеку, а опять же как некоторую общую прибыль, экономическую и символическую (социальную). Но для русских коллективизм – скорее общее чувство, чем рационально воспринимаемая конструкция.

Что касается примеров якобы типичного русского равнодушия, Игорь Бойков в статье «Русские: равнодушная нация» (http://www.apn.ru/publications/article20916.htm) описывает ситуацию убийства школьницы Анны Бешновой – преступление происходило на глазах жильцов многоэтажного дома, как минимум три свидетеля просто не обратили внимания и не позвонили в полицию. Вряд ли только для русских такая ситуация характерна, хорошо известна и стала уже классическим примером в общественных науках история Китти Дженовезе (Catherine «Kitty» Genovese): 13 марта 1964 г. девушка была изнасилована и убита в Нью-Йорке, в Квинсе, причем 38 человек были свидетелями и никто не вызвал полицию (случай был описан в NY Times – http://learning.blogs.nytimes.com/2012/03/13/march-13-1964-new-york-woman-killed-while-witnesses-do-nothing/?_php=true&_type=blogs&_r=0). Так что преступное равнодушие – случай типичный вообще для современного общества, и российское общество здесь, к сожалению, не исключение.

А что касается индивидуализма как предпринимательской черты и характеристики трудового поведения, то вот именно здесь русские существенно отличаются от американцев. По сравнительной шкале измерения «индивидуализма» россияне в исследовании Гирта Хофстеда набирают только 50 баллов (для сравнения, у американцев – 90 баллов). Неслучайно поэтому малый бизнес так незначительно развит в России (им создается только 15 % ВНП в отличие от 30 % в западных странах) – россияне не хотят брать на себя ответственность и риск предпринимательской деятельности. Среди популярных у молодежи профессий будет скорее государственный служащий, чем бизнесмен – идеал, к которому следует стремиться. Предпринимательские ценности у молодежи сейчас невысоки, они скорее мечтают стать государственными чиновниками, потому что государственная власть в России воспринимается многими как легкий способ наживы.

Так происходит, потому что мы знаем множество примеров успешности наших чиновников. Вот история из недавнего прошлого: как случилось так, что жена бывшего мэра Москвы стала такой успешной предпринимательницей, а ее компания вдруг стала одной из самых богатых? Мы видим уровень жизни чиновников: их шикарные машины и дорогие дома, золотые украшения их жен, коттеджи, которые выставляются напоказ. В Европе чиновники – обычные граждане, ездят не на лимузинах с мигалками, а на велосипеде (как мэр Лондона Борис Джонсон), поэтому никому не приходит в голову, что власть – это возможность обогатиться. Мэр Лондона запросто общается с обычными гражданами, а вот английские бизнесмены как раз ездят на «Роллс-Ройсах», которые и являются символами активности и успешного ведения предпринимательской деятельности. Модель власти в современном российском обществе, по нашему мнению, должна быть совершенно другой. Надо создать с помощью институтов такие условия, чтобы власть могла извлекать из своего положения как можно меньший доход. Кроме того, власть чиновников должна быть «аристократической»: это должны быть образованные и состоятельные люди, добившиеся уже многого в своей жизни, у которых не будет первой целью – обокрасть государство за счет своего привилегированного положения.

Взаимопомощь, которая так близка идее коллективизма, появляется тогда, когда коллектив уже организовался (будь то организация или целая нация). Наше общество сейчас представляет собой некую систему, в которой нарушены существенные социальные связи и идет только стадия формирования нормального общества. Необходимо найти то, что способно объединить людей, что создаст основу для восстановления ценностей коллективизма, который начинается с человеческой доброты. Сейчас многие, в том числе и люди с самых высших трибун, говорят о патриотизме – утверждается, что он способен связать нас, россиян, в единое целое. Надо понимать, что патриотизм – это особенное социальное чувство, и главная опасность в том, что слишком многие хотят использовать его в своих целях. Неслучайно у англичан есть поговорка: «Патриотизм – последнее прибежище негодяя», они имеют в виду, что когда надо обмануть людей, то последнее средство – патриотизм. Вот и у нас с патриотизмом происходит что-то похожее. В России его почему-то узко понимают как военный патриотизм (какие-то игры в «Зарницу», чтобы привлечь молодых людей в армию) или как «квасной патриотизм» – у нас все самое лучшее: квас, матрешки и Хохлома. Еще одна большая ошибка – связывать патриотизм только с государством, а не обществом и культурой.

Вот таким образом патриотизм обесценивается, принимается людьми как очередной обман власти. В действительности начало патриотизма – это любовь к своей малой родине, своей семье и месту, где мы живем, где стоит наш дом. Патриотизм – это, как правило, взаимоотношения в семье, где все делается вместе, где «мы» значит больше, чем «я», где соблюдается уважение к старшим – отец, на которого нельзя поднять руку или оскорбить, мать, к которой испытывают любовь и уважение, где молодые садятся за обеденный стол только после старших, а женщины не начнут есть, пока не накормят всю семью. Эти простые семейные правила, которые могут нравиться или нет, должны соблюдаться, чтобы сохранялась семья.

Правила, которых придерживаются на протяжении долгого времени, превращаются в привычки – естественные нормы поведения. Поведение является частью культуры, оно развивает наше сознание и делает нашу любовь к родине естественной. Призывами «Давайте сейчас полюбим нашу Родину» ситуацию не изменить. В настоящее время понятие патриотизма немного размыто в общественном сознании. Почему? Потому что у нас нет больше той общей родины, какой был полис для древних греков, – там основанием патриотизма было всеобщее и полное единство взглядов, предполагалось, что «все, как один». Мы живем в сообществе совершенно другого типа – здесь все разные, у каждого свои интересы, люди просто не могут быть и не будут одинаковыми, теперь у каждого «своя родина», то есть свое ее понимание и отношение. И почему чье-то отношение и его любовь к родине лучше и полнее, чем твоя? Значит, соблюдая принцип соединения в одно целое разных по интересам и взглядам индивидов, мы должны предложить такое понимание патриотизма, которое может устроить всех.