Текст книги "Знак любви"

Глава 5

– Ночка, он опаздывает, – сказала Элис своей лошадке.

Она в беспокойстве вышагивала перед кобылой, обнюхивающей землю в поисках чего-нибудь съестного.

«Глупо так переживать из-за него, – говорила себе Элис. – Ведь Гиббон взрослый и сильный мужчина, к тому же опытный воин».

Гиббон Макноктон действительно умел охотиться и убивать гораздо лучше, чем те люди, которые сейчас охотились на них. Хотя Охотники теперь действовали куда осторожнее, им все равно не удавалось его перехитрить – по их с Гиббоном подсчетам, их осталось четверо.

И все же проклятые Охотники не сдавались, и этого Элис никак не могла понять. Ну какой смысл продолжать Охоту, если Гиббон сумел убить половину отряда и при этом ни разу не попался им на глаза? Даже она, женщина, смогла убить вооруженного мужчину голыми руками… Почему же они не хотят вернуться домой хотя бы для того, чтобы собрать побольше людей, прихватить еще оружия и продумать какой-нибудь новый план действий?

Элис еще могла понять, почему Каллум не желал сдаваться. Она прекрасно знала: этот человек считал своим долгом уничтожить тех, в ком видел свой смертный грех и бесчестье. Он предельно ясно дал ей это понять во время тех нескольких стычек, что случились у них после того, как он ее изнасиловал. Его она могла понять – но почему же остальные продолжали покорно идти за ним? Неужели они не замечали, как один за другим исчезали в ночной тьме их друзья? «Наверное, эти люди просто безумны, – подумала Элис. – Потому что только безумцы могут проявлять такое нелепое упрямство».

– Да-да, Ночка, Охотники явно лишились разума, если даже забыли об отдыхе, добровольно захотели расстаться с жизнью, – пробормотала Элис.

Лошадь лишь на мгновение удостоила ее взглядом, затем вновь принялась рыться мордой в сухой листве.

– И я начинаю думать, что Гиббон тоже сходит с ума, как и они. – Элис скрестила на груди руки и, нахмурившись, посмотрела в ту сторону, куда уехал Гиббон. – Ведь теперь мы с ним уже вполне могли бы справиться с врагами в открытом поединке. Так почему же Гиббон продолжает действовать в одиночку? А я скажу тебе, почему он так поступает. Он думает, что я не способна драться, хотя прекрасно знает, что я шесть лет выживала одна, без его помощи. Он, наверное, считает, что мне просто все время везло… или что те, кто за мной охотятся, – неуклюжие недоумки. Может, я и не принадлежу к тем могучим Чистокровным, но у меня тоже есть силы, и я умею сражаться. Научилась за шесть лет.

Элис посмотрела на небо и вполголоса выругалась. Гиббон сказал, что он вернется скоро и что у них будет время на то, чтобы найти укрытие до того, как солнце выглянет из-за горизонта. Если через несколько минут он не вернется, то получится, что он не сдержал слова. И тогда они едва ли найдут подходящее убежище. А если и найдут, то очень не скоро. А солнце… солнечный свет… Из-за него Гиббон потеряет все силы.

– Ночка, но как же так? Ведь Гиббон никогда не опаздывает. – Элис почувствовала, как по спине побежал холодок, не имевший никакого отношения к холодному предрассветному туману. – Правда, я знакома с ним не больше недели, но до сих пор он ни разу не нарушал слова. Он всегда приходил туда, куда обещал, и тогда, когда обещал. Он же знает, что надо найти убежище укрыться от солнца! Так почему же его до сих пор нет? А я сама… Вместо того чтобы его искать, я стою тут и беседую с лошадью. Нет, что-то тут не так, верно, Ночка?

Элис несколько раз порывалась громко закричать, позвать Гиббона по имени. Хотя он и не был Чистокровным, не мог переносить яркий солнечный свет и страдал от него куда сильнее, чем она, Элис. И он всегда чувствовал, когда солнце поднимается, а когда садится. К тому же Гиббон не из тех, кто бездумно рискует жизнью. И если он до сих пор не появился… Может, Гиббон оказался не таким быстрым и ловким, как прежде? Или может быть… Неужели он угодил в расставленную Охотниками ловушку?

При мысли об этом Элис в ужасе замерла. И ей показалось, что даже сердце ее перестало биться. Она не могла бы сказать, что обладала даром предвидения, хотя временами у нее бывали сны, в которых она видела грядущую опасность, и эти сны помогали ей уходить от опасностей. Но она точно знала, что чутье у нее очень острое, и это чутье сейчас подсказывало ей, что Гиббон в смертельной опасности. За годы, проведенные в постоянной борьбе за жизнь, Элис научилась прислушиваться к своим чувствам и ощущениям, и это не раз спасало ей жизнь. А теперь она была абсолютно уверена: предчувствие беды пришло к ней для того, чтобы она успела спасти Гиббона.

Взяв Ночку под уздцы, Элис отправилась по следу Гиббона. Он старался не оставлять следов, по которым Охотники могли бы его выследить, но у Элис после вина с кровью все чувства обострились, поэтому она без труда отыскивала следы своего спутника. Она знала, что Гиббон будет сердиться из-за того, что она последовала за ним, но сейчас ей не было до этого дела. Лучше уж выслушивать упреки от живого Гиббона, чем позже сожалеть о том, что не спасла его, хотя и могла спасти.

«А когда мы доберемся до убежища, то на сей раз я справлюсь со своими страхами», – мысленно пообещала себе Элис. К тому же страх этот уменьшался с каждым поцелуем Гиббона, с каждым его прикосновением. И ей давно пора забыть про Каллума, пора выбросить его из головы. Что же касается Гиббона… Теперь Элис наконец-то влекло к нему не из-за одной лишь похоти. И если бы не те муки, которые она когда-то вытерпела, то ей, наверное, было бы легче понять, что именно привлекало ее в Гиббоне. Но главное сейчас – спасти его. А потом она как следует все обдумает и разберется в своих чувствах. «И если Гиббон начал меня соблазнять, то, черт возьми, пусть уж он закончит то, что начал!» – подумала Элис.

Гиббон повторял каждое движение Охотника в ожидании, когда тот решится нанести удар. И чувствовалось, что убить этого человека будет непросто. Охотник наотрез отказался спастись бегством; более того, он заявил это с вызовом в голосе. Но почему же он отказался отступить? Неужели считал себя более искусным бойцом, чем его приятели, уже поплатившиеся за свою самонадеянность? Нет, едва ли. К тому же в маленьких темных глазках этого человека не было того религиозного огня и пыла, что в глазах других Охотников.

Приманка!

«Да-да, приманка!» – мысленно воскликнул Гиббон и выругался сквозь зубы. Он не хотел верить в то, что угодил в расставленную для него ловушку, хотя, судя по всему, именно так и было. А этот человек попался ему не случайно – просто его, Гиббона, заманили в ловушку. И если он сейчас не выберется из нее, то Элис останется одна. От этой мысли его пробрало холодом до самых костей.

«А ведь я даже не рассказал ей, как добраться до Камбруна», – промелькнуло у Гиббона. Увы, в своей самонадеянности он даже представить не мог, что проиграет в этой битве, что не сумеет доставить ее в Камбрун, и вот теперь…

«Тебе сейчас следует думать не об этом!» – одернул себя Гиббон. Да, страх за Элис не должен его отвлекать – иначе он действительно к ней не вернется и ничем не сможет ей помочь. Сейчас он должен думать только о себе, чтобы потом подумать об Элис. Ему нужно выбраться отсюда, и пока что удача на его стороне. Но почему он вдруг вспомнил об удаче?.. Неужели он уже не рассчитывал на свое боевое искусство? Что ж, если так, то плохи его дела…

Увы, он не ошибся. В следующее мгновение Гиббон почувствовал ужасный удар в затылок – кто-то подкрался к нему со спины, а он, задумавшись, не услышал врага. Гиббон попытался обернуться, но, не удержавшись на ногах, рухнул на колени. Тотчас же последовал еще один удар, и он, повалившись на землю, погрузился во тьму.

Последней его мыслью была мысль об Элис и о том, что он ее подвел.

Очнувшись, Гиббон инстинктивно подавил стон. Все тело его ныло и болело, а в голове гудело так, что казалось, глаза вот-вот вылезут из орбит. Какое-то время он пытался понять, что с ним произошло. Наконец вспомнил про ловушку и про удары по голове. Вероятно, удары были очень сильные, потому что голова до сих пор ужасно болела.

Гиббон попытался поднять руку, чтобы ощупать голову, но из этого ничего не получилось – он был связан. Открыв наконец глаза, Гиббон осмотрелся и понял, что лежит на небольшой поляне недалеко от того самого места, где он накануне повстречал Охотника. Руки и ноги его были привязаны к толстым стволам. Он снова попытался шевельнуть рукой и убедился в том, что веревки крепкие, а узлы тугие.

Уже рассветало, и Гиббон чувствовал, что теряет остатки сил – лучи восходящего солнца резали глаза, а головная боль с каждым мгновением усиливалась. Внезапно он заметил четверых Охотников, медленно приближавшихся К нему и внимательно за ним наблюдавших. Если бы он был полон сил, ему; возможно, удалось бы высвободиться из пут и наброситься на этих мерзавцев еще до того, как они сообразили бы, что его больше ничего не удерживает. Но сейчас он даже думать не мог о том, чтобы на кого-то набрасываться.

Наконец один из Охотников – Гиббон уже знал, что его звали Каллум – остановился в нескольких шагах и пристально посмотрел на него своими холодными серыми глазами. Остальные трое остановились в некотором отдалении, очевидно, опасались приближаться к пленнику. Но Гиббон их уже не замечал, теперь он смотрел только на стоявшего перед ним Каллума. Он чувствовал, что с радостью бы убил того, кто надругался над Элис. Тот хищный зверь, что жил в каждом Макноктоне, жаждал крови врага, однако слабость не позволяла ему разорвать путы и вонзить клыки в горло Каллума, и собственная беспомощность ужасно бесила его и приводила в отчаяние.

«Но я не стал бы сразу пить всю его кровь, – думал Гиббон, – нет, я выпил бы ровно столько, сколько мне сейчас требуется. И этот человек убедился бы в том, что мы, Макноктоны, и впрямь беспощадные хищники». И конечно же, он заставил бы этого человека испугаться перед смертью за свою душу, за душу, которая проклята уже хотя бы потому, что он надругался над Элис, потому что он собирался убить ее и даже своего сына. Впрочем, такие, как Каллум, не понимают, что творят, не понимают, что совершают преступления…

– Говорят, солнце убивает таких демонов, как ты, – послышался голос Каллума.

Причем голос у него оказался необычно низкий и хриплый. «Почему же я не заметил этой особенности в ту ночь, когда мы с кузенами нашли Элис?» – удивился Гиббон. С каждым мгновением он все хуже видел – все расплывалось у него перед глазами. Но он по-прежнему смотрел на стоявшего перед ним человека и в какой-то момент вдруг понял, почему у него был такой необычный голос. На горле Каллума красовался ужасный шрам, отметина после рваной раны – такую мог оставить хищный зверь… или один из Макноктонов. Да, теперь все ясно. Элис едва не убила его, когда зубами или ногтями пыталась разорвать ему горло. «Что ж, ничего удивительного, – сказал себе Гиббон. – Ведь моя Элис – необычайно смелая и решительная женщина».

«Его Элис? А почему бы и нет? Ведь Элис действительно его женщина. Как странно, что он понял это только сейчас, не в самое подходящее время для подобных открытий. Впрочем, сейчас не время разбираться в своих чувствах и думать о том, какие именно чувства он испытывает к этой женщине. Такие размышления только усилят боль. К тому же у него не так уж много шансов снова встретиться с ней когда-нибудь… И если она не сумеет найти дорогу в Камбрун…

– Что же ты молчишь? – снова послышался голос Каллума. – Я спросил тебя про солнце. Оно ведь убивает таких, как ты, верно?

– О нас говорят много глупостей, – ответил Гиббон с холодным презрением. – И тот, кто верит в эти глупости, должен понять, – у него не все в порядке с мозгами.

В тот же миг Каллум шагнул к нему и, с силой пнув его в бок, проворчал:

– Посмотрим, как ты заговоришь, когда солнце начнет припекать тебе голову.

– Солнечные деньки – редкость в этих местах. – Гиббон заставил себя усмехнуться. – Надо успеть насладиться.

К ним осторожно приблизился низенький коренастый Охотник. Взглянув на Каллума, он пробормотал:

– А может, эти разговоры о том, что солнце их убивает, – просто выдумки? И разве мы не должны были поймать одного из этих демонов живым?

– Мы его и поймали, Дункан, – ответил Каллум.

– Да, конечно. Но мы должны поймать его, а затем отвезти к вождю, чтобы он мог поговорить с ним. Вождь очень хотел посмотреть на одного из этих демонов и поговорить с ним. Пусть он допросит этого зверя, ладно?

– Этот зверь убил четырех наших. И мы получим ответы на кое-какие вопросы, если посмотрим, что происходит с этими демонами при свете дня, верно?

Дункан поскреб свой безвольный подбородок.

– Думаю, вождь хотел бы сам его допросить.

Каллум поморщился и пробурчал в ответ:

– Тогда пусть сам и ловит этих треклятых демонов. Пусть допрашивает тех, которых поймает. А этот демон – наш. Тут поблизости есть еще один той же породы. Возможно, нам следует отвести девчонку к вождю. Да, это отличная мысль. Наверное, вождь захочет узнать, что представляют собой самки демонов.

По спине Гиббона пробежал холодок. Он не мог не думать о том, что случилось с его кузенами Хемингом и Тирлахом, когда их захватили в плен Охотники. Их рассказы о том, что было с ними в плену, возмутили каждого из Макноктонов и вызвали в каждом из них страх, тот самый, что холодными мурашками пробежал сейчас у него по спине. Мысль о том, что Элис предстоит пережить такие муки, заставляла его сердце сжиматься от страха за нее, но страха своего Гиббон не показал ни Каллуму, ни его приспешникам. Этот страх не только доставит им удовольствие, но и навлечет беду на Элис, лишенную его защиты. Ему стало немного легче, когда он напомнил себе: Элис шесть лет избегала пленения, спасая не только свою жизнь, но и жизнь детей.

– Вы пытались поймать эту женщину шесть лет, – сказал Гиббон. – И у вас ничего не вышло. Почему же вы уверены, что сейчас у вас получится?

В ответ на эти слова Гиббон получил еще один пинок в бок, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы не поморщиться от боли, ибо он отчетливо слышал, как хрустнуло от удара ребро.

– Уверены, потому что ты нам расскажешь, где найти эту суку.

– О нет, ошибаешься. Она была не слишком довольна приемом, который вы оказали ей, когда она была у вас в гостях.

– Она и ее мерзкое отродье должны умереть, – заявил Каллум. – Их поймают и доставят к нашему вождю.

– Какому именно вождю ты собираешься отдать своего сына?

– Это чудовище не мой сын! И я не настолько глуп, чтобы называть тебе имя нашего вождя. А ты должен сейчас понять вот что… Когда будешь умирать, ты будешь знать, что твоя женщина и ее гнусный ублюдок в наших руках. И я думаю, ты можешь догадаться, как она будет наслаждаться гостеприимством нашего вождя.

Сказав это, Каллум резко развернулся и направился к костру, горевшему посередине поляны. Остальные трое молча последовали за ним. Гиббона очень тревожила та уверенность, с какой говорил Каллум о поимке Элис. Ведь Охотники шесть лет безуспешно гонялись за ней по всей Шотландии. Почему же теперь они так уверены в том, что смогут поймать ее в ближайшее время? Гиббон раз за разом задавал себе вопрос, однако не находил на него ответа.

И тут в голову ему пришла ужасная мысль: «Как же я раньше не понял?! – мысленно воскликнул Гиббон. – Ведь я теперь приманка для Элис!» Да, теперь они использовали его точно так же, как использовали одинокого Охотника, когда заманивали его в ловушку. А Элис, если отправится ему на выручку, тоже окажется в плену. И если она действительно угодит в лапы Каллума… О, это гораздо хуже, чем остаться в одиночестве, потому что тогда у нее уже не будет надежды на спасение. И все из-за него, из-за Гиббона, из-за его легкомыслия…

Как ни старался Гиббон отогнать жуткие образы, что услужливо подсовывало ему воображение, в памяти то и дело всплывали рассказы братьев о зверствах Чужаков, об издевательствах над плененными Макноктонами. Только на этот раз видел он не Тирлаха и Хеминга, а Элис в цепях. Видел ее нежную кожу, изуродованную шрамами и синяками после бесконечных побоев.

Но хуже всего, если те Чужаки, которые держали в плену его кузенов, успели до своей смерти сообщить об открытиях, касавшихся чудодейственного влияния крови Макноктонов на смертных. И если тому вождю, которому Каллум обязался доставить живых Макноктонов, известно о целительной силе крови Макноктонов, тогда Элис грозит жуткая участь. Тогда ей суждено провести в цепях долгие годы, пока кровь ее будет подпитывать своей силой этих чудовищ. Но даже если эти люди не знают о чудодейственной силе ее крови, то все равно они превратят жизнь Элис в ад. Они будут пытать ее, чтобы разузнать о Макноктонах как можно больше. И очень может быть, что они все-таки узнают то, что сами Макноктоны узнали лишь совсем недавно, узнают о том, что кровь Макноктонов, выпитая Чужаком, даст ему сил и прибавит многие годы жизни. Правда, вождь Кэтал надеялся, что тайна эта похоронена вместе с теми, кто когда-то пленил Хеминга и Тирлаха, но теперь…

При мысли о том, что Элис превратят в источник крови и в этом качестве будут использовать многие годы, Гиббон едва не взревел от гнева и боли. Впервые за долгое время ему захотелось молиться. Он молился о том, чтобы свершилось чудо, чтобы у него вдруг появились силы, и он смог разорвать свои путы и уничтожить тех, кто захватил его в плен, тех, кто собирался терзать женщину и ребенка долгие-долгие годы… И он молился о том, чтобы у Элис хватило ума держаться от него как можно дальше.

Глава 6

Обливаясь потом, Элис шаг за шагом приближалась к Гиббону. Увидев его связанным, она с трудом подавила желание ворваться в лагерь Охотников и расквитаться с теми, кто его захватил. Элис тотчас сообразила: поступить так было бы непростительной глупостью.

Все еще дрожа от гнева – ах, с каким бы наслаждением она убила тех, кто так долго за ней охотился, тех, кто оставил Гиббона лежать на солнце, – Элис достала из седельной сумки лук и стрелы. Перед тем, как отправиться в леса, она успела захватить из дома совсем немного вещей, в том числе оружие. Ее отец сделал лук специально для нее, под ее маленькие руки, и он же научил дочь охотиться. Элис не умела делать новые стрелы и поэтому к каждой из своих стрел относилась как к величайшему сокровищу, но сейчас она была готова расстаться с несколькими из них – только бы они помогли ей освободиться от Охотников и спасти спутника.

То и дело озираясь, Элис подбиралась к Гиббону, одновременно обдумывая план действий. Она знала, что сможет свалить стрелой одного, возможно, двоих Охотников. Но что делать потом, когда они обнаружат ее и набросятся на нее? В конце концов она решила: главное – освободить Гиббона. А после этого оставалось лишь надеяться на то, что страх перед ее стрелами сдержит Охотников. И конечно же, она постарается задержать их, пока Гиббон, освободившийся от пут, не скроется в чаще.

«Если у него на это останутся силы», – подумала Элис, взглянув на солнце. Солнечные лучи уже пробивались сквозь кроны деревьев, и она прекрасно знала: каждый из этих лучей лишает Гиббона сил, убивает его. Кроме того, вся одежда его была в крови, и было очевидно, что и раны отнимали у него силы. Элис переносила солнце гораздо лучше, чем Гиббон, но даже она чувствовала, что с каждым мгновением слабеет. Значит, следовало как можно быстрее доставить его в укрытие. Но как туда добраться? Совершенно ясно, что она не сможет тащить его на себе слишком долго, если он потеряет сознание. Поэтому она должна во что бы то ни стало забрать свою лошадь, иначе им не спастись.

Холодея от страха, Элис преодолела последние дюймы, отделявшие ее от стволов, к которым был привязан Гиббон. Перерезая кинжалом толстую веревку, она не сводила глаз с Охотников. Сердце ее замирало при каждом шорохе, но все же она не медлила. Элис знала: даже если она освободит всего лишь одну руку Гиббона до того, как ее обнаружат, он получит шанс на спасение. Она наверняка успеет сунуть ему в ладонь кинжал, а сама задержит врагов, пока он сам не перережет удерживающие его путы.

– Солнце сейчас светит прямо на него, Каллум, но он, похоже, никакой боли не чувствует, – пробурчал один из Охотников, высокий и худощавый парень с оспинами на лице. – А ты ведь, кажется, говорил, что они сгорают на солнце.

– Скоро все узнаем, – ответил Каллум.

Элис вздрогнула, услышав этот голос, но тут же взяла себя в руки. «А ведь это из-за меня он лишился своего некогда благозвучного голоса», – подумала она с улыбкой. Вспомнив о том, как ей удалось ускользнуть от этого негодяя, Элис приободрилась.

Перерезав наконец веревку, она вздохнула с облегчением. И тут же снова взглянула на мужчин, сидевших чуть поодаль у костра. Они по-прежнему не замечали ее, и Элис начала осторожно подбираться к дереву, к которому была привязана другая рука пленника.

Гиббон посмотрел на Охотников в тот самый момент, когда заговорил самый юный из них. Слова юнца подтвердили его догадки: среди Чужаков давно уже ходили слухи о том, что Макноктоны вспыхивают от солнечных лучей. Слухи, конечно, были преувеличены, но тем не менее эти люди откуда-то знали, что дневной свет весьма опасен для тех, на кого они вели Охоту. Но если Охотники об этом знали, то почему же тогда они гонялись за Макноктонами по ночам? Может, считали, что им проще выслеживать врагов среди ночи, чем искать их возможные убежища? Впрочем, Гиббон подозревал, что Охотники всего лишь следовали давним правилам ведения войны. Ведь всегда считалось, что ночное нападение дает преимущество атакующему. Что ж, если так, то пусть и в дальнейшем следуют этим правилам. Потому что, если они вдруг нападут на Макноктонов средь бела дня, его клану едва ли удастся отразить нападение с такой же легкостью, как ночью.

Тут Гиббон вдруг почувствовал осторожное подергивание за веревку, удерживавшую его левую руку. Что это?.. Может, какой-нибудь лесной житель пробует веревку на вкус или же собирается воспользоваться ею для строительства своего гнезда? Но если так, то это дает шанс на спасение…

Но уже в следующее мгновение Гиббон уловил знакомый запах – о, слишком хорошо знакомый! Элис находилась близко – совсем близко – в этом не могло быть ни малейших сомнений. Значит, она все-таки пришла… Ох, зачем она это сделала?!

Гиббон с трудом удержался от крика – ему хотелось громко прокричать: «Элис, беги!» Полные сил, они с ней легко могли бы справиться с четырьмя Чужаками, но сейчас ни у него, ни у нее таких сил не было. Он страдал от ран и от солнца, а Элис еще не восстановила силы после всех испытаний, что выпали на ее долю. К тому же она избегала пить живую кровь, и это затягивало ее выздоровление. А если ее сейчас захватят в плен… О, даже думать об этом было невыносимо.

Гиббон внезапно перестал ощущать натяжение веревок, но по-прежнему лежал неподвижно. Элис была совсем рядом, и он весь превратился в слух. Он не видел ее, однако прекрасно слышал, как она скользит от ствола к стволу. К счастью, Охотники ее не замечали, но Гиббон решил, что надо на всякий случай как-то их отвлечь. Заставив себя рассмеяться, он проговорил:

– Вы думали, что я вспыхну как сухая солома от искры?

– Плохо, что этого не случилось, – отозвался Каллум. – Но солнце все равно тебя убьет рано или поздно. Хотя, конечно же, ты можешь спасти свою жизнь, если скажешь нам то, что мы хотим узнать. Где Элис и ее ребенок?

«Элис уже так близко, что может до тебя доплюнуть», – с мрачным удовлетворением подумал Гиббон.

– Э… нет, приятель. – Он снова рассмеялся. – Я не стану вам помогать. Я слишком хорошо представляю все те пытки, через которые хочет провести ее ваш вождь. Ее и твоего сына.

– Этот щенок не мой сын! – взревел Каллум, злобно уставившись на пленника. – Она пытается обвинить меня в том, что я обрюхатил ее! Но это гнусная ложь! Это дьявольское отродье не из моего семени!

Тут Гиббон почувствовал, что его руки уже совсем ничего не сдерживает. А в следующее мгновение в ладонь ему легла рукоять кинжала. Никогда еще Гиббон не испытывал такого сильного искушения, но все же ему удалось сдержаться, и он не стал бросаться на Каллума с кинжалом. Он даже подавил в себе желание пошевелиться. И он прекрасно понимал: если Элис дала ему оружие, значит, она не собиралась перерезать веревки, что удерживали его ноги. Следовательно, она задумала другое… Но что именно? Ответ мог быть только один: Элис хотела задержать Охотников, чтобы он успел окончательно освободиться от пут.

«Только бы с ней ничего не случилось, – думал Гиббон. – Я не должен допустить, чтобы она обменяла свою свободу на мое освобождение».

– Нет, это было твое семя, грязный ублюдок! – прокричала Элис, вскочив на ноги; в руках она держала лук, и стрела была нацелена прямо в сердце Каллума.

Элис ужасно хотелось пустить свою стрелу в полет, но она сдерживалась – ведь Гиббон еще не успел перерезать веревки на лодыжках. Прошло еще несколько мгновений, и он, вскочив на ноги, встал рядом с ней. Один из Охотников вытащил меч и шагнул к ним, но стрела тотчас же вонзилась ему в ногу, и он со стоном повалился на землю.

Гиббон взглянул на Элис и увидел, что она успела вытащить еще одну стрелу.

– Ты на удивление ловко справляешься, малышка, – пробормотал он с искренним удивлением.

– Да, наверное… Но что же теперь?..

– Ты хочешь сказать, что не продумала дальнейшие действия?

Она тихо вздохнула:

– Да, похоже на то. У меня не было времени на раздумья.

Гиббон наклонился, чтобы поднять свой меч, лежавший в нескольких шагах от того места, где его привязали. Осмотревшись, он тотчас убедился: его конь стоял стреноженный неподалеку, а седло все еще было на нем. Гиббон негромко присвистнул, и Храбрец, с легкостью отвязавшись, ринулся к хозяину. В тот же миг другой Охотник бросился к коню, пытаясь его задержать, но Элис, спустив тетиву лука, ранила Охотника в плечо, и тот, громко застонав от боли, забыл обо всем на свете.

«А она очень неплохо стреляет», – подумал Гиббон с радостным удивлением.

Шагнув к Элис, он тихо сказал:

– Опусти лук, малышка. Достаточно стрелять. Где твоя лошадь?

– Ночка здесь, неподалеку. – Элис осмотрелась. – Она вон там, на той стороне поляны.

– Тогда забирайся на Храбреца. А твою кобылу поймаем, когда будем проезжать мимо.

Ей понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы вскочить в седло, и за эти мгновения Каллум ничего не успел предпринять. А Элис вновь нацелила на него стрелу в ожидании, когда Гиббон заберется на коня позади нее. Конь же вдруг заржал и захрапел, но Гиббон тотчас же его успокоил, а затем ударом меча разрубил веревки, которыми были привязаны к деревьям кони Охотников. Животные в тот же миг разбежались в испуге, а Гиббон развернул Храбреца и, ударив коня пятками по бокам, пустил его быстрой рысью. Элис тут же сунула стрелу в чехол и, закинув лук за плечо, крепче вцепилась в гриву коня.

Вскоре они поравнялись с Ночкой, и Элис с необыкновенной ловкостью перескочила с Храбреца на свою кобылу. Теперь они могли скакать быстрее, и у них появился шанс благополучно добраться до убежища и скрыться от врагов. «Только бы успеть до того, как солнце поднимется совсем высоко», – думала Элис. Ей не хотелось даже думать о том, что солнце сделает с Гиббоном.

Но он, казалось, забыл и о солнце, и о своих ранах. Они мчались по лесу на бешеной скорости, и Элис с трудом поспевала за ним. Ей приходилось то и дело смотреть на тропинку и пригибаться под встречными ветками. «Только бы кобыла не споткнулась», – мысленно твердила она.

Довольно долго они ехали молча, а потом ей вдруг захотелось спросить: не считает ли Гиббон, что они уже оторвались от преследователей и что опасность им уже не угрожает? Ведь если им действительно ничего не угрожало, то, может быть, больше не следовало так торопиться?.. Она уже собралась спросить об этом, но, посмотрев на Гиббона, прикусила язык. Он был бледен как смерть и, судя по всему, едва держался в седле.

Перехватив ее взгляд, Гиббон встряхнулся и выпрямился, но Элис почти не сомневалась: через несколько мгновений он совсем лишится сил и рухнет на землю.

– Стой, – сказала она. – Остановись немедленно, Гиббон Макноктон.

Гиббон натянул поводья и вопросительно посмотрел на нее. Было очевидно, что он держался из последних сил.

– Элис, но зачем?..

– Потому что ты вот-вот упадешь. Солнце лишило тебя сил.

Она спешилась и подошла к нему.

– Нет, ничего страшного… Уже совсем близко. Убежище близко. Мы доберемся до него, если проедем… еще немного.

Элис вырвала из его рук поводья и решительно заявила:

– Ты и до ближайшего дерева не доедешь.

– Да, похоже на то, – ответил он со вздохом.

Гиббон потянулся за поводьями, но, не удержавшись, привалился грудью к шее коня. Он говорил себе, что ему лишь надо немного передохнуть, однако прекрасно понимал, что обманывает себя. Было совершенно ясно, что он уже не сможет выпрямиться и ехать дальше. Да, не сможет, хотя и должен был во что бы то ни стало довезти Элис до безопасного места.

– Что ты… делаешь? – пробормотал Гиббон, почувствовав, что спутница чем-то его укрывает.

– Привязываю тебя к седлу и укрываю одеялами, – ответила Элис, связывая узлом концы одеяла. – И не спорь со мной, понятно? Ты вот-вот упадешь с коня, и я не смогу поднять тебя, если это случится. Не смогу, потому что скоро буду чувствовать то же, что чувствуешь ты, если мы не уберемся подальше от этого ужасного солнца. Ах, почему это проклятое солнце именно сегодня вздумало светить так ярко?

Гиббон не нашел в себе сил даже на вздох облегчения, когда Элис закончила его укутывать, защищая одеялами от солнца. Он старался воспользоваться передышкой, чтобы собраться с силами, насколько это было возможно. К счастью, Элис не спрашивала, в какую сторону им следовало ехать. «Наверное, и так знает», – подумал Гиббон со вздохом облегчения.

Прошло еще какое-то время, и Элис тоже начала испытывать пагубное воздействие солнца. Однако ей повезло – вскоре она нашла укрытие; правда, это была не пещера, куда она направлялась, а заброшенный каменный сарай – из тех, что, как считалось, строили когда-то древние обитатели этих мест. К счастью, сарай был совершенно незаметен между деревьями – настолько неприметен, что она едва не проехала мимо.

Ей удалось ненадолго привести Гиббона в чувство, так что он, спешившись, сумел сам войти в сарай. Но, едва переступив порог, он рухнул на пол, лишившись последних сил. Элис тотчас же оттащила его в самый темный угол, затем сняла с лошадей седла, а самих животных привязала неподалеку, под сенью деревьев с раскидистыми кронами.