Текст книги "Непобежденная"

– Но здесь много рыцарей, Унвин.

– У них уже есть оруженосцы, а ни у вас, ни у ваших людей, как мне сказали, их нет, только один слуга по имени Иво. Пожалуйста, сэр, мне ничего не нужно: родные хорошо позаботились о моем снаряжении. Просто позвольте вам служить – не пожалеете. – Он умоляюще посмотрел на Дрого.

– Ты ни разу не был в сражении, верно?

– Ни разу, – вздохнул Унвин, – но меня всему обучили: сами увидите. Я умею драться на мечах.

– Не сомневаюсь. Если твоя семья потратила столько денег на то, чтобы отправить тебя в поход с войском Вильгельма, ты обязательно должен драться, – решительно произнес Дрого, проигнорировав удивленный взгляд Танкреда. – Однако ты обратился не по адресу: мы не имеем оруженосцев потому, что у нас нет земель, нет титулов и нет звонкой монеты. Мы всего лишь бедные рыцари, и если что и сможем получить, так только на службе у Вильгельма: может он не оставит нас своими милостями.

– Вот и я надеюсь на то же.

– Тогда присоединяйся – и в путь!

Юноша широко улыбнулся, и Дрого не смог сдержать ответной улыбки. Когда-то и он был таким же юным, рвался в бой и мечтал о ратной славе, но все это довольно быстро, после нескольких сражений, в которых получил серьезные раны, прошло. Если переживет первые схватки, этот паренек тоже начнет воспринимать каждый бой как тяжелую и страшную работу…

Вскоре их маленький отряд оставил Пивинси позади. Поднявшись на холм, Дрого обернулся и окинул взглядом панораму города. Улицы кишели солдатами: не очень-то довольные первой добычей, они жаждали новых трофеев. Несмотря на зловещие предзнаменования, их рвение ничуть не уменьшилось: казалось, их не испугал ни огонь в небе, пролетевший к Восточному проливу, ни то, что Вильгельм упал, когда сходил с корабля на берег. Дрого надеялся, что за бравадой солдат действительно стоит решимость идти в бой. Ему сейчас совсем не хотелось думать о том, что и он, и они прибыли на землю Англии, чтобы погибнуть.

Глава 3

Ида вздрогнула, очнувшись ото сна, и тут же выругала себя. Преспокойно заснуть под носом у врага! Да она просто потеряла рассудок! Нельзя же быть столь беспечной!

Девушка тихонько приподняла голову и, вытянув шею, выглянула в просвет между густыми ветвями. О боже! Они совсем близко! Всадников из-за холма видно еще не было, но земля уже чуть заметно дрожала под копытами их могучих коней. Ида опять припала к земле, сжав ладонями длинные морды собак, распластавшихся рядом.

Норманны не заставили себя долго ждать: поднявшись на холм, проехали так близко к зарослям, где пряталась Ида, что был отчетливо слышен их разговор.

Вспомнив уроки матери-норманнки, которая пыталась научить детей своему родному языку, Ида горько пожалела, что никогда не была особенно прилежной ученицей. Ведетта никогда не рассказывала им о норманнских воинах, и девушка даже не представляла себе, как они выглядят.

Солдаты вдруг остановились. Очевидно, поджидают остальных, подумала Ида и осторожно приподнялась, чтобы внимательнее рассмотреть иноземцев.

Воинские доспехи норманнов впечатляли: кольчуги, железные шлемы, на лицах – железные полосы, закрывавшие нос. Их было четверо, и выглядели все весьма внушительно – могучие, вооруженные мечами гиганты на сильных лошадях. Если все войско Вильгельма состоит из таких воинов, то Гарольду придется несладко.

– Куда подевались их женщины? – недовольно пробурчал Танкред.

– Мы ищем провиант, дружище, – напомнил Дрого, с трудом удерживая почему-то забеспокоившуюся лошадь.

– Не хлебом единым, знаешь ли…

– Вот доживешь до моего возраста, будешь думать только о том, как набить брюхо, – произнес Серл. – От недостатка баб еще никто не умер.

– Значит, я буду первым! – с чувством заявил Танкред. – Желудок мой полон, а вот другая часть тела изголодалась.

– Удивляюсь, как ты еще в седле держишься!

Норманны дружно захохотали, а Ида презрительно скривилась. Грязные животные! У них только две забавы – убивать мужчин и охотиться за женщинами.

– Что-то твоя лошадь неспокойно себя ведет, – заметил Танкред, когда Дрого уже в который раз пришлось натянуть поводья, чтобы вернуть животное на тропинку.

– Да я и сам не пойму. Одно из двух: либо еще не пришла в себя после дороги, либо где-то неподалеку собака.

Ида замерла и крепче прижала собак к земле, с удивлением обнаружив, что при звуках этого бархатного мелодичного голоса по ее телу словно пробегает теплая волна. Интересно, как выглядит его обладатель? Когда норманны наконец двинулись дальше, Ида облегченно вздохнула, но радость ее была недолгой: девушка увидела, что всадники свернули с тропинки и двинулись по направлению к хижине старой Эдит.

Несколько мгновений Ида пыталась справиться с охватившими ее опасениями. Естественно, для норманнов Эдит не представляет угрозы, да и вожделение вряд ли вызовет – слишком стара, так что они не причинят ей вред. Однако Ида была слишком привязана к старухе, чтобы прислушиваться к доводам рассудка, поэтому выскользнула из своего убежища и, шепотом приказав собакам молчать, крадучись двинулась за всадниками. Норманны ехали не торопясь, и она без труда за ними поспевала. Гораздо сложнее оказалось не упускать воинов из виду, оставаясь в то же время незаметной для них. Ее чуть не обнаружили: один из всадников неожиданно обернулся, и девушка еле успела пригнуть голову, – но то ли ему солнце слепило глаза, то ли не заметил ее на фоне деревьев, но, обернувшись, он продолжил путь.

– Что-нибудь не так? – спросил Дрого Танкреда, когда тот в очередной раз посмотрел назад.

– Да нет, но у меня такое ощущение, что за нами кто-то наблюдает. Должно быть, это Серл внушил мне, что кругом враги.

Серл тут же возразил, и между ним и Танкредом завязалась шутливая перепалка. В отличие от них Дрого не склонен был относиться к опасениям друга столь же легкомысленно, тем более что лошадь никак не успокаивалась, то и дело оглядывалась, пугливо кося блестящим глазом. Тщательно оглядев прилегающие к тропинке кусты, Дрого двинулся вперед, убеждая себя, что воину не к лицу бояться тени, и все же невольно прислушиваясь к каждому шороху.

Через несколько минут всадники оказались на большой поляне и увидели ветхую лачугу, но не успели подъехать ближе, как на пороге показалась сгорбленная старуха и, потрясая в воздухе мечом или чем-то вроде того, бросилась на норманнов. Дрого не успел и слова произнести, как его лошадь шарахнулась в сторону и сшибла старуху. Все произошло так внезапно, что он не успел даже поводья натянуть, как женщина неподвижно распростерлась на траве… Остановив лошадей, норманны быстро спешились и обступили ее. Кожа на голове старухи была рассечена, из раны сочилась кровь, руки застыли в неестественной позе.

– Не-ет! – закричала Ида, выскочив из кустов, в которых пряталась. – Нет…

Норманны мгновенно обнажили мечи, но тут же опустили – перед ними была всего лишь маленькая хрупкая девушка. Собаки с лаем набросились на лошадей, те шарахнулись в сторону, и воины поспешили схватить их под уздцы.

Ида с рыданиями склонилась над неподвижным телом старухи.

Несмотря на то что лицо девушки исказилось от горя, Дрого был поражен его красотой. На плечи ей блестящими волнами ниспадали великолепные льняные волосы, полная упругая грудь вздрагивала от рыданий, и воин невольно подумал о том, как давно у него не было женщины. Язык, на котором она причитала над старухой, показался ему грубоватым, зато голос, низкий, бархатный, невероятно возбуждал. Слезинки на ее нежной щеке переливались на солнце, и Дрого вдруг нестерпимо захотелось их слизнуть.

– О, Эдит, почему ты порой ведешь себя так безрассудно?

Ида, задыхаясь от горя, попыталась было поднять старую женщину, но остановилась, испугавшись, что может причинить ей боль.

– Я пыталась изменить судьбу, – еле слышно медленно проговорила старуха. – Нет, это ложь: просто я сделала то, что было угодно судьбе, – так будет вернее. Я знала, что сегодня умру. Возьми меня за руку, дитя мое.

– Тебе же будет больно.

– Я ничего не чувствую. Это так странно – дыхание смерти унесло все ощущения из моего тела.

Ида осторожно коснулась пальцев старой Эдит, и та улыбнулась.

– А теперь слушай меня внимательно, девочка. У меня нет времени на подробные объяснения.

– Не нужно тратить силы на лишние разговоры.

– В могиле они мне не понадобятся. Знай, Ида из Пивинси: тот человек, о котором я тебе говорила, здесь – стоит рядом и смотрит на тебя.

– Как! Так это тот, кто тебя убил? – в ужасе воскликнула Ида, на секунду повернув голову.

– Он был всего лишь орудием в руках Божьих. Я сама выбежала навстречу его лошади. – Эдит негромко рассмеялась, но смех ее быстро перешел в кашель. – Не проклинай его за это, моя девочка. Он не убийца. Я видела ужас на его лице, когда меня сшибла лошадь. Это твой суженый, но и не будь с ним слишком уступчивой. Впрочем, моей девочке об этом говорить не надо: у нее есть и воля, и разум, – а это куда больше, чем мужчина хочет видеть в женщине.

– Эдит, я не могу.

– Можешь. Тебе еще многое предстоит преодолеть, но ты уже знаешь Божью волю. Запомни, мои слова. И еще: в шкафу, в большом ящике, найдешь шкатулку. Возьми ее, и ты многое узнаешь. Когда-то у меня была другая жизнь, был муж, ребенок…

– Где же они? – удивилась Ида, решив, что у старой Эдит уже начинают путаться мысли.

– Совсем близко. Когда я уже почти оставила всякую надежду стать матерью, Бог даровал мне не только это счастье, но и способность угадывать грядущее. Мало кто способен жить с этим. А потом я потеряла все, да и жизни едва не лишилась… Возьми шкатулку, девочка, и прочитай пергамент, что в ней лежит. Прими и другой мой дар, хотя потом, может, проклянешь меня за него…

Ида хотела спросить, что она имеет в виду, но Эдит вдруг схватила ее за руку с такой силой, что девушка охнула. Глаза старухи стали огромными, их бездонная глубина так и тянула к себе словно омут. Девушку охватил суеверный ужас, она попыталась отстраниться, но цепкие пальцы сжали ее руку как тиски.

– Прежде чем принять решение, всегда сначала думай, Ида, – хрипло проговорила Эдит. – Но главное – спрашивай у своего сердца, хочет ли оно этого. Ну и вспоминай время от времени старуху, которая тебя любила.

– Я никогда не смогу тебя забыть, – прошептала Ида: слезы душили ее – и нагнулась поцеловать Эдит, но в этот момент скрюченные пальцы безвольно разжались – жизнь покинула изможденное тело.

Руки ее не слушались, когда Ида закрывала глаза своей наставнице. Она вдруг почувствовала невыразимую горечь утраты и острое одиночество. Всего за каких-нибудь несколько часов у нее не осталось ничего: ни родного дома, ни семьи, ни близкой подруги. Не с кем поговорить, некуда приклонить голову, не у кого попросить совета. Ида поднялась, но ослабевшие ноги не слушались, и она пошатнулась, готовая упасть.

Норманн, стоявший рядом, успел поддержать ее, проворно ухватив за руки. Совсем близко Ида увидела большие карие глаза, секунду словно завороженная смотрела в них, а в следующее мгновение переполнявшие ее горе и гнев выплеснулись наружу. Извернувшись, она накинулась на норманна и принялась изо всех сил молотить его кулаками в грудь, извергая ругательства.

Даже в гневе она хороша, подумал Дрого, пытаясь удержать ее за руки: бездонные синие глаза, пухлые розовые губы, великолепная кожа… Он отвлекся и девушка тут же этим воспользовалась: рванула так, что сшибла Дрого с ног, и оба повалились на траву. Шлем Дрого откатился далеко в сторону, но тот даже не стал его искать: не до этого – надо попытаться обуздать эту буйную незнакомку. Только не тут-то было: не успел ошеломленный воин опомниться, как она схватила его за кольчужную сетку и начала бить головой о землю. К счастью, продолжалось это недолго – один из товарищей обхватил девушку сзади и, грубо оторвав от поверженного Дрого, поднял в воздух, так что ноги беспомощно повисли над землей.

– Отзови собак, – раздалось у нее над ухом. – У них острые зубы, но наши кольчуги им все же не прогрызть.

Тут только Ида заметила, что ее псы, которые вовсе не были бойцовыми, ощерившись и грозно рыча, наступают на норманнов.

Ида решила скрыть, что понимает французский язык, поэтому недоуменно взглянула сначала на того, кто ее держал, затем на собак и, сделав вид, что поняла причину его недовольства исключительно по тону голоса и выражению лица, крикнула:

– Лайгульф! Ордуэй! Ко мне!

Услышав голос хозяйки, псы притихли и завиляли хвостами, а Ида проговорила:

– Хорошие собачки, хорошие. Успокойтесь, никто вас не обидит.

Собаки тут же уселись рядом, вывесив языки. Поскольку псы присмирели, а строптивая девица перестала вырываться, норманн поставил ее на землю. Вспышка ярости словно обессилила Иду, девушка чувствовала усталость и опустошенность, и меньше всего на свете ей сейчас хотелось видеть человека, которому, по словам старой Эдит, она была предназначена судьбой. Она молча подняла тело новопреставившейся, и ее поразило, каким легким, почти невесомым оно стало. Уже в доме, положив его на скамью, Ида приступила к приготовлению к похоронам.

Дрого поднялся и отряхиваясь от земли и приставших листьев, наблюдал за девушкой, удивленно покачивая головой: такая хрупкая, а сбила с ног сильного мужчину, легко подняла и перенесла тело умершей старухи. А еще она сумела, оставаясь незамеченной, словно опытный лазутчик, следовать за военным отрядом. Так вот из-за чего так беспокоилась его лошадь – чуяла собак, которые сопровождали незнакомку! Дрого потряс головой, отгоняя непрошеные мысли, подозвал остальных и негромко сказал:

– Нам придется выкопать могилу для этой женщины. Танкред, ты вроде как учился на священника: что там требуется в подобных случаях?

– Надо подумать… Дайте пару минут.

– Время у нас есть, – буркнул Дрого, а остальные отправились разыскивать что-нибудь подходящее для копки могилы, а тем временем из хижины вышла девушка с кувшином в руках и направилась к колодцу.

От проницательного Танкреда не укрылся жадный интерес, с которым Дрого наблюдал за каждым движением ее гибкого тела, и с самым невинным видом он поинтересовался:

– Мы как будто отправились за провиантом, или я что-то не понял?

Дрого поднял свой шлем с земли, но ответить не успел. Из дома вышел Серл с каким-то длинным ящиком и заметил:

– Учти: прежде чем ты до нее доберешься, тебе придется иметь дело с ее милыми собачками.

– Серл, расскажи, что мы нашли! – крикнул Унвин, который шел следом с деревянным крестом в руках.

– Нам ничего не придется делать: смотрите сами.

Серл поставил ящик, оказавшийся примитивной, грубо сколоченной домовиной, и взял у юноши крест, на котором имелась какая-то надпись.

Дрого, обучавшийся в монастыре, мог прочитать самые неразборчивые каракули.

– Ну-ка дай взглянуть. Ага: здесь нацарапано: «Эдит из Чичестера», – а ниже – сегодняшняя дата… Ну ничего себе!

– Да она ведьма, – прошептал Унвин и перекрестился.

Серл хмыкнул:

– Мне приходилось бок о бок сражаться с воинами, которые точно знали, что эта битва будет для них последней. Поскольку все они были христианами, я полагал, что Господь давал им такое знание, дабы они успели исповедаться. Правда, не помню случая, чтобы кто-то успел…

– Гадалки и предсказательницы очень часто живут уединенно, вдали от людей, – проговорил Дрого, словно размышляя вслух. – Их обычно боятся и ненавидят. Но какое отношение имеет к ним эта девушка?

– Опасаешься, что она навлечет беду на наши головы, если возьмешь ее с собой? – спросил Серл.

– А кто сказал, что я хочу ее взять?

– Не кто, а что, – твой взгляд. Я уж испугался, что ты набросишься на нее сразу, не дождавшись, пока старуха умрет, – усмехнулся Серл.

Лицо Дрого залила краска; потому что друг попал в точку: только уважение к смерти не позволило ему схватить девицу в объятия.

Тем временем она опять появилась на пороге, но уже с телом старухи, обернутым в саван.

Серл подошел к девушке и, протянув руки, мягко сказал:

– Дай-ка ее мне, детка, а то, боюсь, уронишь. Будет лучше, если я помогу тебе оказать ей последние почести.

Не будучи уверенным, что девушка его понимает, Серл постарался объяснить ей все жестами.

Секунду поколебавшись, Ида кивнула, передала ему тело, и они подошли к вырытой могиле. Увидев надпись на кресте, девушка горько вздохнула: Эдит не солгала – ей действительно была известна дата своей смерти.

Один из норманнов пробормотал слова молитвы, и, наверное, следовало быть ему благодарной, но Ида не испытала таких чувств: чужеземец не священник, да и лесная поляна вовсе не кладбище, освященное церковью. Судьба оказалась на редкость несправедлива к старой Эдит – большую часть жизни та прожила в одиночестве, и в одиночестве же будет лежать здесь, в лесу.

Засыпав могилу, норманны отошли в сторону, и девушка, оставшись одна, уложила на холмик земли несколько тяжелых камней, чтобы отметить место захоронения и защитить тело от хищников. За этой печальной работой она совершенно забыла о норманнах, а когда обернулась, ее изумлению не было предела: все норманны, кроме того, которого они называли Дрого, скинув кольчуги, в одних рубахах с завидным усердием гонялись за домашней живностью Эдит, однако животные и птицы не давались им в руки и титанические усилия воинов не приносили никакого результата. Уперев руки в бока, Ида пару минут взирала на эту нелепую сцену и, в конце концов, пришла к выводу, что чужеземцы, должно быть, имели опыт общения с домашними животными исключительно за обеденным столом, когда те представали перед ними исключительно в жареном, вареном или печеном виде.

– Похоже, мастера размахивать мечом не в силах справиться с курами, – усмехнулась Ида, без всякого страха приблизившись к норманнам. – Ничего не видела смешнее. Да вы со своими способностями добывать пропитание скоро с голоду перемрете.

– Что ей надо, Дрого? – в недоумении уставился на девушку Танкред. – Может, это ее животные?

– Думаю, она чем-то недовольна, вот и ругается, – предположил Дрого.

– Это я и так понял, но за что? За то, что нам приходится забирать этих животных? Так мы же не по своей воле…

Секунду Дрого в упор смотрел на девушку, затем сказал:

– Пока не знаю, но все же наденьте кольчуги. Нельзя расслабляться. Если никого не видно, не значит, что никого нет.

Ида загнала домашнюю живность Эдит в клетки, с грустью подумав, что в этом году старуха могла бы неплохо заработать, а когда один из норманнов подвел повозку, поставила в нее корзину с яйцами. Все, чем владела старая ведунья, забрали те, кто ее убил. При этой мысли в душе девушки опять вспыхнул гнев, но она постаралась его погасить. Что случилось – то случилось, и тут уже ничего не поделаешь: надо смириться с судьбой и выполнить последнюю волю Эдит – взять завещанную ею шкатулку.

Опустив голову, Ида медленно направилась к хижине, а когда скрылась внутри, Серл, который привязывал к телеге скотину, окликнул Дрого и в ответ на его вопросительный взгляд заявил:

– Мне не нравится эта девушка.

– Чем же именно? – удивился тот.

– Мне кажется, она притворяется, что не понимает нас, а если ее обучили французскому, она не из простой семьи. Взгляни на ее платье: да, измято, местами испачкано, но в таких не ходят служанки и рабыни или дочери бедняков. Так что, прежде чем с ней связываться, хорошенько подумай.

Немного помолчав, Дрого пожал плечами:

– Какая разница? Саксы – наши враги, а она одна из них.

– Из саксов ли? Здесь немало знатных норманнов.

– Тогда что она делает в этой убогой лачуге? Она поедет с нами, хочешь ты этого или нет.

И Дрого, не обращая внимания на скептическую усмешку Серла, двинулся к домику. Дверной проем оказался таким низким, что ему пришлось нагнуть голову. Девушка стояла на коленях возле открытого шкафа и разглядывала стоявшую перед ней на полу небольшую шкатулку. На звук его шагов, вздрогнув, она обернулась и схватила шкатулку. В глазах ее горела такая ненависть, что Дрого замер, словно налетев на невидимую преграду, а потом поклялся себе, что сделает все возможное – а если понадобится, то и невозможное, – чтобы эта ненависть исчезла.

Глава 4

Огромный шкаф, в котором Эдит хранила свои вещи, открылся с натужным скрипом. Отложив в сторону сложенные стопкой старые покрывала и простыни, Ида обнаружила резную шкатулку, но не сразу решилась прикоснуться к ней: что-то ее пугало, – поэтому девушка почти обрадовалась, когда кто-то вошел в комнату. Обернувшись и увидев того самого норманна, который стал невольным виновником смерти старой Эдит, Ида мгновенно забыла о своих сомнениях, схватила шкатулку и прижала к груди.

В сердце ее ненависть вспыхнула с новой силой, и, пытаясь взять себя в руки, она уставилась на вошедшего. Да, произошла трагедия, внушала она себе, но этот воин не хотел убивать и, судя по всему, сам переживал из-за случившегося. Как бы то ни было, он чужеземец, враг, который нарушил привычный уклад и резко перевернул всю ее жизнь.

Была еще одна причина столь острой неприязни к этому норманну; невзирая на доводы рассудка, ее тянуло к нему, – хоть она никому и никогда не призналась бы в этом. Ее завораживал его низкий бархатный голос, внушала трепет широкоплечая стройная фигура, восхищало мужественное красивое лицо.

Господи, что за неуместные мысли! Каким бы он ни был: сказочным красавцем или, наоборот, чудовищем, похожим на жабу, – он возьмет ее в любом случае, хочет она того или нет, возьмет по праву победителя, праву сильного, только ему придется приложить немало усилий, прежде чем он воспользуется своим военным трофеем, уж она об этом позаботится.

– Ну что уставился? Стоишь как истукан? – яростно выкрикнула Ида.

Дрого, разумеется, слов не понял, но тон, которым они были сказаны, достаточно красноречиво свидетельствовал, что это вовсе не комплимент. Лицо ее исказилось от ярости, от этого стало еще прекраснее. «Если даже в гневе она способна заворожить, то что будет, когда улыбнется?» – подумал Дрого, но для вящей безопасности решил напустить на себя суровость и властно произнес, протягивая руку:

– Ты пойдешь с нами!

Взглянув на него с таким отвращением, словно перед ней была гремучая змея, Ида крепче сжала шкатулку и молча направилась к двери. Дрого последовал за ней, раздумывая, а не был ли прав Серл, предположив, что девушка понимает их речь.

Вскочив на лошадь, норманн подал руку Иде, но та сделала вид, что не заметила этого, и села на лошаденку, впряженную в повозку, нагруженную клетками с птицей. Сзади к повозке норманны привязали скот, и от кудахтанья, гогота и блеяния лошадь прядала ушами и била копытом. Неужели норманны намереваются таким образом перегнать добытый «провиант» в Пивинси? И еще одна мысль не выходила у нее из головы: если Эдит знала, чьи желудки наполнит вся ее живность, то зачем выращивала и выкармливала ее? Наверное, у старой предсказательницы была на это какая-то особая причина… Свистнув собакам, чтобы бежали следом, Ида ударила лошадь ногами по бокам, и та медленно тронулась с места.

Дрого, сконфуженный, услышал смех Серла и с неудовольствием подумал, что теперь у его старшего друга появился еще один повод для подшучиваний, а возможно, и не только у него. Красота незнакомки, несомненно, привлечет внимание, поэтому пора жестко заявить на нее свои права, а заодно указать ей ее место: похоже, ей никто не объяснил, что хозяин – мужчина.

– Мы что, и эту девушку берем с собой? – прервал его размышления Унвин.

– Конечно. Это же моя пленница, – буркнул Дрого.

– Пленница, говорите?.. – с сомнением проговорил юноша.

– А разве это не ясно? Разве ты не видел, как она бросилась ко мне по первому же зову? Посмотри внимательнее, парень: ее согнутая спина говорит о полной покорности и желании повиноваться своему господину.

До Унвина наконец дошло, что Дрого иронизирует, и он широко улыбнулся. Ида тоже едва не рассмеялась. Хоть она и ценила в мужчинах чувство юмора, нельзя ни в коем случае показывать, что вражеские воины могут быть хоть в чем-то привлекательными и выдавать себя. «Заруби себе на носу, Ида из Пивинси: норманны не должны знать, что ты понимаешь их язык», – в сотый раз сказала она себе и, прикусив губу, подавила улыбку…

На подступах к городу всадники перестроились: теперь двое ехали впереди, двое – сзади, так что повозка оказалась окруженной со всех сторон. Появление их небольшого отряда вызвало огромное оживление на улицах Пивинси – со всех сторон к ним сбежались возбужденно галдевшие и размахивавшие руками норманны. Поначалу Ида посчитала причиной такого любопытства несколько странный вид груженной живностью повозки, но очень скоро поняла, что предметом интереса десятков вооруженных мужчин является она сама, и не без внутреннего трепета признала, что меры предосторожности, предпринятые ее сопровождающими, оказались отнюдь не лишними.

Всадники спешились, сразу несколько утратив свой внушительный вид, и солдаты тут же окружили повозку. Ида уже хотела было пнуть одного из них, самого надоедливого, прямо в лицо, когда шум толпы внезапно стих. В полной тишине воины почтительно расступились, и в образовавшийся проход к повозке направился невысокий воин в самом обычном одеянии. Каким-то чутьем Ида поняла, что это Вильгельм.

– Увидев толпу, которую ты собрал, я уж подумал, что тебе удалось поймать какого-то диковинного зверя, – улыбнувшись Дрого одними уголками тонких губ, произнес он и, бросив короткий взгляд на Иду, добавил: – И, похоже, не ошибся.

Пока Дрого объяснял Вильгельму ситуацию, Ида внимательно разглядывала предводителя норманнов. Претендент на английский трон не обладал особо примечательной наружностью и не отличался какой-то властной осанкой, но было в нем что-то такое, что заставляло беспрекословно ему повиноваться. От этого норманна исходило ощущение силы, подкрепленной острым умом, железной решимостью и неуемным честолюбием. Ида с горечью поняла, что даже с тем немногочисленным войском, которым располагает, этот человек сможет довольно легко получить то, чего добивается. К тому же, по словам Эдит, английский трон уже предопределен ему судьбой.

Дрого прервал ее размышления, бесцеремонно стащив с лошади, и обратился к нервному костлявому человечку, стоявшему рядом с Вильгельмом:

– Амфрид, объясни этой девице, что перед ней Вильгельм Нормандский, ее новый король.

Выслушав его, Ида взглянула Вильгельму прямо в глаза и спокойно произнесла:

– Об этом говорить преждевременно: пока еще трон принадлежит Гарольду. Вы же, ваша светлость, всего лишь нормандский герцог, вторгшийся в Англию.

– Что она сказала? – повернулся Вильгельм к Амфриду, но тот побледнел и с ужасом уставился на Иду.

– Ничего особенного, сир, – выдавил наконец тот. – Что взять с глупой девчонки.

– Но она из народа, которым я намерен управлять. Переведи мне ее слова!

Заикаясь и бледнея, Амфрид слово в слово перевел сказанное Идой, и лицо Вильгельма потемнело. На какое-то мгновение она пожалела о своей неосторожности и излишней прямоте, но после гнетущей паузы Вильгельм вдруг откинулся назад и громко расхохотался. Толпа, застывшая в гробовом молчании, тут же зашумела – никто не ожидал от него такой реакции.

– Дрого, мой юный друг, чего ты испугался? – обратился Вильгельм к побелевшему от ужаса воину. – Ведь она сказала чистую правду. А спроси-ка ее, Амфрид, когда я получу трон. Ну же!

Амфрид, который уже немного пришел в себя, старательно перевел вопрос своего полководца. Дождавшись, когда толмач замолчит, Ида ответила:

– Вы обязательно станете королем, но это произойдет лишь после того, как я принесу клятву верности, преклонив перед вами колена. Уже сейчас я хочу попросить вас о милости: не гневайтесь, если, произнося слова клятвы, я буду проливать слезы.

Подождав, пока Амфрид точно переведет сказанное, она продолжила:

– Я всего лишь простая девушка из небольшого городка и покорно преклоню колена перед своим господином, но вы пришли завоевать мой народ. И пусть те воины, что падут, сражаясь с вашими солдатами, мне не знакомы, это мои братья, потому что, как и я, саксы по крови. Вы будете торжествовать, а я – проливать слезы по ним.

Ида поспешно отвернулась и отошла к повозке.

– Мне очень жаль, ваша светлость… – начал было Дрого, но Вильгельм прервал его:

– Не надо извинений. Ее слова шли от сердца и тронули даже моего Амфрида. Эта девушка ничем меня не оскорбила, а всего лишь честно поведала о том, что у нее на душе, и я хорошо понимаю ее чувства. Редкий мужчина способен выражаться так просто и ясно.

Тонкие губы Вильгельма внезапно растянулись в улыбке, и он хлопнул Дрого по плечу:

– Похоже, ее прямота задела и тебя, мой друг?

Поняв, что полководец вовсе не гневается, а пребывает в отличном расположении духа, Дрого окончательно успокоился и даже сумел улыбнуться:

– Вы правы, милорд, задела, и довольно сильно, но я намерен усмирить эту особу.

– Приглядывай за ней внимательнее, – посоветовал Вильгельм; и улыбка его погасла. – Она не должна сбежать, пока в Лондоне не преклонит передо мной колена, раз уж об этом зашла речь. Но, повторяю, будь осторожен: даже слабая девушка может оказаться сильным врагом, а такая красивая опасна вдвойне.

– Страсть не ослепит меня, ваша светлость.

– Прекрасно. А теперь пусть ваши люди возьмут себе часть того, что вы привезли, а остальное присоедините к общим запасам.

Дрого почтительно поклонился Вильгельму, а когда тот скрылся в толпе, с удивлением поймал себя на мысли, что ни разу не подумал об этой строптивой девице как о враге. Лучше бы Вильгельм ни о чем его не предупреждал – так бы она и оставалась простой девушкой из маленького городка у моря, которая иногда навещала старую лесную ведьму, а теперь волею судьбы стала его пленницей…

Дрого бросил на Иду испытующий взгляд: нет, пожалуй, не следует быть таким наивным, ведь она из народа, с которым его страна ведет войну. Они вторглись на ее родную землю, хозяйничают в ее городе, и наверняка в грядущих сражениях убьют немало воинов-саксов. Естественно, она не сможет оставаться безучастной, хоть и примирилась с неизбежным, так что Вильгельм был абсолютно прав: надо держать ухо востро. Какими бы пленительными ни были ее красивые глаза, нельзя забывать о долге: он несет ответственность за жизнь своих солдат.

Дрого обернулся и присвистнул: ожидаемые неприятности уже начались – вокруг повозки сгрудилось около дюжины мужчин, и каждый пытался заговорить с девушкой. Она сидела как изваяние, не издавая ни звука, и лишь грозно сверкала глазами на окруживших ее солдат неприятеля. Яростно работая локтями, Дрого протиснулся сквозь толпу непрошеных поклонников своей пленницы, по их недовольному ворчанию и откровенно недружелюбным взглядам понял, что девушка может стать причиной зависти и неприязни к нему других солдат. Более того, теперь ему придется все время быть начеку и следить, чтобы кто-нибудь из них не попытался ее похитить. Пробравшись наконец к повозке, Дрого собственнически положил руку девушке на плечо, давая тем самым понять, что это его собственность. Ответом ему были возмущенные возгласы и злобные взгляды, в которых ясно читалось, что кое-кто готов оспорить его права – на кулаках или мечах, – но когда Дрого угрожающе подался вперед, солдаты, бормоча проклятия, все же расступились и нехотя начали расходиться.