Текст книги "Высшая справедливость"

– Милый парнишка, – прокомментировала Ванья.

– Совсем нет, – не согласился Билли. – Он демонстрирует активность в различных группах, почти все из них открыто антифеминистические или расистские. Он частенько пишет, что желает своим оппонентам быть изнасилованными. Или их женам, если это мужчины. В особенности это касается мигрантов.

Билли вывел на экран еще одну страницу, где были собраны комментарии Дана Тилльмана в социальных сетях. На аватарке был тот же человек, что и на паспортном фото. В течение нескольких секунд они пробежали глазами его краткие посты, все как один выражающие чаяния Тилльмана о том, чтобы женщины подверглись сексуальному насилию, а также радость по поводу уже осуществившихся актов насилия.

– Что думаешь об этом? – Анне-Ли посмотрела на Себастиана.

– Подобного типа личности редко заходят в своей деятельности дальше комментариев. Для того чтобы дать выход злобе, им достаточно слов одобрения от им подобных.

Билли опечаленно глядел на проекцию на экране. Он был одним из самых ярых апологетов интернета. Он любил Сеть. Она могла предложить столько увлекательных и фантастических вещей! Однако с течением времени в Сети стало появляться все больше негатива. Особенности хранения и распространения информации, наступление эры господства Гугла, ложь, ненависть, угрозы. Для Билли интернет был словно мегаполис. Там было все. Предложение не ограничено. Каждый мог найти что-то для себя. Но, как и в каждом большом городе, здесь существовали свалки и отстойники, где накапливались нечистоты. Окажешься там – почувствуешь настоящую вонь.

– Тем не менее нам определенно стоит с ним побеседовать, – заключил Себастиан.

– Если он так близко живет, неужели он поехал бы на машине? – спросила Урсула как раз в тот момент, как Билли захлопнул свой компьютер.

– Определенные люди в определенном возрасте ездят на машине постоянно, вне зависимости от расстояния, – откликнулся Себастиан. – Но если не принимать это во внимание – да, наличие автомобиля дает возможность быстро убраться с места преступления, дает чувство уверенности, работает как защитный барьер.

– Отлично, хорошая работа. Мы с ним побеседуем. Ванья, Карлос?

Оба кивнули в ответ, и с улыбкой переглянулись. Анне-Ли переместила фокус внимания на Карлоса.

– По Онгкварнсгатан. Нападение на Клару Вальгрен. Что у нас там?

– Отпечаток подошвы от обуви фирмы «Ванс», модель UA-SK8-Hi MTE, совпадает с ранее обнаруженными отпечатками. Шприц не отследить, такой можно купить где угодно в интернете.

– Что по Ребекке Альм?

– Ничего нового, – констатировала Урсула. – Я рассчитываю получить предварительный отчет о вскрытии сегодня утром.

– Что-нибудь еще? – спросила Анне-Ли, уже на полпути к выходу. В ответ они лишь покачали головами.

– Окей, Ванья и Карлос займутся Тилльманом, а ты, Билли, – посмотри, что еще можно на него найти.

– Конечно.

– Урсула, сообщи нам, как только получишь отчет от техников, и тогда мы сможем проанализировать всю полученную за день информацию, – подвела итог Анне-Ли, и обернулась к Торкелю. – У тебя есть что добавить?

Что тут можно было добавить? Анне-Ли уже раздала приказы всем его подчиненным, за исключением Себастиана и его самого. Словно она не просто руководила расследованием, а уже заняла место Торкеля. А может быть, ему так показалось из-за их утреннего разговора. Не стоит придавать этому такое большое значение. Пока не стоит.

– Ничего. Хороший план.

– Отлично.

Совещание закончилось. Все стали собирать вещи, и постепенно покидали помещение. Ванья подошла к карте, чтобы изучить и запомнить актуальные сведения. Себастиан поднялся с места и поплелся к ней.

– Я слышал, наверху дожидается твой парень.

– Да? – не поворачиваясь к нему, коротко и щетинисто отозвалась Ванья.

Хоть какой-то ответ. Уже что-то.

– Здорово. Его же зовут Юнатан?

Ему нужен был только ответ. Вопрос был встречен молчанием, но на этот раз она обернулась.

– Тебе нужно что-то, что имеет отношение к работе?

– Вообще-то, да. Я подумал, что мог бы составить вам компанию для беседы с Тилльманом.

– Нет, так не пойдет.

Она протиснулась мимо Себастиана, схватила со стола свои вещи и ушла. Себастиан тихонько вздохнул. Он понимал, что ему предстоит бороться за Ванью, но как же он сможет продемонстрировать ей, что изменился, если она не уступает ни на миллиметр? Он покосился на Урсулу, которая все еще копалась в своих вещах. Та скептически покачала головой. Дождавшись, когда за Ваньей закроется дверь, Урсула обратилась к Себастиану.

– Послушай, что касается вчерашнего…

– Да, знаю, это было глупо. Ты не получила мою эсэмэску?

– Получила.

– Хорошо.

Однако что-то в выражении лица Урсулы подсказывало ему, что не все было так уж хорошо.

– Хочешь, чтобы я сказал это вслух? Прости, вчера я вел себя глупо.

Нужно было очень тщательно вслушиваться, чтобы уловить хотя бы оттенок раскаяния в его тоне, и на мгновение Урсула задумалась, был ли смысл продолжать разговор. Но потом она сделала шаг ему навстречу.

– Это касается не только вчерашнего. Все дерьмо, которое случилось в твоей жизни, не дает тебе права обращаться с людьми как тебе заблагорассудится.

– Я это сознаю. И не хочу так поступать… С тобой, по крайней мере, – заключил он, осознав, что чересчур разоткровенничался.

– Тогда начни себя лучше контролировать. Еще раз, и я перейду в лагерь Ваньи.

– Принято.

– Тебе это не понравится, – смягчившись, добавила Урсула, словно поясняя Себастиану, что угрожает ему для его же собственного блага. Потому что она знает, чего он хочет.

Что в данном случае было правдой.

– Нет, не понравится, – уверенно подтвердил он.

Она несколько мгновений смотрела ему в глаза, а потом развернулась, подхватила круассан с блюда, и покинула Себастиана.

Контролировать.

Его жизнь.

Она могла бы с тем же успехом просить его взойти на Эверест.

* * *

– Мне потребуется адвокат?

Дан Тилльман оказался крупным мускулистым мужчиной, выше ростом, чем Ванья себе представляла, точно выше метра девяноста, а в остальном был похож на свое паспортное фото. Единственное различие составляла татуировка, выглядывавшая из-за ворота свитера. «Должно быть, свежая», – предположила Ванья, иначе они бы ее видели на фото.

– А у вас есть адвокат? – удивленно спросил Карлос. Он не переставал удивляться, как сильно люди подвержены влиянию американских полицейских сериалов. Насколько лучше они осведомлены об американской правовой системе и юридических процедурах, чем о шведских.

– Меня должны обеспечить услугами адвоката. Государственного. Вы должны мне его предоставить.

Когда они остановились у трехэтажного дома из светлого кирпича на Венуртсгатан, у Ваньи сразу возникло чувство, что разговор предстоит непростой. Коллекция постов Тилльмана с его страницы на Фейсбуке вкупе с его женоненавистничеством и расизмом свидетельствовали о его презрении, которое частенько перерастало в настоящую ненависть к властям и политикам, в особенности левым. Полиция, хоть и относительно нечасто там упоминалась, никогда не обсуждалась в позитивном ключе. Ванья уже практически раскаялась, что не взяла с собой Себастиана – так хоть был бы один говнюк против другого.

Поднимаясь по лестнице, она поделилась с Карлосом своим беспокойством. Тот в ответ посоветовал Ванье не поддаваться на провокации. О том, что это удается ей не слишком-то хорошо, и размышляла Ванья, нажимая на кнопку звонка. Они представились Тилльману и предъявили ему удостоверения, а тот немедленно поинтересовался, понадобится ли ему юридическая поддержка.

– Вас ни в чем не подозревают, – с самым дружелюбным видом пояснила Ванья.

– Что вам тогда нужно?

– Поговорить.

– А если я не хочу с вами болтать?

Было очевидно, что он не хочет. По расчетам Ваньи, дверь должна была захлопнуться через пару секунд, но тут Карлос сделал шаг вперед.

– Тогда мы уйдем и продолжим расследование, но вы станете уже более подозрительны в наших глазах, поэтому мы будем искать очень тщательно, и что бы мы ни обнаружили – даже самую малость, – мы вернемся, задержим вас, допросим – в присутствии адвоката, если пожелаете – и тогда уже посмотрим, что будет дальше.

Он сделал небольшую паузу, а затем, словно вдруг вспомнил что-то, поднял вверх указательный палец.

– Или вы можете уделить нам несколько минут прямо сейчас. Поможете прояснить пару моментов, и мы, смею надеяться, больше вас не потревожим.

Пока Тилльман размышлял, воцарилась тишина. Ванья услышала, как в квартире поблизости безутешно плачет ребенок. Она пребывала под впечатлением. До сей поры Карлос еще не внес сколько-нибудь ощутимого вклада в расследование, однако красноречивое описание того, что должно произойти с Тилльманом, приправленное вежливо закамуфлированной угрозой, было просто фантастическим.

С недовольной гримасой Тилльман отступил в сторону, пропуская их в квартиру. Карлос сунул руку в карман, и незаметно включил мобильник в режиме диктофона. Интуиция подсказывала ему, что предстоящий разговор лучше записать.

Они проследовали за Даном через темную прихожую прямо в кухню. Светло-голубые обои, белый кафель над мойкой и рабочими поверхностями. Сбоку от духовки, под которой помещался винный шкаф – отдельно стоящие холодильник и морозильная камера из нержавеющей стали. Мойка пустая, столешница чиста и насухо вытерта, специи в горшочках у плиты. Чистота и порядок. Никаких следов пребывания детей по выходным или чего-то похожего. Никаких фотографий, рисунков, игрушек, расписаний или стикеров на дверцах холодильника и морозилки. Ванье показалось, что она различает слабый запах аммиака, но в кухне не было ничего, что указывало бы на проживание в квартире кота.

– Так чего вы хотите?

Тилльман не предложил им сесть. Сам он оперся о дверной наличник, скрестив руки на груди. Не нужно быть экспертом по языку тела, чтобы правильно истолковать это дистанцирование.

– У нас с собой несколько распечаток из Фейсбука – комментарии, оставленные вами… – Карлос без спросу вытащил стул, уселся и разложил бумаги на кухонном столе. На мгновение им показалось, что Дан собирается запротестовать, но тот сдержался.

– «Эта чертова левая шлюха раскаялась бы, если бы большой афганский член порвал ей жопу». – Карлос спокойно поднял глаза от распечатки. – Это о женщине, которая около года назад занялась помощью одиноким детям-беженцам.

– Я этого не писал.

– Разве это не ваша страница? – спросила Ванья, показывая Дану распечатку. – ДаннТилльман1, в одно слово, и человек на аватарке очень похож на вас.

Дан кинул быстрый взгляд на бумагу, а затем на Ванью. На его губах заиграла полуулыбка, глаза же, напротив, потемнели.

– Я не говорил, что она не моя. Если бы ты лучше слушала и меньше выпендривалась, ты бы услышала, что я сказал, что я не писал этого.

– Выпендривалась? Я выпендривалась? – Ванья обернулась, ища поддержки у Карлоса, который был доволен, что разговор записывается. Все слишком быстро пошло не по плану.

– Если это не вы, то кто это сделал? – спокойно поинтересовался Карлос, пытаясь вернуть разговор в верное русло.

– Без понятия. Кто-то, наверное, меня хакнул.

– Значит, этого вы тоже не писали? – спросила Ванья, едва сдерживая готовые прорваться наружу гнев и презрение. Она вытащила из принесенной Карлосом пачки один лист и прочла:

– «Надеюсь, что эту маленькую тупую шлюшку жестоко отымеют и бросят где-нибудь истекать кровью».

Дан все еще стоял, опершись на стену, и непонимающе качал головой.

– Это о шестнадцатилетней девочке, которая боролась за то, чтобы одному из ее одноклассников позволили остаться в стране.

– Вашу страницу взламывают на удивление часто, – констатировал Карлос, обводя широким жестом стопку материалов перед собой. – А здесь ведь только малая часть.

– Может, так и есть, я туда редко захожу, – отозвался Тилльман тоном, который ясно говорил: он понимает, что они знают о его лжи.

– И вас не волнует, что некто на регулярной основе пишет подобные вещи от вашего имени?

– Мне пофиг, – заявил Тилльман, оттолкнулся от стены и картинно потянулся. – Вы поэтому здесь? Это – взгляды. Свобода самовыражения, слыхали о таком? Она касается всех, не только богатеев, хоть в это чертовски сложно поверить.

– Так это ваш взгляд на проблему насилия? Вы считаете, что определенные женщины заслуживают этой участи? – спросила Ванья, на сей раз даже не пытаясь скрыть эмоции.

– Серьезно? Вы здесь из-за этой херни? Какое-то чертово гестапо нравов. Они поэтому не послали настоящих легавых?

– Настоящие легавые… что вы подразумеваете? – спросила Ванья, заранее зная, каков будет ответ, но желая услышать его.

– Вас двоих по квоте, что ли, взяли?

– Потому что я – женщина, а он…

– Обогатитель нашей культуры, ага.

– Собственно говоря, мы здесь, чтобы поговорить о вашем автомобиле, – от кухонного стола донесся спокойный и предметный вопрос, словно Карлос каким-то невероятным образом упустил последние тридцать секунд беседы.

– Разговор окончен, – отрезал Дан Тилльман. – Убирайтесь отсюда.

– Ваша ауди Q3 2015 года была замечена вблизи двух мест преступления за прошедший месяц. – Ванья сделала шаг по направлению к Тилльману и остановилась так близко, что могла почувствовать его дыхание. – Этого для вас достаточно?

Они стояли, сверля друг друга взглядами. Ванья не опускала глаз. Не уступала ни на миллиметр. Она не позволит ему одержать верх.

– Это неправда.

– Она попала на записи камер видеонаблюдения.

– Хорошая попытка, только вот мой номер не читается на камерах, – уверенно ответил он, явно довольный тем, что может поставить их на место.

– В самом деле?

– Он обработан светоотражающим спреем. Я постоянно мотаюсь в Стокгольм и, черт возьми, не намерен платить больше, чем уже плачу за право управлять машиной. Вполне законно, если что.

– Но лицо вы спреем не обрабатываете, верно? – солгала Ванья, как ей показалось, вполне уверенно. К своей большой радости, она отметила, что взгляд Тилльмана забегал.

– Вы можете объяснить, что делали в этих местах в указанное время? – спросил Карлос, демонстрируя Тилльману документ с точными датами и временем, когда были совершены нападения на Иду и Клару. Тот подошел к столу, взял распечатку и прочел.

– Позавчера вечером я играл в хоккей с мячом в гимназии Буланда, у нас там забронировано время по вечерам раз в неделю. 18 сентября…

Он выудил из кармана телефон, открыл календарь и зашарил пальцем по экрану, отсчитывая месяц назад.

– Тогда я ужинал в Стокгольме с коллегами.

– Нам понадобятся их имена, – констатировал Карлос.

Дан кивнул, и Карлос протянул ему ручку.

На первый взгляд, на два случая у него есть алиби, думала Ванья. Но изнасилование не занимает много времени. Риск быть застигнутым слишком велик. Пять, десять минут максимум. Если Дан Тилльман на десять минут опоздал на игру, или ушел с ужина пораньше на четверть часа, он все еще остается подозреваемым.

Ванья действительно хотела, чтобы Тилльман оказался тем, кого они разыскивают. Она ничего не хотела сильнее, чем засадить его за решетку. Запереть его и выбросить ключ.

– В последнее время вы посещали Евле? – поинтересовалась она, пока Тилльман записывал имена и номера телефонов на обороте одного из листов распечатки.

– Нет.

– Вы уверены?

Дан даже не ответил, просто продолжал писать. Ванье не казалось, что он пытается увиливать, хочет выиграть время или боится выдать себя. Он просто был сыт ими по горло и желал как можно скорее от них избавиться. Ванья предприняла последнюю попытку.

– Мы хотим взять у вас пробу ДНК.

На этот раз Дан прервался и повернулся к ней. Скажи нет, скажи нет, – мысленно посылала ему команды Ванья.

– Конечно.

Ванья ощутила, что сдувается, словно воздушный шарик. Человек перед ней во многом был совершенным идиотом, но он не был глуп.

Очевидно, он мог сложить два и два.

Его автомобиль рядом с местами преступлений.

Разговор об изнасилованиях.

Сообщения в прессе о нападениях в Уппсале.

Вот почему он внезапно стал таким сговорчивым и предъявил им алиби. К тому же изъявляет согласие на взятие образцов ДНК, притом что доподлинно известно, что ДНК преступника обнаружено на местах преступлений.

Он свинья.

Ванья убеждена: придет время, и он обязательно за что-то сядет.

Но не сегодня и не за это.

* * *

Ребекка Альм.

Имя всплыло в голове сразу, как только Вебер открыл глаза утром. Вчера в машине по пути с пресс-конференции он пытался вспомнить, где мог слышать его.

Кем была эта женщина?

В связи с какими событиями он мог запомнить ее?

Вернувшись в Стокгольм, он заехал на работу – написать статью об изнасилованиях в Уппсале и убийстве в Евле. Если вкратце – в сжатом виде изложил информацию, которую пресса получила от полиции.

Фото Ребекки Альм.

Архивное фото Старого кладбища.

Досье на Хагаманнена.

Веберу не были известны имена других жертв, за исключением Ребекки, он не мог побеседовать с их родными, и не собирался их разыскивать в столь позднее время, так что выдал больше фактов, чем эмоций. Если поднимется шум, если конкуренты раскроют тему полнее или новый шеф-редактор по какой-то причине сочтет это необходимым – тогда Вебер станет копать глубже. Даже несмотря на то, что Вебер по опыту знал – утечки из расследований Торкеля Хеглунда случаются редко, он так или иначе сможет раздобыть имя. Какого-нибудь родственника, приятеля или коллеги. Он отыщет эмоциональную привязку для этого материала. Разглядит малое в большом. Передаст ощущение тревоги. Поделится личным взглядом на жизнь в городе, который отравлен страхом.

Вебер разместил свой материал в Сети и проследил, чтобы статья пошла в печать. Ему определенно еще предстоит выслушать недовольство по поводу отсутствия видео. Начальству хотелось движухи. Им нужен кликбейт, который привлечет рекламодателей. Веберу иногда казалось, что они теперь больше похожи на телеканал, чем на газету. Несмотря на то, что Соня не была таким приверженцем цифровизации, как Челльман, ее предшественник. Она даже обсуждала с Вебером некоторые фишки, которые годятся только для печатного издания.

Так что он еще посмотрит, как все обернется.

Пока Вебер всем этим занимался, он успел порыться в своем телефоне и электронном почтовом ящике. Искал следы Ребекки Альм.

Ничего не нашел.

Поэтому поехал домой.

В своей двушке на Вегагатан Вебер расслабился. Он был уверен, что сможет вспомнить. Так уж был устроен его ум. Если не пытаться во что бы то ни стало вспомнить, а направить умственные усилия на что-то совершенно иное, то постепенно мысль придет к нему сама.

Так что Вебер занял себя игрой в пинбол.

Бэллис Кисс. Семьдесят девятого года. Купил в девяносто восьмом.

Лучший из возможных вариантов применения шести тысяч крон.

Каждый раз – полное расслабление и концентрация одновременно. По опыту Вебер знал, что пинбол у многих ассоциируется с холостяцкой берлогой – было в этом винтажном автомате нечто ностальгическое и немного грустное. «А-аа, пинбо-ол», – обычно нараспев произносили те немногие женщины, которые бывали у него дома. В их тоне сквозило «ты долгое время был один, и теперь я понимаю почему».

А с Дерией все было иначе, напомнил себе Вебер. Она поехала с ним домой после празднования пятидесятилетия его брата в прошлом месяце. Они выпили еще вина и потом несколько часов кряду играли в пинбол, и казалось, ей такое времяпрепровождение нравилось. Во время игры она много смеялась. Но Дерия была исключением. И она не перезвонила. Возможно, ему самому следовало это сделать. Веберу было приятно ее общество.

Вчера вечером ему не очень везло.

Лучший счет – 99340. А бывали вечера, когда он вплотную приближался к отметке в 300000.

Поэтому он лег спать.

И проснулся с именем в голове.

Ребекка Альм.

Теперь на работе он пил уже третью по счету чашку кофе. У Вебера до сих пор не появилось ни малейшего понятия, где он мог слышать это имя. Не думать о проблеме в этот раз не помогло, поэтому он решил напрячься. Вебер взял телефон и набрал номер Торкеля. Уже собирался оставить голосовое сообщение, и оказался совсем не готов к тому, что трубку взяли после второго гудка.

– Здорово, это Вебер.

– Я знаю. Чего тебе?

В голосе собеседника не было антипатии, но и на пустой треп он явно настроен не был, так что Аксель перешел прямо к сути.

– Ребекка Альм. Она раньше фигурировала в каком-нибудь деле?

– Насколько мне известно, нет. А что?

– Я знаю это имя, только не могу вспомнить, откуда.

– Ее имени нет ни в одном регистре, но она могла проходить в качестве свидетеля или каким-то другим образом иметь отношение к какому-либо делу. Но в любом случае, Госкомиссия этим не занималась.

– Хорошо, буду думать дальше.

– Если что-то вспомнишь, дай знать, ты в курсе.

Очевидно, он намекал на интервью с так называемым «Реалити-маньяком».

– Посмотрим. Пока ничего нового?

– Нет.

– Окей. Спасибо, будем на связи.

Он отключился. Не могло быть и речи о том, чтобы давить на Торкеля. У них неплохие взаимоотношения. Торкель нравился Веберу, и он, в свою очередь, полагал, что Торкель не думает о нем плохо. Даже несмотря на то, что несколько месяцев назад между ними произошло серьезное недопонимание, когда Вебер, не поставив в известность Госкомиссию, вступил в контакт с Давидом Лагергреном.

Вебер прервал свои размышления. В этом что-то было. Реалити-маньяк прислал ему вещи. С запиской. Физический объект. Почему он раньше об этом не подумал?

Большая часть информации поступала к Веберу посредством обычной почты. Большинство людей не желали оставлять за собой цифровых следов.

Медленная почта. Письма. Конверты. Марки.

Обычно Вебер хранил их в нижнем ящике стола. В то время, когда у него был свой кабинет. С тех пор газета сменила здание, и планировка этажа тоже претерпела изменения. Отдельные кабинеты уступили место общему офисному пространству, затем появились мобильные мини-кабинеты, потом все снова вернулись в общий зал. Во время одного из этих переездов Вебер сложил все письма в обувную коробку.

Которую, если ему не изменяла память, он отвез домой.

– Я вернусь примерно через час, – предупредил он Кайсу, и покинул редакцию. Дома на Вегагатан он остановился в прихожей. Сконцентрировался. Куда он дел эту коробку? Вебер наскоро проверил кабинет, скорее для очистки совести, а потом схватил ключи и на лифте поехал на чердак.

Наверху было прохладно, пахло пылью и затхлостью. Вебер поежился, проходя мимо затянутых металлической сеткой клетушек, благодаря существованию которых у всех жильцов дома была возможность хранить больше вещей, чем им на самом деле было нужно. Там были разнообразные сезонные вещи – в лучшем случае хозяева достанут их на какой-нибудь праздник, но большинством из них явно больше никогда не воспользуются. Светильники, полки, стулья, текстиль, картины, сумки. Ящики с одеждой, которую никто не станет больше носить, и с игрушками, в которые уже никто не будет играть. Целый этаж – как кладбище слонов для цивилизации потребления.

Вебер отпер навесной замок, толкнул сетчатую дверцу и вошел в свой отсек. Его склад не был исключением. Определенно, там было не так уж много вещей, но о тех, что там хранились, он либо уже не помнил, либо целую вечность не вспоминал. Комод, несколько стульев, пара оформленных в багет постеров, целая куча ящиков, оставшихся неразобранными после переезда – в большинстве из них, как мог догадываться Вебер, были книги. Стеллаж из «Икеи» с несколькими папками и небольшими ящиками. Две обувные коробки. Он поставил их на пол и открыл первую. Она оказалась доверху заполнена фотографиями. Вебер наскоро их перебрал, чтобы проверить, нет ли на дне коробки чего-то другого. Друзья и коллеги, с которыми он не поддерживал связь, подруги, которые его оставили, его брат и семья.

Другое время.

Более счастливое, наверное.

Вебер решительно отставил коробку в сторону – он пришел сюда не затем, чтобы предаваться воспоминаниям.

Значит, коробка номер 2.

Они были там.

Вебер решил, что голая лампочка, висевшая в коридоре, давала достаточно света, так что устроился прямо на холодном полу и стал перебирать письма. Всего около тридцати штук. На некоторых с обратной стороны был надписан обратный адрес, что немного упрощало ему задачу. Среди них не оказалось Ребекки Альм.

Оставшиеся письма он доставал из конвертов и проверял подписи. Третье по счету оканчивалось фразой: «С наилучшими пожеланиями, Ребекка Альм», и телефонным номером. Перезвонил ли ей Вебер? Поговорил ли с ней?

Он начал читать. Письмо было кратким. Как тизер, как проба на вкус, чтобы пробудить интерес.

Неше 2006

Кому: Акселю Веберу, газета «Экспрессен»

Я пишу Вам, потому что не понимаю, что еще я могу предпринять. Вы тот, на кого, как я смею надеяться, можно положиться. Я пыталась разговаривать с полицией здесь, в Неше, но, вероятно, кто-то из них замешан в том, что происходит, поскольку никто это не собирается останавливать. Муниципальные власти совершенно точно в курсе, это мне известно.

Неподалеку от места, где я живу, расположен обширный сад, который называется Юнгбекка Горд. Он находится в муниципальной собственности, и многие представители власти замешаны в деле, так что для меня важно оставаться под защитой анонимности. Там размещаются приехавшие из-за границы дети, и как минимум трое из них пропали без вести. Мне стало об этом известно. Я думаю, что их убили. Надеюсь, что Вы мне поверите. Вы можете связаться со мной по этому номеру, только пообещайте, что будете хранить мое имя в тайне. Обещайте!

С наилучшими пожеланиями,

Ребекка Альм

0707554281

Вебер перевернул письмо и заметил, что оставил на обороте какие-то пометки. Отчет о проделанной работе – что он смог подтвердить, а что – нет, кому позвонил и с кем переговорил, прежде чем решить, что история не стоила и выеденного яйца. В 2006 году муниципалитет временно передал сад для устройства транзитного жилья, и там поселилась часть одиноких детей-беженцев. Впоследствии эти дети разъехались по другим регионам и фактически пропали с радаров муниципалитета, но для данного типа временного устройства подобная ситуация, к сожалению, являлась нормой. Ничто не указывало на то, что хоть какие-то сведения из письма Ребекки соответствовали действительности.

Он продолжил перебирать конверты, разыскивая схожий почерк. Нашел еще два письма. Открыл первое из них.

Уппсала 2009

«Экспрессен»

Это снова Ребекка Альм. Мне нужна помощь такого отважного человека, как Вы. Я все еще думаю, что в Юнгбекке что-то произошло, но я также понимаю, что Вам не удалось ничего раскрыть – могущество муниципалитета велико. Я перебралась в Уппсалу, заболела и попала в Академическую Больницу. Так как у меня проблемы со сном, множество ночей я провела, блуждая по коридорам, которые хранят много тайн. По ночам здесь проводятся операции. Они изымают органы и части тел у людей на продажу. Главный врач в курсе того, что мне стало известно, а еще тут побывал один политик, так что об этой истории скоро громко заговорят! Дайте знать о себе, и я смогу Вам доказать, что говорю правду.

Меня можно найти по номеру 0763773921.

Ребекка

Вебер снова обратился к своим записям на обороте, а затем убрал письмо обратно в конверт. Все это он помнил смутно. Что он, повинуясь долгу службы, сделал несколько телефонных звонков, хотя было ясно, что обвинения не имели под собой никакой почвы. С легким вздохом Вебер взял в руки последний конверт. Открыл его уже просто для очистки совести. Он выяснил, откуда знает это имя, и теперь понимал, почему оно не отложилось в его памяти.

Теории заговора.

Или по крайней мере живое воображение.

Возможно, в сочетании с психическим отклонением.

У Вебера не осталось особых иллюзий по поводу третьего письма.

Евле 2010

Кому: Акселю Веберу, «Экспрессен»

Привет, Аксель. Очевидно, они тебя остановили, как и в прошлые разы, либо ты мне не поверил. Но теперь ты должен это сделать. Я это видела собственными глазами. На моих руках была кровь. Церковь убила ее. Та власть, что должна быть самой благой из всех возможных властей. Они хотели все решить за нее, и теперь она мертва. Я видела это!

Но они знают в Уппсале всех. У них власть и деньги. Они будут за мной охотиться, а мне снова никто не поверит. Никто. Наверное, даже ты. Пожалуйста, поверь мне!

Я переехала в Евле и раздобыла левый номер, так что они меня не найдут. Позвони. Я уверяю и клянусь, что это правда. Я клянусь!!!

Ребекка

0737432190

Вебер читал письмо словно в первый раз, о нем он вовсе ничего не помнил. Перевернул листок. Никаких помет. Возможно, он узнал ее имя на конверте, вспомнил два предыдущих письма, а потом просто пробежал глазами третье, чтобы тут же отложить его в сторону.

Возможно, он посчитал, что Ребекка слишком часто кричала «Волк!».

Теперь он снова держал в руках это письмо.

Какая-то церковь в Уппсале, не известно какая, хотела принимать решения вместо женщины, которая, видимо, скончалась. Кто это был и когда – в письме не значилось.

Не так уж много информации, к тому же восьмилетней давности.

Но Ребекка Альм была мертва. В Уппсале насиловали женщин.

Пока не последовало никакой реакции на вчерашнюю статью, у Вебера появилось время немного копнуть вглубь.

Этому занятию он собирался посвятить один день.

* * *

Клара решительно захлопнула дверь в прихожую.

Решение зрело в ее голове все утро. Проснулась она рано, еще затемно, и поняла, что больше не сможет уснуть. Поэтому она тихонько прокралась к двери в комнату Виктора, закрыла ее, вышла в гостиную, расстелила коврик и посвятила ближайшие полтора часа занятию йогой. В доме стояла тишина, что случалось нечасто, и она могла сполна насладиться покоем и йогой. Потом Клара приняла душ, оделась, и напекла блинчиков с вареньем, аромат которых разбудил Виктора и Зака. Когда настало время везти Виктора в школу, Зак в пятый раз спросил, не возражает ли она, чтобы он поехал на работу. Клара в пятый раз ответила, что не возражает.

Когда они уехали, она навела на кухне порядок и почувствовала, что дома не найдет покоя. Как долго еще ей предстоит отсутствовать на работе? Прошло всего два дня после нападения, но Клара чувствовала себя на удивление сносно. Она подумала, что если окажется в кругу коллег и станет концентрироваться на рабочих вопросах, то почувствует себя еще лучше.

Она закинула грязное белье в машинку и устроилась в кухне на диване с айпадом и чашкой кофе. Бесцельно пролистав обычные для себя страницы, совсем скоро она набрела на первый заголовок.

Серийный насильник-садист наводит страх на Уппсалу

Она прочла статью целиком. Имя Клары не упоминалось, она значилась как «четвертая жертва». Конечно, было немного информации о Ребекке из Евле, но внимание автора было сосредоточено на Уппсале, где произошло большинство нападений, а преступник, возможно связанный с БДСМ-сообществом, все еще разгуливает на свободе. Полиции требовались свидетели и сведения, поэтому был опубликован список мест преступлений и соответствующие им временные промежутки. Клара поежилась, увидев «квартал вокруг Онгкварнсгатан, 13 октября между 20.30 и 21.00». На мгновение она вновь вспомнила пережитый ужас и панику. Как ей было страшно! Какой беззащитной она себя чувствовала!