Текст книги "Прошлое не отпустит"

Глава 2

В общем, Меган Пирс жила в мире футбольных грез, и это ей сильно не нравилось.

Она закрыла холодильник и посмотрела через окно в эркере, где семья обычно завтракала, на детей. Сквозь стекло лился «по-настоящему утренний свет». Это по словам архитектора. В недавно обновленной кухне имелся также камин, бытовая техника от «Миэль», посредине – стол – мраморный остров, а у дальней стены – плавный переход в гостиную, этакий семейный театр с широкоэкранным телевизором, удобными креслами с откидной спинкой и подставками для чашек, а также усилителями, имея которые, можно устраивать концерт.

Во дворе Кейли, пятнадцатилетняя дочь Меган, задирала своего младшего брата Джордана.

Меган со вздохом открыла окно.

– Довольно, Кейли.

– А что? Я ничего такого не сделала.

– Думаешь, мне отсюда ничего не видно?

Кейли уперлась ладонями в бедра. Пятнадцать лет – опасный возраст, переход от детства и отрочества к юности, гормоны начинают давать о себе знать. Меган хорошо это помнила.

– И что же такого ты увидела? – с вызовом спросила Кейли.

– Что ты пристаешь к брату.

– Ты в доме. Оттуда ничего не слышно. Если хочешь знать, я вот что сказала: «Я люблю тебя, Джордан».

– Врет! – завопил Джордан.

– Знаю, – кивнула Меган.

– Она назвала меня неудачником и сказала, что у меня нет друзей.

– Кейли… – Меган вздохнула.

– Не говорила я этого!

Меган просто посмотрела на дочь с укоризной.

– Получается, мое слово против его слова, – запротестовала девочка. – Ну почему ты все время берешь его сторону?

Любой ребенок, подумала Меган, – это адвокат, хватающийся за любую соломинку, он выискивает лазейки, требует доказательств того, для чего вообще не существует никаких доказательств, подвергает сомнению несомненное.

– У тебя сегодня тренировка, – напомнила дочери Меган.

Кейли вдруг опустила голову и как-то съежилась.

– Неужели нельзя пропустить?

– Вы, юная леди, взяли на себя обязательства перед командой.

Даже произнося эти слова – в миллионный, наверное, раз, – Меган не поручилась бы, что это именно она их выговаривает.

– Да не хочется мне никуда идти, – захныкала Кейли. – Я так устала. К тому же, помнишь, я договорилась с Джинджером…

Кейли не договорила, но Меган уже не слушала дочь, ей было просто неинтересно. В гостиной, натянув серую футболку, растянулся на диване перед телевизором ее муж Дейв. Он смотрел, как кривлялся на экране бывший кумир, похвалявшийся тем, сколько у него было женщин и сколько времени он провел в стрип-клубах. Актер был явным маньяком да еще, судя по расширившимся, блестящим глазам, наглотался какой-то дряни, так что если кто-то ему сейчас и был нужен, то только доктор с рецептами.

– И куда катится мир? – Дейв ткнул пальцем в экран и даже сплюнул от отвращения. – Ты только послушай этого психа. Нашелся, понимаешь, мачо.

Меган кивнула, пряча улыбку. Много лет назад она неплохо знала этого мачо. В том числе в библейском смысле. На самом деле мачо был симпатичный малый, который щедро платил, любил групповички и плакал, как ребенок, когда напивался.

Давно это было.

Дейв повернулся к ней с широкой улыбкой:

– Привет, малыш.

– Привет.

Сколько уж лет они вместе, а Дейв все улыбался, как при знакомстве, и в который раз Меган подумала, как же ей повезло и как она должна быть благодарна судьбе. Теперь это ее жизнь. А прежняя – та, о которой в этом предместье, в этой счастливой стране чудес с ее тенистыми улочками, хорошими школами и кирпичными коттеджами, не знал никто, – та жизнь была убита и закопана в канаве.

– Хочешь, чтобы я отвез Кейли на футбол? – спросил Дейв.

– Да я и сама могу.

– Точно?

Меган кивнула. Даже Дейву была неведома вся правда о женщине, с которой он делил постель последние шестнадцать лет. Он не знал даже, что настоящее ее имя, как ни странно, пишется иначе – Мейджин, как у автора популярных романов в стиле фэнтези. То есть произносится-то одинаково, но компьютеры и водительские права признают не звуки, а буквы. Хорошо бы, конечно, спросить мать, откуда это странное написание, но она умерла еще до того, как Меган выучилась говорить. А отца она вообще не знала, даже как его зовут. Она рано осиротела, детство и отрочество выпали на ее долю тяжелые, в какой-то момент Меган начала выступать в стрип-клубах Вегаса, затем и Атлантик-Сити, она преуспела, полюбила эту профессию. Да, да, полюбила. Забавно – заводит, захватывает. Всегда что-то происходит, всегда сохраняется ощущение опасности, риска, открываются неожиданные возможности.

– Мама?… – послышался голос Джордана.

– Да, милый?

– Миссис Фридман говорит, ты не подписала разрешение на экскурсию с классом.

– Электронной почтой перешлю.

– Она говорит, экскурсия будет в пятницу.

– Хорошо, милый, не беспокойся.

Меган понимала, что ей следует благодарить судьбу. В ее прежней жизни девушки умирали молодыми, и любое переживание, каждая секунда, прожитая в том мире, – это огромное, высоковольтное напряжение, долго так не продержишься. Сгораешь. Тебя выжимает, как губку. Есть что-то пьянящее в таком образе жизни. И постоянная внутренняя угроза. И вот когда все было уже готово сорваться с нарезки, когда в опасности оказалась вдруг сама жизнь Меган, она не только сумела увернуться, но и начать все сначала, переродиться, если угодно, и получить в награду любящего мужа, чудесных детей, дом с четырьмя спальнями и бассейном во дворе.

Каким-то образом, в общем-то случайно, Меган Пирс выбралась со дна, можно сказать, из выгребной ямы и воплотила собой Американскую Мечту в чистейшем виде. Чтобы уберечься, ей пришлось принять правила игры и почти заставить себя поверить, что этот мир – лучший из всех возможных миров. А почему бы и нет? На протяжении всей жизни кино и телевидение промывали Меган, как и всем нам, мозги в том смысле, что прежняя ее жизнь неправильна, порочна и век ее короток, – в то время как вот эта жизнь в кругу семьи, дом, частокол, отделяющий ее от внешнего мира, эта участь завидна, разумна и возвышенна.

Но правда состояла в том, что Меган не хватало ее прежней жизни. Это неправильно, так не должно быть. А правильно – испытывать благодарность и радоваться, что именно ей, и только ей, с ее непростым прошлым, досталось то, о чем мечтает каждая девочка. Но правда, правда, в которой она даже самой себе призналась далеко не сразу, заключалась в том, что она все еще тосковала по затемненным залам, по жадным взглядам незнакомых мужчин, по оглушительной музыке, причудливому освещению, выбросам адреналина.

А сейчас что?

Набившие оскомину шуточки Дейва: «Так ты действительно готова сесть за руль? Потому что реактивные двигатели уже включены».

Кейли, роющаяся в своей спортивной сумке: «Ма, а где моя форма? Ты выстирала ее, как я просила?»

Джордан, принимающийся за любимую компьютерную игру: «Мам, не сделаешь в духовке бутерброд с сыром? Только не слишком большой».

Она любила их всех. Правда, любила. Но бывали моменты, вот как сегодня, когда Меган остро осознавала: молодость с ее постоянным скольжением по самому острию перетекла в рутину, когда изо дня в день приходится играть одну и ту же роль в одном и том же спектакле с одними и теми же актерами, и нынешний день отличается от вчерашнего только тем, что каждый становится на день старше. «Отчего так происходит? – рассуждала Меган. – Почему выбирать приходится какую-то одну жизнь? Почему мы стоим на том, что «мы» существуем только в какой-то одной ипостаси и у нас только одна жизнь, чтобы вполне осуществить себя? Почему нельзя иметь несколько личностей? И почему надо ломать одну жизнь ради построения другой? Мы уверяем себя и других, что тоскуем по «равновесному», ренессансному человеку – мужчине или женщине, – живущему в нас, но позволяем себе лишь микроскопическое многообразие. А на самом деле только и думаем, как бы вытравить этот дух, как заставить себя приспособиться к стандарту, самоопределиться в этом, и исключительно этом, виде».

Дейв снова переключился на потухшую кинозвезду.

– Ну и тип, – покачал он головой.

Но один лишь звук знаменитого некогда голоса отбросил Меган в прошлое – его рука, оттягивающая ее пояс, его лицо, вжавшееся в ее спину, лицо, мокрое от слез: «Ты только одна меня и понимаешь, Кэсси…»

Да, ей не хватало всего этого. И неужели это так плохо?

Сама Меган так не считала, и это мучило ее. Может, она совершила ошибку? Все эти годы воспоминания, жизнь Кэсси (ибо в том мире никто не живет под настоящим именем) оставались запертыми в маленькой кладовке ее мозга. И вот несколько дней назад она отперла дверь и приоткрыла ее – совсем чуть-чуть. Но пусть чуть-чуть, пусть Кэсси лишь краем глаза заглянула в тот мир, что отделяет Мейджин от Меган, – почему, собственно, она была так уверена, что это не возымеет никаких последствий?

Дейв встал с кушетки и, сунув газету под мышку, направился в ванную. Меган включила духовку и нашарила батон белого хлеба. В этот момент защебетал телефон. Кейли стояла рядом, но даже не подумала взять трубку.

– Может, ответишь все-таки? – осведомилась Меган.

– Это не меня.

Свой сотовый, стоит ему зазвонить, Кейли выхватила бы со скоростью, которая произвела бы впечатление на самого Уайетта Эрла [3]3
   Американский страж закона и карточный шулер времен освоения Дикого Запада.


[Закрыть], но домашний телефон, с номером, не известным ее школьным товарищам, интересовал Кэйли меньше всего.

– Ответь все-таки, пожалуйста, – сказала Меган.

– Смысл-то какой? Давай я просто передам трубку тебе.

Ее поднял Джордан, который в своем нежном одиннадцатилетнем возрасте всегда жаждал восстановления.

– Да? – Какое-то время он молча слушал, потом сказал: – Вы ошиблись номером. Здесь нет никакой Кэсси.

Меган застыла.

Пробормотав нечто в том роде, что посыльные всегда путают ее имя, и вполне понимая, что дети настолько глубоко поглощены собой, что никаких объяснений им не требуется, Меган отняла у сына трубку и вышла в соседнюю комнату.

Она прижала трубку к уху, в ней звучал голос, который Меган не слышала семнадцать лет:

– Извини за звонок, но, по-моему, нам надо встретиться.

Меган отвезла Кейли на тренировку.

Учитывая совершенно экстраординарный телефонный звонок, она, можно сказать, сохраняла спокойствие и невозмутимость. Меган остановила машину и повернулась к дочери. Глаза у нее увлажнились.

– Ты что? – спросила Кейли.

– Ничего. У тебя когда тренировка кончается?

– Не знаю. Может, мы потом с Габи и Чаки прогуляемся.

«Может» означало, что так и будет.

– Куда?

– В город, – пожала плечами Кейли.

Обычный для подростков туманный ответ.

– А точнее?

– Не знаю. – Кейли позволила себе обозначить недовольство. Углубляться в тему ей не захотелось, но не хотелось и сердить мать, а то ведь ее могли не пустить, и все. – Просто прошвырнемся немного.

– Уроки сделала? – Едва задав этот вопрос, Меган сама себе стала противна. Настоящая строгая мамаша. Она, сдаваясь, подняла руки: – Ладно, забыли. Иди куда хочешь. Развлекайся.

Кейли посмотрела на мать так, словно у той на лбу вдруг вырос небольшой рог. Затем пожала плечами, вышла из машины и побежала к раздевалке. Меган смотрела ей вслед. Как всегда. Не в том дело, что в ее возрасте на поле уж не выйдешь. Просто Меган привыкла следить за дочерью, пока не убедится, что той ничто не угрожает.

Десять минут спустя Меган нашла позади кафе «Старбакс» место, где припарковаться. Посмотрела на часы. До встречи оставалось пятнадцать минут.

Войдя в кафе, она нашла столик в глубине зала. Слева от нее устроилась, оживленно болтая о чем-то, стайка молодых мамаш с малышами на коленях. Женщины, ошалев от бессонных ночей, в заляпанных платьях, все же были счастливы. Они толковали о новейших моделях детских стульчиков, о том, какие памперсы лучше и когда надо отнимать детей от груди. Горячо обсуждали достоинства и недостатки детских площадок с резиновым покрытием, и в каком возрасте отнимать соску, и где безопаснее всего сажать детей в машине, как застегивать ремни безопасности – спереди, сзади или сбоку. Одна мамаша хвасталась, что ее сын Тедди «такой чуткий, что заботится о других детях, хотя самому ему всего полтора года».

Меган с улыбкой подумала было, как хорошо бы оказаться в их компании. В свое время она тоже счастливо переживала пору материнства, но, как всегда бывает, теперь оглядывалась на прошлое с легкой иронией. Она наперед знала все, что будет с этими мамашами дальше, – напряженные поиски лучшего детского сада, так, словно это вопрос жизни и смерти, очереди в ожидании освободившегося места, пристраивание детей в самые престижные компании сверстников, занятия в спортивных залах, занятия лакроссом, занятия плаванием, занятия французским. И вот уже счастье оборачивается вечной спешкой, а спешка становится рутиной. Некогда всепонимающий муж постепенно превращается в зануду, потому что сексом ты уже занимаешься не так охотно, как до рождения ребенка. Те двое, что раньше только и стремились улучить момент, чтобы уединиться и побаловаться, теперь, стоит обнажиться, смотрят друг на друга едва ли не с равнодушием. Думаешь, что это не имеет значения, что это естественно и неизбежно, но на самом деле – на самом деле это притворство. В каком-то смысле любишь супруга даже больше, чем раньше, но все равно – это притворство, и ты либо не пытаешься с ним бороться, либо просто не замечаешь. Становишься наседкой, твой мир усыхает до размеров и кругозора отпрысков, и все становится таким правильным, словно застегнутым на все пуговицы, и уютным – но в то же время умопомрачительно, удушающе скучным.

– Так-так-так.

Знакомый голос заставил Меган привычно улыбнуться. Этот голос дразняще отдавал сексом, запахом виски и сигарет, памятью о полночных бдениях, когда любое слово таило в себе намек на некую двусмысленность.

– Привет, Лорен.

Лорен посмотрела на нее с кривой ухмылкой. Это была яркая блондинка с чересчур длинными волосами. Крупная, в теле, хорошо сложенная женщина, она умела подать себя. Платье у нее было размера на два меньше, чем нужно, но, как ни странно, это ей только шло. Сколько лет миновало, а Лорен все еще производила впечатление. Даже мамаши на минуту замолк-ли и со сдержанным неодобрением посмотрели на нее. Лорен метнула на них ответный взгляд, долженствующий показать: ей известно, что они о ней думают, и пусть они засунут эти свои мысли в одно место. Мамаши дружно отвернулись.

– Хорошо выглядишь, малышка.

Она грузно опустилась на стул. Да, семнадцать лет прошло. Когда-то Лорен была в одном лице хозяйкой-управляющей-официанткой-барменшей заведения. Она прожила трудную жизнь и не собиралась оправдываться.

– Я скучала по тебе, – сказала Меган.

– Да, я так это и поняла по твоим открыткам.

– Не надо было их посылать, прости.

Лорен отмахнулась – оставим, мол, эти сантименты. Она порылась в сумочке и вытащила пачку сигарет. У мамаш отвалились челюсти, будто в ее руках они увидели пистолет.

– Пошли отсюда.

– Пожалуй, стоило бы закурить, хотя бы для того, чтобы они смылись.

– Слушай, – перегнулась через стол Меган, – извини за вопрос, но как ты разыскала меня?

– Да брось, сладкая ты моя. – Губы Лорен снова изогнулись в ухмылке. – Мне и искать не надо было. У меня ведь повсюду есть глаза и уши, тебе это известно.

Меган собралась было задать очередной вопрос, но что-то в тоне Лорен удержало ее.

– Ты только посмотри на нее, – сказала Лорен. – Замужняя дама, дети, большой дом. Там, на стоянке, куча белых «кадиллаков». Один из них – твой?

– Нет, у меня «джи-эм-си-акадия».

Лорен кивнула, словно вполне поняла, о чем речь.

– Рада, что у тебя все получилось, хотя, знаешь, по правде говоря, мне всегда казалось, что ты из той же породы, что и я, и это на всю жизнь.

– Ну да, – согласилась Меган. – Я вроде как и сама себе удивляюсь.

– Конечно, не все девушки, что возвращаются на стезю добродетели, поступают так по собственной воле. – Лорен махнула рукой, словно сказала это между делом. Но обе знали, что это не так. – Веселые у нас бывали деньки, да?

– Что верно, то верно.

– А у меня и до сих пор бывают. Все это, – теперь она махнула в сторону мамаш, – все это, конечно, здорово, за них только порадоваться можно. Честно. Но… не знаю. Это не для меня. – Лорен пожала плечами. – Может, я слишком большая эгоистка. Или будто дозу когда-то слишком сильную хватанула, что-то вроде того. Мне нужен стимулятор.

– Дети здорово стимулируют, можешь мне поверить.

– Правда? – с явным недоверием спросила Лорен. – Что ж, рада слышать.

Меган, похоже, не знала, что еще сказать.

– Так ты по-прежнему в «Ла Крем»?

– Да. В основном за стойкой.

– А мне все же зачем позвонила?

Лорен повертела в пальцах незажженную сигарету.

Мамаши вернулись к прерванной болтовне, правда, без прежнего воодушевления.

Они то и дело искоса поглядывали на Лорен, словно в ней крылась некая зараза, запущенная в их упорядоченную жизнь в предместье с целью ее искоренения.

– Повторяю, я тебя никогда не теряла из виду. Но ни с кем на твой счет не делилась, даже в голову не пришло бы. Да та и сама это знаешь, так?

– Так.

– И сейчас ни за что не стала бы соваться. Ты исчезла, и я была бы последней, кто попытался вернуть тебя.

– Но?

– Ты попалась кое-кому на глаза. – Лорен посмотрела на нее. – Или, вернее, не ты, а Кэсси.

Меган заерзала на стуле.

– Ты ведь захаживаешь в «Ла Крем»?

Меган промолчала.

– Да любой бы тебя понял, уж поверь мне. Если бы мне каждый день приходилось сталкиваться с этими цыпочками, – Лорен ткнула пальцем в сторону мамаш, – я бы чем только не пожертвовала, лишь бы оторваться время от времени.

Меган уставилась в чашку с кофе, словно там мог скрываться ответ на эти слова. Верно, она заходила в «Ла Крем», но только однажды. Две недели назад, незадолго до годовщины своего побега, Меган отправилась в Атлантик-Сити, где проходил какой-то семинар и торговая выставка. Теперь, когда дети подросли, она решила попробовать найти работу на ниве торговли недвижимостью. Последние несколько лет Меган чем только не пыталась заняться: йогой, изготовлением керамики, в конце концов даже курсы по мемуаристике начала посещать – в ее обстоятельствах речь могла, разумеется, идти не столько о воспоминаниях, сколько о беллетристике. Любое из этих предприятий было отчаянной попыткой иллюзорной «самореализации», к которой всегда стремятся те, у кого и так все есть. На самом деле они поднимают очи горе, когда следовало бы опустить их долу, пытаются обрести просветленную духовность, в то время как – и Меган всегда это понимала – ответ скорее всего лежит в области чего-то более приземленного и простого.

Спроси ее, и она сказала бы, что ничего такого специально не задумывала, просто мгновенное побуждение, великое, понимаешь, дело. Словом, на второй вечер своего пребывания в «Тропикане», в каких-то двух кварталах от «Ла Крем» Меган натянула самое облегающее из своих платьев и отправилась в клуб.

– А ты что, видела меня там? – спросила она Лорен.

– Нет. И насколько я понимаю, ты меня не искала.

Сказано это было без всякой обиды. Действительно, Меган увидела свою давнюю приятельницу за стойкой бара, но не подошла. В просторном помещении клуба царила полутьма, чем и объяснялась его популярность. Здесь легко остаться незамеченным.

– Я ничего такого… – Меган замолчала. – Если не ты, то кто?

– Не знаю. Но это правда?

– Было дело, но только однажды, – призналась Меган.

Лорен промолчала.

– Так в чем проблема-то? Не понимаю.

– Почему ты вернулась?

– А это имеет значение?

– Для меня – нет, – сказала Лорен. – Но это стало известно одному копу. Тому самому, что разыскивал тебя все эти годы и так и не успокоился.

– И тебе кажется, он все-таки найдет меня?

– Да, – кивнула Лорен. – Думаю, это весьма вероятно.

– Таким образом, твой звонок – это предупреждение?

– Что-то вроде того.

– А не вроде?

– Не знаю точно, что произошло в тот вечер, – сказала Лорен, – и не хочу знать. Я всем довольна. Мне нравится моя жизнь. Я занимаюсь тем, что мне нравится и с кем нравится. В чужие дела не лезу, понимаешь, что я хочу сказать?

– Да.

– К тому же я могу ошибаться. Ты ведь не хуже меня этот клуб знаешь. Темно, мало что увидишь. Да и прошло… сколько? Семнадцать лет. Так что вполне могло только показаться. Это был только миг, но, похоже, в тот самый вечер, когда ты там появилась. И если добавить к этому, что потом еще кое-кто исчез…

– Слушай, Лорен, о чем ты, в конце концов? Что ты увидела?

Лорен посмотрела прямо на нее и откашлялась.

– Не что, а кого, – сказала она, поигрывая незажженной сигаретой. – По-моему, я видела Стюарта. Стюарта Грина.