Текст книги "Прошлое не отпустит"

Если побег действительно имел место, то только под воздействием минуты.

– Ладно, насчет девушки я поспрошаю, – сказал Руди. – Что-нибудь еще?

К настоящему моменту Брум мог перечислить десять мужчин, так или иначе подпадавших под категорию «пропавшие». Его бывшей жене и сослуживице Эрин Андерсон даже удалось добыть фотографии троих. Чтобы получить недостающие, понадобится время. Пока же Брум показал имевшиеся снимки Руди:

– Узнаешь кого-нибудь?

– Это подозреваемые?

– Я спрашиваю: узнаешь кого-нибудь? – раздраженно повторил Брум.

– Ладно, ладно, извини. – Руди принялся перебирать фотографии. – Право, не знаю. Вроде этого малого я где-то видел.

Питер Берман. Безработный. Объявлен в розыск 4 марта, восемь лет назад.

– И как же ты с ним познакомился?

Руди молча пожал плечами.

– Как его зовут? – не отступал Брум.

– Я ведь не говорил, что знаю этого типа. Я сказал, что вроде лицо знакомое. Когда и где виделись, не помню. Может, это было несколько лет назад.

– Скажем, восемь?

– Говорю же, не помню. Может быть. А что?

– Пусти эти фотографии по кругу. Вдруг кто-нибудь узнает. Только не говори зачем.

– Так я и сам не знаю зачем.

Брум проверил все дела. Пока – но только пока – с уверенностью можно было говорить лишь об одной исчезнувшей женщине, и это, конечно, приятельница Стюарта Грина. Называли ее – когда она здесь работала – Кэсси. А настоящего имени не знал никто. Как только на сцене появилась стриптизерша, федералы и большинство копов заскучали и отошли в сторону. Поползли слухи, они достигли района, где жил Грин. Дети бывают жестокими. Сьюзи и Брендону пришлось терпеть насмешки сверстников, что, мол, их папочка сбежал с какой-то таинственной незнакомкой.

И только один коп – наверное, самый тупой из всех – не поверил в это.

– Что-нибудь еще? – подал голос Руди.

Брум отрицательно покачал головой и двинулся к выходу, но, дойдя до двери, поднял голову и, что-то увидев, остановился.

– Что-нибудь не так? – осведомился Руди.

– Это что, камеры слежения? – ткнул пальцем в потолок Брум.

– Ну да, что же еще? На тот случай, если нас захотят к суду притянуть. Представь себе, например, такую картину. Кто-то снимает со своей кредитки двадцать косых. Жена это обнаруживает, и тогда он говорит, что карточку украли или это мошенничество, словом, несет какую-то чушь. А здесь, мол, и ноги его не было. Так что верните деньги.

– Ну и?… – улыбнулся Брум.

– Ну и я отправляю ему кадры видеосъемки, на которых у него по девочке на коленях, и прикладываю записку, что с удовольствием перешлю его жене всю пленку. И еще предлагаю подкинуть чаевых, ведь девочки трудились вовсю.

– И когда сделана последняя запись?

– Последняя? Погоди, дай подумать. В две тысячи восьмом, кажется. Теперь все на цифру перевели, пленкой никто больше не пользуется. У меня тут каждый день за последние два года на учете.

– Мне бы посмотреть, что там у тебя есть за восемнадцатое февраля. Этого года и прошлого.

* * *

Рэй доехал до помещения почты «Федерал экспресс» в Норфилде, вошел в Интернет и отпечатал фотографию Карлтона Флинна, сделанную в Сосновой Вырубке. Если сразу отослать снимок в ОГЭФ (Объединенную группу экспертов по фотографиям), выйдешь на источник – камеру, на которую его сняли.

Он тщательно протер края фотографии – никаких следов не должно остаться, – заклеил конверт, достал обыкновенную шариковую ручку и надписал большими печатными буквами: «Центральное полицейское управление Атлантик-Сити». Затем заехал в тихую улочку, где был почтовый ящик.

Перед глазами его вновь встало пятно крови.

Не слишком ли, подумал Рэй, он рискует? Не приведет ли это послание к нему самому? Хотя непонятно как, а может, это и значения уже никакого не имеет, ведь прошло столько лет. Но у Рэя не было выбора. Что бы в конце концов ни вышло наружу, с какими бы тяготами снова ни пришлось столкнуться, терять-то что?

Над ответом Рэй даже задумываться не хотел. Он бросил письмо в почтовый ящик и уехал.

Глава 6

Меган резко затормозила и рывком открыла дверцу. Быстро пройдя через вестибюль, мимо заспанного консьержа, бросившего на нее удивленный взгляд, она повернула налево, в соседний коридор.

Дверь Агнес третья справа. Открыв ее, Меган услышала судорожный вздох. В комнате царила кромешная тьма. Где же тут выключатель? Она нащупала его, включила свет, подошла к кровати и почувствовала, как защемило сердце.

Старушка сидела, натянув одеяло по самые глаза-блюдца. Она походила сейчас на ребенка, который смотрит фильм ужасов.

– Это я, Меган.

– Меган?

– Все хорошо. Я здесь.

– Он снова заходил сюда, – прошептала старуха.

Меган опустилась на кровать и прижала к себе свекровь. За последний год Агнес Пирс так похудела, что казалось, будто обнимаешь мешок с костями. Она была холодной и вся дрожала в чрезмерно просторном ночном одеянии. Несколько минут Меган поглаживала ее так, как гладила своих детей, когда им случалось очнуться от страшного сна.

– Прости меня, – сквозь слезы проговорила Агнес.

– Ш-ш… все хорошо.

– Не надо было звонить тебе.

– Нет, надо, – возразила Меган. – И пожалуй-ста, если снова станет страшно, непременно звоните, ладно?

В комнате безошибочно угадывался запах мочи. Дождавшись, пока Агнес успокоится, Меган помогла ей сменить памперс и снова уложила в постель.

Устроившись рядом, Меган спросила:

– Не хотите рассказать подробнее?

По щекам Агнес катились слезы. Меган вгляделась в ее лицо – глаза, как и обычно, говорили все. Первые признаки слабоумия – в форме потери памяти – начали появляться три года назад. Она называла Фрэнком своего сына Дейва. Так именовали даже не ее покойного мужа, а жениха, который сбежал из-под венца пятьдесят лет назад. Некогда заботливая и любящая бабушка, она теперь не помнила имен внуков и даже не узнавала их. Меган это пугало. Помимо этого, постоянным спутником Агнес стала паранойя. Происходящее в телефильмах казалось ей действительностью, а убийца из сериала «Место преступления: Майами», думала она, прятался у нее под кроватью.

– Он снова был здесь, – повторила Агнес. – Грозился убить меня.

Это была новая мания. Дейв пытался как-то подействовать на мать, но у него не хватало для этого терпения. В прошлом году, во время трансляции решающей игры чемпионата США по футболу, незадолго до того, как стало ясно, что одна Агнес больше жить не может, она твердила, что это не прямая передача, она уже все видела и знает, кто победил.

– И кто же победил? – Поначалу Дейва такие разговоры забавляли. – Я не прочь заключить пари на небольшую сумму.

– Сам увидишь, – отвечала Агнес.

– А что сейчас будет? – не отставал Дейв, начиная раздражаться.

– Не отвлекайся, смотри, – говорила Агнес, а сразу по окончании игры с радостной улыбкой вопрошала: – Ну вот, видишь? Я же говорила тебе.

– Что ты мне говорила?

– Оставь ее в покое, Дейв, – вмешивалась Меган.

Агнес же не унималась:

– Я видела эту игру. Говорю тебе, видела.

– В таком случае кто победил?

– Не хочу портить тебе удовольствие.

– Мама, это прямая трансляция, ты сама не знаешь, что говоришь.

– Еще как знаю.

– Тогда кто все-таки победил? Скажи мне, кто победил?

– Ты хочешь, чтобы я испортила тебе удовольствие?

– Не бойся, не испортишь. Так кто победил?

– Скоро увидишь.

– Ничего ты не видела, мама. Игра идет прямо сейчас.

– Еще как видела. Вчера.

И так продолжалось до бесконечности, пока Дейв не начинал багроветь. Меган приходилось вмешиваться и напоминать, что это болезнь, мама тут ни при чем. Можно сохранять в тайне другой диагноз – рак или сердечную недостаточность, – но скрыть психическое заболевание практически нереально.

Пример: месяц назад у Агнес появилась очередная мания – какой-то мужчина якобы вламывался к ней и угрожал. Дейв вновь пытался не обращать внимания. «Пусть звонит, не подходи к телефону, – устало говорил он Меган, – надо передать ее на попечение врачей».

Но Меган не соглашалась. Она была еще не готова к этому.

Врачи давно отмечали, что Агнес становится хуже, еще немного – и она станет пациенткой «третьего этажа», где лежат пациенты с последней степенью болезни Альцгеймера. Но Дейв теперь верил в чудеса. Поскольку надежды на исцеление не было, персонал «третьего этажа» делал для пациентов все, что мог, прибегая к так называемой позитивной терапии. Это, по сути, означало: «Если вы верите в то, что это так, значит, это действительно так». Стало быть, если, допустим, вы считаете себя двадцатидвухлетней матерью новорожденного ребенка, медсестры превращаются в родственников или посетителей и дают вам кормить и баюкать «младенца» (куклу). А если вам кажется, что вы беременны, сиделки выспрашивают, на каком вы месяце, кого вам хочется, мальчика или девочку, и так далее.

Меган всмотрелась в испуганное лицо Агнес. Всего несколько лет назад та была бодрой, веселой и остроумной женщиной, любительницей крепкого словца. Как-то вечером, когда обе они изрядно выпили, Меган даже раскрыла свекрови кое-что из своего прошлого. Не все, конечно. Просто намекнула на какую-то тайну.

– Понимаю, детка, – сказала тогда Агнес. – У каждой из нас есть маленькие секреты.

Больше они эту тему не поднимали. А когда Меган захотелось снова к ней возвратиться, было, увы, слишком поздно.

– Ладно, все прошло, – сказала Агнес. – Можешь идти.

– У меня еще есть немного времени.

– Тебе ведь отправлять детей в школу.

– Они уже взрослые, сами способны о себе позаботиться.

– Разве? – Агнес склонила голову. – Слушай, Меган…

– Да?

– А если он возвратится, что мне делать?

Меган повернулась к ночнику.

– Кто его выключил?

– Он.

Меган задумалась. Позитивная терапия. А почему бы и нет? Вдруг это поможет несчастной женщине?

– У меня тут есть кое-что с собой, может, вам пригодится. – Меган покопалась в сумочке и вытащила нечто, напоминающее цифровой будильник.

Агнес в недоумении посмотрела на нее.

– Это камера слежения, – пояснила Меган. Она купила ее по Интернету. Разумеется, можно было и про обыкновенный будильник просто сказать, что это камера слежения – позитивная терапия вовсе не предполагала правдивости, но зачем врать без необходимости? – Теперь этого гада можно будет застукать на месте преступления.

– Спасибо. – На глазах у Агнес выступили слезы. Слезы облегчения?

– Не за что.

Меган установила камеру лицом к кровати. Она была снабжена таймером и детектором, реагирующим на любое движение. Агнес всегда звонила в три утра.

– Вот что я сделаю, – продолжила Меган. – Поставлю таймер на время от девяти вечера до шести утра, ладно?

– Руки, – сказала Агнес.

– Что руки?

– У тебя дрожат руки.

Меган опустила взгляд. Агнес была права – пальцы едва попадали на нужные кнопки.

– Когда он приходит сюда, – прошептала Агнес, – у меня тоже начинают дрожать руки.

Меган, шагнув к кровати, снова обняла свекровь. Та спросила:

– Ты ведь тоже, Меган, верно?

– Что я тоже?

– Напугана. Ты дрожишь, потому что боишься его.

Меган не знала, что и сказать.

– Тебе ведь что-то угрожает, Меган, правда? Он тоже к тебе приходит?

Меган собралась было отрицательно покачать головой и уже открыла рот, чтобы произнести: «Нет, у меня все нормально», – но остановилась. Ей не хотелось лгать Агнес. Зачем несчастной женщине думать, будто страшно только ей одной?

– Я… Мне… Не знаю.

– Но ведь ты боишься, что он придет за тобой?

Меган судорожно вздохнула. Ей вспомнился Стюарт Грин и то, чем окончилась та история.

– Наверное, да.

– Не надо.

– Не надо?

– Да, не надо.

– Ладно, – кивнула Меган. – Вот что я вам скажу: я не буду бояться, если вы так говорите.

– Нет, не в том дело. – Агнес с недовольным видом отмахнулась, явно не принимая эту игру в поддавки.

– А в чем же?

– Ты молода, – сказала Агнес. – Ты сильная. Ты решительная. Тебе ведь приходилось трудно, верно?

– Как и вам.

Агнес пропустила эти слова мимо ушей.

– Ты не старуха, прикованная к постели. Тебе не нужно молить о помощи, дрожа от страха, что вот-вот с тобой покончат.

Меган молча посмотрела на свекровь. Интересно, подумала она, кто из них двоих проводит позитивную терапию, кто врач и кто пациент?

– Ты, главное, не сиди молча в темноте и не жди, что будет дальше, – настойчиво зашептала Агнес. – Не надо чувствовать себя беспомощной. Ладно? Ну, пожалуйста. Для меня. И для себя.

– Хорошо, Агнес.

– Обещаешь?

– Обещаю, – кивнула Меган.

И это были не просто слова. Терапия, не терапия, но то, что сказала Агнес, неопровержимая истина: страх – это плохо, но ощущение беспомощности еще хуже. Да и независимо от этого Меган после встречи с Лорен раздумывала, что надо сделать какой-то решительный шаг. При этом могут всплыть на поверхность детали ее прошлого, причем самые неприглядные, но, как верно сказала Агнес, это лучше, чем просто беспомощно ждать чего-то в темноте.

– Спасибо, Агнес.

Старуха заморгала, словно останавливая готовые хлынуть слезы.

– Уходишь?

– Да. Но я вернусь.

– А не можешь побыть еще чуть-чуть? – Агнес раскинула руки. – Совсем недолго. Я знаю, что тебе надо идти, но ведь несколько минут не так уж важны, правда?

– Правда. Совсем не важны, – кивнула Меган.

Глава 7

Едва Брум приступил к просмотру записей видеокамеры, запечатлевшей множество идиотов, выползавших из клуба, в поту, в клоунских шляпах, с выпивкой, ну и девочками, как ему позвонил из «Ла Крем» Руди.

– У Карлтона Флинна была постоянная девушка, – сообщил он.

– Кто такая?

– Тони Аллюр.

У Брума округлились глаза.

– Это ее настоящее имя?

– Такое же настоящее, как и все остальное, если ты понимаешь, о чем я.

– Ну да, ты у нас большой мастер слова. Когда она будет?

– Она сейчас здесь.

– Еду.

Брум не успел выключить телевизор, как в кабинет вошел Голдберг, его шеф – настоящая гора мышц.

– Это еще что такое? – Голдберг буквально навис над Брумом. От него несло пивом, потом и тунцом.

– Видеозапись из «Ла Крем» в вечер исчезновения Карлтона Флинна.

– А тебе-то она зачем?

Бруму не хотелось углубляться в подробности, но от Голдберга просто так не отделаешься. На нем была сейчас бежевая, а некогда, вероятно, белоснежная рубаха с высоким воротом. При разговоре шеф сердито похрюкивал, полагая, вероятно, что шумные звуки помогут скрыть его тупость. И пока действительно получалось.

– Ищу связь между Стюартом Грином и Карлтоном Флинном, – сказал, поднимаясь, Брум. – Оба исчезли в один и тот же день.

Голдберг глубокомысленно кивнул:

– Ну и куда ты теперь?

– Назад в «Ла Крем». У Флинна там была девчонка – стриптизерша.

– Гм… Такая же, как и у Стюарта Грина?

– Возможно.

Брум вытащил флешку. Пожалуй, стоило показать запись Эрин. У нее взгляд наметанный. Можно отвезти по пути в клуб. Брум поспешно вышел и, заворачивая за угол, оглянулся, опасаясь, что Голдберг последует за ним. Но тот стоял в кабинете, склонившись над телефоном и сжимая в ладони мембрану так, словно это способствовало более энергичной умственной деятельности.

Двадцать минут спустя, успев заглянуть на работу к Эрин, Брум уже сидел напротив Тони Аллюр в скрытой от посторонних глаз кабинке. Позади девушки, скрестив руки, стоял Руди. На вид Тони была этакая падчерица, которую в семье только шпыняли. В заведениях вроде «Ла Крем» это стандарт, в общем-то соответствующий в большинстве случаев действительности. Тони была юна, обладала точеной – разумеется, не обошлось без хирургического вмешательства – фигурой, но по грубоватому лицу было видно, что у нее уже было слишком много мужчин.

– Расскажи-ка мне про Карлтона Флинна, – по-просил Брум.

– Про Карлтона? – Тони заморгала, ее ресницы были наклеены так, что походили на клешни подыхающего на солнце краба. – Ой, он был такая лапочка! Пылинки с меня сдувал. Настоящий джентльмен.

Лгунья из Тони была никакая. Глаза ее метались, и выглядела она как напуганная птичка.

– Больше ничего не хочешь сказать?

– Пожалуй, нет.

– Где вы познакомились?

– Здесь.

– Каким образом?

– Он заказал приватный танец. Это не запрещается, сами знаете.

– А потом что, он тебя к себе повел?

– Нет, нет, что вы! У нас так не делается. Все по закону. Я бы ни за что не пошла.

Тут даже Руди закатил глаза.

– Слушай, Тони… – вздохнул Брум.

– Да?

– Я не в полиции нравов служу, так что, даже если ты с обезьянами трахаешься за деньги, мне все равно…

– Что-что?

– И еще: вряд ли ты имеешь какое-то отношение к тому, что случилось с Карлтоном. Но если ты и дальше будешь мне врать…

– Я не вру!

– Если ты и дальше будешь мне врать, Тони, – Брум понял руку, заставляя ее замолчать, – я тебя прижучу и засажу, просто так, для развлечения. Я все изображу так, будто это ты его убила, поскольку, знаешь ли, мне надоело возиться с этим делом, пора его закрывать. Итак, либо ты мне говоришь правду, либо садишься, и надолго.

Разумеется, это был чистый шантаж, и Бруму стало даже немного не по себе – нехорошо запугивать девочку, у которой не хватает мозгов, чтобы самой выпутаться. Тони оглянулась на Руди. Брум подумал, может, стоит отослать его прогуляться, но тот уже кивнул ей: выкладывай, мол.

Тони опустила глаза. Плечи у нее поникли.

– Он сломал мне палец.

Она держала правую руку под столом. На руке была красная перчатка – под цвет бюстгальтера, – и когда девушка сняла ее, стало видно, что мизинец отгибается в сторону, а кость едва ли не протыкает кожу.

Брум метнул взгляд на Руди. Тот пожал плечами:

– У нас тут не пункт «скорой помощи».

У Тони скатилась по щеке слеза.

– Карлтон – гнусный тип. Ему нравится делать мне больно. Он сказал, что если я кому-нибудь проговорюсь или начну жаловаться, он убьет Ральфи.

– Это твой парень?

Девушка посмотрела на Брума так, будто у него две головы.

– Это мой пудель.

– Ты знал об этом? – Брум повернулся к Руди.

– Ты что же, думаешь, меня интересуют домашние животные девушек?

– Я не о собаке, идиот. Я спрашиваю, ты про садистские наклонности Карлтона Флинна знал?

– Слушай, если кто-нибудь обижает моих девочек, я посылаю таких куда подальше. Но только если знаю, а если не знаю, что прикажешь делать? Это как если в лесу на тебя дерево свалится, что-нибудь в этом роде. Если не слышишь, разве тебя это волнует? Так и тут. Если не знаю, стало быть, не знаю.

Философ, понимаешь. Руди – философ мужского будуара.

– Он делал тебе больно и как-нибудь иначе? – спросил Брум.

Тони крепко зажмурилась и кивнула.

– Как? Можешь описать?

– Нет.

– Получается, он тебя ненавидел.

– Да.

– А теперь он исчез.

Веки Тони с накладными ресницами широко распахнулись.

– Но вы ведь сами сказали, что я не имею к этому никакого отношения.

– Может, и так, – кивнул Брум. – Может, не ты, но те, кому ты не безразлична, кто хотел тебя оберечь.

Тони снова растерянно смотрела на него. Он пояснил:

– Приятель, родители, кто-нибудь из близких друзей.

– Вы что, смеетесь надо мной?

Увы, растерянность ее была непритворной. Никого у Тони, кроме пуделя Ральфи, не было. Тупик.

– Ты когда Флинна в последний раз видела?

– За день до того, когда он… э-э… пропал.

– И куда с ним отправилась?

– Сначала сюда. Ему нравилось смотреть, как я танцую. Он давал деньги кому попало на приватные танцы, смотрел, как я это делаю, улыбался, а потом отводил меня к себе домой, обзывал шлюхой и делал больно.

Брум старался не выказывать никаких чувств. Люди приходят сюда, оттягиваются, он им не судья. Но в чем они не признаются, так это в том, что им всегда бывает мало. Вот и Карлтон Флинн поначалу просто заглядывал, ну, может, цеплял какую-нибудь девчонку, а потом ему захотелось большего. Так всегда и бывает. Забьешь косячок, и это только шаг к следующему. Лучше других это сформулировал дед Брума: «Если все время трахаться, нужен второй член».

– Ты и дальше собиралась с ним встречаться? – спросил Брум.

– У нас было назначено свидание на вечер, когда он… э-э… пропал.

– И что же случилось?

– Он позвонил и сказал, что задерживается, но так и не появился.

– А почему задерживается, не объяснил?

– Нет.

– А перед тем днем, не знаешь, что он делал?

Тони покачала головой. Брум почувствовал горьковатый запах дешевого одеколона.

– Что-нибудь еще про тот день можешь рассказать?

Тони снова покачала головой.

– Не понимаю, – пожал плечами Брум. – Он обижал тебя, так?

– Так.

– И был все более жестоким.

– Что-что?

– Бил все сильнее и сильнее, говорю. – Брум подавил вздох.

– А, ну да. Верно.

Брум только руками развел:

– Ну и как, по-твоему, все это должно было закончиться?

Тони заморгала, отвернулась и вроде бы даже задумалась.

– Да так же, как и всегда заканчивается. Я бы ему надоела. Другую бы себе нашел. – Она еще секунду подумала и добавила: – Или убил бы меня.