Текст книги "Прошлое не отпустит"

Глава 3

Детектив Брум с тяжелым вздохом подошел к проклятому дому и позвонил. Сара открыла дверь и, едва посмотрев на него, пригласила:

– Заходи.

Ощущая какую-то неловкость, Брум вытер ноги, снял старое пальто и перебросил через руку. Ничего в доме за все эти годы не переменилось. Тусклое освещение, белая кожаная кушетка, старое кресло в углу – все то же самое. И фотографии с каминной полки никуда не исчезли. Давно, по меньшей мере пять лет назад, Сара поставила у этого кресла мужнины шлепанцы. Вот их больше не видно, но само кресло – на месте. «Интересно, – подумал Брум, – садился на него кто-нибудь за эти годы?»

Все выглядело так, словно дом застыл, а стены и потолки тосковали и ждали чего-то. Впрочем, может, ему просто так показалось. Людям нужны ответы. Ясность им нужна. Может, еще и надежда, она прекрасна сама по себе – и Бруму это было хорошо известно, – но она же способна каждый божий день наносить тебе удары, и тогда это по-настоящему жестоко.

– Ты пропустил годовщину, – сказала Сара.

Брум кивнул, не зная пока, как объяснить, почему так получилось.

– Как дети?

– Все хорошо.

Дети Сары выросли – фактически взрослые люди уже. Сьюзи – третьекурсница в Бакнелле. Брендон заканчивает школу. Отца они лишились едва ли не в младенчестве, когда он исчез из этого уютного мира, и больше уже никто из близких в глаза его не видел. Брум так и не распутал это дело. Но и не оставил. Ничего личного в работу привносить нельзя. Это ему было известно. Но в этом случае иначе не получалось. Он ходил на танцевальные занятия Сьюзи. Обучал Брендона азам бейсбола. А двенадцать лет назад, к собственному стыду, слишком много выпил с Сарой и остался у нее на ночь.

– Как тебе новая работа? – спросил он.

– Нормально.

– Сестра скоро возвращается?

– Да, – вздохнула Сара.

Она все еще сохраняла привлекательность, хотя от глаз разбегались морщинки, да и у рта они за эти годы сделались заметно глубже. Возраст накладывает свой отпечаток на женщин, и Сара не была исключением.

А еще она избавилась от рака, уж двадцать лет как. Сара сказала об этом Бруму при первой же встрече, в этой самой комнате, когда он начинал расследовать дело об исчезновении ее мужа. Диагноз, по ее словам, был поставлен, когда она была беременна Сьюзи. Если бы не муж, повторяла и повторяла она, ей бы ни за что не выжить. Сара хотела, чтобы Брум это понял. Когда прозвучал приговор врачей, когда из-за химиотерапии Сару постоянно рвало, когда у нее начали выпадать волосы и красота пропала, кожа на теле сморщилась, когда у всех, включая саму Сару, исчезла всякая надежда – опять это слово! – он, и только он один, не отходил от нее ни на шаг.

Это лишний раз доказывает, сколь сложна и многолика человеческая природа.

Он все время оставался рядом. Ночами не отнимал ладоней от ее лба. Подавал лекарства, целовал в щеку, прижимал к себе, заставляя ее почувствовать, что она не одинока, что ее любят.

Она смотрела тогда Бруму прямо в глаза и рассказывала все это, поскольку хотела, чтобы он продолжил расследование, не думал, что муж просто сбежал из дома, чтобы дело это стало его личным делом, чтобы он отыскал родную душу, ведь она просто не могла жить без этого человека.

И вот сейчас, семнадцать лет спустя, успев открыть для себя некоторые тяжелые истины, Брум по-прежнему оставался рядом. А местопребывание мужа – родной души Сары – все еще оставалось загадкой.

– Ну что ж, прекрасно, – произнес он, с трудом поднимая на нее глаза. – То есть я хочу сказать, прекрасно, что сестра приезжает. Я знаю, как ты любишь, когда она тебя навещает.

– Ну да, просто слов нет, – едва слышно пробормотала Сара. – Слушай, Брум…

– Да?

– Что-то ты крутишь.

Он опустил голову.

– Просто хочу быть вежливым.

– Ничего подобного. Ты никогда не стараешься быть просто вежливым. И никогда не крутишь.

– И то правда.

– В таком случае?…

Несмотря на все усилия – веселая желтая краска, свежие цветы, – Брум видел вокруг лишь следы запустения. Годы безвестности тяжело подействовали на семью. Детям пришлось нелегко. Сьюзи дважды задерживали за вождение машины в нетрезвом состоянии. У Брендона возникли проблемы с наркотиками. Бруму пришлось выручать обоих. А дом выглядел так, будто их отец исчез только вчера – застыл в ожидании его возвращения.

– Ты нашел?… – У Сары расширились глаза, словно от внезапного открытия.

– Нет.

– Тогда… что?

– Может, и ничего.

– И все же?

Брум сидел, уперев локти в колени, обхватив голову ладонями. Он глубоко вздохнул и посмотрел прямо в умоляющие глаза Сары.

– Еще один из местных пропал. Может, ты уже видела это в новостях. Его зовут Карлтон Флинн.

– Говоря «пропал»… – Сара растерянно посмотрела на Брума.

– Точь-в-точь, как… – Брум замолчал. – Жил себе и жил, и вдруг – нет его. Исчез с концами.

Сара старалась переварить услышанное.

– Но… ведь ты еще тогда мне это говорил… люди пропадают.

Брум кивнул.

– Иногда по собственной воле, – продолжила Сара. – Иногда нет. Но такое случается.

– Верно.

– Получается, семнадцать лет назад исчез мой муж, а теперь кто-то еще, этот самый Карлтон Флинн. Ну и что? Связь-то какая? Не вижу.

– Может, и никакой, – согласился Брум.

– Тогда?… – Сара придвинулась к нему.

– Понимаешь, именно из-за этого я и пропустил годовщину.

– Как тебя прикажешь понимать?

Брум не нашелся, что сказать. В частности, потому, что еще мало знал наверняка. Он разрабатывал версию, что крутилась у него в голове и не давала спать ночью, но на данный момент это было все.

– Карлтон Флинн исчез в этот день, – сказал он.

– В какой этот?

– Затем я и пришел. Это был день годовщины. Восемнадцатое февраля. Семнадцать лет, день в день, как исчез навеки твой муж.

– Семнадцать, день в день. – Казалось, Сара застыла на мгновение. – Ну и что из этого? Семнадцать лет. Может, это просто совпадение? Если бы пять или двадцать – другое дело. Но семнадцать?

Брум промолчал, предоставляя Саре возможность додумать самой.

– Ты хочешь сказать, что посмотрел другие дела об исчезновениях? Нет ли какой закономерности? – спросила наконец она.

– Ну да.

– И что же?

– Достоверно известно, что восемнадцатого февраля исчезли только двое – твой муж и Карлтон Флинн.

– Достоверно? – повторила Сара.

Брум глубоко вздохнул.

– В прошлом году, четырнадцатого марта, мы получили сообщение об исчезновении некоего Стивена Кларксона, тоже из местных. А за три года до этого, двадцать седьмого февраля, – еще одного.

– И никто не нашелся?

– Никто.

– Тогда, выходит, дата здесь ни при чем. – Сара судорожно сглотнула. – Может, дело в месяце – февраль или март?

– Не думаю. Или, вернее, не думал раньше. Видишь ли, еще двое – Питер Берман и Грег Вагман – могли исчезнуть задолго до того, как попытались увязать эти дела. Один – рыбак, другой – дальнобойщик. Оба одинокие, родственников немного. Если такие парни не появляются дома в течение двадцати четырех часов – кто это заметит? С тобой, конечно, дело другое. Но если человек – холостяк, или разведен, или разъезжает подолгу…

– …тогда сообщение о пропаже может поступить через несколько дней или недель, – закончила за него Сара.

– А то и позже.

– Выходит, эти двое тоже могли исчезнуть восемнадцатого февраля?

– Не все так просто, – покачал головой Брум.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что чем дольше я этим занимаюсь, тем труднее становится уловить закономерность. Вагман, например, он из Буффало – не местный. Никто не знает, откуда и когда он исчез, но мне удалось проследить его передвижения вплоть до Атлантик-Сити, где он был в феврале.

Сара задумалась.

– Ты назвал пятерых, включая Стюарта, кто исчез за последние семнадцать лет. Есть и другие?

– И да и нет. Всего я насчитал девять человек, которые хоть в какой-то степени соответствуют моей версии. Но есть случаи, которые в нее не вписываются.

– А именно?

– Два года назад поступило сообщение о том, что седьмого февраля исчез некто Клайд Хорнер, живший со своей матерью.

– Выходит, не восемнадцатого.

– Выходит, так.

– Тогда, может, все дело в месяце? Февраль?

– Возможно. С этими версиями и теориями всегда проблемы. Требуется время. А пока я собираю свидетельства.

Глаза Сары наполнились слезами. Она моргнула, пытаясь сдержать их.

– Не понимаю. Как могло случиться, что никто не заметил – когда столько людей исчезло?

– Не заметил чего? – спросил Брум. – Слушай, я ведь тоже не могу пока ничего утверждать. Мужчины всегда пропадают. Большинство сбегает из дома. Кому-то жить не на что, кого-то кредиторы донимают – вот они и начинают новую жизнь. Мотаются по стране. Кто-то имя меняет. А кто-то нет. Но никто их не разыскивает. Никто не хочет найти. Я тут разговаривал с одной женщиной, так она умоляла меня не искать ее мужа. А ведь она с ним трех детей прижила. Думает, что сбежал с какой-то, по ее словам, «шлюшкой-пьянчужкой», – и это самое лучшее, что произошло в их семье.

Оба немного помолчали.

– А до того? – осведомилась Сара.

Брум понял, что она имеет в виду, но на всякий случай переспросил:

– До чего?

– До Стюарта. До исчезновения моего мужа еще кто-нибудь исчезал?

Брум пригладил волосы и поднял голову. Их взгляды встретились.

– Может быть, но мне это неизвестно. Если здесь и существует какая-то закономерность, то все началось со Стюарта.

Глава 4

Рэй проснулся от стука в дверь.

Он приоткрыл один глаз и тут же пожалел об этом. Свет вонзился в глазное яблоко, словно кинжал. Рэй обхватил голову и стиснул ее с обеих сторон ладонями, опасаясь, что череп расколется.

– Открывай, Рэй. – Фестер явился. – Рэй, ты там?

Снова стук в дверь. Каждый удар отдавался в висках Рэя утроенной болью. Он опустил ноги на пол и, чувствуя, как бешено кружится голова, кое-как сел. Справа Рэй разглядел пустую бутылку из-под виски «Джек Дэниелс». Ага. Он вырубился – нет, увы, в очередной раз произошло «затемнение» – и рухнул на кушетку, не удосужившись разложить постель. Ни одеяла, ни подушки. Шея, наверное, тоже ныла, но за болью, пульсирующей в голове, ее даже не почувствуешь.

– Рэй!

– Секунду, – только и выдавил он, не способный произнести больше ни звука.

Ощущение было как с похмелья, только в десятикратном увеличении. Миг-другой Рэй не мог сообразить, что же все-таки с ним приключилось минувшим вечером. Припомнился почему-то случай из прошлой жизни – последний раз, когда он чувствовал себя вот так же, как сейчас, и все для него кончилось. В ту пору Рэй был фотокорреспондентом агентства «Ассошиэйтед Пресс», прикомандированным к Двадцать четвертому пехотному полку в Ираке во время первой войны в Заливе. Тогда где-то неподалеку от него разорвалась пехотная мина. Полная темнота, затем острая боль. Какое-то время ему казалось, что он потерял ногу.

– Рэй!

Таблетки валялись рядом с кроватью. Таблетки и выпивка – замечательный коктейль на сон грядущий. Рэй попробовал было прикинуть, сколько он принял и когда, но сразу плюнул на эту затею. Он проглотил еще две таблетки, с трудом поднялся и побрел к двери.

– Не слабо, – присвистнул с порога Фестер.

– Что?

– Вид у тебя такой, словно несколько больших орангутангов изнасиловали.

«Ах, Фестер, Фестер…»

– Который теперь час?

– Три.

– Три дня, что ли?

– Да, Рэй, дня. Видишь, как светло на улице. – Фестер мотнул головой, указывая себе за спину, и продолжил голосом воспитателя в детском саду: – В три дня на улице светло. В три ночи – темно. Могу, если от этого тебе будет лучше, составить таблицу восходов-закатов.

Только таких приколов Рэю сейчас и не хватало. Кошмар. Рэй никогда не вставал позже восьми, а сейчас три? Крепко же он, должно быть, вырубился. Рэй сделал шаг в сторону, пропуская в квартиру Фестера.

– Зачем пришел? По делу?

Фестер, мужчина весьма крупный, с трудом протиснулся внутрь. Он оглядел помещение и кивнул:

– Ну и конура.

– А ты что же думал, за деньги, которые ты мне платишь, особняк можно купить в фешенебельном районе?

– Очень смешно. – Фестер ткнул в него пальцем. – В десятку.

– Ладно, говори, зачем пришел.

– Держи. – Фестер полез в сумку и вытащил фотоаппарат. – Пользуйся, пока новый не купишь.

– Весьма тронут, – сказал Рэй.

– Что ж, свое дело ты знаешь. К тому же ты единственный из моих людей, кто не сидит на наркотиках, – только выпивка. Из этого следует, что ты – лучший из них.

– Ты польстить мне решил, Фестер?

– Вот именно, – кивнул он. – И еще должен добавить: никого лучше, кто справился бы с делишками Джорджа Куэллера, я так и не нашел. Эй, а это что такое? – Фестер указал на таблетки. – Что-то многовато для того, кто не сидит на игле.

– Это обезболивающие. Меня, если помнишь, изрядно отделали ночью.

– Не забыл. И все же…

– Как это понимать? Я уже не лучший?

– Если найду здесь использованные шприцы – нет.

– Знаешь, Фестер, сегодня мне не до работы.

– Ты хочешь сказать, что весь день собираешься в постели проваляться?

– Вот именно.

– В таком случае придется поменять планы. Ты мне нужен. Плачу в полтора раза больше. – Фестер огляделся и сдвинул брови. – Хотя не сказать, чтобы тебе были так уж нужны наличные, да и вообще.

Фестер ушел. Рэй вскипятил воду. Растворимый кофе. Из квартиры сверху доносились громкие голоса на урду. Похоже, дети из школы возвращались. Рэй постоял под душем, пока не кончилась горячая вода. Сандвичи с беконом в закусочной на углу были отвратительны на вкус, и Рэй проглотил их мигом, словно боялся, что иначе они извергнутся наружу. Он попытался сосредоточиться на происходящем, не заглядывая вперед: спросил у Мило, хозяина закусочной, как у него со спиной, полез в карман за деньгами, улыбнулся соседу в очереди, купил местную газету. Рэй пытался следовать правилам дзен, то есть пребывать в текущем времени, не думая о будущем, – потому что ему не хотелось думать о крови.

Он пролистал газету. Статья «Исчез местный житель» сопровождалась фотографией мужчины, которую он уже видел в вечернем выпуске новостей. Карлтон Флинн явно позировал перед камерой. Настоящая задница. У него были темные, с иглами-косичками, волосы, покрытые татуировкой руки с накачанными мышцами и гладкой, как у младенца, кожей, и выглядел он, словно участник какого-то дурацкого представления, где на сцене кривляются с отрешенным видом кретины, называющие девушек «огнетушилками».

За Карлтоном Флинном тянулся шлейф преступлений – три изнасилования. Ему двадцать шесть лет, разведен, «работает в отцовской компании по поставке продуктов питания».

Рэй сложил газету и сунул ее под мышку. Думать об этом ему не хотелось. Не хотелось думать о фотографии Карлтона Флинна на дисплее своего компьютера и гадать, зачем кому-то понадобилось нападать на него, лишь бы ее добыть. Ему хотелось забыть об этом и просто жить дальше, день за днем, минута за минутой.

Упал, отжался – как все эти последние семнадцать лет.

«И каково тебе было все это время, Рэй?»

Он закрыл глаза и соскользнул в прошлое, туда, где была Кэсси. Он снова в клубе, от него несет спиртным, он смотрит, как она танцует с каким-то парнем, прижимаясь к нему всем телом, с самозабвением отдаваясь этому занятию, но не испытывает при этом ни малейшей ревности. Она бросает на Рэя взгляд через плечо партнера, взгляд, от которого весь млеешь, и улыбается. Во взгляде ожидание, она ведь знает, что в конце концов, вечером, ночью ли, она будет принадлежать ему.

Атмосфера, окружающая Кэсси, всегда была наэлектризованной. Всего понемногу – веселья, безумия, сюрпризов и еще – тепла, сердечности, ума. Увидишь ее – и хочется сорвать одежду, швырнуть на ближайшую кровать и в то же время написать любовный сонет. Внезапный язык пламени, затухающий огонь, медленное возгорание, тепло очага – у Кэсси каким-то образом все это получалось одновременно.

Такая женщина, согласитесь, кое-чего заслуживает.

Рэй подумал о фотографии и об этом чертовом парке с его развалинами. Неужели тому гаду нужна была именно она? Сомнительно. Рэй прикинул различные варианты, возможности и пришел к некоему выводу.

Исчез он довольно давно. Был в большой фотожурналистике, потом оказался в ужасном восстановительном центре, затем веселые деньки в Атлантик-Сити и, наконец, полный провал. В какой-то момент Рэй перебрался в Лос-Анджелес, работал там как папарацци, угодил еще в одну заваруху, вернулся на прежнее место. Зачем? Зачем возвращаться туда, где потерял все, разве что… разве что его влекло сюда нечто. И это нечто требовало, чтобы он вернулся и отыскал правду.

Кэсси.

Рэй, словно взмахом руки, отогнал воспоминания о ней, сел в машину и поехал в парк. Уголок, где он останавливался едва ли не каждый день, все еще оставался открытым. Вряд ли Рэй смог бы выразить словами, что привело его сюда. Многое за эти годы в нем изменилось, но одно осталось прежним – потребность всегда иметь под рукой фотокамеру. Фотомастером становишься благодаря воздействию множества факторов, но в его случае потребность снимать имела большее значение, чем просто желание отщелкать несколько кадров. По сути, он ничего не видел и не осознавал, если это не выразить на пленке. Он видел мир через объектив аппарата. Для большинства вещи существуют, поскольку их можно видеть, слышать, осязать, обонять. А для него наоборот – лишь камера превращала ничто в нечто реальное.

Если повернуть за углом направо, окажешься на краю крутого обрыва, откуда виден весь Атлантик-Сити. Ночью океан напоминает мерцающее колышущееся черное полотно. Зрелище, если, рискуя свалиться, подползти к самому краю и заглянуть вниз, открывается такое, что дух захватывает.

Рэй начинал щелкать еще издали, скрываясь за камерой, как за защитной стеной. На опушке Сосновой Вырубки, где проложена самая широкая в лесах Нью-Джерси дорога, видны останки старой железной мельницы. Однажды, много лет назад, Рэй сошел с дороги и углубился в лес. Там он наткнулся на заброшенный кирпичный домик, стены которого покрывали надписи, порой весьма устрашающего содержания. В Сосновой Вырубке все еще можно было найти немало скелетов городов-призраков. В гуще здешних лесов таились легенды о свершенных злодеяниях. И если вам приходилось видеть фильмы про мафию, то наверняка запомнились те кадры, где убийцы хоронят тело жертвы, – в Сосновой Вырубке. Рэй слишком часто задумывался об этом. Наступит время, прикидывал он, и кто-нибудь изобретет способ, позволяющий узнать, что тлеет глубоко в земле, устройство, позволяющее отличить человеческие кости от корней и булыжников, и кто знает, что там обнаружится?

Рэй глубоко вздохнул и отогнал эту мысль. Дойдя до старого железного горна, вытащил фотографию Карлтона Флинна и внимательно всмотрелся в нее. Флинн стоял слева, на той же дороге, которой шел семнадцать лет назад сам Рэй. Как так получилось? Что привело сюда Карлтона Флинна? Конечно, он мог оказаться случайным туристом или искателем приключений. И все же как он очутился именно здесь, на том же самом месте, где стоял семнадцать лет назад Рэй? И куда он отсюда направился?

Хромоту Рэя уже почти никто не замечал. Конечно, никуда она не исчезла, но Рэй научился скрывать ее. Однако стоило ему двинуться вверх по склону, чтобы достичь в точности того места, откуда он тогда сфотографировал Стюарта Грина, старая травма дала о себе знать. Да и все тело ныло от вчерашнего, хотя на эту боль Рэй старался не обращать внимания.

Что-то вдруг привлекло его внимание. Он остановился и прищурился. Ярко светило солнце. Может, благодаря этому ему и удалось разглядеть нечто на этом небольшом пригорке. С дороги не заметишь, но что-то там в лучах солнца отражалось, что-то справа, на самой опушке, рядом с большим валуном. Рэй сдвинул брови и захромал в ту сторону.

Что за?…

Подойдя ближе, он нагнулся, протянул было руку, но тут же отдернул ее. Теперь он ни минуты не колебался. Он сорвал с плеча камеру и принялся щелкать затвором.

На земле, почти сразу за валуном, выделялась полоска запекшейся крови.

Глава 5

Меган лежала в кровати с журналом в руках. Дейв лежал рядом – смотрел телевизор, то и дело переключаясь с канала на канал. Для мужчин пульт дистанционного управления – нечто вроде успокоительного или подушки безопасности. Они просто не способны смотреть телевизор, не имея под рукой этого черного устройства.

Было начало одиннадцатого. Джордан уже спал. Иное дело – Кейли.

– Так, сегодня лавры кому достанутся – мне? Или ты займешься? – спросил Дейв.

– Ты и так два дня подряд упражнялся, – вздохнула Меган.

– Три, – с улыбкой поправил ее Дейв, не отрываясь от телевизора. – Но кто считает?

Меган отложила журнал. Кейли полагалось ложиться ровно в десять, но она никогда не отправлялась в постель одна, без вмешательства родителей. Меган вылезла из-под одеяла и поплелась в дальний конец коридора. Можно было бы просто крикнуть: «Немедленно спать!» – но это и утомительно, и Джордана можно разбудить.

Она заглянула в комнату дочери:

– Спать.

Кейли даже не оторвалась от компьютера.

– Еще пятнадцать минут, ладно?

– Нет. Ты должна быть в постели в десять. А сейчас почти четверть одиннадцатого.

– Джен нужно помочь с уроками.

– Ну да, на «Фейсбуке», – нахмурилась Меган.

– Да ладно, мам, всего пятнадцать минут, не больше.

Но пятнадцатью минутами дело никогда не ограничивалось, и через пятнадцать минут свет будет по-прежнему гореть, а Меган придется снова вставать и загонять дочь в постель.

– Нет. Сию минуту.

– Но…

– Ты хочешь, чтобы тебя силой уложили?

– О Господи, большое дело, всего пятнадцать минут!

– Немедленно!

– Ну что ты кричишь? Ты всегда кричишь на меня.

Меган подумала о Лорен, о ее звонке и об их встрече, о том, что она не заточена под детей и этих мамаш, что расположились в «Старбаксе», и что прошлое – доброе ли, дурное – всегда остается с тобой, ты его запихиваешь в коробки, и ставишь куда-нибудь в дальний угол шкафа, и думаешь, что эти коробки ничем не отличаются от других у тебя дома, тех, что никогда не открываешь, а потом наступает день, на тебя наваливается реальность, и ты роешься в шкафу и находишь эти коробки.

Когда Меган вернулась в спальню, Дейв уже спал с пультом в руке. Он лежал на спине, слегка похрапывая, грудь вздымалась и опускалась. Меган приостановилась и посмотрела на мужа. Это был крупный мужчина, все еще сохранявший форму, хотя годы оставили на нем отпечаток. Поредели волосы. Наметился второй подбородок. Да и фигура уже не та, что прежде.

Он слишком много работал. Вставал каждый день в половине седьмого, надевал строгий костюм с галстуком и ехал в контору, располагавшуюся в угловом шестиэтажном доме в Джерси-Сити. Дейв работал адвокатом и разъезжал явно больше, чем следовало бы. Похоже, это ему нравилось, но вообще-то жил он ради тех моментов, когда можно сбежать домой и побыть в кругу семьи. Дейв любил возиться с детьми, ходить на соревнования, в которых они участвуют, пожалуй, даже слишком переживая за их спортивные успехи. Ему нравилось болтать с другими родителями на кромке поля, пить пиво со знакомыми по Американскому легиону, играть в футбольной команде ветеранов, а ранним утром заглянуть в гольф-клуб.

«Ты счастлив?»

Она никогда не задавала ему этого вопроса. И он ей тоже. А задай – что бы она ответила? Сейчас ее что-то свербило. А его? Меган никогда ему ничего не говорила. Может, и он ей тоже. Последние шестнадцать лет она спала с этим мужчиной – и ни с кем больше – и лгала ему с самого первого дня. Вопрос: имеет ли это сейчас какое-нибудь значение? Способно изменить что-нибудь? Дейв ничего не знал о ее прошлом, но при этом знал ее лучше всех.

Меган подошла к постели, мягко отняла у него пульт, выключила телевизор. Дейв зашевелился и повернулся на бок. Спал он обычно в позе зародыша. Меган легла в постель и придвинулась к нему. У него было теплое тело. Она прижалась носом к его спине. Ей нравился его запах.

Думая о будущем, представляя себя старушкой, живущей во Флориде или в каком-нибудь захолустье, да где бы ни заканчивался ее век, Меган не сомневалась: рядом с ней будет этот человек. Ничего иного она даже вообразить не могла. Она любила Дейва. Она устроила с ним свою жизнь и любила его, но разве стоит смущаться из-за того, что иногда хочется чего-то еще, просто чего-то другого?

Нет, что-то тут не так. Вопрос, в чем именно.

Она положила руку ему на бедро. Она знала, как он откликнется, если оттянуть резинку трусов, как застонет во сне. Меган улыбнулась этой мысли, но отчего-то передумала. Память перенесла ее в «Ла Крем». Так чудесно было снова там оказаться, просто ощутить саму атмосферу этого места.

Зачем только она открыла этот шкаф?

И еще один, не столь абстрактный и философский вопрос: мог ли Стюарт Грин и впрямь вернуться?

Нет. По крайней мере она такого представить не могла. А может, если не спешить и подумать хорошенько, его возвращение как раз все и объясняет. Ее возбуждение неожиданно сменилось страхом. Бывали в прошлом славные деньки, бывали деньки упоительные, бывали веселые. Но бывали и очень, очень страшные дни.

Подумать, так одного без другого не бывает. Разве не таковы правила игры?

Стюарт Грин. Ей казалось, что это призрак, давно похороненный. Но разве можно похоронить призрак?

Меган вздрогнула и еще крепче прижалась к Дейву. На удивление, он сжал ее пальцы и спросил:

– Что-нибудь не так, малыш?

– Да нет, все хорошо.

Молчание. Потом Дейв проговорил:

– Люблю тебя.

– И я тебя люблю.

Меган думала, что не заснет, но заснула. Она по-грузилась в сон, словно с обрыва в воду нырнула. В три утра, когда вдруг зазвонил мобильный, Меган все еще лежала, прижавшись к спине мужа, не снимая руки с пояса. Другой рукой она безошибочно нащупала телефон. Посмотрела, кто звонит, хотя в этом не было необходимости.

– Не отвечай, – полусонно пробормотал Дейв.

Но Меган просто не могла не ответить. Она уже поднималась с кровати, нашаривая на полу шлепанцы.

– Агнес?

– Он у меня, – прошептала в трубку старуха.

– Не волнуйтесь, Агнес, все будет хорошо. Я еду.

– Только поскорее, пожалуйста. – Страх в ее шепоте слышался так отчетливо, как если бы о нем оповещала сверкающая неновая вывеска. – Мне кажется, он хочет убить меня.

Брум даже не подумал показать бляху, входя в «Ла Крем», этот «мужской салон» – определение во многих отношениях эвфемистическое, – расположенный в двух коротких географически (но длинных в целом ряде других смыслов) кварталах от эспланады в Атлантик-Сити. Вышибала – ветеран заведения по имени Ларри – давно знал его.

– Здорово, Брум.

– Привет, Ларри.

– По делу или расслабиться?

– По делу. Руди здесь?

– У себя в кабинете.

Было десять утра, но в клубе еще оставалось несколько неутомимых посетителей и даже несколько любителей танца, с еще более измученным видом, чем у первых. Кто-то из служащих стоял за пользующимся неизменным успехом буфетом – все для вас, «только еда» (ха-ха), жонглируя подносами с замороженными бог весть когда продуктами. Нечего и говорить, что буфет – это не более чем сухой корм для собак, но ведь бывает, что и банальность – единственный носок в шкафу.

Руди сидел за столом. Он мог сниматься в массовках сериала «Клан Сопрано», разве что помощник режиссера счел бы, что у него слишком выразительная внешность. Это был крупный мужчина с массивной золотой цепью на шее, способной вытащить якорь туристического теплохода.

– Здорово, Брум.

– Что происходит, Руди?

– Чем-нибудь могу быть полезен?

– Знаешь такого Карлтона Флинна? – спросил Брум.

– Знаю, конечно. Клоун с мышцами циркового борца и бронзовым загаром.

– А знаешь, что он исчез?

– Да слышал что-то.

– Вроде тебя это не слишком волнует?

– Как же, как же, слезами заливаюсь.

– Можешь мне рассказать о нем?

– Девочки говорят, что член у него так себе. – Руди зажег сигару и ткнул ею в сторону Брума. – Стероиды, друг мой. Держись от них подальше. От них яйца могут усохнуть до размеров изюмины.

– Ценю и заботу о моем здоровье, и художественную образность. Что-нибудь еще?

– Скорее всего он захаживал в разные клубы, – заметил Руди.

– Так и есть.

– Так чего же ты именно ко мне привязался?

– Да просто он исчез. Так же, как в свое время Стюарт Грин.

– Неужели? – У Руди округлились глаза. – Когда это, дай Бог памяти, было? Лет двадцать назад?

– Семнадцать.

– Давно. В таких местах, как Атлантик-Сити, это целая вечность.

А что, пожалуй, он прав. Собачья здесь жизнь. Все стареет быстрее, чем везде.

Верно и то, что, хотя широко об этом не сообщалось, Стюарт Грин, заботливый отец маленьких Сьюзи и Брендона, верный муж умиравшей от рака Сары, любил посидеть в «Ла Крем» за бутылкой вина в обществе стриптизерок. У него имелась специальная кредитная карта, позволявшая оплачивать счета по служебному адресу. В конце концов Брум вынужден был в максимально мягкой форме сказать об этом Саре, и реакция ее стала для него неожиданностью.

– Да мало ли женатых мужчин ходит по клубам, – сказала тогда Сара. – И что из этого?

– Так ты все знаешь?

– Знаю.

Но Сара сказала неправду. Брум понял это по ее болезненно скривившемуся лицу.

– Никакого это не имеет значения.

И в известном смысле действительно не имеет. Тот факт, что мужчина заводит с кем-то шашни и даже ходит на сторону, еще не означает, что его надо разыскивать. И все же с того момента, как Брум начал задавать вопросы постоянным посетителям и служащим клуба, перед ним стала вырисовываться довольно неприглядная и мрачная картина.

– Стюарт Грин, – повторил Руди. – Давненько я не слышал о нем. Связь-то тут какая?

– Всего две ниточки, Руди. – Во всем остальном, и Брум это ясно понимал, Флинна и Стюарта действительно ничего не связывало. Стюарт Грин – женатый мужчина, отец двух детей, человек работящий. Карлтон Флинн – избалованный холостяк, у папочки на шее сидит. – Одна – оба исчезли в один и тот же день, хотя и с разницей в семнадцать лет. А другая, – Брум неопределенно махнул рукой, – вот это «шикарное заведение».

В кинофильмах парни вроде Руди никогда не ладят с копами. В действительности же им вовсе не хочется неприятностей, особенно если речь заходит о нераскрытых преступлениях.

– Так что ты хочешь узнать?

– У Флинна была постоянная девушка?

– Как Кэсси у Стюарта?

Брум промолчал, дав туче проплыть мимо. Руди пояснил:

– Спрашиваю, потому что все мои девушки на месте, никто не исчез, если, конечно, ты это имеешь в виду.

Брум снова не сказал ни слова. У Стюарта на самом деле здесь была любимица. И она тоже исчезла той же ночью семнадцать лет назад. Когда вездесущие федералы, решив, что в деле замешаны важные, уважаемые граждане, забрали это дело у Брума и полиции Атлантик-Сити и обнаружили это обстоятельство, у них сразу возникла логичная версия, которая и была принята всеми, – Стюарт Грин просто сбежал со стриптизершей.

Но Сара даже слышать не желала об этом, да и Брум не поверил. Положим даже, Грин, этот самовлюбленный нарцисс, мог поразвлечься на стороне, но чтобы бросить детей, сбежать из города? Не сходится. Счета Стюарта Грина остались нетронуты. Деньги, ценные бумаги – все на месте. Чемоданы пусты, ничто не продано, никаких признаков подготовки к побегу. Напротив, судя по бумагам, оставшимся на аккуратно прибранном рабочем столе Стюарта, он был близок к завершению крупнейшей сделки в своей профессиональной карьере. У Стюарта Грина был надежный доход, хорошая работа, связи в обществе, любящие родители и любимые дети.