Текст книги "Прошлое не отпустит"

– Подгузники?

– И это тоже. Но только на первых порах. А я про то, что сейчас происходит. Сейчас, когда они подросли и стали более или менее настоящими человеческими существами.

– И что же?

– То, что живешь ради их улыбки.

Продолжения не последовало, и, помолчав, Лорен спросила:

– А подробнее нельзя?

– Когда у них что-то получается – ну, допустим, Келли гол в игре забьет, – тогда они улыбаются, и ты сама вся расцветаешь. Тебе становится так хорошо, просто невероятно хорошо. Но потом, понимаешь, когда у них…

– Ты становишься несчастна.

– Ну, не так просто, но в принципе – да. И вот с этим я никак не могу примириться. Мое счастье зависит исключительно от их улыбок. А я ведь не из тех мамаш, кто живет только детьми. Конечно, мне хочется, чтобы они были счастливы. Но я привыкла к тому, что у меня есть собственные чувства. И вот, став матерью, я попала в зависимость от их улыбок. И они тоже понимают это.

– Интересно, – заметила Лорен. – Знаешь, как это называется?

– Как?

– Злоупотреблением родственными отношениями. По этой части мой бывший был мастер. Живешь, чтобы ублажить близких. А они этим пользуются.

– Ну, это ты уж слишком.

– Может быть. – Лорен явно была не согласна со своей давней приятельницей, но спорить у нее не было никакого настроения. – Однако ты так и не сказала, что заставило тебя вернуться сюда. То есть я хочу сказать, еще до того, как я тебя нашла.

Ответ был прост: Меган скучала по клубу. Это она и собиралась сказать, но Лорен вдруг отвернулась и посмотрела направо. Меган проследила за ее взглядом и нахмурилась.

– Столик Рэя, – констатировала она.

– Он самый.

Сейчас там никого не оказалось, но это был его столик – Рэй всегда сидел в этом углу. Господи, до чего же Меган была влюблена в него когда-то! За минувшие долгие годы она превратила в своей памяти их отношения в нечто вроде фантазии – стремительный безрассудный курортный роман, не способный выдержать беспощадной действительности. Но сейчас, на какой-то неуловимый миг, она вспомнила устремленный на нее пронзительный взгляд Рэя, жар его поцелуев, тесные объятия, когда буквально с ума сходишь от охватившей тебя страсти.

– Любовь – дело тонкое, – улыбнулась Лорен.

– Угу. Как он, не знаешь?

– А тебе это действительно интересно? – Улыбка исчезла с лица Лорен.

– Ты же сама открыла эту дверь.

– Нет, малыш, не я. Ты. А я просто стараюсь помочь тебе закрыть ее.

Так оно и было.

– Ну так и помоги. У него все благополучно?

Лорен вновь принялась протирать бокал.

– Лорен, ты слышишь меня?

– Какое-то время – то есть какое-то время после твоего исчезновения – он приходил сюда каждый вечер. Садился за свой столик и пил. А днем кружил у твоего дома. Так продолжалось, ну, я точно не помню, месяца два. А может, и целый год. Он просто ждал твоего возвращения.

Меган промолчала.

– Худо ему было. А потом он перестал приходить сюда. И вообще уехал из Атлантик-Сити. По-моему, в Калифорнию подался. Кажется, там тоже пил первое время. В конце концов вернулся.

Меган по-прежнему слушала молча, не задавая вопросов. Да, поступила она с Рэем не лучшим образом. Молодая была, может, глупая, однако, если подумать, разве существовал для нее другой выход? Меган почувствовала на себе взгляд Лорен. Прямо она ничего не спрашивала, но Меган прочитала вопрос в ее глазах: «Почему ты хотя бы не предупредила его?» Она отвернулась, чтобы скрыть ответ, который можно было прочитать на сей раз в ее глазах: «Потому что не была уверена, что это не он убил».

Теперь-то все сдвинулось. Может, Стюарт Грин вовсе не умер. А если он не умер…

На лице Лорен появилось какое-то странное выражение.

– Что такое? – вскинулась Меган.

– Ничего.

– Хорошо, ну и где Рэй сейчас?

– Да где-то здесь, наверное.

– Наверное? Не валяй дурака, Лорен. Просто скажи, чем он сейчас занят. По-прежнему фотографирует?

– Можно и так сказать, – поморщилась Лорен.

– Что значит «можно и так сказать»? Минуту, минуту. О Господи, он что, порнухой занялся?

– Нет, малыш, порнуха классом повыше того, что сейчас делает Рэй.

– И что же это такое? Хватит говорить загадками.

– Знаешь, дорогая, кто я такая, чтобы судить кого-то? Ты хочешь, чтобы я бросила камешек в твою тихую заводь? Что ж, изволь. – Лорен потянулась к ящику и вытащила продолговатую металлическую коробку. Меган с трудом подавила улыбку – ей вспомнилась волшебная картотека визиток знакомых Лорен.

– Все еще хранишь? – спросила Меган.

– Естественно. У меня все по порядку разложено, кто поближе, кто подальше. Так, минуту… Ага, вот она. – Лорен вынула визитку, перевернула ее, нацарапала что-то на обратной стороне и протянула Меган. Логотип походил на звезду с голливудской Аллеи славы, только в центре звезды помещалась фотокамера. Надпись гласила: «Работа со знаменитостями – папарацци внаем».

О Господи.

Меган перевернула карточку. Там было название: «Слабый сигнал. Бар и гриль».

– Что, Рэй теперь там обретается?

– Не он – Фестер.

– А кто это?

– Тип, на которого работает Рэй. Когда-то он был вышибалой в соседнем клубе. Не помнишь его?

– А что – должна?

– Да нет в общем-то. Так или иначе, я знаю Фестера много лет. Помню его еще под прозвищем Круглолицый Бабник. Вот оно – преимущество возраста. Для всех хороша. Для круглолицых бабников – достаточно в теле. Для любителей охоты на пум и порносайта «мамочек» – достаточно в годах. На любой вкус.

Меган продолжала сосредоточенно изучать визитку.

– Хочешь совет? – спросила Лорен.

– Вернуться домой и поменять гардины?

– Ну да, примерно так.

Глава 12

Брум въехал на дорожку, ведущую к кирпичному, с алюминиевой крышей коттеджу, поставил машину перед расположенным прямо под окнами спальни гаражом на две машины и двинулся вверх по бетонным ступеням. К перилам, загораживая вход в дом, был прислонен трехколесный велосипед. В этом совершенно обыкновенном, ну просто стандартном доме жила с мужем Шоном, занятым в рекламном бизнесе, офицер полиции Атлантик-Сити Эрин Андерсон, единственная женщина, которую Брум никогда не разлюбит.

Всякий раз, оказываясь здесь, он не мог не думать: «А ведь это мог быть я». Отсюда следует как будто, что Бруму должно было постоянно не хватать этой женщины. Так оно и было, но только отчасти. Ибо самым непосредственным и самым сильным его чувством было облегчение: какое счастье, какая невероятная удача, что удалось ускользнуть от судьбы. Но с другой стороны, стоило ему посмотреть на Эрин, как это чувство мгновенно рассеивалось.

Много лет назад они с Эрин начинали как напарники-патрульные. Они сразу же влюбились друг в друга и поженились. Это привело к переменам на работе – мужу и жене в одной патрульной машине ездить не полагалось – и стало началом всех бед. Брак, даже при их взаимной любви, обернулся чистой катастрофой. Так порой бывает. В иных случаях брак укрепляет взаимоотношения. Но порой он их разрушает.

Брум постучал в дверь. Открыл ее Шеймус, четырехлетний сын Эрин. Изо рта у него торчал леденец, от которого покраснели и губы, и зубы. Мальчик был полной копией отца, и Брума это отчего-то задевало.

– Привет, дядя Брум.

Даже дети называли его по фамилии.

– Привет, малыш. Мама дома?

– Я на кухне! – крикнула Эрин.

После развода они с Брумом снова попросились работать вместе. Не сразу, но разрешение им дали. Равновесие восстановилось – по крайней мере в их понимании. Но этих двоих по-прежнему тянуло друг к другу. Даже заводя время от времени новые романы, Брум и Эрин продолжали тайком встречаться. Это продолжалось довольно долго. Слишком долго. Они пытались положить конец своим отношениям, но когда часами остаешься рядом, то плоть, как говорится, оказывается слаба. Даже когда на горизонте появился Шон и даже когда у них с Эрин дело пошло к браку, связь продолжалась. Оборвалась она, когда новобрачные сказали у алтаря друг другу «да».

Однако и теперь, по прошествии стольких лет, чувство до конца не угасло, просто ушло на глубину. В прошлом году, проработав в полиции четверть века, но полного срока не выслужив, мать двоих детей Эрин вышла в отставку. Правда, раз в неделю она все еще ходила на работу, выполняя административные обязанности. Брум оставался частью ее жизни. Он приходил за советом. Или попросить помощи в расследовании. А еще он приходил к Эрин, потому что, хотя в судьбе ее все явно изменилось и в браке она была счастлива, а он свой лучший шанс на истинное счастье самым бездарным образом упустил, сам он по-прежнему влюблен в нее.

Заставка на ее компьютере представляла собой семейное фото: Эрин, Шон, двое детей и собака на фоне рождественской елки. Брум старался не отворачиваться.

– Как прошла встреча с Кэсси? – осведомилась Эрин.

– Странно.

– А подробнее можно?

– Можно.

На Эрин была ярко-зеленая мужская спортивная рубашка и розовая юбка выше колен. У Эрин всегда были потрясающие ноги. Она посмотрела на него издавна знакомым взглядом; он постарался сделать вид, что ему все равно. Эрин счастлива. Она – мать, она влюблена в Шона. А он, Брум, стал частью прошлого, человеком, который ей небезразличен, которого она по-своему до сих пор любит, но о котором по ночам она больше не думает.

Отчасти он был этому рад. Но если честно – сердце кровью обливалось.

Дослушав рассказ о встрече с Кэсси, Эрин спросила:

– Ну и что ты обо всем этом думаешь?

– Даже не знаю.

– Вообще никаких идей?

Брум помолчал, прежде чем сказать:

– Она говорила правду, но вряд ли всю. Надо разобраться. – Движением подбородка он указал на ноутбук. – А ты что накопала?

Эрин широко улыбнулась, из чего явствовало, что находка есть, и серьезная.

– Тут записи с камеры видеонаблюдений в «Ла Крем».

– Ну и что там?

– Я внимательно просмотрела их.

Эрин защелкала клавишами. Рождественская картинка семьи Андерсон, слава Богу, исчезла, и на ее месте показался видеокадр. Эрин нажала очередную клавишу. Изображение ожило. Прошло секунды две, и Брум увидел, как из клуба, пошатываясь, вышли несколько явно подвыпивших мужчин.

– Карлтон Флинн на этих записях есть? – спросил Брум.

– Нет.

– Тогда что тут интересного?

– А ты присмотрись, – улыбнулась Эрин. – Что видишь на экране?

– Компанию пьяных идиотов, выходящих из стрип-клуба.

– А если повнимательнее посмотреть?

Брум, вздохнув, прищурился. Эрин снова взялась за клавиши. Еще одна подвыпившая компания. И еще. И еще. На сей раз из клуба вышла парочка, эти двое тоже явно на бровях. Женщина вдруг остановилась, повернулась к мужчине, схватилась за бусы, висевшие у него на шее, и впилась ему в губы.

Бруму все это начало надоедать. Он собрался уж спросить у Эрин, а что тут, собственно, такого уж интересного, как что-то его остановило. Что-то вроде срослось.

– А ну-ка, давай назад.

Не переставая улыбаться, Эрин вернулась к предыдущему кадру. Брум снова прищурился. И на этих пьянчугах тоже бусы. Еще шаг назад – снова та же картина. Брум вспомнил, как ему самому приходилось работать с видеозаписями. Повсюду выпивка. Повсюду застолье.

И повсюду бусы.

– Марди-Гра [4]4
   «Жирный вторник» – первый вторник после Масленой недели, канун католического Великого поста.


[Закрыть].

– В точку, – кивнула Эрин. – А на какое число пришелся Марди-Гра в этом году?

– На восемнадцатое февраля.

– Ну и чтобы дополнительное очко заработать, не вспомнишь, когда тот же праздник отмечали семнадцать лет назад?

– Каждый год Марди-Гра празднуют по разным числам. Накануне «Пепельной среды», за сорок семь дней до Пасхи.

– Я прошлась по твоему списку. Возьмем, скажем, Грега Вагмана. Он исчез три года назад, четвертого марта…

– Почти в день Марди-Гра?

– И с остальными, – кивнула Эрин, – более или менее то же самое. Я говорю «более или менее», поскольку в иных случаях об исчезновении заявляли позднее – на несколько дней или даже недель, – но никто не исчезал до Марди-Гра. Я не утверждаю, что могу доказать, будто они исчезли в этот самый день или на следующий, после полуночи, но, в общем, все укладывается в эту твою скромную славную версию.

– Стало быть, дело не в каком-то конкретном дне месяца, – заметил Брум.

– Выходит, нет.

– Таким образом, с чем бы мы ни имели дело, а с чем именно, мы пока не знаем – с убийством, бегством, да с чем угодно, – с чем бы ни имели дела…

– …все начинается на Марди-Гра, – договорила Эрин.

У Брума зазвонил сотовый. Он посмотрел на экран – из участка.

– Да?

– Детектив Брум?

– Да, я слушаю.

– Мы только что получили фотографию. Наверное, вам стоит на нее взглянуть.

Из конторы Гарри Саттона открывался роскошный вид на Атлантик-Сити. Вдали – в трех кварталах отсюда – возвышались уже далеко не новые, но все еще сохранившие величественный вид отели, вытянувшиеся вдоль эспланады. А между этой роскошью и обшарпанным зданием, где располагалась контора, находился сколь обширный, столь и заброшенный участок земли. Как бы красивы ни были отели, а казино – шикарны, они были как вещи в себе, словно не имели к окружающим строениям никакого отношения. Ни малейших утечек. Если отели – это цветы, то они подобны островку, окруженному чертополохом.

Не то чтобы Гарри так уж увлекался сексом, игрой и всем остальным, что может предложить большой город, хотя, кто спорит, это затягивало. Но главным для него было то, что те, с кем он сталкивался – если угодно, можно назвать их местным населением, – были людьми совершенно безответными. В свои лучшие времена Гарри представлял интересы самых сильных мира сего, тех, кто с самого рождения был буквально обречен на успех в игре, именуемой жизнью, но даже при этом умудрялся испытывать потребность в мошенничестве. А здесь – все наоборот. Эти люди родились с пустыми руками. Их уделом была неудача. Они никогда не узнали бы вкус пряника, если бы не испытали, что такое кнут.

Что им требовалось, что они заслужили, так это почувствовать – хоть раз в жизни! – каково это, когда кто-то оказывается на твоей стороне. Только раз. Больше не надо. Забыть о вине и невиновности. О том, что правильно и что неправильно. Как бы ни складывалась несчастная – а в общем-то она такой и была – жизнь этих людей, он, Гарри Саттон, старался сделать все, чтобы хоть однажды они испытали это чувство.

Потому он и остался в Атлантик-Сити.

А уж потом секс, игра и все остальное, к чему он тоже отнюдь не был равнодушен.

Зазвонил телефон. Он сам поднял трубку.

– Адвокатская контора Гарри Саттона.

– Мне необходимо еще раз увидеться с вашим клиентом.

Это был Брум.

– Очень мило. Можете не утомлять меня любезностями и сразу перейти к сути дела.

– Мне надо увидеться с ней прямо сейчас.

Гарри не понравилась прозвучавшая в голосе копа тревога.

– Не уверен, что это возможно.

– Сделайте так, чтобы это стало возможным.

К нетерпеливости копов, к их манере запугивать людей Саттон привык и обычно реагировал спокойно, но на сей раз что-то его смутило.

– Что-нибудь не так?

– Всплыли кое-какие новые обстоятельства.

– А именно?

– Не исключено, что есть другие жертвы.

Повисло молчание.

– Не вижу, какое отношение может иметь к этому мой клиент.

– На мой электронный адрес пришла фотография.

– От кого?

– Не знаю. Послание анонимное. Слушайте, меня только одно интересует: может, она узнает кого-нибудь на этом снимке.

Саттон все еще колебался.

– Гарри, вы слышите меня?

– Да, да…

– Заметьте, я никому и ничем не угрожаю. Не говорю, например, что теперь мне не составит большого труда найти ее адрес, а там и с соседями потолковать. Или что составлю ее словесный портрет и помещу в газетах. Или… ну мало ли, что можно придумать.

– Я рад убедиться, что вы держите слово.

– Знаете, Гарри, у меня нет времени играть в эти игры. Возможно, мы имеем дело с серийным убийцей. И я делаю все, что в моих силах, лишь бы она не стала новой жертвой. Она правильно сделала, что встретилась со мной. Так пусть доведет дело до конца.

– Ладно, я свяжусь с ней и все объясню, – сдался Гарри.

– Тут сейчас много чего происходит, и мне придется быть поближе к участку. Можете приехать сюда с ней?

– В участок? Вы что, шутите?

– Все будет нормально.

– Не будет. Встретимся в «Харитедже». – Это был ресторан в квартале от участка: не самое лучшее место, но все-таки приемлемое.

– Она нужна мне срочно.

– В таком случае не будем тратить время на разговоры, – сказал Гарри. – Сейчас я свяжусь с ней, и если не перезвоню сразу же, встретимся, где договорились, через полчаса.

Гарри повесил трубку и позвонил Кэсси на сотовый. Она откликнулась на третьем гудке.

– Да?

Гарри услышал в трубке какой-то шум – она явно была не за рулем.

– Ты где?

– В «Ла Крем».

Это его не удивило. Брум тоже предполагал нечто в этом роде. Не просто затем, чтобы замолить старые грехи, вернулась сюда Кэсси.

– Я как раз собиралась тебе звонить, – сказала она.

– Да?

– Мне надо сообщить Бруму нечто важное.

– Правда? В таком случае ваши интересы совпадают.

– Что-нибудь случилось?

Саттон сказал ей о звонке Брума и просьбе встретиться в «Харитедже».

– Устраивает?

– Да, наверное. – Кэсси немного помолчала. – Хоть какое-нибудь представление о том, что там, на фотографии, у тебя есть?

– Нет, но Брум явно считает, что это очень важно. Он даже упомянул про серийного убийцу.

До Саттона донесся приглушенный смех. Гарри плотнее прижал трубку к уху.

– Кэсси, ты слышишь меня?

– Ладно, – сказала она. – Встречаемся в ресторане через четверть часа.

Гарри Саттон дал отбой и, развернувшись на вращающемся стуле, снова посмотрел в окно, за которым открывался знакомый вид. В этот момент раздался стук в дверь. Он посмотрел на часы. Все, рабочий день окончен, да и не было у него времени заниматься чьими-то делами. Но Саттон не привык отделываться от посетителей.

– Войдите! – с привычной готовностью произнес он.

Дверь открылась, и на пороге показалась юная пара, по виду явно не из здешних мест.

– Добрый вечер, мистер Саттон! – поздоровалась привлекательная блондинка.

У обоих был ухоженный вид, оба аккуратно одеты, оба улыбались, но почему-то – почему именно, Гарри затруднился бы объяснить, но вскоре ему предстояло убедиться, что причина проста, что это инстинкт, инстинкт безошибочный, – Гарри почувствовал страх, какого не испытывал никогда в жизни.

Глава 13

Меган еще не ушла из клуба. Машинально вертя в пальцах визитку «Папарацци внаем», она прочитала на обороте: «Слабый сигнал. Бар и гриль». В этот момент ожил сотовый. Эсэмэска от Дейва: «Где же ты???»

Меган решила было не отвечать, но сколько так могло продолжаться? Потом только хуже будет. Но что ей делать, что сказать, как объяснить – и что она вынуждена будет говорить через несколько дней? Образ, созданный много лет назад, сделался со временем – как бы сказать? – в большей степени ею, чем она сама.

Меган снова посмотрела на отпечатавшуюся строчку: «Где же ты???»

Но что такое образ? Всего лишь – и Меган отдавала себе в этом отчет – общепринятый псевдоним лжи. Впервые она солгала Дейву, когда познакомилась с ним в баре одной бостонской гостиницы, буквально через четыре месяца после бегства из Атлантик-Сити. Меган была тогда одинока, напугана и практически без денег. Без малейшей перспективы на будущее, она даже задумываться боялась о работе в каком-нибудь местном клубе и выживала за счет любителей выпить. Надевала потертые джинсы, прикидывалась студенткой колледжа с совместным обучением («В этом году заканчиваю Эмерсон»), заходила в гостиничный бар, знакомилась, потихоньку подпаивала мужчин, предпочтительно женатых (а то и подсыпала им что-нибудь в бокал), отводила в номер, обирала – и исчезала в ночи.

В тот вечер она впервые решила попытать счастья в отеле «Лоуэс», в самом центре города. Женатиков оказалось мало. В какой-то момент в холл шумно ввалилась компания парней из Гарварда. Меган стоило больших усилий скрыть неприязнь при виде их самодовольных физиономий и ухоженных рук.

Легкие деньги, подумалось ей, пусть даже студенты не часто имеют при себе наличные. Но тут случилось нечто необычное. Кто мог этого ожидать? Назови судьбой, назови предопределением или еще как-нибудь, но Меган вдруг заговорила с одним из этой компании, застенчивым, славным на вид молодым человеком по имени Дейв Пирс. Просто что-то привлекло ее в нем. Рядом с ним было тепло и спокойно. Нет, не так, как с Рэем. Никаких тебе электрических разрядов. Это будет потом. Тут что-то другое, что-то глубокое, сильное, настоящее.

Она солгала ему. А что ей оставалось делать?

Они проговорили весь вечер, и это было чудесно. Он заканчивал Гарвард, она сказала, что заканчивает Эмерсон. Более того, когда неделю спустя у них было назначено первое настоящее свидание, она попросила его зайти за ней в библиотеку Эмерсона. Тогда еще у студентов не спрашивали пропусков перед входом во все университетские помещения, и Меган просто разложила на столе книги и принялась ждать его появления.

Одна ложь наслаивалась на другую.

Меган немало знала о быте студенческого городка. Она сказала Дейву, что живет в общежитии, но пригласить его туда не может из-за соседки, у которой дурной характер и которая терпеть не может гостей. Насчет семьи все было правдой – действительно Меган была единственным ребенком, а ее родители умерли молодыми. Но остальное – фантазия: обычное, скучное детство в городке Манси, штат Индиана, нежелание говорить о родителях – слишком уж тяжелы воспоминания о ранней утрате. Дейв отнесся к этому с сочувствием и пониманием, а если в ее рассказе были дыры – а они были, – никогда ни до чего не докапывался. И доверчив он был, и влюблен. И раз уж Меган хотелось что-то от него утаить, это только добавляло ей таинственности и, возможно, очарования. В его мире наивных грез подобные прорехи не могли иметь большого значения. Кого интересуют всякие противоречия и подробности?

К тому же Мейджин-Кэсси-Меган была на редкость изобретательной лгуньей.

Но сейчас тщательно созданный образ – читай: ложь – оказался под серьезной угрозой. Меган потратила на его создание долгие годы упорной работы и вот теперь рисковала ее плодами. И ради чего? Ради того, чтобы разобраться в собственном прошлом? Или пощекотать нервы? А может, подсознательно она всегда хотела разоблачения? Может, маска была слишком тяжела, чтобы носить ее всю оставшуюся жизнь?

В таком случае как отнесется к такому разоблачению Дейв?

Меган глубоко вздохнула и отбила ответ: «Кейли привезут из школы соседи. У Джордана контрольная по математике, проследи, чтобы подготовился».

Тут же пришел ответ: «Ты где?!?!?!»

Не отрываясь от текста на экране, Меган отстучала: «Есть кое-какие дела. Задерживаюсь, целую».

Вновь краткий перерыв в переписке. Меган ждала звонка, но его не последовало. Взамен пришло очередное сообщение. «Не понимаю».

Меган тут же ответила: «Все нормально, просто верь мне».

Ха-ха. Все правильно, именно этого она от Дейва и хотела, но, если подумать, звучало это странновато. «Верь мне». Смех, да и только. Ответа Меган не ждала. Пора было еще раз увидеться с Брумом.

Она положила телефон в сумочку и отошла от стойки. Народа в клубе все прибавлялось, и Лорен едва успевала поворачиваться. Меган кивнула на прощание старой приятельнице, та помахала в ответ рукой. Не обращая внимания на мужчин, бросавших на нее откровенные взгляды, Меган двинулась к двери. Именно так мужчины всегда хотели бы смотреть на женщин, но условности заставляют их прятать взгляды. А здесь платили за то, чтобы пренебрегать правилами.

Любопытно, подумала Меган, а Дейв бывал когда-нибудь в подобных местах? Если и бывал, то ей об этом не говорил, но вообще-то она по собственному опыту хорошо знала, что женатые мужчины, как правило, таких клубов избегают. Ну а до женитьбы захаживал? Неужели тоже в открытую снимал девиц, ну и всякими там фокусами развлекался? Впрочем, какое это имело значение?

Через четверть часа Меган входила в «Харитедж» – ресторанчик в строго выдержанном старом стиле. В кабинках даже имелись небольшие проигрыватели-автоматы, хотя вряд ли они работали. У кассы распоряжался мужчина с густыми кустиками волос на ушах. На блюдах под стеклянными крышками были разложены изрядно высохшие кондитерские изделия. На стенах – фотоснимки с автографами местных телезнаменитостей. Улыбчивые официантки облачены в форменную одежду.

При ее появлении Брум поднялся с места.

– Спасибо, что пришла.

– А где Гарри?

– Его еще нет. – Они проскользнули в кабинку. – Что-нибудь съешь?

– Нет, спасибо.

– Может, кофе, как я? – Брум ткнул пальцем в чашку.

– Нет, не стоит. – Меган покачала головой и оглянулась на дверь. – Гарри вот-вот подойдет.

– Не возражаешь, если мы начнем без него? – спросил Брум. – А то у меня со временем туго.

– Без моего адвоката?

– Да не нужен тебе адвокат. Я тебя ни в чем не подозреваю, а часы тикают. Так как? – Не дождавшись ответа, Брум сразу взял быка за рога. – Тебе Марди-Гра что-нибудь напоминает?

– Я думала, вы хотите показать мне фотографию.

– Сейчас покажу. Но сначала – Марди-Гра.

– Напоминает ли мне что-нибудь этот праздник?

– Да.

– Вы же и сами знаете. Напоминает.

– А подробнее нельзя?

– Вы же говорили, что торопитесь.

– Не умничай, ладно?

Меган вздохнула.

– Тот вечер, о котором я вам рассказывала, когда я убежала. Это было на Марди-Гра.

– Что-нибудь еще? – с удовлетворенным видом спросил Брум.

– В каком смысле?

– В любом. Например, не помнишь, может, в другие годы, но в тот же день что-нибудь необычное случалось? Скажем, у клуба крутились какие-нибудь сомнительные типы. Да что угодно.

Меган на секунду задумалась и покачала головой:

– Нет.

Перед Брумом на столике лежала продолговатая папка. Он постучал по ней пальцем. Меган выжидательно молчала. В кабинку с кофейником в руках заглянула официантка.

– Подлить, дорогой? – спросила она, перекатывая во рту жвачку величиной с кухонную губку.

Брум отрицательно покачал головой и, дождавшись, пока официантка выйдет, развязал тесьму на папке, вытащил фотографию и подтолкнул ее к Меган. Решив с самого начала, что скрывать ей нечего – по крайней мере она сама себя в этом убеждала, – Меган не была готова ни к какому подвоху или, если угодно, не ожидала увидеть на снимке ничего особенного. Возможно, именно поэтому, едва взглянув на него, она так насторожилась.

И скрыть этого не смогла. Брум все заметил, это было ясно. Меган медленно подтянула фотографию поближе и всмотрелась в нее.

– Узнаешь? – спросил Брум.

«Надо выиграть хоть немного времени, – подумала она. – Соберись».

– Если вы хотите знать, видела ли я эту фотографию раньше, то ответ: нет, не видела.

– Но место знакомое, верно?

Меган медленно кивнула.

– Так где был сделан снимок?

– В той части парка, о которой я вам говорила. – Меган судорожно вздохнула. – У старых развалин.

– Где ты обнаружила Стюарта Грина, залитого кровью?

– Да.

Повисло молчание.

– Мужчину на фотографии узнаешь?

Действительно, в левом верхнем углу фотографии запечатлелась фигура мужчины со светлыми волосами, в туго обтягивающей его толстовке. Возможно, Брум решил, что Меган потому и напряглась, что узнала этого человека.

– Так ведь лица не видно, – сказала Меган.

– Точно не знаешь, кто это?

– Точно.

– Но насчет места сомнений нет? Именно здесь ты в последний раз видела Стюарта Грина?

Меган изобразила, что пристально изучает фотографию, хотя никакой необходимости в этом не было.

– Да.

– Больше ничего сказать не хочешь? – Брум уперся ладонями в крышку стола.

То, что у Брума оказался снимок, сделанный в Сосновой Вырубке, удивительно, но не больше – ничего сверхъестественного или страшного в этом не было. Меган потрясло и буквально пригвоздило к стулу, не давая ни соображать нормально, ни говорить четко, само появление этой фотографии.

– Как она к вам попала?

– А что?

Следовало соблюдать осторожность. Меган небрежно, как только могла, пожала плечами и сказала первое, что пришло в голову:

– Да просто любопытно, как к вам попала фотография, сделанная именно в том месте, о котором я говорила.

Брум пристально посмотрел на нее. Она попыталась выдержать его взгляд.

– Кто-то прислал снимок в участок. Более того, этот (или эта) кто-то весьма постарался, чтобы я не узнал имени отправителя.

Меган почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– И зачем же ему (или ей) это понадобилось?

– Понятия не имею. У тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет?

Были у Меган кое-какие мысли. До знакомства с Рэем Левиным она совершенно не разбиралась в фотосъемке. Но он научил ее. Он рассказывал ей о постановке света, об угле съемки, выдержке, композиции кадра, фокусировке. Он брал ее с собой туда, где особенно любил снимать. И он постоянно фотографировал одну женщину – этой женщиной была она, Меган, – от нее, по его словам, он был без ума.

По прошествии времени Меган нашла в «Гугле» имя Рэя в надежде увидеть его новые работы, но обнаружила только те, что были сделаны еще до их знакомства, когда он считался известным фотожурналистом. И все. Но Меган их не забыла. Она помнила, как он обращался с камерой: углы, свет, композиция, выдержка, – словом, все. Так что и теперь, хоть столько лет прошло, сомнений у нее практически не было. Это был снимок, сделанный Рэем Левиным.

– Нет, – сказала Меган, – ничего в голову не приходит.

И тут же услышала, как Брум едва слышно пробормотал:

– О Господи, только не сейчас.

Меган обернулась, предполагая увидеть Гарри Саттона, но это был не он. В ресторанчик вошли двое мужчин. В одном безошибочно угадывался полицейский в годах – седые волосы со стальным отливом, жетон на поясе, брюки на подтяжках, а вид такой, будто ничего важнее в мире, чем его дела, нет. На другом была кричаще яркая гавайская рубаха. Три верхних пуговицы расстегнуты, на груди утопала в густой поросли волос золотая цепочка с медальонами. Этому было лет примерно пятьдесят пять, может, чуть больше, и выглядел он растерянным и сонным. Старший зашел в ближайшую свободную кабинку. Гаваец последовал за ним и шлепнулся на стул, словно марионетка, которую дернули за тесьму.

Брум опустил голову к самой чашке, явно надеясь остаться незамеченным. Но не тут-то было. У Старшего сузились глаза. Он встал и сказал что-то Гавайцу. Если тот и услышал, то виду не подал. Он просто сидел, сверля глазами стол, будто там были сокрыты некие важные тайны.

Старший направился к ним. Брум поспешно сунул фотографию в папку.

– Брум! – процедил Старший.

– Шеф.

Возникло некоторое напряжение. Голдберг перевел взгляд на Меган.

– А это кто у нас? – спросил он.

– Джейн, – поспешно ответил Брум. – Она мой старый друг.

– Ну, на вид не такой уж старый, – фамильярно подмигнул ей Голдберг.

– Весьма любезно с вашей стороны, – бесцветным тоном сказала Меган.

Голдбергу это явно не понравилось.

– Ты коп?

«О Господи, – подумала Меган, – видно, за эти годы я впрямь сильно изменилась».

– Просто друг.

– Ясно, ясно. – Голдберг с ухмылкой повернулся к Бруму. – И что же вы здесь делаете?