Текст книги "Прошлое не отпустит"

Глава 10

Дверь в контору Гарри Саттона открылась, и вошла Кэсси.

Она почти не изменилась.

Именно об этом сразу подумал Брум. В те давние дни он был немного знаком с ней, виделся в клубе, потому и запомнил немного. Цвет волос у нее теперь другой – раньше, если только Брума не подводила память, она была платиновой блондинкой, – но это как будто и все.

Кому-то могло показаться странным, что она так мало изменилась, и все же Брум не мог найти ее так долго. Однако исчезнуть не столь трудно, как многие думают. Тогда, семнадцать лет назад, Руди даже не знал ее настоящего имени. Имя Брум в конце концов установил: Мейджин Рейли. Но дальше он не продвинулся ни на шаг. Девушка обзавелась новым удостоверением личности, и хоть кое-какой интерес у полиции она вызывала, вряд ли этого было достаточно для составления и распространения по всей стране фоторобота, тем более для включения в перечень разыскиваемых лиц.

Что еще в ней изменилось, так это то, что теперь она выглядела более здоровой и более – за неимением лучшего слова – обыкновенной. Стриптизершу как ни одень, все равно она будет выглядеть стриптизершей. То же самое можно сказать об игроках, пьяницах, любителях марихуаны и копах. А Кэсси выглядела сейчас стопроцентной мамашей из богатого пригорода. Да, такая женщина может позабавиться, ответить колкостью на колкость, пофлиртовать при случае, выпить немного лишнего на вечеринке. И все равно – это мамаша из пригорода.

Она села рядом с Брумом и посмотрела ему прямо в глаза:

– Рада снова увидеться, детектив.

– Взаимно. А я ведь давно ищу тебя, Кэсси.

– Мне почему-то так и казалось.

– Семнадцать лет.

– Почти столько же, сколько Жавер искал Жана Вальжана.

– Да, как в «Отверженных».

– Вы читали Гюго?

– Нет, – покачал головой Брум, – просто моя бывшая вытащила меня в театр, на мюзикл.

– Я не знаю, где Стюарт Грин, – сказала Кэсси.

Спокойно, подумал Брум. Она просто не хочет предисловий.

– Но ты ведь отдаешь себе отчет, что вы исчезли одновременно?

– Да.

– Вы в то время поддерживали отношения? Я имею в виду, перед тем, как оба исчезли.

– Нет.

– А мне говорили, да. – Брум пожал плечами.

Она улыбнулась, и Брум узнал соблазнительную девчонку, которую видел семнадцать лет назад.

– Вы давно живете в Атлантик-Сити, детектив?

– Сорок лет. – Брум понял, куда она клонит.

– В таком случае вы должны знать жизнь. Я не была проституткой. Я работала в клубах, но просто потому, что это доставляло мне удовольствие. Не спорю, какое-то время удовольствие доставлял мне и Стюарт Грин. Недолго. Он все испортил.

– Испортил удовольствие?

– Все. – Она стиснула зубы. – Стюарт Грин был психопатом. Он преследовал меня. Бил. Грозил убить.

– За что?

– Что в слове «психопат» смущает вас, детектив?

– Ты что теперь, Кэсси, психиатром стала?

– Для того чтобы распознать психопата, – вновь улыбнулась ему она, – вовсе не надо быть психиатром, точно так же, как не обязательно быть копом, чтобы распознать убийцу.

– Туше, – поднял руки Брум. – Но если Стюарт Грин и был чокнутым, то, следует признать, ему удалось одурачить множество людей.

– Мы все разные в глазах разных знакомых.

– Ну, это слишком банально, не находишь? – Брум насупился.

– Нахожу. – Она немного помолчала. – Однажды я слышала, как этот тип наставлял приятеля по части свиданий с одной девушкой, на вид совершенно нормальной, но ее душа была как сплошная кровоточащая рана. Сталкивались с такими?

– Приходилось.

– Ну так вот, он и втолковывал приятелю: «Не открывай эту большую банку с тараканами».

Бруму понравилось сравнение.

– Ты хочешь сказать, что именно так поступила с Грином?

– Повторяю, поначалу он вел себя совершенно адекватно. Но потом его понесло. С мужчинами такое иногда происходит, и в подобных случаях мне всегда удавалось вовремя соскочить. Но с ним не получилось. Слушайте, после того, как он исчез, я прочитала кучу газетных статей, в которых говорилось, какой это замечательный семьянин, как он выхаживал больную раком жену, какие у него славные детишки. Но там, где я работала, все было видно. Я никогда не судила женатых мужчин за то, что они приходили туда слегка расслабиться или поискать… не знаю что. Три четверти посетителей клуба были женаты. И я не считаю их лицемерами – разве нельзя одновременно любить жену и ходить время от времени налево?

– Наверное, можно, – пожал плечами Брум.

– Но Стюарт Грин был не похож на других. Он был жесток. Он был безумен. Не знаю уж насколько.

Брум скрестил ноги. Все, что она рассказывала о жестокости Грина, о побоях, очень напоминало рассказ Тони о Карлтоне Флинне. Еще одна ниточка?

– И чем же все закончилось?

Впервые Кэсси смутилась. Она оглянулась на Гарри Саттона. Тот сидел, сложив руки со скрещенными пальцами на животе. Он кивнул ей. Кэсси опустила глаза.

– Знаете старый рудник в районе Уортона?

Да, Бруму было знакомо это место – в восьми – десяти милях от Атлантик-Сити, на самом краю Сосновой Вырубки.

– Я иногда прогуливалась там. После работы или когда просто хотелось расслабиться.

«Расслабиться, – подумал Брум, сохраняя бесстрастное выражение лица. – Ложь. Первая ли? Трудно сказать». На языке вертелся естественный вопрос: «А ты и вправду там бывала?» Но он промолчал – пока.

– В общем, как-то вечером – это был мой последний вечер в этом городе – я оказалась в парке, в том самом месте. Настроение, надо сказать, было паршивое. Справляться со Стюартом становилось все труднее, я просто не знала, что делать. Чего только не перепробовала, лишь бы отделаться от него…

Брум задал ей тот же вопрос, что и Тони:

– Дружка у тебя тогда не было?

– Нет. – По лицу Кэсси промелькнула какая-то тень.

«Очередная ложь?» – подумал Брум.

– А за помощью не к кому было обратиться? Скажем, к Руди или какому-нибудь знакомому из клуба?

– Знаете, там по другим правилам играют. По крайней мере я играла. Со стороны могло показаться, что во все тяжкие готова была пуститься, но я серьезная девочка. И лишнего никому ничего не позволяла. – Она снова посмотрела на свои руки.

– Итак, Кэсси, чем же все закончилось?

– Чуднó. Чуднó слышать, как меня называют Кэсси.

– Предпочитаешь Мейджин?

– Вы и до этого докопались? – улыбнулась она. – Да нет, пусть будет Кэсси.

– Ладно. Чего-то ты недоговариваешь, Кэсси.

– И то верно. – Она сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в воду. – К тому времени мне со-всем невмоготу сделалось, я уж и не знала, как избавиться от Стюарта, и за два дня до этого я сбросила на него большую атомную бомбу. Вернее, пригрозила сбросить. Конечно, никогда бы я этого не сделала, но надеялась, что угроза подействует.

Брум в какой-то мере представлял, что ему предстоит услышать, но молча ждал продолжения.

– В общем, я заявила Стюарту, что если он не оставит меня в покое, то я все расскажу его жене. Повторяю, никогда бы я этого не сделала. Хотя бы потому, что радиоактивная пыль от такой бомбы и меня накрыла бы. Но обычно хватало и угрозы.

– Однако в данном случае не хватило, – вставил Брум.

– Вот именно. – Кэсси в очередной раз улыбнулась, но лукавства в ее улыбке не было. – Если воспользоваться собственными словами этого типа, я недооценила последствия вскрытия «банки с тараканами».

Брум искоса посмотрел на Гарри Саттона. Тот сидел, наклонившись вперед, и с сосредоточенным видом смотрел прямо перед собой.

– Ну, ты пригрозила, и что дальше? – спросил Брум.

На глаза Кэсси навернулись слезы. Она смахнула их ресницами.

– А дальше – ничего хорошего, – негромко сказала она, откашлявшись.

В комнате повисло молчание.

– Ты ведь могла ко мне обратиться, – нарушил его Брум.

Кэсси промолчала.

– Вполне могла. До того как грозить бомбой.

– Ну и что бы вы сделали, детектив?

На сей раз промолчал он.

– Ну да, конечно, вы, копы, всегда защищаете нас, бедных рабочих лошадок, от важных граждан.

– Ты несправедлива, Кэсси. Если он обижал тебя, ты вполне могла пожаловаться мне.

Она покачала головой:

– Может, да, а может, нет. Но не в этом дело. Вы никак не хотите понять. Это был настоящий безумец. Он заявил, что если я хоть слово скажу, он пропустит через меня ток и заставит выдать адреса всех моих друзей, а после и их убьет. И знаете, я поверила ему. После того как посмотрела ему в глаза – и после всего, что он сделал со мной, – я поверила каждому слову.

Брум задумался ненадолго, потом спросил:

– И что же ты предприняла?

– Подумала, что, может, стоит на какое-то время уехать из города. Скажем, на месяц, на два. Ему надоест ждать, жизнь войдет в свою колею, он вернется к жене, ну и так далее. Впрочем, и это было опасно. Я ведь не знала, что он выкинет, если я просто исчезну, не сказав ему ни слова.

Кэсси замолчала. Брум не торопил ее. Но потом все же немного подтолкнул:

– Ты вроде сказала, что в парк отправилась?

Она молча кивнула.

– А куда именно?

Брум терпеливо ждал ответа. Когда Кэсси вошла в контору, Бруму вспомнилось, какой она была в юные годы. Было в ней какое-то спокойствие, уверенность. Теперь это исчезло. Кэсси посмотрела на свои руки, смяла юбку ладонями.

– По дорожке шла, – произнесла она наконец. – Было темно. Вокруг – ни души. И тут впереди послышался шорох.

Она замолчала и опустила голову. Брум решил помочь ей:

– Что за шорох?

– Словно зверек пробежал. Но потом поднялся настоящий шум. И я услышала чей-то крик. – Она снова замолчала и отвернулась.

– А дальше что? – спросил Брум.

– У меня не было с собой оружия. Я была одна. Что мне оставалось делать? – спросила она, словно ожидая ответа, но, так и не дождавшись его, продолжила: – Сначала я просто остановилась и прислушалась. Потом двинулась было назад, но что-то меня остановило.

– Что именно?

– Вокруг опять стояла полная тишина. Будто кто-то все выключил. Ни звука. Только собственное дыхание слышно. Я прижалась к большой глыбе и медленно двинулась вокруг нее – в ту сторону, откуда раньше донесся крик. Обогнула почти до конца, и – вот он.

– Кто он? Стюарт Грин?

Кэсси кивнула.

У Брума пересохло во рту.

– Говоря «вот он…».

– Он лежал на спине. С закрытыми глазами. Я наклонилась и прикоснулась к нему. Он был весь в крови.

– Стюарт?

Она снова кивнула.

– Мертв? – У Брума упало сердце.

– По крайней мере мне так показалось.

– Что значит «показалось»? – В голосе Брума прозвучало раздражение.

– Слушайте, я не психиатр и не терапевт, – огрызнулась Кэсси. – Я просто рассказываю, как все было. Повторяю, мне показалось, что он мертв. Но пульс я не прощупывала и, дышит ли он, не проверяла. Хватит и того, что перемазалась кровью. Голова кругом шла. Я ничего не понимала. На мгновение все вдруг встало на свои места, и я даже ощутила облегчение, едва ли не радость. Понимаю, как это звучит, но я его ненавидела! Вы даже представить себе не можете, как же я его ненавидела. И вот все словно решилось само собой. Стюарт мертв. Но почти сразу я опомнилась. Осознала случившееся, и не надо говорить, что повела я себя как ребенок. Просто представила, как все это будет выглядеть. Добегу до телефонной будки – сотового у меня не было, да и у кого они тогда были? – позвоню в полицию, скажу, что увидела, скоро на место прибудете вы, копы, начнете выяснять, что к чему, и узнаете, что он меня преследовал, да и не только преследовал. Все будут твердить, какой это был безупречный семьянин, а стриптизерша-потаскуха прохода ему не давала, ну и так далее. В общем, я побежала. Побежала, не оглядываясь назад.

– И куда именно?

– Это не имеет отношения к делу, детектив, – негромко кашлянув, заметил Гарри Саттон. – Для вас, детектив, история на этом заканчивается.

– Вы что, шутить изволите? – недоверчиво по-смотрел на него Брум.

– Нет. Мы ведь обо всем договорились.

– Я рассказала вам всю правду, детектив, – заключила Кэсси.

«Да нет, не всю, в лучшем случае половину», – едва не вырвалось у Брума, но он осадил себя: не следовало ее отталкивать. В надежде узнать больше и хоть как-то связать концы с концами Брум начал уточнять детали. Более всего ему хотелось выяснить, насколько серьезно был ранен (или действительно мертв) Стюарт Грин, но если здесь еще и осталось нечто недосказанное, ничего больше Брум не услышал.

– Ну что ж, детектив, – заявил наконец Гарри Саттон, – полагаю, вы узнали все, что можно было.

Да неужели? Что же такого он, если подумать, узнал? Брум по-прежнему блуждал в потемках, более того – дело еще больше запуталось. Он подумал о других, о тех, кто тоже исчез, о том, насколько это все могло быть связано. Их что, убили? Или только покалечили? Стюарт Грин стал первым. В этом Брум был более или менее убежден. А вот ранили его только или…

Ну а дальше?

Как выбраться из этого лабиринта? И связана ли хоть каким-нибудь образом давняя история с Карлтоном Флинном и другими?

Кэсси встала. Брум не сводил с нее глаз.

– Но зачем?

– Зачем – что?

– Ты ведь могла и дальше не высовывать носа, жить себе и жить новой спокойной жизнью. – Он посмотрел на Гарри Саттона, затем вновь перевел взгляд на Кэсси. – Так зачем ты вернулась?

– Вы ведь у нас Жавер, не так ли? – вопросом на вопрос ответила она. – Вы долгие годы меня искали. А в конце концов Жавер и Жан Вальжан должны встретиться.

– А время и место ты выбрала сама?

– Полагаю, это все же лучше, чем если бы вы в один прекрасный день появились на пороге моего дома.

– На такие штучки я не покупаюсь, – покачал головой Брум.

– Да я особенно и не стараюсь продать что-нибудь, – пожала плечами Кэсси.

– Так что, Кэсси? С этим покончено?

– Боюсь, я не совсем понимаю вас.

«Еще как понимаешь, – подумал Брум. – По глазам видно».

– Возвращаешься к своей размеренной жизни? А разговор наш – это вроде как разрядка? И что же, получила ты ее?

– Пожалуй, да. А теперь можно мне вам задать вопрос?

«Цвет фигур хочешь поменять, – подумал Брум. – Что это, защита? Тогда вопрос в том, от чего защищаться?» Он кивнул.

– Как вы собираетесь воспользоваться тем, что узнали?

– Сопоставлю с другими свидетельствами, теми, что у меня уже есть, и постараюсь прийти к какому-нибудь заключению.

– А вы жене Стюарта Грина правду сказали?

– Зависит от того, что ты называешь правдой.

– Не надо играть со мной в слова, детектив.

– Что ж, ты права. Но видишь ли, до сегодняшнего дня в моем распоряжении были только слухи о Стюарте Грине. Точно я не знал ничего.

– А теперь, когда узнали, с женой поделитесь?

– Если решу, что это поможет мне раскрыть дело, – да, – не сразу ответил Брум, – кое-чем поделюсь. Но я ведь не частный сыщик, которого наняли, чтобы покопаться в чьем-то грязном белье.

– Возможно, если она все узнает, ей будет легче жить дальше.

– А возможно, труднее, – возразил Брум. – Мое дело – раскрывать преступления. Точка.

– Верно, – кивнула Кэсси, уже подходя к двери. – Удачи.

– Да, еще одно…

Она остановилась.

– К слову о Викторе Гюго. Мы все ходим вокруг да около кое-чего очень важного.

– О чем вы?

– О времени нашей встречи, – улыбнулся Брум.

– Не понимаю.

– Почему именно сейчас? Почему ты появилась именно сейчас? Ведь семнадцать лет прошло…

– Вы сами знаете ответ на этот вопрос.

– Не знаю, – покачал головой Брум.

Кэсси посмотрела на Гарри, словно ожидая подсказки. Тот молча пожал плечами.

– Я узнала, что исчез еще один человек.

– Ясно. А откуда узнала?

– Из новостей.

Снова вранье.

– Ну и что, ты усматриваешь какую-нибудь связь между тем, что случилось со Стюартом Грином, и тем, что случилось с Карлтоном Флинном?

– Кроме той, что бросается в глаза? Да нет, пожалуй.

– Услышала и вроде как вернулась в прошлое?

– Все не так просто. – Кэсси в очередной раз опустила глаза, и теперь Брум догадался почему. На безымянном пальце у нее был след от обручального кольца. Скорее всего она сняла его перед встречей, и теперь ей его, видимо, не хватает. Вот и переплетала пальцы постоянно. – Тот вечер… он у меня из памяти не выходит. Я сбежала. Поменяла имя. Начала новую жизнь. И все равно – тот вечер постоянно преследует меня. И сейчас тоже. Ну, я и подумала – может, довольно бегать? Не лучше ли раз и навсегда покончить с этим?

Глава 11

Все звали их Кеном и Барби, так, для перестраховки. Ну и еще потому, что тайные прозвища – это по-настоящему круто, они и сами стали себя так называть.

Сломанный палец Тони делал это конкретное задание до смешного легким и даже неинтересным. Барби была слегка разочарована. Она ведь так хорошо умела добывать информацию. Умела подходить к этому делу творчески. Она имела в своем распоряжении новый паяльник с тончайшей иглой и температурой нагрева до тысячи градусов по Фаренгейту и давно хотела испытать его в деле.

Но творчество предполагало импровизацию. А Кен сразу заметил, что Тони сильно донимал сломанный палец. Так почему бы не использовать это?

Сразу, как только Кен ударом в лицо отправил Тони на пол, Барби заперла дверь. Тони лежала на спине и прикрывала окровавленный нос. Кен наступил Тони на грудь, прямо между двумя чудовищно раздутыми полушариями, буквально пришпилив ее таким образом к полу. Правую руку Тони он потянул вверх. Девушка застонала от боли.

– Тихо, тихо, – словно успокаивая, проговорил он.

Действуя ногой как рычагом, он вздернул руку Тони под прямым углом и крепко прижал к себе локтем. Теперь она даже пошевелиться была не в состоянии. Ладонь со сломанным пальцем была раскрыта и совершенно беззащитна. Кен кивнул Барби.

Та улыбнулась и перетянула на затылке свой конский хвост. Кену нравилось смотреть, как она собирает в горсть волосы, закидывает их назад, как открывается на мгновение нежная кожа на ее шее. Барби коснулась пальца Тони и изучающе посмотрела на него. Слегка постучала. Несильно. Словно струну тронула, настраивая инструмент. Тем не менее в ее глазах вспыхнул огонек, когда Тони вскрикнула от боли. Барби медленно обхватила сломанный палец. Тони опять застонала. Барби помедлила. На ее лице обозначилась улыбка. Собачка, Ральфи, словно догадываясь о том, что сейчас произойдет, отползла в дальний угол и жалобно заскулила. Барби посмотрела на Кена. Тот улыбнулся в ответ. Она кивнула ему.

– Ради Бога, – прорыдала Тони, – ради Бога, скажите наконец, что вам от меня нужно.

Барби снова улыбнулась – на сей раз своей жертве. И тут же, не давая опомниться, резко отдернула назад, до самой кисти, сломанный палец Тони. Кен уже был наготове. Он переставил ногу с груди несчастной на лицо, не позволив вырваться страшному, утробному крику. Барби вернула палец в исходное положение и начала раскачивать его взад-вперед, точно ручку управления какой-нибудь дурацкой видеоигры или застрявшую в грязи палку, которую непременно надо вытащить наружу.

В конце концов сломанная кость окончательно прорвала кожу на руке и гипсовую повязку.

И вот тогда – только тогда – они начали расспрашивать Тони про Карлтона Флинна.

Сорок минут спустя, в течение которых Тони пришлось дважды выводить из болевого шока, они убедились, что ничего она о нем не знает. По правде говоря, ясно это стало еще раньше, но Кену и Барби никогда не удалось бы занять свое особое положение, если бы не их предельная тщательность во всем.

Тем не менее кое-какую потенциально ценную информацию добыть удалось. Когда боль стала совсем уж невыносимой и сознание помутилось, Тони заговорила. Это был бессвязный поток речи. Тони говорила о своем детстве, о сестре Бет, о том, что они – Кен и Барби – кажутся ей ангелами, посланными во спасение. Она рассказывала им про какого-то копа по имени Брум, про своего хозяина Руди и других людей из клуба. Про Карлтона Флинна, того самого, кто сломал ей палец и кто вчера вечером так и не появился в клубе.

Вот только где его искать сейчас, она, увы, не знала.

Тони лежала на полу, словно старая тряпичная кукла, и бормотала что-то почти совсем неразборчивое. Барби ласково поглаживала Ральфи, пытаясь успокоить. Она улыбалась Кену, и тот чувствовал, как по всему телу разлилось мягкое тепло.

– О чем думаешь? – спросил он.

– О программе.

Его это не удивило, ведь Барби – настоящая перфекционистка.

– Какие-нибудь проблемы?

– Прошу тебя, забудь о личных пристрастиях.

– Ладно.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– В таком случае начать надо, полагаю, со «Свободного течения», затем «Какого цвета кожа у Бога?». – Барби вздохнула и вновь принялась распутывать свой конский хвост.

Кен ненадолго задумался.

– А как насчет «Свободы без свободы»?

– Этим закончим.

– Не слишком поздно?

– Думаю, сработает.

– Если что и сработает, то только хореография в сопровождении джаза.

– Ты ведь знаешь, – нахмурилась Барби, – как я отношусь к джазу.

Оба они числились инструкторами в Лагере духовной музыки – «Сонлит». Последняя буква графически изображалась в форме креста. Там они и познакомились, там впервые и… сошлись. Нет-нет, не в том смысле. Просто к слову пришлось. На самом-то деле и Кен, и Барби дали обет воздержания. Кен считал, что это дисциплинирует и позволяет сконцентрировать энергию.

В лагере он был кем-то вроде местной знаменитости, это и побудило Барби искать знакомства и дружбы с ним. Год назад Кен был ведущим исполнителем группы «Вознесись к людям», которая гастролировала по всему миру, сопровождая знаменитую «лидерскую» организацию.

Это не была любовь с первого взгляда, скорее, мгновенно возникшее взаимное внутреннее влечение. На чем оно, собственно, основано, ни тот ни другая сказать не могли – до тех пор, пока им не встретился еще один инструктор, Дуг Уэйтс.

Уэйтс был старшим инструктором, под его опекой находились мальчики от десяти до двенадцати лет. Однажды вечером, когда обитатели лагеря отправились после вечерней молитвы спать, Барби пришла к Кену за советом. «Уэйтс не дает мне прохода, – начала она. – Просто мочи нет. При первой же возможности норовит залезть под юбку. Говорит всяческие непристойности и обращается в высшей степени неуважительно».

У Кена сжались кулаки.

Дослушав рассказ о недостойном поведении Уэйтса, Кен выступил с предложением: «Когда Уэйтс в очередной раз пригласит тебя на свидание, соглашайся, пусть приходит в одно укромное местечко в лесу. Договоритесь о времени». У Барби загорелись глаза – со временем Кен полюбит этот огонек.

Через два дня, после вечерней молитвы, когда подростки уже крепко спали, Дуг Уэйтс отправился в лес, туда, где, как он предполагал, должно было состояться вожделенное свидание. Но ждал его там Кен. Барби же, затаив дыхание, завороженно наблюдала за происходящим. Боль всегда влекла ее. Когда-то, еще подростком, она оказалась в знаменитом Дуомо – флорентийском соборе, купол которого изнутри расписан фресками, изображающими грешников в аду. Там, в святом месте, в церкви, куда не разрешалось заходить в шортах или платьях без рукавов, пребывали обнаженные люди – грешники, – которым прижимали раскаленную кочергу к самым чувствительным местам. У всех на виду. На радость туристам. Большинство из сверстников Барби в ужасе закрывали глаза. Но иные, и она в их числе, не могли отвернуться. Мучения, отражавшиеся на лицах грешников, притягивали ее, захватывали, вызывали дрожь во всем теле.

Развязав наконец Дуга Уэйтса, Кен бросил ему напоследок: «Если хоть слово кому-нибудь скажешь, мы снова увидимся, и тебя эта встреча не порадует».

Два ближайших дня Дуг Уэйтс вообще не открывал рта. А на третий его увезли из лагеря. С тех пор ни Кен, ни Барби больше ничего о нем не слышали.

Они продолжали работать инструкторами, время от времени, в случае необходимости, прибегая к дисциплинарным мерам. Так, пришлось разобраться с одним молодым негодником – неисправимым забиякой, который буквально всех преследовал. Потом возник коллега-инструктор, тайно проносивший в лагерь алкогольные напитки и распивавший их в компании подростков. Обоих препроводили в то же самое место в лесу.

Однажды Кен и Барби совершили то, что кто-то мог счесть ошибкой. Они подвергли пытке одного юного негодяя за то, что он проник в палатку к девочкам и осквернил своими фекалиями чье-то нижнее белье. Только тогда они не знали, что отец юного негодяя – влиятельный нью-йоркский мафиози. И когда ему стало известно о случившемся – сына мучили до тех пор, пока он во всем не признался, – он послал в лагерь двух своих людей разобраться с Кеном и Барби. Но те предвидели нечто подобное. Гостей ждала достойная встреча. Одного Кен задушил голыми руками. Другого отвели в лес, где с ним поработала Барби. На сей раз она действовала с особой педантичностью. В конце концов они все же оставили того человека в живых, хотя, возможно, милосерднее было этого не делать.

Когда агрессору-мафиози-папе стало известно о случившемся, он по достоинству оценил действия противников, а возможно, и испугался. Не посылая новых людей, он предложил Кену и Барби мир и работу. Те согласились. Все ясно: плохие ребята делают больно другим плохим ребятам. Это их вполне устраивало, более того, в этом они увидели свое предназначение. По окончании лагерных занятий они распрощались со своими семьями, объявив родным и близким, что становятся бродячими миссионерами, что в известной степени соответствовало действительности.

Зазвонил сотовый. Кен включил связь:

– Добрый день, мистер Голдберг!

Дождавшись конца разговора, Барби осведомилась:

– У нас новое задание?

– Да.

– Говори.

– Адвокат по имени Гарри Саттон. Он представляет интересы шлюх.

Барби понимающе кивнула.

Оба опустились на колени рядом с Тони. Та разрыдалась в голос.

– А ну-ка замолчи! – резко бросил Кен. – Дурную ты жизнь ведешь.

Тони продолжала плакать.

– Мы дадим тебе шанс, – лучезарно улыбнулась Барби. Порывшись в сумочке, она вытащила клочок бумаги. – Вот это автобусный билет из Атлантик-Сити.

– Воспользуешься им? – спросил Кен.

Тони энергично закивала.

– Увидев нас, – сказала Барби, – ты подумала, что мы – ангелы, посланные на землю спасти тебя. Ведь так?

– Возможно, – добавил Кен, – ты не ошиблась.

Меган собиралась сразу же ехать домой.

И это было разумное намерение. Свой долг она – насколько могла – выполнила. Пора было возвращаться в свою уютную скорлупу.

Тем не менее направилась она не домой, а в «Ла Крем».

Там она села за стойку бара, того, что расположен в дальнем темном углу. Обслуживала гостей ее давняя приятельница Лорен. При появлении Меган Лорен осведомилась:

– По-видимому, я должна удивиться?

– Да нет, наверное.

– В таком случае что тебе налить?

Меган указала на бутылки за спиной Лорен:

– «Серого гуся» со льдом и четырьмя дольками лимона.

– А может, лучше, – усмехнулась Лорен, – «Брэнд Икс» с содовой, из бутылки «Серого гуся»?

– Давай так.

Подобно большинству взрослых, Меган стала просматривать пропущенные звонки и сообщения, и одно пришлось как раз кстати. Не зря она сказала Дейву, что задерживается, дома будет поздно, не сомневаясь, что по тону он ни о чем не догадается и лишними вопросами донимать не станет.

Меган сделала глоток и рассказала Лорен о встрече с Брумом.

– Помнишь его?

– Кого, Брума? – переспросила Лорен. – Естественно. Мы и сейчас пересекаемся время от времени. Неплохой малый. Как-то – когда же это было? – лет девять-десять назад я переспала с ним разок.

– Смеешься?

– Все ценят мою душевную щедрость. – Лорен протерла стакан старой тряпкой и одарила Меган улыбкой. – И знаешь, он мне понравился.

– Тебе все нравятся.

Душевная щедрость.

Не говоря уж о телесной.

– Нельзя, – раскинула руки Лорен, – чтобы такое богатство даром пропадало.

– Что правда, то правда.

– Ладно, – заговорила, растягивая слова, Лорен, – ты сообщила Бруму, что мне показалось, будто я видела Стюарта Грина?

– Нет.

– Почему?

– Не была уверена, что тебе это понравится.

– А ведь это может быть важно.

– Вполне.

Лорен продолжала протирать все тот же бокал.

– Слушай, вполне вероятно, это был кто-то другой, не Стюарт Грин.

Меган промолчала.

– То есть я хочу сказать, просто похож. Ведь ты говорила, что видела его мертвым, так?

– Во всяком случае, мне так показалось.

– Но если ты видела его мертвым, как я могла увидеть его живым? – Лорен покачала головой. – Господи, неужели я это сказала? Нет, мне точно надо выпить. В общем, куда ни кинь, видно, я все же ошиблась.

– Хороша ошибка, – усмехнулась Меган.

– Ладно, проехали. – Лорен отставила бокал. – Знаешь что? Давай предположим все же, что тот, кого я видела, – действительно Стюарт Грин.

– Давай.

– Где он пропадал целых семнадцать лет? Что делал?

– А главное, – вставила Меган, – зачем вернулся?

– Вот именно, – согласилась Лорен.

– Может, все же следует сказать Бруму?

Лорен на минуту задумалась.

– Может быть.

– То есть если он вернулся…

– Да-да, скажи ему. – Лорен отбросила тряпку. – Только не говори, от кого узнала.

– Ты останешься в стороне.

– Да, именно там мне и хотелось бы быть.

– Несмотря на всю твою душевную щедрость.

Лорен вновь принялась протирать бокал, пожалуй, слишком тщательно.

– Домой поеду, – пожала плечами Меган.

– Что, вот прямо так возьмешь и поедешь?

– Ну, если Стюарт Грин действительно вернулся… – Сама мысль об этом заставила ее содрогнуться.

– …тогда тебе грозит серьезная опасность, – договорила за нее Лорен.

– Верно.

Лорен перегнулась через стойку. Духи ее отдавали жасмином.

– Брум спрашивал, зачем ты появилась?

– Да.

– И ты ему принялась лапшу на уши вешать, будто до правды решила докопаться, и все такое?

– Почему это лапшу на уши?

– А что же еще? Тебя семнадцать лет видно не было. А тут вдруг на поиски правды отправилась.

– Слушай, не тебе говорить. Разве не ты меня нашла?

– Это совсем другое дело. – Голос Лорен смягчился. – Ты ведь сама призналась, что заходила сюда.

– Только однажды.

– Хорошо, пусть однажды. Зачем?

К стойке подошел и сделал заказ один постоянный посетитель. Лорен налила ему выпить и одарила соблазнительной улыбкой. Тот рассмеялся, взял бокал и вернулся за столик.

– Лорен!

– Да, малыш?

– Скажи мне, как стать счастливой?

– О, это совсем просто. Смени гардины на окнах. Ты даже не представляешь, к чему это может привести.

Меган недоверчиво посмотрела на нее.

– Слушай, проблем у меня не меньше, чем у всех остальных. Просто я научилась спокойно ко всему относиться. Понимаешь? Мы воюем за свободу, а потом как этой свободой распоряжаемся? Связываем себя и попадаем в зависимость от всяких вещей, долгов, да и от людей тоже. Если я кажусь счастливой, так это потому, что делаю то, что мне хочется и когда хочется.

Меган допила бокал и знаком попросила повторить.

– Я действительно счастлива, – объявила она. – Просто дергаюсь иногда.

– Так это естественно, кто не дергается? У тебя ведь есть дети, верно?

– И еще какие! – Меган почувствовала, как, несмотря ни на что, ей становится лучше.

– Ну вот. Это же здорово, хотя и не для меня.

Меган посмотрела на бокал, любуясь коричневатым оттенком напитка.

– Знаешь, что высасывает все соки у матери?