Текст книги "Чувствующий интеллект. Часть III: Интеллект и разум"

Стало быть, когда мы говорим, что разум имеет не только чувственный, но и чувствующий характер, речь идет не о сенсуалистской редукции утверждения и разума. В самом деле, «сенсуализм» означает, что содержания суждения и разума формально редуцируются к содержаниям чувственных впечатлений. Но это просто абсурд. Дело в том, что философия не видела в чувственных впечатлениях ничего, кроме их содержания, и пошла мимо их формально почувствованного момента реальности: она не увидела впечатления реальности. Так вот, редуцировать содержания утверждений и разума к таким чувственным впечатлениям абсурдно. Остается, однако, формальный момент реальности: впечатление реальности. И тогда редуцировать момент реальности утверждения и разума к реальности, почувствованной во впечатлении, к впечатлению реальности, не есть сенсуализм. Момент реальности, свойственный утверждению и разуму, физически и нумерически тождествен моменту реальности, напечатлевающе схваченной в первичном схватывании. Следовательно, речь идет не о понятийном тождестве того, что мы называем «реальностью» в трех модусах постижения, а о формально физическом и численно тождественном моменте во всех трех модусах. Стало быть, физическое и формальное единство момента реальности, как впечатления, не является сенсуализмом. Скорее это сенсизм, то есть нечто совсем иное. Само впечатление реальности, в своей физической и нумерической то-же-самости, открывает измерения утверждаемой реальности и реальности в разуме. Разум является чувствующим в этом радикальном модусе – и только в этом радикальном модусе – бытия в качестве впечатления реальности. Радикальное место рождения разума – физически «единое» впечатление реальности. Разум формально рождается именно потому, что является чувствующим. В силу этого, повторяю, разум, как и утверждение, – не просто модус постижения первичного схватывания. Разум не есть нечто такое, что само по себе парит над всем почувствованным. Наоборот, сам разум имеет чувствующий характер, а рациональное постижение представляет собой определенный модус постижения самого чувствующего постижения. Разум совершает ход, чтобы по мере возможного восполнить недостаточность голого постижения. Стало быть, этот ход не обладает верховенством над голым чувствующим постижением, или первичным схватыванием; он лишь в отдельных аспектах обладает некоторым превосходством над ним. Это всего лишь частичное превосходство, заключенное в тесных границах содержания разума. Ход разума имеет свободный и творческий характер в том, что касается содержания постижения. Но это творчество, повторяю, заключено в очень тесных границах. Постигаемое в разуме реально лишь в качестве фундамента – принципиально необходимого фундамента – постигнутого в первичном схватывании. Но, будучи фундаментом, постигаемое в разуме реально внутри той физической, первичной и неотъемлемой реальности, которая свойственна впечатлению реальности. Только ей принадлежит радикальное верховенство в человеческом постижении. Следовательно, различие между голым постижением и разумом имеется и может иметься только в чувствующем постижении. Я назвал бы это неотъемлемой бережливостью разума. И в ней его сила.

В силу этого рождение разума, его радикальное порождение, коренится в его чувствующем характере. Разум есть акт, модально относящийся ко впечатлению реальности.

Но этим отнюдь не исчерпывается проблема разума. В самом деле, впечатление реальности – всего лишь момент: момент инаковости схваченного; момент, сообразно которому схваченное само по себе есть то, что пребывает предъявленным в схватывании. Именно поэтому актуализированное таким образом реальное не просто реально, но и обладает собственным реальным содержанием. Впечатление реальности — это не еще одно впечатление, а всего лишь формальный момент единого и единственного впечатления – впечатления реального, напечатлевающей актуальности реального. Так вот, разум как модуляция впечатления реальности обладает в силу этого собственными постигнутыми впечатлениями и удерживает их в себе. Разум формально является чувствующим, потому что он представляет собой модус впечатления реальности; и поэтому так же, как это впечатление, разум постигает собственные содержания реального. Стало быть, эти содержания, заодно с впечатлением реальности, образуют не только особый модус впечатления реальности, но и ео ipso особый модус постижения реального. Стало быть, показав, что разум модально соотносится с впечатлением реальности, мы не только не исчерпали проблему разума, но именно теперь поставили со всей формальной строгостью вопрос о том, в чем именно заключается рациональное постижение самого реального. Речь идет о проблеме «разума и реальности»: последней из трех больших проблем, которые встали перед нами после того, как мы рассмотрели, что такое разум и каково его рождение.

III. Разум и реальность

1. «Проблема» разума

Как было показано, разум – это модус чувствующего постижения, и поэтому он внутренне и формально является чувствующим разумом. Подобно любому чувствующему постижению, разум конститутивно есть чистая актуализация реального. Поэтому разум – не что-то такое, чему только предстоит достигнуть реальности: он уже конституирован, как таковой, внутри реальности. Мы рассмотрели, каким образом реальность, так сказать, функционирует в трех своих измерениях: как формальность, медиальность и мера. Теперь будет не лишним высветить ту же самую структуру с другой существенно важной стороны, которую мы уже затронули на последних страницах. В самом деле, реальность не только актуализирована в постижении, но и, будучи актуализированной, обладает нами. Мы обладаемы реальностью. Что представляет собой это обладание? Пусть читатель простит мне монотонное повторение, но здесь нужно подвести своего рода итог всему сказанному.

Обладание не есть исключительное свойство постижения как такового; оно, несомненно, свойственно любому постижению, но только потому, что постижение имеет чувствующий характер. Стало быть, мы должны обратить внимание на чувствование как таковое – разумеется, очень коротко, только чтобы напомнить сказанное в первой части книги. Чувствовать означает чувствовать вещи; вернее сказать, схватывать вещи в чувствовании. Впечатление заключает в себе три момента, не независимые друг от друга, но в то же время различные внутри своего первичного и нерушимого единства. Впечатление – это прежде всего аффекция того, кто чувствует. Но в этой аффекции присутствует и второй существенный момент: предъявление чего-либо иного внутри и посредством самой аффекции. Это момент инаковости. Однако впечатление содержит в себе и третий существенный момент: это сила, с которой, если можно так выразиться, иное, заключенное в инаковости, воздействует на чувствующего. Сила воздействия означает не что иное, как то, что почувствованное обладает нами. Единство этих трех моментов – аффекции, инаковости и силы воздействия – образует внутреннее и формальное единство того, что мы называем впечатлением.

Впечатления разнообразны, но с точки зрения нашей проблемы это разнообразие обладает совершенно определенным характером. Иное, предъявленное в аффекции, в первую очередь имеет собственное содержание: это цвет, звук, тепло, вкус, и т. д. Но, кроме того, оно имеет (как уже было сказано) собственную формальность: это сам модус, сообразно которому нам предъявлены содержания, то есть модус, сообразно которому они являются «иными». Прежде всего, это формальность раздражимости: способ, каким иное формально является иным, тем самым провоцируя ответную реакцию. В таком случае иное будет чистым «знаком». Однако иное может быть предъявлено в качестве иного не с точки зрения возможных ответных реакций, а с точки зрения того, что это предъявленное есть само по себе: такова формальность реальности. В этом случае предъявленное будет не «знаком», а «реальностью». В этих двух типах впечатления иное воздействует на чувствующего согласно двум разным формам силы воздействия. В знаке впечатление воздействует посредством силы раздражения; в формальности реальности реальное воздействует посредством силы реальности. В первом случае мы будем иметь впечатление по типу раздражимости; во втором – впечатление реального. Так вот, схватывание чего-либо как реального и есть то, чем формально конституируется постижение. Поэтому впечатление реального формально представляет собой впечатление чувствующего интеллекта.

Оставим пока в стороне содержание этого впечатления реального и сосредоточимся исключительно на формальности инаковости: на том, что я назвал впечатлением реальности. Если акт постижения назвать, как его называли со времен греков, постижением, νοειν, то нужно будет сказать, что уже с тех пор это νοείν не было осмыслено в надлежащей мере. Разумеется, проводились различения между актом, νδησις, и тем, что в нем предъявляется, νόημα. Но этим дело и ограничивалось. На то, что νοειν обладает характером впечатления, то есть на его формальное единство с αϊσθησις [чувствованием], внимания не обращали. Таким образом, греки, а вслед за ними и вся европейская философия, так и не поняли, что интеллект является чувствующим. А это отзывается в самих понятиях νοησις и νόημα. Ведь νοησις, как уже было сказано, – это не просто акт, термин которого чисто интенционален, но – сам по себе – физический акт схватывания, то есть акт, в котором интенциональность является всего лишь моментом – моментом направленности, свойственным ему как касанию, как схватыванию постигаемого во впечатлении. С другой стороны, νόημα – это не просто нечто предъявленное в интенциональности ноэсиса, но и нечто воздействующее посредством собственной силы – силы реальности – на самого схватывающего.

В силу этого νοειν представляет собой некое дело, εργον, и поэтому его формальная структура есть ноэргия. Ноэргия означает, что ноэсис имеет характер касания, схватывания во впечатлении, а «заодно» означает, что ноэма обладает собственной силой воздействия, свойственной реальности. Это сила впечатления реальности.

Чувствующее впечатление обладает силой реальности – или, другими словами, реальное мощно воздействует на нас – в трех разных формах. Во-первых, это сила, с которой реальное, как формальность схваченного в себе самом, как таковом, воздействует в качестве реального. Такова первичная форма впечатления реальности. Реальность, почувствованная первичным образом, воздействует на нас не своеобразной неоспоримой очевидностью, а чем-то большим, чем очевидность: необоримой силой бытия в качестве реальности, первичной силой реальности. Возможная очевидность – строго говоря, это даже не очевидность – всего лишь выражение этой первичной силы. Во-вторых, может случиться так, что реальное почувствовано не в самом себе, как таковом, а среди других реальностей, то есть в дистанцировании. Тогда впечатление реальности принимает форму утверждения, а утверждение есть не что иное, как реальность, схваченная в дистанцированном впечатлении реальности. Тогда схваченное воздействует посредством особой силы: это взыскание, взыскательная сила реального. Ее ноэтическим выражением служит очевидность. Очевидность конституирована не просто предъявленностью очевидного, но силой реальности: взыскательной силой. В-третьих, реальное может быть чувствующе схвачено также в своей глубине: во впечатлении глубинной реальности. Тогда реальность воздействует на нас посредством особой силы – силы принуждения со стороны глубинной реальности. Разум, утверждение, первичное схватывание суть не что иное, как ноэргийные модусы одного и того же ноэргийного впечатления реальности. Разум представляет собой модальность утверждения, а утверждение – модальность первичного схватывания. В свою очередь, инаковость реального во впечатлении воздействует на нас посредством особой силы: сначала – необоримой силы непосредственной формальности, затем – в очевидностном взыскании, а вслед за тем – в форме принуждения со стороны реальности. Утверждение и разум – всего лишь модуляции впечатления реальности, его ноэргийные модусы.

Стало быть, разум движим особой силой: той силой, с какой само реальное воздействует на нас, подобно гласу. Эта сила – не толчок в пустоту. Дело обстоит прямо наоборот: это сила, которая движет нами, но движет, принуждая нас удерживаться внутри реального. Следовательно, речь идет о силе принуждения. Особенный характер разума заключается не в предполагаемых очевидностях и не в эмпирической или логической строгости, а прежде всего в силе впечатления реальности, сообразно которой глубинная реальность принуждающе воздействует на чувствующее постижение. Строгость рассуждения – это всего лишь ноэтическое выражение силы реальности: той силы, с какой воздействует на нас реальность, в коей мы уже пребываем благодаря впечатлению. Поэтому проблема разума состоит не в том, чтобы доискиваться, возможно ли ему прийти к реальности, а в прямо противоположном: доискиваться, каким образом мы могли бы удержаться в реальности, в которой уже пребываем. Речь идет не о том, чтобы прийти к пребыванию в реальности, а о том, чтобы не выходить из нее.

Это движение разума – не просто движение. Движение – это динамизм; утверждение, будучи движением, тоже динамично. Разум же есть движение, отличное от утвердительного движения: это движение поиска, ход. Ход вызывается и поддерживается реальностью-фундаментом, глубинной реальностью.

Итак, сам ход представляет собой движение, в котором мы ищем не достижения реальности, а постижения реального содержания гласа реальности, то есть постижения реальности. Это поиск того, чем реальное является в реальности. Реальность реального не пребывает однозначно определенной, но составляет проблематичность реального перед разумом. В силу этого ход есть движение внутри реальности как таковой, с целью обнаружить то, чем реальное является в мирской реальности – именно в силу принуждения со стороны реальности. Эта сила принуждает нас постигать искомое разумом реальное как содержание, которое не выталкивает нас из реальности. Что это означает? Речь идет не об удержании в реальности «как таковой», в общем виде: такое удержание формально совпадает с существом разума. Даже когда постигаемое разумом оказывается неистинным, эта неистинность, тем не менее, имеется внутри реальности и благодаря ей. С этой точки зрения сила принуждения есть сила, которой формально конституируется разум. Следовательно, когда я говорю о том, чтобы удерживаться в реальности, я имею в виду не просто нечто вроде притязаний разума, то есть не то, что разум состоит в притязании на интенциональное движение в реальности. Я имею в виду нечто гораздо более серьезное – а именно, тот факт, что разум в самом деле уже движется в реальности, а не просто притязает на это. И это абсолютно, физически необходимо — не только для рационального постижения как постижения, но и для самого постигаемого. Дело, однако, в том, что этого недостаточно. Без такого формального и сущностного погружения разума в реальность не было бы никакого рационального постижения. Но проблема в том, что же тогда означает разум в его конкретной форме. В самом деле, глас реальности есть глас, взывающий в конкретном, то есть глас, которым определенные реальные вещи внутри поля принуждают нас к поискам их глубинной реальности. Поэтому речь идет о сущностно конкретном поиске и сущностно конкретной силе принуждения. Мы ищем глубинную структуру этих конкретных полевых реальностей, то есть удерживаемся в глубинной реальности совершенно определенных вещей. И тогда становится вполне возможным, что погружение в реальность, несмотря на то, что оно существенно для разума, вытолкнет нас вовне того, чем являются в глубине вот эти конкретные вещи; что оно оставит нас парящими в реальности, которая хотя и реальна физически, однако лишена постигаемого содержания. Речь идет о том, чтобы не только фактически двигаться в реальности, но и не остаться в ней в подвешенном состоянии, когда дело касается определенных полевых вещей, глубинного постижения которых мы доискиваемся.

К этому конкретному ходу мы и должны теперь обратиться. У хода имеется исходный пункт: определенные полевые реальности. В этом ходе перед разумом открывается особая область, глубинным образом отличная от прежнего поля. Наконец, в этой области совершается рациональное постижение в его собственном характере. Рассмотрим эти три аспекта хода разума.

2. Опора хода разума

Каков исходный пункт разума? Разум – не просто постижение, приходящее «осле других, до-рациональных постижений. Разум – это постижение, определяемое не чем иным, как постижением реальных полевых вещей. Детерминантой рационального постижения служит предварительное постижение полевого. Что представляет собой это предварительное постижение? Разумеется, это не постижение в смысле интеллектуального акта. Классическая философия рассматривала разум прежде всего с точки зрения постижения, составленного из предшествующих интеллектуальных актов. Поэтому типичное рациональное постижение представало в ней как умозаключение: сочетание λογοι, или συλλογισμός [силлогизм]. Однако, на мой взгляд, это не всегда так, и, несомненно, это ни в коем случае не главное. Идея, согласно которой суть разума состоит в умозаключении, неприемлема. Суть разума – не в том, чтобы быть комбинацией предшествующих актов постижения. Суть предварительного постижения – не постижение, взятое в качестве акта, а постигнутое в предшествующем акте или актах. В самом деле, разум – это не составное постижение, а новый модус постижения, определяемый предварительно постигнутым: это постижение, которое занято глубинным поиском. Этот новый модус постижения не обязательно представляет собой сочетание постижений. Всякое постижение есть чистая актуализация чего-то реального; но так как все реальное, как таковое, является соответственным, оказывается, что в глубинном поиске всякое постижение реального отсылаемо к другим возможным постижениям. В этой формальной отсылке и состоит разум. Разум – не комбинация постижений; напротив, комбинация постижений имеется только потому, что имеется разум. Иначе говоря, разум не только не сводится к умозаключению, но есть сама возможность всякого умозаключения. Разум есть новый модус постижения. В этом модальном аспекте, и только в нем, разум, как я утверждаю, исходит из постигнутого в предшествующем постижении. Что же представляет собой это предварительно постигнутое?

Предварительное постигнутое – это все, что постигнуто в поле. В первую очередь, это реальное, которое постигнуто в первичном схватывании. Но это также и все то, что мы дистанцированно постигли в поле, когда постигали, чем это реальное является в реальности. Такое постижение заключает в себе два момента: момент простого схватывания и момент утверждения. Для простоты фразы я заключу оба эти момента в одно выражение: «идея». Так вот, предварительно постигнутое – это поле реального, а также все идеи и утверждения о том, чем это реальное является в реальности. Такие предварительные постижения не имеют характера «посылок». Во-первых, потому, что рациональное постижение не только теоретично. Во-вторых, потому, что разум формально не сводится к рассуждению, не является рассуждающим. Рассуждающий разум – лишь один, причем не самый главный, из типов разума. В-третьих, и прежде всего, предварительные постижения не имеют характера «посылок» потому, что умная совокупность реального, а также идей и утверждений о том, чем реальное является в реальности, функционирует здесь не как совокупность суждений, а как совокупность постижений. Постижение формально не сводится к суждению; наоборот, это суждение является суждением только потому, что представляет собой утвердительное постижение. Так вот, здесь утверждение функционирует не как суждение, а как постижение, то есть как умная актуализация реального и того, чем это реальное является в реальности. Утверждение как таковое предстает, в свете нашей проблемы, как всего лишь одна из форм постижения. Будь оно утвердительным или нет, постижение того, чем вот это реальное является в реальности, есть некое постижение. Отныне идеи и утверждения вступают в игру только в качестве постижений. «Реальное» и «в реальности» были до сих пор лишь двумя моментами полевого постижения реальных вещей. Здесь же это предварительное постижение принимает новую модальную функцию. Оно функционирует здесь не в своей собственной постигательной структуре (первичное схватывание, идеи, утверждения), а в новом модусе. Этот новый модус состоит в том, что оно служит умной опорой глубинного реального. Наряду с реальным и наряду с тем, чем реальное является в реальности, мы имеем здесь глубинную реальность: то, чем реальное является в самой реальности. Соответственно, постижение реального в первичном схватывании и в утверждении становится отныне гласом глубинной реальности. Итак, эта новая функция заключается в том, чтобы быть гласом самой реальности. Значит, предварительно постигнутое принимает модальную функцию быть тем, в чем резонирует этот глас. В том, что постигнуто в поле, резонирует глас того, чем реальное является в своей глубине. Это резонирование имеет две стороны. С одной стороны, это сам звук, то есть сами меты [= ноты, notas] того, чем полевое реальное – как реальность и как «в реальности» – является в своей глубине. И это не просто смутная метафора, потому что резонировать означает в этом смысле «нотифицировать», «помечать» глубинную реальность. Нотификация есть особый модус постижения. Но, с другой стороны, в резонировании есть и второй аспект. Вещи не только нотифицируют, но и суть то, в чем резонирует нотифицированное. Они суть не просто резонансы глубинного реального, но и сами резонаторы. Именно в качестве резонаторов реальные вещи принимают эту новую модальную функцию – быть началом и каноном. Начало и канон – это не посылки и не правила умозаключения. Начало и канон – это полевая реальность как резонатор того, чем является глубинная реальность. Именно в этом и заключается вся сила, но и вся ограниченность рационального постижения – постижения гласа глубинной реальности. Эта глубинная реальность актуализирована в постижении особым образом: в форме области резонанса.

3. Область рационального постижения

Область всегда, в той или иной форме, открыта по отношению к пребывающим в ней вещам. Однако область рационального постижения открыта совершенно особым образом. Вглядимся в это.

Всякое полевое постижение – постижение открытое. То, чем некая реальная вещь является в реальности, еще не вполне актуализировано в первичном постижении, или схватывании: ведь оно схватывает реальное в себе самом, как таковом, тогда как постигать то, чем это реальное нечто является в реальности, означает постигать его «среди» других реальных вещей. Поэтому при постижении этого нечто как реального остается открытым то, чем оно является в реальности – именно потому, что формально остается открытым то «среди», которое присуще его реальности. Такое постижение достигает кульминации в утверждении. Стало быть, любое постижение совершается в открытой области, и эта открытость есть не что иное, как открытость «среди»: только потому, что нечто реальное схватывается «среди» других реальных вещей, – только поэтому такое постижение открыто. Следовательно, эта открытость обладает определенной структурой. Это такая открытость, которая имеется только в постижении той или иной вещи, но в соотнесенности с другими вещами, актуально уже схваченными в поле в первичном схватывании. Это среди» актуализирует для нас реальность в обращенности «к». Именно поэтому постижение того, чем эта реальная вещь является в реальности, есть движение, идущее от реального к другим реальностям, а от них – к первой реальности. Таково движение утверждения.

Но в рациональном постижении открытость имеет иной характер. Повторим еще раз уже сказанное. Не подлежит сомнению, что целостное полевое реальное (то есть бытие реальным плюс то, чем это реальное является в реальности) толкает нас по ту сторону поля. Но это потустороннее лежит по сторону поля в целом, а не между одной полевой вещью и другой вещью внутри поля. Поэтому постижение оказывается не движением от одной реальной вещи к другой, а ходом от всего полевого реального к глубинному потустороннему. Тогда постижение становится особым модусом движения: поиском в реальности. И поскольку оно таково, неизвестно, найдет ли оно что-нибудь в этой глубине или нет. Это не открытость постижения одной вещи по отношению к другим вещам внутри поля, а открытость всего полевого реального навстречу миру, то есть реальности. Открытость миру – это не «среди», а «соответственность» реального как такового. Отсюда следует, что открытость области рационального постижения в некотором роде абсолютна. Именно поэтому ее постижение представляет собой не просто движение, но поиск. Движение утверждения есть движение в поле, тогда как поиск, рациональное движение, есть движение в мире, в самой реальности. Именно в этом формально заключается глубина реального.

Именно потому, что эта открытость есть открытость миру, она есть открытость другим реальным вещам, а также действительная или возможная открытость другой функции и другим модусам реальности. Такая открытость абсолютна, потому что сколь бы многого мы ни нашли, поиск никогда не утоляется мирской открытостью. И это сущностно важно. В отличие от Лейбница и Канта, следует признать, что разум не является ни тотальным, ни тотализирующим, но что он конститутивно открыт. И это так не в силу внутренней ограниченности разума, а в силу самого характера реального, почувствованного во впечатлении. Реальность, как таковая, открыта, потому что ее открытость есть не что иное, как присущая ей конститутивная соответственность. Стоящие перед разумом задачи имеют неопределенный характер не только в том смысле, что разум никогда не может исчерпать того, что конкретно намеревается постигнуть; они имеют неопределенный характер прежде всего и в первую очередь потому, что само постигаемое, то есть реальное как таковое, формально и конститутивно открыто, и значит, никогда не замкнуто. Именно в этой открытой области, в этом мире, совершает свой интеллектуальный поиск разум: поиск в самой реальности. Каков собственный характер этого ищущего постижения?

4. Собственный характер умного поиска

Разумеется, это поиск в мире, который формально открыт. Но это не означает, что открытость мира или сам поиск являются вне-определенными. Потому что, наоборот, мы вброшены в поиск реальными полевыми вещами и опираемся на них в нашем поиске. Разум открывает область постижения, но только в опоре на реальные вещи. И эта открытость в опоре есть то, чем конституируется собственный характер умного поиска. В чем состоит эта опора? И что постигается таким способом? Вот два пункта, которые мы должны теперь коротко рассмотреть. Эти два вопроса частично перекрывают друг друга; поэтому некоторые нудные повторения неизбежны. Но, несмотря на это, оба вопроса следует рассмотреть по отдельности.

А) В чем состоит бытие опорой? Можно было бы подумать, что опора – это основание; тогда то, что разум опирается на предварительно постигнутое, означало бы, что постигнутое в разуме есть нечто имеющее своим основанием ранее постигнутую полевую реальность. Если бы это было так, постигнутое разумом было бы формально просто тем, что само по себе не обладает реальностью: оно было бы реальным лишь в той мере, в какой было бы фундировано в реальности, постигнутой в поле. Говоря средневековым языком, это была бы та классическая идея, согласно которой постигнутое в разуме само по себе – не более чем объективность, то есть ens rationis [сущее разума, ментальное сущее]. Лишь поскольку рационально постигнутое имеет fundamentum in re [основание в вещах], оно может быть названо реальным. Так вот, такое утверждение, взятое без ограничений, во всем его объеме, на мой взгляд, неверно: в таком понимании отождествляются основание и опора, а это ложно. В самом деле, всякое рациональное постижение заключает в себе два момента. Один момент – то, что постигается; другой момент – характер, сообразно которому постигаемое постигается как реальное. И эти два момента не только формально различны, но и обладают сущностно различным характером.

Момент реальности, как мы видели, сущностно свойствен разуму. Поэтому разум не может ставить перед собой задачу прийти к реальности: ведь он уже пребывает в ней. А это прежде всего означает, что постигаемое разумом не является в этом аспекте ens rationis, но представляет собой саму реальность: realitas ipsa. Реальность, в которой движется разум, не опирается на полевую реальность, а есть сама эта полевая реальность, в ее физическом тождестве с тем, в чем движется разум. Не подлежит сомнению, что, как я уже подробно разъяснял, та реальность, в которой движется разум, есть реальность-фундамент, и ее функция в рациональном постижении в том и состоит, чтобы «пребывать, фундаментируя». Но фундаментируя что? Не что иное, как содержание. Содержание рационально постигнутого опирается на содержание постигнутого в поле. Мы это увидим буквально в следующей строке. Мы спрашивали себя, что такое опора. Опора – это всегда нечто, что является формально «иным» и, кроме того, «предшествующим», поскольку приводит нас к постижению чего-то другого, но взыскуемого этим предшествующим. Содержание рационально постигаемого опирается на реальность «как таковую», в которой движется разум по самой своей сути, то есть безо всякой формальной опоры. Следовательно, этот присущий содержанию характер опоры вписан внутрь предваряющего характера реальности (когда этот характер функционирует как фундаментирующий). Характер реальности численно тождествен формальности впечатления реальности. И поэтому разум, даже постигая самое недоступное чувствам, всегда и непременно будет чувствующим разумом: ведь он постигает свои содержания внутри момента реальности, присущего впечатлению. Способ, каким реальность пребывает, фундаментируя, состоит в том, что она отсылает нас к содержанию реальных полевых вещей, которое служит опорой для содержания того, что предстоит постигнуть разуму.

Что же это такое – то, что постигает разум?

В) Постигаемое разумом обладает, таким образом, собственным характером, который формально и тождественно вписывается в характер реальности, свойственный полевому. Этот характер, или эта формальность, есть не что иное, как открытая область реальности как таковой: область, уже схваченная полевым способом. Напротив, содержание того, чему предстоит быть постигнутым в этой области, всего лишь опирается на содержание полевого постижения: это содержание не обязательно тождественно постигнутому в поле, но и не обязательно отлично от него. Что здесь в самом деле отлично и ново, так это модус постижения. Например, в античной физике рационально постигнутые элементарные частицы представляли собой мельчайшие тела, то есть нечто по природе тождественное тому, чем являются тела, постигаемые в поле. Но тем фактом, что мельчайшее тело, постигнутое полевым способом, есть опора и вдобавок момент глубинного постижения, конституируется новый модус постижения. Постигаемое – тело – остается тем же самым, но меняется его интеллектуальная функция, то есть модус постижения: модус рационального постижения есть именно тот модус, сообразно которому реальность «как таковая» пребывает, фундаментируя реальное. Модус постижения тела нам дан. Когда мы постигаем тот факт, что постигаемое в мире есть тело, то содержание «тело» будет тождественно содержанию полевого постижения. Но вот то, что это содержание служит фундаментом полевого, будет чем-то новым. Ново то, что полевое тело, даже будучи опорой рационально постигаемого, могло бы и не быть фундаментом постигаемого. Частицы (то есть рационально постигаемое) – не тела; но для того, чтобы помыслить нечто, что не является телом, я опираюсь не на что иное, как на постигнутое в поле тело. Поэтому в рациональном постижении реальность «как таковая» есть область, которая открыта в самой себе, то есть область, открытая миру. А кроме того, это область, которая оставляет свободным и открытым тот способ, каким она пребывает, фундаментируя, а значит, и содержание самого фундаментируемого как такового. В конечном счете именно это придает постигаемому в разуме одну из его характерных черт. Какую именно? Рассмотрим этот вопрос шаг за шагом.