Текст книги "Долина надежды"

Глава шестая
В Сассексе сгущаются тучи

Пока горничная на следующее утро затягивала ей корсет на платье, София вдруг вспомнила, в каком радостном настроении пребывал давеча отец, и у нее упало сердце. Ей было страшно даже представить, как она посмотрит ему в глаза за завтраком. Она подозревала, что лорд Графтон не только дал Джону позволение предложить ей руку и сердце, но и внушил молодому человеку уверенность в том, что его предложение будет принято. И теперь, когда она сообщит ему неутешительное известие, отец все утро будет пребывать в раздражении. «Ах, если бы только папа не вмешивался. Ведь должен же найтись человек, который сможет понравиться мне и нам обоим настолько, что я соглашусь выйти за него замуж, – думала она, спускаясь по лестнице. – Хотя, вообще-то, я должна быть благодарна отцу за то, что он не стал настаивать на ком-либо конкретном. Пока что я еще не готова окончательно отказаться от Лондона». Войдя в залитую солнцем утреннюю столовую, она поцеловала отца и опустилась на свое место, намереваясь чрезмерным дочерним послушанием смягчить неприятный разговор по поводу отказа, сделанного ею накануне вечером.

Мило улыбаясь, София налила ему чаю и тут же призналась в содеянном, дабы покончить с этим как можно скорее.

Лорд Графтон в отчаянии схватился за голову.

София постаралась объяснить свой поступок, заявив:

– Папочка, Джон – точно такой же, как и остальные здешние молодые мужчины, по-деревенски приятный, но ужасно скучный. Единственное, что они здесь читают, так это месяцеслов. Все их разговоры касаются по преимуществу лишь их земли, урожаев, собак, лошадей, фазанов и охоты. Они достаточно милы, чтобы ездить с ними верхом, танцевать и охотиться, но ни один из них не кажется мне достаточно интересным, чтобы провести с ним в деревне долгую зиму. А еще, дорогой папочка, я льщу себе мыслью, что для твоего комфорта в Лондоне решительно необходимо мое присутствие. Кто будет хозяйкой твоего дома в мое отсутствие? Прошу тебя, давай поговорим о чем-нибудь другом. Я вижу несколько писем рядом с тобой. Это новости о «Лесной чаще» и табаке? – И она принялась энергично намазывать его гренок маслом.

– Толстый пакет от мистера Баркера и одно, нет, два письма от поверенных, – угрюмо сообщил ей лорд Графтон и взялся за нож для разрезания бумаги. Какое может иметь значение пресловутый «интерес»? Ему и в голову не приходило задаться вопросом, интересно ли ему с Кэтрин, и он никогда не спрашивал себя, что думает об этом сама Кэтрин. Их союз был браком по расчету, как и множество ему подобных; оба они прекрасно отдавали себе в этом отчет, но при этом были совершенно счастливы. Почему бы тому же самому рецепту не сработать и для Софии? Он вскрыл первое письмо от своих поверенных.

Читая его, он помрачнел еще сильнее. Оно было кратким: его извещали о том, что к закладной ссуде на поместье Графтонов добавилась еще одна внушительная сумма, которая и была переведена мистеру Баркеру, поскольку они со дня на день ожидали известия о прибытии первой партии табака.

Когда София поинтересовалась, не содержит ли письмо каких-либо дурных новостей, лорд Графтон ответил, что в нем идет речь о сугубо деловых вопросах, и взялся за пакет от мистера Баркера.

– Давай посмотрим, что имеет сообщить нам мистер Баркер. Полагаю, что его послание и письма поверенных пересеклись и пришли к нам одной почтой. Смею надеяться, он информирует нас о деталях своей первой продажи.

«Что ж, по крайней мере, сегодня утром есть и хорошие новости, пусть и с другой стороны», – подумал он, разворачивая послание мистера Баркера. Но в нем не было ни слова о табаке или отчета о его действиях. Вместо этого он извещал лорда Графтона о том, что постройка его нового дома на плантации «Лесная чаща» завершена. Он даже приложил планы дома и сада и позволил себе выразить надежду, что лорд Графтон одобрит дизайн разбитого им английского парка и обсаженной деревьями аллеи.

– Что ж, недурно для дома в Вирджинии. Чем-то напоминает мне небольшой манор, – заметил лорд Графтон, передавая чертежи Софии. – Впрочем, как и следовало ожидать, учитывая стоимость. Кирпич просто возмутительно дорог. Но где же табак?

– Быть может, известия о нем идут отдельным письмом, папа. Полагаю, что все бухгалтерские отчеты он направил поверенным, чтобы не волновать тебя. Ты же сам терпеть не можешь решать деловые вопросы, – попыталась успокоить отца София, радуясь тому, что у них есть о чем поговорить и помимо ее брачных перспектив.

Она взяла в руки чертеж. На нем был изображен самый обычный двухэтажный дом с пятью окнами по фронтону, трубами на каждом конце и крыльцом с крытой галереей и широкими ступенями. По бокам его обрамляли кусты, а позади дома располагался обнесенный стеной сад. Еще на одном чертеже на некотором удалении от дома были представлены хозяйственные постройки: кухня, амбары, конюшня, сарай для хранения табака, коптильня и жилые помещения для рабов.

– Дом выглядит вполне прилично, папа, аккуратный и достаточно комфортабельный, я бы сказала. А все остальное похоже на опрятную деревню. Там уже есть арендатор?

Чтобы ответить на вопрос дочери, лорд Графтон вернулся к письму мистера Баркера и вскрикнул от удивления. Арендатора еще не было, поскольку дом только предстояло обставить мебелью и дооборудовать. В Вирджинию все предметы первой необходимости – мебель, ткани, даже стекла для окон – приходилось доставлять из Англии. И ни единого слова о табаке, сплошь новые расходы! Лорд Графтон сердито проворчал, что это неслыханно. И какого дьявола этот человек так беспокоится о саде, если дом до сих пор не пригоден для того, чтобы в нем поселился арендатор с семьей?

Все еще кипя от негодования, лорд Графтон вскрыл второе письмо от поверенных, которое оказалось едва ли не точной копией тех, что он получал от них последние полгода. В нем, как и ранее, подчеркивалась безотлагательность срочных мер. Они тоже получили просьбу о выделении новых средств на меблировку, но проценты по займу быстро становились неподъемными… То, что он прочел дальше, вызвало у него сильнейший приступ кашля. Прижав к губам носовой платок, отец быстро вышел из столовой, взмахом руки показав Софии, чтобы она продолжала завтрак в одиночестве.

Эти тревожные письма окончательно подорвали его здоровье, потому что он решительно не знал, как поступить. Положение дел на виргинской плантации стало неуправляемым; долг вышел из-под контроля. Он чувствовал себя загнанным зверем. И очень больным вдобавок. В приступе кашля он забрызгал носовой платок кровью, но скрыл это от Софии. Тревога и боли в спине не давали ему уснуть всю ночь, а днем его не оставляло раздражение.

Между тем очарование Сассекса начало меркнуть и в глазах Софии. Она поняла, что исчерпала запас деревенских развлечений, и опасалась, что отношения с сестрами Хокхерст могут стать натянутыми после того, как Джон столь неудачно предложил ей руку и сердце. Она начала считать дни, оставшиеся до возвращения в Лондон, и терпеливо сносила раздражительность отца, полагая, что и ему прискучило в деревне, хотя возвращаться в душную и пыльную столицу в августе особого смысла не было.

Она предложила устроить небольшую домашнюю вечеринку.

– Быть может, тебе просто скучно одному, папа? Вот уже несколько недель у нас не было ни одного визитера. Я могу написать и пригласить кого-нибудь на прием по случаю охоты в сентябре. Ты же распорядился смазать ружья, а егерь говорит, что никогда еще фазаны не водились в таком изобилии.

– Умоляю тебя, не надо никому писать! И приглашать никого тоже не надо. В моем возрасте уже утомительно без конца развлекать гостей, да и их постоянная болтовня действует мне на нервы. Ты должна позволить мне побыть в одиночестве, если мне того хочется!

Это было решительно не похоже на лорда Графтона. Он был общительным человеком, имел много интересных друзей и обычно очень любил бывать в компании.

– Как пожелаешь, папа, – мягко отозвалась София. «Совсем скоро мы вновь окажемся в Лондоне», – подумала она, когда отец отодвинул стул и быстрым шагом вышел из столовой.

Но уже к середине августа София не на шутку обеспокоилась тем, что отец погрузился в несвойственную ему апатию, а лицо его приобрело нездоровый бледный цвет. Он всегда любил книги и считался знатоком и ценителем хорошего вина. Но теперь новые поступления от лондонского книготорговца пылились у него на столе с неразрезанными страницами, а вино отправлялось обратно в погреб нетронутым. Хотя август выдался очень теплым, он проводил целые дни в своем инвалидном кресле на колесиках, укрывшись пледом, и настаивал на том, что ничуть не болен, а с ним всего лишь приключился приступ ревматизма. От поверенных регулярно приходили письма, которые он лишь пробегал глазами, даже не дочитывая до конца.

Ради того, чтобы составить ему компанию по вечерам, София перестала принимать приглашения в гости. Вместо этого она играла с отцом в вист или шахматы, чтобы отвлечь его от мыслей о недомогании. По ночам из-за закрытой двери его спальни до нее доносился кашель. Он постоянно жаловался на боли в спине.

Несмотря на все возражения лорда Графтона, заявившего, что он терпеть не может суеты из-за сущих пустяков, София в конце концов настояла на том, чтобы вызвать к нему местного аптекаря, который диагностировал у него расстройство пищеварения и порекомендовал в качестве лечения строгую диету и порошки, выписанные им за немалые деньги. София с готовностью взялась за новую для себя роль сиделки. По утрам и вечерам она отмеривала нужные дозы порошков и стала регулярно наведываться на кухню, повязав фартук и попросив миссис Беттс приготовить свои самые действенные снадобья для возвращения больных к жизни – крепкий бульон, рисовую кашу на молоке, заварной крем и кисель из маранты. От садовника она потребовала, чтобы он указал ей, где растут девясил и живокость, и сварила из них сироп, который миссис Беттс порекомендовала как особенно эффективное средство против сильного и длительного кашля.

Но отец почти ни к чему не притронулся, жалуясь, что все приготовленные ею снадобья имеют горький привкус. София попробовала давать ему сладкий ликер и варенье, чтобы отбить горечь и вернуть силы, следила за тем, чтобы его спальню проветривали, а подушки регулярно взбивали. Но лучше отцу не становилось. К середине сентября София уже была изрядно напугана тем, как сильно он похудел, постарел и съежился, как редко отходил от камина, в котором по его настоянию постоянно поддерживали огонь, хотя сентябрьская погода оставалась теплой и солнечной. И лишь на щеках у него горел лихорадочный румянец, яркими пятнами выделяясь на смертельно бледном лице. Не могло быть и речи о том, чтобы он отправился на поля охотиться на фазанов. О возвращении в город разговор тоже более не заходил. Он уже не возражал против того, что серьезно болен.

Все это время миссис Грей суетилась вокруг него, стремясь оказаться полезной. София отправила ее в Шотландию погостить у сестры, а сама написала друзьям в Лондон, прося порекомендовать ей докторов и хирургов. Вскоре прибыли и те и другие, вооруженные укрепляющими средствами, пиявками и скальпелями. Они пичкали его лекарствами и пускали ему кровь до тех пор, пока лорд Графтон уже не мог пошевелиться. Они рассуждали о золотухе и подагре, прописав хину, после чего, изрядно обогатившись, отбыли обратно в город, оставив пациента совершенно обессиленным вследствие такого лечения. София попыталась следовать всем оставленным ими указаниям. Она заказывала одно укрепляющее средство и лекарство за другим, преданно ухаживала за отцом, читала ему вслух, кормила с ложечки и молилась, пока он спал.

Когда началась осень и дни стали короче, София почувствовала, что над манором собираются тучи, подавляя и угнетая ее. Пошел дождь, облетели листья, и сильно похолодало. Цветы в саду превратились в мертвые коричневые стебли. Свечи после обеда приходилось зажигать все раньше и раньше, и София распорядилась постоянно поддерживать огонь в каминах во всех комнатах, чтобы прогнать пронизывающий холод, прочно поселившийся в старом особняке. Она сама куталась в теплую шаль, когда отправлялась на прогулку по холодным коридорам, пока ее отец забывался коротким тревожным сном. Молитвенник, некогда принадлежавший матери, отныне стал ее самым большим утешением, когда она сидела у постели лорда Графтона. Спальня была наполнена тяжелым молчанием, которое нарушалось только треском поленьев в камине, хриплым дыханием больного да голосом Софии, которая читала псалмы, когда он бодрствовал. Лорд Графтон не был религиозным человеком, но ему всегда нравились псалмы. Голова его, лежащая на подушке, походила на обтянутый кожей череп.

София более не могла надеяться или хотя бы делать вид, что отец когда-либо поправится. Прямо у нее на глазах он ускользал за грань, невзирая на супы и ликеры, пиявок и молитвы. Он постоянно жаловался на боль, и она вновь послала за аптекарем, умоляя его дать какое-нибудь снадобье, которое бы облегчило страдания отца. Аптекарь снабдил ее порошками и пилюлями, а под конец еще и лауданумом. София и миссис Беттс теперь по очереди дежурили по ночам у его постели и давали ему морфий, когда он просыпался и начинал стонать. Однажды к ним пожаловал викарий, вознамерившийся соборовать лорда Графтона и напомнивший Софии, что смирение и повиновение Божьей воле есть долг каждого христианина.

Софии же захотелось закричать во весь голос, схватить его за плечи и встряхнуть так, чтобы он позабыл о своем моральном самодовольстве. Лорд Графтон неизменно отзывался о викарии как о лицемерном болване, но отказывался заменить его другим, заявляя, что семья викария живет в деревне на протяжении вот уже нескольких поколений, а самому священнику приходится содержать жену и троих маленьких детей.

– Оставьте его в покое. Все викарии похожи один на другого. Так что он ничем не хуже прочих, – говорил лорд Графтон.

Вот только Смерть подбиралась все ближе и ближе, несмотря на все усилия Софии отогнать ее. Девушка терзалась в раздумьях: должна ли она позволить ему умереть как доброму христианину? В конце концов она разрешила соборовать отца, хотя лауданум сделал его практически бесчувственным и невосприимчивым к тому, что происходило вокруг. Когда с этим было покончено, у нее возникло такое чувство, будто она только что подписала отцу смертный приговор.

Однажды ноябрьским вечером София читала вслух вечернюю молитву, но прервалась и подняла глаза на отца – ей показалось, будто он пытается что-то сказать.

– Папа? Я могу тебе помочь?

Она склонилась над ним и услышала:

– Кэтрин, Кэтрин, ты здесь?.. – Затем на его лицо снизошло умиротворение, и София поняла, что ее отец умер.

Во время похоронной службы в холодной часовне Графтонов София сохраняла железное хладнокровие на глазах слуг, фермеров, деревенских жителей, их соседей и тех их друзей, кто в спешке примчался из Лондона. Но когда его опустили в фамильную усыпальницу рядом с ее матерью и над головой заунывно зазвенел церковный колокол, на Софию обрушилась такая тоска и горе, что она не выдержала, обняла миссис Беттс, и обе заплакали.

Она пыталась читать Библию, дабы обрести смирение, как часто и настоятельно советовала ей леди Бернхэм, но слова казались пустыми и не могли прогнать простую и страшную мысль о том, что она осталась одна, а мир превратился в полное скорби и печали место. Она часто думала о том, что если бы вышла замуж за Джона и родила отцу долгожданного внука, то свет не казался бы ей столь скорбным, а сама она обрела бы утешение в муже и ребенке. Но тогда Джон был ей не нужен; она думала лишь о том, как бы вернуться в Лондон. Сожаление и чувство вины напрочь отбили у нее аппетит, и она стала плохо спать по ночам. Она уклонялась от встреч с соседями, которые приходили к ним, дабы выразить соболезнования, и часто и подолгу отправлялась гулять в одиночестве в лесу по снегу и замерзшей грязи.

Наступило и минуло Рождество, а потом и Пасха. Присутствие миссис Грей раздражало, и София всеми силами пыталась избежать ее общества. Один день сменялся другим, таким же унылым и лишенным всякого смысла. Из своих одиноких скитаний она возвращалась продрогшая до костей, ощущая себя нереальной тенью в печальном доме, полном призраков предков Графтонов. Они молча бранили ее, напоминая о том, что отец ее умер несчастным, хотя она могла не допустить этого.

София отвечала на письма с выражениями соболезнования, включая и крайне сдержанное и чопорное послание от сестер Хокхерст, которые приписали в самом низу, что Джон и его кузина Полли должны пожениться в июне. А еще было много писем от поверенных отца. Они всегда начинались со слов сочувствия, за которыми следовала просьба обсудить его завещание с упором на то, что они ожидают ее указаний относительно того, не следует ли избавиться от особняка в Лондоне, и заканчивались непонятными призывами самым срочным образом сделать то или это. Ни одно из них София не дочитала до конца. Она швыряла их в выдвижной ящик стола в библиотеке, устало думая о том, что особняк в Лондоне теперь волнует ее меньше всего. Она не чувствовала в себе сил принять хоть какое-нибудь решение.

Дни стали длиннее, на деревьях набухли почки, известковые холмы покрылись свежей зеленью, и овцы с ягнятами вновь точками запятнали их склоны, как было и прошлой весной. В лесу зацвели примулы и колокольчики, но она не чувствовала радости. В надежде порадовать ее садовник принес из теплицы первую землянику и спаржу. София решила, что они совершенно лишены вкуса, хотя миссис Грей взахлеб хвалила их.

Она попыталась, как того от нее и ожидали, проявить интерес к деревенской жизни. Посетив школу, София выслушала декламацию мальчиков и похвалила образцы вышивки девочек. В день вручения наград она передала Библии лучшим ученикам и смотрела, как девочки водят хоровод вокруг майского дерева. В честь столь торжественного события она распорядилась подать чай с ветчиной и пирожными прямо в саду, где садовник, ухитрившись, вынудил зацвести ранние розы и пионы. Ярко светило солнце, дети смеялись и кричали, арендаторы скидывали с голов шапки, а их жены, наряженные в лучшие воскресные платья, шептались, что бедная госпожа являет собой очень печальное зрелище в этот солнечный денек, и сожалели о том, что она не вышла замуж за сквайра Хокхерста. «Почему она отказала ему, – спрашивали они друг у друга за чаем. – Ведь ей так был нужен супруг и собственные дети. Они бы согрели ей душу и сердце куда сильнее, чем все ее огромное состояние. А теперь она осталась в большом мире совсем одна».

Глава седьмая
Долг

1754 год

Весна сменилась унылым дождливым английским летом. И вот однажды в пасмурный июньский день в Сассекс под проливным дождем после долгой поездки явились поверенные лорда Графтона. Старый дворецкий распахнул дверь двум мрачным джентльменам под зонтиками, с которых струями стекала дождевая вода и которые пожелали увидеть мисс Графтон. Дворецкий надменно сообщил им, что мисс Графтон пребывает в трауре и потому не принимает посетителей.

– Ей придется принять или нас, или судебных приставов, – резко бросил старший из поверенных.

Дворецкий проводил их в библиотеку и послал за своей госпожой.

Когда София, бледность и безжизненный взгляд которой были особенно заметны на фоне ее траурного платья, пожала им руки и опустилась в кресло, дворецкий пробормотал, что сейчас пришлет миссис Беттс с мадерой и печеньем, после чего удалился. Поверенные выпили, закусили и выразили свои соболезнования. После чего оба мужчины погрузились в неловкое молчание, глядя в пол и на носки своих мокрых башмаков.

София поняла, что случилось что-то неприятное.

– Чем вызван ваш визит? Не думаю, что вы проделали столь долгий путь, да еще в такую ненастную погоду, только для того, чтобы обсудить возможность продажи лондонского особняка или повторить свои соболезнования, уже изложенные вами в письмах. Прошу вас, будьте со мной откровенны.

Старший поверенный вздохнул:

– Мисс Графтон, мы так и не получили ответа ни на одно из наших многочисленных писем. Мы сожалеем о доставленных неудобствах, но у нас не оставалось иного выбора, кроме как увидеться с вами лично и настоять на обсуждении некоторых срочных вопросов, кои требуют от нас большей откровенности, чем вам хотелось бы услышать.

– Срочные вопросы? Я пребываю в трауре, сэр. Разве не могут они подождать?

– Не могут, мисс Графтон. Сейчас я все объясню. Во-первых, мы избавились от лондонского особняка.

– По какому праву? Я не давала вам своего разрешения! – София пришла в негодование. – Я еще не решила, когда вернусь в Лондон, и желаю сохранить жилье в столице.

– Продолжение аренды стало бы непосильной ношей для поместья. Я сожалею о том, что принес вам дурные известия, мисс Графтон, но, как вам известно, три года назад ваш отец заложил поместье под большие проценты в расчете на получение урожая табака в течение года или в крайнем случае двух. Тогда возникла необходимость срочно получить значительную сумму денег, что было возможно только при чрезмерной процентной ставке. В обычных условиях мы бы никогда не порекомендовали пойти на такой шаг, но в тот момент это представлялось вполне обоснованным.

Согласно оценке мистера Баркера, нажить состояние можно было достаточно быстро. К несчастью, у нас имеются все основания полагать, что мистер Баркер ввел нас в заблуждение относительно прибытия первой партии табака. Она так и не была отправлена, и, несмотря на наши запросы, мистер Баркер либо не может, либо не желает сообщить нам, когда бы мы могли ожидать ее. Собственно говоря, мы не имеем возможности хотя бы подтвердить, что табак вообще был посеян, хотя агенты в Лондоне предъявили нам счета расходов – очень больших расходов, – которые произвел мистер Баркер от имени вашего отца, заказывая товары и оборудование, которые были отправлены в Вирджинию на плантацию «Лесная чаща». При этом ваш отец был вынужден понести дополнительные траты, а также перевести в Вирджинию бóльшую часть дохода, полученного от поместья за последние три года. Собственно же доход от поместья совсем не так велик, каким его полагал лорд Графтон, и остается таковым в течение вот уже некоторого времени. Но расчет строился на том, что, как только поместье в Вирджинии начнет приносить прибыль, она покроет недостачу от поместья в Англии. Отчасти именно поэтому мы и посоветовали ему поступить таким образом.

Разумеется, мисс Графтон, вы могли и не знать, что расходы лорда Графтона всегда были весьма значительными, ведь он содержал особняк в Лондоне и это поместье так, как это делали до него его отец и дед. И сумма долга на закладные на поместье оказалась чрезмерной. Короче говоря, и сумма собственно долга, и проценты по нему возросли самым тревожным образом, и, если не предпринять срочных мер, на поместье Графтонов и манор будет наложен арест с последующей их продажей. Мисс Графтон, прошу простить меня за то, что докучаю вам деловыми вопросами в такое время, но если мы не начнем действовать, то, боюсь, вы рискуете остаться нищей.

Слова поверенного доносились до нее словно бы издалека и не имели никакого смысла. София отвлеклась и стала смотреть в окно на дождь, мокрую лужайку, сад и розы, склонившиеся почти к самой земле. «Розы следует подвязать. Надо напомнить об этом садовнику», – подумала она.

«Нищей? О ком они говорят?»

– Не имею удовольствия понять, что вы имеете в виду, сэр, – сказала она. – Лорд Графтон действовал в соответствии с вашими рекомендациями.

Поверенные покраснели.

– Гм. Действительно. Но, к сожалению, в данном случае предвидеть все обстоятельства оказалось невозможно. В то время складывалось впечатление, что сохранение прежнего образа жизни лорда Графтона требует некоторых действий для превращения плантации в Вирджинии в прибыльное предприятие, но теперь надо что-то делать, причем безотлагательно, поскольку платежи по погашению задолженности серьезно просрочены, что означает новые долговые обязательства по уже имеющимся. По нашему мнению, самым разумным было бы немедленно продать поместье, дабы погасить весь долг и не дать ему возрасти. По крайней мере, в этом случае у вас останется небольшое сальдо от продажи. При правильном вложении оно может обеспечить вам скромный доход.

– Продать?! Продать поместье Графтонов? Какой вздор! Это немыслимо!

Поверенный вытер пот со лба.

– Есть и вторая возможность, которая подвернулась весьма кстати. Объявился один весьма состоятельный джентльмен, желающий снять для своей семьи большое поместье где-нибудь поблизости. Мы полагаем, что манор и прилегающую территорию можно будет сдать ему внаем, а земли сельскохозяйственного назначения поместья следует предоставить в аренду местным фермерам или вашим соседям-землевладельцам. Этого может оказаться достаточно для выплат по процентам до тех пор, пока не начнут поступать доходы от продажи табака, но при условии, что первая партия прибудет до конца лета. Если же нет, то кредиторы наложат на поместье арест и оно будет продано. Но давайте не будем терять надежду. Вполне возможно, что письмо мистера Баркера с известием о том, что табак Графтонов вскоре будет выгружен на сушу, просто затерялось в пути. Тем не менее мы должны быть готовы и на тот случай, если это не так.

Предполагаемый арендатор не нуждается во вдовьем доме[2]2
  Вдовий дом – отдельный дом (иногда находящийся на территории поместья), куда удаляется вдова после смерти своего супруга, его владельца, в случае женитьбы старшего сына.


[Закрыть] и любезно согласился предоставить его в ваше распоряжение, пока сам он будет проживать в маноре. – Поверенный обвел рукой обшитую дубовыми панелями библиотеку, хотя, безусловно, имел в виду и галерею для менестрелей, гостиную, кладовую и буфетную, спальни, картины и мебель, которую собирали поколения Графтонов. – От подобной сделки вы не получите никакого дохода, но у вас имеется небольшое наследство, которое оставила вам леди Бернхэм. Оно позволит вам скромно проживать в нем. Поскольку вы пребываете в трауре, то никто не обратит внимания на то, что вы более не ведете тот роскошный образ жизни, каковой был у вас при жизни отца.

Никто не обратит внимания? Да уже через неделю все в Сассексе будут знать об этом. В глазах Софии вспыхнул гнев.

– Я… Мне будет позволено переселиться во вдовий дом?

– Прошу простить меня, мисс Графтон, но я умоляю вас понять, что долг неуклонно возрастает и, поскольку положение дел в данный момент обстоит самым неудовлетворительным образом, нельзя терять ни минуты. Этот арендатор – единственный, кто согласился как на предложенные нами условия, так и на то, что вы сможете переехать во вдовий дом. Он… э-э… занимается торговлей, но здесь не может быть никаких возражений, поскольку он очень лояльно отнесся к нашим условиям и с крайним нетерпением ожидает возможности предстать перед обществом… в качестве владельца такого особняка, как этот.

Согласился? Софии показалось, будто чья-то невидимая рука, словно тисками, стягивает ей корсет, туже… туже, по капле выдавливая из нее жизнь, так что ей стало нечем дышать.

– И когда же… когда этот замечательный арендатор желает… – Договорить она не смогла.

– К концу июля, то есть фактически в следующем месяце.

Переселиться в старый вдовий дом? У Софии все поплыло перед глазами, когда она попыталась представить себе эту картину. Это немыслимо! Разве там можно жить? В прошлом году, во время одной из верховых прогулок, отец показывал ей его. Некогда это и впрямь был небольшой симпатичный домик, но сейчас он зарос диким виноградом, насквозь пропитался промозглой сыростью, а над ним простерли свои ветви большие деревья, росшие по соседству, отчего в нем всегда было темно. Поскольку в доме давно никто не жил, краска шелушилась, обои отваливались кусками, а доски пола покоробились. Но хуже всего было то, что из него открывался вид на манор.

Она попыталась сделать вдох.

– Но как я смогу там жить… и слуги!

– Новые арендаторы желают сохранить всех слуг. Но при наличии наследства леди Бернхэм вы, пожалуй, сможете позволить себе одного слугу, если его жалованье будет невелико, – вмешался младший из поверенных. – Например, молодую служанку, которая будет выполнять всю домашнюю работу. Ваши соседи и друзья наверняка будут присылать вам дичь и фрукты в качестве подарка, и, смею надеяться, арендатор не станет возражать против того, чтобы вы собирали растопку для камина.

Сдать внаем манор! Отказаться от особняка в Лондоне! Лишиться всех слуг! Дочь лорда Графтона окажется изгнанной из собственного дома и унизится до того, чтобы пересчитывать свечи, ходить в заштопанных платьях, питаться жидкой кашей, собирать в лесу упавшие сучья и, самое отвратительное, принимать милостыню от своих соседей! Обуреваемая гневом вкупе с навалившимся на нее разочарованием, София едва не лишилась чувств.

При виде ее растерянного и ошеломленного лица клерк подался вперед и, наверняка действуя из лучших побуждений, напомнил ей, что на виргинскую собственность в ее приданом закладная не распространяется. Несмотря на то что до сих пор табачная плантация так и не стала прибыльной, в нее были вложены большие деньги, так что рано или поздно она начнет приносить стабильный доход. Он намекнул на то, что мисс Графтон не испытывает недостатка в поклонниках, следовательно, вероятность того, что она выйдет замуж и переедет к своему избраннику еще до окончания первого года траура, за что, учитывая обстоятельства, никто не станет ее порицать, была весьма высока. Откровенно говоря, от лорда Графтона они узнали, что наследник Хокхерстов сделал ей предложение руки и сердца, но получил отказ… и если поверенным будет позволено встретиться с Хокхерстами, то их можно будет убедить в том, что София передумала.

София в ярости уставилась на них. Подобная наглость была просто невыносима. Неужели они воображают, будто она станет умолять Джона Хокхерста жениться на ней? Да как они смеют! Впрочем, в любом случае было уже поздно.

– Джон Хокхерст недавно женился на своей кузине, – ледяным тоном сообщила она, – и все его друзья сочли этот брак наиболее подходящим. Я желаю им счастья. Если это все, то мне остается лишь пожелать вам всего доброго.

Поверенный и его клерк неловко откашлялись, обменялись взглядами и переменили тему.

– Мисс Графтон, я должен просить вас уделить нам еще несколько минут. Нам нужно обсудить письмо вашего опекуна.

– Опекуна? Но у меня нет никакого опекуна, сэр.

– А! – воскликнули поверенные и поспешили объяснить ей, что таковой у нее все-таки имеется. Прошлым летом, осознав, что серьезно болен, ее отец назначил своего друга детства, Томаса де Болдена, с которым учился вместе, ее опекуном до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год или пока она не выйдет замуж. Старший брат Томаса промотал фамильное состояние за карточным столом, и потому сам Томас отправился искать счастья в Вирджинию, да так в Англию и не вернулся. Лорд Графтон выяснил, что он действительно разбогател в Америке, обзаведясь большой плантацией и особняком в Вильямсбурге, и даже стал настолько влиятельной персоной, что его избрали в члены административного совета колонии. Лорд Графтон написал Томасу, спрашивая у него совета относительно своей виргинской собственности, и, хотя самой плантации Томас не видел, он не сомневался, что все, что говорил мистер Баркер о необходимости инвестиций, было правдой и что лорд Графтон поступил мудро, сделав подобное вложение. В своем следующем письме лорд Графтон, который к тому моменту чувствовал себя уже очень плохо, попросил у Томаса согласия выступить в качестве опекуна его дочери в том случае, если опасения насчет собственного здоровья окажутся обоснованными. Лорд Графтон писал, что у него есть все основания полагать, что виргинская собственность станет единственным ценным активом в приданом Софии. И поскольку Томас проживал в Вирджинии, то в силу этого обстоятельства ему сподручнее всего будет сыграть роль ее опекуна и советника. Ради их старой дружбы лорд Графтон умолял Томаса де Болдена ответить согласием на его просьбу.