Текст книги "Завещание Сомервилля"

Глава восьмая

Едва Ева начала приходить в себя, как, присоединившись к гостям, столкнулась лицом к лицу с Анджелой, чего больше всего опасалась. Ведь при одной мысли о том, что она может оказаться рядом с женщиной, причинившей ей в прошлом столько горя, ей становилось дурно. Она даже решила не говорить Маркусу, что стала невольной свидетельницей сцены у фонтана: к ней, к Еве, это не имеет отношения. Да и кто знает, что их, Анджелу и Маркуса, связывает?

Анджела не подала виду, что удивлена ее появлением в Бруклендсе. Пусть Ева думает, что бывшей подружке известна вся подноготная ее отношений с Маркусом. Женский инстинкт, чрезвычайно сильный в Анджеле, подсказывал ей, что, как и в былые времена, она имеет в лице Евы соперницу, а следовательно, надо держать ухо востро.

При ближайшем рассмотрении Ева убедилась, что Анджела по-прежнему очень привлекательна. Красиво уложенные каштановые волосы локонами обрамляли ее лицо с полными, яркими губами и чуть косящими карими глазами. Женщина до мозга костей, хорошо сознающая свою силу, – вот какой она предстала взору Евы. Она излучала сексуальность, которой, казалось, не в силах противостоять мужчины, в том числе и Маркус Фицалан. С холодной миной она смерила Еву жестким взглядом и натянуто улыбнулась. А глаза ее, по-прежнему решительные и безжалостные, выражали откровенное торжество победительницы.

Не подозревая, что они враги, Маркус стал представлять их друг другу и только тут с удивлением обнаружил, что они знакомы. В тот день три года назад на ярмарке в Этвуде он не обратил внимания на подруг Евы. Стоящая рядом с ним Ева напряглась, пальцы ее вцепились в веер с такой силой, что костяшки побелели, и Маркус сделал еще одно открытие: эти женщины отнюдь не подруги. Атмосфера ощутимо накалилась. Это вызвало у Маркуса не только удивление, но и любопытство – с чего бы такая неприязнь? Взгляды, которыми женщины обменялись, подсказали ему, что может разразиться буря, хотя и не особенно сильная.

Но Ева, поборов первоначальное желание повернуться к Анджеле спиной и уйти прочь, заставила себя улыбнуться, ничем не выказывая, как ей неприятна эта встреча.

– Здравствуй, Анджела, – произнесла она на удивление спокойно, уговаривая себя, что ей нечего опасаться. – Ты, полагаю, живешь хорошо?

Анджела слегка кивнула и изобразила улыбку, обнажив белоснежный жемчуг зубов. В глазах ее появилась досада и ревность, она явно была недовольна тем, что Маркус оказывает Еве внимание.

– Грех жаловаться. Сколько же мы не виделись? Целую вечность, – произнесла она холодно, даже враждебно, но с оттенком снисходительности.

Последнее особенно задело Еву.

– Три года, – ответила она ледяным тоном, твердо решив не пасовать перед Анджелой.

– Да-да, конечно, это было в день открытия ярмарки в Этвуде… Если память мне не изменяет.

Анджела намеревалась напоминанием о злосчастном дне смутить Еву, но та, ничуть не растерявшись, перешла в наступление.

– Не изменяет, – с иронией отозвалась она и повернулась к Маркусу, с изумлением наблюдавшему за ними. – Мы с Анджелой были вместе на ярмарке в тот день, когда вы, мистер Фицалан, так безжалостно погубили мою репутацию. Припоминаете?

Не спуская глаз с обеих женщин, Маркус загадочно улыбнулся.

– Ну как я могу это забыть? Этот день навсегда врезался в мою память. Но вас я там, Анджела, не заметил.

– Естественно. – Ева говорила с едкой иронией, хотя дрожала от негодования. – Ведь к вам подошла не Анджела, а я.

– Мы с вами тогда еще не были знакомы, Маркус, – промурлыкала Анджела нежно, как всегда, когда она обращалась к Маркусу.

– Да, точно. – Ева слегка подняла свои красивые брови и смерила Анджелу презрительным взором, давая ясно понять, что хорошо помнит, кому она обязана постигшей ее катастрофой. – Мы были глупые девчонки, только и ждавшие, когда сопровождающая нас дама отвернется, а мы сможем нашалить. Но сейчас не время об этом вспоминать. Не так ли, мистер Фицалан?

– Ну почему же? – отозвался он с заговорщической улыбкой. – Я не без удовольствия вспоминаю о том случае.

По дрожи, охватившей Еву, Маркус понял, что они с Анджелой враги, что ей крайне трудно сохранять спокойствие, и решил избавить ее от неприятных ощущений.

– Простите нас, Анджела. Мне необходимо до начала обеда представить мисс Сомер-вилль кое-кому из гостей.

– Понимаю, – процедила она сквозь зубы.

Анджела начала с шумом обмахиваться веером, а Ева, отходя от нее, с благодарностью улыбнулась Маркусу.

– Вы побледнели и дрожите, – в упор глядя на нее мягко произнес Маркус, когда они отошли достаточно далеко от Анджелы.

– Неужели? А я и не чувствую, – отрезала Ева, стараясь держать себя в руках и делая вид, что не замечает внимательного ласкового взгляда Маркуса.

– Мне показалось, что вы с Анджелой не питаете друг к другу дружеских чувств, – заметил Маркус тихо, не желая, чтобы его услышали посторонние.

– Дружеские чувства?! Ее стараниями от меня отвернулся мужчина, за которого я собиралась выйти замуж! Навряд ли это может подогревать дружеские чувства. Анджела, как никто другой, умеет управлять людьми, они в ее руках становятся марионетками. Она приложила немало усилий к тому, чтобы погубить меня, и почти преуспела. И она никогда не была моей близкой подругой, хотя притворялась ею, если это было ей выгодно. Она предала меня самым подлым образом.

– Выйдя замуж за Лесли Стефенсона, за которого вы сами собирались выйти?

– Да. Полагаю, нет нужды вспоминать, как это произошло, – сказала Ева резко, обвинительным тоном, глядя на него сердитыми глазами. – Я старалась говорить с Анджелой с юмором, без драматизма, но это ничего не значит. Я считаю вас обоих виновниками страданий, выпавших на мою долю после того злосчастного дня.

Она резко повернулась и заговорила с кемто из гостей, довольная тем, что Маркус тяжко вздохнул. Значит, ее удар попал в цель.

Роскошно обставленная столовая была залита светом огромной хрустальной люстры, висевшей над столом, который ломился от яств. Расположившиеся вокруг него гости оживленно болтали и смеялись, обсуждая события последних дней.

Ева, еще не вполне оправившаяся от встречи с Анджелой, сидела, к счастью, на противоположном конце длинного стола, где ей не угрожало общение с бывшей подругой. Анджела откровенно рассматривала ее, а когда их взгляды встречались, на ее лице появлялась фальшивая улыбочка, приводившая Еву в бешенство.

Анджеле только того и надо, понимала Ева. Пытаясь успокоить свои нервы, она несколько раз глубоко вдохнула, но это не помогло: ею владели злоба и разочарование. Как бы ни обхаживал ее Маркус, что бы ни говорил о своих планах, она для него, несомненно, всего лишь средство для достижения цели. Провожая ее верхом на лошади в Бернтвуд-Холл, он уверял, что будет счастлив жениться на ней, даже если шахта ему не достанется. А она, дурочка, развесила уши.

Но вот обед закончился, и гости перешли в гостиную. Ева с делано безмятежным видом болтала то с одним, то с другим, стараясь при этом не оказаться вблизи Анджелы. Маркус, понимая, что она еще не остыла после встречи с бывшей подругой, наблюдал за нею издалека. И все больше убеждался в том, что атмосфера Бруклендса ей по душе, да и его мать, как всегда красивая и очаровательная, не может ей не нравиться.

Наконец ему удалось увлечь Еву на террасу, чтобы поговорить наедине. Они остановились на том самом месте, с которого она двумя часами раньше наблюдала интимную сцену между Маркусом и Анджелой.

Слегка отодвинувшись, Маркус любовался ее точеным профилем, казавшимся мраморным в свете луны. Красивая и гордая, она влекла его к себе. Внезапно он понял, что желает ее даже больше, чем вначале.

Он пожирал глазами нежные черты ее лица, грациозные линии тела, гибкую шею. Ему нравилось, как она ходит – легкими шагами, слегка покачивая бедрами. В своем траурном одеянии, вся, кроме лица и белого атласного воротника, черная, она напоминала ему шип терновника. И такая же, как он, колючая.

Но под этой темной оболочкой скрывалась чистая, невинная девушка, так непохожая на хищниц брачного возраста, с которыми ему доводилось встречаться. Эти целеустремленные дамы, как две капли воды похожие на Анджелу Стефенсон, впивались в него мертвой хваткой.

Ева вздохнула. Пристальный взгляд Маркуса, уединение, прекрасный вечер действовали на нее как бальзам. Ее охватило волнение, которое она неизменно испытывала в присутствии Маркуса. И которое становилось силенее после каждой их встречи. Она ласково улыбнулась.

; – Я должна извиниться за мои грубые слова. И с чего это я так разволновалась! Нечего было поддаваться на провокации Анджелы. Ведь хорошо знаю, что она собой представляет. И сколько раз давала себе слово, что, встретившись с ней, – а это было неизбежно – виду не подам, как страдала от того, что она вышла замуж за Лесли.

– Понимаю, – пробормотал Маркус. – Я знал, что он считался вашим нареченным и что за него вышла Анджела, но не имел представления о том, что вы были подругами. Иначе не стал бы вас знакомить. Могу ли я рассчитывать на прощение?

Ева улыбнулась, тая под его нежным взглядом.

– Разумеется.

– Благодарю вас. Итак, мисс Сомервилль, вам понравился Бруклендс?

– О да. Очень приятный дом, – ответила она с восторгом. Ее подмывало спросить Маркуса о его отношениях с Анджелой, но гордость не позволяла.

– Рад, что он пришелся вам по вкусу, – произнес он мягко, всем своим видом выказывая удовольствие.

– Вы, помню, говорили, что у вас двое братьев, – сказала Ева просто для того, чтобы поддержать разговор. – И оба во флоте. Навряд ли они часто наезжают домой.

– Очень редко, к огорчению мамы. Ей их обоих всегда недостает.

– И ни один не хочет заняться по вашему примеру угольным промыслом?

– Нет. В этом отношении они пошли по материнской линии. Два ее дяди и один из братьев – моряки.

– А вас море не привлекает?

– Нисколько. Я в отца. И в деда. И слава Богу, иначе у меня не было бы средств содержать наш дом.

– Вы дружили с отцом?

– Еще как! А у вас, мисс Сомервилль, какие отношения с вашим отцом были у вас?

В глазах Евы появилась боль. – Наилучшие.

– Он всегда говорил о вас с огромной любовью.

– Да, и мать и отец очень меня любили. Жаль только, что я так редко видела отца. Он предпочитал большую часть времени проводить вдали от дома, что, впрочем, вам, мистер Фицалан, должно быть хорошо известно.

Последние слова прозвучали упреком.

– Вдали от вас, – поправил Маркус.

– Да-да, именно это я имела в виду. – Вопреки голосу разума Ева не могла не высказать все, что накопилось в ее душе за долгие годы. – Он неизменно отсутствовал – был то в шахте, то где-то с вами, а приходя домой, без конца рассказывал о шахте или о вас, какой, мол, вы замечательный, – и меня пронзала острая боль. Вы когда-нибудь испытывали ревность?

Маркус озадаченно поднял брови.

– Ревность? По-моему, нет.

– А вот я ревновала отца к вам. – Она горечо усмехнулась. – Всякий раз, как он упоминал ваше имя, мне хотелось закричать от обиды. Ничему плохому, что говорили о вас, он не верил, даже тот злосчастный случай на ярмарке не повлиял на его отношение к вам. Он не встал на защиту моей чести, а заявил, что во всем виновата я, и только я.

Глаза ее, негодующие, разгневанные, наполнились слезами.

Маркус понимающе кивнул. Так вот в чем дело! Наконец-то ему стала понятна причина ее холодности, даже враждебности. Они отнюдь не только следствие инцидента на ярмарке. Ее возмущало то, что отец столько времени проводил в его обществе.

– Что я могу сказать в ответ? Простите меня. Я ведь ни о чем не догадывался.

Еве казалось, что будет лучше, если она выговорится.

– А если бы догадались? Что было бы тогда?

– Не знаю.

– Впрочем, как вы могли догадаться? Ведь до этой роковой встречи на ярмарке вы и не вспоминали о моем существовании.

– Зато очень часто вспоминал вас после ярмарки.

– Неужели?! Вот уж не думала. Вы ведь тогда заявили, что я избалованная, испорченная девчонка, каких вы презираете. И вдруг оказывается, что вы обо мне вспоминали.

На лице Маркуса появилась покаянная гримаса.

– Еще раз прошу прощения. Я тогда очень разозлился.

– Да, помню, помню, но у вас были на то все основания, – вздохнула Ева. – Все, что вы мне тогда сказали, было мною заслужено. Папа, безусловно, согласился бы с каждым вашим словом.

– Возможно. Но я вижу, что вы по-прежнему переживаете его частые отлучки из дому в последние месяцы жизни.

– Заблуждаетесь. Я давно научилась относиться к этому спокойно.

– У меня, честно говоря, создалось иное впечатление. Кстати сказать, его отсутствие далеко не всегда было связано со мной. У меня масса дел, не имеющих к нему никакого отношения.

– Да, сейчас я это понимаю. И глупо с моей стороны, что я забиваю вам голову такими пустяками.

Сколько же ей пришлось пережить! Маркус сочувственно вздохнул.

– Последние недели жизни сэра Джона явились для него тяжким испытанием, и работа поддерживала его на плаву, отвлекая от мыслей о болезни. Вам хорошо известно, как он страдал от невыносимых болей. Так что не корите его за то, что он столько времени уделял работе в ущерб дому. У него не было злого умысла, он никоим образом не желал вас обидеть. Я даже думаю, что авария, погубившая его, была благом, ибо спасла его от страданий.

Наступило молчание. Прошло несколько минут, прежде чем Маркус осмелился задать самый важный для него вопрос:

– Так какое впечатление произвел на вас Бруклендс? Как вам кажется, вы могли бы здесь жить?

Вот чего она более всего опасалась! Но рано или поздно, а отвечать придется. Она вся напряглась.

– Я уже говорила, дом – замечательный.

– Это не ответ на мой вопрос. Вы уклоняетесь от ответа.

– Вот уж нет. Я понимаю, что вы имеете в виду.

– Так что же вы скажете?

Глаза их встретились, и они долго их не отводили. Еве не хотелось отвечать отказом, а почему – она и сама не знала. А какой у нее, собственно, есть иной выход? Поехать жить к бабушке или тете Шона? Между тем брак с Маркусом Фицаланом обещает ей безбедное существование до конца жизни и половину шахты «Этвуд», ту самую ниточку, которая будет связывать ее с прошлым.

Но иллюзий у нее никаких нет. Ее решение продиктовано вовсе не любовью, какая должна существовать между супругами и существовала у ее родителей. Такой любви она еще не испытывала и никогда не испытает, если вступит в брак по расчету с человеком, который женится на ней корысти ради. Что бы Маркус Фицалан там ни плел на прошлой неделе, провожая ее в Бернтвуд-Холл, добивается он ее исключительно из-за шахты.

И Ева с каменным спокойствием взглянула на Маркуса, но по ее напряженному голосу тот понял, насколько трудно ей дается решение.

– Как странно! До похорон отца мы встретились всего лишь один раз. А он решил свести нас таким необычным образом на всю жизнь. При иных обстоятельствах я бы наотрез отказалась от подобного брака и обиделась бы на папу за то, что он меня к нему вынуждает.

– Вынуждает?

– Да, вынуждает, иначе его поступок не назовешь. Мы оба признаем, что поставленное им условие выгодно нам обоим. Оба хотим владеть шахтой «Этвуд». В этом мы едины. Но в остальном все оборачивается против меня. Если я не выхожу за вас, вы ничего не выигрываете, но и не теряете. Я же теряю очень много. И мне ясно – выбора у меня нет. Нищие не выбирают, следовательно, мистер Фи-цалан, я могу ответить только однозначно: да, я выйду за вас замуж.

Даже в вечернем сумраке было видно, как Фицалан мигом помрачнел. Брови его сошлись в одну линию.

– Вы, однако же, очень откровенны, мисс Сомервилль.

– Да, такой уж у меня характер.

– Вы всегда столь прямолинейны?

– Да. А что? Вам не нравится?

– Нет, почему же, нравится, если это делается тактично и так, чтобы никого не обижать.

– Вы меня осуждаете, мистер Фицалан?

– Никогда не посмел бы. Тем более что по существу вы правы: я ничего не теряю и могу много выиграть. Но вы не обязаны выходить за меня замуж, так что решение принимаете вы. Но я надеялся, что о своем решении вы объявите мне не таким скорбным голосом, словно идете не к венцу, а на виселицу.

– Не в моих силах что-либо изменить, – вспыхнула Ева. – Трудно ожидать, что перспектива подобного замужества заставит меня прыгать от радости до небес. Видит Бог, я не хочу выходить за вас замуж. И ни за кого другого тоже не хочу. Но приходится слушать голос разума.

– Что ж, весьма вам за это благодарен, – съехидничал Маркус. – Вы, полагаю, пытались отыскать выход из этой ситуации, но, как видно, выхода нет. Разве что вы навсегда покинете Этвуд и переедете в Камбрию.

– Да, так оно и есть.

– Значит, дело решенное?

Ева издала глубокий, тяжкий вздох. – Да.

– Раз мы с вами пришли к соглашению, то надо немедленно объявить о нашей помолвке и устроить свадьбу, как только кончится ваш траур.

– О нет, – поспешно возразила Ева, – ждать я не могу.

Брови Маркуса полезли от удивления вверх, что заставило ее иронически улыбнуться.

– Нет-нет, мною руководит не романтическое отношение к вам, а стремление покинуть Бернтвуд-Холл до появления в нем Джеральда.

– А когда он намеревался приехать?

– По-моему, через месяц.

– Ну что ж, значит, нам надо пожениться в течение этого месяца. И чем скорее, тем лучше. Но, какие бы чувства мы ни испытывали, нам придется делать вид, что мы любим друг друга. Согласны?

Говорил он вроде бы безмятежным тоном, но все же слова его звучали как предупреждение.

– Да-да, разумеется.

– И у вас нет никаких возражений?

– Нет. Если вы будете выполнять нашу договоренность.

Маркус прищурился.

– Договоренность? Напомните мне, какую такую договоренность?

– Мы с вами договорились, что брак этот будет фиктивным.

– Да, припоминаю, такой разговор был, и я говорил вполне серьезно. Но вынужден вас предупредить, Ева, что терпеть такую ситуацию вечно я не намерен. Неужели вы полагаете, что я буду жить с вами рядом как с женой, воздерживаясь при этом от своих супружеских обязанностей?

– Нет… Но… я… надеялась, что…

– Не надейтесь, – отрезал он. – Мы договаривались вступить в супружеские отношения после того, как лучше узнаем друг друга. Но будучи вашим мужем, я вправе нарушить обет воздержания в любое время, и нет в нашей стране такого закона, который бы мог это запретить.

– То есть вы примените ко мне насилие?

– Я никогда не навязывал свою любовь женщинам, которые того не желали, и не намерен делать это впредь. Несмотря на ваше враждебное поведение и злой язык – в браке, предупреждаю вас, я ни того, ни другого не потерплю, – нечто, что я увидел в ваших глазах и почувствовал на ваших губах, позволяет мне надеяться на лучшее. Сдается мне, что, став моей женой, вы не заставите меня долго ждать.

Глаза Евы вспыхнули от гнева, она разозлилась не на шутку.

– В таком случае заявляю вам, не сходя с этого места, что у меня нет ни малейшего желания становиться иной. Если вас это не устраивает, убирайтесь ко всем чертям.

И разгневанная Ева резко повернулась и стремительно зашагала по направлению к гостиной, но, не давая ей опомниться, Маркус в два прыжка догнал ее и прижал к холодной каменной стене, мертвой хваткой вцепившись в плечи.

Ева впервые испугалась – такая ярость была в его глазах.

– Уберите руки, – прошипела она, – не то я закричу.

– Не закричишь, – прошептал он, улыбаясь и отыскивая ртом ее губы, оказавшиеся такими же нежными и мягкими, как три года тому назад на ярмарке.

Ощутив его губы, Ева высвободила руку, чтобы оттолкнуть нахала, но почему-то вместо этого прижалась к нему сильнее, всем своим телом ощущая сильную мужскую плоть. Он, ослабив объятия, свободной рукой обхватил ее за шею, запустив пальцы в волосы и теребя их, и Еву охватило неведомое доселе сладостное волнение. Губы Маркуса, поначалу твердые и требовательные, нежно поцеловали ее, и помимо своей воли она ответила ему тем же, утоляя давно томившую ее жажду.

Поцелуй длился, казалось, вечность, и в какой-то безумный миг она возжелала Маркуса всем своим существом. Такое наслаждение ей довелось испытать лишь один раз в своей жизни, и доставил ей его все тот же Маркус Фицалан. Он прервал поцелуй, и она было огорчилась, но спустя миг с облегчением вздохнула, почувствовав на своей шее нежные прикосновения его губ. Кровь застучала в висках, ее вновь пронзило острое желание.

Только сейчас она опомнилась. Да ведь эта ласковая атака напрочь сломит ее сопротивление!

Она с трудом заставила себя приоткрыть глаза, но встретила упорный взгляд Маркуса.

– Прошу тебя, Маркус, не делай этого, – взмолилась она, не в силах скрыть своего волнения.

Но он снова заключил ее в объятия, целуя податливые губы, сладкие как мед, прижимая к себе как можно ближе юное тело с прекрасными округлостями.

В ответ на его ласки Ева издавала звуки, напоминавшие мурлыканье котенка. Захваченная могучими волнами страсти, она не понимала, что с ней происходит.

Наконец Маркус разомкнул руки и слегка отстранился от нее. Тело его непроизвольно содрогалось, дышал он прерывисто. Ни одну женщину не желал он с такой силой.

– Будь я вправе поступать по-своему, я бы насладился тобой сию минуту, – пробормотал он. – И разбудил бы скрывающуюся в тебе страсть. Но уговор дороже денег.

Ева, продолжая млеть от сокрушительных поцелуев, смотрела на него беспомощно. Ей хотелось одного – чтобы он унес ее куда-нибудь и любил, доводя до экстаза, но ее охватил стыд. Что за мысли! Снова она ведет себя в точности так, как три года тому назад на ярмарке! И внезапно губы ее дрогнули, лицо побелело как мел, на глазах показались слезы.

Маленькая, невинная, беспомощная девочка, полностью находящаяся в его власти. Маркус испытывал к ней сострадание. Нет, он не станет злоупотреблять своей властью. Не выпуская Еву из рук, Маркус долго и упорно смотрел ей в глаза, и оба читали мысли друг друга. В этот миг между ними пробежала искра, сблизившая их.

– Не так уж я вам противен; как вы стараетесь доказать, – произнес он с удовлетворенной улыбкой человека, убедившегося в своей правоте. – Тем не менее я прошу прощения, Ева. Это не входило в мои намерения. Пожалуйста, не беспокойтесь. Я буду свято блюсти нашу договоренность и не дотронусь до вас, пока вы сами этого не захотите.

Он опустил руки и отступил назад. Все еще дрожа, Ева, чтобы не упасть, оперлась спиной о стену. Холодный рассудок нашептывал ей, что безумство – выходить замуж за мужчину, которому так легко сделать ее беззащитной, а взволнованное сердце жаждало продолжения.

– Возьмите себя в руки, пожалуйста, – сказал Маркус. – По-моему, нам пора вернуться в гостиную. И, наверное, следует объявить о помолвке, разумеется после того, как я переговорю с моей матерью и вашей бабушкой. Через день-другой я приеду в Бернтвуд-Холл, и мы обсудим дальнейший план действий.

– Меня, скорее всего, там не будет, – с трудом проговорила Ева, все еще продолжая дрожать.

– Да?

– Я собираюсь поехать погостить к моей подруге – Эмме Паркинсон. Ее мать пригласила меня к ним на несколько дней. Считает, что перемена обстановки пойдет мне на пользу.

– Думаю, она права, – кивнул Маркус. – Значит, в случае необходимости я наведаюсь к ним.

И, взяв Еву под руку, он направился в гостиную.