Текст книги "На шаг сзади"

22

День выдался тяжелый.

Почты было много – заказные письма, денежные переводы из-за границы. Только к двум часам он закончил свою бухгалтерию – завтра все должно быть сдано.

В предыдущей жизни он всегда раздражался, если работа занимала больше времени, чем он рассчитывал. Сейчас это его не волновало. Грандиозные изменения, произошедшие в нем, сделали его неуязвимым для времени. Он постиг, что прошедшего времени не существует. Точно так же, как не существует будущего. Таким образом, не может быть ни потерянного времени, как и сэкономленного. Единственно важное – то, что сделано.

Он отложил почтовую сумку и портативный сейф. Потом принял душ и переоделся. Он позавтракал давно, еще до того, как поехал на почтовый терминал, чтобы отобрать свою почту. Но голода он не чувствовал.

Это знакомо с детства. Когда тебя ждет что-то очень интересное, аппетит пропадает.

Он вошел в комнату со звукоизоляцией и зажег все лампы. Постель он застелил еще перед уходом. Он разложил почту на темно-синем покрывале и сел на кровать. Он уже читал эти письма. Это был первый шаг – выбрать привлекательное письмо и вскрыть его, не повредив конверта. И прочитать. Сколько таких писем он прочитал за последние годы, сосчитать было невозможно. Не меньше двухсот. Большинство пустышек. Скучные, ничего не говорящие ни уму, ни сердцу. Но когда он вскрыл письмо Лены Норман к Мартину Буге…

Об этом думать не следует, прервал он себя. Это уже позади. Последняя фаза принесла ему много хлопот. Долгая автомобильная поездка в Эстергётланд. Потом, чуть не ползком, с карманным фонариком, пока не нашел подходящую лодку, чтобы переправиться на удаленный остров во фьорде.

Это было хлопотно и трудно. А он не любил затруднений. Трудности означали сопротивление материала, а этого хотелось избежать.

Он посмотрел на разложенные на покрывале письма.

Мысль о паре, вступающей в брак, появилась только в мае, совершенно случайно. Как и многое в жизни. Раньше в его существовании, в его инженерском прошлом, случайностям места не было. Теперь все изменилось. Игра случая… вечный поток заманчивых предложений. Можно выбрать то, что тебе по душе. Можно отказаться.

Записка на почтовом ящике – они просили зайти. Зачем, он сразу не понял. Но когда он постучал в дверь и вошел в кухню, там лежало более ста конвертов с приглашениями на свадьбу. Его впустила в дом невеста. Он уже не помнил ее имени. Она просто лучилась счастьем, и это привело его в ярость. Он взял приглашения и разослал их по адресам. Если бы он тогда не был так занят подготовкой к празднику летнего солнцестояния, он, скорее всего, принял бы участие и в той свадьбе.

Но его величество случай посылал все новые заманчивые предложения. Все шесть конвертов содержали приглашения на свадьбу. Он читал все их письма. Он знал, где они живут, как они выглядят, когда намечена свадьба. Приглашения были просто открытками. Словно бы простым напоминанием ему об очередных молодоженах.

Теперь надо было сделать самое важное.

Определить, какая из этих пар самая счастливая.

Он изучал пакеты. Вспомнил их внешность, письма, которые они писали друг другу или друзьям. Он оттягивал решение до последнего. Его не оставляло пьянящее ощущение полноты жизни. Он был властелином. В этой комнате со звукоизоляцией он избавился от всего, что мучило его раньше. От чувства, что он никому не нужен. Не понят. В этой комнате он даже мог думать о той катастрофе. Когда его выставили за дверь – за ненадобностью.

Теперь все было легко. Или почти все. По-прежнему было мучительно вспоминать, как он более двух лет отвечал на объявления, посылал свои документы, ходил на бесчисленные собеседования.

Все это было до того, как он обрел свободу. Сбросил с себя прошлое. Стал иным человеком.

Он знал, что ему повезло. Сегодня он ни за что не нашел бы работу почтальона. Работы не было, шли сплошные сокращения. Он знал это лучше всех. Он развозил письма по отдаленным поселкам и хуторам и видел, как ждут люди письма – может быть, на этот раз повезет. Все больше народу оказывалось за бортом. И никто не понимал, что счастье в их собственных руках. Стоит только заставить себя вырваться из порочного круга.

Наконец, он принял решение. Это будет пара, чья свадьба назначена на семнадцатое августа. В усадьбе близ Чёпингебру. Будет очень много гостей – он даже и не помнил, сколько открыток-приглашений ему вручили. Но они были там оба, когда он позвонил в дверь. Счастье их было безгранично. Ему даже трудно было с собой совладать, он готов был убить их прямо на месте. Но он овладел собой – как всегда. Пожелал им счастья. Никто, конечно, ничего не понял.

Самое важное искусство – владеть собой.

Это будет запоминающийся день. Как и тот маскарад в национальном парке.

И никто ничего не понимает. Никто не догадывается. Что еще раз подтверждает истину – как важно уметь исчезнуть.

Он отложил письма и вытянулся на кровати. Представил себе, как люди сидят и пишут письма. Письма, которые потом попадут ему в руки. Он открывает почтовый ящик – и вот они. Потом можно выбрать, какие из них стоит читать.

Жизнь продолжала одаривать его счастливыми случайностями.

Ему оставалось только выбирать.

Утром в пятницу Валландер погрузился в жизнь Сведберга. Он пришел на работу в начале восьмого и, преодолевая нежелание, взялся за дело. Он не знал, что он ищет, просто надеялся – что-то найдется. Где-то в жизни Сведберга должна быть точка, откуда тянется нитка, приведшая его в конце концов к гибели. Это было словно искать признаки жизни у мертвеца.

Перед тем как усесться за эту кропотливую и неприятную работу, он зашел к Анн-Бритт. Она была уже на месте, несмотря на ранний час. Он дал ей написанную ночью речь, попросив прочитать ее без спешки и сделать замечания – говорить-то ей, а не ему. Закрыв за собой дверь, он вспомнил, что так и не рассказал ей историю с Турнбергом. Не важно, решил он, кто-нибудь обязательно расскажет. В полиции слухи распространяются быстро.

Начал он с того, что позвонил Ильве Бринк. Она только что вернулась домой после ночного дежурства. Он извинился и сказал, что позвонит позже – ей сейчас нужно поспать. Но она не дала ему повесить трубку. Сказала, что последнее время почти не спит – ей все время мерещится Сведберг. Может быть, будет лучше, когда на следующей неделе вернется ее муж. Но к похоронам он не успеет.

– Когда он приедет, я уже усну, – сказала она. – А так я все время чего-то боюсь.

Валландер заверил, что прекрасно ее понимает, и попросил рассказать о жизни Сведберга как можно подробнее. О родителях, о его детстве. Конечно, лучше было бы повидаться. Он подумал, не послать ли за ней машину, но потом решил ограничиться телефонной беседой. Сидел с карандашом в руке и все время делал пометки, заполняя в блокноте страницу за страницей своими никому не понятными каракулями. Дважды в дверь заглядывал Мартинссон, один раз – Нюберг. Валландер проговорил с Ильвой почти час. Он старался ни на секунду не отвлекаться, но по-настоящему ему удалось сосредоточиться лишь тогда, когда она добралась до периода двадцатилетней давности. Он прерывал ее, только когда ему казалось, что она слишком торопится, или когда не мог сразу разобрать имя. Постепенно он понял, что она сама тоже пыталась найти в биографии Сведберга что-то, что помогло бы объяснить происшедшее. К концу разговора он сильно вспотел, пошел в туалет и ополоснулся. Потом быстро просмотрел записи и наметил, с кем из упомянутых Ильвой людей надо встретиться в первую очередь. Больше всего его заинтересовал человек по имени Ян Сёдерблум. Ильва рассказала, что они дружили во время службы в армии. Но дружба продолжалась и потом, когда оба пошли в полицию. Они перестали встречаться только тогда, когда Сёдерблум женился и уехал куда-то – то ли в Мальмё, то ли в Ландскруну, точно она не помнила. Валландера заинтересовало, что Сёдерблум пришел в полицию тем же путем, что и Сведберг. Он уже собирался звонить в полицию в Мальмё, как в дверях снова появился Нюберг. По его лицу Валландер сразу понял – у Нюберга есть новости.

– Дело начинает двигаться, – сказал Нюберг и помахал пачкой факсов. – Начнем с оружия. Пистолет, украденный в Людвике вместе с дробовиком, может быть тем самым, из которого стреляли в национальном парке.

– Может быть? – переспросил Валландер.

– Ты что, не привык за столько лет? На их языке «может быть» означает, что это и есть тот самый пистолет.

– Хорошо, – сказал Валландер. – Это ценная информация.

– Теперь отпечатки пальцев, – продолжил Нюберг. – На дробовике найден отпечаток большого пальца. Еще один хороший отпечаток большого пальца – на винном бокале на месте преступления.

– Совпадают?

– Да.

– Известно чей?

– В шведской картотеке его нет. Но этот пальчик мы разошлем по всему миру.

– Значит, тот же преступник, – сказал Валландер медленно. – Мы так и думали, но теперь знаем точно.

– На телескопе других отпечатков, кроме самого Сведберга, нет.

– И что это значит? Сам Сведберг, что ли, спрятал телескоп в сарае?

– Не обязательно. Есть еще такая штука – перчатки. Преступник мог быть в перчатках.

– Ты говорил о большом пальце на ружье, – сказал Валландер. – А нигде больше в квартире Сведберга этого отпечатка нет? Надо установить, кто устроил там этот кавардак. Преступник или сам Сведберг. Или оба вместе.

– Придется подождать. Но этим занимаются.

Валландер встал и прислонился к стене. Он чувствовал – Нюберг сказал не все.

– А что за пистолет?

– Марки «Астра-Констебль». Таких в стране полно. Особенно их любят в Германии.

– Значит, украден в Людвике? И что, подозреваемых пока нет?

– Я несколько раз говорил с этим Вестером. У него тамошний выговор – половину не поймешь. Он прислал мне все бумаги. Полиция в конце концов закрыла дело – никаких следов. Но по-видимому, этот тип – тот же, кто несколькими днями раньше украл оружие в Орсе. И тоже никого не нашли.

– Оружие легко продать.

– Сейчас проверяют, не засветился ли этот пистолет при другом эксцессе – ограблении банка, скажем. Может быть, зацепимся за какую-нибудь ниточку.

– Как бы то ни было, мы можем исключить, что Сведберг побывал в Людвике и украл там оружие. Либо он его купил, либо, и это скорее всего, оно принадлежало не ему.

– На ружье отпечатков пальцев Сведберга нет, – сказал Нюберг. – Может быть, это имеет какое-то значение. А может, и нет.

– Но мы сделали большой шаг вперед, – сказал Валландер. – Мы документально подтвердили, что убийца Сведберга и ребят в парке – одно и то же лицо.

– Черкни письмецо прокурору, – ухмыльнулся Нюберг. – То-то он обрадуется.

– Или наоборот, будет разочарован. Потому что не подтверждается его мнение, что мы никуда не годимся. Но ты прав, я напишу рапорт.

Нюберг вышел. Валландер позвонил в Мальмё. Все подтвердилось – у них числится полицейский по имени Ян Сёдерблум. Он следователь, работает главным образом с имущественными преступлениями. Когда Валландер попросил соединить его с Сёдерблумом, оказалось, что тот в отпуске. Через несколько минут ему сообщили подробнее – Сёдерблум на каком-то из греческих островов, на каком – неизвестно. Вернется в следующую среду. Валландер попросил, чтобы Сёдерблум связался с ним, как только вернется из отпуска, и записал его домашний телефон. Не успел он повесить трубку, в полуоткрытую дверь постучала Анн-Бритт. В руке у нее была написанная Валландером речь.

– Я уже прочитала, – сказала она. – Ты замечательно написал, и правдиво, и трогательно. Впрочем, одно с другим связано. Если долдонить лживые слова о вечности и о том, как свет побеждает тьму, никто и слезы не уронит.

– Не слишком длинно? – спросил Валландер.

– Я прочитала вслух. Меньше пяти минут. Не знаю, как это принято на похоронах, никогда не приходилось говорить подобные речи, но думаю, что это в самый раз.

Она собралась уходить, но Валландер задержал ее и рассказал о принесенных Нюбергом новостях.

– Это большой шаг вперед, – сказала она его же словами. – Особенно если найти того, кто украл оружие.

– Думаю, это будет нелегко. Впрочем, попытаться, разумеется, надо. Я как раз сидел и думал, не опубликовать ли нам снимки оружия – и дробовика, и пистолета.

– В одиннадцать пресс-конференция, – сказала она. – Лизу буквально осаждают журналисты. Может быть, воспользоваться случаем и поставить этот вопрос с оружием? Мы на этом ничего не теряем. Разве что прямо говорим, что убийство молодых людей и убийство Сведберга связаны между собой… Получается такая вакханалия убийств… в этой стране, по-моему, давно такого не было.

– Наверное, ты права, – сказал Валландер. – Я обязательно приду на пресс-конференцию.

Она все стояла в дверях.

– Эта женщина, – сказала она, – таинственная Луиза, которую никто не может опознать. Я только что говорила с Мартинссоном. Телефоны звонят, письма идут, но пока все ерунда. Ее никто не знает.

– Странно, – пробормотал Валландер, – если не сказать – непостижимо. Мы же хотели попытаться с Данией.

– А почему не со всей Европой?

– Вот именно – почему? Но давай пока начнем с Дании.

– Я еду в Лунд, – сказала она. – Хочу осмотреть Студенческую квартиру Лены Норман. Я попрошу Ханссона заняться Данией.

– Только не Ханссона, – возразил Валландер. – Ханссон зашивается с пропавшими машинами. Найди еще кого-нибудь.

– Нам срочно нужно подкрепление, – сказала Анн-Бритт. – Лиза говорила, что народ из Мальмё прибудет уже сегодня после обеда.

– Нам не хватает Сведберга, – сказал Валландер. – Нам просто-напросто не хватает Сведберга. Мы никак не привыкнем, что его с нами нет.

Они помолчали. Потом она, ни слова не говоря, вышла. Валландер открыл окно. Было очень тепло, дул еле заметный ветерок. Зазвонил телефон. Эбба. Голос у нее был усталый. Она заметно постарела за последние годы. Раньше она обладала неисчерпаемым запасом бодрости и веселья, не давала им падать духом. Сейчас она не улыбается, подавлена, то и дело забывает передать важную информацию. К следующему лету она уходит на пенсию. Невозможно даже представить, как они будут обходиться без Эббы.

– Звонит какой-то Ларссон из полиции в Вальдемарсвике, – сказала она. – Все остальные заняты. Возьмешь трубку?

Ларссон представился – с явным эстергётландским выговором.

– Харри Лундстрём сказал, ты просил разузнать насчет украденной лодки. Ну, в тот день, когда застрелили девочку на Бернсё.

– Да, – сказал Валландер. – Просил.

– Мы, похоже, ее нашли. Она пропала в Снекварп. Когда именно, владелец точно сказать не может – его не было дома. Лодка нашлась вчера в заливе чуть южнее Снекварпа. Шестиметровый катер из стеклопласта.

В маломерных судах Валландер разбирался неважно.

– На нем можно дойти до Бернсё?

– На нем можно до Готланда дойти, если не штормит.

– А отпечатки пальцев на рычагах? – подумав, спросил Валландер.

– Уже сделано. На штурвале было масло. Есть пара очень четких пальчиков. Уже едут к вам. Хотя не знаю, когда вы их получите – все идет через Норрчёпинг. Там заправляет Харри.

– А туда, где вы нашли эту лодку, на машине подъехать можно?

– Катер был в тростниках. Оттуда до Снекварпа минут десять ходу. А там есть грунтовая дорога.

– Очень интересные новости, – сказал Валландер.

– А вообще как дела? Нашли этого типа?

– Найдем. Это вопрос времени.

– Девочку я не знал. А с самим Эденгреном приходилось иметь дело, правда, много лет назад.

– По поводу чего?

– Браконьерство. Ставил сети и вентеря на угря.

– А разве нельзя?

– Смотря когда. Тогда было нельзя, но он плевать на это хотел. Честно сказать, заносчивый хам. Но конечно, жалко его. Такое несчастье.

– А больше ничего? Я имею в виду, за ним ничего не числится, кроме браконьерства?

– Насколько я знаю, нет.

Валландер поблагодарил Ларссона и тут же позвонил Харри Лундстрёму в Норрчёпинг. Звонок переключили на мобильный номер.

Лундстрём был за рулем где-то около Викбуландета. Валландер рассказал ему, что оружие из парка идентифицировано. Скоро будет известно, не из этого ли пистолета стреляли и на Бернсё. Лундстрём в свою очередь сообщил, что на острове никаких следов зафиксировать не удалось, но он почти уверен, что найденная лодка – та самая, на которой убийца приплыл на Бернсё.

– Народ у нас в шхерах волнуется, – сказал он под конец. – Вы должны его взять.

– Да, – сказал Валландер, – мы должны его взять. И возьмем.

Он сходил за кофе. В половине девятого ему пришла в голову мысль – он вернулся в кабинет и нашел номер телефона Лундберга в Скорбю. Трубку взяла жена. Валландер сообразил, что он ни разу после смерти Исы с ними не говорил, поэтому начал с соболезнований.

– Эрик лежит и не встает, – сказала она, – сил нет. Говорит, надо отсюда уезжать. Как можно такое сделать с ребенком?

Иса и была для них ребенком, подумал Валландер. Почти что родной дочерью. Сразу можно было догадаться.

Что он мог ей ответить? Он чувствовал, что она считает его в какой-то степени повинным в смерти Исы.

– Я звоню, чтобы узнать, не приехали ли ее родители.

– Вчера вечером явились.

– Спасибо, я только это и хотел узнать, – сказал он и повесил трубку.

Он поедет в Скорбю сразу после пресс-конференции. Нужно было бы выехать прямо сейчас, но он уже не успеет. Он набрал номер Турнберга. Не вдаваясь в комментарии по поводу вчерашней сцены, он кратко пересказал ему выводы криминалистов. Турнберг слушал молча. Под конец Валландер сказал, что можно считать доказанным, что они имеют дело с одним и тем же преступником, что сужает круг поисков. Турнберг попросил написать рапорт. Валландер пообещал, что напишет.

– В одиннадцать пресс-конференция, – сказал Валландер. – Я считаю, мы должны обнародовать эти данные. К тому же стоит опубликовать фотографии оружия.

– А они у вас есть?

– Завтра будут.

Никаких возражений со стороны Турнберга не последовало. Он сказал, что тоже придет на пресс-конференцию, и повесил трубку. Разговор был коротким и официальным, но Валландер все равно с неудовольствием заметил, что вспотел.

Встречу с прессой устроили в их самой большой комнате. Валландер не мог даже припомнить, чтобы газетчики и телевидение проявляли такой интерес к их работе. Как обычно, он ужасно нервничал, когда предстояло выступать. К его удивлению, первым слово взял Турнберг – такого никогда не было, чтобы прокурор открывал пресс-конференцию. Пер Окессон всегда просил говорить либо Валландера, либо начальника полиции. По всему видно было, что Турнберг привык говорить с журналистами. Времена изменились, подумал Валландер, сам не понимая, злится он или завидует Турнбергу. Как бы то ни было, он внимательно слушал и вынужден был в душе признать, что Турнберг говорит хорошо.

Потом настала его очередь. Он заранее написал на бумажке тезисы, но теперь, как всегда, не мог их найти. Говорил он об оружии, о том, что след ведет в Людвику, намекнул на связь с другой кражей оружия в Орсе, о том, что они ждут подтверждения своего предположения – что из этого же пистолета стреляли и на Бернсё. Почему-то он все время вспоминал Вестина, морского почтальона, – почему, он и сам не знал. Рассказал он и об угнанном катере. Когда он закончил, посыпались вопросы. На большинство вопросов отвечал Турнберг, но иногда и Валландеру приходилось вставить несколько слов. В дальнем конце стоял Мартинссон и внимательно слушал.

Наконец, слово попросила журналистка из вечерней газеты.

– Иными словами, вы хотите сказать, что полиция на след пока не напала, – сказала она и поглядела на Валландера.

– Следов много, – сказал Валландер, – но утверждать, что мы вот-вот арестуем убийцу, было бы неверно.

– Вы можете говорить все, что угодно, но у меня все равно складывается впечатление, что следствие зашло в тупик. И я хочу спросить – велик ли риск, что преступник снова даст о себе знать каким-нибудь чудовищным убийством. По-моему, любому ясно, что мы имеем дело с сумасшедшим.

– Это нам неизвестно, – сказал Валландер. – Поэтому мы стремимся работать максимально широко и быть объективными, не отвергая ни одной версии.

– То, что вы говорите, звучит очень красиво, этакий стратегический подход к следствию. Но за этими замечательными словами вполне может скрываться полная беспомощность.

Валландер покосился на Турнберга. Тот почти незаметно кивнул – продолжайте.

– Полиция никогда не бывает беспомощной. Если бы это было так, она называлась бы по-другому.

– Но вы согласны со мной, что за этим стоит психически больной человек?

– Нет.

– А кто?

– Пока не знаем.

– Надеетесь его взять?

– Ни малейших сомнений.

– Он не нападет опять?

– Этого мы не знаем.

Наступила короткая, но тягостная пауза. Валландер воспользовался ею и встал, давая понять, что пресс-конференция окончена. Валландер догадывался, что Турнберг хотел завершить встречу с журналистами в более официальном ключе. И быстро вышел из комнаты, не дожидаясь, пока Турнберг с ним заговорит. В приемной его дожидались телевизионщики – хотели взять интервью. Валландер переадресовал их к Турнбергу. Потом Эбба рассказала ему, что Турнберг с большим удовольствием давал интервью перед десятком телекамер.

Валландер пошел в кабинет за курткой. Прежде чем ехать в Скорбю, он должен перекусить. Ему не давало покоя – почему он так упорно думал о Вестине во время пресс-конференции? Он знал – это неспроста. Присев за стол и закрыв глаза, он попытался поймать ускользающую мысль, но безуспешно. Накинул куртку. В кармане, как будто только и ждал этого момента, зажужжал телефон. Звонил Ханссон.

– Я нашел машины, – сказал он. – И Норман, и Буге. «Тойота» девяносто первого года и «вольво» девяностого. На парковке у Сандхаммарена. Нюберг уже туда едет.

– Я тоже.

На выезде из города он остановился у сосисочного киоска и поел. Купил литровую бутылку минеральной – это уже становилось привычкой. Лекарство, выписанное Йоранссоном, он, естественно, забыл принять, к тому же оно осталось дома. Он разозлился, нажал на газ и, превышая скорость, рванул домой на Мариагатан. В прихожей на полу лежала почта. Открытка от Линды из Худиксваля – она гостила там у друзей. Еще открытка, в конверте, от сестры. Он собрал почту и пошел в кухню. На обороте конверта стоял адрес гостиницы в Кеми. Он с трудом припомнил, что Кеми – городок на севере Финляндии. Интересно, как ее туда занесло. Он не стал читать открытки – успеется вечером, принял таблетки и выпил воды из-под крана. Уже на выходе он резко остановился и уставился на лежащую на столе почту. Он понял, почему вспомнил Вестина на пресс-конференции.

Фраза, сказанная Вестином, пока они плыли на катере на Бернсё, – подсознание Валландера независимо от его воли переработало ее и выбросило на поверхность.

Он попытался вспомнить в деталях весь разговор, когда они оба силились перекричать рев моторов. Надо было позвонить Вестину, но сначала он решил глянуть на эти два автомобиля.

Нюберг уже был там. «Тойота» и «вольво» стояли рядом. Вокруг – желтая лента ограждения. Среди машин суетились фотографы. Валландер подошел к Нюбергу – тот копался в багажнике собственной машины, извлекая оттуда одну за одной сумки с инструментами.

– Спасибо за вчерашний вечер, – сказал Валландер.

– В 1973 году ко мне приезжал мой старый друг из Стокгольма. Вечером мы отметили его приезд в ресторане. С тех пор я в ресторанах не бывал.

Валландер вспомнил, что он еще не отдал долг Эдмундссону.

– Все равно было очень славно, – сказал он.

– Но слухи уже ходят, – заметил Нюберг. – Нас с тобой, оказывается, чуть не арестовали, когда мы пытались уйти, не заплатив.

– Только бы до Турнберга не дошло. Он ведь примет это за чистую монету.

Валландер заметил Ханссона – тот записывал что-то в блокнот.

– Точно их машины?

– «Тойота» – Лены Норман, «вольво» – Мартина Буге.

– И сколько времени они здесь стоят?

– Это неизвестно. В июле стоянка забита машинами, которые к тому же все время сменяются – одни уезжают, другие приезжают. Только к середине августа, когда поток иссякает, можно заметить, за какой машиной долго не приходят.

– А можно это определить как-нибудь по-другому?

– Это вопрос к Нюбергу.

Валландер вернулся к Нюбергу, молча глазевшему на «тойоту».

– Самое важное – отпечатки пальцев, – сказал Валландер. – Кто-то же пригнал сюда машины из национального парка.

– Если он оставил пальчики на штурвале катера, мог оставить и на баранке.

– Я на это и надеюсь.

– Что, скорее всего, означает, что эти пальцы ни в какой базе данных не числятся – ни в Швеции, ни где бы то ни было. Иначе он был бы поосторожней.

– Я думал об этом. Можно только надеяться, что это не так.

Делать ему здесь больше было нечего. По дороге он не удержался и свернул к отцовскому дому. На воротах висело объявление – дом продавался. Ему стало грустно.

Он уже въехал в Истад, когда опять зазвонил телефон. Он остановил машину.

Звонила Анн-Бритт.

– Я в Лунде, – сказала она. – В квартире Лены Норман. По-моему, тебе стоит приехать.

– А что такое?

– Увидишь, когда приедешь. Могу только сказать, что это важно.

Валландер записал адрес и поехал в Лунд.