Текст книги "На шаг сзади"

21

В начале третьего Валландер спросил Мартинссона про один из звонков, поступивших от общественности. В данном случае от общественности в лице парня, владельца киоска в Сольвесборге. Вечером на Иванов день он остановил машину на въезде в Хагестадский национальный парк. Он ехал на вечеринку в Фальстрбу и сообразил, что приедет слишком рано, поэтому решил немного выждать. Он утверждал, что на въезде в парк стояли две машины. Но какие именно детали ему удалось запомнить, Валландер так и не узнал.

Потому что он задал Мартинссону вопрос и тут же упал в обморок.

Это было совершенно неожиданно. Только что он жестикулировал с карандашом в руке и вдруг отвалился на спинку стула, обмяк, подбородок упал на грудь. В первый момент никто не понял, что с ним. Потом спохватилась Лиза Хольгерссон, Анн-Бритт бросилась к нему, все повскакали со своих мест. Ханссон потом рассказывал, что был уверен, что Валландера хватил удар и он, скорее всего, умер. Что думали другие или, вернее, чего опасались, они не рассказывали. Из-под Валландера вытащили стул и уложили на пол, кто-то расстегнул воротник рубашки, кто-то пытался нащупать пульс. Вызвали «скорую». Но он очнулся почти сразу. Ему помогли встать. Он тут же догадался, что, по-видимому, под действием лекарства содержание сахара в крови резко снизилось, настолько, что он потерял сознание. Он попросил кусок сахару и стакан воды, после чего полностью пришел в себя. Обеспокоенные сотрудники уговаривали его немедленно ехать в больницу или, по крайней мере, обратиться к врачу, но он категорически отказался, объяснив свой обморок бессонницей, и продолжил совещание с такой яростной энергией, что остальные были вынуждены подчиниться.

Только Турнберг не проявил никаких признаков беспокойства. Он вообще никак не среагировал, разве что приподнялся на стуле, когда Валландера уложили на пол. Физиономия его была такой же непроницаемой, как всегда.

В перерыве Валландер сходил в свой кабинет и позвонил Йоранссону. Йоранссон нисколько не удивился.

– Ваш сахар какое-то время будет прыгать, – сказал он. – Вверх-вниз, пока мы не водрузим его на стабильный уровень. Но если это повторится, придется временно отменить лекарство. Или лечь в стационар. Позаботьтесь, чтобы у вас всегда было в кармане яблоко на тот случай, если вы опять почувствуете дурноту или даже малейшее головокружение.

С этого дня Валландер носил в кармане несколько кусочков сахару. Он напоминал сам себе страстного любителя лошадей – надо всегда иметь с собой сахар на тот случай, если встретишь лошадь. Но про диабет он никому не сказал. Это оставалось его тайной.

Совещание продолжалось до пяти вечера. Они подробнейшим образом проанализировали все детали. У Валландера появилось чувство, что события последних часов вдохнули в следственную группу новые силы. Решили попросить в помощь несколько следователей из Мальмё, но Валландер знал, что основная нагрузка все равно останется на них.

Все ушли, за столом остался только Турнберг. Валландер понимал, что тот ждет от него объяснений. Он с сожалением подумал о Пере Окессоне, который сейчас загорает под африканским солнцем. Он пересел поближе, на место Анн-Бритт Хёглунд.

– Я долго ждал вашего отчета, – сказал прокурор. Голос у него был писклявый и надтреснутый.

– Мы, конечно, должны были его представить, – сказал Валландер как можно дружелюбнее, – но положение резко изменилось только за последние сутки.

Турнберг словно бы и не слышал.

– Надеюсь, что в дальнейшем буду получать отчеты регулярно, чтобы не надо было об этом напоминать. Надеюсь, вы понимаете интерес, проявляемый генеральным прокурором к делу, в котором фигурирует убитый полицейский.

Ответить на это было нечего. Валландер ждал продолжения.

– В настоящий момент трудно охарактеризовать вашу работу как эффективное и всеобъемлющее следствие, которого мы вправе ожидать, – сказал Турнберг, указывая на длинный список замечаний в своем блокноте. Валландер чувствовал себя учеником-двоечником, получающим нагоняй от учителя.

– Мы учтем вашу критику, – сказал он.

Он изо всех сил старался быть спокойным и приветливым, но уже чувствовал, что сейчас сорвется. Что он о себе воображает, этот исполняющий обязанности из Эребру? Сколько ему лет? Тридцать с небольшим? Вряд ли больше.

– Я прослежу, чтобы список с моими замечаниями по поводу того, как ведется следствие, был на вашем столе завтра же, и жду ваших письменных объяснений.

Валландер оторопел.

– Вы имеете в виду, что мы с вами будем переписываться? Пока преступник, совершивший пять зверских убийств, резвится на свободе?

– Я имею в виду, что до сегодняшнего момента следствие ведется далеко не так эффективно, как можно было бы ожидать.

Валландер грохнул кулаком по столу и встал так, что стул упал.

– Идеальное следствие существует только в фильмах, которых вы, очевидно, насмотрелись, – зарычал он, из последних сил стараясь все же рычать потише. – И я не допущу, чтобы какой-то… чтобы кто-то являлся сюда и утверждал, что я и мои коллеги не делаем все, что в наших силах! И даже больше!

Непроницаемая физиономия Турнберга исказилась. Он побледнел, губы задрожали.

– Давайте свою писульку, – сказал Валландер. – Если вы в чем-то правы, мы, безусловно, прислушаемся. Но никаких писем от меня не ждите.

Валландер вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что затряслись стены. Проходившая мимо Анн-Бритт замерла:

– Что это?

– Прокурор хренов, – прошипел Валландер. – Зануда. Ноет, как баба.

– Чем он недоволен?

– Мы неэффективны. Мы работаем недостаточно широко. Что мы еще можем сделать кроме того, что уже делаем?

– Он просто хотел показать, кто главнее.

– В таком случае он выбрал не ту аудиторию.

Валландер зашел к ней в кабинет и тяжело опустился на стул.

– Что с тобой случилось? Там, на совещании, когда ты отключился? – спросила она.

– Не выспался, – сказал Валландер. – Но сейчас все в порядке. Чувствую себя отменно.

Он понял, что она ему не верит. Точно так же, как Линда, когда они были на Готланде. Не верит ни на грош.

В дверях появился Мартинссон:

– Я не мешаю?

– Как раз хорошо, что ты появился, – сказал Валландер. – Надо поговорить. А где Ханссон?

– Он занимается машинами. Где-то же они должны найтись!

– Ему тоже было бы неплохо присутствовать. Ладно, проследи, чтобы его информировали.

Он кивком попросил Мартинссона закрыть дверь и подробно рассказал о разговоре с Сунделиусом. Как у него появилась мысль, что, возможно, Сведберг был гомосексуалистом.

– Само по себе это, разумеется, не важно, – подчеркнул он. – Полицейский, как и любой другой человек, может иметь любую сексуальную ориентацию. Но я думаю, вы меня поймете, почему я говорю об этом только в узком кругу. Не хочу, чтобы пошли сплетни. И если уж сам Сведберг предпочитал об этом не распространяться, то и мы не должны. Тем более после его смерти.

– Это, к сожалению, затрудняет поиски женщины, – сказал Мартинссон.

– Может быть, он был бисексуал. Интересно, что может сказать по этому поводу Сунделиус. У меня такое чувство, что он все время что-то недоговаривает. Значит, надо копать глубже. И шире. В жизни Сунделиуса и Сведберга… Какие у них еще секреты? То же касается и погибших ребят. Где-то они пересеклись с преступником, сами того не заметив. Промелькнувшая тень. Но она была, эта тень!

– Несколько лет назад на Сведберга была жалоба в юридическую комиссию, – сказал Мартинссон. – Только совершенно не упомню, о чем там шла речь.

– Надо поднять это дело, – сказал Валландер. – Все проверить… Нам надо как-то поделить все эти задания. Я беру на себя Сведберга и Сунделиуса. К тому же надо еще раз съездить к Бьорклунду. Как ни крути, он единственный, кто знает про эту даму.

– Очень странно, что никто ее не видел, – сказала Анн-Бритт.

– Это не странно, – сказал Валландер. – Это не странно, а невозможно. Так не может быть. Значит, надо понять, где причина.

– Может быть, мы слишком мало внимания уделили этому профессору-социологу? – заметил Мартинссон. – Как-никак у него нашелся телескоп Сведберга.

– Пока нет подозреваемого, все косвенные данные имеют равную ценность, – назидательно заметил Валландер. – Старая и хорошо известная истина.

Он встал.

– Передайте все это Ханссону, – напомнил он и вышел.

Время шло к семи. Он за весь день ничего не ел, если не считать нескольких утренних сухариков. Пойти домой и приготовить себе еду… он сразу отбросил эту мысль. Вместо этого двинулся в китайский ресторан на Стурторгет. Пока ждал заказ, выпил кружку пива, потом еще одну – с едой. Хотел было заказать десерт, но удержался, расплатился и пошел домой.

Вечер был очень теплым. Он открыл балкон и позвонил Линде. Три раза набирал номер – все время занято. Думать не было сил. Он убрал звук в телевизоре и лег на тахту. Лежал, уставясь в потолок, ни о чем не думая. В девять зазвонил телефон. Это была Лиза Хольгерссон.

– У нас возникла проблема, – сказала она. – Турнберг приходил.

– Ему, понятно, не понравилось, что я на него наорал. Да еще стучал кулаком по столу.

– Хуже, – сказала она. – Он ставит под вопрос твою способность руководить следственной группой.

Это был гром среди ясного неба. Валландер не ожидал, что Турнберг зайдет так далеко.

Ему бы разозлиться. А он испугался. Одно дело – он сам ставил перед собой этот вопрос. Но когда собственные внутренние сомнения вдруг превращаются во внешнюю угрозу – что он может быть отстранен от руководства следствием, – такое и в страшном сне не могло привидеться.

– Что он говорил по существу? Какие у него основания для такого предложения?

– Прежде всего – формальные. Он считает серьезным служебным нарушением то, что ты не информируешь его о ходе следствия.

Валландер возмутился. О чем он мог проинформировать Турнберга?

– Я просто передаю тебе разговор. К тому же он считает, что, не предупредив полицию Норрчёпинга о своем приезде, ты совершил еще одно серьезное нарушение. Он вообще ставит под вопрос целесообразность этой поездки.

– Но я же нашел Ису!

– Он говорит, что с этим вполне справилась бы и полиция в Норрчёпинге, а тебе надо было сидеть на месте и заниматься следствием. Мне кажется, он намекает, что в этом случае она, может быть, осталась бы жива.

– Абсурд, – сказал Валландер. – Надеюсь, ты ему об этом сказала?

– И еще одно, – продолжила она. – Состояние твоего здоровья.

– Я здоров.

– Мы не можем игнорировать тот факт, что ты упал в обморок на совещании. У него и у меня на глазах.

– Это может произойти с кем угодно. Когда человек переутомлен.

– Я же сказала, я просто передаю тебе его слова.

– Что ты ему ответила?

– Сказала, что поговорю с тобой. И подумаю над его словами.

У Валландера вдруг возникло неприятное чувство – он не мог понять, что по этому поводу думает она сама. Может, он ошибается, считая само собой разумеющимся фактом, что она на его стороне?

– Итак, ты со мной поговорила. А теперь я хочу спросить, что думаешь ты.

– А что ты сам думаешь?

– Я думаю, что Турнберг – малоприятный прыщ, не желающий представить себя на моем или чьем-либо другом месте. Я ему не нравлюсь, и никто из наших ему не нравится. Впрочем, это взаимно. Он рассматривает наш Истад как трамплин для своей карьеры и хочет отличиться.

– Твои слова вряд ли подошьешь к делу.

– Зато это правда. Я вовсе не хочу сказать, что моя поездка в Бернсё не подлежит критике. Но следствию это не помешало, все шло своим чередом. Никаких оснований связываться с Норрчёпингской полицией у нас тоже не было. Ведь преступления еще не произошло, и никто не мог даже предполагать, что оно все же произойдет. И еще одно – если бы я поговорил с кем-то, Иса могла бы испугаться еще больше…

– Я с тобой согласна, – сказала Лиза. – Все это так. Думаю, что Турнберг зря беспокоится. К тому же он и в самом деле наглый тип. Но что меня действительно волнует – это твое здоровье.

– Турнберг ни о ком и ни о чем, кроме самого себя, не беспокоится. И я тебе обещаю – в тот же час, когда я почувствую, что следствие мне не по зубам, я тут же дам тебе знать.

– Так и передам. Но все же проследи, чтобы информация к нему поступала.

– Мне будет очень трудно с ним работать, – сказал Валландер. – Я могу смириться с очень многим. Но я не выношу, когда интригуют за моей спиной.

– Это ты зря. То, что он пришел ко мне, совершенно естественно, поскольку разговор с тобой не получился.

– Никто не заставит меня хорошо к нему относиться.

– А он этого и не требует. Но думаю, он будет теперь присматриваться к каждому твоему шагу и подлавливать на каждом просчете.

– Какого черта! На что ты намекаешь? – рявкнул он, не сумев с собой совладать.

– А на меня-то ты почему злишься? Я просто рассказываю, что произошло.

– У нас пять убийств, – сказал Валландер. – Расчетливый и безжалостный бандит. Мы не можем понять даже мотив этих убийств. Мы не Знаем, не ударит ли он снова. Один из убитых – наш товарищ. Поэтому ты уж прости, иногда можно и разозлиться. Нынешнее следствие мало похоже на чаепитие с отставленными мизинчиками.

Она засмеялась.

– Это что-то новое, – сказала она. – Обычно так говорят про революцию – это вам не чаепитие.

– Главное, что мы поняли друг друга, – ответил Валландер.

– Я просто хотела, чтобы ты знал.

– Спасибо.

Повесив трубку, Валландер вернулся на диван. Подозрения насчет Лизы Хольгерссон его не оставили. Он начал придумывать способы мести Турнбергу – отчасти для самозащиты, отчасти из жалости к себе. Мысль о том, что его отстранят от руководства группой, была нестерпимой. Конечно, руководить таким следствием очень тяжело, перегрузки почти невыносимы, но оказаться в стороне еще хуже.

Ему надо было с кем-то поговорить, получить так необходимую сейчас моральную поддержку. Четверть десятого. Кому позвонить – Мартинссону или Анн-Бритт Хёглунд? Лучше всего было бы поговорить с Рюдбергом, но он лежит в могиле и вряд ли может что-либо сказать. Но Валландер был уверен: Рюдберг на его месте ответил бы этому временно исполняющему обязанности точно так же.

Он подумал о Нюберге. Они почти никогда не вели доверительных бесед, но Валландер знал, что Нюберг его поймет. Нюберг к тому же мужик желчный и невоздержанный на язык, но сейчас это вполне кстати. А главное, Валландер знал – Нюберг считает его хорошим профессионалом. В глубине души он всегда сомневался, сможет ли Нюберг сработаться с другим начальником. Хотя формально криминалисты подчинялись прокуратуре, Нюберг был и оставался полицейским. Прокуроры для него находились где-то там, на периферии, и ему до них дела не было.

Он набрал номер. Как всегда, голос Нюберга звучал сварливо. Валландер не раз обсуждал это с Мартинссоном – никогда, ни разу в жизни Нюберг никому не ответил по телефону любезно или хотя бы без раздражения.

– Хочу с тобой поговорить, – сказал Валландер.

– Что опять стряслось?

– Что касается следствия – ничего. Но нам надо бы повидаться.

– До завтра не терпит?

– Нет.

– Ты в полиции? Приду через пятнадцать минут.

– Лучше давай встретимся где-нибудь и выпьем пива.

– Ты собрался в ресторан? Так все-таки что у тебя стряслось?

– Ты знаешь какое-нибудь хорошее местечко?

– Я не хожу в рестораны, – угрюмо сказал Нюберг. – Особенно в Истаде.

– Есть симпатичный кабачок на Главной площади, – сказал Валландер. – Рядом с антикварным. Там и встретимся.

– Это что же – костюм и галстук надевать?

– Не думаю, – улыбнулся Валландер.

Нюберг обещал прийти через полчаса. Валландер сменил сорочку и вышел на улицу. В ресторане почти никого не было – через час он закрывался. Хотелось есть. Перелистав меню, Валландер подивился ценам – кто теперь может себе позволить ходить в рестораны? Но все равно хорошо, что он пригласил Нюберга поужинать.

Нюберг явился точно через полчаса, минута в минуту. Он был в костюме и при галстуке. Более того – вихры, обычно торчащие во все стороны, на этот раз были тщательно приглажены мокрой щеткой. Костюм старый, к тому же великоват. Нюберг сел напротив Валландера.

– Я и не знал, что тут кабак.

– Он не так давно открылся, – сказал Валландер. – Самое большее, лет пять назад. Я хотел бы тебя угостить.

– Я не голоден.

– Есть всякие легкие закуски, – настаивал Валландер.

– Сам решай, – буркнул Нюберг, отодвигая меню.

В ожидании заказа они потягивали пиво. Валландер рассказал в деталях о телефонном разговоре с Лизой Хольгерссон, добавив и то, о чем он думал во время этого разговора, но не сказал.

– Все это яйца выеденного не стоит, – сказал Нюберг, когда Валландер замолчал, – но я, конечно, понимаю, что ты разнервничался. Меньше всего тебе сейчас нужны склоки на работе. Следствию это не поможет. Если ему вообще что-то может помочь.

– А может быть, Турнберг прав? – кротко сказал Валландер. – Может быть, назначить кого-нибудь другого?

– Кого, например?

– Мартинссона.

Нюберг уставился на него с недоверием:

– Ты что, серьезно?

– А Ханссон?

– Лет через десять, может быть. Но ты и сам прекрасно знаешь, что запутаннее следствия у нас не было. Ничего себе начало – взять и намеренно ослабить следственную группу!

Принесли заказ. Валландер продолжал говорить про Турнберга, но Нюберг отвечал односложно и в комментарии не вдавался. Валландер под конец понял, что его занесло. Нюберг прав. Комментировать тут нечего. Если Валландеру потребуется поддержка, Нюберг всегда будет на его стороне. Несколько лет назад у самого Нюберга возникли серьезные трения с Лизой Хольгерссон, сразу после того, как она сменила Бьорка. Тогда Валландер взял все в свои руки, и постепенно отношения наладились. Они никогда про это не вспоминали, но Валландер был уверен, что Нюберг помнит их тогдашний разговор.

Да, Нюберг прав. Нечего тратить столько сил и растравлять в себе обиду на Турнберга. Эти силы ему еще понадобятся на другое.

Поев, они заказали еще по кружке пива. Официантка сказала, что это последний заказ. Валландер спросил, хочет ли Нюберг кофе, но тот отказался.

– Я и так выпиваю по двадцать чашек в день. Иначе не выдерживаю.

– Без кофе полиция не работает, – подтвердил Валландер.

– Никакая работа без кофе не идет.

Они замолчали, задумавшись о роли кофе в жизни общества. Несколько посетителей за соседним столиком встали и пошли к выходу.

– По-моему, я никогда не имел дело с таким странным убийством, – вдруг сказал Нюберг.

– Я тоже. Жестокость и бессмысленность, Я не могу даже представить себе мотив.

– Возможно, конечно, представить себе извращенца, убивающего для удовольствия, – сказал Нюберг. – Преступление планирует загодя… спланирует, убьет – и наслаждается. И еще устраивает из этого спектакль.

– Я не исключаю, что так оно и есть, – сказал Валландер. – Но как Сведбергу удалось так быстро напасть на след? Этого я не понимаю.

– Я могу представить себе только одно объяснение. Сведберг не нападал ни на какой след. Он просто-напросто знал, кто это сделал. Или имел очень сильные подозрения. Но вот вопрос, почему он нам ничего не сказал, еще важнее. Это, можно сказать, вопрос вопросов.

– Ты думаешь, это был кто-то, кого мы все знаем?

– Не обязательно. Кстати, есть и еще одна версия. Сведберг не знал, кто это сделал. И даже никого не подозревал. Но он боялся, что это может быть кто-то из его знакомых.

Нюберг прав. Подозревать и бояться – не одно и то же.

– И тогда можно объяснить, почему он держал свое расследование в тайне, – продолжил Нюберг. – Представь себе – он опасается, что это кто-то из его знакомых. Скорее всего, близких знакомых. Но точно он не знает. И хочет узнать наверняка, прежде чем известить нас. А если окажется, что его опасения напрасны, никто ничего не узнает.

Валландер уставился на Нюберга – это же совершенно неожиданный угол зрения.

– Допустим, – сказал он, – Сведбергу становится известно, что кто-то из молодых людей исчез. Через несколько дней он начинает свое тайное частное расследование и продолжает его почти весь отпуск Пока его самого не убивают. Допустим, что им движет не конкретное подозрение, а страх, что преступление совершил некий его знакомый. Впрочем, такого рода страх сам по себе содержит элементы подозрения. Допустим далее, что он прав в своих предположениях. Он теперь знает, кто повинен в исчезновении ребят.

– Это маловероятно, – сказал Нюберг. – Тогда он бы обязательно сказал нам. Сведберг не мог бы скрыть такое.

Валландер кивнул. Опять Нюберг прав.

– Хорошо, допустим, он не знает, что ребята мертвы. Но он этого боится. И он подозревает определенное лицо. Будем считать, что теперь он знает, кто связан с этим исчезновением. И он спрашивает этого человека напрямую. И что происходит?

– Его убивают.

– А в квартире устраивают кавардак, чтобы было похоже на кражу со взломом. Какие-то вещи исчезают. Телескоп, например. Тот самый, который мы нашли у Стуре Бьорклунда в сарае.

– Вспомни дверь, – сказал Нюберг. – Я совершенно убежден, что Сведберг сам впустил в свой дом убийцу. Или у того даже были ключи.

– То есть все одно к одному – это хороший знакомый Сведберга.

– Который к тому же знает, что у Сведберга есть кузен по имени Бьорклунд. Еще один способ сбить нас со следа – он прячет телескоп в сарае Бьорклунда.

Официантка принесла счет. Увлекшись, Валландер ее не заметил.

– И где тогда общий знаменатель? Мы знаем двоих – Брур Сунделиус и неизвестная женщина по имени Луиза.

Нюберг покачал головой:

– Женщина вряд ли такое совершит. При том что несколько лет назад в аналогичных обстоятельствах я убедился, что и такое бывает.

– И тем более вряд ли Брур Сунделиус, – сказал Валландер. – У него ноги никуда не годятся. С головой все в порядке, а ноги подводят. Здоровье не то.

– Тогда это кто-то, о ком мы пока ничего не знаем, – сказал Нюберг. – Наверное, у Сведберга были и другие близкие знакомые.

– Я начинаю ретроспективное расследование, – сказал Валландер. – С завтрашнего дня начну изучать биографию Сведберга.

– Думаю, это верный путь, – одобрил Нюберг. – Тем временем получим результаты технической экспертизы. В первую очередь отпечатки пальцев. Завтра, надеюсь, уже кое-что будет.

– И оружие, – напомнил Валландер. – Это тоже очень важно.

Валландер взял счет. Нюберг во что бы то ни стало хотел заплатить за себя.

– Мы спишем это как представительские расходы, – сказал Валландер.

– Это не пройдет.

Валландер полез за бумажником, но бумажника не было. Тут же перед глазами возникла картинка: кухонный стол, а на нем бумажник.

– Я все равно угощаю, – настаивал Валландер. – Но я, к сожалению, забыл бумажник дома.

Нюберг достал из кармана кошелек – у него было двести крон. Счет был вдвое больше.

– За углом есть банкомат, – сказал Валландер.

– Я этими карточками не пользуюсь, – проворчал Нюберг.

Официантка выключила и включила свет, потом подошла к столу. Они были последними в зале. Нюберг показал удостоверение. Она подозрительно его рассмотрела:

– У нас кредита нет.

– Мы полицейские, – запротестовал Валландер. – Может же такое случиться – я забыл бумажник.

– У нас кредита нет, – повторила официантка. – Если вы не заплатите, я буду вынуждена на вас заявить.

– Заявить куда?

– В полицию.

Валландер уже готов был вспылить, но Нюберг удержал его.

– Это может быть интересно, – сказал он.

– Так будете платить или нет?

– Я думаю, вам лучше позвонить в полицию.

Официантка заперла наружную дверь и ушла звонить. Минуту спустя она вернулась.

– Сейчас приедет полиция, – сказала она. – До этого прошу не двигаться с места.

Через пять минут они услышали, как у входа остановилась патрульная машина. Вошли двое полицейских, один из них – Эдмундссон.

– У нас проблема, – сказал Валландер. – Я забыл бумажник, а у Нюберга не хватает наличных. В кредит здесь не кормят. Нюберг показал ей удостоверение, но оно на нее не произвело впечатления.

Эдмундссон захохотал.

– На сколько счет? – спросил он.

– Четыреста крон.

Эдмундссон вытащил бумажник и заплатил.

– Я не виновата, – смущенно сказала официантка. – Хозяин не велит кормить в кредит ни при каких условиях.

– А кто хозяин?

– Фредрикссон. Альф Фредрикссон.

– Такой большой и толстый? Живет в Сварт?

Официантка кивнула.

– Я его знаю, – заявил Нюберг. – Хороший мужик. Передай ему привет от Нюберга и Валландера.

Когда они вышли на улицу, машина с полицейскими уже исчезла.

– Странный август, – сказал Нюберг. – Уже пятнадцатое число, а все еще так тепло.

Они расстались на углу Хамнгатан.

– Мы не знаем, что у него на уме, – сказал Валландер, – не даст ли он о себе знать опять.

– Поэтому-то мы и должны его поймать, – ответил Нюберг, – и желательно побыстрее.

Валландер медленно побрел домой. Разговор с Нюбергом словно придал ему сил. Но на душе оставалось паршиво. Хотя он и не хотел себе в этом признаться, но разговоры с Турнбергом и особенно с Лизой Хольгерссон выбили его из колеи. Может быть, он обошелся с прокурором несправедливо? Может, и вправду лучше уступить руководство кому-то другому?

Придя домой, он сварил кофе и сел за кухонный стол. Термометр за окном показывал девятнадцать градусов. Валландер достал блокнот с ручкой. Потом отправился на поиски очков. Одни удалось найти под диваном.

С чашкой кофе в руке он несколько раз обошел вокруг стола, словно настраивая себя на предстоящий подвиг.

Он никогда раньше этого не делал – не сочинял выступлений для похорон. Для похорон убитых коллег.

Он горько сожалел, что взялся за это. Как описать свое состояние, когда находишь товарища, лежащего на полу своей квартиры с наполовину отстреленной головой?

Наконец он собрался с духом и сел за стол. Вспомнил, как впервые встретился со Сведбергом. Двадцать лет назад. У Сведберга уже тогда была лысина.

Он написал половину речи, порвал и начал снова.

В час ночи речь была готова. Во всяком случае, написанное не вызывало у него раздражения. Он вышел на балкон. На улице было темно, тихо и тепло. Он вспомнил разговор с Нюбергом. Потом ему представилась Иса Эденгрен, мертвая, скорчившаяся в расщелине, служившей ей когда-то в детстве тайником. На этот раз тайник ее не спас.

Он вошел в квартиру, оставив балконную дверь открытой.

Его не оставляла мысль – тот, кто затаился в этой тьме, может нанести новый удар.