Текст книги "Юве! 100 лет итальянской футбольной династии «Ювентуса». История одного из лучших итальянских клубов"

В средней школе Массимо д’Адзельо с детьми-мажорами

Все в Турине знают Массимо д’Адзельо. Эта средняя школа находится в самом сердце барочного города, и дети, которые туда ходят, происходят из «хороших» (то бишь богатых) семей. Она стала синонимом строгих правил и больших достижений в жизни, поэтому, если вы были из числа ее выпускников, у вас были хорошие шансы обеспечить своих близких летним домиком на лигурийском побережье и проводить с ними зимние выходные и праздничные дни за катанием на лыжах в Сестриере. Также весьма велика была вероятность, что работа, которую вам дадут после школы, не будет слишком уж пыльной. Вам, конечно, понадобится хороший гардероб и умение заводить связи, но велик шанс, что таскать тяжести вам не придется.

В 1897 году компания детей-мажоров из Массимо д’Адзельо решила учредить собственную футбольную команду. Они видели, как все эти заграничные типы играют в это на Пьяцца д’Арми, и со стороны игра выглядела веселой забавой. Они встретились в веломастерской, гудели и бормотали, обсуждая название, и в конечном итоге остановились на латинском слове, означающем «молодость». Вначале «Ювентусу» было не с кем играть, но это было не страшно, потому что и сами игроки не знали, как играть. Со временем они обзавелись формой, и вскоре две сотни зрителей стали собираться, чтобы посмотреть на них. Учитывая, что занимались они только одним делом, они изменили свое название с Juventus Sport Club на Juventus Football Club.

К этому времени Турин стал домом для маленького сообщества из Ноттингема. По всеобщему мнению, один из них, Том Гордон Сэвидж (Джон), был очень хорошим игроком, но его не устраивала клубная униформа. Рубашка носилась с черным галстуком-бабочкой и панталонами, и с этим как раз все было нормально. Проблема была в том, что форма была розовая, в цветах новомодной газеты Gazzetta dello Sport. Сэвидж и его приятель Гудли сочли, что форма выглядит несколько аляповато, поэтому в 1902 году сами похлопотали, заказав новую из Блайтли. Существует бесчисленное количество теорий о том, что произошло дальше: некоторые довольно убедительные, но большинство попросту смехотворные. Люди очень сильно распаляются, когда речь заходит о подобных вещах, поэтому лучшим вариантом будет, пожалуй, произвольно выбрать какую-то одну и отнестись к ней с внушительной долей скепсиса.

Легенда гласит, что Сэвидж разместил заказ и включил одну из имевшихся рубашек в качестве примера. Поставщик-производитель заключил, что рубашка некогда была белой – потому что кому в здравом уме придет идея играть в футбол в розовом? – и что при стирке просто произошел несчастный случай. Ну а поскольку заказ был размещен срочный, он решил, что лучшим выходом будет отправить посылку с униформой, наиболее похожей на эту. На складе у него была гора красных рубашек «Ноттингем Форест» и кучка черно-белых футболок «Ноттс Каунти». Он отправил последние, и так на свет родились знаменитые bianconeri[10]10
  Бьянконери – знаменитое прозвище «Юве», дословно «бело-черные». – Прим. ред.


[Закрыть].

В Прима Категория в том году соревновались шесть команд: три из Турина, две из Генуи и одна из Милана. «Ювентус» впервые дошел до финала, но для того чтобы сыграть в нем, им нужно было поехать в Геную. Они приехали туда изможденными, и «Дженоа» проехалась по ним катком, выиграв 3:0 и завоевав свое пятое чемпионство за шесть лет.

ФИФА появилась на свет в 1904 году, и в следующем году к ней присоединилась Итальянская федерация. Игра по-прежнему была исключительно любительской, и игроки «Ювентуса» платили взносы за привилегию посоревноваться. К тому времени у клуба были лучшие игроки Турина, а на стадионе «Велодромо Умберто I» – лучшие условия для игры. Той весной они одолели другие туринские команды, сумев пройти в финал чемпионата. В круговом турнире они сошлись с «Дженоа» и «UC Миланезе», остались непобежденными в четырех матчах и стали чемпионами Италии.

Проблема была в том, что новый президент клуба, швейцарец по имени Альфред Дик, был напыщенным автократом. Это было проблематичным для старых «ювентини», для которых игра была лишь хобби. Она была отдушиной, а потому предполагала дух товарищества и веселье. Им нравилось побеждать и очень нравилось праздновать эти победы. В понимании Дика, впрочем, не спать до глубокой ночи, чтобы festeggiare[11]11
  Празднество.


[Закрыть], было немыслимым. Они были людьми спорта, и его интерпретация этого термина разнилась с их представлениями. Он требовал, чтобы они были серьезны, аскетичны и исполнены чувства долга, и его совершенно не интересовали вечеринки и ребяческие удовольствия. «Ювентус» был орудием, при помощи которого он рассчитывал поднять свой личный престиж и престиж своей обувной империи, и игроки поступят правильно, если будут вести себя соответственно. Дик заполонял свои фабрики – и свою футбольную команду – игроками из Швейцарии и Британии, некоторые из которых были неотесанными типами из рабочего класса. Он высасывал все веселье из игры, а его пролы[12]12
  Термин из книги Джорджа Оруэлла «1984» для обозначения рабочего класса – пролетариата. – Прим. ред.


[Закрыть] были неуклюжими и ничтожными.

Кульминация случилась на решающей игре за чемпионство 1906 года в Милане. Проинспектировав игровое покрытие, Дик объявил, что оно непригодно для поставленной цели и, как следствие, «Юве» не будет выходить на игру. Клуб лишился чемпионства, и это обратило большинство членов клуба против него. Дика уволили, а он забрал свои деньги, половину игроков команды и договор аренды «Велодромо», который заключил, и основал новый клуб. Игроки ФК «Торино» будут носить гранатово-красные футболки, и их усилиями Дик будет вершить свое возмездие.

«Юве» вернулся на старое потрепанное поле на Пьяцца д’Арми, свой первый дом. Две команды встретились там 13 января 1907-го, и Ханс Кампфер, один из перебежчиков, забил победный за «Торино». Говорят, что Дик гола не видел – он умудрился запереть себя в туалете в перерыве матча, – но присутствовал на ответной игре, случившейся через три недели. На сей раз Кампфер забил четыре, и велико искушение подумать: «Смеется тот, кто…» Это, впрочем, предполагало бы, что Дик знал, как смеяться, а он едва был способен выдавить ухмылку. Новая команда Дика разбила его старую в пух и прах, но он все никак не мог обрести покой. Два года спустя он вышиб себе мозги выстрелом из пистолета – это случилось в недрах «Велодромо», но клуб, который он создал, и метафора, которую его творение олицетворяла, продолжили жить. «Торино» и дальше будет оставаться командой обездоленных и маргинализированных.

Лишившись своих лучших игроков, их соседи на какое-то время перестали представлять собой футбольную силу. Это было досадно, но, по крайней мере, им удалось остаться верными своим идеалам. Членство в клубе было символом статуса, и оно было зарезервировано для городских патрициев, крупных игроков и узкого круга посвященных. Они колебались слишком сильно расширяться, преследуя свои цели, потому что расширяться для того, чтобы одолеть горстку плебеев, было ниже их достоинства. Выглядеть со стороны элегантно, благовоспитанно и породисто было куда важнее, чем выигрывать; футбол был игрой для джентльменов.

Подобному манерничанью не было места в Верчелли, городке примерно в 30 тысяч жителей, расположенном посреди рисовых полей рядом с границей между Пьемонтом и Ломбардией. К тому времени футбольная мания уже перекинулась на классы тружеников, представителей которых в команде «Про Верчелли» было полно. Они были лишены заблуждений по поводу благолепия и мало что любили так же сильно, как обыгрывать в матчах малодушных недоумков из высших слоев Турина. То же самое относилось и к их соотечественникам из соседних Новары, Казале Монферрато и Алессандрии. Область, известная как Пьемонтский Четырехугольник, была эпицентром итальянского футбола до Первой мировой войны. «Про Верчелли» – «белые джемпера» – выиграют четыре национальных чемпионства в промежуток с 1910 по 1913 г.

В том году «Ювентус» едва не прекратил свое существование. Футбол стал настолько популярным, что Прима Категория включала теперь три северных дивизиона (Пьемонт, Лигурия – Ломбардия и Венето – Эмилия-Романья) и три южных. Две первые команды из каждого дивизиона отбирались в мини-лиги с участием шести команд, по одной на севере и на юге. Победители этих лиг проводили finalissima – плей-офф из двух матчей, финал всех финалов, который чемпион севера всегда выигрывал со счетом, свойственным для крикета. Затем отбросы обеих лиг вылетали, расчищая путь для новых кандидатов, – таким вот образом старому доброму «Юве» и удалось вернуться. Теперь, правда, они были почти что худшей командой Пьемонта: свое первое туринское дерби они проиграли 0:8, а второе 6:8. Они были разжалованы до аутсайдеров – за весь сезон им удалось выиграть всего одну игру, но зато они получили молодого, блестящего и полного энтузиазма юриста на должность председателя клуба – им стал Пино Хесс. Он воспользовался юридической лазейкой, сумев обеспечить команде место в ломбардском дивизионе, благодаря чему клуб был спасен от исчезновения.

Два года спустя, когда Италия уже стояла на пороге войны, клуб запустил новый радикальный журнал. Целью издания Hurrà было держать членов клуба в курсе новостей, происходивших с ним, – причем везде, куда бы ни забросили читателя перипетии военного конфликта. В стране, где 40 % населения оставались неграмотными, это было знаковым событием. Турин вновь стал одним из богатейших городов Италии, а «ювентини» были богатейшими из богатейших. Они были самыми породистыми и самыми начитанными, но в следующем году их футбольная команда вынуждена была уйти на трехлетний перерыв.

На пороге дома Джованни Аньелли вместе с Сандро Дзамбелли

Несмотря на все лишения и смерти, обрушившиеся на простой народ, Джованни Аньелли от войны только выиграл. Его компания разрослась и диверсифицировалась и в процессе своего развития внесла громадный вклад в военную экономику страны. FIAT выпускал вооружение, моторы и самолеты, а его подразделения, занимавшиеся кораблестроительством и доставкой грузов морем, приносили особенно много прибыли. К моменту окончания боевых действий компания стала третьим по величине производителем в Италии, а сам Аньелли стал чрезвычайно влиятельным человеком. В придачу к FIAT он владел RIV, основанной им в 1906 году компанией, выпускавшей шарикоподшипники, а также имел долю в туринской ежедневной газете La Stampa. Кроме того, у него были существенные деловые интересы в таких сферах, как текстильная промышленность, производство цемента и стали, авиация и даже розничная торговля. Rinascente был первым универсальным магазином Италии и до сих пор остается самым знаменитым.

Аньелли заработал много денег, снабжая разрушенный континент американской помощью, а во время своей поездки в США он даже посетил завод Ford в Мичигане. Он увидел автоматизированную «производственную линию» и был поражен ее скоростью и эффективностью. FIAT за день работы производил горстку автомобилей, тогда как Ford выпускал несколько сотен. Время производства модели «Т» составляло 90 минут, а качество сборки и точность были при этом ошеломительными. Аньелли твердо решил построить в Турине собственную производственную линию, но для этого ему нужны были новый деньги и новые помещения. Его старая штаб-квартира на Корсо Данте была недостаточно просторной, а тот факт, что заводские мастерские, офисы и фабрики были разбросаны по городу тут и там, делал рабочий процесс неэффективным, дорогостоящим и обременительным. FIAT нуждался в одном большом, полностью автоматизированном и гомогенном заводе, а посему Аньелли решил приобрести ряд незанятых полей на юго-западной оконечности города, в Линготто. Он нанял великого инженера-рационалиста Джакомо Матте-Трукко, чтобы он спроектировал завод, и к 1922 году его строительство было практически завершено.

В шести километрах на северо-запад от Линготто велись работы над другим проектом Джованни Аньелли. Директора «Ювентуса» Сандро Дзамбелли сильно раздражал тот факт, что один из его игроков, Антонио Бруна, регулярно пропускает тренировки. Бруна трудился в FIAT, но его боссы никогда не соглашались отпускать его с работы пораньше, чтобы он мог потренироваться. Это негативно сказывалось на команде, поэтому Дзамбелли сел на велосипед, доехал до дома Аньелли, постучал в дверь и попросил хозяина сделать исключение.

Аньелли был довольно холодным и строгим человеком, но ему пришлась по нраву искренность Дзамбелли. Он согласился отпускать Бруну с работы, когда будет возникать такая необходимость, принял приглашение прийти посмотреть на игру команды и вскоре начал регулярно посещать ее матчи в компании своего 33-летнего сына Эдоардо. И хотя у них было мало общего, со временем их стала объединять общая страсть к игре. Когда президент клуба дал понять, что готов уйти с должности, у Джованни спросили, не хочет ли он сам занять его место. Это, конечно, великая честь, но с таким количеством дел и прочих забот ему будет трудно найти свободное время на клуб.

Эдоардо же, напротив, имел его вдоволь. Ему нравилось путешествовать, вести праздную жизнь и, несмотря на всю красоту его рыжеволосой супруги Виргинии, волочиться за женщинами. Однако своего предназначения он пока так и не раскрыл, а тяжелая промышленность его совершенно не интересовала. Футбол будет хотя бы как-то занимать его время, но что еще лучше, он позволит ему удерживать отца и его прозаический бизнес по зарабатыванию денег на расстоянии вытянутой руки. Джованни от лица сына принял предложение и раскошелился на строительство будущего футуристического стадиона. 24 июля 1923 года голубоглазого блондина Эдоардо Аньелли представили в должности президента футбольного клуба «Ювентус».

В своей речи на инаугурации Эдоардо сказал своим коллегам по совету директоров, что будет вести деятельное участие в жизни клуба. Его девиз был: «Даже хорошее можно улучшить», и этот девиз находил отражение во всем, что он делал. По большей части он делал то же, чем семья Аньелли занимается вот уже как целый век. Он закидывал «Ювентус» деньгами – большими деньгами.

Новый стадион, «Кампо Ювентус», располагался рядом со штаб-квартирой FIAT на Корсо Марсилья. Его дизайн и строительство были вверены одному из членов совета директоров FIAT, инженеру Пьерино Монатери, и он должен был стать первым в Италии стадионом из железобетона. Стадион включал в себя великолепные офисы в стиле «либерти» и крытые сидячие места – для тех, кто имел необходимые средства, чтобы позволить себе билеты. Там были теннисные корты и гимнастические залы, а прожектора, которые будут впервые задействованы на спортивной арене, добавят позднее. Город проложил новые трамвайные линии, чтобы переправлять «болельщиков» туда-сюда, а по его периметру установил громадные рекламные щиты.

Технически футбол все еще был любительским спортом. Игроки обязаны были доказывать, что они живут и работают в comune (муниципальном округе) своих клубов и, по крайней мере формально, не получают зарплату. Однако игра становилась все популярнее, и клубы начали брать плату за просмотр матчей. Где навоз, там и гроши… И наоборот. Несколькими годами ранее два игрока из «Дженоа» были отстранены за то, что получали плату, – их признали виновными в «профессионализме». Клубы искали любые возможности обойти правила хитростью. Анонимные «доброжелатели» сталкивались с игроками на улице и всучивали им пухлые коричневые конверты. Болельщики организовывали «сбор средств», или звезды вдруг выигрывали призы, которые тут же продавались от их имени. Формально это не имело никакого отношения к их клубам, но более амбициозные владельцы такими правдами и неправдами находили способы заботиться о своих игроках.

Но в представлениях Эдоардо о его любимых bianconeri не было ничего непрофессионального. Он сказал Дзамбелли, Монатери и вице-президенту Энрико Кравери, что вместе они сделают «Ювентус» лучшей командой во всей Италии. У Эдоардо было много денег и желание доказать свою состоятельность отцу, а потому его совершенно не интересовали ежегодные финиши на 5–6-х местах. Он начал с назначения нового тренера. До сих пор игроки сами следили за собой, но теперь появился венгр Йено Каролы, который стал руководить тренировками и выбирать состав. Как все наемные работники Аньелли, он получал зарплату и ежегодно уходил в оплачиваемый в размере недельной зарплаты отпуск. Также он получал солидный бонус, когда команда выигрывала. Игроки тоже получали премии, а еще они должны были водить только автомобили компании – нравились они им или нет.

Новая эра началась с предсезонных спаренных матчей против «Про Верчелли», самой успешной команды итальянского футбола. «Про» и «Дженоа» располагали лучшими игроками Италии, тогда как Аньелли унаследовал сборище обалдуев. Подкрепления приходили, но правила резидентства существенно ограничивали возможности клуба. При поверхностном взгляде, матч был безобидным предсезонным товарняком между великим «Верчелли» и не слишком-то выдающимся Турином; на практике же он обернулся для итальянского футбола таким потрясением, последствия которого ощущаются и по сей день.

«Про» вышел на поле без двух своих лучших игроков. Причина этого интерпретируется по-разному, и это отчасти объясняет то, почему ее интерпретируют, проинтерпретируют и неверно интерпретируют вот уже почти век. Каждый думает, что знает, что там произошло, тогда как на самом деле не знает никто. Говоря упрощенно, появилось два резко контрастирующих нарратива, объясняющих те события. Футбол, в особенности итальянский, явление бинарное по своей сути, поэтому всегда есть «версия «Ювентуса» и «версия против «Ювентуса». Они существуют в прямо противоположных точках геостационарной орбиты и олицетворяют собой историю организации в микрокосме.

На фоне продолжительных изнурительных споров вокруг денег «Про Верчелли» проинформировал своих игроков о том, что никаких денег нет. Футбол оставался любительским спортом, и клуб будет продолжать жить в соответствии с этим принципом до дальнейших распоряжений. Любой, кого не устраивало такое положение дел, мог свободно покинуть команду, и, судя по всему, двух человек оно действительно не устраивало. Форвард Густаво Гай и крайний защитник Вирджинио Розетта сообщили учредителю и сопредседателю клуба Луиджи Бодзино о своем желании уйти. Гай сказал, что сыт по горло провинциальным, задрипанным «Верчелли». Он хотел перейти в «Милан» и попросил, чтобы его регистрацию отменили и включили в обязательный список игроков на трансфер. Из-за этого он как бы оказался в подвешенном состоянии, ведь законы о резидентстве гласили, что он не может играть за «Милан» до тех пор, пока не сможет доказать факт своего проживания в городе. Тут на авансцену и выходит почтенная фигура Улисса Баруффини, директора «AC Милан» и президента Северной лиги.

В распоряжении Баруффини находилось письмо от одного из его приятелей, подтверждавшее тот факт, что Гай уже является резидентом Милана и трудоустроен на фарфоровой фабрике; по всей видимости, игрок попросту позабыл обновить свои документы о резидентстве. Баруффини убедил остальных членов правления Северной лиги, в числе которых был и его приятель Бодзино, что все это абсолютно правдоподобно, благодаря чему трансфер Гая в «Милан» был оформлен. Бодзино, который, как считается, испытывал некоторые финансовые трудности, объявил себя удовлетворенным таким исходом, и новый сезон Густаво Гай начал в качестве игрока «Милана».

Добрый народ Верчелли счел эту историю возмутительной. Каким образом Гай находил время на тренировки и игру, если он одновременно работал и в Милане, и в Верчелли? Более того, если он жил в Милане и действительно работал на фарфоровой фабрике, то тогда он по определению не мог легально играть за «Про». Почему в таком случае никто об этом не сообщил? Почему тогда лига не наложила на него санкции и почему она лишает его игровой лицензии теперь? Дело дурно пахло.

Случай Розетты был таким же, но совершенно отличался. Версия «Ювентуса» гласит, что Пьерино Монатери спросил, почему крайнего защитника нет на товарищеском матче, на что ему ответили, что он запросил трансфер. Монатери впоследствии объяснил Розетте, что для него найдется место в Турине, а вместе с ним идет и компенсационная выплата за «перемещение» в размере 45 тысяч лир. Розетта был бухгалтером по профессии, и судьба распорядилась так, что Сандро Аймоне Марсану, одному из директоров «Юве», как раз очень нужен был бухгалтер. Розетта сказал, что такой вариант ему очень по душе. Очевидно, что его «окучили» так же, как это сделал с Гаем «Милан». Все понимали, какую игру они ведут, но система была предрасположена к лицемерию, и, по крайней мере технически, никакие правила нарушены не были. Следовательно, если Розетта сможет предоставить доказательство своего резидентства, путь в «Юве» ему будет открыт.

Однако «Ювентус» был в совершенно ином положении в сравнении с «Миланом». Монатери и Кравери понимали, что присутствие Аньелли служит четким и очевидным сигналом об угрозе власти той шайки, которая заправляла всем футболом на севере. Они видели в пришествии Эдоардо объявление войны и решили драться до последней капли крови, лишь бы сорвать трансфер Розетты здесь и сейчас и нейтрализовать влияние «Юве» в долгосрочной перспективе.

Дело разовьется в битву характеров и в конечном счете превратится в соперничество за политическое верховенство. Лига пользовалась доминирующим влиянием, по крайней мере, с точки зрения цифр, но Эдоардо отлично понимал, что цифры – всего лишь цифры. Если жизнь в клане Аньелли и научила его чему-то, так это тому, что всех людей можно купить. Типы вроде Бодзино и Баруффини – продажны по натуре, а значит, со временем и при наличии терпения, а главное, денег, их можно будет образумить, это как пить дать.

16 ноября 1923 года Розетта присутствовал на заседании FIGC[13]13
  Federazione Italiana Giuoco Calcio – Итальянская федерация футбола.


[Закрыть], верховного органа итальянского футбола. Он предоставил доказательства наличия работы и арендованного жилья в Турине, а чиновники подтвердили, что санкционируют его переход при условии, что его одобрит и заверит печатью Северная лига. Проблема была в том, что президентом лиги был «Миланезе» Баруффини, а он и его лакеи поставили себе задачу воспрепятствовать трансферу всеми возможными способами.

Их мотивы были ясны. В 1923-м они имели такой же высокий статус, какой имеют сейчас, и во многих отношениях они и есть история итальянского футбола. «Ювентус» спонсирует семья Аньелли, богатые промышленники из надменного, почти французского Турина. Они возвели помпезный новый стадион и высказывали новомодные идеи, и если их оставить без присмотра, они, пользуясь своими деньгами, вскоре захватят власть. Клубы Четырехугольника были гораздо ближе к Милану, чем к Турину, как в географическом отношении, так и в лингвистическом и культурном. Новара расположена в 15 километрах от Тичино, реки, разделяющей Пьемонт и Ломбардию, и в 40 километрах от самого Милана. Самодовольные фарисеи Турина же были в 100 километрах на западе, гораздо дальше во всех смыслах. Более того, лиге было что терять, как в коллективном плане, так и индивидуально ее членам, поэтому решение твердо стоять на своем и поумерить пыл Аньелли выглядело вполне логичным. Следовательно, они объявили о том, что «Про Верчелли» не сумел поставить все клубы в известность о том, что Розетта доступен для трансфера. Таким образом, его регистрация в качестве игрока «Про Верчелли» все же не может быть аннулирована, а сам он не может присоединиться к «Ювентусу».

Аньелли отказался вмешиваться в публичную перепалку, а вместо этого написал письмо в FIGC. После долгой суматохи они признали недействительным решение Северной лиги и издали декрет о том, что трансфер может быть проведен. 25 ноября Вири Розетта дебютировал за свой новый клуб в домашней игре против «Модены». «Юве» выиграл матч 1:0, но «Модена» подала апелляцию в лигу (по сути, самой себе), и та присудила ей победу со счетом 2:0. «Юве» теперь был в состоянии войны с другими клубами и прессой. Это обратило против него общественное мнение, и этот поворот событий стал (и остается таковым до сих пор) ключевым элементом в эволюции клуба.

На следующей неделе в город пожаловала грозная «Дженоа». Когда счет был равным, 1:1, мяч прилетел к… Розетте. Он вколотил победный гол, но результат матча снова был признан недействительным. Вновь была подана контрапелляция в FIGC, и развернулась битва за моральное и политическое превосходство, в которой обе стороны по-прежнему вели себя непримиримо. То же самое повторилось на следующей неделе в Падуе, и теперь в деле появились конфликтующие варианты таблицы лиги. Классификация FIGC, одобренная Международным олимпийским комитетом, ясно давала понять, что на вершине таблицы находится «Юве». Лига, однако, оштрафовала клуб на шесть очков, поэтому 30 декабря FIGC объявила, что совет директоров лиги – главным образом владельцы «Милана», «Модены», «Дженоа» и «Интернационале» – отныне вне закона. В ответ лига созвала собственное заседание, и по результатам голосования (156 голосов за, и лишь 1, голос «Ювентуса», против) предложила верховному органу итальянского футбола пойти куда подальше.

В конечном итоге у «Юве» отобрали игрока, очки и победу в чемпионате, в котором он начал доминировать. Розетту, по крайней мере технически, вернули в состав «Про Верчелли», но, будучи резидентом Турина, он все равно не мог играть за них, даже если бы хотел.

Старая гвардия победила в битве, но Аньелли не были бы Аньелли, если бы позволили ей выиграть войну. С самого начала Кравери и Монатери предупреждали Эдоардо, что он столкнется с сопротивлением. Поначалу он этого не понял, потому что привык к комфортной и легкой жизни. Футбол же познакомил его с людьми, желавшими ему зла, и их методами. Он был наивен, но теперь понял, что спорт и политика неразрывно связаны. Он и «Ювентус» смогут преуспевать на поле, только если будут вести себя умно за его пределами. Им придется активно применять дипломатию, мыслить стратегически и ввязываться в опасные политические игры – и с этого момента именно этим они будут заниматься. Следовательно, возникает вопрос, как лучше всего отомстить?

Итальянские клубные команды никогда не совались за границу. Транспортировка была хлопотным, затратным в плане времени и неудобным делом, а игроки не могли себе позволить отпуска на работе. В апреле, однако, «Юве» принял приглашение (откуда бы вы думали?) из Германии. Там им предстояло провести шесть матчей за двенадцать дней, и клуб был готов проконтролировать, чтобы наниматели игроков получили адекватную компенсацию за участие своих работников. Из-за турне им пришлось выставлять второй состав на заключительную игру лиги против «Интера», но, поступив таким образом, они лишь напомнили спортивному сообществу о вероломстве Северной лиги.

Немецкая авантюра была одновременно абсурдной и скандальной, а потому вызвала существенный интерес к себе дома. Она имела огромное значение, и из логики вытекало, что если «Юве» выступит успешно, он укрепит не только свой собственный престиж, но и престиж всей Италии. Первую игру в Берлине они свели вничью, а вторую, в Гамбурге, проиграли. Но затем они сначала разбили «Ганновер» 6:0, а потом победили «Бремен», «Лейпциг» и «Дрезден». Возвращение получилось фантастическим, и на родине их успехи восприняли очень позитивно. Они заставили людей гордиться тем, что они итальянцы, и по возвращении игроков чествовали, как героев-завоевателей. Никогда прежде ничего подобного никем не предпринималось, и символизм одержанной победы над немцами, старыми врагами, не остался незамеченным. Они были успешны на футбольном поле, но что было более важно в тех обстоятельствах, их победы составили политический триумф для страны и правившей в Италии фашистской партии.

Парижская Олимпиада 1924 года была уже не за горами, и у Италии были большие надежды на футбольную сборную. Розетта был одной из главных звезд национальной команды, но Бодзино, его давнишний председатель из «Про Верчелли», стоял у руля. Он был автором всей этой постыдной саги, а его попытки изобразить Розетту в роли наемника были явными ударами ниже пояса в войне против «Ювентуса». Розетта любил свою страну, но когда команда Италии отбыла в Париж 20 мая, он остался дома. Потом, следуя совету руководства «Юве», он написал в FIGC. Он умно поступил, заявив в письме, что не может поехать во Францию потому, что его босс в Турине не готов отпустить его с работы. Это подтверждало легитимность позиции «Юве» и вновь раскрыло все лицемерие решения «перерегистрировать» его в «Верчелли». Письмо четко и ясно перекладывало вину на Бодзино и Баруффини, а если брать шире, то на «Про Верчелли» и «Милан».

Теперь мечты Италии об олимпийском золоте были под угрозой, поэтому делу было придано общенациональное значение. В попытке разрешить безвыходную ситуацию, CONI, Итальянский олимпийский комитет, умолял Аньелли вмешаться, чтобы защитить их интересы. Невзирая на тот факт, что Розетта не был его игроком, он, по-видимому, сумел убедить Аймоне Марсана, его босса, отпустить игрока, чтобы тот мог исполнить свой патриотический долг перед страной. О согласии Аймоне Марсана позаботились, и Розетта сел на поезд в Париж накануне матча – открытия турнира против Испании. Так по распоряжению «Юве» (как это было ясно «Про Верчелли») было обеспечено участие игрока в победе Azzurri со счетом 1:0 и дальнейшее его появление в игре против Люксембурга, принесшей сборной выход в четвертьфинал.

Это был мастерский ход, и домой Розетта вернулся героем. Ему было двадцать два, у него впереди была долгая карьера, и превратности судьбы, постигшие его в предшествующие месяцы, убедили его, что его дом – это Турин. Было немыслимо представить его возвращение в «Верчелли», но – вот ведь абсурд – он продолжал числиться игроком «Про». В таких обстоятельствах клубу предстояло решить: либо они теряют его без какой-либо компенсации вообще, либо устраивают некую сделку с «Юве».

В конечном счете одураченный старый Бодзино принял чек на 50 тысяч лир. Аньелли не уточнял, за что именно выплачены эти деньги, но ему и не нужно было. «Ювентус» разрушил псевдолюбительский статус футбола и трансформировал его в рынок.